Текст книги "Нефритовый трон"

Автор книги: Наоми Новик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Наоми Новик
Нефритовый трон

Памяти Хавы Новик – с надеждой написать когда-нибудь книгу ее мечты.

Часть первая

Глава 1

День выдался не по сезону теплым для ноября, но зал Адмиралтейства из преувеличенного почтения к китайским послам был жарко натоплен. Лоуренс, одевшийся парадно по случаю торжественного события, стоял у самого камина, и подкладка его суконного мундира постепенно намокала от пота.

Над дверью, позади лорда Барэма, помещался диск с большой стрелкой, указывающей направление ветра над Каналом. Сегодня ветер дул на северо-северо-восток и был благоприятен для Франции. Хотелось надеяться, что корабли британского флота бдительно следят за французскими гаванями. Лоуренс держался очень прямо, развернув плечи, и не отрывал глаз от круглой шкалы. Встречаться с холодным недружелюбным взглядом, устремленным прямо на него, он не имел никакого желания.

Барэм, закончив говорить, кашлянул в кулак. Истинный морской волк плохо справлялся с заготовленной речью; в конце каждой вымученнно-изысканной фразы он останавливался и с нервозной угодливостью поглядывал на китайцев. При других обстоятельствах Лоуренс посочувствовал бы ему. Официальная нота и даже посольство ожидались давно, но никто не предполагал, что китайский император пошлет в Британию своего брата.

Одно лишь слово принца Юнсина могло привести к войне между обеими странами. Непроницаемое молчание, с которым он слушал Барэма, роскошь его темно-желтого, расшитого драконами одеяния, постукивание длинного, украшенного драгоценностями ногтя по ручке кресла – все в его персоне внушало невольный страх.

Его свита заполонила весь зал. Принца сопровождало с дюжину телохранителей, преющих в своих стеганых доспехах, и столько же слуг, о чьих обязанностях оставалось только гадать. Сейчас они все выстроились у дальней стены, пытаясь освежить воздух с помощью опахал. За спиной у Юнсина стоял еще один человек – видимо, переводчик: после наиболее утонченных пассажей Барэма принц делал ему знак, и он начинал говорить.

По обе стороны от принца сидели еще два посланника. Их Лоуренсу представили очень кратко, и никто из них пока не произнес ни слова. Младший, Шун Кай, держался спокойно и внимательно слушал переводчика. Старший, с брюшком и редкой седой бородкой, явно изнемогал от жары: голова его склонилась на грудь, рука с веером едва шевелилась. Темно-синие шелка обоих вельмож пышностью почти не уступали одеждам принца, и втроем они представляли внушительное зрелище: такое посольство Запад наверняка видел впервые.

Даже дипломат много лучше Барэма испытал бы в такой ситуации приступ подобострастия, но Лоуренс сегодня был не склонен прощать. Еще сильнее, впрочем, он негодовал на самого себя – за необоснованные надежды на лучшее. Он пришел сюда с твердым намерением отстоять свое дело и втайне ожидал, что получит отсрочку. Вместо этого его отчитали в таких выражениях, которые он постеснялся бы применить к зеленому лейтенанту – и это в присутствии чужеземного принца. Можно подумать, что эти трое китайцев – судьи, призванные вынести ему приговор. Он молчал, пока мог, но тут Барэм добавил:

– Мы, естественно, намерены дать вам впоследствии другого детеныша, капитан. – Эти слова, произнесенные крайне снисходительным тоном, наконец-то вывели Лоуренса из себя.

– Виноват, сэр, – произнес он, – но я отказываюсь. Что до моего будущего, прошу вас о нем не заботиться.

Адмирал Повис из воздушного корпуса, занимавший место рядом с Барэмом, хранил молчание с самого начала переговоров. Не нарушил он его и теперь – лишь покачал головой, не выказав ни малейшего удивления, и сложил руки на объемистом животе. Барэм, метнув на него яростный взгляд, повернулся к Лоуренсу:

– Быть может, капитан, я неясно выразился. Вашего мнения здесь не спрашивают. Вы получили приказ – потрудитесь его исполнять.

