Текст книги "Перекрёсток, которого не было"

Автор книги: Надя Лазарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Земли было много. Участок располагался на самом краю деревушки, и граничил двумя сторонами с лесом, сказочным бором, где сосны росли высокие-высокие, летом спела крохотная душистая земляника, а осенью появлялись грибы неописуемой красоты, как с картинки. Ещё с одной стороны жила местная достопримечательность – вечно хмурый, очень высокий, лохматый и худой алкоголик Панкрат. Жил он там, по свидетельству местных, последние лет сто, а может быть и двести, а всё потому, что был основательно проспиртован. Панкрат пил не постоянно: часть времени работал плотником, содержал в порядке дом, огород и многочисленных собак, которых не представлялось возможным сосчитать, поскольку они постоянно менялись – кто-то приходил, кто-то уходил, а некоторые рожали, и среди толпы собак взрослых всегда по Панкратову двору ковыляли разнокалиберные щенки. А потом Панкрат внезапно уходил в запой: его дом будто бы темнел, огород зарастал сорняком в человеческий рост, собаки бегали голодными и скулили по ночам. Деревенские говорили, что пьёт Панкрат от большого горя – похоронил давным-давно любимую жену, что умерла при родах вместе с долгожданным первенцем, и с тех пор топит это горе в самогоне.

Городская интеллигенция в лице Вариных родителей таких вопросов, естественно, Панкрату не задавала. Вот только однажды, в самом начале их «землевладельческого строя», Панкрат вышел на крыльцо, посмотрел на Вариного отца, тщетно пытающегося починить покосившийся забор, молча зашёл к себе в сарай, вынес оттуда доски, инструменты, и так же молча незаметным движением плеча отодвинул отца, и забор починил, лишь махнув головой в ответ на благодарности. А вечером неожиданно появился на пороге с гостинцами – молоком, творогом и курицей. От ужина не отказался, рассказал, что следует немедленно починить в доме, где покупать в деревне продукты и посоветовал им завести собаку для охраны от хулиганов. Так и стал Панкрат другом семьи: помогал по хозяйству, отремонтировал дом и присматривал за ним, показывал правильные места с ягодами и грибами. А затем появилась Варя и, с тех пор, как начала ходить, Панкрат сделался ей нянькой. Не по собственной воле: просто однажды родители отвлеклись, а Варя уверенно прошлёпала к Панкрату во двор. Тогда он принёс её обратно. И ещё раз десять терпеливо возвращал, а потом махнул рукой: и в прямом смысле, и в переносном.

После выхода на пенсию родители переехали в деревню окончательно, оставив Варю в городе, который она не очень-то любила. А потом и случилась беда: по осенней дороге, после первого снега, папа с мамой поехали за продуктами в ближайший городок, где открылся недавно большой супермаркет, и попали в аварию. В их старенькую машину въехал какой-то «лихач», не справился с управлением, и буквально столкнул её с дороги в кювет – обычная история, которые случаются практически ежедневно. Родители погибли мгновенно.

Варя плохо помнила те дни: кто сообщил ей о случившемся, как она приехала на опознание, как прошли похороны. А потом она сидела одна в полутёмном деревенском доме, полном воспоминаний о родителях, и было сложно дышать: слёзы стояли комом в животе и горле, но никак не получалось заплакать, потому что не верилось в реальность происходящего. Панкрат пришёл с бутылкой водки, налил полстакана, достал откуда-то пару кусков колбасы и пакет сока, и практически силой заставил Варю выпить:

– Пей, не то клизму тебе сделаю.

Варя выпила, в животе стало жарко, а в голове вдруг тихо и пусто, и сразу стало ясно, что всё происходящее – правда. Она уткнулась в грудь Панкрату и зарыдала, а он гладил её по голове, как в детстве, словно она ободрала коленку, или мама не разрешила ей взять в дом ещё одного щенка. Она рыдала от страха перед будущим, от обиды, от злости и непонимания: как же теперь дальше жить?

