Текст книги "Журнал Наш Современник 2001 #3"
Автор книги: Наш Современник Журнал
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Журнал Наш Современник
Журнал Наш Современник 2001 #3
(Журнал Наш Современник – 2001)
:
«ОН УШЕЛ В КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ».
Прощание с Вадимом Валериановичем Кожиновым
***
Авторитет Кожинова был настолько велик, что к его мнению, его трудам обращались как к истине в последней инстанции. Вот в ком была абсолютная независимость суждений. Он был в высшем понимании наблюдателем происходящего в современности и в истории. Зависимость его была одна – любовь к России.
Все мы, особенно в последнее, очень тяжелое для России, десятилетие, ощущали его постоянное присутствие в общественной жизни страны. Он настолько проникал в суть происходящего в России и мире, его оценки были настолько точными, а прогнозы безошибочными, что мы с полным правом можем поставить его в ряд с такими мыслителями, как Данилевский, Тихомиров, Леонтьев, Хомяков. Его исторические труды сродни карамзинским.
Главный вывод огромного наследия В. В. Кожинова в том, что у России свой путь, единственно верный в этом сходящем с ума мире. Чем скорее это поймет мир, тем скорее спасется.
Огромная потеря в начале наступившего огромного тысячелетия. И великая радость в том, что с нами, как компас в лесу, книги Вадима Валериановича Кожинова. Наша благодарная память о нем в том, что его книги не будут отягощать мертвым грузом полки, а будут согреты теплом наших рук.
* * *
Как в детстве и отрочестве сын, не рассуждая об угрозах и опасностях, кидается на защиту матери, так и Вадим Кожинов всю жизнь бросался на защиту его единственной, всепоглощающей любви – России. И как воин, бился за нее до последнего издыхания. Особенно последнее десятилетие, когда труды его по русской истории, политические статьи, статьи и книги в защиту русской культуры, его яркие полемические работы о противостоянии массовой культуры Запада и русской культуры выходили, казалось, каждую неделю.
Образ России, могучий, нетленный, рисуется при чтении книг В. Кожинова. Он, как чернорабочий, отмывал этот образ от наносной грязи и наслоений времени, как скульптор, убирал что-то лишнее, как иконописец, писал главные черты России: ее единственность, ее непохожесть в мире, ее великое прошлое, ее возвышенное предназначение.
Очень большую жертву потребовал наступивший русский век. Он дал понять, что мы вступили в новую эпоху, требующую огромных усилий в деле возрождения России. Все мы, дожившие до двадцать первого века, не переживем его. И как же надо сильно любить Отчизну, чтобы оставить благодарный след в ее истории. Пример всем нам – жизнь и труды Вадима Валериановича Кожинова.
мысли он был гораздо значительней, чем многие доктора и академики, чем многие лауреаты всевозможных премий, он был настоящим университетом, в котором формировалось, воспитывалось, развивалось то, что называется, может быть, русской идеей, а может быть, – осознанием русского пути.
B нем была и страсть человеческая, и обаяние, и глубокое стремление к поиску истины, объективности в осмыслении сложнейших процессов нашего бытия – всё это сочеталось одновременно и настолько органично, что такие люди в России, как говорил Георгий Васильевич Свиридов, это – “штучные люди”.
Я только вчера был в Калуге, узнал, что когда пришла весть о смерти Вадима Кожинова, в небольшой теплой аудитории преподавателей, аспирантов, провинциальных ученых педагогического института наступила такая траурная минута, как будто из жизни ушел самый дорогой и близкий их учитель, на книгах которого они вырастали.
Вадим Валерианович Кожинов поистине вырастил два поколения русской национально мыслящей интеллигенции. А что касается нас – литераторов, поэтов, писателей, то, наверно, нет слов, которыми мы могли бы выразить нашу благодарность за все его деяния.
Он был кумиром для нас, молодых поэтов. Он оказал воздействие на нас тем, что он понимал нас даже, быть может, лучше, чем мы сами понимали себя. И порой открывал нас для самих же себя. Как у него хватало сил объять всю сущность русской культурной жизни – и поэтической, и песенной, и исторической, политической и идеологической – этому можно только удивляться.