– Раньше меня повесят. – Лоуренс, казалось, забыл, что обращается к первому лорду Адмиралтейства. Будь он по-прежнему морским офицером, подобная дерзость положила бы конец его карьере, да и авиатору вряд ли следовало говорить нечто подобное. Но если Отчаянного собираются отправить обратно в Китай, с авиаторской службой все равно можно проститься: он никогда не согласится опекать другого дракона. Будучи уверен, что с Отчаянным никто сравниться не может, он непременно наделил бы детеныша чувством неполноценности. В корпусе и без него хватает офицеров, жаждущих получить дракона на воспитание.

Юнсин промолчал и лишь слегка поджал губы. Его свита перешептывалась между собой по-китайски. В этом шепоте Лоуренс уловил явственный оттенок презрения, предметом которого был не столько он, сколько Барэм. Первый лорд, видимо, тоже понял это, и лицо его, вопреки усилиям сохранить спокойствие, покрылось красными пятнами.

– Если вам вздумалось устроить бунт в Уайтхолле, Лоуренс, вы скоро поймете свою ошибку. Вы забываете, что долг перед страной и королем выше долга перед драконом.

– Это вы, сэр, кое о чем запамятовали. Именно долг побудил меня надеть на Отчаянного сбрую, пожертвовав своей службой на флоте. Между тем, я тогда еще не знал, какой он породы, и то, что он окажется селестиалом, мне даже в голову прийти не могло. Именно из чувства долга мы с ним прошли трудную выучку и стойко переносили опасности новой службы. Повинуясь долгу, я вел его в бой и просил не щадить своей жизни. Никто не заставит меня отплатить ему обманом за верность.

– Ну довольно, – прервал его Барэм. – Можно подумать, от вас требуют отдать в чужие руки своего первенца. Мне жаль, что вы привязались к своему питомцу так сильно, однако…

– Отчаянный – не мой питомец и не моя собственность, сэр, – отрезал Лоуренс. – Он послужил Англии и королю не меньше, чем я или вы, а теперь вы просите, чтобы я солгал ему, потому что он не желает возвращаться в Китай. Что осталось бы от моей чести, если бы я согласился на это? Я не понимаю, – добавил он, не в силах более сдерживаться, – как вы вообще могли предложить мне нечто подобное.

– Черт вас возьми, Лоуренс! – гаркнул Барэм. Он много лет провел в море, прежде чем войти в правительство, и моряк в критических ситуациях всегда брал верх над политиком. – Он китайский дракон, поэтому в Китае ему, надо полагать, понравится больше, чем тут. В любом случае он принадлежит им, и это решает дело. Правительство его величества не может допустить, чтобы англичанина называли вором.

– Полагаю, что должен отнести ваши слова на свой счет. – Если бы Лоуренс уже не сварился наполовину, то сейчас непременно побагровел бы. – Так вот, сэр: это обвинение я полностью отвергаю. Присутствующие здесь джентльмены не отрицают, что подарили яйцо французам; мы захватили его вместе с французским фрегатом; Адмиралтейство же, как вам отлично известно, признало то и другое законным трофеем. Не вижу причин, по которым Отчаянный должен принадлежать им. Если они так озабочены тем, что упустили селестиала, не надо было отдавать яйцо Франции.

– Да, верно, – неожиданно произнес Юнсин. Он говорил по-английски с сильным акцентом, медленно и чересчур правильно, но это лишь придавало веса его словам. – Отправлять второе яйцо Лун Тен Цянь за море было, бесспорно, чистейшим безумием.

Оба англичанина умолкли, и знаток языков перевел слова принца остальным. После этого голос впервые подал Шун Кай: он что-то сказал на своем языке, но, заслужив резкий взгляд принца, почтительно склонил голову. Лоуренс понял это так, что у других членов посольства может быть свое мнение, но ответ Юнсина, судя по тону, не поощрял их высказывать оное.

– Однако, вопреки несчастной случайности, по которой яйцо оказалось у вас, – продолжал по-английски принц, – Лун Тен Сян предназначался в дар французскому императору. Он рожден не для того, чтобы носить на себе простого солдата.

