Текст книги "Проси за меня у святого Мартина, хранителя всех бродяг (СИ)"

Автор книги: Настя Чацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

    “Пока я держу удар, тяну сигарету, курю взатяг —

      молись обо мне святому Мартину, хранителю всех бродяг…”

Его губы разбиты, поэтому улыбка получается багряной и злой.

– На что уставилась?

Девчонка отводит глаза и ускоряет шаг.

Здесь и правда не на что смотреть – сочные ссадины и наливающийся синяк под глазом, как недоспевшая слива. Скука смертная. ХэТянь не собирается даже наушник из уха вытаскивать ради этого побитого типа, но ловит прямой напряжённый взгляд. Под таким взглядом он чувствует себя койотом, разрывшим барсучью нору, сожравшим всю барсучью семью. Сыто и самую малость беспокойно.

Ноги сами останавливаются, рука дёргает шнурок, наушник повисает в пальцах, качается туда-сюда. Вот-вот прозвенит звонок, очередной прекрасный день в школе начинается для кого-то отбитыми почками – дерьмо случается. Некоторым нравится обсираться подобным образом, и ХэТянь хочет рассмеяться в лицо этому жалкому избитому зверю перед собой, но только брови поднимает, спокойно смотрит в ответ. Кровь попала на футболку, штанами словно газонную траву растирали по тротуару. Рыжий и сейчас сидит на земле, широко расставив ноги. Не отводит взгляд, наклоняется вбок и медленно сплёвывает тягучую кровавую слюну. Тонкая нитка ложится на подбородок. Наискось.

– Пересел бы на скамейку, а то штаны запачкаешь, – советует ХэТянь и не выдерживает – скалится, как гнида.

Глупо получилось.

Рыжий молча поднимает руку и показывает ему средний палец со сбитой до мяса костяшкой. Отводит глаза и втыкает перед собой, будто теряет интерес. Если бы он хотел нарваться на жалость, достаточно было бы просто задрать футболку и показать разукрашенное свежими гематомами тело. Если бы он хотел показаться крутым, ХэТяню в лицо уже прилетело бы разбитым кулаком. А он даже не встаёт. Возможно, просто не может, возможно, у него внутреннее кровотечение, и поэтому кожа лица белая настолько, что нитка на подбородке кажется почти чёрной. Если растереть её пальцем, останется красное пятно.

ХэТянь возвращает наушник в ухо и идёт на урок, не оборачиваясь.

В тот день он встречает Рыжего впервые, и в память впечатывается это: школьный двор, зелёный солнечный свет сквозь молодые кленовые листья и кровь на губах. Рыжий рубиново скалится, щерится.

И молчит.

...он появляется из ниоткуда, словно за углом школы расположился город-призрак, сплёвывающий таких вот невидимок. Вшивых бродячих собак – таких обычно отстреливают.

ХэТянь редко замечает отбросы. Между «проигнорировать» и «указать на своё превосходство» он предпочитает вариант, где зажимает какую-нибудь девчонку в школьной раздевалке. Они никогда не сопротивляются, эти девчонки.

С ними просто. В жизни Хэ Тяня всё очень просто, порой вседозволенность вызывает приступы острой скуки, когда всё наворачивает по кругу: уроки, уважение друзей, семейные ужины по субботам, редкие встречи с вечно занятым отцом, пустая квартира на двадцать четвёртом этаже, девушки, школа… Этот список лучше не продолжать. Об этом вообще лучше не думать, но ХэТянь ловит себя на этих мыслях, когда цепляется взглядом за уверенно вышедшего на школьный двор Рыжего.

После того как тот, избитый, сидел у школьных ворот и плевался кровавой пеной, прошло три дня, если не считать выходных. ХэТянь ни разу не вспоминает о нём, а теперь взгляд останавливается сам. У Рыжего осталась небольшая тень на скуле и тёмное запёкшееся пятно в углу рта. Рюкзак висит на одном плече, второй рукой он засовывает в карман штанов мятую сигаретную пачку. Живой.

Зажило, как на собаке, думает ХэТянь и усмехается.

Громкий хруст, с которым Чуни вскрывает пакет сырных чипсов, отвлекает его. Он переводит взгляд на сидящих за столом друзей и только теперь понимает, что на секунду выпал из разговора. Чуни пихает его локтем и ржёт, будто приглашает посмеяться вместе с ним. ХэТянь тоже улыбается, потому что Йонг, судя по всему, только что закончил рассказывать какую-то забавную историю: снова его сестрица что-то учудила.

