Текст книги "Фонарь, который всегда светил"

Автор книги: Надежда Тонконюх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Большая перемена

Человек шёл, смеясь и шатаясь. Но какой-то неестественный смех, полный боли, раздирающий душу, вырывался из его горла.

Аллея янтарно-жёлтых деревьев бросала идущему листья в лицо. А он всё смеялся. И стальной блеск его глаз сочетался с ядовито-солёными слезами. Если бы кто-то смог попробовать его настроение на вкус, то непременно бы почувствовал на языке горечь и кислоту.

– Солнце вышло из-за туч!!!

Нету в мире пя-ятен!…

От него шарахались прохожие; а человек, вдруг перестав смеяться, воздел руки к небу и, глядя влажными от слёз глазами на пылающее солнце, истерически крикнул:

– Господи, хорошо-то как!

Потом быстро пошёл вглубь парка с гулко бьющимся в груди сердцем, сел скамейку и зарыдал.

Зазвонил в кармане телефон. Но его хозяин схватил техническую необходимость и швырнул в дымящийся паром пруд. Долго смотрел человек на расходящиеся круги по воде, видя и замечая то, что чувствует не каждый.

Зашумевший ветер пригнал тучи. Вокруг всё потемнело, и полил сильнейший дождь, хлеща каплями по лицу.

Человека на скамье уже не было. Он никуда не уходил. Просто исчез. В никуда. Поскольку не был человеком, но демоном, ощутившим сладость любви и понимания.

Монах с зелёными глазами (из дневника)

Если в жизни нет приключений,

значит, надо их найти

(из рекламы)

Не помню, чтобы потом кто-то радостно рассказывал о происшедшем, поскольку как приключение было “ещё то”, но, думаю, узнать, что же всё-таки было на самом деле, хотелось многим.

В одиннадцать лет моим любимым занятием было просто гулять в летнюю пору на улице, до полуночи.

Ночь тихо слизывала чёрным липким языком остатки солнечных лучей на горизонте, радостно сияя тысячами глаз-звёзд. Крался по болоту туман, щекоча своим присутствием пятки Тайге и нервы случайным одиноким путникам.

В поле, находившимся перед лесом (это всё в метрах десяти от нашего дома), шумно галдели кузнечики, прыгая на зелёных травинках. От того казалось, что трава шевелится сама себе, словно шерсть гигантского создания.

Родители ушли в гости, поэтому меня и N. беспокоила мысль РАЗВЕДКИ. Какая же разведка днём?! Местность, хоть и знакомая, ночью приобретает особую таинственность и многогранность. Да и потом… шарить лучом фонаря в темноте, выхватывая светом невидимые до этого очертания, было настолько увлекательно, что лес подходил для этих «секретных операций» как нельзя лучше. А если учесть, что несколько часов назад N. зарыл «клад» под одним из камней у старой берёзы, дело обретало ещё больше таинственности.

Тихо переговариваясь в ночном тумане, шли мы, сверяясь с картой, нами же и нарисованной, вглубь леса. Точнее, не в самую его непролазную чащу, но близко к этому. Кузнечики возмущённо стрекотали и разлетались под нашими ногами в разные стороны. N. что-то подписывал на карте огрызком карандаша и хмурил брови, находя неточности.

Простор, даже укутанный местами в туман, завораживал своим видом. Луна тусклой расплавленной монетой светила нам в спину, поэтому в фонарях пока не было необходимости. Вдруг N. резко остановился, и я, доставая по его просьбе какую-то мелочь из рюкзака, впечаталась ему в спину.

– Ты чего? – больше всего в тот момент мне хотелось задать другой, вопрос, пожёстче и понеприличнее. Но нечто странное завладело и моим вниманием.

– Слышишь? – голос у N. был каким-то не его: сдавленным и хриплым. Так, наверное, спрашивают у врача о своём душевном здоровье, беспокоясь о худшем.

– Да ничего я не слышу, – буркнула я, повертев головой. Широкое поле мы почти прошли. Оставалась незначительная часть пути до заветного леса. – Ничего, – повторила я и со страхом поняла смысл своих слов.

