Текст книги "Да осчастливит Аллах твой вечер!"
Автор книги: Нагиб Махфуз
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Она снова ушла. Но я уже успел ее рассмотреть. Лицо округлилось больше прежнего, но еще сохраняло привлекательность, и морщин на нем не было заметно. На смену прежней свежести и молодому задору пришли степенность и серьезность. Интересно, поседели ли у нее волосы? Она пополнела, но не огрузла. Под платьем тело ее выглядело даже соблазнительно. Да, клянусь Аллахом, соблазнительно! На меня обрушился вихрь страстных желаний. Ах, прижать бы ее к груди и слиться с нею в жарких объятиях, как бывало! Но будь осторожен, говорил я себе. Ты ведь не знаешь, что сейчас у нее на душе. Возможно, она решила навсегда посвятить себя материнству и чистой, беспорочной жизни. Умерь свой пыл и постарайся не оплошать.
Она вернулась, держа в руках маленький серебряный поднос, на котором стояла бутылка с соком. Поставив поднос на деревянный столик, инкрустированный перламутром, она пододвинула его к моему креслу.
– Я тебе доставляю много хлопот. Присядь отдохни, – произнес я.
Она села на диван напротив меня, и в этот момент я обратил внимание на свадебную фотографию, что висела у нее над головой. И по бокам две фотографии: на одной – Али Юсуф, на другой – их сыновья в арабской одежде. На мгновение я растерялся: моя задача усложнялась.
– Доброе дело, наконец-то ты вспомнил своих родных!
– Неразумно жить в одном квартале и сторониться друг друга!
– Милости прошу. Ты все еще работаешь в министерстве?
– Только-только вышел на пенсию.
– Да продлит Господь твои дни. А кто тебя обслуживает?
– Никто. Живу наедине со старыми стенами, – сказал я, засмеявшись.
– Я тоже одна вроде тебя, если не считать доброй преданной женщины, которая бывает у меня раз в неделю.
– Разве ты никогда не покидаешь дома?
– Выхожу лишь время от времени, по необходимости.
– Одиночество – тяжкая вещь. Хотя у меня есть излюбленное кафе и друг, все равно очень тяжело.
– А у меня телевизор, одна-две соседки, – призналась она со вздохом.
– Этого мало.
– Все же лучше, чем ничего!
– А как поживают твои сыновья?
– Великолепно, они поселились там навсегда. У меня теперь внуки... Что ж, таков мой удел.
В последних словах ее прозвучала горечь.
– Ты к ним не ездила? – спросил я.
– Один раз совершила там малый хаджж.
– Поздравляю тебя, хаджа[17]17
Хаджа (арабск.) — женщина, совершившая хаджж; также обращение к пожилой женщине.
[Закрыть], – произнес я с грустью.
– Желаю тебе тоже его совершить,– ответила она. – Если ты когда-нибудь захочешь поехать, они тебя примут.
– Все зависит от воли Аллаха. Скажи лучше, как твое здоровье?
– А твое?
– Слава богу, лучше быть не может.
– Я тоже не жалуюсь, разве что пришлось вставить зубы.
– Это ничего.
– Я молю Аллаха о счастливом конце.
– Тебе еще жить и жить! – пылко воскликнул я. – Как я счастлив, что тебя вижу!
– Я тоже. Жаль только, что ты одинок.
– Но ты тоже одинока.
– Я хочу сказать, – мягко произнесла она, – что тебе следовало бы обзавестись женой и детьми.
– Что поделаешь, судьба... – сказал я с сожалением.
Мы смолкли, чтобы перевести дух. Я осушил бутылку до дна и весь покрылся потом. Между действительностью и мечтой – огромная пропасть. Я представлял себе, что без труда направлю беседу в нужное русло, что ринусь в объятия к Маляк, отягощенный скопившейся за долгие годы страстью, что свершу то-то и то-то. Здесь же все дышит благопристойностью. Передо мной сидит чопорная дама, не позволяющая ни малейшей вольности. Сверху на нас смотрят портреты. Они как бы участвуют в беседе, не допуская никакого безрассудства, окрашивая нашу встречу в печальные тона. Интересно, о чем она думает? Неужели в ее памяти не всплыл ни один обольстительный образ из прекрасного прошлого? Может ли она обуздать свои мысли так же, как свое поведение? Мне хочется уловить в ее глазах хотя бы легкий намек, искру игривости, мимолетную стыдливость, тень улыбки – это бы объяснило многое. Но я встречаю лишь серьезный, участливый взгляд, взгляд, каким родственница смотрит на родственника, встреченного ею на закате жизни. Неужели прежняя Маляк никогда не вернется? Как бы то ни было, я не уйду из этой квартиры не солоно хлебавши. Неужели собственная трусость заставит меня раскаиваться до последних дней жизни? Набравшись смелости, я спросил:
– Ты не против, если мы будем время от времени скрашивать визитами наше одиночество?