Взгляд против воли возвращается к тому месту, где только что проходил этот избитый перец. ХэТянь опирается локтями о стол и наклоняет голову – теперь Рыжий подходит к питьевому фонтану около стенда с расписанием, стаскивает с плеча рюкзак.

– Каждый раз одно и то же, – говорит Йонг и закручивает бутылку своей молочной газировки. – Ещё одного ухажёра Су наша семья не переживёт. Особенно, если он опять окажется работником с отцовской заправки.

– Прошлый был не так плох, – говорит Чуни с набитым ртом. – Это ведь он таскал ей леденцы и приглашал в ту забегаловку, где подают недоваренную лапшу?

– О, заткнись, не напоминай. Су после того случая неделю не разговаривала с отцом.

Чуни со смехом качает головой. Говорит:

– Я ужасно счастлив, что у меня нет братьев или сестёр.

– А ещё тебе не нужно каждое утро ждать, когда же освободится чёртова ванна, – согласно кивает Йонг. – Ты куда это, Хэ?

ХэТянь понимает, что поднялся из-за стола, когда встречает на себе два удивлённых взгляда. Он переступает через лавку и взмахивает рукой:

– Сейчас вернусь, пить хочу.

– У меня есть… – начинает Йонг, поднимая бутылку молочной газировки, но ХэТянь уже шагает через двор, маневрируя между парнями и девчонками. ХэТянь не считает своим долгом замечать отбросы.

Он просто хочет пить.

Рыжий наклоняется над фонтаном.

Отсюда можно заметить пару расчесанных и подживших царапин на шее. Синяк на лице, оказывается, темнее, чем показалось издали, хотя с этого ракурса видно только хрящ уха, кончик носа и ушибленную скулу. Ещё – разбитые костяшки пальцев, которыми Рыжий упёрся в мраморный широкий обод. И ещё – на нём другая футболка. Ту, видимо, пришлось выкинуть.

ХэТянь чувствует себя странно, стоя за спиной этого человека, как будто подглядывает в замочную скважину, находясь у всех на виду. Затылком ощущает удивленные взгляды Йонга и Чуни. Его не беспокоят разговоры, он даже не думает, что скажет, когда вернётся за стол. Просто ждёт. Это какая-то новая для него игра, которую не успел ещё распробовать.

Рыжий заканчивает пить и поворачивает ручку. Пока поток воды умирает, он слегка морщится, выпрямляя спину.

– Хреново выглядишь, – говорит первое, что приходит в голову, ХэТянь.

Рыжий заметно вздрагивает и резко оборачивается через плечо. Секунду смотрит, недоумевая, будто растерявшись, но потом сжимает губы и хмурится. Узнаёт.

Вот оно, знакомое выражение лица. Таким он его и запомнил, только взгляд тогда был более открыт, словно кровяная каша на подбородке делала Рыжего сговорчивее, более безразличным к тому, что в нём увидят. Есть люди, которые через боль постигают внутреннее спокойствие.

Сейчас он спокоен примерно так же, как человек, держащий на ладони гранату с выдернутой чекой.

ХэТянь насмешливо поднимает руки:

– Успокойся. Я не собираюсь тебя бить.

– Ещё бы ты попробовал.

Рыжий бегло осматривает двор, стреляет взглядом по трём точкам за спиной Хэ Тяня, словно оценивая, есть кто-то с ним или нет. На несколько секунд задерживает внимание в той стороне, где остались сидеть Йонг и Чуни. ХэТянь представляет себе, с какими выражениями лиц они сейчас таращатся в эту сторону, поэтому усмехается в угол губ и наклоняет голову вбок, глядя на Рыжего. Тот сжимает челюсти и снова сверлит его тяжёлым немигающим взглядом.

Сухо спрашивает:

– Ну и?

– Кто тебя так? – ХэТянь кивает на разбитую скулу.

– Тебя это каким боком трогает?

– Тем, который отвечает за мою слабость к сирым и убогим.

Рыжий кривит губы, царапается о насмешку, тут же съёживается весь и глухо выплевывает:

– Отъебись, мажорчик.

