Текст книги "Игра с ночью(СИ)"
Автор книги: Надя Яр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– Я здесь.
– Предложение всё ещё в силе, – сказала она, сходив в туалет.
Траун молча усадил её на кровать и стал связывать. Лея тоненько замычала сквозь сжатые зубы, а когда он принялся за её ноги, открыто расхохоталась.
– Вам что, не нравятся женщины, Траун?
– Вы мне не нравитесь, Лея.
Она опять лежала навзничь, спутанная, как добыча. Вот только пользоваться охотник не станет. Ну что за бред.
– А почему?
– Вы предательница, – сказал он, – мятежница и убийца.
И потушил свет.
– «А на обед суп, роти и компот», – передразнила она. Его неестественная выдержка вызывала в ней детское озорство. – На себя посмотрите.
Он не ответил, и она добавила:
– Я по крайней мере у себя дома.
– Я тоже. – Он повернул к ней голову; глаза горели в темноте. – Я дома.
Ей вдруг показалось, что он не здесь. Он говорил откуда-то издалека. Из открытого космоса меж систем, или дальше – межгалактического пространства без звёзд. Это и было «здесь». Его дом.
Ночь тянулась невыносимо.
Ей снились беспокойные сны. Она и Хан лежали в постели, без карбонита, без пут. Вокруг не было ничего, пустота, только тусклый свет звёзд, погибших эоны назад. Она поворачивалась, тянулась к нему, чтобы обнять, зарыться лицом ему в грудь, дать и получить хоть немного тепла, но он ускользал. Не двигаясь – между ними лежало слишком большое пространство. Слишком много всего, а она ползла слишком... медленно? Слабо? Никак не могла коснуться. Не уходи, попросила она, и он открыл глаза, красные и горячие, словно старые звёзды.
– Прекратите.
Голос Трауна вырвал её изо сна. Она некоторое время гадала, не приснилось ли ей и это.
– Вы что-то сказали? – шепнула она наконец.
– Сказал. Прекратите.
– ...Что?
– То, что вы делаете уже вторую ночь.
Какой-то бред. Она ведь ничего...
– Я ничего не делаю. Лежу, чешусь в разных местах...
– Вы маните меня, – сказал он. – Притягиваете к себе. – И он приподнялся на локте, всматриваясь в неё, как в диковинное существо. – Исаламири не помогают, вы слишком близко ко мне слишком долго.
– Что такое исаламири? – шёпотом спросила Лея.
– Ящерицы с одной интересной планеты. Я их здесь держу. Они защищают от нападений с помощью Силы. Но не совсем. Сила не может быть «погашена» даже на небольшом пространстве, верно? Она пронизывает вселенную, нет ничего вне неё. Так?
– Это Люку виднее, – сказала Лея. – Наверно, так.
Она не понимала, при чём тут ящерицы и в чём Траун её обвиняет.
– Исаламири не гасят вокруг себя Силу, эта гипотеза неверна, – продолжал Траун. – Вы её только что окончательно опровергли. Верна, скорее, вторая – они снижают её уровень, насыщенность пространства Силой, если хотите, так что джедаи, ситхи и им подобные существа не могут больше ею пользоваться в пределах этого пространственного пузыря. В лесах планеты Миркр, родины исаламири, есть ворнскры – стайные, чувствительные к Силе хищники. Исаламири ленивы, медленны и практически неподвижны, взрослые особи вообще врастают в деревья. Не умей они создавать пузырь, их бы всех сожрали.
Он поднялся с постели, развязал Лее руки и пошёл в освежитель. Она разминала запястья, прислушиваясь к темноте, потом попыталась освободить ноги. Без света не получалось.
Она услышала стон.
Что он там делает? Он что, ранен?
Она вдруг поняла, что он оставил на постели нож – и, не успев понять, стремительно его нащупала. Вот он, кинжал. Свобода.
Да.
В комнате что-то изменилось.
– Свет, – произнесла Лея.
Траун стоял в проёме двери, ведущей в освежитель.
– Третья гипотеза об исаламири состоит в том, что они нейтрализуют аномалии в Силе в пределах своего пузыря, – продолжал он, как ни в чём не бывало. – Это означает, конечно, что ваши способности – дар к созданию аномалий. Тоже возможно. Но нейтрализация не совершенна.