А я потерял, помимо того великого явления, которое носит имя Вадим Валерианович Кожинов, лучшего своего друга. Как сказал Николай Алексеевич Некрасов – “плачь, русская земля, но и гордись!”.
среде иерархию, будь то сообщество математиков или стадо павианов. И то, что он вот в этом институте (ИМЛИ. – Ред.) трудился в советское и в послесоветское время в качестве кандидата наук, и за все это время не был увенчан ни одной крупной премией, я уверен, войдет в историю русской литературы так же, как в историю русской науки вошел тот факт, что Менделеева забаллотировали в Академию наук.
И, наконец, Вадим Валерианович обладал поразительным душевным свойством – абсолютной открытостью и благорасположенностью ко всем, с кем он сталкивался. Покойный Свиридов написал, что современное общество раздражает самолюбие талантов так же, как повар прутиком бьет печень налима, чтобы она сделалась больше. И вот в этом сообществе талантов проведя всю свою жизнь, Вадим Валерианович сохранил свойство радоваться чужим успехам так же, как своим, а может быть, и больше. Именно это свойство лежало в основе его высочайшего профессионального уровня, именно это свойство позволило ему сделать известными имена стольких творцов -от Бахтина до Рубцова. И я думаю, что пока можно только мечтать о том, что сейчас где-то возрастает человек такой же многогранности, глубины, как Вадим Валерианович Кожинов.
Вадим Кожинов был очень острый, цепкий, меткий до разоблачения критик, и при этом, как истинно русский человек, был совершенно беззлобный. Заклинившийся фанатизм, или ненависть, или предвзятое чувство превосходства, быть может, мнимого, о котором выразился Пушкин, были ему совершенно несвойственны. Эта чисто русская черта не могла не привлекать к нему людей, не могла не сближать его со всеми, с кем он только ни встречался, будучи абсолютно открытым человеком. Стремительность его мысли, быстрота его откликов в литературе совершенно не имела себе подобия. Он обогнал, далеко обогнал многих своих идейных противников,
которые еще не раз с удивлением, с изумлением увидят, что он был впереди них в видении всех тех проблем, которые они поднимали, – и об этом нужно тоже говорить в настоящем времени, а не в прошедшем.
Дети Арбата, которые украсили этот уголок Москвы золоченой ведьмой и другим подобным антуражем, еще не раз вспомнят и увидят, натолкнутся на то, что Вадим Валерианович Кожинов задолго до них раскрыл и показал истинное значение этого заповедного места Москвы для нашей родины. Еще в хрущевские времена, когда бульдозер сгребал остатки Собачьей площадки, он первым поднял голос и сказал, каково, действительно, значение этой зоны и что надлежит ей дальше в русской культуре исполнять.
Изобретатели литературных форм, различные манипуляторы – они еще не раз встретятся с мыслью Вадима Валериановича, теоретика, глубочайшим образом раскрывшего природу искусства еще в начале 50-х годов в своей первой замечательной работе “Искусство, как мышление в образах”. Разыскатели национализма еще не раз с изумлением увидят, как убедительно и точно показал Кожинов, что именно они и являются на самом деле первыми слепыми и слабоисправимыми националистами. Различного рода публичные страдальцы, требующие к себе особого отношения и поклонения, как изумительно точно и неопровержимо показал Вадим Валерианович Кожинов, сами слишком часто являются свирепыми гонителями. Любители и делители денежных премий, они еще не раз встретятся с точными и также неопровержимыми аргументами Вадима Кожинова, объясняющими, что из себя представляет их высшая “аура” – Нобелевская премия по литературе. Примеры можно приводить еще и еще.
Да, явление Кожинова, мысли Кожинова, его деятельность – живая реальность нашего времени!