Глаза у него светло-карие, почти отдают желтым. Голос негромкий, но какой-то простуженный, хриплый.

ХэТянь мысленно записывает этот шизофренически тупиковый разговор, как на плёнку. Он хочет запомнить каждую скудную эмоцию, чтобы прокрутить их перед глазами позже. Внутренний голос недоумевает: что ты вообще здесь делаешь?!

Это существо не твоего класса, с ним не нужно иметь никаких дел. Есть хищники, которые по природе своей никогда не пересекаются между собой. Как акулы и львы. Два разных мира: зашвырни льва в океан – он не протянет и четверти часа. Как раз ваш случай.

Рыжий сверлит его напряжённым взглядом: брови сильно нахмурены, видно потемневшую ссадину над правой.

ХэТянь кивает на фонтан:

– Я хочу пройти.

До Рыжего, наверное, доходит, что он действительно стоит на пути: ни туда, ни сюда. Он резко наклоняется за рюкзаком, закидывает его на плечо. Сжимает в кулаке лямку так сильно, что белеет кожа вокруг разодранных костяшек.

Даже короткий взгляд, который бросает Рыжий, не сулит ничего хорошего. Так смотрят, прежде чем отпиздить.

У ХэТяня холодеет затылок, и это не страх, а какое-то дикое предвкушение, как перед прыжком с трамплина. Что-то подсказывает ему, что этот прыжок закончится катастрофой. До смешного. Перед самым бассейном он может обнаружить, что внутри нет воды. Пробить собой дно и лететь вниз, как Алиса, но не в Страну чудес, а в отравленный колодец. И сжимать в руке оборванную верёвку.

ХэТянь хочет оскалиться в улыбке, сказать что-нибудь ещё, какую-нибудь гадость или колкость, но Рыжий, не говоря больше ни слова, сильно пихает его плечом и идёт в сторону главного входа.

В любой другой ситуации ХэТянь уничтожил бы каждого, кто осмелился вот так пихнуть его плечом.

Он смотрит ему вслед и думает: в любой другой. Но не этой.

 

***

Цзянь И вечно ввяжется.

Этот безобидный парень не умеет без радостей жизни – тех, которые оставляют после себя горячие синяки. Он с виду тихий, а на деле такое чудит, закачаешься. Скучать с ним точно не приходится, поэтому когда Рыжий и Цзянь забивают стрелу, ХэТянь даже не удивляется, только мысленно делает заметку на полях: присмотреть за ними после уроков, занять место в первом ряду, так близко, что, будь это концертным залом, дирижёр задевал бы его полами фрака на каждом взлете ауфтакта.

Он чувствует себя разобранным и каким-то надколотым, как треснувшая чашка, из которой медленно, но верно выходит вода.

Прошла уже неделя времени, ХэТяню за все эти дни иногда начинает казаться, что его мысли перехватывают вожжи правления в свои глупые руки и начинают жить своей собственной, стрёмной и грязной жизнью.

Что кто-то другой сидит у него в голове, дергает эти маленькие дотошные рычажки, заставляя смотреть, искать взглядом и находить. Он всегда находит Рыжего в толпе, потому что его дурацкие волосы – это долбаный маяк. ХэТянь в растерянности, в недоумении, почти в отчаянии, он не планировал всего этого.

Он просто увидел избитого мудака у школьных ворот.

Он не планировал всего этого.

Неделя. Целую неделю он выцеживает из себя любую мысль об этой бродяжке, как если бы мысли были змеиным ядом, который медленно травит его, превращая кровь в жидкий и густой огонь.

А Рыжему насрать. Просто по барабану.

Последнее, что сделал Рыжий – пихнул его плечом хорошенько, со всей дури. И всё, больше ни одного прикосновения, ни одного слова, ни одного взгляда. ХэТяню хочется взять его за плечи, приложить спиной о стену и заорать: “ну и хер с тобой, урод!”, но всё что он делает – задерживает дыхание и смотрит, как ненормальный, каждый раз, когда Рыжий появляется на другой стороне коридора или спускается по школьным ступенькам.

– Ты больной, – серьёзно говорит ХэТянь своему отражению в зеркале.

У него тёмные провалы под глазами и мокрое лицо в пресных каплях. Во рту вкус пасты, а на шее висит полотенце. В огромной ванной он кажется ещё более одиноким, чем на самом деле.