Но со временем стало проще. Болеть не перестало, просто Варя научилась упаковывать в условный ящичек все воспоминания – и хорошие, и плохие; эмоции; боль и прятать его подальше. Она тосковала по родителям, по прежней жизни, по ушедшему, как тогда ей казалось, счастью. И как только получила диплом и первую работу – писать новости в маленьком онлайн-журнале, она очень удачно сдала в аренду на длительный срок городскую квартиру знакомым знакомых, а сама окончательно переехала в деревню. Ей казалось, что так она будет ближе к маме с папой и к тому счастливому времени.

Почти сразу же после смерти родителей Варя начала вести блог в Инстаграме – чтобы не сойти с ума само́й и не свести с ума окружающих. Поначалу в нём были только фото из леса – деревья, цветы, ягоды, грибы, рассветы и закаты, и печальные тексты – о том, как Варя грустит и скучает по родным людям. Неожиданно стали появляться подписчики, они хвалили фото, утешали Варю, поддерживали её и незаметно стали той частью Вариной жизни, отказаться от которой она бы уже не смогла. Она не думала о заработке на своём блоге (хотя и не помешало бы) или славе – просто привыкла, что всегда есть кто-то с кем можно поделиться. Но вчерашним поделиться она бы не смогла ни с какими подписчиками, зато был Панкрат, к нему она и отправилась.

Панкрат выслушал, и всё время расстроенно крутил в больших мозолистых руках простенькую пластмассовую зажигалку:

– Ох, Варька, вареников тебе в миску! Ну и натворила ты делов. Ты не рыдай, не рыдай, тут слезами-то не поможешь. Думать надо. Давай-ка, вон, обед сваргань, я рыбки с утра наловил, а я перекурю, подумаю.

Может оттого, что Панкрат совсем не стал её ругать, а может оттого, что занялась Варя привычным понятным ей делом, только ей стало спокойнее. Она даже плакать перестала и принялась чистить рыбу на уху. Курил Панкрат долго, уха уже тихонечко булькала на старенькой плите, а когда вернулся, ещё и молчал какое-то время, сосредоточенно поглаживая усы.

– Значит так. Сначала давай с машиной твоей разберёмся. Тащи этот свой мобильник, узнаем, где она и как её можно забрать. А про бабу эту ты чего знаешь? Как зовут, сильно ли пострадала?

Всего этого Варя не знала и снова принялась плакать.

– Тьфу ты! Ну чего ты всё рыдаешь-то? Не знает ничего толком, а всё рыдает! Живы все, и то ладно! Ума палата, а ключ потерян! Иди, говорю, за телефоном! Звонить будем.

И они потом долго звонили: сначала узнали всё про машину, а потом Панкрат говорил с разными знакомыми. Знакомых оказалось много, в хорошие дни, когда не пил, Панкрат работал плотником, и руки у него были, по общему мнению, не золотыми даже, а платиновыми! Оказался в числе других заказчиков Панкрата и юрист, который с профессиональным интересом выслушал историю и деловито предложил компенсировать потерпевшей неудобства. А когда выяснилось, что денег у Вари нет, креди́т на машину, содержание дома и расходы на жизнь сжирали и зарплату, и доходы за аренду городской квартиры, посоветовал сначала узнать, что сама потерпевшая хочет, а потом перезвонить ему.

Остаток дня заняла дорога в город, потом пришлось решать вопросы с машиной, которая оказалась на ходу, только аккумулятор сел, и ещё некоторое время они возвращали её к жизни.

На обратном пути они заехали в больницу, и Варя уговорила дежурную медсестру рассказать ей про состояние пациентки, узнала, что ту прооперировали и ходить она теперь не сможет два, а то и три месяца. А потом медсестра, жалостливым шёпотом, рассказала, что ни родственников, ни друзей у той пациентки нет, а вот денег, видать, много, потому что в середине дня её перевели в отдельную палату и занималась всеми вопросами секретарша, а не кто-то родной или близкий.

От больницы до самого дома Панкрат снова молчал, а потом сказал:

– Вот что, Варька, раз деньги у неё есть, а у тебя нет, то и предложить ты ей можешь только то, что есть у тебя. Привози её сюда, на ноги бедолагу ставить будем, ухаживать в четыре руки. Ты, главное, так предложи, чтобы она согласилась.