Лоуренс, взбешенный этим «простым солдатом», впервые посмотрел прямо в холодные глаза принца.

– Мы с Францией находимся в состоянии войны, сэр. Если вам угодно заключать союз с нашим неприятелем и оказывать ему военную помощь, не посетуйте на то, что мы отбираем ваше вспомоществование в честном бою.

– Вздор! – вскричал Барэм. – Китай ни в коей мере не является союзником Франции, и мы не считаем его таковым. А вам, Лоуренс, ни в коей мере не подобает обращаться к его высочеству, – свирепо присовокупил он вполголоса. – Держите себя в руках.

– Вы используете пиратство как довод в свою защиту? – презрительно бросил принц, не обращая внимания на вмешательство лорда. – Обычаи варварских наций нам безразличны. Грабьте друг друга как считаете нужным, если только это не наносит оскорбления императору, как произошло в данном случае.

– Нет, ваше высочество, ничего подобного, – засуетился Барэм, прожигая Лоуренса взглядом. – Его величество и все британское правительство питают к китайскому монарху глубочайшее уважение. О намеренном оскорблении даже речи не может быть. Будь нам известно, что это за яйцо, мы никогда бы…

– Теперь вам уже все известно, однако вы ничего не сделали для искупления вашей вины. Лун Тен Сян по-прежнему носит сбрую, словно какой-нибудь конь. Он перевозит грузы, подвергается всем опасностям войны, и опекает его простой капитан. Лучше бы это яйцо кануло на дно океана!

Лоуренс с радостью отметил, что Барэм и Повис не меньше его поражены жестокосердием принца. Даже переводчик поморщился и в первый раз не стал доводить до других смысл сказанного.

– Уверяю вас, сэр: знай мы, что вы будете против, сбруя вовсе не была бы надета, – заспешил, опомнившись, Барэм. – Мы постарались всячески возместить Отчаянному… то есть Лун Тен Сяну… все прежние неудобства. Капитану Лоуренсу он, во всяком случае, больше не подчиняется. Вот уже две недели, как мы пресекли их общение.

Напоминание об этих горестных днях окончательно вывело Лоуренса из себя.

– Если кто-то из вас действительно печется о его благе, вам следует руководствоваться его чувствами, а не собственными желаниями, – заявил он, возвысив закаленный многочисленными штормами голос. – Вы возражаете против сбруи и в то же время просите, чтобы я помог вам надеть на него цепи и увезти его против воли. Знайте же, что этого я не сделаю никогда. Знайте и будьте прокляты!

Барэм, судя по выпученным глазам и упершимся в стол ладоням, охотно заковал бы в цепи самого Лоуренса, но тут в разговор наконец-то вмешался Повис:

– Довольно, Лоуренс, замолчите. Нам незачем больше удерживать его здесь, Барэм. Ступайте, капитан, вы свободны.

Долгая привычка к повиновению взяла свое, и Лоуренс вылетел прочь из зала. Заступничество Повиса скорее всего спасло его от ареста, но он не питал благодарности к адмиралу. Невысказанные слова теснились у него в горле. Он обернулся к захлопнувшейся за ним двери, но беззастенчивое любопытство стоявших на страже морских пехотинцев побудило его овладеть собой и уйти.

Громкий голос Барэма все еще разносился по коридору, но слова уже сделались неразборчивыми. Лоуренс, хмельной от гнева, дышал прерывисто, и ярость застилала ему глаза – конечно же, ярость, а не какие-то жалкие слезы. В приемной Адмиралтейства толпились морские офицеры, клерки, сановники – был даже один авиатор, доставивший почту. Лоуренс грубо прокладывал себе путь к выходу, засунув дрожащие руки поглубже в карманы.

Скоро он вышел в грохот и суету вечернего Лондона. Рабочий люд расходился по домам ужинать; возницы и слуги, толкавшие кресла на колесах, кричали: «С дороги!» Чувства Лоуренса пребывали в не меньшем беспорядке: его окликнули трижды, прежде чем он услышал.