Он покупает себе каждый день новую жрачку, выкидывает несвежую, разогревает в микроволновке бич-пакеты. Он знает, как пройдёт его вечер заранее, открывая глаза утром.

Это не хорошо.

Это очень, очень, очень хуёво. Он очень болен, кажется, раз такие расклады вдруг возникают из ничего. Он всерьез задумывается записаться на приём к психологу и ничего не говорит матери, которая в субботний семейный ужин заботливо убирает волосы с его лба и целует в висок.

“Всё хорошо, милый?”

“Да”.

Всё заебись, мам.

В воскресенье он приглашает к себе девчонку со школы, и они здорово проводят вечер. Ничего эдакого, просто… хороший вечер. С фильмом на огромной плазме, лизнёй, слабоалкоголкой и всем этим. Ну, вы понимаете, они же не дети.

Утром он выкидывает несвежую жрачку и снова говорит со своим отражением. Ничего, блин, не меняется.

И он сплёвывает в раковину зубной пастой так яростно, будто хочет проплюнуть её насквозь.

А через неделю полной задницы случается эта херня.

Цзянь нарывается на Рыжего в коридоре, толкает или на ногу наступает – ХэТянь так и не понял, что у них там произошло. ХэТянь был бы рад ничего не слышать об этой потасовке, но…

Он не контролирует мысль, которая тут же становится оформленной: а ведь у Рыжего только зажила губа. Он гонит её из головы, рисуя на листе бумаги острые зигзаги, случайно пропуская слова учителей мимо ушей.

Результат никогда не оправдывает ожиданий.

Всё происходит быстро.

Почти так же быстро, как их первая встреча. ХэТянь даже почти не успевает осознать, что Рыжий – вот он, руку протяни, и можно оттащить его от Чжаня, который, конечно же, как верный рыцарь, кинулся защищать своего дружка. Всё заканчивается очень быстро.

Камень, блеснув бурым и влажным боком, падает на асфальт.

Чжань без сознания – с мокрой раной за ухом и стремительно белеющим лицом – губы его как-то слишком быстро и слишком уверенно ударяются в синеву.

У Рыжего кровь хлещет из разбитого носа, он влажно шморгает, но внимания не обращает, кидается к Чжаню. Пачкает его одежду тёмными дорожками капель.

– Дебил ты! Кто ж башку подставляет!

А потом резко оборачивается.

Сердце падает, потому что он ловит фокус на лице ХэТяня. Впервые за семь дней долбаного локального сумасшествия и разговоров со своим отражением. Смотрит прямым, на удивление сосредоточенным и собранным взглядом, от которого ХэТянь впадает в секундный ступор.

Мысленная мёртвая петля.

Он не романтик, но чувствует, как асфальт под ногами тронулся и медленно поплыл вниз, как лифт, от одного сраного взгляда. Первого за неделю.

А Рыжий рывком вытирает льющую из ноздрей кровь, рявкает:

– Не стой столбом, скорую вызывай!

ХэТянь хочет огрызнуться в ответ, но молчит. Переводит взгляд.

Чжань лежит, откинув голову назад. Цзянь И цепляется пальцами за его футболку, бормочет что-то неразборчиво. Рыжий уже отвернулся – одной ладонью упирается в колени, другую жмет к лицу. На асфальт течет прямо сквозь пальцы.

Глухо бормочет:

– Сука.

И, кажется, к ним уже спешит кто-то из преподавательского состава.

ХэТянь моргает, возвращается в действительность, выпадая из странного и несвойственного ему анабиоза.

Торопливо достаёт мобильный, набирает короткий номер, подносит к уху, ловит себя на мысли: а губы у Рыжего целые.

...в госпиталь забирают их обоих.

Версия для полиции: парни сваляли дурака – ни правых, ни виноватых, обыкновенная драка.

Шутка – конечно, никакой полиции не было. Чжань даже сотрясения не получил – только небольшая дыра в башке. Что там у Рыжего, ХэТянь не знает. Он лежит на своей огромной кровати и говорит с Цзянем по телефону, пока тот сайгаком скачет в больницу к Чжаню.

– Может быть, – говорит ХэТянь, придерживая телефон рукой и глядя в потолок, – он когда-нибудь научится не вмешиваться, куда не просят. Спроси у него. Может, ему хочется пожить ещё немного. Ну, знаешь, в добром здравии, для разнообразия.