И Варе немедленно стало легко! Так легко, что плакать она совсем перестала и начала думать, как обустроить свободную комнату в доме, чтобы Алевтине Павловне, имя ей тоже назвала медсестра, было удобно. И даже смелости ей хватило сделать фото разбитой своей машинки и рассказать в блоге, что вчера натворила.

На удивление, никто Варю не ругал, ни подписчики, которые, наоборот, её подбадривали и даже помощь предложили, ни Панкрат, который, вернувшись, обнаружил на плите почти до конца выкипевшую уху.

В понедельник Полина приехала на работу и первым делом поинтересовалась у медсестры состоянием пациентки после пятничного ДТП. Медсестра с удовольствием и пылом опытной сплетницы рассказала:

– А с ней цирк-то какой, Полина Сергеевна! Она в субботу днём, как пришла немного в себя после наркоза, попросила телефон. Позвонила своей помощнице, та прискакала, в руках пачка денег! Оказывается, непростая пациентка-то дамочка! Перевели мы её в отдельную платную палату, нянечкам перепало, медсёстрам, и про хирурга она всё спрашивала. Вас, получается, искала? А сегодня тут как тропа муравьиная: носят и носят цветы, коробки какие-то, корзины и всё к ней. Олигарх, одним словом, или любовница чья-то? Но, что интересно, посетителей больше не было. Кроме той, что в субботу приходила. Так и лежит одна, ни с кем не разговаривает, – и протянула Полине медкарту, – совсем одна, представляете?

– Понятно. Представляю. А где лежит-то, в какой палате? – Полине любопытство медсестры показалось омерзительным до дрожи и она отвела взгляд, пока та не увидела в нём брезгливости.

Узнав номер палаты, Полина поправила халат, взяла медкарту и направилась на этаж выше проведать загадочную пациентку. Двери лифта почти закрылись, когда в проёме вдруг появилась дурёха, пятничная горе-водительница, о которой Полина думала все выходные. Ловко, бочком, залетев в лифт, она радостно выпалила:

– Здравствуйте, Полина Сергеевна! Меня Варя зовут, помните? В смысле, не как меня зовут помните, а вы в пятницу меня спасли, помните? – и стянула шапку, сжав её в руках на уровне груди, как крестьяне перед барином.

– Здравствуйте, Варя. Положим, «спасли» звучит очень громко, седативное вкалывали, помню, царапины йодом смазали, а спасли это не про такое.

Варя согласно, но в то же время нетерпеливо замотала головой и перебросила за спину толстенную светлую косу.

– Да, да, да. Это хорошо, что вы меня помните, потому что у меня к вам очень важный вопрос.

Тут двери лифта открылись, и Варя снизила голос, продолжая на ходу:

– Я хочу помочь пройти Алевтине Павловне реабилитацию. Мне сказали, что ей некоторое время совсем нельзя будет двигаться, а потом с ограничениями, и так целый год – пока пластину не вытащат. У меня нет денег, совсем нет. Но я могу за ней ухаживать! – руку она так и продолжала держать у сердца, будто клятву давала.

Они остановились у палаты Альки, дверь была приоткрыта, и Варя совсем зашептала:

– Понимаете, мне ещё сказали, что у неё совсем-совсем никого нет. В смысле вот эти цветы и вот это всё, – она махнула рукой на подоконник и стол около него, заставленные букетами, открытками и коробками с дорогими конфетами, – это работники же её прислали и всякие партнёры деловые, а близких людей у неё нет. Вот я и подумала, что должна, нет, я просто обязана помочь ей! Но я хочу увезти её из города, в деревню, здесь недалеко, всего тридцать километров, ну сорок, там и воздух у нас, и лес, и продукты натуральные.

– Рай у вас там, одним словом, правильно? – скептическим шёпотом поинтересовалась у дурёхи Полина, подняв бровь.

– В смысле обстановки не особенно рай, нет. Ни евроремонта, ничего такого. Но коммунальные удобства в доме, вы не подумайте! Мне бы просто знать, сколько вы бы взяли за посещение, вы же врач, а других врачей я не знаю. А нам точно-точно понадобится медицинский контроль, или как это называется?

