Текст книги "Евангелие от Йохана (СИ)"

Автор книги: Надя Яр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Рассказ о цене политики лжи и о воскрешении мёртвых. Отчасти по мотивам книг Расширенной Вселенной Звёздных войн. Не фанфик.

Яр Надя

Яр Надя

Евангелие от Йохана

Риттер

Вынырнувший из гипера клинообразный катер был бы опознан как имперский, даже если б не шёл под штандартом. Бескомпромиссная, грубая форма, типичная для имперских моделей. Судно было полубоевое, склепанное на нойрайнских верфях семь лет назад, в последний год Войны против уан. На таких перемещались послы, курьеры и прочие чины среднего звена военной иерархии Рейха.

Джон Риттер сразу почувствовал исходящую от него опасность.

Нет, не от него. Какая-то новость.

Дурная.

Когда катер появился, Риттер сидел в рубке своего корабля, мерно плывущего по орбите над миром Юнг, и медитировал перед обзорным экраном. Планета внизу была голубая и серая с жёлтым – пустынный, не самый уютный мир. Ещё полтора часа, и корабль пройдёт над плато Одиночества и над замком Нодд, где проводила второй год изгнания сестра Риттера, бывший республиканский канцлер Джоанна Мид. Система Юнг с её дряхлым красным светилом и скудным мирком без природных богатств лежала в буферной зоне между Республикой, Рейхом – двумя государствами, ранее составлявшими одно – и пространством вормер, могущественной чужой расы. Джоанна приняла приговор десяти лет изгнания, вынесенный республиканским судом за организованное четверть века назад убийство, с изрядной озлобленностью. Она не видела за собой вины, не собиралась весь срок размышлять над своим поведением и превратила Нодд, старый замок отца, в базу радикальных элементов, живущих ненавистью к Рейху, к внутренним республиканским "примиренцам" и обидами сорокалетней давности. Всё тот же суд запретил кораблям Республики – кроме шаттлов обеспечения – подлетать и садиться на Юнг, но жителей других государств и "ничьих" пространств этот запрет не касался. Все старые и новые друзья Джоанны могли летать на Юнг и с него как хотели, и то же касалось её врагов. Поэтому Джон Риттер, Великий Магистр Ордена Света, передал управление Орденом в руки своей заместительницы Карин Уорнер и с ней же оставил сына, а сам удалился в изгнание вслед за сестрой, чтобы её охранять.

Второй год изгнания перевалил уже за середину, но ни один человек или нелюдь из Рейха до сих пор не пытался навести справедливость самостоятельно и прикончить Джоанну, убийцу имперского идола Сандани. Наверняка потому, что с ней был он, Джон. Его не то чтобы боялись, а просто знали, что связываться не стоит.

До сего дня.

Комм зазвенел – с катера подавали сигнал. Джон протянул руку и принял вызов.

На экране возник Хольгер Витт, адъютант адмирала Ланге, рейховского штатсшефа. Витт и Риттер неплохо знали друг друга – во время Войны Хольгер был связным Ланге в республиканском правительстве и при штабе. Надёжный и добросовестный человек. Патриот-имперец.

– Риттер? – Витт постарел за прошедшие несколько лет, морщины углубились. Стал почти седой. – Нам нужно поговорить.

– Его привёл к шефу Ройтер. Помните, наш атташе? Сейчас он шеф СБР, и его пророчат в премьер-министры. Наследник Ланге. Всё хорошо бы, но он связан с этими – и через них со Тьмой.

Витт вертел в руке толстый стакан с виски, не отпивая. Напиток был вормерский – весь произведенный людьми алкоголь на борту, целый ящик, Джон выпил в прошлом году. Залётные контрабандисты оставили ему это пойло, бесплатно. Риттер не возражал, но привыкший к родной шваннской водке имперец – другое дело.

– Полторы недели назад был весенний бал, приём новых послов, и Ройтер провёл во дворец этого... человека. Темнокожий, кажется, лысый. Или побрит. В чёрной робе, как Вы, – Витт неловко повёл рукой со стаканом. – Они поговорили в парке, сидя на скамье, всего минут десять. Темнушник что-то оставил шефу – ящичек из металла, примерно пятнадцать на семь, вот такой.

И он наметил форму пальцем на столе.