– Я спрошу… – задыхается в трубку Цзянь. Он плохо соображает – мыслями, наверное, уже рядом с пищащим автоматом и резиновыми трубками, воткнутыми в вену Чжаня.

Где-то по ту сторону микрофона сигналит машина. Громко взвизгивают тормоза.

– Осторожнее. Или хочешь на соседнюю от него койку?

– Я не… задумывался над этим.

– Хочешь довести Чжаня до инсульта? Он получил все предназначенные тебе тумаки, а тебя сбила машина? Как-то безответственно для человека, который в два часа ночи сорвался из постели по одному зову своего…

– ХэТянь… – судя по ветру, шумящему в динамике, Цзянь и не думает сбавлять скорость, – скажи… я идиот, да?

ХэТянь замолкает и прикрывает глаза свободной рукой. Ему хочется улыбнуться, но кажется, что эта улыбка получится болезненной. В груди почему-то дерёт, как будто песок рассыпали.

Цзянь и Чжань – это слишком простая и понятная для него история.

– Да, – отвечает ХэТянь. – Полный идиот.

Куда меньший, чем я, кажется.

– Хорошо, – выдыхает тот.

Судя по тому, что шум в трубке успокаивается, он уже около больницы. Шмыгает носом и повторяет:

– Хорошо.

 

***

– Ты не поверишь, кого я встретил вчера в “Тао-Тао”!

Вот первое, что говорит сегодня утром Йонг, догоняя его на ступеньках школы и закидывая руку на шею.

Сейчас ХэТянь смотрит на блеклую деревянную вывеску “Тао-Тао” и находит десятитысячную причину, почему прямо в эту секунду лучше всего будет развернуться и отправиться обратно в школу, но не двигается с места. Сидит на лавке сбоку ото входа, закинув ногу на ногу, и смотрит.

– Что ты забыл в “Тао-Тао”? – спросил он у Йонга, пока они поднимались в класс.

– Ма сказала, что у Су появился очередной ухажер, который отвел её туда на ужин. Но не в этом соль! – Глаза Йонга загорелись с новой силой, словно новость, которую он хотел сообщить, стоила по меньшей мере тысячи юаней. – Там был тот придурок!

Сейчас время обеденного перерыва, поэтому мимо то и дело проходят мужчины в костюмах и женщины с картонными стаканами кофе. Воздух пахнет оживленным городом и горячим асфальтом, а солнце сквозь листья почти не слепит – так, осторожно касается то скул, то подбородка. Хочется закрыть глаза, но ХэТянь смотрит в широкую затемнённую витрину. Отсюда видно барную стойку и стол, за которым обедает немолодая пара. Остальное пространство кафе съедают солнечные блики.

Эта аллея никогда ему не нравилась как раз из-за вот таких забегаловок, раскиданных повсюду. Они ассоциируются с безвкусной пищей и холодным чаем.

– Какой придурок? – ХэТянь поставил свою сумку у парты и сел, кивая одноклассницам. Те привычно расплылись в улыбках и начали хихикать, бросая на них косые взгляды.

Йонг уселся на своё место впереди, оседлав стул и ухватившись за спинку руками.

– Тот рыжий тип, с которым ты столкнулся у питьевого фонтана! Ну?! Вспомнил?

Бах.

– А. Этот.

– Идиот, которого отстранили на неделю от занятий за то, что он устроил драку около спортивной площадки! Он был там!

ХэТянь быстро облизал губы, достал из сумки тетрадь и пробормотал:

– Ясно.

Йонг сильно наклонился вперёд, заговорщически скалясь.

– Он там работает, – севшим от переизбытка эмоций голосом зашептал он.

– Ого, – ХэТянь заставил себя улыбнуться в ответ и вычистить голос от любых эмоций. – Ну, я от него большего и не ожидал.

– Какая же должна быть жопа с деньгами, чтобы идти подносы тягать, ты прикинь, чувак!

ХэТянь с каменным лицом наблюдает, как человек с рыжими волосами, цвет которых не скрадывает даже тонированная витрина, подходит к столу с клетчатой скатертью, чтобы забрать грязную посуду.

