Текст книги "Как развивать туризм в России. Диалоги с практиками"
Автор книги: Надежда Макатрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Надежда Макатрова: А как распределяются роли? Бывает, что сотрудник недоволен выпавшей ему ролью?
Ольга Лобастова: Это всегда коллективное решение. У нас нет диктата, творческие вопросы обсуждаются на наших планерках всем коллективом. У нас нет такого, чтобы один человек весь проект играл 46 дней одну роль. Сегодня у тебя одни роли, завтра – другие, иначе становится скучно. Бывает, конечно, что человек в какое-то амплуа совсем не попадает, а есть те, кто подходит «на все случаи жизни».
Надежда Макатрова: Ваши репетиции похожи на репетиции в театре?
Ольга Лобастова: Нет. Когда сценарий готов, аниматоры получают текст сценария и делают буквально один прогон. Первые дни играет наш сильный состав – сотрудники с большим опытом. Если что-то пойдет не так, они сориентируются по ситуации, добавят что-то от себя. И ты видишь, как день ото дня меняется сказка, она обрастает какими-то новыми «фишками», шутками, забавными подробностями. У нас нет правила, что аниматору надо произносить текст дословно, герои в этом живут, поэтому фразы могут видоизменяться. Когда наши основные сотрудники отыграют несколько раз, сценарий уже утрясается, и их сменяют ребята с меньшим опытом. До этого момента они успевают уже посмотреть программу вместе с детскими группами и запомнить, как играет основной состав.
Надежда Макатрова: После работы у Вас Ваши сотрудники не задумываются об актерской карьере?
Ольга Лобастова: Обычно нет, хотя буквально в этом сезоне наш замечательный и постоянный Кощей Бессмертный и по совместительству ди-джей поступил в Москве на режиссерский факультет. Но мы рады за него: он талантливый, и ему нужно расти.
Надежда Макатрова: Ольга, а теперь несколько хозяйственных вопросов. Как Вы выбирали место для Вашего «Заповедника сказок», и что Вы порекомендовали бы тем, кто задумается о создании аналогичного объекта?
Ольга Лобастова: Выбрать хорошее место – это очень важно для успеха проекта. Мы искали место, которое было бы близко от города, но при этом города не было бы видно. Наш «Заповедник сказок» расположен в 15 минутах езды от Кирова, но когда в нем находишься, то кажется, что это где-то далеко в лесу. Правда, рейсовые автобусы сюда не ходят. Почему важна близость? Потому что транспортные затраты сводятся к минимуму. Удаление от города на каждые 10 км удорожает поездку, и в какой-то момент из-за роста затрат на транспорт продукт перестанет быть массовым.
Второй момент – наличие подъезда и асфальта. У нас асфальт не лучшего качества, но он есть, автобусы могут спокойно проехать. Третий момент – электричество. Без него никак. В-четвертых, должно быть просто красиво вокруг. Обязательно наличие большой поляны, чтобы можно было разводить группы. Обычно на нашей территории мы принимаем одновременно 3 группы, но благодаря большой поляне у гостей создается ощущение, что сейчас все происходит только для их группы, и гости из разных групп друг друга не видят. Заезды каждый час: в 9:00, 10:00, 11:00. Словом, нет ощущения потока, это очень важно, тем более в сказке.
Отлично, если рядом есть водоем, поскольку это дополнительные возможности для организации досуга. Иногда люди просто уходят на пруд, сядут в беседку, и им хорошо. Хотя наше озеро не для купания, там можно либо поплавать на лодочке, либо отдохнуть на берегу.
Надежда Макатрова: А водопровод?
Ольга Лобастова: Питьевую воду мы покупаем. В Кирове вообще вода привозная. Используем одноразовую посуду. Никакого серьезного общепита мы пока не имеем.
Надежда Макатрова: Как у Вас решен вопрос с парковкой?
Ольга Лобастова: Парковка нужна. Нам повезло, у нас рядом оказалась площадка от разрушенного здания еще с советских времен, где 200 машин могут встать.