– Не знаю, что в нём. Шеф не говорит. Он вообще не знает, что я это видел.

– Но у Вас есть подозрение? – полуутвердительно сказал Джон.

– Да.

Витт помолчал, а потом вдруг выпил большой глоток.

– Какая всё же дрянь, – заметил он. – Как можно такое пить, пусть даже ты вормер? Сивуха. – И он отхлебнул ещё. – Неудивительно, что они закрывают от нас свои рынки. С человеческим качеством это вот не сравнится. – Он явно болтал для храбрости. – Я... Знаете, что адмирала Сандани не хоронили?

Джон кивнул.

– Тело в стазисе, – подтвердил Хольгер. – В бункере под больницей дворца. Не понимаю, зачем. От её мозга осталась каша, живых нейронов доля процента, и те погибнут, как только отключат стазис, за считанные секунды. Юридически, по имперским законам, она мертва.

И фактически тоже. Это позволило выдвинуть против Джоанны обвинение в убийстве, а не в покушении на таковое. О, да. Джон знал.

– Ланге... он просто не может расстаться с ней, полагаю, – сказал Витт. – Когда я начал на него работать, двадцать лет назад, он к ней спускался каждые два-три дня. Постепенно они превратились в неделю. Я думал, шеф когда-нибудь совсем прозреет и похоронит её наконец со всеми должными почестями, но этого не случилось. Он до сих пор ходит к телу каждое воскресенье. Двадцать шесть лет! За это время можно было вырастить качественного клона. – Витт допил вормерскую сивуху и налил себе ещё из пузатой банки. – Раньше он говорил с ней – будто советовался, докладывал. Теперь просто сидит, молчит. Печально. Вернее, было печально – до этого контейнера чёрт знает с чем.

– Думаете, то, что в ящичке, как-то связано с нею? – спросил Джон.

– Боюсь, что да. Шеф задал мне вопрос... После бала, наутро после той ночи, поговорив с темнушником, Альберт Ланге заговорил со мною о Тьме, как бы между прочим. Он спросил, что бы я сделал, если бы Тьма предложила исполнить моё величайшее желание. В обмен на что, спросил я; ни на что, сказал шеф, просто так. Риттер, мне стало страшно.

И ты предал Ланге, подумал Джон; пришёл ко мне, рассказал его тайну, предал из страха Тьмы. Как хорошо, что ты предал.

– Величайшее желание, – произнёс он, смакуя слова, как пепел на языке. – Вернуть к жизни Ситу Сандани?

– Что это ещё может быть? – сказал Хольгер Витт. – Изменить прошлое они не в состоянии, иначе сами бы изменили, мы им для этого не нужны. Помните, Вы когда-то сказали, что нет хорошего способа воскрешать мертвецов? Это опасно, гибельно. Ваши слова. Что мне делать, герр Риттер?

– Помню, да.

Он и правда припоминал. В темнейшие часы Войны он говорил с людьми о Свете – с Виттом в том числе. Проповедовал, можно сказать, потому что рассказ о Свете и есть его проповедь. Видимо, произвёл большее впечатление, чем сам думал. Витт хранил те беседы в сердце и вот, много лет спустя, прилетел и сдал Джону шефа, который ему доверял. Имперцы не жалуют республиканскую веру, за неё в Рейхе только что не сажают, но Ланге не избавился от "просветлённого" адъютанта. Вот как Витт ему отплатил.

Это неправильные мысли, Джон знал. На самом деле Витт, если только успел, спас Ланге жизнь. И не только ему. Отчего же тогда сейчас горько?..

– Ничего не делать, – сказал он. – Вы с этим не справитесь, Хольгер. Оставьте мне.

Он дал Витту фору в полтора часа – тому и так придётся чистить лог поездки, не стоит являться на Фестунг, вися у него на хвосте. За это время Джон составил письма сестре, сыну и Карин Уорнер на случай, если он сам не вернётся – если тот, темнокожий лысый, встретит его и окажется лучшим бойцом. Практически невероятно, но всё когда-нибудь да случается в первый раз. Когда-нибудь и Джон Риттер умрёт.

Он догадывался, кем был лысый темнушник.