ХэТянь не шевелится, не моргает, чувствует только, как ускоряются удары сердца в груди. Возможно, какая-то его часть хочет, чтобы его наконец-то заметили.

Возможно, он ради этого пришёл. Чтобы Рыжий предпринял хотя бы что-то, кроме своего осточертевшего тотального молчания.

Честно говоря, у Хэ Тяня есть план.

Он уверен, что это сработает. Что всё вернётся на круги своя.

Подохнет инстинкт раззадоренного охотника, который раз упускающего хитрого лиса.

Уязвленного породистого пса, которому не ответила на лай хромая дворняга.

Вроде бы – не очень уж и надо было, в лесу ещё тысяча лисиц, вокруг ещё миллион необлаянных дворняг. Но мысль жужжит в голове жирным шершнем: тебя натянули. И это недопустимо. Ведь у Хэ Тяня есть своё маленькое правило: ему никто не отказывает.

Все хотят общения с ним. Все хотят его.

Это даже смешно.

Но он не улыбается.

Смотрит, как открывается дверь бокового выхода “Тао-Тао”.

Мужчины в костюмах и девушки с картонными стаканами внезапно исчезают, весь парк вымирает, или чёрт знает, почему, но, глядя на вышедшего с двумя здоровыми мусорными пакетами Рыжего, ХэТянь чувствует себя как вилка, воткнутая в раскрытую ладонь. Он здесь один.

Точнее, они. Вдвоём.

Сердце грохочет в своем звукоизолирующем мешке из мышцы.

Рыжий грохочет пластиковой крышкой бака, выбрасывает пакеты и разминает спину.

Лезет в карман штанов. Достаёт из мятой пачки сигарету. Слишком спокойный без своей излюбленной недовольной рожи.

Да, он действительно в форме работника “Тао-Тао”. Фартук в бело-синюю продольную полоску, в нагрудный кармашек белой футболки-поло воткнут маркер и блокнот.

Баки отгорожены от парковой зоны невысоким деревянным забором, о который Рыжий и опирается поясницей.

Задумчиво и слишком сосредоточенно расправляет помятую сигарету, глядя прямо перед собой. Как тогда. Глаза не отрываются от Рыжего, который зажимает фильтр зубами, слегка выставив нижнюю челюсть вперёд.

Ощупывает глубокие карманы в поисках спичек.

Щурит глаза, когда облако дыма касается лица.

Где-то на периферии слуха ХэТянь слышит, как в кармане сумки пищит мобильный.

Большая перемена, наверное, уже закончилась, и Йонг снова выгораживает его перед учителями. С него не станется, хоть раз применит своё помело по назначению.

Мобильный играет негромко, но… чёрт.

Рыжий слегка вздрагивает. А в следующий момент встречается с Хэ Тянем взглядом.

...он делает четыре направленных, злых шага, а потом останавливается, будто вдруг передумал.

ХэТянь даже не успевает мысленно возликовать, вознести молитву какому-нибудь из богов – ни одно имя в голову не идёт. Рыжий стоит и сверлит его взглядом, от которого у нормального человека, наверное, пропало бы любое желание доживать этот день до конца.

ХэТянь уже пару недель как не входит в клуб нормальных людей.

Вот так они смотрят друг на друга порядка секунд двадцати, пока Рыжий не отворачивается. Сильно сжимает челюсти – это видно по проступившим желвакам. А потом – будто кто-то дёрнул тумблер у него в лобной доле, – вдруг продолжает идти к лавке, на которой сидит ХэТянь.

Расслабленный, закинувший ногу на ногу. Он насмешливо усмехается краем рта и думает: как хорошо, что невозможно увидеть скорость ударов человеческого сердца с такого расстояния.

Когда Рыжий молча садится рядом, ХэТяню кажется, что у него в груди минимум три сердечных мышцы. Каждая из них на грани обширного инсульта.

Рыжий наклоняется вперёд, опирается локтями о расставленные колени. Он молча докуривает и щелчком отправляет окурок в урну с плоским алюминиевым навершением.

Сцепляет пальцы перед собой.

– Чё за дела? – спрашивает спокойно, не отрывая глаз от широкой тонированной витрины “Тао-Тао”.

– Вариант с “мимо проходил” не прокатит?

Голос звучит незнакомо.

Хочется опустить лицо в ладони и сильно потереть. Ударить себя по щекам и рявкнуть: очнись!