– Милости прошу, – ответила она спокойно, потом, поколебавшись, добавила: – Но...
Поняв, что кроется за этим «но», я сказал:
– Мы ведь родственники, да и возраст наш исключает всякие пересуды.
Она промолчала.
– Значит, ты не согласна, чтобы я тебя навещал! – расстроился я.
– Я этого не говорила, – тотчас ответила она.
– Может быть, ты за строгий образ жизни?
– Это то, о чем нам не мешает подумать.
– Я хотел бы, чтобы ты высказалась со всей откровенностью.
– Если бы я думала по-другому, я бы откровенно тебе об этом сказала.
– Мне просто необходимо общаться с тобой, одиночество невыносимо! – воскликнул я с жаром. – Ты же знаешь, у меня нет никого, кроме тебя. Я все время только об этом и думаю.
Она улыбнулась и с порозовевшим от смущения лицом прошептала:
– Я тебя понимаю.
– Значит, оба мы нуждаемся в общении! – сказал я, осмелев.
Маляк засмеялась и ничего не ответила. Я чувствовал, что мы словно бы перенеслись в былое.
– Одиночество тягостно, жизнь горька. Мне так хочется чего-то нового. Вот ты обновила свою мебель...
– В моей квартире вся обстановка – новая. Покойный муж оставил мне приличную сумму. Вахид подарил спальный гарнитур, а Бекр, второй сын, – гарнитур для гостиной. Сама же я купила мебель для столовой.
– И тебя не пугают нынешние цены?
– Пенсия у меня мизерная, но Вахид и Бекр присылают мне все необходимое. А как твои дела?
– Стараюсь держаться, хотя кто заботится о пенсионерах! Но я думаю начать новую жизнь.
– Теперь, уйдя на пенсию?
– Здоровье у меня крепкое. Я владею английским, и у меня есть опыт административной работы. Хочу попытать счастья в одной частной инвестиционной компании.
– Там неплохие оклады.
– Я возлагаю на это большие надежды.
– Что ж, идея прекрасная.
– Я рад, что ты одобряешь.
Мы снова умолкли, и я решил, что пришло время проститься.
– Мне пора.
Она из вежливости предложила мне побыть еще, но я встал и протянул ей руку.
Я шел по тихой вечерней улице, вдыхая свежий летний воздух. Хотя моя мечта не осуществилась, надежда еще не потеряна. В кафе я отправился уже в другом настроении. Когда Хамада ат-Тартуши заметил меня, лицо его расплылось в улыбке:
– К тебе вернулась молодость. Я никогда не видел тебя таким, как сегодня.
Я принялся рассказывать ему о том, что произошло между мною и Маляк, заново переживая свою радость.
– Я смотрю на это с оптимизмом, – прокомментировал Хамада, – а ты?
Подумав немного, я ответил:
– Успех обеспечен пока лишь наполовину.
– Нет, больше.
– И правда.
– Если бы она захотела, то это посещение было бы первым и последним.
– Несомненно.
– Наверняка она догадалась о цели твоего визита.
– Надеюсь.
– Поверь мне, я разбираюсь в женщинах лучше тебя, но ты действительно считаешь, что она еще в форме?
– Клянусь тебе, она все еще привлекательна! – заверил я его пылко.
– Хочу тебя предупредить: не особенно обольщайся, – сказал он, смеясь. – Внешний вид в таком возрасте мало о чем говорит. Под платьем тело может показаться соблазнительным, но если его обнажить, то станут заметны бугры и колдобины, как на теперешних улицах. Поэтому я советую тебе: если добьешься своей цели, занимайся любовью в полной темноте!
Я покатился со смеху, а потом сказал:
– Прежде всего надо добиться цели.
Возвратившись к себе, я почувствовал страшную тоску и еще больше возненавидел свой дом. Хоть бы он сгорел! Ни кафе, ни телевизор не доставили мне в последующие дни радости. Новый визит – вот единственная оставшаяся надежда. Прийти через неделю – слишком рано, а ждать целый месяц – невыносимо, и я решил повторить визит через две недели. За это время я узнал, что в одном из филиалов «Дженерал электрик», ведущем строительство водоочистной станции, есть свободная должность. Работа временная, рассчитана на три года, но зарплата – четыреста египетских фунтов в месяц, не считая бесплатного проезда. Я подал заявление на конкурс. Выбор пал на какую-то девушку, но директор предложил мне должность в административном отделе с оплатой в триста фунтов. Я согласился, меня это вполне устраивало. Конечно, с такими доходами я не смогу позволить себе переехать в новый район, но питаться и одеваться буду куда лучше. Выждав две недели, я отправился под покровом сумерек к своей возлюбленной; терпение иссякло, страсть разгорелась, решимость окрепла! Я убедил себя, что мужчине моих лет не подобает теряться подобно мальчику и стыдиться как юноше. Когда Маляк открыла дверь гостиной, я попросил, чтобы мы перешли в другую комнату – будто бы для того, чтобы чувствовать себя непринужденнее, а на самом деле чтобы не видеть фотографий на стене.