Прощаясь с Вадимом Валериановичем, мы можем только просить его простить нас за те невольные, безусловно, невольные – я говорю от имени присутствующих – неприятности, которые мы могли ему причинить, с умыслом мы этого не делали никогда.
Спасибо ему, низкий поклон и благодарность за все.
Существует такое понятие – неформальный лидер. Так вот, Вадим Кожинов был неформальным лидером того направления в нашей общественной мысли и деятельности, которое неразрывно связано с идеями патриотизма и государственности. Практически этим задачам были посвящены все его научные штудии, его книги, его статьи, его выступления.
Именно с уходом таких людей, как Вадим Кожинов, – уходит ХХ век. Масштаб личности, мысли и деятельности Вадима Кожинова говорит о том, что это был не такой уж плохой и, вместе с тем, не такой простой век. Грядут новые люди, новые песни… Дай Бог, чтобы те, кто придет, были достойны таких людей, как Вадим Валерианович Кожинов.
В. Ганичев
Мне выпало счастье выпускать в свет многие его книги. В том числе, будучи директором издательства “Молодая гвардия”, знаменитую книгу “Тютчев” в серии “Жизнь замечательных людей”. Это было нелегко, потому что в то время он многого еще не мог сказать. Вадим Валерианович находил такую стилистику, находил такую форму выражения своей мысли, которая все равно раскрывала суть, дух, возвышала Тютчева и полнообъемно представляла его современникам. Вадим Кожинов был человеком великого масштаба, я бы даже сказал – “человек направления”. Это как те люди, кото-рые в тяжелейшее для России время, когда враг был на расстоянии 40 км oт Москвы, уже ясно представляли будущее направление “Москва – Берлин”. “Москва – Берлин” – это было доступно единицам. И вот такое направление России Вадим Валерианович во всей широте, охвате, мощи, эрудиции, язвительности (когда надо) – представлял как нашим соотечественникам, так и всему миру. Да, он был писатель, хотя этого слова не любил и называл себя “литератор”, он был замечательным исследователем
литературоведом. Но в последние годы он почувствовал, что обществу нужно осмыслить исторически, куда оно пришло, почему с ним произошли все эти беды, причины наших поражений, – и где истоки будущей победы. Он оставил нам целую плеяду своих замечательных книг по истории – это сейчас то, что, может быть, больше всего читается, востребуется обществом. Талант Вадима Валериановича был неохватен, поразительная разносторонность позволяла ему погружаться своей мыслью в глубинные слои общественных и исторических процессов. Он был увлекающимся человеком. Мы помним, как в 70-80-е годы он помогал, поддерживал молодых писателей. От Николая Рубцова, входящего с именем Кожинова в широкое общественное сознание, до Светланы Сырневой, одной из наших самых талантливых поэтесс (из Вятки) – все это его усилия. Это свойство его таланта. Об этом много написано, это знают все.
Я бы хотел от имени Союза писателей России – вчера и позавчера к нам поступали телеграммы и звонки из самых дальних уголков страны – высказать сердечное сочувствие всем родным и близким и сказать, что мы с вами потеряли выдающегося просветителя XX века. Но Вадим Валерианович Кожинов своими книгами далеко опередил время и еще очень долго будет для всех нас во многом той поддерживающей силой, которая нам всем необходима, и молодые еще долго будут стоять на его плечах.
Происходило то, что показало как нельзя лучше, насколько слабы путы лжи, которую все закидывают и закидывают в Россию. Из хлипкой и ледащей среды детишек Арбата – хоть хлипкой и ледащей, но еще и липкой и смердящей, отравительной для всего народа – вышел смелый человек и повернул против
лжи и отравы. Разве это не довод, что все не так безнадежно?
Сначала этот человек уклонился от подыгрывания казенщине вообще и бросил вызов ученому невежеству. О, конечно: на нашем филологическом факультете в Москве процветало и великое вежество; но легкий путь состоял в подобострастии перед начальством и в угоде заскорузлым (неловко даже сказать здесь благородное греческое слово) догматам.