Тишина была абсолютная, словно кто-то резко выключил звук у нас в голове. Орущие кузнечики внезапно смолкли. Навалилась тягостное чувство тревоги, смешенное с первобытным страхом и смутными суеверными отголосками. N. настороженно огляделся. Наверное, тоже ощутил этот липкий пристальный взгляд, словно на нас, как на блошек, через лупу жадно разглядывал какой-то недоброжелательных намерений субъект.

Вдруг N. тихо пискнул, заметив что-то в глубине леса.

– Не смотри туда, – он постарался развернуть меня лицом к себе и не дать оглянуться через плечо.

Но всем известное чувство любопытства пересилило все инстинкты. И, несмотря на то, что N. был старше меня на два года, а, значит, и сильнее во всех смыслах этого слова, мне удалось извернуться и посмотреть ТУДА.

Как позже рассказывал мой друг, печально улыбаясь – “я тебя предупреждал” – глаза мои были чуть меньше спутниковой тарелки каждый (впрочем, его тоже).

Из темноты на нас надвигалась ФИГУРА, прячась под сенью летних ветвей. ЭТО было в чёрном балахоне, который скрывал всё.

Единственное, что мы могли увидеть – глаза, с мерзкой ехидцей глядящие из-под капюшона.

Рост идущего превышал нормальный раза в полтора, а глаза; больше похожие на два остроугольных треугольника, светились зелёным светом. Мягким и нежным. Но от этого становилось ещё мерзопакостнее на душе.

Не мигая, глаза без зрачков смотрели на нас с почти трёхметровой высоты. Рослое НЕЧТО выплывало из тёмного лесного пространства, словно несло за собой ночь. Чуть дрогнули эти РУКИ, напрягаясь в плечах и ОНО шумно выдохнуло.

Но, может и другой издало звук. Точно сказать ни я, ни N. не берёмся, ибо в этот момент два вопля огласили пространство и мы – их издавшие – чесанули ко мне домой «роняя тапки» и перелетая кочки в один прыжок.

Открыв дверь, мы пулей залетели в комнату и заперлись на крючок. Ошалевшие от такого «вихря» собаки даже не успели гавкнуть, не то, что вылезти из будки.

А мы, стуча зубами, сидели уже в платяном шкафу. Прошло, наверное, около получаса, прежде чем N. вылез из убежища и закрыл шторы в доме. Это был храбрый поступок после того, что мы увидели.

Насколько мне известно, к домам МОНАХ (так мы прозвали странное создание в капюшоне) не подходил. Но тогда нам хватило и того, что он БЫЛ в лесу. В том самом лесу, где несколько часов назад мы весело смеялись, играя с солнцем в прядки! Да, в том лесу, где N. зарыл свой «клад»!!!

Через полгода, уже в мае N. пошёл туда, где по идее должен быть камень. Но никакого валуна у старой берёзы, а, тем более, «зарытого имущества» мой друг не нашёл. С ним я не ходила, но камня и правда нет, как впрочем, и зарытого под ним пакета из-под молока, в котором должны были лежать шесть медных монет. А берёза там растёт и поныне, но N. не очень охотно говорит о случившемся, зная, что МОНАХ не мог быть проявлением чей-то дурной и неудачной шутки….

Кузнечики также весело галдят наперебой на этом поле кочек, но, замолкая, заставляют задуматься – не вышел ли снова из лесу МОНАХ С ЗЕЛЁНЫМИ ГЛАЗАМИ….

Возвращение в прошлое

Ветер грозно бился в окно и на небе сгущались лохмато-угрюмые тучи. Летняя пыль разлеталась по сухой глинистой дороге, плавно змеившейся средь леса; дорога эта иногда касалась ржавым боком покосившихся заборов, что верно несли службу по охране огородов от посягательств разного четвероногого зверья.

Из шумевшего изумрудного леса вышел высокий худой человек. Устало осмотрелся и, блаженно улыбнувшись, присел на старый потрескавшийся валун.

Тёмный дорожный плащ незнакомца порядком истрепался, а широкополая шляпа непонятного цвета была покрыта нездешней серой пылью.

Откуда пришёл неизвестный, оставалось загадкой; только его теплые светлые глаза говорили о том, что он совсем не против обо всём этом кому-нибудь рассказать. Нашёлся б благодарный слушатель.