ХэТянь выбирает другой вариант: продолжает улыбаться, медленно переводит взгляд полуприкрытых глаз на профиль Рыжего.

Светлые прямые ресницы почти красные в солнечных лучах. На острой скуле небольшая царапина и нервно скачущая зеленоватая тень от листьев. Рыжий не поворачивает голову, наоборот, отворачивается и смотрит в противоположную сторону.

Что происходит у него в голове? О чём может думать человек вроде него?

Даже представить сложно. В конце концов, уже сейчас он ведёт себя непредсказуемо, ведь ХэТянь ждал, что ему в первую же секунду достанется по лицу.

– Ты меня напрягаешь, – говорит он наконец, возвращая ХэТяню свой профиль.

Хорошо. Это напоминает начало беседы.

ХэТянь смотрит внимательно и молча прикусывает верхнюю губу.

– Меня напрягает то, что ты шатаешься за мной. У нас общих дел не было и нет, понял?

Понял.

Понял, что Рыжего всё это время тоже ебала вся эта ситуация. Не понял только, хорошо это или плохо.

Ещё несколько секунд они молчат.

– Повсюду ты! – выцеживает Рыжий.

Сжимает пальцы, берёт себя в руки.

– Куда я ни пойду, повсюду ты. Что это за хрень?

Он явно кипятится.

Поднимающееся из закромов раздражение делает голос жёстче и острее. Словно каждое слово царапает затылок Хэ Тяня тёплой иголкой.

Он не собирается ничего отрицать. Вместо этого спрашивает:

– Что у тебя за проблемы? С деньгами.

На пару секунд Рыжий, наверное, забывает, что решил полностью игнорировать взгляды на Хэ Тяня, потому что резко поворачивает голову и, яростно блеснув глазами, уставляется на него. Появляется ощущение, будто с затылка игла переместилась к корню языка.

Хочется сглотнуть.

– Ты, блядь, издеваешься?!

– Нет.

– Да кем ты себя возомнил, мажорчик? Сначала шастал за мной, а теперь…

ХэТянь подаётся вперёд, тоже опирается локтями о колени – Рыжий тут же отшатывается в сторону, как будто можно навредить ему, просто сократив расстояние.

– Это просто интерес, – негромко говорит ХэТянь.

– Подавись своим интересом, – так же тихо советует Рыжий.

Эти негромкие фразы делают их разговор каким-то слишком личным, вот о чём хочется думать в этот момент. Словно в парке действительно больше никого нет.

Рыжий, будто мысли услышав, напрягается, а у Хэ Тяня слегка кружится голова от того, что… чёрт, взгляните на них – сидят в парке. Говорят друг с другом, как два нормальных человека.

– У меня есть предложение.

– Отвали, я не шучу.

Когда человек стремительно встаёт с явным намерением уйти, есть всего несколько способов его задержать. ХэТянь поступает по инерции – схватывается за ним, цепляет за руку, в два шага преграждает путь. От касания ладонь жжёт, будто бычком припалили.

Рыжий резко ведёт плечом, уходит от контакта и раздражённо отводит глаза, сверлит взглядом забегаловку за спиной Хэ Тяня, словно пытается не забыть, что он на работе и за драку могут устроить выволочку.

– Что тебе, блин, надо? – рычит Рыжий.

– Ты умеешь готовить?

– Не понял?

– Всё ты понял, – ХэТянь сжимает руки в кулаки, всё ещё чувствуя левой футболку Рыжего. Как мнётся под прикосновением ткань, слегка нагретая теплом кожи. – Хочу тебя нанять. Готовь мне. За бабки, разумеется.

Рыжий, словно цементом облитый, застывает на глазах.

Кажется, что его нарастающую злость можно потрогать пальцем, если поднести ладонь поближе. У него даже глаза как будто стали светлее. Или это опять солнце чудит.

– Ты прикалываешься?

ХэТянь молчит.

Он перебарывает желание облизать губы и начать нервно отбивать ногой по асфальту, чувство такое, что весь парк вдруг ударил ему в лицо и в лёгкие.

Рыжий шумно дышит, крылья носа слегка раздуваются от ярости. А потом…

ХэТянь успевает поймать его предплечье, которое моментально, рывком вырывается из его пальцев.

– Пошёл ты, гондон!

– Стой!