Уже подлетая к Фестунг, столице Рейха, Джон подумал, как будет воспринят его визит в это время года. Как компромисс, примиренчество и моральная сдача, так это назовут радикальные антиимперские СМИ в Республике, дома. Было четвёртое мая по старосоюзному календарю – канун дня Победы, большого праздника в Рейхе. Имперцы три дня будут пить пиво, водку, жарить сосиски и поминать павших. Республиканцы праздновали восьмого, на целых четыре дня позже. Учитывая, что процесс Джоанны инициировали в угоду Альберту Ланге и сам он выступил там свидетелем обвинения, появление Риттера ко дню Победы на Фестунг будет выглядеть как признание некой вины или даже отказ от сестры.

Он никогда не подстраивался под фальшь момента.

Пространство вокруг Фестунг пестрело кораблями. Неуклюжие крейсера ещё старосоюзных времён – эпохи до долгой гражданской войны, когда Рейх, Республика и ещё ряд меньших стран составляли одно огромное государство – степенно плыли в дежурных формациях на самых дальних орбитах. Они охраняли столицу. С её поверхности поднималось и на неё опускалось, словно роение пчёл вокруг улья, великое множество кораблей самых разных моделей: помимо масс транспорта, обычных для всякого развитого мира, в столицу Рейха на праздник прибыла целая флотилия досужих имперских граждан и иностранцев.

Джон подал посольский сигнал военных времён – у него не было новых кодов – и ждал эскорта. Его небольшой корабль должны были препроводить на космодром дворца.

Адмирал Ланге встретил его в смотровом павильоне, сидя в кресле и сжимая ручку трости. Всё тот же – крепко сбитый, коренастый и давно уже совсем седой. Трость была с секретом – в шафте скрывался клинок. Альберт Ланге неплохо с ним управлялся. Ходить без трости ему было трудно после ранений. Когда гость вошёл, адмирал поднялся навстречу, и на его лице отразилась боль, которую он тут же спрятал.

– Риттер, – Ланге помедлил, прежде чем подать ему руку, но всё-таки это сделал. Они когда-то были врагами, однако двенадцать лет назад стали союзниками в войне против захватчиков-уан, войне, которая стала Войной с большой буквы. Когда Джон овдовел, штатсшеф Рейха прислал ему соболезнования. В набранном от руки сообщении не было ни следа злорадства. Ланге нравился Джону; магистр сострадал старому адмиралу столько лет, сколько знал его. В другой судьбе и жизни они бы могли стать друзьями.

Не теперь.

– Добрый день, адмирал.

Ланге не спросил его, в чём дело. Значит, догадался. Плохо. По пути Джон лелеял надежду, что всё не настолько страшно, в контейнере артефакт или какое-нибудь обезболивающее – чем только не шутит Тьма. Не все технологии Тёмных были смертельно опасны, лишь большинство из них. Но выражение лица Ланге, жёсткое и какое-то замкнутое, не внушало особенного оптимизма.

– Вам повезло, что я отдыхал сегодня, – сказал штатсшеф. – Прибудь вы вчера или завтра в это же время – ждали бы окна в моём расписании, как и всякий внезапный гость.

Внезапный. Незваный гость – хуже вормера.

Несколько слуг, секретарша Ланге и второй адъютант, моложавый коллега Витта, ждали шефа на выходе из павильона.

– Аннемари проводит Вас в Ваши апартаменты, – Ланге указал на пожилую мажордомшу. – Ужин у меня через час, приходите.

Есть за его столом, учитывая, зачем я явился? Джон заколебался.

– Придите обязательно, – сказал адмирал, уловив его сомнения. – У нас не так много времени, только этот вечер. Завтра всё снова расписано от и до, на обсуждение теологии ни минуты не будет.

Ужин, накрытый в саду, состоял из рыбного супа, сыра, хлеба и фруктов. Простые вещи, и очень вкусно. Потом магистр и штатсшеф прошли по аллее, где зацветали липы, в естественную беседку-рощу.

– Это было здесь? – Риттер почувствовал что-то. След. Ланге сел в мраморное резное кресло, молчал, и Джон добавил: – Я знаю, к вам приходил посланник от Ядо.

Или от другого чёрного мастера. Их оставалось немало, тех, кого он не успел убить до Войны, сознательных орудий Тьмы, прячущихся в игре теней. Его племянница Нэйя Мид стала одной из них. И вот они пытались присосаться к Рейху. В очередной раз.