Расскажу о нашей территории. У нас около двух гектаров, это не много, но достаточно для хорошего потока. Будет больше – хорошо. Мы начинали с одного помещения – чайной, где можно было погреться. Если теплого помещения нет, то зимой работать будет нереально. Сейчас у нас 5 теплых помещений – добавляли в год по одному, это снижает нашу зависимость от погодных условий. Раньше мы отменяли программы при температуре ниже 20 градусов мороза. Сейчас такого нет. Мы готовы к отменам, но люди обычно говорят, что если переносить некуда, то они готовы приехать и в сильный мороз. Отопление у нас электрическое.
Все наши помещения – «трансформеры». Наша сторожка была и сказочным вокзалом, и машиной времени, и домиком Элли из «Волшебника Изумрудного города». Чум – это шлем богатыря, юрта, обсерватория, цирк. Каждое помещение в определенной программе становится чем-то особенным. Мы их перекрашиваем, декорируем, перестраиваем. Нам самим интересно заниматься такими перевоплощениями.
Надежда Макатрова: Вы изначально выбрали для себя такую концепцию регулярно обновляемых программ?
Ольга Лобастова: Если в Великий Устюг едут со всей страны, то мы понимали, что ждем главным образом наших, кировских детей, причем каждый год одних и тех же. А раз так, то приехав в следующий раз, они должны увидеть совсем другую поляну. Мы закручиваем маршрут по-другому: группы заходят то с одной стороны, то с другой. Мы добавляем новые объекты на поляну, например, у нас возникает чудо-пень, откуда выходит Леший. Много «фишек», которые у нас есть, – временные, но это помогает нам привлекать посетителей несколько раз и каждый раз их удивлять. Это непросто, это затратно, но это себя оправдывает.
Надежда Макатрова: Ольга, если не секрет, какой капитал надо иметь, чтобы затевать подобный проект?
Ольга Лобастова: Наш путь, возможно, не типичный. Но мы реально начинали с нуля. Я уже говорила, что костюмы шили из штор, декорации – из подручных материалов. Спасала система авансов. И большую часть заработанных денег мы вкладывали в развитие. В течение долгого времени мы во многом себе отказывали, т. к. знали, что работаем на будущее. Если кто-то готов это повторить, то много денег не нужно. Но обязательно нужна вера, что все получится и светлое будущее наступит. Есть примеры, скажем, в Переславле-Залесском, когда сразу есть большие средства на реализацию проекта. Так работать проще. Поэтому я не скажу, что наш путь хороший – он вынужденный. В нашем случае была отличная команда и убежденность, что это дело жизни.
Надежда Макатрова: К каким трудностям надо быть готовым?
Ольга Лобастова: Все непросто, что касается обслуживания территории. Это и охрана, и сети, и техническое обеспечение. Это ляжет бременем на человека, который возьмется за такой проект. Забот много. Больным вопросом для многих становится земельный вопрос. Конечно, желательно иметь долгосрочный договор аренды хотя бы лет на 10, тогда ты понимаешь – то, что ты построил, будет работать на тебя 10 лет, есть стимул развиваться. Словом, надо с самого начала осознать затраты на содержание.
Конечно, должен быть востребованный продукт, который обеспечит поток посетителей, а потом уже даст средства на содержание и прибыль. Не так давно мы открыли музей сказочных артефактов и думали, что он будет работать отдельно. Но оказалось, что содержание отдельного штата сотрудников музея для нас затратно и сам по себе музей не может в нашем случае быть отдельным продуктом. Даже те экскурсионные группы, которые целенаправленно идут в музей, спрашивают: «А мы в "Заповедник сказок" пойдем?» Если нет, тогда это неинтересно. В итоге мы пришли к тому, что музей работает как часть «Заповедника сказок», как часть программы.
Надежда Макатрова: Что помогало Вам преодолевать трудности и развиваться несмотря ни на что?