Он неохотно обернулся, не желая встречаться с бывшими сослуживцами и возвращаться в мир учтивых манер. К его облегчению, это была капитан Роланд. Но как же она оказалась здесь? Ее дракон Эксидиум командовал дуврским отрядом, и получить увольнительную для Роланд было не так-то просто. Во всяком случае, открыто явиться в Адмиралтейство, будучи авиатором-женщиной, она не могла. Существование таких офицеров, обусловленное тем, что драконы-длиннокрылы не признавали мужчин, тщательно скрывалось от публики. Лоуренс, сам поначалу шокированный этим фактом, успел так свыкнуться с ним, что Роланд в партикулярном платье казалась ему нелепой. Юбки и толстый плащ, в который она куталась на манер заговорщицы, совершенно не шли ей.

– Я совсем запыхалась, преследуя вас, – заявила она, беря его под руку. – Сначала бродила по этим необозримым залам, а затем вы с такой быстротой промчались мимо меня, что я едва успела выскочить следом. Чертовы юбки! Надеюсь, вы оцените, Лоуренс, на какие муки я пошла ради вас. Ну ничего, – добавила она уже мягче. – По вашему лицу я вижу, что дело приняло дурной оборот. Пойдемте пообедаем, и вы мне расскажете все по порядку.

– Спасибо, Джейн, я очень вам рад. – Он позволил ей увлечь себя к гостинице, где она остановилась, хотя и сомневался, что сможет проглотить хоть кусок. – Но что привело вас сюда? Надеюсь, Эксидиум чувствует себя хорошо?

– Превосходно, не считая легкого несварения от обжорства. Но Лили и капитан Харкорт так хорошо справляются с патрульной службой, что Лентон счел возможным отпустить меня на несколько дней. Эксидиум в честь этого события слопал трех жирных коров и едва глаза приоткрыл, когда я сообщила, что еду вас поддержать и оставляю его на Сандерса – это мой новый первый помощник. Потом я спроворила себе вот этот наряд и прилетела в Лондон с курьером. О, черт! Постойте минутку. – Роланд остановилась, чтобы поправить запутавшийся в ногах подол.

Дальше они двинулись уже более медленным шагом. Мужская походка Роланд и шрам у нее на лице вызывали любопытство прохожих. Она не обращала на это внимания, но Лоуренс начинал свирепо поглядывать на неучтивых зевак.

– Не смотрите так злобно и не пугайте этих бедняжек, – заметила на это она. – Что вам сказали в Адмиралтействе?

– Вы знаете, полагаю, о прибывшем из Китая посольстве. Они хотят забрать Отчаянного с собой, а правительство и не думает возражать. Сам он, очевидно, даже слышать об этом не хочет и гонит их прочь, хотя они уже две недели на него наседают. – Сказав это, Лоренс ощутил острую боль в груди. Он ясно представил себе, как Отчаянный сидит один в старом, заброшенном лондонском запаснике, которым едва ли пользовались последнюю сотню лет. Нет с ним рядом ни Лоуренса, ни офицеров из прежнего экипажа, и некому почитать ему вслух. Все его общество – кучка мелких драконов курьерской службы.

– Конечно же, он ни за что не оставит вас, – сказала Роланд. – Неужели они думают, что он поддастся на их уговоры? Китайцы, насколько мне известно, слывут непревзойденными знатоками драконов.

– Их принц не скрывает, что ценит меня очень невысоко. Им, вероятно, казалось, что Отчаянный разделяет это мнение и будет рад вернуться домой. Когда же они поняли, что все обстоит иначе, этот негодяй Барэм предписал мне его обмануть. Я должен сказать, что мы получили назначение в Гибралтар, и заманить его на корабль – а когда он поймет, в чем дело, то уже не сможет долететь до земли.

– Отвратительно. – Роланд крепко, почти до боли, стиснула его руку. – Но почему же Повис молчит? Как он мог допустить, чтобы вам предложили нечто подобное? Морскому офицеру, конечно, таких вещей не понять, но Повис должен был объяснить Барэму, что к чему.

– Мне думается, он здесь бессилен – ведь всю ответственность министерство возложило на Барэма. Повис, однако, помешал мне сунуть собственную голову в петлю. Я так рассердился, что собой не владел, и он меня выпроводил.