Возраст путника скрывался в его таинственных добрых чертах лица, словно человек оказался ВНЕ ВРЕМЕНИ. Но ему было не больше пятидесяти лет. Это смело мог бы утверждать каждый, кто припомнил бы встречу с пришедшим.

На груди его висел странный предмет, не похожий ни на один из отличительных знаков, которые носили волхвы или знахари. Неведомый знак. Недосягаемый. Но загляните в свою душу, вспомните, что рассказывали вам в детстве. И тогда вы непременно увидите ЕГО – Сказителя. Эти добрые спокойные глаза, мудрую улыбку, дорожный плащ, запылившейся от долгих странствий…. Попросите его РАССКАЗАТЬ. Он о многом поведает вам, сидя на тёмном сером камне, глядя куда-то вдаль, словно там играет и переливается звуками понятная только ему музыка. Отпустите своё сознание – и вы тоже её услышите. Потому, что этот незнакомец – Сказитель, загадочный странник, согревающий усталую душу ласковым теплом.

Не бойтесь быть самими собой. Не бойтесь быть НАСТОЯЩИМИ, ибо только мы сами закрываем дорогу ТУДА, где мечты превращаются в реальность – дорогу в детство, в мир, куда можно вернуться. Всегда. Благодаря Памяти. Дайте Сказителю руку, и ОН проведёт вас, убаюкивая спокойствием и миром того времени, когда мы были ещё детьми.

Самый удачный кадр

День плавно перетекал в вечер, сглаживая палящие лучи солнца благодатным дыханием ветра, вплетавшимся в Валеркины волосы.

Сам Валерка уже с минуту сидел неподвижно на своём байке, щуря пронзительно голубые глаза на закатное солнце. Впервые на нём не было солнечных очков, скрывающих благородные черты лица и оттенки настроения.

Вид моего друга был до того умиротворённым, что руки сами потянулись… к фотоаппарату! – не каждый раз можно «поймать» отличный “живой” кадр, когда человек не позирует перед объективом, а просто думает о своём.

Сам Валерка даже не пошевелился (обычно, это ему не свойственно….)

– К чему останавливать время? – голос был слегка сонным, но его обладатель сегодня спать и не собирался. Наоборот – гонять всю ночь на запредельной скорости было в его планах. Недаром же байк сияет, словно Валерий перебрал и начистил до блеска все мельчайшие детали….

– Закат, – голос стал мечтательным, что вполне соответствовало выражению глаз и лица гонщика.

На заправке не было никаких клиентов, кроме нас, и поэтому можно наслаждаться тишиной, предвкушая поездку, мечтать о чём-то своём….

Косуха, надетая по случаю такого вечера, отбрасывала заклёпками стальные отблески на асфальт. Неизменные кожаные штаны, сидящие как влитые, визуально слились в одно целое с чёрными полуботинками, на которых искусно изображённое пламя лизало обувь от “носов” до самой пятки.

Впрочем, одеты мы были с Валеркой почти одинаково, и, если кто-то захотел найти между нами отличия… не обнаружил бы более десяти.

Но, прежде всего на сегодня я была ПАССАЖИРОМ, что мне не всегда нравится. Нестись в безоглядную даль сквозь коридор стройных деревьев, шурша и щекоча шинами серый асфальт и получать «трёпку ветром», как сказал мой друг, лучше всего сидя за рулём.

И вот, впервые клубы дыма достанутся НЕ МНЕ!

Валерка, наверное, уловил мой взгляд, потому что хитро и в то же время обезоруживающе улыбнулся.

Щёлкнула кнопка. Блеснула ярко и погасла искра-вспышка в цифровом фотоаппарате.

Я улыбнулась в ответ – это был самый удачный кадр за сегодняшний день!

Не ожидай и не проси

Была зима… До того белоснежная и вьюжная, что хотелось как можно чаще разжигать камин, сидеть и смотреть как яркие тёплые огненные руки, жарко обнимают поленья, стискивая их до треска и хруста. Сидеть, не оборачиваясь на мутное из-за снежной крупы окно.

Наверное, за этим окном было красиво и ветрено. Белые замёрзшие капельки танцевали в вихре метели, на что-то надеясь. Быть может, на то, что не упадут на землю, не превратятся в утрамбованный сапогами и шипами безжизненный слой, посыпанный солью, галькой и ещё Бог знает чем, только бы не было гололёда.