Ольга Лобастова: Мы постоянно ощущали движение вперед, т. е. у нас были пусть маленькие, но постоянные успехи. Раз люди едут, значит, им это интересно. Количество туристов постоянно увеличивалось, мы получали подтверждение правильности своих идей, в т. ч. и признание на российском уровне. Мы стали лауреатами премии имени Юрия Сенкевича за развитие детского туризма и номинантами как лучший региональный туроператор. У нас даже не возникало мысли все бросить. Вероятно, секрет в том, что нам это интересно, мы это любим и делаем с душой. Это не чисто бизнес и зарабатывание денег, а дело, которое приносит нашей команде удовлетворение. Наш главный принцип очень простой: детям должно быть у нас хорошо и взрослым тоже. Делайте больше, чем от вас ждут. Вот и весь секрет.
«Этот проект создавался не для зарабатывания денег, он для счастья»
НАТАЛЬЯ НИКИТИНА
ЕЛЕНА ДМИТРИЕВА
ДМИТРИЙ ОЙНАС
Наталья Геннадьевна Никитина и Елена Николаевна Дмитриева – основатели и руководители музейного комплекса «Коломенская пастила. Музей исчезнувшего вкуса».
Дмитрий Борисович Ойнас – вице-президент Национального фонда «Возрождение русской усадьбы».
Надежда Макатрова: Что подтолкнуло вас к созданию музея и фабрики пастилы? Это была ваша инициатива или ответ на некий запрос города к вам как к представителям культурного сообщества?
Елена Дмитриева: Никакого запроса не было. Более того, первоначально в 2008 году речь шла о проектной работе и фактически о мероприятии на один день. Никто не помышлял о музее и тем более о фабрике, и никто не мог предвидеть, что из всего этого со временем получится. Мы вместе работали в проекте «Ледяной дом», создавая одну из площадок по мотивам одноименной книги Ивана Лажечникова. Коломна за этот проект выиграла золотые медали на областном конкурсе. Так что и мы, и городские власти были счастливы.
Надежда Макатрова: Вы на тот момент были сотрудниками одной организации?
Дмитрий Ойнас: Нет, мы были командой фрилансеров. У каждого из нас были свои проекты и способы зарабатывания денег, и люди работали в свободном режиме. Но под конкретный проект произошло объединение усилий. А позднее одна из идей «Ледяного дома» переросла в музей пастилы.
Наталья Никитина: Проект «Ледяной дом» мы делали совместно с благотворительным фондом «Коломенский Кремль», где Елена Николаевна работала фандрайзером на общественных началах.
Елена Дмитриева: Да, а по основному месту работы я занималась канализацией и очистными сооружениями (смеется), а моя работа в благотворительном фонде «Коломенский Кремль» – это такая общественная нагрузка. Также в нашей команде была Ольга Дмитриевна Бурлакова, архитектор-реставратор.
Надежда Макатрова: Музей пастилы изначально задумывался Вами как бизнес-проект, или это было скорее хобби?
Елена Дмитриева: Это не был бизнес, и даже не было хобби. Это социокультурный проект. Сейчас, уже осмыслив то, что было сделано, я могу сказать, что это был возврат эмоционального долга нашей истории и нашим предкам. Мы все действовали неосознанно, но наши действия были мотивированы отсутствием знаний и памяти о месте, в котором мы живем. У меня лично была какая-то тяга к восстановлению этой исторической памяти.
Добавлю, что уроки истории в школе я терпеть не могла. Но здесь меня влекло место, и мне было очень интересно узнать, что же здесь происходило в прежние времена. Элементарная любознательность привела к тому, что в краеведческих архивах в одной из книжечек мне попалось высказывание о том, что Коломна славилась коломенской пастилой, и при этом гостей угощали цветочным чаем. Заморский чай был в то время дороговат, а в Коломне за рекой был прекрасный луг. Ландшафт этой местности так устроен, что этот луг заливался водой во время разлива Москвы-реки. Отсюда и понятие «заливные луга» – они более плодородные, там формируется особый биоценоз.