– У меня нет способностей, – Лея покачала головой, держа обе руки на пледе и ощущая бедром спрятанный под покрывалом кинжал.
– Есть, конечно. Вы не обучены, чтобы использовать Силу сознательно, но таких полузрячих созданий много. Они есть у каждого вида, у каждой расы. Ведьмы и колдуны, телепаты, шаманы, святые. Вы не задумывались, Лея, почему вам всю жизнь так везло? Пока вас не предал брат, много превосходящий вас своим даром, вам всё удавалось. Там, где любая другая женщина бы погибла, попала в плен или в рабство, вы побеждали и находили союзников и друзей. Они за вас умирали, за ваши идеи, которые им самим ни к чему, посмотрите правде в глаза. Преград для вас не существовало – кроме Палпатина, отца и брата, более сильных, чем вы, одарённых. Вы женщина-"разрушитель".
Лея фыркнула.
– Я имею в виду корабль, – уточнил Траун. Он направился к Лее, но остановился за два шага. Сложил руки на груди и смотрел, смотрел. – Или нет, не только. Зачем вы всё это делаете со мной?
– Я ничего не делаю, – сказала Лея. – Вы параноик.
– Но я вас хочу. Это не нормально.
– Почему это не нормально? Я вас хочу тоже. Подрочите, и всё – я утром так и сделала.
– Не помогает, – ответил он. – Мастурбация не помогает, я всё равно вас хочу. Зачем вам это? Что вас не устраивает в решении нашей проблемы?
– Затёкшие руки, – сказала Лея. – И ноги. Постоянная чесучка от проклятых нервов и невозможность пойти в туалет, не будя вас. Убитые родители, друзья, убитая планета. Тирания. Выбирайте, лучше всё вместе.
Траун молчал. Она подняла на него глаза и сказала:
– Ещё и вы со своим презрением. У меня отобрали мир, уничтожили всю планету одним ударом, я это видела. У меня на глазах. А вы _меня_ презираете почему-то. Хотя вы на стороне убийц. Ну не анекдот ли?
Губы Трауна шевельнулись. Он что-то хотел сказать, но передумал.
– Что? Вы хотите сказать, вы не на их стороне? А на чьей же?
Она говорила, как в трансе, но это её почему-то не удивляло. Кинжал лежал у её бедра, холодный, голодный, и от него истекало время, потоки времени, водопады звёзд. Два потока, разных.
В одном она убивала и умирала. Её брат казнил её. Быстро, без сожалений, одним ударом.
Лея хотела жить. Она выбрала другой путь.
– Идите сюда, – она протянула руку.
Траун шагнул к ней. Лея нащупала пояс его пижамных брюк и потянула вниз.
Вниз, на бёдра.
Ммм...
– Хотела видеть, какой вы здесь, между ног.
Он схватил её руку. Лея погладила второй рукой его живот, от рёбер донизу, подалась вперёд и поцеловала возбуждённый член – самый кончик, самое чувствительное место. Траун держал её руки, крепко, почти до боли. Лея взяла кончик в рот.
Траун втянул воздух сквозь зубы и сделал ещё полшага к кровати – может быть, бессознательно. Он судорожно сжимал руки Леи, а она лизала, сосала и целовала его, как могла. Член ещё увеличился под её языком, он был слишком большой, чтобы взять по-настоящему глубоко, но если высвободить руку – ...
Траун взял её за волосы, отвёл голову от своей жаждущей плоти и посмотрел в глаза. Лея наощупь отыскала нож меж складок пледа, подняла за лезвие и протянула Трауну.
Он принял нож, посмотрел на него, снова взглянул на Лею и положил оружие на стол. Потом поднял её, легко, как исаламири, и снял с неё пижаму – сначала брюки, потом блузу. Разделся сам.
Они стояли вплотную, лицом к лицу, касаясь друг друга обнажённой кожей.
– Вы очень красивый мужчина, – сказала она, запрокинув голову. – Сильный и стройный. Вам это когда-нибудь говорили?
– Да, – сказал он.
И толкнул её на кровать.