– Простите, но я вынуждена поинтересоваться: вы это делаете ради смягчения наказания? Потому что если вы это делаете ради этого, то лучше найдите и дайте просто денег, что ли, – Полина не понимала этого рвения взвалить на себя заботу о постороннем человеке, или деваха ничего делать не будет и отдуваться придётся родителям? Так вроде бы не похожа на мажорку, даже милая, хотя и, очевидно, глупая.

– Да нет же! Не надо мне никакого смягчения! Оказалось, что свидетелей очень много и все видели, как она пошла на красный, а у меня скорость была небольшая. И трезвая я была, и штрафов у меня нет просроченных, да никаких нет – я не злостная нарушительница. Я просто помочь хочу, понимаете? Я точно знаю, что она там быстро поправится.

«Точно, – разом поверила Полина, – просто хочет помочь. Идеалистка хренова, куда только родители смотрят?»

– Хорошо, а что сама Алевтина Павловна говорит по этому поводу?

И тут Варя резко покраснела, Полина даже испугаться успела (а вдруг давление?), опустила синие-синие глаза, наполнившиеся непрошеными слезами, и сообщила:

– Я с ней разговаривать боюсь, я думала, мы вместе поговорим. Она же сердится на меня, наверное, – и руки у неё обречённо повисли вдоль туловища.

– Чего? – поразилась Полина и, кажется, немного повысила голос, – Круто вы, конечно, придумали. То есть, это я должна сейчас уговорить пациентку уехать к чёрту на рога, когда сама даже этих рогов никогда не видела?

– Но вы же врач! И вы её не сбивали! Кому из нас она поверит?

– А что мне-то с того, что она кому-то из нас поверит?

– Но…

– Вы обе явно никогда не проводили деловых переговоров, – неожиданно донёсся из палаты спокойный и уже почти не хриплый голос. – Во-первых, вас прекрасно слышно и, хотя детали от меня ускользнули, общее представление о предмете разговора я сложила. Во-вторых, если вы планируете единым фронтом выступать против третьей стороны или чего-то от неё добиться, вам следовало сначала достичь согласия между собой, а налицо если не конфликт интересов, то критическое недопонимание точно. Может быть, вы зайдёте, и мы поговорим? Я не кусалась и раньше, а теперь ещё и не хожу, меня вполне можно не бояться.

Полина бросила негодующий взгляд на Варю, Варя ответила ей умоляющим и обе они, с видом провинившихся школьниц, зашли в палату. В палате было прохладно и тихо, сильно пахло цветами и, перемешиваясь с обычными больничными – хлорки и варёной капусты, этот запах казался совершенно невыносимым.

– Здравствуйте, я Варя! Это я вас сбила, простите, пожалуйста, я не специально! – пропищала Варя.

– А я Полина Сергеевна, я хирург и я вас оперировала. Вполне себе специально и осознанно, чтобы вы могли продолжать ходить, – сердито представилась Полина и Алька подумала, что этой брюнетке, похожей на французскую актрису, имени которой она не могла вспомнить, удивительно подходит её имя.

– Чудесно. Вероятно, вы обе уже в курсе, что меня зовут Алевтина Павловна и мне следует проверить зрение, раз я не в состоянии отличить зелёный сигнал светофора от красного. Так, о чём был ваш жаркий спор?

– Понимаете, Алевтина Павловна, – Варин энтузиазм исчезал на глазах, – я бы очень хотела вам помочь. У меня нет денег, но я готова возмещать расходы, вы не подумайте, я могу вам отдавать часть своей зарплаты. Но не в этом дело. Сейчас же весна, и я вас сбила, и так, понимаете, неудачно, реабилитация будет долгая. Вот я и подумала, давайте поедем ко мне в деревню, а то, кто за вами будет ухаживать? А я могу, я умею и Панкрат мне поможет, и нам только в радость. А у меня там и воздух…

– И удобства в доме, – подсказала Полина, сердиться она перестала и еле сдерживала смех.

– Да, удобства в доме! И я…

– Варенька, простите, сколько вам лет? – уточнила вдруг Алька.