Дмитрий Ойнас: Плюс здесь междуречье и слияние двух рек, специфические условия для жизни микроорганизмов и растений, появляются особые растительные сообщества. Из них и делали разные купажи чая.
Елена Дмитриева: У меня это выражение «цветочный чай и коломенская пастила» застряло в голове очень серьезно. У разных знакомых я интересовалась, кто что помнит об этом, но обнаружила, что никто ничего не знает. Вдруг мы встречаем работника краеведческого музея Коломны Сергея Самошина, который говорит: «А у нас в фондах хранится этикетка коломенской пастилы, которую выпускал Чуприков». Для нас это был Клондайк информации. На этикетке была нарисована фабрика, мы узнали, что пастила производилась со времен Екатерины Великой и поставлялась ко двору. На это уже можно было опереться.
Затем Наталья Геннадьевна перечитывает роман Лажечникова «Ледяной дом» и встречает коломенскую пастильницу как представительницу России на Параде народов. В этот момент, что называется, звезды сошлись. Мы подумали, что не могут такой яркий персонаж и любопытный продукт оставаться в безвестности, надо их задействовать. Мы спросили в коломенском краеведческом музее о рецепте пастилы, но нам ответили, что это великая тайна, которую никто до сих пор не разгадал. Смешно и очень пафосно.
Интерес гостей к музею и к фабрике пастилы тоже не случаен. Если не брать материальные вещи, то можно сказать, что мы, русские, забыли своих отцов, а они для нас много всего сделали. И свой эмоциональный долг мы отдаем им в такой форме – восстанавливая память. И поскольку люди вокруг осознают, что и у них есть этот эмоциональный долг, то возникает чувство сопричастности. Они не просто так приходят и едят пастилу, они ощущают, что тем самым они отдают свой долг дедам и прадедам и прикасаются к этой истории. Какой бы мы с Вами сейчас ни придумали вкуснейший десерт, он никому не будет так нужен, как коломенская пастила. В этом и загадка бренда. На мой взгляд, нельзя придумать бренд на пустом месте. Нельзя объявить тендер и разработать с нуля некую платформу бренда за миллионы рублей. В основе должна быть историческая память. Должен быть подлинный культурный ресурс, гений места.
В нашем случае Иван Иванович Лажечников здесь родился и вырос, есть материалы и дом, где он жил. Он в 1856 году написал книгу «Беленькие, черненькие и серенькие». Читаешь ее сегодня и понимаешь, что в нашем обществе ничего не изменилось.
Дмитрий Ойнас: Если вернуться к вопросу о запросе властей, то самая распространенная сегодня форма запроса от любой администрации такова: «Сделайте нам что-нибудь хорошее». Как правило, власти не знают, что конкретно им надо, и не узнают, пока ты не придешь с готовой идеей, а лучше даже с картинкой, с презентацией, со сценарием.
Елена Дмитриева: На самом деле был не запрос, а дикое сопротивление на первом этапе, поскольку для властей мы были чужими и никому не известными девочками и мальчиками, которые предлагают сделать что-то непонятное.
Надежда Макатрова: Почему чужими? Вы родом не из Коломны?
Елена Дмитриева: Нет, мы из Воскресенска, это недалеко от Коломны. Это сейчас мы уже живем в Коломне. Надо учесть, что Коломна – это купеческий город, у него своя культура. А тут пришли чужие. Раз чужие, значит, враги. Это такая ментальность. Чего еще от чужаков можно ожидать? Даже если ты 20 лет проживешь в таком городе, ты все равно будешь восприниматься чужим. И мы очень признательны властям Коломны, которые проявили мужество и рискнули с нами сотрудничать. Мэр дал свое добро, а замглавы Валерий Максимович очень активно включился в работу и профинансировал все работы по проекту.
Когда власть дает разрешение, это означает проявление политической воли. А когда политическая воля проявлена, то включаются механизмы интеграции разных сил. Власти подготовили все площадки, провели электричество, расчистили мусор, поставили горки и качели, следили за их сохранностью. А горки были довольно дорогим арт-объектом.