В ту ночь она кричала, позабыв себя – от его движений, его размера, всего его тела и от того, что он делал с нею руками, членом и ртом. В следующую ночь это повторилось. Опять и опять. Лея считала, что не счастлива, не влюблена, но её тело было и влюблено, и счастливо. Как когда-то в пятнадцать, с первым её мужчиной, зелтроном, но много интенсивнее, гораздо глубже. Без помощи феромонов.
Большую часть времени Трауна не было дома, он возвращался к ночи. Лея с утра высыпалась, лениво вставала в полдень, принимала ванну и болтала с Гири, которая сопровождала её по поместью и составляла во всём компанию, ни на мгновение не оставляя одну. Теперь это не мешало, как не мешал и тот факт, что Гири андроид. Она была самостоятельной, цельной личностью, если только не напоминать себе, что имеешь дело с машиной. Их беседы часто перерастали в философские пикировки об утилитаризме и идеалах и смысле понятий.
Получив свободу передвижения, Лея в первый же день попросила Гири дать ей доступ к голонету. Неожиданно получив его, она проверила несколько вариантов «безопасных точек», созданных на Корусанте Альянсом для тех, кому приходилось здесь прятаться или бежать. Ни одна из точек не сохранилась, их все накрыли, арестовали тех, кто их держал. Люк тоже знал о целом ряде таких точек. Знал он и тех, кто знал остальные.
Новости вызывали депрессию, а вездесущие сериалы – скуку. Лея отключила сеть и больше в неё не лезла. Траун пригласил в дом парочку портних и обувщиц, и Лея обзавелась полноценным новым гардеробом, так что ей даже покупать было нечего. Когда ей становилось дурно от мыслей о том, что происходит во внешнем мире, она принимала лёгкий транквилизатор и ложилась спать. Просыпалась уже отдохнувшей, читала стихи и медленно смаковала неожиданно полюбившийся древний роман, перечитывала страницы сначала снова и снова.
Стояло теплое лето. Вечерами они ужинали на веранде, в атрии или в саду. Траун рассказывал о своей родине, Ксилле. Ужасная ледяная планета, как Хот, полагала Лея – но Траун её любил. Любил и теперь, хотя соплеменники-чиссы его изгнали. Он не говорил, почему. Меню почти каждый день было корусантское – очень хорошее, но стилистически ограниченное меню.
– Может, попробуем что-нибудь с вашего мира? – в ответ на её замечание предложил Траун.
Из чьих других уст это звучало бы издевательски, но не от него. На следующий день Лея приготовила альдераанский салат и пирог. Точнее, она описала их Тешити, поварихе-твилечке, а та уже заказала продукты и соорудила из них то, что надо. Лучше и Бейлу Органе не подавали – Тешити была первоклассным профессионалом. Лея прибегла к её помощи, чтобы приготовить блюдо, похожее на пиннтай с Ксиллы – рагу из грибов, растущих на фермах под ледниками, с соусом из сметаны и специй. Ни одного настоящего ингредиента с Ксиллы на Корусанте, конечно, не было, купить их ни за какие деньги было нельзя, и Лея просто заменила чисские грибы на их местную аналогию, популярный гриб-моровик, растущий в теплицах подземных столичных фабрик. Тешити предложила купить дорогой сорт гриба, но Лея взяла самый распространённый, дешёвый, который любила больше. Они обжарили грибы в аруанном масле с приправой, аккуратно разрезали каждый на дольки и запекли в горшочке, в сметане из молока альдераанских коров. Коровы были популярны во всей цивилизованной галактике и пережили гибель родного мира. Небось даже не замычали.
Траун попробовал блюдо и облизал ложку.
– Ну как, похоже на пиннтай? – спросила Лея.
– Нет.
– Ни капельки?
Он покачал головой.
– Но есть-то это можно?
– Да.
Вдвоём они опустошили горшочек.
Почти каждый вечер было что-нибудь интересное. Траун приглашал в дом уличных артистов, кукловодов, актёров и музыкантов, и они давали представление для них двоих и прислуги. Он даже дроидам позволял смотреть. Показывал Лее свою небольшую коллекцию произведений искусства, рассказывал о каждом удивительные вещи, и ей было интересно, хотя она никогда раньше искусством не интересовалась. Иногда она раздевалась, садилась на веранде в свете лун или ложилась на постель, и он рисовал её обнажённое тело углём на бумаге и кистью на ткани, стилом на глине, световым пером на голограмме.