Так состоялось кожиновское присоединение к “Теории литературы” – молодым ученым в ИМЛИ АН СССР; так родилось его “Происхождение романа”; так сложилась зажигательно-возбудительная, натворившая переполоху в верхах статья о русском возрождении времен Пушкина (“Контекст”, 1972 года в том же ИМЛИ АН).
Изобилие свежих и ярких мыслей, неисчислимое разнообразие и множество вольных и невольных читателей, почитателей и друзей. Чуть не полтысячи пришедших проститься с ним у гроба – это ведь что-то значит и что-то огромное знаменует. Даже отсутствие некоторых на похоронах и тризне тоже многозначительно – особенно если вдуматься, кто
и откуда туда не успел добраться и почему. Разные ведь были причины.
Кожинов ушел туда, откуда не возвращаются. Это для нас удар и урон, и оттуда покойный велит вдуматься в важный для нас урок.
Нужно очень твердо подчеркнуть: на особую, свою и нашу, отечественную войну Кожинов ушел раньше многих и СОВЕРШЕННЫМ ДОБРОВОЛЬЦЕМ – тогда, когда даже и фронтовики не гнушались отсиживаться и пресмыкаться. То есть Кожинов двинулся смолоду не на шелест-ветерок дамских рукоплесканий, не на шуршанье денежных масс, неизмеримо более внушительных, чем высокие и у него гонорары. И когда “грантами” и тиражами повеяло уже из совсем зарубежных аркадий, Кожинов не сменил курса. А посравнить да посмотреть?
Помню Кожинова не как читатель, а как младший сотрудник старшего и все более близкого человека. На университетском обсуждении книги Бахтина, которую он возродил из забвенья; в качестве внутреннего рецензента моей рукописи “Венка Пушкину” (“извините, но вы составили не венок, а ВЕНИК”)… Помню его тревогу андроповского лихолетья: те, кто сейчас уверяют, будто с марксизмом никогда ничего общего не имели, – они тогда слали наверх депешу за депешей, как преступно далеки от Маркса и Ленина “изыски Кожинова”; и с грустью оглядывая стеллажи, он говорил: “Ну и ладно – уволят; а мне до ста
лет хватит, если буду жить на продажу этих книг”.
Из-за стеллажей в его и старой, и новой квартире могли иногда выглядывать то юный Юрий Селезнев, то Передреев, то могуче растущий над собой Юрий Кузнецов…
Рубцов, Передреев, Селезнев, Кузнецов. Сколько блистательных книг, стихов, прозы и публицистики, даже науки, было написано другими по вдохновлению Кожинова!
Эру Книги хотят пересечь шизоидным интернетом. Библиотеку Кожинова уже не распродать с обеспечением себе пропитанья; на ней наживутся разве новые дети-хозяева Арбата. Но среди всех этих ударов и уронов Книге вообще – как печально, невозместимо устранение из жизни самого Кожинова, лично Кожинова, именно Кожинова. И книжника, и бойца.
Светлая память вечному труженику, пробудителю и просветителю, бойцу-добровольцу русской правды.
С его смертью мы потеряли идейного лидера патриотического движения России, человека с незапятнанной репутацией, подлинного интеллигента. Мы еще долго будем сверять свои мысли и дела по его книгам, статьям и идеям, будем чтить его память и пропагандировать его взгляды.
Авдеев А. В., Завьялов Г. С.
г. Москва
Дорогая редакция!
Мы всегда ждали его Слово. И будем ждать. Его слово открывало Истину в лживом двадцатом веке. Его слово преображало и укрепляло нас, облегчало нам жизнь.
И. Костенко, Ю. Торгашёв.
г. Краснодар.