Они дошли до Стрэнда, и поддерживать разговор стало трудно: приходилось остерегаться серой жижи из сточных канав, которую щедро разбрызгивали тележки и наемные экипажи. Лоуренс уже остыл, и его гнев уступил место унынию.

С самого дня разлуки он жил надеждой на ее скорый конец. Китайцы поймут, что Отчаянный не желает возвращаться на родину, и Адмиралтейство оставит попытки ублаготворить их. Уверенность в этом лишь ненамного смягчала жестокость приговора, который вынесли им обоим: ведь они ни разу не расставались дольше, чем на сутки, с тех пор, как Отчаянный появился на свет. Лоуренс не знал, куда себя деть, чем заполнить время. Что же сказать о сегодняшнем дне, когда рухнули все надежды? Китайцы не уступают, и министерство так или иначе изыщет способ вернуть им дракона. Барэм ясно дал понять, что они не погнушаются самой беззастенчивой ложью – и Лоуренсу скорее всего не дадут даже проститься с Отчаянным.

Он гнал от себя самую мысль о том, что будет с его собственной жизнью после отправки селестиала в Китай. О новом драконе, разумеется, и речи не может быть, а на флот его обратно не примут. Поступить разве на торговое или частное судно? Но сердце его не лежало к этому, а призовых денег вполне хватало на безбедное существование. Можно даже жениться и зажить деревенским джентльменом – но эта идиллия, некогда столь желанная, ныне представлялась Лоуренсу тусклой и монотонной.

Хуже того, он ни в ком не встретит сочувствия: прежние знакомые сочтут, что он счастливо отделался, семья возликует; никто не поймет, какую тяжкую утрату он потерпел. В самом деле, не смешно ли так горевать? Авиатором он сделался против воли, из одного чувства долга, и пробыл им менее года. Только другой авиатор – и не просто авиатор, а капитан – способен понять его чувства; но Лоуренс, лишившись Отчаянного, вновь окажется по ту сторону пропасти, отделяющей воздушное братство от всего прочего общества.

В общем зале «Короны и якоря» царило оживление, хотя обеденный час по городским меркам еще не настал. Заведение было не из фешенебельных, и останавливались в нем большей частью сельские жители, привыкшие отводить для еды и питья более разумное время. Это место не слишком годилось для респектабельной дамы, и сам Лоуренс в былые дни вряд ли зашел бы сюда. Завсегдатаи бросали на Роланд весьма красноречивые взгляды, но присутствие плечистого офицера со шпагой на боку удерживало их от дальнейших поползновений.

Роланд поднялась с Лоуренсом в свои комнаты, усадила его в безобразного вида кресло, налила вина. Он поспешно загородился стаканом от ее сострадательного взгляда, боясь, что мужество окончательно изменит ему.

– У вас того и гляди случится голодный обморок, – сказала Роланд. – Надо срочно подкрепить ваши силы. – Она позвонила, и двое слуг вскоре принесли простой, но сытный обед: жареную птицу, говядину с подливкой, зелень, телячий пирог, тушеную капусту и пудинг на сладкое. Роланд велела поставить на стол все разом, чтобы не морочиться с переменой блюд, и отослала их прочь.

Лоуренс не думал, что он в состоянии что-то съесть, но при виде пищи ощутил голод. Две недели он питался урывками, да и стол в его дешевом пансионе, выбранном из-за соседства с запасником, оставлял желать много лучшего. Сейчас он воздал еде должное, а Роланд тем временем развлекала его свежими новостями.

– Жаль, конечно, терять Ллойда, – сказала она о своем помощнике, – но его хотят приставить к яйцу углокрыла, которое зреет в Кинлох-Лэггане.

– Я, кажется, видел его там, – оживился Лоуренс. – Это ведь яйцо Обверсарии?

– Да, и мы возлагаем на него большие надежды. Ллойд, конечно, на седьмом небе, и я за него очень рада, но нелегко привыкать к новому помощнику после пяти лет со старым. Эксидиум и весь экипаж без конца вспоминают, как Ллойд делал то или это. Сандерс, впрочем, добрый малый, и положиться на него можно. Нам его прислали из Гибралтара, когда Грэнби отказался занять этот пост.