Надежда Макатрова: Что подтолкнуло вас обратиться с предложением к властям Коломны?
Наталья Никитина: Это было озарение. В городе появились растяжки о грядущем чемпионате Европы по конькобежному спорту. Мы подумали и решили предложить городу нашу идею «Ледяного дома» как культурную программу к этому чемпионату.
Дмитрий Ойнас: Надо понимать, что Кубок Европы – это такое закрытое пространство для тех, кто варится в спортивной, конькобежной теме. Рядовым гражданам на трибунах сидеть скучно, это ведь не шоу со звездами эстрады. Для города и его жителей за пределами ледового дворца во время чемпионата ничего не происходит. Нет связки этого спортивного мероприятия с городским пространством. Концептуально идея заключалась в том, чтобы выплеснуть часть этого ледового праздника на улицы города. Вдобавок на соревнования приезжают много иностранцев, чиновников и VIP-персон. Этих людей нужно удивлять. Мы озвучили нашу идею властям, и власть ее восприняла.
Елена Дмитриева: И после успеха этого первого проекта «Ледяной дом» власть начала нам доверять, в итоге у нас сложились хорошие продуктивные отношения.
Надежда Макатрова: О проекте «Ледяной дом» уже много сказано и написано в прессе, поэтому давайте поговорим о музее и фабрике пастилы. Сколько времени заняло создание музея с нуля и до приема первых посетителей?
Наталья Никитина: 13 января 2008 года был проект «Ледяной дом», а 24 января 2009 года состоялось открытие музея. При этом грант на создание музея в рамках конкурса «Меняющийся музей в меняющемся мире» Благотворительного фонда Владимира Потанина мы получили только в июле 2008 года, т. е. реставрация здания началась только в середине лета. Много времени ушло на оформление документов.
Надежда Макатрова: Как вам удалось получить помещение?
Наталья Никитина: В исторической части города, на посаде, был небольшой флигель городской усадьбы – здание, принадлежащее управлению культуры города. Так как помещение было абсолютно без удобств, то его использовали как летнюю базу городской художественной школы под пленэры: хранили мольберты и прочий инвентарь. В нем не было ни воды, не канализации.
Власть помогла нам с инженерными коммуникациями, взяла на себя сложный и дорогостоящий прокол под дорогой.
Надежда Макатрова: У вас долгосрочная аренда на 49 лет?
Елена Дмитриева: У нас аренда, но, к сожалению, краткосрочная. Про 49 лет здесь никто не знает. Это серьезное препятствие для привлечения инвестиций, поскольку, вкладывая деньги, мы сильно рискуем. Первый вопрос, который задает инвестор, задумавшийся об инвестировании в такой проект, звучит так: «Где продукт? Что я могу купить?» А власть ничего не продает по определению. Схема такая: сперва бери объект в аренду на 11 месяцев, покажи себя, а потом уже будем обсуждать. В итоге на первых переговорах встречаются две стороны, которые не слышат друг друга. Инвестор говорит: «Раз купить нечего, то я пошел».
У нас за четыре года нашей работы уже сформировался круг людей, которые были бы готовы проинвестировать серьезные средства в наш проект, но есть масса преград. Наши здания – это муниципальная собственность и вдобавок исторические памятники со своими обременениями. Мы сейчас взяли новый объект под реставрацию и там проходим все этапы и инстанции, как положено по закону: охранные обязательства, технические задания, предпроектные исследования, постпроектные исследования, обобщение и проектирование и многое другое. Это очень долгий путь, отягощенный тем фактом, что специалистов в этой области практически не осталось. Есть единицы, которых надо собирать по всей стране и которые могут что-то делать. И в министерствах остались единицы, которые понимают, как надо работать.
Дмитрий Ойнас: Берутся-то многие, а сделать, как надо, мало кто может.