– Благодаря тебе в мою жизнь вернулась радость, – сказал я ей, не таясь.
– Не преувеличивай, – улыбнулась она.
– Я поступил на работу в «Дженерал электрик», – сообщил я, не скрывая своего удовлетворения.
– Поздравляю.
Я рассказал ей о зарплате и о прочих вещах, после чего добавил:
– Теперь я смогу осуществить свою мечту.
Она, по-видимому, не поняла.
– Если ты хочешь переехать в новую квартиру, то я сомневаюсь, что ты этого добьешься.
– Получить квартиру для меня не самое главное, – сказал я, набравшись храбрости.
– Неужели?
– Я всерьез думаю о женитьбе.
– О женитьбе? – проговорила она, умело, как мне показалось, скрыв свое удивление.
– У меня отличное здоровье, – произнес я уверенно.
– Да укрепит Господь его еще больше, – сказала она, смущенно улыбнувшись.
– Я хотел бы знать твое мнение.
– Почему бы и нет? Такие, как ты, женятся. Женятся даже люди постарше.
– То же самое я сказал и себе.
– Позволь мне подыскать для тебя подходящую жену, – весело произнесла она.
– Что значит «подходящая жена»?
– Ну, серьезная женщина не меньше сорока лет.
– В таком случае это будет вдова или разведенная.
– И что с того?
– И у нее будут дети, возможно даже несовершеннолетние.
– Придется смириться с тем, что есть.
Глядя прямо в ее растерянные глаза, я произнес:
– Я знаю, кто мне нужен, и тебе не надо никого искать.
– Что ты имеешь в виду? – в полном замешательстве спросила она.
– Маляк, – произнес я со смирением и мольбою, – жена, которая мне нужна, – это ты.
Она опустила глаза и нахмурилась. Но я был настойчив:
– Что ты на это скажешь?
– Ты ради этого и пришел?
– Ну да.
– Это стыд и позор!
– Позор?!
– А что же, по-твоему?
– Это естественная потребность, и никакого позора здесь нет.
– Я не помышляла о браке, – сказала она дрогнувшим голосом.
– Вспомни, это было нашей самой заветной мечтой.
– Теперь все в прошлом и поросло быльем, – потерянно сказала она.
– Но прошлое воскресло во мне со всей силой! – воскликнул я горячо.
– Ты сам не понимаешь, что говоришь. Одиночество лишило тебя разума. Твои мечты скоро угаснут сами по себе.
– Я знаю, чего хочу.
– Нет, я не допущу позора, – взволнованно проговорила она.
– Да что ты повторяешь все время это мерзкое слово?
– Надо трезво смотреть на вещи. Ты забываешь, что я мать и бабушка.
– Вначале это, может быть, непривычно, но потом человек отдается своему счастью, ни о чем не думая, – произнес я с нежностью.
Скорбно потупив взгляд, она прошептала:
– Не лишай меня душевного спокойствия.
Мне показалось, что она уже спорит со мной как женщина, а не только как мать, бабушка или родственница. Я вскочил с места и шагнул к ней, чтобы сесть рядом, как мы, бывало, сидели когда-то. Но она отпрянула, гневно воскликнув:
– Не тронь меня!
Этот крик ожег меня, словно пощечина. На какое-то мгновение я застыл, весь во власти отчаяния. Уходя, я прошептал:
– Да хранит тебя Аллах...
В кафе я не пошел. И домой тоже. Я долго бродил без цели, отдыхая иногда в попадавшихся по пути кофейнях. На заре вернулся в свой склеп.
На следующий день, направляясь привычной дорогой в кафе «Успех», я поднял глаза к ее балкону. Смотрю, она стоит в дверях и вроде бы глядит в мою сторону. Из вежливости я поприветствовал ее кивком. Вдруг вижу, она машет мне рукой. Сердце у меня замерло, я стал как вкопанный. Что бы это означало? Она отступила назад, вновь помахала мне и скрылась.
Я истолковал этот знак в свою пользу и, не чуя под собой ног от радости, пересек улицу. На этот раз я не стал дожидаться вечера.