– Как отказался? – вскричал Лоуренс в испуге (Грэнби был первым лейтенантом у него самого). – Надеюсь, он не из-за меня это сделал?

– Боже, так вы не знали? – не меньше него всполошилась Роланд. – Он очень мило со мной говорил – сказал, что весьма мне обязан, но со своей должности уходить не хочет. Я была в полной уверенности, что он советовался на этот счет с вами – думала, у вас появился повод надеяться.

– Нет, – тихо ответил Лоуренс, – не советовался. Как бы ему вовсе не остаться без места – жаль слышать, что он упустил такой случай. – В корпусе на отказ Грэнби, несомненно, посмотрят косо. Офицер, отвергнувший одно предложение, не скоро дождется следующего, а у Лоуренса теперь вряд ли будет возможность ему помочь.

– Чертовски сожалею, что расстроила вас еще больше, – посетовала Роланд. – Знаете, адмирал Лентон почти не трогал ваш экипаж, только отдал несколько человек Беркли, который оказался в отчаянном положении. Мы все думали, что Максимус больше не будет расти, и ошиблись: после вашего отъезда он вымахал в длину еще на пятнадцать футов. – Ее попытка вернуться к легкому разговору, однако, не удалась: Лоуренс, положив нож и вилку, отодвинул полную наполовину тарелку.

На улице уже смеркалось, и Роланд задернула шторы.

– Не хотите ли послушать концерт?

– Буду счастлив сопровождать вас, – машинально ответил он.

– Нет-нет, я вижу, что вы не хотите. Ступайте-ка в постель – незачем сидеть и печалиться понапрасну.

Они потушили свечи и легли.

– Не имею ни малейшего понятия, что мне делать, – произнес Лоуренс: темнота способствовала откровенным признаниям. – В разговоре с вами я назвал Барэма негодяем и не могу простить ему, что он побуждал меня лгать. Такое поведение недостойно джентльмена. Но ведь по натуре он не столь низок и никогда не пошел бы на это, будь у него выбор.

– Мне противно слышать, как он раболепствует перед этим чужеземным принцем, – сказала, опершись на локоть, Роланд. – В бытность мою мичманом я как-то оказалась в Кантоне – наш транспорт кружным путем шел из Индии. Их джонки с виду даже сильный ливень едва ли способны выдержать, не говоря уж о шторме. Если Китай и завяжет с нами войну, своих драконов через океан они переправить не смогут.

– Я сам поначалу так думал. Но чтобы прервать торговлю с нами или нарушить наше сообщение с Индией, драконы им не понадобятся. Кроме того, они граничат с Россией. Атакуют царя с востока, и антифранцузская коалиция сразу развалится.

– От русских на войне толку пока было немного, зато шуму хоть отбавляй. Дурные манеры одними только деньгами не искупаются – это относится и к человеку, и к нации. У нас всегда недоставало финансов, однако мы все-таки исхитрились подбить Бонапарту глаз. Хороши и наши высокие чины: как можно было разлучать вас с Отчаянным! Барэм вас совсем к нему не пускает?

– Нет – вот уже две недели. В запаснике есть один порядочный парень: он передает Отчаянному весточки от меня и рассказывает, как тот поживает, но если он меня пустит туда, дело кончится трибуналом для нас обоих. Впрочем, меня этим теперь уже, пожалуй, не остановишь.

Год назад Лоуренс и помыслить не мог, что способен произнести нечто подобное, но честность не позволила ему умолчать. Роланд, сама авиатор, и не подумала возмущаться. Она лишь погладила его по щеке и заключила в объятия, пытаясь хоть как-то утешить.

Среди ночи Лоуренс внезапно проснулся. Роланд не было рядом, в дверях стояла со свечкой зевающая служанка. Передав постоялице запечатанный пакет, девушка с нескрываемым интересом воззрилась на лежащего в постели мужчину. Лоуренс виновато покраснел и поспешил убедиться, что прикрыт надлежащим образом.