– Вы пишете картины не хуже, чем большинство художников вашей коллекции.
Сам Траун так не считал. Он напевал для неё популярные чисские песни и декламировал стихи – может быть, свои собственные. Она не понимала чеунх, но улавливала мерный слог и ритм. Он несколько раз сыграл на гармонике и на флейте, но лучше всего получилось на мелодическом барабане – армейский марш.
– Вы замечательно играете, – говорила Лея. – И рисуете. И поёте. Вы гениальный стратег. Вы умеете всё?
Он хмурился.
– В искусстве я скромный любитель. Вы просто не видите и не слышите разницы.
– Не вижу, – она соглашалась; ей вдруг понравилось соглашаться с ним. – Не слышу. Мне нравится. Это ваши стихи? Да? Переведите мне, а? Сложите ещё.
Он слагал и переводил.
Днём она вместе с Суртой заботилась об исаламири, которые ей понравились, потому что могли хоть немножечко защитить от Люка. Ящериц в доме было шесть, они были медленные и милые, золотистого цвета. Они ели зелень с Миркра, которая здесь же росла в теплице. У них были смешные, толстые, круглые язычки, как палочки. Лея гуляла с Гири в саду на склоне Манараи, играла с ней в ракетки и в новакрон, купалась в бассейне и постоянно смотрела в небо – а не летит ли кэб, не возвращается ли домой Траун? Предатель-Люк, Люк-ситх наказал её, отдав нелюдю-чужаку – а ей было хорошо. Ей нравилось, что ей хорошо. В противостоянии с Люком это была небольшая победа.
Лея снова набрала пять из шести килограмм, потерянных в отчаянии и утратах после Эндора и не вернувшихся в заключении. Её прекрасно кормили в дворцовой тюрьме, но она мало ела. Казалось, с каждой ложкой кто-то умирает. Соратники умирали, конечно, без всякой связи с её едой, но аппетита не было. Лея было отощала. Теперь аппетит проснулся, желание есть, пить, двигаться и купаться, отдаваться и обладать – желание просто всего. Глядя на Трауна и думая о нём, она почти всё время была влажной. Они занимались этим, бывало, по три-четыре раза за ночь, соединялись снова и снова, как юные молодожёны, будто сошли с ума. Овладевая Леей, раздвигая ткани её лона, Траун причинял ей боль, но боль сладкую и приятную. Наполнял её до отказа, терзал движениями, вонзался сильно, ритмично, до криков и до потери сознания, обнимал её, целовал, исцеляя ласками душу. Лея изнемогала в его объятиях. Когда он заканчивал и дремал, она приходила в себя и клала ладонь ему между ног. Исследовала и трогала, гладила, нежно мяла там всё, опускалась лицом ему в пах, сосала и пробовала языком, наслаждаясь ощущениями и тем, что он отдавал в её полную власть своё самое беззащитное место. Она завоевала его доверие, по крайней мере в этом. Когда он опять достаточно возбуждался от её ласк, Лея насаживалась на него и обладала им, как наездница, использовала его, как хотела. Они мало спали, но не страдали от этого, будто бы в них включили другую программу, как в дроидах. Некий иной режим. Просыпаясь с ним рядом, потягиваясь, провожая его в космопорт и засыпая снова, Лея чувствовала себя прекрасно, как в юности, когда сбрасывала одежду весной в саду и бежала по снегу, чтобы нырнуть в подогретый бассейн. Всё её тело будто расцвело.
Она забыла, что за цветами идут плоды.
– Ну как?
Он пробовал её с Тешити очередное блюдо, которое должно было напоминать рубцовый суп с Ксиллы.
– Ничего. Не хватает кислинки.
Лея вдруг поняла, что он прав.
– ТД, принеси лимон.
Дроид подал набуанский лимон, разрезанный на прозрачные тонкие дольки. Траун взял дольку и выжал в суп. У Леи потекли слюнки.
Траун понаблюдал, как она проглотила дольку лимона, вторую, третью. Четвёртую прожевала, медленно. Вместе с цедрой.
– Когда у вас должны быть месячные? – спросил он.
– Когда имплантат полетит. Я вам говорила.