– Ещё раз тебя увижу… – рявкает Рыжий. – Вот же, доебался! Да пусти ты!

ХэТянь поднимает руки и делает шаг назад. Он понимает, как это выглядит со стороны. Понимает, какой херни мог надумать Рыжий. Чёрт, кажется, всё летит в задницу.

– Пять ужинов, – говорит он, держа руки в жесте “сдаюсь”.

– Отойди.

– Пять ужинов, – повторяет ХэТянь. – Цену сам назовёшь. Идёт?

– Уйди отсюда. По-хорошему.

– Что ты теряешь?

– Да что с тобой не так?!

У Рыжего глаза горят, ХэТянь внезапно думает: куда бы он ударил, если бы собирался бить. Наверное, в челюсть или в солнышко.

Лицо у Рыжего словно одеревенело. Смотрит прямо, как бык. ХэТянь чувствует, что ему сейчас действительно прилетит.

– Просто подумай, лады?

Рыжий молчит.

Желваки вовсю гуляют на щеках, словно он представляет, как перегрызает глотку Хэ Тяня.

Видно: отвечать ничего не собирается.

Рыжий напрягается весь, словно каменный. Застывает, пока ХэТянь достаёт у него из нагрудного кармана блокнот и маркер. Пишет свой номер на первой же странице прямо под последним заказом. Лапша и тушёная курица. Кофе и песочное пирожное для дамы.

Под рядом цифр – короткая подпись.

– Подумай, – повторяет ХэТянь.

Они смотрят друг на друга, пока за спиной не скрипит дверь и чей-то голос не врывается в сознание:

– Шестой столик рассчитывать кто будет?!

Рыжий слегка вздрагивает, моргает. Переводит нервный взгляд, быстро кивает куда-то ХэТяню за плечо. Потом в пару шагов обходит, торопливо идёт обратно в “Тао-Тао”.

– Пять ужинов, – громко говорит ХэТянь, оборачиваясь.

Рыжий поднимает руку с выставленным средним пальцем.

– После этого я отъебусь от тебя, – кричит ХэТянь.

Рыжий будто бы на секунду запинается, но продолжает идти.

– Насовсем! Подумай хорошенько.

Он смотрит, как напряжённая фигура исчезает за служебной дверью, и почему-то хочется укусить себя за сжатый кулак. Вернуть последние слова назад.

Незнакомая дама с картонным стаканом толкает его плечом и смущенно извиняется.

В сумке, оставленной на лавке, снова начинает звонить мобильный.

…утка с тушёными овощами пахнет так, что слюна невольно собирается под языком.

Если бы он знал, что Рыжий так готовит, предложил бы ему всё это ещё в тот день, когда увидел, как тот сидит с разбитой рожей около школы.

Рыжий молчит.

ХэТянь стоит за ним, опираясь бедром о кухонный стол и сложив руки на груди. Он не хочет чувствовать себя тюремным надсмотрщиком, но не может заставить себя уйти с кухни. Он рассматривает коротко стриженный затылок и считает удары сердца. Следит за чёткими движениями. Кажется, он сам не ориентировался на своей кухне так, как этот тип.

Эта грёбаная бродяжка.

Да он должен быть на седьмом небе, находясь здесь и заполучив в карман немаленькую, кстати, сумму. Но первое, что говорит Рыжий, заходя в студию Хэ Тяня, это: “цвет стен – говно”.

ХэТянь обожает свою квартиру. Ему нравится всё – и стены, и высокий потолок с плоскими полосами флуоресцентных ламп. Приличного размера кровать, прикроватный стол с тонкой железной бра, кухня, отгороженная раздвижными дверями. У его дяди определённо есть вкус. Минимализм. Хай-тек. Любая девчонка зачарованно дыхание задерживает, оказавшись здесь, а первое, что делает Рыжий: брезгливо осматривает сначала Хэ Тяня, потом – голые стены.

ХэТянь не сдерживает ухмылки, потому что от него не укрывается остановившийся на огромном панорамном окне взгляд Рыжего. Да, сейчас, когда свет горит только на кухне и в прихожей, город за стеклом смотрится, как распятая в живых огнях картинка.

Рыжий наступает на задники кроссовок. Снимает с плеча рюкзак. Всем своим видом выражает недовольство и полное нежелание здесь находиться.