Роланд сломала печать и взяла у горничной свечку.

– Вот вам, ступайте, – сказала она, вручив девушке шиллинг и бесцеремонно захлопнув дверь у нее перед носом. – Мне придется покинуть вас, Лоуренс. Из Дувра сообщают, что в Гавр под охраной драконов следует французский конвой. В охране имеется флам-де-глуар,[1]1
  пламя славы (фр.). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] и флот без воздушной поддержки не обойдется.

– А не сообщают они, сколько в этом конвое судов? – Лоуренс поспешно натягивал бриджи. Огнедышащий дракон – худшее, с чем может столкнуться военный корабль даже и при наличии воздушной поддержки.

– Около тридцати – и все, можно не сомневаться, битком набиты боеприпасами. – Роланд туго заплела волосы в косу. – Вы мой мундир не видели?

За окном уже светало, нужды в свечах почти не было. Лоуренс отыскал мундир, подал его Роланд. Часть его сознания уже прикидывала, сколько английских кораблей выделят для преследования каравана и сколько французских судов сумеет все же достичь безопасной гавани: в Гавре очень сильная артиллерийская батарея. Ветер, если он не переменился со вчерашнего дня, благоприятен для бонапартистов. Тридцать кораблей, груженных железом, медью, ртутью и порохом! На море Бонапарт после Трафальгара, положим, не страшен, но на суше он остается властелином Европы, и этот груз позволит ему продержаться еще много месяцев.

– И плащ, пожалуйста, – попросила Роланд. Она подняла капюшон и закуталась, полностью скрыв свой мужской костюм. – Ну вот, превосходно.

– Подождите минутку, я с вами. – Лоуренс тоже облачился в мундир. – Надеюсь принести вам кое-какую пользу. Если Беркли не хватает людей, я могу по крайней мере скидывать абордажников. Позвоните горничной, и пусть ваш багаж отправят в мой пансион.

В этот ранний час на улицах было еще пустовато. Дребезжали зловонные повозки золотарей, труженики шли на работу, служанки, постукивая деревянными башмаками, торопились на рынок, пастухи гнали скот, дышащий белым паром. Ночью на город опустился холодный, липнущий к коже туман. Роланд, пользуясь немноголюдностью, не слишком заботилась о маскировке и шла быстро, почти бежала.

Лондонский запасник располагался неподалеку от Адмиралтейства, в западной части города, но окружали его ветхие, полуразвалившиеся дома. Здесь, по соседству с драконами, селилась только беднота, не могущая позволить себе ничего лучшего. Тощие ребятишки подозрительно выглядывали наружу, заслышав шаги незнакомцев. Сапоги капитанов проламывали тонкий ледок, затянувший канавы, и за ними шлейфом тянулась вонь.

На этих улицах и вовсе не было ни души, но из тумана вдруг, подобно зловещему призраку, выкатилась телега. Роланд едва успела оттащить в сторону Лоуренса. Возница, чуть было не переехавший их, свернул за угол, не помышляя об извинениях.

Лоуренс горестно посмотрел на свои парадные, заляпанные грязью бриджи.

– Ничего, – утешила его Роланд. – Высохнет – отвалится, притом в воздухе до этого никому нет дела. – Лоуренс не разделял ее оптимизма, но время не позволяло медлить, и они устремились дальше.

Железные ворота запасника, словно противостоя убогой округе и унылой погоде, весело сверкали свежей черной краской и медными начищенными засовами. Рядом, вопреки обыкновению, несли караул два морских пехотинца в красных мундирах, прислонив мушкеты к стене. Дежурный привратник отдал Роланд честь, солдаты же при виде ее несколько растерялись: сползший плащ позволял рассмотреть три золотых капитанских полоски вкупе с весьма пышными формами.

Лоуренс, заслоняя ее собой, прошел в открытые привратником ворота.

– Спасибо, Пэтсон; нам нужен курьер из Дувра.

– Думаю, он вас ждет, сэр. – Пэтсон, вновь запирая ворота, ткнул большим пальцем через плечо: – Прямо там, на первой лужайке. А насчет этих не беспокойтесь, – добавил он, имея в виду морских пехотинцев. Рядом с совсем юными часовыми Пэтсон, бывший бронемастер, казался просто гигантом, а повязка на выжженном глазу делала его особенно грозным. – Я их вышколю как следует, будьте покойны.