В юности у неё был хороший противозачаточный имплантат. Её приёмная мать, Бреха, быстренько позаботилась об этом, узнав, что Лея увлечённо отдаётся пареньку-зелтрону. Мама погибла вместе с Альдерааном, Лея осталась жить, мстить и вести войну. Когда срок действия имплантата кончился, в госпитале повстанцев ей сделали новый. Это было три года назад. Он был подешевле, не так хорош. Его срок уже подходил к концу.
– Как вы узнаете, что он полетел?
– Месячные начнутся опять.
– Здесь их пока не было? Ни мазка?
Она покачала головой и положила в рот ещё кусочек золотистого лимона.
Траун улетел в штаб до вечера. Лея подумала и попросила у Гири тест на беременность.
Тест пришлось покупать. Через пятнадцать минут дрон принёс заказ, а через восемнадцать Лея вышла из освежителя с однозначной красной полоской на ленте теста, ощущением нереальности и растущей бездумной радостью.
– Не надо беспокоить Трауна звонком, – попросила она. – Вернётся, я ему расскажу.
Но Гири её не послушала.
– Поздравляю, сэр, – сказала она в комм.
Траун вернулся через час в сопровождении врача. Лея сидела в кресле и, на правах беременной, ела солёные персики с набуанским лимоном прямо из банки.
Она была уже на седьмой неделе и ждала двойню.
В тот вечер Траун казался задумчив. Он выслушал и отослал врача и ушёл в кабинет работать. Сидел и молчал за ужином, а потом наконец спросил:
– Ты чего-нибудь хочешь?
– Слетать на озеро, – сказала Лея.
Она уже об этом просила, но Траун тогда отказал – не его земля и слишком далеко от дома. Он мог опасаться попытки побега. И вот, теперь можно.
Озеро радости не принесло. От молчания Трауна всё хорошее настроение Леи куда-то делось. Она не могла понять, почему обрадовалась положительному тесту. Она была пленной в доме врага, военной добычей. Рабыней. Её судьбу и судьбу детей решали Люк и Траун, не она сама. За кого она приняла себя днём? За счастливую молодую жену?
Берег был мягкий, песчаный – искусственный, разумеется. Песок отдавал подошвам дневное тепло. Лея поиграла с песком пальчиками ног, сбросила платье, не заботясь о том, кто может таиться и наблюдать в ночи, и вошла в воду. Какая разница, кто видит тело рабыни? Оно ей всё равно не принадлежит.
Озеро было чистым, прохладным. Манило вглубь, в темноту. Да, так можно сбежать. Почему бы и нет.
– Лея? – спросил Траун.
Она обернулась. Он стоял у кромки воды, одетый и готовый броситься за ней. Он хорошо плавал, он делал всё хорошо. Наверняка успеет спасти.
– Вы хотите, чтобы я сделала аборт? – спросила она.
Образовалась пауза.
– Нет, – ответил он. – А вы?
– Вы меня отошлёте назад? Отдадите Люку, в бордель?
– У альдераанцев принято отдавать кому-то беременную жену?
– Не говорите об Альдераане, – она пропустила мимо ушей «жену», блестящую обёртку плена. – Не смейте.
– Вы сами его погубили. Вы начали эту войну, не имея шансов. Лично вы, сенатор – ...
– Нет, – она решительно встряхнула головой. – Так не пойдёт. Вы не имеете права меня обвинять, я жертва. Войну я вела против тех, кто убил мой мир. Против банды чудовищ, Траун. Не притворяйтесь, что не понимаете ничего.
– Я понимаю. Лея, вы начали войну до того, как Таркин убил Альдераан. Не Палпатин, а мятежники перевели конфликт в военную плоскость.
– Потому что мы знали, что это банда чудовищ. Траун, идите сюда. Искупайтесь вместе со мной, я хочу.
Он разделся и подошёл к ней. Вода, достававшая ей до пояса, омывала его бёдра. В лунном свете он был красив, как статуя из гранита. Физически совершенный мужчина и воин. Завоеватель, властитель, хозяин рабов и рабынь.
– Вам не холодно?
Он приобнял Лею за плечи. Она увернулась.
– Они построили Звезду Смерти, Траун. Машину, чтобы убивать миры. Наши собственные миры, родные планеты. Что я должна была делать?
– Нет, – сказал он. – Звезда Смерти была изначально задумана для другого.