– Мне 24. Да вы не подумайте, это я просто сильно волнуюсь. Я когда волнуюсь, всё время так говорю, но это же хорошее предложение! Правда, хорошее, вам будет удобно, и Полина Сергеевна нас навещать будет. Правда же, Полина Сергеевна?

– Полина Сергеевна будет вас навещать, – с преувеличенной серьёзностью подтвердила Полина. – Будет, если такая необходимость возникнет, перспективы-то, конечно, прекрасные: и дом с удобствами, и воздух свежий, и лес даже. Я сама не была, но описание заманчивое…

И тут Варя снова заплакала, как-то сразу навзрыд и отчаянно, вытирая слёзы руками и шапкой, как плачут только маленькие дети:

– Вот вы смеётесь, а мне не смешно. Это же я человека сбила! И это полный отстой! И я, правда, помочь хочу, и места у нас красивые. Что вы смеётесь? Ой, простите, конечно, Алевтина Павловна, вам хуже, я понимаю. Но физически! А мне плохо, знаете, как плохо? У меня душа болит, я ни спать, ни есть не могу. Хотя, если подумать, это мне даже полезно, не есть в смысле.

– Варя, прекратите немедленно. Пожалуйста. – Алька говорила тихо, но и Варя и Полина вытянулись, будто и впрямь были хулиганами, которых отчитывал директор школы. – Я не дам вам сейчас ответа и, поправьте меня, Полина Сергеевна, если это не так, ответ мой сейчас и не нужен – завтра меня не выпишут, время в запасе есть. Я обещаю обдумать ваше предложение и сообщу о своём решении. Вы мне только номер оставьте, пожалуйста.

– Да, да, да. Хорошо. Конечно, Алевтина Павловна. Давайте я вам сейчас запишу, сейчас, только блокнотик найду вот, – Варя с головой нырнула в свой рюкзак.

– Спасибо, Варя. Полина Сергеевна, можно просьбу? Удобно ли будет предложить девочкам-медсёстрам цветы? Они так сильно пахнут, что у меня голова болит.

– Да, думаю да. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо. Сегодня намного лучше. Я так понимаю, что мне колют обезболивающие препараты?

– Пока да, послеоперационный период. У вас какие-то опасения или аллергия? – Полина листала медкарту.

– Вот, я записала, записала на листочке. Выздоравливайте, Алевтина Павловна! Я к вам завтра приду! – Варя боком вышла из палаты.

– Какая… энергичная девушка, – с непонятной интонацией заметила Аля.

– Боевая! – засмеялась Полина. – Кстати, если хотите моё профессиональное мнение по поводу её предложения…

– Нет, спасибо. Не думаю, что стоит об этом даже думать, откровенно говоря. У меня достаточно средств, я могу позволить себе квалифицированную сиделку. Домработница у меня уже есть, водитель тоже. Просто расстраивать девочку так сразу не хотелось.

– Да, понимаю вас. Ну, что же, раз вопросов и жалоб нет, я тоже пойду. Про цветы помню, к вам зайдут, заберут. Выздоравливайте!

– Спасибо, – Алька закрыла глаза и мгновенно провалилась в сон, Полина тихо прикрыла за собой дверь.

Альке снился вечер. Будто бы она отпустила и водителя, и домработницу Лидию, и сиделку, лица которой не видела, а имени не знала.

Она была дома, в своей квартире, которая побывала на обложках минимум пяти журналов только за последний год. Ремонт в квартире Алька делала примерно раз в три месяца. Не во всей сразу, но как только нужно было опробовать новый тренд в дизайне интерьеров, или появлялось интересное покрытие для пола или стен, а сама Алька уезжала в командировку – в квартире начинался ремонт. Общей концепции поэтому не было, так, условная эклектика. Зато демонстрировать различные решения заказчикам можно было в любой момент.