– Да, Пэтсон, благодарю вас. Что делают здесь эти вареные раки? – выразила удивление Роланд, немного отойдя от ворот. – Хорошо еще, что это не офицеры. Двенадцать лет назад один армейский служака увидел капитана Сен-Жермен, которая была ранена при Тулоне. Он поднял по этому поводу страшный шум, и дело чуть не попало в газеты.

Бордюр деревьев и зданий, отгораживавший запасник от улицы, был не слишком широк. Капитаны быстро дошли до первой лужайки, где едва мог расправить крылья дракон-средневес. Курьер, молодая самка винчестера в полной сбруе, действительно дожидался их. Она еще не достигла зрелости, на что указывали ее пурпурные крылья.

– Холлин! – воскликнул Лоуренс, радостно пожимая руку ее капитана. Ему было очень приятно увидеть бывшего начальника своей наземной команды в офицерском мундире. – Так это ваш дракон?

– Ну да, Элси, – ответил сияющий Холлин. – Это капитан Лоуренс, Элси, – я тебе про него рассказывал.

Винчестерка вылупилась неполных три месяца тому назад и была маленькой даже для своей мелкой породы, но лоснящаяся чистотой шкурка показывала, что ухаживают за ней с большим тщанием.

– Так ты капитан Отчаянного? Большое тебе спасибо за моего Холлина, – прощебетала она и так нежно ткнула своего опекуна мордой, что он едва устоял на ногах.

– Очень приятно – я рад, что оказался тебе полезен. – Лоуренс немного приободрился, хотя ему тяжело было сознавать, что Отчаянный тоже здесь, рядом. Их разделяют каких-нибудь пятьсот ярдов, а он даже поздороваться с ним не может. Капитан все же оглянулся по сторонам, но не увидел ни единого проблеска черной шкуры.

– У вас все готово? – спросила Роланд. – Вылететь нужно незамедлительно.

– Готово, сэр, вот только почту получим, – отвечал Холлин. – В вашем распоряжении еще пять минут – можете поразмять ноги перед полетом.

Искушение было очень велико, но дисциплина не позволяла Лоуренсу поддаться ему. Одно дело – прямо отказаться выполнять бесчестный приказ, другое – украдкой обойти тот, что тебя не устраивает. Такое правонарушение с его стороны могло бросить тень и на Холлина, и на Роланд.

– Я зайду в казармы, поговорю с Джарвисом, – промолвил Лоуренс и отправился к смотрителю, которому поручили заботиться об Отчаянном.

Джарвис, уже немолодой человек, когда-то шибанулся о бок дракона, при котором служил портупейщиком. Ему сильно урезали левую руку и левую ногу, но он, вопреки предсказаниям, выжил и был отправлен в Лондонский запасник, на легкую службу. Теперь он ковылял на деревяшке, носил вместо кисти железный крюк, не любил себя утруждать и отличался неуступчивым нравом; но Лоуренс охотно слушал его истории и потому находил у старика радушный прием.

– Не передадите ли ему пару слов от меня? – попросил капитан, вежливо отказавшись от чашки чая. – Я отправляюсь в Дувр, чтобы оказать там посильную помощь; не хочу, чтобы Отчаянный волновался, ничего обо мне не слыша.

– Передам, как же; сам и прочту. Он в этом нуждается, бедолага. – Джарвис принес перо с чернильницей, и Лоуренс стал писать на обороте какого-то обрывка бумаги. – Этот адмиралтейский жирняга опять заявился, всего полчаса назад. Притащил с собой целую кучу морской пехоты, ну и китайцы, вестимо, при нем. Они и посейчас тут – все уши нашему прожужжали. Вряд ли он станет есть, если они скоро не уберутся, и нечего мне за это пенять. Чертов флотский много о себе мнит, а сам ни шиша в драконах не смыслит. – Тут Джарвис спохватился и добавил: – Простите великодушно, сэр.