К сожалению, наше личное знакомство состоялось сравнительно недавно, но уже пятнадцать лет назад книги Вадима Валериановича, его исследования истории России, а главное поиски, настоящие открытия в мировой и отечественной историософии – философии истории, ищущей прежде всего ответы на вопросы “Почему?” – стали настольными книгами для многих людей, неравнодушных к судьбе Отечества, к русской истории и литературе. Россия находится на перепутье, в великих муках вновь стремится определиться в своей роли и значении для судьбы всего человечества. Выдающийся французский писатель, государственный и общественный деятель, член Французской Академии Даньё не раз призывал русских помнить, что они – РУССКИЕ, что у этого великого народа великое прошлое и его ожидает великое будущее. Один из лучших его представителей, один из выдающихся умов русской национальной интеллектуальной элиты – Вадим Валерианович Кожинов.
Как-то в беседе за чашкой чая в его уставленной книжными полками московской квартире я поделился своим огорчением по поводу мнения одного из авторитетных русских ученых, дескать, гибнет русский народ и великая славянская цивилизация. Вадим Валерьянович с присущей ему спокойной иронией и убежденностью ответил: не верьте скептикам, Россия пережила куда более жестокие и грозные времена, переживет, перемелет, выварит и нынешнее чужебесие. Вера в будущее народа и страны, в торжество правды и справедливости, огромный подвижнический труд поставили Вадима Валериановича в один ряд с самыми выдающимися историософами России. Вечная ему благодарная память наша и тех, кто придет за нами!
Владимир Илляшевич,
председатель Эстонского отделения СП России.
г. Таллин.
По всей видимости, в архиве Вадима Валериановича остались работы, которые он перед смертью готовил к печати. Хочется надеяться, что в ближайшее время они будут изданы.
С глубоким соболезнованием всем близко знавшим покойного
А. Юрьев,
Ваш постоянный читатель.
Тысячелетие на взлете, но жалит вновь двадцатый век: погиб от каторжной работы великий русский человек. Вадима Кожинова имя в ряду святых для нас имен, кто с незапамятных времен растили светлую Россию.
Кушнарев.
Ватутинки, Московская область.
Светлой памяти В. Кожинова
Суровый гимн тебе, страна, Вадимом Кожиновым сложен. В нем вещий ум Карамзина На дар Белинского помножен.
г. Москва.
Память :
СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ.
Верхушка хунты, возглавляемая Евтушенко, Черниченко и Оскоцким, крутилась вокруг возникающей новой власти – Ельцина, Гавриила Попова, Музыкантского, а мародеры помельче шныряли по флигелям старинной усадьбы, выпивали в захваченных кабинетах, копались в шкафах и архивах, срывали с дверей таблички с фамилиями, выбрасывали во двор уже никому ненужные, на их взгляд, папки и документы. Двери Иностранной комиссии были распахнуты настежь, ветер гулял по коридорам и шуршал в грудах бумаг, подлежащих уничтожению… Один из уже уволенных
сотрудников, уходя из опустевшего флигеля в другую жизнь, склонился над грудой пожелтевших от времени скоросшивателей и папок, лежавших на полу, взял наугад несколько из них и засунул в сумку… Интереса и любопытства ради.
Через десять лет он вспомнил об этих папках у себя на даче, пролистал их и позвонил мне.
– Станислав Юрьевич! А в них есть кое-что любопытное. Не хотели бы посмотреть?
Таким образом малая толика этого архива и попала мне в руки…
Но перед этим надобно сказать, что Иностранная комиссия в системе Союза писателей была в советское время одной из самых притягательных структур. В нее постоянным потоком втекали заявления, жалобы, письма, доносы, предложения писателей, желающих посмотреть мир. О, если бы только посмотреть! Во время этих вояжей
можно было наладить связи со своими зарубежными коллегами по перу, очаровать какого-нибудь издателя (лучше американского или французского!), а если повезет – заключить какой-нибудь договор и даже получить аванс в валюте… Я уже не говорю о мелких радостях, как то: пожить в хороших гостиницах, поесть экзотических блюд, с толком потратить свои командировочные на какие-нибудь куртки, джинсы, подарки. Словом, времяпрепровождение это было весьма приятным и полезным во всех отношениях.
Многие писатели в документах, обнаруженных в папках Инкомиссии, выглядели порой весьма пикантно.