Елена Дмитриева: Любого инвестора надо сперва образовывать, чтобы он мог в этом поле работать. Если я как заказчик не обладаю знаниями закона об Охране культурного наследия, правилами и принципами реставрации, порядком выполнения работ, я не смогу найти архитектора, который мне нужен, не смогу объяснить архитектору, что мне нужно, и понять, сможет ли он мне помочь. Это образовательная пропасть. Как рассказывает наш архитектор, неслучайно был период в истории нашей страны, когда для заказчиков проводились образовательные программы. К примеру, если я хочу построить дом или фабрику, я прохожу обучающий курс, чтобы разговаривать с архитектором на одном языке. Я, как человек уже понимающий, могу сегодня переводить с языка власти и архитектора на язык инвестора. Но эта проблема коммуникаций повсеместна.
Сейчас к нам обращаются люди, которые зажглись идеей возрождения исторической памяти и хотят у себя в регионе сделать аналогичные проекты, например в Дмитрове, в Казани. Они просят их научить, а я понимаю, что за 2 часа разговора я могу научить только базовым вещам. А в этой области тьма мелочей, и можно на какой-то закорючке зависнуть на год. У нас в штате два архитектора со специальным образованием, и мы сейчас готовим полный пакет документов для себя по вопросам реставрации и работы с объектами культурно-исторического наследия от «А» до «Я».
Надежда Макатрова: Думаю, в России нашлось бы немало покупателей на такой готовый пакет документов.
Елена Дмитриева: Мы его не будем продавать, мы его будем раздавать, лишь бы люди пользовались и быстрее проходили все эти шаги.
Наталья Никитина: Мы договорились с властью, что подготовим пакет этих документов для всеобщего пользования, а нам снизят арендную ставку на нашем новом объекте. Дело в том, что когда мы брали этот объект, арендная плата за него была очень серьезная. Мы подумали, что это несправедливо, поскольку объект в полуразрушенном состоянии и нам предстоит приводить его в порядок. Мы договорились, что отработаем схему восстановления памятника, как это должен сделать образцово-показательный арендатор, и опишем, как этот арендатор должен в дальнейшем жить вместе с этим памятником.
Елена Дмитриева: На самом деле, даже если бы мы не готовили пакет документов, то нельзя назвать адекватной ситуацию, при которой в период реставрации памятника, принадлежащего городу, арендатор платит за него по ставке коммерческой недвижимости. Город ведь хочет, чтобы у него не развалина стояла, а памятник, включенный в культурный оборот, который будет работать, привлекая туристов.
Наталья Никитина: Добавлю, что если говорить о нашем новом объекте, то предыдущий арендатор ушел с этого объекта неделю назад, а мы вошли вслед за ним. Смотришь на дом, он вроде крепкий такой, стены нормальные. Но проблема в том, что
этот дом совершенно не соответствует тому внешнему виду, который был 100 лет назад. А нам-то важно восстановить исторический облик.
Елена Дмитриева: Реставрация – это отнюдь не то же самое, что и приспособление здания под магазин электротехники. Мы сверяемся с историческими документами и видим, что у нас только кусочек домика, а домик-то был еще на 10 метров вправо, а там дырка – проход между этим домиком и следующим. Получается, что по правилам реставрации, чтобы воссоздать прежний вид, нам надо пристроить кусочек дома, тогда фасады будут выглядеть логично, архитектурно правильно. А пристроить часть дома – это Вам не просто красочкой на фасаде поправить. Или другой пример. Мы обнаружили в доме шикарные подвалы, но они засыпаны. Что это означает? То ли там была вода, и поэтому подвалы засыпали, то ли это просто строительный мусор. По-хорошему, подвалы надо расчищать. В общем, мы заказали геологию, чтобы посмотреть, какие там грунты и водные слои, т. к., по воспоминаниям местных жителей, была речка, куда сливались нечистоты, когда они были маленькими, они лазили по подземному ходу под Пятницкой башней.
Дмитрий Ойнас: Вдобавок необходимо соблюдать противопожарные требования, санитарные и экологические нормативы, требования к приспособлению и т. д. и т. и.
Надежда Макатрова: Где вы изыскиваете средства на все эти дорогостоящие работы?