Квартира была красивая, большая, объединённая из двух разных, поэтому с двумя санузлами и большой гардеробной, где Алька хранила наряды. Нарядов было много. Она воспринимала одежду, как сценический костюм. И, поскольку роли ей всё время приходилось играть разные, то в гардеробной можно было найти и «косуху», которой позавидовал бы любой байкер, и манто, в котором прилично было бы появиться на приёме у английской королевы. Деловые костюмы, с юбками и брюками, вечерние платья, игривые сарафаны, джинсы и спортивные костюмы. Ко всему этому обувь, сумки, ремни и коллекция тёмных очков. Словом, кто бы ни принялся встречать Альку по одёжке, каждому бы она показалась одетой уместно. Благо, сидело всё это на ней, высокой и практически плоской, отменно.

Она знала, что назвать её красивой нельзя: к мальчишеской фигуре прилагалась мальчишеская же стрижка, волосы самого обычного пепельного оттенка и совершенно незапоминающееся лицо. Особенно если над ним не поколдовали визажисты, услугами которых она непременно пользовалась перед всякого рода презентациями, благотворительными вечерами и прочими публичными мероприятиями. Однако, на внешность свою Алька не жаловалась.

Во сне она была не в гардеробной, а в своей спальне, лежала в кровати. Рядом с кроватью появился стол, на нём стояли вода, какие-то разноцветные соки в бутылочках, лекарства, тут же был ноутбук. На огромной плазменной панели, висящей напротив кровати, мелькали кадры фильма. Почему-то чёрно-белого, хотя в жизни она предпочитала современные: цветные, совсем простые и понятные, без лишнего пафоса и смысла, исключительно ради развлечения. И не отличала актёров друг от друга, не говоря уж о том, чтобы знать их имена, хотя с некоторыми её даже знакомили всё на тех же мероприятиях. Алька хотела переключить канал, но не нашла пульт. Поискала его глазами, пошарила вокруг себя и на столе, аккуратно приподнимаясь, насколько это было возможно. Пульта не было. И вообще не хотелось никакого кино.

Квартира показалась вдруг душной. Стены – три одного цвета и одна, как полагается, акцентная, в крупных тропических цветах, давили. Свет от дизайнерского светильника, привезённого из Франции, беспощадно резал глаза. И вновь навалилось то чувство, от которого она сбежала тогда из кабака, с корпоратива. Чувство безграничного одиночества и беспомощности.

– Алевтина Павловна, проснитесь! Проснитесь же! – молодая медсестричка встревоженно трясла её за плечо. – Вы кричали, у вас всё в порядке? Болит что-то, врача позвать? Да вы вся мокрая, подождите, я вам промокну лицо.

– Нет, простите. Ничего не болит. А который час?

– Так обед уж скоро, вы давно спите, хотя вам и полезно. Попить?

– Да, спасибо. И дайте мне, пожалуйста, телефон и вон тот листочек, на столе, там номер записан.

Провалила Варя задание! Вот и как теперь Панкрату объяснить, что она сделала всё, что могла, но ни врач, ни Алевтина Павловна её стараний и их с Панкратом предложения не оценили, и даже посмеялись над ней. А ведь и правда – хорошее предложение!

Да, дом у неё, конечно, не похож был на роскошные особняки, которые начали появляться в их деревне лет десять-пятнадцать назад: из кирпича, с красивыми ухоженными лужайками и продуманным ландшафтным дизайном, который едва можно было рассмотреть за высоченными глухими заборами. Но Варин дом был уютным, светлым и в любое время года умопомрачительно пах деревом. Панкрат так хитро его перекроил и перестроил, что из покосившейся избушки получились три, пусть и не особенно большие, комнаты и просторная кухня, совмещённая со столовой, где стояла настоящая русская печь.

А особенно Варя любила террасу, тоже деревянную, широкую и с видом на лес. Пол на ней был застелен разноцветными вязаными половичками, она сама их вязала, на внушительном деревянном столе, тоже Панкратовых рук дело, весной и летом всегда стоял кувшинчик с полевыми цветами, с одной стороны стола расставлены были тяжеленные резные стулья, а с другой – удобная скамья со спинкой, заваленная пёстрыми подушками разных размеров.