Помню, как я возмущался воспоминаниями Юрия Марковича Нагибина “Тьма в конце туннеля”, вышедшими вскоре после октября 1993 года, когда он неожиданно для своих читателей предстал как давний, яростный и непримиримый враг советской власти, хуже того, как человек, жаждавший поражения своего отечества в борьбе с фашизмом.
“Вскоре подъем, испытанный оставшимся в Москве населением в связи со скорым приходом немцев и окончанием войны – никто не сомневался, что за сдачей столицы последует капитуляция, – сменился томлением и неуверенностью. Втихаря ругали Гитлера, расплескавшего весь наступательный пыл у стен Москвы… Многие оставшиеся в городе ждали немцев, но боялись признаться друг другу в этом и потому пороли несусветную чушь, чтобы объяснить, почему не эвакуировались…”
(Из воспоминаний).
– И это Нагибин! – возмущался я в те дни. – Писатель, издавший с 1943 по 1980 год 90 (!) больших и малых книжек, прославлявших и советскую власть, и героев-москвичей, и дружбу народов, и нашу победу в Великой Отечественной! (Все эти сведения я почерпнул в справочнике “Писатели Москвы”, “Московский рабочий”, 1987, с. 315-317.)
В заявлении, написанном в Иностранную комиссию в 1982 году, Нагибин вот так продекларировал свои советские убеждения, изобразив себя патриотом, отстаивающим интересы Родины в капиталистической Америке:
В 1979 г. по инициативе главного редактора журнала “Русский язык” д-ра Мунира Сендича 25 американских университетов пригласили меня для выступлений о советской литературе, с уклоном в малую прозу, которой я и сам занимаюсь. Итоги подвел журнал “Русский язык”, посвятив Вашему коллеге более половины ХХХIII номера; здесь были и развернутые отзывы университетов о моих выступлениях – более чем лестные. В свое время я передал номер журнала вместе с письмом-отчетом Георгию Мокеевичу Маркову.
Путевой дневник я опубликовал в “Нашем современнике” (отрывки в “Новом времени”, “Литературной России”, по радио и телевидению). Материал получил хорошую оценку партийной печати (статья в “Правде”), тов. Черноуцан* поблагодарил меня от лица Отдела культуры. Несмотря на сильную критическую струю, этот дневник вышел отдельным изданием в США (книжка у меня есть).
Но, пожалуй, самой примечательной оценкой поездки явилось новое приглашение, присланное профессором Сендичем от лица четырнадцати университетов – ныне их число приблизилось к тридцати.
Мне не хочется витийствовать по этому поводу. Скажу просто: советскому писателю в нынешнее трудное, тревожное время дается возможность два месяца х о р о ш о говорить о его Родине, народе, культуре и литературе в стране, где сейчас говорится столько плохого и вздорного. Как старый контрпропагандист (год служил во время войны в системе 7 отдела политслужбы Советской Армии) я думаю, что такой возможностью следует воспользоваться. Надеюсь, что и секретариат Союза писателей согласится с этим. Полагаю, что принесу пользу нашему общему делу.
С уважением -
Юрий Нагибин
1 марта 1982 г.” * * *
– Ходи в дверь! Ходи в дверь! Ходи в дверь!”
Но к 1982 году Солсбери научился “ходить в дверь”, поднаторел и возмужал, о чем свидетельствует запись беседы с ним В. Коротича, которую будущий главный редактор “Огонька”, как опытный карьерист и функционер, разослал тогда по нескольким адресам: в МИД СССР, в ЦК коммунистической партии Украины, в Союз писателей СССР и четвертый, как написано, “в дело”, видимо, на Лубянку.
ДЕЛЕГАЦИЯ УКРАИНСКОЙ ССР#9;#9; 29 октября 1982 года
НА 37-Й СЕССИИ ГЕНЕРАЛЬНОЙ АССАМБЛЕИ Исх. N 573 экз. N 2
г. Нью-Йорк, США
Г. СОЛСБЕРИ
)
Все происходило как бы по сценарию знаменитого стихотворения Юрия Кузнецова “Маркитанты”:
Маркитанты обеих сторон, люди близкого круга, почитай, с легендарных времен понимали друг друга.