Наталья Никитина: Мы зарабатываем деньги и инвестируем их в следующие объекты.
Дмитрий Ойнас: Кстати, можно и сами реставрационные работы превратить в шоу для туристов, в туристический объект. Здесь могут отрабатываться различные интерактивные сценарии, когда туристы вовлекаются в процесс восстановления памятника. Это широко распространенная в Европе практика привлечения волонтерского труда при возрождении объектов наследия. Мы думаем и работаем над этим, но пока так не делаем.
Надежда Макатрова: А практику получения грантов продолжаете?
Наталья Никитина: Да, пока мы работаем с двумя фондами: фондом Вагита Алекперова «Наше будущее» и Благотворительным фондом Владимира Потанина. Мы получили гранты и на музей, и на фабрику пастилы. Кстати, оба раза наши проекты были признаны лучшими проектами года. Нас даже отправляли на стажировку в Европу. А всего нами было получено шесть грантов.
Надежда Макатрова: В чем секрет Вашего успеха в получении грантов? Ведь далеко не всем удается получить финансирование по представленным проектам.
Елена Дмитриева: Проектов, подобных нашему, практически нет. По крайней мере, мы таких не знаем. Я имею в виду проекты, в которых кто-то взял бы руины здания, провел реставрацию, наполнил содержанием, открылся и привел туристов. Сумма гранта – один миллион рублей, но мы же понимаем, что все это стоит гораздо больше.
Наталья Никитина: Наше преимущество еще и в том, что у нас есть привлеченные средства, т. е. софинансирование. Если рассматривать проекты, выставляемые на конкурс Фонда Потанина, то обычно это какой-то апгрейд экспозиции или мультимедийный проект. У нас совсем другой масштаб.
Надежда Макатрова: Откуда Вы брали деньги на старте?
Наталья Никитина: На первый объект – музей пастилы – мы собрали свои собственные деньги. А на фабрику уже было два источника финансирования: свои вложения и беспроцентный заем, т. е. кредит. Эти средства придется вернуть, но они позволили нам аккордно сделать этот объект, не растягиваясь в долгострой. Фабрику удалось сделать практически за год, хотя помещение больше в 4–5 раз и состояние было хуже.
Дмитрий Ойнас: Важно еще подчеркнуть, что часто у предлагаемых на конкурс проектов срок жизни короткий, а здесь мы имеем проект с продленной перспективой, поэтому на эту перспективу легко нанизываются другие проекты.
Надежда Макатрова: Не страшно было брать кредит?
Наталья Никитина: Там очень щадящая схема выплат и продолжительный срок. Первые года полтора мы вообще ничего не возвращали. А потом – по 50–60 тысяч рублей в месяц. Нам дают возможность встать на ноги.
Елена Дмитриева: А чем мы рискуем? Мы же брали кредит для приобретения оборудования для фабрики, т. е. под залог этого оборудования. В крайнем случае продадим его или фонд заберет оборудование себе, но оно же им все равно не нужно. Риск минимальный. У нас была уверенность в том, что при такой растяжке выплат даже при одном работающем объекте, я имею в виду музей, мы эти деньги сможем вернуть.
Надежда Макатрова: Если не секрет, какую часть доходов Вам обеспечивает продажа пастилы, а какую – экскурсионная деятельность?
Елена Дмитриева: Ориентировочно 60 % – пастила, а 40 % – экскурсии.
Надежда Макатрова: У вашего проекта есть спонсоры, и если да, то кто они?
Елена Дмитриева: Мы в этом направлении пока плохо работаем, точнее, вообще не работаем и сами ни к кому не обращаемся. Единственные, к кому мы обращались, – это местные коломенские предприниматели.
Наталья Никитина: Но мы даже не столько обращались за помощью, сколько приглашали к себе на праздник и решали, как можно жить и работать вместе.