– Я штатсшеф, принимать посланников моя работа, – последовал наконец ответ.

Джон вздохнул и сел в кресло напротив.

– Это было двадцать второго, – Ланге смотрел сквозь него. Лицо адмирала расслабилось – он смирился с необходимостью разговора, даже больше того, испытывал облегчение. Ему, очевидно, был нужен совет. Или просто поговорить. Если догадка Витта была верна, к нему приходил некромант, штатсшеф Рейха провёл эти полторы недели в терзаниях выбора. Ланге знал кое-что о Тьме и о Тёмных, решение использовать их дар не могло даться ему чересчур легко. Даже ради Сандани.

Ланге

Сита давно не снилась ему живой. В стазисной камере, вне времени, безжизненная, как свет, или молчаливым присутствием за плечом – так являлась она ночами. В ночь на двадцать второе апреля будто бы что-то треснуло. Время. Она стояла в командном центре крейсера «Айзенхорн», глядя на Ланге с тем выражением на лице, которое невозможно было прочесть, от которого обмирала его душа. Откуда-то сверху сочился свет, её эполеты тускло сверкали, чёрные пряди падали на глаза. Белое в них, очень чётко на тёмном лице; белый мундир и чёрная гимнастёрка. Во сне Ланге был только взглядом, не чувствовал тела. Что-то было, висело незримой тяжестью между ними.

Вечером на весенний бал явилась Тьма.

– Мы наблюдали за Вами, – сказал человек в чёрной робе. Они сидели в ночной беседке в саду; Ланге знал, что темнушник может его убить, но опасности почему-то не чувствовал. – Не только за Вами, конечно – мы наблюдаем за власть имущими вообще. Вы в первой тройке важных персон. Вы, должно быть, слыхали – мы воспринимаем чужие чувства. Не шпионим, это автоматически, словно слышишь звук. От эмоций бывает трудно закрыться. Особенно от сильных, как любовь и горе. – Чёрный встретился глазами с Ланге. – Вы – необыкновенный случай, адмирал. Люди обычно непостоянны и в самых искренних чувствах. Любовь истлевает к концу второго-третьего года, скорбь по умершим тускнеет, и человек живёт дальше, будто бы ничего не случилось. Это имеют в виду, когда говорят "время лечит раны". Если не лечит, то человек впадает в депрессию, иногда и гибнет. Самоубийство, неосторожность, болезнь. У Вас всё иначе. Ваша любовь не вянет с годами, она никуда не делась. И Ваша скорбь. При этом Вы работоспособны, активны. Живёте на благо Рейха. Вы – победитель в Войне, величайшей за несколько тысяч лет.

– И?..

– Нас это... впечатляет. Мы Вам сочувствуем, адмирал – сострадаем. Невежды считают, будто на это мы не способны, и ошибаются. Мы хотим Вам помочь.

– Зачем? И как? – Он говорил почти равнодушно. Этому человеку не удалось его как-то затронуть.

– Чтобы не чувствовать Вашей боли, если хотите. Если Вам обязательно нужен эгоистичный повод. Ведь не следить за Вами мы не можем.

Ланге ощутил раздражение.

– Психотерапия мне не нужна.

Темнушник кивнул, глядя мимо, будто бы соглашаясь с собственной мыслью.

– Как полагаете, адмирал – если бы Сита Сандани была жива – если бы она вдруг воскресла – она бы не стала преследовать нас за веру, хм?

Ланге молчал, ошарашен. Потом спросил:

– О чём Вы?

– Мы просто стремимся обезопасить себя, – сказал Тёмный. – Вы наверняка слыхали, что некоторым мудрецам удавалось преодолеть даже смерть? Есть и невинные способы сделать это, без посторонних жертв.

– Адмирал Сандани не была мудрецом Тьмы, – сказал Ланге. – Я тоже. При чём здесь мы?..

– Это вопрос силы воли, – ответил Тёмный, – разума и дисциплины.

Того, что было у неё в избытке. Повисла пауза. Ланге взвесил, не кликнуть ли охрану, чтобы арестовать темнушника или выгнать. Вместо этого он приказал:

– Говорите дальше.

Тёмный гость достал из складок робы маленький контейнер из металла и протянул его Ланге. Тот взял.