Человек не разжигал старый камин. Именно потому, что ему это очень хотелось сделать. Он глядел на то, как беснуются снежинки в затуманенном зимнем вечере. Сидел и думал.

Перед глазами на уровне потолка опять замерцала розоватая горошина света, больше похожая на искру, чем на маленького светлячка. ЧТО это было, выяснять не хотелось. Но ОНО теперь появлялось всегда в одно и, то, же время и мерцало до утра.

Может, раньше бы человек удивился, испугался и даже, наверное, обратился к врачу-офтальмологу…Но сейчас мерцающая розовая искра под потолком выглядела настолько буднично, что даже не хотелось обращать на неё никакого внимания. Просто сидеть и смотреть, как бьются об стекло снежинки, как воет за окном одинокий ветер, безумно веселящийся при каждом смахивании снежного пуха с крыш и ветвей. Просто сидеть. И смотреть. Не ожидая ничего. Не прося ни о чём. В Новогоднюю волшебную ночь.

Ворона (сказка)

Это случилось во времена, когда Солнце подолгу говорило с Луной, а люди понимали язык зверей и птиц.

Вороны тогда были белы, как не тающий снег на горных вершинах и красивые их голоса звучали в зелёных лесах.

Всё это было. Всё это правда, как то, что я вижу тебя, а ты видишь меня.

В ту далёкую пору сидел у огня человек, мешая горячую кашу в глиняном горшке. У очага летала ворона со своим сыном. Эти птицы испокон веков жили с людьми, давая советы и питаясь остатками с человеческого стола.

Разговорился хозяин с птицей. Поведал ей о многих своих делах. Но не сошлись во мнениях представители птичьего рода и людского: кто же лучше из них поёт. Заспорили.

Долго пытались доказать друг другу, кто прав. А воронёнок подлетал всё ближе и ближе к очагу.

Решив узнать, что в горшке, птенец подпорхнул слишком близко. Но не успел понять он, что случилось, как мгновенно обгорели его перья. И с криком отчаянья воронёнок упал в огонь.

Очнулись от своего спора человек и ворона. Да только нет никого. Горько заплакали они и стали, причитая, молиться богам.

Грянул гром. Свирепо сверкнула молния и голос пророкотал:

– Твой сын БУДЕТ жить на этой Земле, но отныне весь ваш род птичий чёрного станет цвета – в знак траура, и того, что ОБОЖЖЁН был птенец в пламени. Отныне цвет обгоревших перьев, неповинного ни в чём птенца, которого не смогли вы спасти, будете носить все вы до самой смерти. А ты, человек, разучишься понимать язык зверей и птиц. Дабы не спорить с ними ни о чём. Не навлекать на их семьи новые беды.

Зарыдала ворона во весь голос, обнимая возвращённого сына, да так и охрипла. Не смогла больше она петь, радуя остальных птиц и зверей сладкозвучными трелями. Запомнила из человеческой речи только одно слово: “Как?!”

Горестно повторяют его потомки той птицы в наши дни, завидуя другим пернатым, которые могут похвастаться и голосом, и оперением.

Иногда, в назидание, появляются на свет вороны белого цвета. Но от зависти и скорби по утраченному, этих птиц не могут принять сородичи в свою стаю – гонят прочь альбиносов, крича им вслед: «Как?! Ка-арк?!»

Не любит человек воронье карканье, гневится. А отчего – сам не знает.

Но всё это было. Давно было…

Это правда, как и то, что я вижу тебя, а ты видишь меня. Спи. И помни главное – ГОРДЫНЯ наша погибель.

Бобр (сказка)

Жил на свете зверь, который любил над всеми смеяться. Увидит Белку – смеётся:

– Ка-акой у тебя хвост лохматый-то! И-и!! То ли дело мой! Гладкий! Блестящий! Плоский!

Много зверей не любило его за то, что этот выскочка скалил в их строну свои оранжевые острые зубы. Давал он всем прозвища, а ему никто придумать не мог. Ни у кого не получалось!

Шёл однажды насмешник через лес и увидел в луже Кабана, который избавлялся в грязи от паразитов, грызущих его день ото дня.