– Да? – Лея всхлипнула от обиды. Зачем оскорблять её глупой ложью? – Для чего же? Руду добывать? Звёзды плавить?
Траун смотрел куда-то мимо неё, на воду, в глубины озера, где отражалась галактика.
– Пойдёмте домой, – сказал он. – Вам зябко. Дома я расскажу вам.
– Что?
– Всё.
Они приняли ванну вместе. Лея совсем расклеилась и беззвучно рыдала, пытаясь подтянуть ноги и защитить живот. Траун обнял её и прижал к себе, положив её голову себе на плечо. Он гладил ей волосы, живот и грудь, говоря что-то тихое на своём языке, пока у неё не высохли слёзы.
– Траун! Я же ни слова не понимаю.
Он ответил на чеунхе, глядя на неё с убийственной шутовской серьёзностью, и Лея, шмыгая, рассмеялась. Траун улыбнулся ей в ответ. Его речь звучала успокаивающе. Он знал об этом, для того и говорил.
Потом он завернул её в большое пушистое полотенце, уложил в постель, обнял сзади и рассказал, шепча на ухо, свою тайну. Поведал ей о Чужаках Издалека.
– Так вот почему вы считаете меня монстром.
– Считаю вас – ..?
– Вы используете империю, чтобы спасти галактику от угрозы. А я вам мешала – украла чертежи Звезды Смерти и разожгла гражданскую войну.
– Я не считаю вас монстром, Лея. Не большим, чем ваш брат и Палпатин.
– Спасибо.
– Это не шутка. Палпатин... я любил его. Когда я узнал, что он мёртв, я почувствовал боль. Сначала не понял, что это боль, но это была она. Я действительно горевал.
– Почему? – Лея повернулась к нему лицом, извернувшись, как кошка, в своём полотенце.
– Потому что он тоже любил меня. Как умел, – сказал Траун. – Он был как отец мне – жестокий, но очень мудрый отец. Очень нужный.
– А мы убили его, Люк и я. Взорвали Звезду Смерти, которая вам нужна против вражеских планетолётов, которую Таркин использовал, чтобы убить Альдераан. Я не могу вам нравиться, Траун, когда между нами такая кровь. Не можете вы хотеть от меня детей.
– Они уже есть. Я хочу их.
– Траун...
– Их мать я тоже хочу. Детей без матери не бывает.
– Вот как... Что теперь с нами будет?
– Ничего особенного, пока не грядёт война. До тех пор – работа, жизнь.
– Это у вас. А я?
– У вас тоже. Через месяц я улетаю в имперский форпост на Нирауан. С позволения Императора я возьму вас с собой, если вы пообещаете не вредить. Так, чтобы я поверил.
– Что я там буду делать? – шепнула Лея.
– Поможете мне в работе. Ваш опыт пригодится – если вы смогли организовать восстание, вы сможете и оборону организовывать, хоть и в гораздо больших масштабах. Я научу вас.
– Чему? – Лея уткнулась лицом ему в грудь, туда, где билось его сердце, великодушное, храброе, невыносимо верное сердце имперца. – Верноподданности? Послушанию?
– Да, и этому тоже. Научу вас всему, что знаю. Враги придут ещё не сейчас, у нас есть немного времени. Спокойно родите малышей.
– Люк заберёт их. Наверняка заберёт.
– Не сейчас. Ему не нужны младенцы. Лет через семь, через восемь. До тех пор они будут с нами.
– Он их сделает ситхами, Траун. Ситхами. Наших детей.
– На войне им понадобится искусство ситхов. Они эффективные воины, сам Император тому пример.
– Если он не отпустит меня..?
– Отпустит, я полагаю. Вы его отвлекаете, он это знает.
– Он сам хотел меня прежде, чем отдать вам. Империя презирает экзотов, а вы экзот. Наши дети метисы. Что, если Люк прикажет сделать аборт?..
– Это лишит его учеников. Он не прикажет.
– Но он...
– Шшш, – Траун положил палец на её губы. – Ничего ваш брат вам не сделает. Не в ближайшее время. Детей не тронет. Мы оба устали, Лея. Извольте спать.
***
Он оказался прав, как почти всегда.
На ужин был лёгкий зелёный салат и буженина из бруаллки. Траун позволил себе полбокала крепкого гизерского эля. По-настоящему любил он форвишский, но Лея как-то заметила, что он пьёт его слишком много, и Траун, не думая возражать, сократил потребление.