– Здесь шприц с... вакциной. Просто отключите стазис и введите это в её вену. Или не в вену, неважно, куда – и она проснётся.

Контейнер был гладкий, тяжёлый, казался холодным внутри.

– Вам больше ничего не надо делать. Все раны закроются сами, врачи уже не нужны. Человек как новенький.

– Вы соображаете, что говорите? – Ланге не мог поверить своим ушам, хотя понимал, что это не розыгрыш. – Её мозг почти полностью мёртв, из восьмидесяти четырёх миллиардов нейронов осталось меньше пятнадцати миллионов, еле живых, когда её погрузили в стазис.

– Я знаю, – спокойно сказал мастер Тьмы. – Поэтому и говорю о преодолении смерти, а не о простом исцелении, например. Вакцина сделает, что я сказал – оживит погибшую плоть. Я не пытаюсь Вас надуть, герр адмирал. Только учтите, поначалу могут быть... необычные эффекты.

– Какие? – голос Ланге и для него самого звучал глухо.

– Животные, например, нередко боятся того, кто вернулся. Это имеет отношение к течению энергий, не означает ничего плохого и со временем проходит. Вы держите кошек, верно? Не берите их с собой, когда – ...

Ланге смотрел на контейнер.

– Зачем вам это?

– Из принципа, – в голосе гостя было достоинство и упрямство. Какой-то холод. – Мы не хотим оставлять победу за нашим и Вашим общим врагом, адмирал. И мы хотим Вам помочь, я уже говорил. Кроме этого... Мы надеемся, что благое чудо даст основания пересмотреть запрет нашей веры на территориях Рейха. – Он поднял ладонь. – Я не говорю о свободной деятельности орденских организаций. Этого мы, конечно, не ждём. Я говорю о свободе вероисповедания. Базовый принцип цивилизаций, гражданское право. Может, вы его восстановите по отношению к нам? Из обыкновенной порядочности. Вы порядочный человек. Она тоже.

Тёмный поднялся неслышным плавным движением и, уходя, добавил:

– Если Республика вдруг куда-нибудь денется через несколько лет – например, она будет разгромлена Рейхом и станет, как и должно было быть, его частью – мы тоже плакать не будем. Нас там убивают.

Риттер

– Течение энергий, значит, – повторил Джон. – И со временем проходит. Он не улыбался, когда это говорил?

– Хотите сказать, он врёт?

– Не то слово. – Джон встал с каменного кресла. Ему легче думалось в движении. – Могу я надеяться, что Вы ждали меня, адмирал, чтобы отдать мне контейнер?

Ланге издал смешок. В нём ясно читалось: не можешь ты быть таким дураком. Могу, подумал магистр; постараюсь тебя убедить.

– Попробуйте, отберите, – сказал старик. – Я буду сопротивляться. И позову охрану. Впрочем, эта вещь не здесь.

Джон тяжко вздохнул.

– Как полагаете, Альберт, если бы мёртвых можно было вернуть, я бы сейчас оставался вдовцом? Не воскресил бы жену, племянников, лучшего друга и Свет знает сколько ещё людей? Откройте этот контейнер и бросьте в инсинератор. Там не вакцина.

– А что же?

– ...Вирус, если хотите. Источник чудовищной катастрофы.

– У Вас всё катастрофа, что нарушит статус кво. Возвращение адмирала Сандани нарушит его, несомненно.

– Нет, Альберт. Смерть окончательна. Нет способа воскрешать мёртвых – кроме прямой воли Света, с которой я ещё не сталкивался в такой форме. Тёмные мастера не способны, как Вам соврали, сделать умерших снова живыми. Что они могут, это реанимировать трупы собственной волей. На примитивнейшем уровне – превращать их в нежить. Так чернушники создавали армии зомби в древние времена. Но Вам вряд ли дали такой простой инструмент. Думаю, здесь второй вариант: подселить в мертвеца злого духа. Демона, понимаете, Альберт? Смотрите на меня, не отводите взгляд. Вы и сами такого боитесь, да? Иначе уже использовали бы дар Тьмы. Ваш страх оправдан.

– Я не боюсь, – сказал Ланге. – Я сомневаюсь. И жду... После дня Победы. Дел сейчас много, через три дня всё стихнет. Тогда. И не говорите мне, Риттер, куда мне смотреть, я Вам не подчинён.