– Ну и грязный же ты!! Толи дело я – в воде сижу, из воды выхожу. Всегда красив. Шерсть блестит. Глаза горят…

Но не окончил ехидный зверь свою речь, как поскользнулся на жидкой глине, и, перебирая перепончатыми лапами, плюхнулся в бурую жижу.

– Так тебе и надо!! – хрюкнул Кабан. – Вот и оставайся БУБР`ОМ. Коричневым, как эта глина. Чтоб неповадно было над другими смеяться.

Сказал так Кабан, вылез из лужи и пошёл на поляну греть толстые бока.

Вылез и знаменитый насмешник над всем лесом. Увидели его белки, закричали:

– Бу-рый! Бурыыый!!! Шерсть – то твоя бу-ра-я!!! Бобё-ёр ты теперь!!! Бо-бё-ёр!

Испугался Бобёр. Подбежал к плотине – и вправду шерсть стала коричневой. БУРОЙ!!! Стал он отмываться от грязи. Мылся – мылся. Мылся – мылся… да не выходит ничего – шерсть блестит, а цвет так и остался коричневым.

Решил тогда Бобёр дом в воде строить. Чтобы можно было нырнуть – домой чистым прийти. Вынырнуть – не грех и на глаза другим зверям показаться.

***

С тех пор и зовут его Бобром, потому, что он цвета бурого, коричневого.

Но сколько бы ни жили потомки того насмешливого зверя в близи воды, так и остались они тёмного цвета. Наверное, уже и не помнят, почему так сложилось. А Мать-Природа никогда не забывает. Ни о чём…

Этюд в коричневых тонах

Размышлять было практически не о чем… Но в то же время в голове, наседая одна на другую, копошились тёмно-коричневые мысли, похожие на… на то, что издревле известно своей непривлекательностью.

На ушах красивым узором расположилась навешанная кем-то лапша, сияя своей новизной. Старая и засохшая же, под тяжестью собственного груза давно свалилась вниз, как и полагается в таких случаях, благодаря закону тяготения.

Интересно, если бы в жизни нашей планеты была невесомость, неужели бы всё великолепии лжи и коварства летало б вот так – рядом, а не втаптывалось другими эмоциями в грязь и соль Земли?

Человек хмыкнул. Задумался. Мысли стали приобретать более светлые оттенки. Появилось желание включить телевизор. Рука сама потянулась к пульту и замерла на полпути. “Не на-а-адо! – сказал сам себе человек, – Сегодня содержание горшка и телевизора примерно одинаково. Только в последнем видимость лучше. Быть может, из-за отсутствия запаха”. Разглядывать одно и то же, но под разным углом не хотелось.

Из окна виднелись старые липы, на ветвях которых бесстыже расселась весна, обнажившись и подкупая зелёной натурой сонных прохожих. “Совсем как энти вон!” – пробурчал человек, мрачно глядя на диван. Кот, уловив его взгляд, спрятался тут же за шторой. “Хозяин, тебе нельзя нервничать!”, – бегущей строкой читалось в глазах запаниковавшего животного.

Да, собственно, что происходит в этом мире? Из-под серого, видавшего виды грязного свитера вылезла такого же цвета мышь и нагло принялась за недоеденный обед. Кот ещё сильнее вжался в батарею, дрожа за шторой и тем самым обнаруживая своё присутствие. Ловить мышей было в его компетенции, но брезгливость к обитателям помойки у кота-дворянина не прошла ещё с тех самых пор, пока он жил во дворе котёнком и питался тем же, что и они.

Однако благодетель-хозяин, подобравший лохматого на помойке, не считал своего приёмыша чистюлей, от чего и бесился. Но сейчас всё было по-другому: мышь бесстыже доедала на столе засохший бутерброд, оставленный, видимо, “на чёрный день”, то есть ночь, и делала это совершенно безнаказанно.

Сегодня хозяина бутерброда, телевизора и кота занимали известные “глобальные вопросы”. Не то, чтобы очень, но … он всегда интересовался чёрным юмором. Хотя бы потому, что предлагали его настырно и бесплатно.

Тонны красивой, но, увы, невкусной лапши, качались на ушах, вызывая смех: мужик боялся щекотки.