– Я должен вам кое-что рассказать, прежде чем мы улетим. – Он допил, отставил бокал и показал ей руку со стальным кольцом. – Об этом.
Она спросила его про кольцо ещё в первый месяц. Это символ, ответил он. Ничего больше не уточнил, и Лея о нём позабыла. Символ чего-то у чиссов, как нож в их постели в первые ночи – какая разница? Теперь Лея поняла, что ошиблась.
– Кольцо – символ связи, моих отношений с одним человеком.
– Вы что, женаты?
– Не официально. Империя не даёт возможности однополых браков. Иначе мы бы вступили в брак, полагаю, я и Восс Парк.
– Мужчина? Кто он?
Лея не ощутила ни гнева, ни ревности. Было бы неестественно ревновать к мужчине.
– Военный. Капитан, уже немолодой. Он спас меня – нашёл меня в изгнании и не казнил, хотя я убил нескольких его солдат. Дальновидный человек. Верный друг.
– И вы его оставите? Ради меня?
– Нет, Лея. Будет... договорённость. Восс уже знает о вас, я ему написал, и знает о детях. Он... рад им. На Нирауане мы с ним живём раздельно, в смежных квартирах. Ваши апартаменты будут рядом с моими, но по другую сторону. Вам не придётся с ним встречаться, если не хотите.
– Почему же. Вы говорили, я буду вам помогать? Значит, мы будем работать вместе, я и Восс Парк. Чем быстрее притрёмся, тем лучше.
Может быть, Винтер всё же не придётся греть его постель, пока Лея будет рожать, оправляться от родов, кормить детей. Пусть всю работу делают дроиды и прислуга, младенцы всё равно будут требовать молока каждые полтора-два часа, как котята.
– Вы его очень любите?
Траун потянулся за бокалом. Тот был пуст.
– Я ему очень многим обязан.
– Я не об этом спросила.
Траун посмотрел в бокал и опрокинул в рот оставшуюся каплю эля. Лее захотелось налить ему ещё – и сразу же захотелось вылить к ситхам весь алкоголь в доме. Если что-то и могло разрушить разум гранд-адмирала Трауна, это пьянство.
– Что имеется в виду под этим словом? – он крутил бокал в руках. – Любовь. Я не понимаю.
– Попробуйте словарное значение, – Лея была не уверена, что шутит. Он был отстранён сейчас, не похож на того себя, который успокаивал её в ночь озера и ежедневно любил – или просто брал? Как будто за личностью, которую она знала, которая стала ей дорога, скрывался совсем другой Траун. Чужак. Пришелец издалека.
– Привязанность к живому существу или объекту, чувство глубокой симпатии. Согласно этому определению, я люблю Восса. И вас. И искусство – всё целиком и каждый достойный объект в отдельности. Вы это имели в виду? – Он вскинул бровь и бросил на неё далёкий взгляд, словно на что-то под микроскопом. – Нет, явно не это. Другое определение мне предложила одна учёная из Первого Имперского университета: любовь – это сильное предпочтение некоего разумного существа остальным, связанное с учтением его интересов. Это больше подходит. Согласно этому определению, больше всего я любил императора Палпатина. А Палпатин, вероятно, любил меня. Это было связано с тем, что мы были необходимы друг другу для подготовки к войне, для победы. Возможно, со временем эта... любовь, – он выделил интонацией слово, – расстыковалась со своей практической причиной и стала, гм, независимым спутником моего рассудка.
Траун указал в небо, на луну Гесперидиум над склоном Манараи.
– Именно с этим связана боль, которую я испытал, узнав, что он мёртв. Люблю ли я Восса, согласно этому определению? Да. Или нет? Судите сами, Лея: существо, которое заняло место императора Палпатина – ваш брат. Я верен ему, как верен был Палпатину, по той же причине. Значит ли это, что и любовь перешла на него?
Что-то жалобно хрупнуло. Лея перевела взгляд на стол и увидела, что Траун сломал у бокала ножку.
– Нет, – прошептала она.
На его пальцах блестела кровь. Он обернул их салфеткой.
– Вот и я так думаю, Лея. Иначе у нас был бы парадокс: человек, унаследовавший любовь – убийца первого её объекта.