– Если Вы не послушаете меня, Вы окажетесь в подчинении у самой Тьмы. Непосредственно, без прокладки. Призраки Тёмных мастеров тоже могут вселяться, но предпочитают живые тела. Думаю, это будет демон. Именно поэтому агент предупредил Вас насчёт кошек. Чтобы Вы не запаниковали, когда животные впадут в ужас, увидев ходячий труп с жуткой тварью внутри. Они это чуют. И эта тварь, Альберт, получит доступ ко всем ресурсам Сандани. И внешним, и внутренним. Понимаете? Демон сможет использовать всю информацию, которой располагала она, её авторитет и власть, способности и интеллект. Вы ведь не сможете содержать её под замком, демон просто не даст.

– Я и не планировал, – ответил Ланге. – Всё это, конечно, страшно, Йохан. Да... И что будет дальше? Зачем это Тёмным?

– Не Тёмным как группе. Боюсь, что Ваш гость – орудие Тьмы, адмирал. Он выполняет демоническую волю. Приказ оттуда. Прямо.

Это не Ядо прислал контейнер, вдруг понял Джон; не его Ультима Туле, орден, который у всех на устах. Ядо эгоистичнее и умнее. Он хочет жить, править, а не прислуживать у воплощённого зла. Какая-то другая фракция черноты.

– Что будет... Опять большая война. Демон, конечно же, попытается подгрести под себя столько пространства, сколько сумеет. Рейх ждёт война против всех. У него будет шанс победить, но радости это вам не принесёт: тварь в теле Сандани превратит здесь жизнь в ад. Тирания Вайзингера вам курортом покажется рядом с этим.

– Вы можете как-то всё это доказать? – спросил Ланге. – Дать примеры подобных событий. Тайные знания Вашего ордена, например – по слухам, ваши летописи старше и полнее светских.

Риттер пожал плечами.

– Увы. Цивилизации, прибегавшие к некромантии, все погибли – об этом в наших летописях говорится. Двести и больше тысяч лет назад по галактике прокатился ряд войн, которые были связаны с Тёмными технологиями такого рода и уничтожили древние государства. Но осязаемых фактов у меня нет, врать не буду. Есть только опыт и знание Света.

– Вы можете воскресить её сами? – спросил Ланге. – Можете попросить Свет это сделать?

– Попросить? Да, могу. Хоть сейчас. Я просил за свою жену, адмирал.

Джон сам удивился, насколько спокойно это сказал.

– Понимаю. Свет хочет, чтобы я был несчастен. И Вы, но Вы его выбрали добровольно. Это, должно быть, упражнение в смирении: сиди, молись, страдай. – Ланге взял трость и поднялся. – Темнеет, Йохан. Пора во дворец.

Они шли по широкой аллее в сумерках. Одуряюще благоухали липы. В какой-то момент к магистру и Ланге присоединился неслышный эскорт – облако боевых дроидов, охрана штатсшефа. Тот их всё-таки вызвал.

Медленно, чтобы не раздражать охранников, Джон вынул комм.

– Ваш гость не он?

– Он самый, – Ланге едва бросил взгляд на фотографию. – Ваш знакомый?

– Мой брат. Сводный, сын моей матери от одного из Тёмных. Пошёл по его пути.

– Он не выглядит старше Вас. – Ланге, видимо, сопоставил даты в уме. – Он моложе.

– Вампиризм, вероятно. Как Ядо, брат тоже живёт за счёт чужой крови. Ещё один фокус Тьмы.

– Ваша племянница служит Ядо, – сказал Ланге. – Примечательно, не правда ли? Ваш брат, его отец, Ваш собственный отец, племянница и племянник – Тёмные. Половина семьи. Они предали Вашу веру ради противоположной. Если это так страшно, Риттер, то отчего же Вы до сих пор не убили Нэйю?

– Потому что я люблю её. Надеюсь, что она вернётся.

– Вы её примете? После того, как она прикончила своего отца? Простите ей это – смерть Вашего старого друга?

– Свет простит, и я тоже. Да, – тихо сказал Джон. – Вы знаете, где сейчас мой брат?

– Зачем он Вам? Решать-то мне.

– Если он занимается подселением демонов в трупы, его надо остановить.