Через поле в ничейных кустах к носу нос повстречались, столковались за совесть и страх, обнялись и расстались.
Отец играет на баяне, Мамаша гонит самогон, Сестра гуляет на бульваре – Деньжонки прут со всех сторон…
* * *
ПОСОЛЬСТВО СССР В КАНАДЕ#9;#9; 01 ноября 1982 г.
г. Оттава#9;#9;#9;
Исх. N 900 тов. ФЕДОРЕНКО Н. Т.
Выступление поэта Андрея Вознесенского на международном фестивале Харборфронт в Торонто было успешным и полезным. Положительные для нас репортажи о выступлении передавались по телевидению, радио и в прессе. В Фестивале не участвовали эмигрантские писатели, которые в предыдущие годы выступали в чтениях с антисоветских позиций. По существу направление А. Вознесенского в этом году на Фестиваль закрыло его для антисоветских эмигрантских писателей.
А. Вознесенский выступил также с чтением своих произведений в Макгильском университете (Монреаль) и на встрече с группой поэтов в г. Оттаве.
В беседах с советскими представителями организатор Фестиваля Грег Гэтенби высказал заинтересованность в приезде советского поэта на очередной Фестиваль 1983 года.
Учитывая успех нашего участия в Фестивале 1982 г., считал бы целесообразным предусмотреть в планах Союза Советских Писателей СССР направление советского поэта в Фестивале 1983 г. Кроме того, представляется полезным передать Г. Гэтенби приглашение посетить Советский Союз, желательно для участия в одном из литературных мероприятий, проводимых в СССР. Конкретные соображения на этот счет имеются у поэта А. Вознесенского.
А. ЯКОВЛЕВ
* * *
В ночь с 19-го на 20 меня разбудил телефонный звонок. Звонила корреспондентка “Независимой газеты” Юлия Горячева. Она спросила о моем отношении к ГКЧП. Я ответил, что понимаю и поддерживаю людей, сопротивляющихся горбачевщине, что согласен на все ограничения свободы слова ради сохранения государства.
С тем же вопросом той же ночью ко мне обратились c радиостанции “Свобода”, и я ответил им приблизительно теми же словами.
Через три месяца в интервью для “Независимой газеты” я сказал следующее: “Если бы мне предложили подписать “Слово к народу”, считающееся идеологическим обеспечением действий ГКЧП, я не сомневаясь подписал бы его”.
Через несколько дней после августовской провокации в Союз писателей России пришла толпа – некий 267-й “батальон нац. гвардии”. На второй этаж из нее поднялись трое шпанят-хунвейбинов с бумагой, подписанной префектом Центрального округа Музыкантским, о том, что наш Союз закрывается, как организация, “идеологически обеспечившая путч”. Оказывается, не кто-нибудь, а Евтушенко в эти подлые дни отправил за своей подписью письмо Гавриилу Попову с требованием закрыть “бондаревско-прохановский” Союз писателей. Сам автор письма уже восседал в бывшем кабинете Георгия Маркова на улице Воровского. Я разорвал эту бумажку Музыкантского пополам и, памятуя о наших некогда неплохих отношениях c Евтушенко, вскочил в машину и помчался с Комсомольского проспекта на Воровского.
Евгений, сидевший в кабинете один, поднял на меня свои прибалтийские глаза.
– Женя! Как бы мы ни враждовали, но так опускаться!.. Ведь в нашем Союзе Распутин, Белов, Юрий Кузнецов, которых ты не можешь не ценить. Зачем вы возрождаете чекистские нравы? Одумайтесь!