Горячий чай (быль)

Эта история имела реальное время и место, только объяснения не нашёл ей никто по сей день. Возможно, кто-то сталкивался с подобными вещами сам, а может, даже знает, как разгадать непонятное. Впрочем, помимо нерешённой загадки, она обладает мягкими уютными воспоминаниями, которые мне всегда напоминают о зиме…

Случилось это перед Рождеством, как раз в то время, когда обезумевшие пушистые тучи в порыве радости и дикого неземного веселья выбрасывали тонны мягкого снега, больше похожего на гусиный пух, высыпавшийся из порванных подушек. Именно в такое время приятно навещать старых друзей, чтобы в приятной компании вспомнить пережитое вместе и весело посмеяться.

Борис сидел дома и снова пытался загрызть карандаш и, в то же время, – нарисовать праздничный плакат, дабы привлечь радость и счастье в год Собаки домой. Наверное, дверной звонок отвлёк от этого важного мероприятия как раз во время: у моего друга торчал в зубах уже маленький огрызок карандаша, а значительная «источенная» часть валялась мелкой крошкой на пушистом зелёном ковре.

На улице было довольно холодно, и я, пока добралась до уютного двухэтажного дома, успела порядком замерзнуть…но, стоя на пороге, я не могла не улыбнуться, глядя, как Бор перекидывает остаток карандаша во рту, словно заправский курильщик «бычок» сигареты.

– Айс!? – хитро улыбнулся Борис, закрывая за мной дверь. В его голосе была теплота и забота, не дающая обидеться на фразу из затёртого рекламного ролика. – Я сейчас сгоняю за чайником!

Мой друг метнулся в свой кабинет, который был и залом, и спальней и гостиной и мастерской по совместительству, ухитрившись сбить по дороге подставку для зонтов. К слову сказать, в ней зонтов-то ни разу не наблюдалось, зато подставка служила хранилищем разного рода чертежей, которые Борис, по прозвищу Майор, коллекционировал чуть ли не с детства.

Торжественно доставив чайник, хозяин дома попытался его включить. Не тут то было – свет отключили. Видимо, снова где-то порвались от снега провода. Других источников тепла в доме не наблюдалось…

– Холодный ай после прогулки на холоде, – Майор скептически осмотрел неработающий агрегат.

Я улыбнулась:

– Но не от нас всё зависит. Давай лучше растворимый чай насыплем!

Борис извлёк из буфета чашки, разлил по ним холодную воду, продолжая мрачно коситься на забастовавший чайник. Если б тот мог, наверняка покраснел бы под суровым взглядом Майора (не зря его так прозвали). Но либо у чайника была спокойная совесть, либо он искренне винил во всём сеть… так или иначе, всё было спокойно до того момента, когда Борис решил проверить уже растворившийся чай «на сахар», мощно отхлебнув из чашки. Он выпучил глаза, открыл рот, закашлялся и замотал головой. Чашка выпала у него из рук. Кинувшись на выручку, я не заметила, как падающая посудина коснулась моих ладоней. Настал мой черёд взвизгнуть от боли и удивиться: из чашки ШЁЛ ПАР!!! Остатки чая были горячими, словно их только что заварили кипятком (которого и в помине не было).

– Т-ты… Видела?… Я. Н-н-ничего. Не делал, – проговорил Борис, всё ещё упираясь ладонями в пол, а взглядом – в упавшую чашку.

– Я-а т-тоже… – видимо, мои глаза были размеров с тарелку.

* * *

Мы долгое время обследовали всю кухню, проверяя все возможные версии, придумывая и отрабатывая множество вариантов, но так и не выяснили, отчего вода стала такой горячей. Никакие приборы на тот момент не могли это сделать: в кухне был один лишь чайник. Ни один из нас не стал бы разыгрывать другого таким сомнительным образом. Я такими вещами не шутила и не собираюсь шутить никогда: розыгрыши должны быть только безобидными. Не стал бы и Борис – потому, что мистификация не его любимая тема для сюрпризов. Стоило взглянуть на нас обоих, чтобы убедиться в нашем общем и искреннем удивлении, к которому подмешивалось едкое чувство холодного страха.

Эту историю вспоминаем мы до сих пор, пытаясь доискаться до истины. Но безуспешно. Не то это были чьи-то мистические козни, не то подарок от Деда Мороза в холодный зимний день…