Но главной достопримечательностью террасы было кресло-качалка, Панкрат подарил его Вариной маме на день рождения и когда мама погибла, Варя долго не могла садиться в него, а однажды, пересилив себя, почувствовала, будто не в кресле сидит, а у мамы на коленях, и с тех пор это её любимое место во всём доме. На зиму кресло переносили внутрь и ставили у печки. Кресло часто появлялось на фото в Варином блоге и собирало лайков чуть ли не больше, чем селфи само́й Вари, что и понятно – не «Икея» вам штампованная, а ручная работа, да какая искусная!

На участке никакого ландшафтного дизайна не было и в помине, зато беспорядочно росли раскидистые старые деревья – яблони, вишни, сливы, абрикосы и груши. Был и малинник, малина поспевала крупная, сладкая, бархатистая кожица таяла на языке. Малину нужно было есть со сметаной, которую все знающие в деревне покупали у бабы Светы, очень уж вкусная сметана (и молоко, и сливки к кофе, и творог) получалась у её коровы с незатейливым именем Зорька.

А ещё было много сирени, по весне она лезла ветками в дом и пахла так, что этот аромат можно было консервировать на зиму. А уж сколько желаний можно было загадать, обрывая цветы с пятью лепестками!

Дорога до Панкрата предстояла долгая, потому что Варя не смогла утром заставить себя сесть за руль и сейчас тряслась в автобусе. Пожалуй, она успеет полистать ленту – аж с пятницы в Инстаграм не заходила! Телефон почти нашёлся в закутке на дне огромного Вариного рюкзака и внезапно зазвонил. От неожиданности Варя вздрогнула, телефон снова поглотило нутро рюкзака, и оттуда он продолжил недовольно издавать звуки, пока она не нащупала его вновь. Номер был неизвестный, Варя приняла вызов и, перекрикивая кряхтение дряхлого автобуса, прокричала:

– Алло? Слушаю! Я вас слушаю, только говорите громче, у меня плохая связь!

– Варя? Здравствуйте ещё раз. Это Алевтина Павловна. Послушайте, Варя, я обдумала ваше предложение и готова на него согласиться. Но есть условия, которые мы обсудим при личной встрече. Когда вы сможете подъехать?

Кажется, пара бабушек, сидящих по соседству, перекрестились после того, как Варя издала ликующий звук – нечто среднее между «Уииииии!» и «Обалдеть!», и подкрепила всё это несколькими торжествующими жестами, но ей было всё равно, и она прокричала:

– А когда, когда нужно, Алевтина Павловна? Я недалеко совсем уехала, я могу вернуться сейчас! Вернуться? Я могу!

– Нет, Варя. – голос Алевтины Павловны был спокоен, но парадоксальным образом чётко слышен, вроде бы она даже помехи могла усмирять. – Давайте встретимся в пятницу, думаю, к этому моменту будут ясны сроки моей выписки.

– Да, да, да! Конечно! Я тогда в пятницу приеду!

– Всего хорошего, Варя.

– До свидания, Алевтина Павловна!

Никогда ещё Варя так сильно не желала побыстрее оказаться дома. От остановки не шла даже, бежала, игнорируя весенние лужицы и распугивая купающихся там воробьёв. И, едва показалась их улица, закричала:

– Панкрат! Панкрат! Выходи скорее!

Панкрат показался на пороге дома, поспешил во двор, вид у него был встревоженный:

– Чего орешь-то, тундра ты, не электрифицированная! Всех собак мне перепугала!

Это было не совсем верно: собаки с удовольствием скакали вокруг приплясывающей Вари и радостно лаяли, а сама она кинулась обнимать Панкрата, хотя сделать это было непросто – доставала Варя ему макушкой едва до груди.

– Она согласилась, согласилась! Она сначала отказала, а потом я в автобусе была, а она звонит и соглашается! Панкрат! Прикинь, да?

– Ну дела! Ты давай тут оперу свою сворачивай, готовиться будем. Пандус нужен, и в доме посмотреть надо, что заменить, что подделать, то да сё. Времени-то у нас сколько есть? – лицо у Панкрата сделалось серьёзным и озабоченным, будто в уме он уже прикидывал, сколько материала ему потребуется для работы.