Елена Дмитриева: Мы пока нарабатываем поле контактов, но не для того, чтобы просить денег, а чтобы совместно решать общие городские задачи. К примеру, есть предприниматель, который строит себе здесь усадьбу. Он не бедный человек, каждый день ездит по этой улице на своей машине мимо храма. Почему бы нам вместе не собраться и не сделать батюшке ограду, которая была здесь исторически. Она большая, дорогая, а у батюшки приход маленький, он своими силами необходимых денег на ограду никогда не соберет. А на двоих-троих эти затраты растянуть легче.
Дмитрий Ойнас: Мы говорим сейчас о совместной работе не для музея, а для организации пространства вокруг него.
Историческая среда города очень трудоемкий объект приложения усилий. И осилить его можно только совместно. Но эффект и отдача от этих усилий гораздо выше, чем в любых других городских пространствах.
Елена Дмитриева: А нам для музея и не надо спонсоров привлекать. Зачем они нам? Мы сами справляемся. Нам нужна поддержка для благоустройства городского пространства вокруг. Ни нам, ни какому-то отдельному местному предпринимателю не хватит своих средств, чтобы поднять город. Если бы нашелся инвестор, который мог бы вложиться аккордно, чтобы преобразовать городскую среду… Есть же люди, у которых много денег и которые не знают, чем им заняться и куда еще вложиться. Уже и дома, и яхты, и виллы куплены. А можно сделать город целиком: пойти и купить все, что заброшено и запущено, и за год-два сделать из города такую «конфету», в которую весь мир ездить будет. В России ведь особо некуда поехать.
Надежда Макатрова: Как Вы думаете, почему эта светлая мысль не приходит в голову тем, у кого есть такие возможности?
Елена Дмитриева: У нас неслучайно полное название музея – Музей исчезнувшего вкуса. У нашей нации исчез вкус, причем вообще во всем, он был уничтожен за советский период. Я поражаюсь, какое количество денег вкладывается в ту же архитектуру, и при этом создается ужас. Вы посмотрите, какие строятся дома. Это же тюрьмы! Они отражают наше сознание.
Дмитрий Ойнас: Это не только вкус, а вообще умение жить. Нас отучили жить в хороших домах. Мы привыкли жить в «коробках». И нас мало заботит, как это выглядит снаружи и что происходит вокруг. Нарушен «вкусовой баланс». Мы с пренебрежением относимся к вещам, потерявшим повседневную хозяйственную актуальность. Романтике мы предпочитаем бытовой прагматизм. А все это сказывается и на качестве жизни. Из-за привычки жить стесненно нам прагматичнее и важнее иметь центральное отопление, чем печь в доме. И поэтому без сожаления разрушаются старые печи, лепнина, изразцы и многое другое. Настоящих печей в старом городе практически не осталось.
Наталья Никитина: Да, печек почти нигде нет. Люди приезжают к нам и восхищаются: «Печка, настоящая, теплая, в ней огонь горит!» Люди хотят здесь остаться, пожить, а не только посмотреть. То же самое с пастилой. Люди приходят и говорят: «Не может быть, чтобы ваша пастила делалась совсем без муки и без жира. Покажите, как вы это делаете».
Когда выяснилось, что именно этот дом принадлежал купцу Чуприкову и пастильному заведению, мы и решили делать фабрику. То есть создание фабрики стало ответом на запрос, на своеобразный вызов истории этого места.
Елена Дмитриева: В этом проекте все происходит на стыке. Люди из бизнеса, как правило, отношения к культуре не имеют. Они живут другими категориями. И когда мы ведем переговоры с инвесторами, то диалог получается сложным. К примеру, к нам обратились инвесторы с предложением сделать что-нибудь интересное. Мы им рассказываем про образ коломенской пастильницы в качестве ресурса и бренда территории. Они говорят: «Кто-кто? Пастильница? Это что, нефть?» Мы отвечаем: «Пастильница лучше, чем нефть. Нефть есть везде, а пастильница только у нас». У нас уже был случай, когда инвесторы, выслушав нас, говорят: «Давайте мы даже не будем вникать в то, что вы объясняете, мы просто вам доверимся».