– И что Вы сделаете? – Ланге посмотрел на него с интересом. – Убьёте брата?

– Если придётся. Адмирал, я убедил Вас? Вы отдадите мне контейнер?

– Не отдам. Всё, что Вы описали, Риттер, подозрительно напоминает республиканскую пропаганду. Довоенную, я имею в виду, времён гражданской. Ваши врали тогда распинались на каждом углу, что мы, Рейх – средоточие зла, рабы демонов, слуги Тьмы и тому подобное. О Вайзингере говорили, что он воплощённый демон. Лично за Вами, если мне не изменяет память, тоже водились подобные фразы.

Вот, прошлое опять догнало. Тьма его дери!

– Я был идиотом, Ланге, – заявил Джон. – Юный восторженный дурачок. Фанатик, можно сказать. – Религиозным фанатиком он не был никогда, а вот политическим... Был, пожалуй. – Теперь я говорю правду. Я не могу это доказать, но, адмирал, мы вместе воевали против уан! Я спас Вам жизнь. Зачем мне лгать Вам? Я говорю из опыта.

– Как же тогда назвать человека, который всю жизнь служил богу Света, врал для него, воевал, убивал и продолжает служить даже после того, как божество отказалось вернуть ему любимую, хотя божеству это бы ничего не стоило? – сказал Ланге. – Он не дурак и фанатик? Вы как хотите, Риттер, но в этом я Вам не товарищ.

А ведь он выдумал себе свою великую любовь, подумал Риттер, когда они миновали пологую лестницу с охраной и лакеями в униформе, открывшими перед адмиралом двери. Когда Альберт Ланге, тогда ещё капитан, служил под началом Сандани, он не был её любовником. Джон знал это из случайных обрывков мыслей и воспоминаний Ланге, которые уловил во время их встреч. Сита Сандани отдавала приказы, а капитан выполнял их, стоя по стойке смирно. Подчас она рассуждала вслух в стиле платоновского диалога, используя Альберта в том же качестве, в каком древний герой Шерлок Холмс использовал своего спутника Ватсона – как источник наивных вопросов и возражений, помогающих структурировать мысль. И как ученика – но это, скорее всего, был побочный эффект. Потом её убили. Она умерла у него на глазах. Из этого Ланге себе сконструировал бог знает что. Или он просто понял, что давно любил её? Какая разница? Его любовь реальна.

– В янтарный зал, дорогая. – Штатсшеф уселся в ожидающий его гляйтваген и жестом пригласил Джона за собой. Получившая приказ машина плавно, красиво тронулась с места. Рой дроидов полетел за ними.

– Вы говорите, спасли меня, – продолжал Ланге. – Да – ведь я был Вам нужен. Если бы я погиб, Рейх мог бы пасть перед натиском уан, после чего Республика бы тоже быстро пала, от неё тогда уже осталось меньше половины. Я был необходим как правитель, как символ и как ученик Сандани, понимающий принцип идущей войны. Стояли бы Вы на подхвате, чтобы спасать меня, если бы уан на нас не напали и Рейх с Республикой продолжали свою вражду? Сомневаюсь, Йохан. Всё, что Вы делали всю свою жизнь, было ради республиканской системы. Если Сита вернётся, она может опять предпринять попытку воссоединить старый Союз под эгидой Рейха и на этот раз примет меры, чтобы не пасть от руки предателя. Этого Вы и боитесь. Ради вашей любимой системы Вы можете лгать мне о ждущих демонах. Вы ведь признали, что лгали раньше.

Гляйтваген пролетел несколько коридоров и этажей и остановился у зала с уютным горящим камином. Убранство, старинное и волшебное, было из янтаря. Джону хотелось смеяться. Он не солгал ни единым словом, он говорил адмиралу правду весь вечер, и тот не поверил. Если бы Риттер мог открыться ему, дать заглянуть себе в душу, как в книгу... Но Ланге не обладал способностью читать в душах. Правду ото лжи он отличить не мог. И на проповедь Света не реагировал никогда – разве только досадой и злостью.

Придётся иначе.

Они расположились в креслах напротив очага и ждали, когда служанка, подавшая им вино, отойдёт подальше.

– Вы не получите что хотите, Альберт, – сказал Джон Риттер. – Даже если я каким-то чудом ошибаюсь, и Вам удастся вернуть Ситу, именно её.