– Не знаю, я в пятницу к ней поеду, разговаривать будем. Как же я рада, Панкрат!

– Ты раньше времени-то не радуйся, это ж не щенка приблудного приютить, она живой человек, а какой – мы и знать пока не знаем.

– А мне кажется, что всё у нас будет замечательно! Не паникуй, Панкрат! – прокричала на прощание Варя и скрылась на своём участке. Собаки перестали лаять и разбрелись по своим собачьим делам, а сам Панкрат ещё некоторое время курил, а потом пошёл за рулеткой.

В пятницу Варя проснулась чуть свет и отправилась в больницу. На автобусе, потому что сесть за руль она себя снова не смогла заставить, ей было очень страшно, даже в ремонт не отогнала её, да и не было денег на непредвиденные расходы. Работу на сегодня она сделала заранее, а ещё предупредила, что ей в ближайшее время потребуется отпуск. Начальство, вопреки ожиданиям, проявило понимание и пообещало отпуск дать. Так что, всё и впрямь пока складывалось по оптимистичному Вариному сценарию.

Перед тем как зайти в палату, она отдышалась, стащила шапку, постучала и просунула голову в дверь:

– Доброе утро, Алевтина Павловна! Можно?

– Да, конечно, Варя. Заходите.

Алька ругала себя за принятое решение нещадно. Что за дикая идея? Променять комфортное жильё в городе, привычный уклад, на что? Но потом вспоминала ощущения, оставленные недавним сном, и прекращала жалеть.

– Вы хотели поговорить? – прервала несколько затянувшееся молчание Варя.

– Да, да. Обсудить наши с вами… «Каникулы в Простоквашино». Люди мы с вами взрослые, со своими привычками, давайте договоримся так: возьмём испытательный срок, скажем, пару недель. Если к тому моменту у каждой из нас ещё сохранится желание продолжать это, оставим как есть. Если нет, расходимся и не держим друг на друга зла. Что скажете?

– Конечно! Если вам не понравится, то я вас держать не буду. Но вам понравится! Живу я одна, мешать вам никто не будет, – Варя лукаво улыбнулась, а Алька в очередной раз удивилась её оптимизму и уверенности, потому что сама она очень сомневалась в этой авантюре.

– Ещё я хотела уточнить, есть ли в доме интернет? И ещё мне потребуется какое-то место, комната, для проведения переговоров и совещаний. Часть я, безусловно, перенесу в онлайн, но это не всегда удобно.

– Да, интернет у нас есть, очень даже быстрый, я и прямые эфиры веду без проблем и сериалы смотрю. Вы, кстати, сериалы любите? А комнату мы найдём, можно в столовой организовать!

– Хорошо. Ещё момент: я придерживаюсь правильного питания. Поэтому я, разумеется, буду выделять какую-то сумму на питание, но подходит мне не всё. Надеюсь, с этим не будет проблем?

Варя чуть не захлопала в ладоши:

– Классно! Мне тоже не помешает, будем вместе на ПП! А я ещё и рецепты буду постить!

Альке Варя напоминала мультяшных принцесс, но не диснеевских, а из российских мультиков. Был какой-то со смешным конём, её приглашали на презентацию. Героиню звали Забава – вылитая Варя. Среднего роста, чуть пухловата, коса светлая, глаза васильковые, нос, сбрызнутый веснушками. И говорила, как и Варя, быстро-быстро.

– Хорошо. Тогда я попрошу домработницу собрать свои вещи. За ними нужно будет заехать, получится?

– Да, конечно! Я вот только… – Варя замялась, – из ремонта машину заберу, и заеду!

– Давайте лучше так, я попрошу водителя, его зовут Сергей, и он всё привезёт. Договорились?

– Да, только у меня вопрос: а как мы вас повезём? Нужно лёжа, а машина у меня не очень большая…

– Не волнуйтесь, этот вопрос мы с Полиной Сергеевной обсудим. Пока выписывать меня собираются в среду, ближе к обеду можно будет поехать. Успеете подготовиться?

– Конечно! Мы уже с Панкратом, это мой сосед, я вам говорила, готовимся. Он всё оборудует, будет круто-круто!