Он, с каменным лицом и ледяным взором, поджал и без того тонкие губы:
– Стасик! Хочу сказать тебе откровенно: не ошибись, сделай правильный выбор, иначе история сомнет тебя. Не становитесь поперек дороги. Ты что, не понимаешь? – время переломилось! Извини, больше разговаривать не могу. Мне надо ехать…
Я еще раз вспоминаю о прошлых событиях, потому что сейчас, после девяти истекших с той поры лет, Евтушенко таким образом изображает в “Комсомолке” (3.8.2000) мой приезд к нему:
“После неудавшегося путча ко мне в кабинет секретаря Союза писателей пришел Станислав Куняев… У него тряслись руки от страха и он почти шептал: “Женя, ты же помнишь, мы с тобой дружили”.
Ах ты, жалкий сочинитель… Да я на глазах десятков людей разорвал бумажку префекта, спровоцированную твоим письмом к Гавриилу Попову, и при этом руки у меня не тряслись. Открытым текстом выразил свою поддержку ГКЧП, и голос у меня не дрожал… С чего бы мне “почти шептать” и просить о помощи, ну кто тебе
из людей, знающих меня, поверит? Не ври и перестань во всех своих интервью вспоминать о своей популярности в мире, о своих 92-х поездках в разные страны, о десятках книг, переведенных на разные языки, о бешеной своей известности в Европе и Америке, о том, что твои стихи были нарасхват у читателей всей земли, и даже, как ты пишешь, “спасали их от решения уйти из жизни”.
Ты же знаешь, как издавались эти книги, но никогда об этом не напишешь. Я помогу тебе. У меня в руках письмо секретаря посольства СССР в Нидерландах А. Лопушинского. В Союз писателей и ВААП от 5.11.82 г. Лопушинский пишет:
“В сов. посольство обратился директор прогрессивного нидерландского издательства “Амбобукен” Вим Хазеу с просьбой оказать содействие в издании перевода на нидерландский язык романа Е. Евтушенко “Ягодные места”. Учитывая то, что расходы на уплату авторских прав и переводческую работу в значительной степени повлияют на себестоимость голландского издания романа и продажную цену книги, издательство считает, что она таким образом не дойдет до широкого читателя в Нидерландах. По предварительным оценкам цена каждой книги составит 30-35 голландских гульденов, что превышает среднюю цену на книги подобного объема (20 гульденов)
.
Вы понимаете, дорогой читатель, что книга Евтушенко фактически издавалась за советские народные деньги, на которые его же приглашали на презентацию и из которых же ему выплачивали гонорар? Вот как устраивались в советские времена эти “борцы с привилегиями”.
А заканчивалось письмо так:
“В случае, если с нашей стороны будет проявлена заинтересованность, просим ориентировать сов. посольство относительно дальнейших переговоров с издательством “Амбобукен”, в том числе для издания в Нидерландах не только художественной литературы, но и общественно-политических работ, мемуаров советских руководителей и т. д.”
.
А теперь еще несколько выдержек из документов:
“Посольство поблагодарило за хорошую работу участников делегации, находящейся в Париже – советских драматургов Г. Горина, Э. Радзинского, В. Славкина, Л. Зорина, В. Гуровского”
. (Наше посольство во Франции. – Ст. К.)
“Приглашаем В. Коротича – главного редактора журнала “Огонек” на Второй международный салон книги и прессы в Женеве. Были бы рады, если В. Коротича будет сопровождать переводчица из комиссии Р. Генкина”
.
Вот так и жила в те времена международная компания маркитантов. Они приглашали к себе наших гориных и коротичей, а мы в благодарность принимали то и дело их соплеменников из Старого и Нового света – Г. Солсбери, Г. Гетенби, Ф. Саган, Лию Сегал, какую-то племянницу Шолома Алейхема Бел Кауфман и т. д.
Многие заявления и ходатайства представителей “выездного народа” восхищают изощренностью аргументации, красотами стиля и смелостью запросов.
Из заявления драматурга М. Сагаловича:
“Сейчас я работаю над биографическим романом о Галине Евгеньевне Николаевой, чье творчество, как показало время, глубоко корреспондирует с проблемами, которые решает после ХХVII съезда КПСС наш народ во всех областях жизни.