– Я ни на что не рассчитываю, – ответил старик. – Я просто хочу увидеть, как её губы шевельнутся снова. Тьма мне даёт надежду, а Вы – только безнадёжность.

Джон покачал головой, залпом выпил вино и встал у камина.

– Отошлите дроидов, Ланге. Или же прикажите им не записывать звук. Я Вам далеко не всё сказал.

– ...Войну выиграла она. Сита Сандани. Я только исполнитель.

Адмирал не взял наживку. Ничто не отразилось на его лице, он сидел и молчал, ожидая разъяснений.

– Я говорю о контрнаступлении двадцать четвёртого, когда мы добились успеха в биовойне, – добавил Джон.

– Я знаю, что Вы использовали её планы, – наконец сказал Ланге. – Мы это делали оба, насколько могли их понять.

– Нет, я не о том. – Джон решительно покачал головой. – Она мне явилась в конце второго года войны, когда тьма была гуще всего. В то время миллионы умирали ежедневно, мне было очень плохо. Я был словно в аду. И ад со мной заговорил.

– Бред, – сказал адмирал. – Очередной мистический мусор – ...

– Нет, – Джон рубанул ладонью, отметая обвинение. – Я Вам и раньше говорил, что получил оттуда средства для победы. И Вы мне верили, Ланге, помните? Во всяком случае, Вы ни разу не возразили... пока считали, что я говорю о видениях Света, а не о чём-то ещё. Будьте последовательны, Альберт. Неужто Вы полагали, что это Свет выдал мне тайну местонахождения мира Уан, дал биологическое оружие, чтобы уничтожить целую расу – пусть даже злую расу, всё равно? Свет способен на геноцид?! Ерунда. Люди, конечно, всегда сами верят в свою пропаганду, но вряд ли вы искренне можете так считать. Вы меня знаете слишком долго.

– Знаю. Вы, Йохан, способны на что угодно – Вы и всё то, что стоит за Вами.

– Да, это верно, – печально ответил Джон. – Теперь. После того, как я совершил слишком много ошибок, за которые слишком многие заплатили жизнью. Они платили тогда, во время войны. Сандани пришла ко мне, как приходили другие мёртвые до неё – враги, орудия Тьмы, которых я истребил – но не пыталась мне повредить, как пытались они. Она и в посмертии оставалась мудрее их всех. Знаю ли я разницу между преступлением и ошибкой, спросила она.

– И? – Ланге поднял бровь.

– Знаю, конечно. Убить человека – преступление; убить того, без кого сам погибнешь – ошибка. Второе гораздо хуже. Я сразу допетрил. Теперь Вы верите? Похоже на её слова?

Ланге молчал.

– Она предложила мне сделку: рецепт спасения и победы в обмен на месть. На мою семью.

– Значит, Вы отдали приказ убийце. – Адмирал поставил свой бокал на стол, и Джон знал, почему: чтобы не раздавить его в руке. – Вы, а не Ваша сестра. Это всё-таки правда. Я сомневался.

– Не я. Но для меня нет разницы, Альберт, я взял на себя и этот грех тоже. Вот в чём была сделка: я получаю знание о пути к победе, которое точно смогу использовать, и предоставляю судьбы и души моих родных Сите, они в её воле. Я согласился. Если бы отказался, погибли бы все, я знал – так лучше пусть гибнет только моя семья, зато миллиарды невинных останутся живы.

– Враньё, – сказал Ланге грубо. – Вы лжёте. Вы мне пытаетесь мозг загадить. Если бы Сита могла говорить с того света, она бы пришла ко мне, а не к вам, и уже давно. Она бы сказала мне всё безо всяких условий.

– Она Вас для этого недостаточно ненавидит. Точнее, оттуда, где Сита сейчас, ненависть распространяется равномерно, но Вы не в фокусе этой злой воли, в фокусе я. – Джон увидел, что Ланге поднялся, явно собираясь дать ему по морде, и предостерегающе поднял ладонь. – Не спешите драться, Альберт, я всё равно сильнее, я Вас скручу. Что Вы знаете о лемурах?

– ...Издеваетесь? – Ланге отвернулся к окну, пытаясь совладать с собой. – Обезьянки такие. При чём тут – ?..