– Думаю, вы прекрасно знаете, что такое любовь, – сказала Лея. – Может быть, вы когда-то не знали, или забывали на время – не знаю, что вы пережили, Траун. Однако сейчас вы знаете. Вы любили Палпатина, любите Парка, полюбите наших детей. Может быть, и меня полюбите, хоть немного.
Ей вдруг представилось видение: безбрежная война; она, Лея, командует группировкой флота и гибнет, и Траун скорбит. Он чувствует боль.
Будущее. Фантазия? Неотвратимость?
– Тот человек в карбоните, Хан Соло. Вы его любите?
– Да.
Повисло молчание. Потом Лея сказала:
– В животе у меня ваши дети, а не его.
– Кстати, – заметил он.
И протянул ей маленькую ювелирную коробочку. Лея её открыла.
Обручальное кольцо.
– Моё вот, – он вынул из внутреннего кармана такое же кольцо, побольше, и надел на левый безымянный палец. Кольцо Парка он носил на правой. Лея смотрела то на одно, то на другое, то на то, что в коробочке.
– Я бы принял на вашем месте. Ради детей.
– Это... необязательно.
– Ещё как. Лея, какой у вас юридический статус?
Она усмехнулась.
– Принцесса? Или рабыня?
– Почти. Взятые в плен мятежники, не приговорённые к смерти, связаны государственным рабством. Насчёт вас лично такое решение ещё не было принято, но любой добрый имперский судья его примет за пять минут. Может быть, кто-то где-то и принял уже, а мы просто не знаем. Адмиралу, моффу или судье достаточно подписать список.
– И вы связываете со мной свою жизнь, адмирал.
Лее было смешно и грустно.
– О, да. Если вы родите наших детей в этом статусе...
Он ещё не договорил, а Лея схватила коробочку.
– Верно, – сказал он, взял её неожиданно ослабевшие руки в свои и помог надеть кольцо. – Дети могут его унаследовать. Если мы заключим брак – а без приговора вам он легален – дети будут, по крайней мере, официально мои. Даже если уже где-то вынесен приговор... Это будет сомнительный случай. Серая зона. Моего влияния и репутации должно хватить.
– Послушайте, Траун, это абсурд, – Лея уже отошла от испуга, внезапного, чёрного, как сама тьма. – Никто ни разу не пытался отправить в рабство детей имперского офицера, брачных там или нет, метисов или чистокровных. Чего-чего, а этого не бывает.
– Сейчас, – согласился он. – Пока я жив. Да, вероятность проблем для детей ничтожна, и всё-таки я хочу её снизить. Желательно до нуля.
Она сжала его ладонь. Они сидели, держась друг за друга, ещё некоторое время, словно пытаясь создать из сомкнутых рук надёжный мостик, основу, на которой стояла бы колыбель малышей.
Траун поднялся, увлекая её за собой.
– Завтра будет чиновник, он нас обвенчает. Пойдёмте, Лея. Я всё-таки выпью ещё немного, и спать.
Люк
Император смотрел, как его сестра встала и ушла в дом со своим... да, мужем. С синемордым экзотом, нелюдем, который превратил насилие в любовь. Как он это сделал? Непостижимо.
То, что чувствовал Люк теперь, воочию их увидев, было даже не гневом. Не яростью, не желанием на месте растерзать – и прекрасно, иначе бы он не сдержался. В душе опять завоняла злоба. Вязкая, липкая и холодная, как разлагающаяся плоть. В каком-то смысле это был конец, конец борьбы. И гнев, и ярость можно было контролировать, их можно было направить на что-нибудь конструктивное – каждый ситх этому учился или очень быстро погибал. Но злобу нельзя было ни на что направить. Она прилипла к ним, к образу этой пары в его душе – Лея и Траун – пропитывала связанные с ними мысли, чувства, пряталась, словно гадюка в высохшем черепе зверя, была готова ждать. Десятилетия, если надо. Её было невозможно вычистить, смыть и, как всякую склизкую дрянь, ни во что невозможно перековать. Ею потела сама душа, всё глубже прорастающая тем, что джедаи звали Тёмной стороной Силы. Смешное название, теперь Люк это понял. Оно было неадекватно, для этого нужно было другое.
