Текст книги "Гороскоп мадам Евы"

Автор книги: Н. Лабковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Билеты на игры, в которых участвовали москвичи, уже подскочили в цене вдвое. Шведы, которых в обычное время не заставишь истратить лишнюю крону, кряхтя раскрывали бумажники.

На длинной трибуне, где все места сидячие, каждый день появлялся высокий мужчина средних лет с толстым портфелем. Он усаживался поудобнее, доставал из портфеля полдюжины пива, устанавливал бутылки под скамьей. Потом раскладывал на коленях программку и извлекал из бумажника деньги. От 10 до 50 крон, в зависимости от сенсационности магма. В продолжение всего матча он пил пиво, кричал: «Хея, хея!» А когда команда-победительница под гром аплодисментов уходила с поля, болельщик засовывал деньги, вынутые из бумажника, в правый или в левый карман спортивной куртки. В правый – с лицом просветленным и счастливым. В левый – с физиономией вытянутой и скорбной.

С приближением финальных игр бедняга швед заметно потускнел, сгорбился, из портфеля он доставал все меньше бутылок пива. В последний день он пришел с пустым портфелем. Весь матч сидел трезвый. Когда советская команда завладела золотой медалью, странный болельщик скомкал 50-кронную бумажку, сунул ее в левый карман и с видом великомученика побрел восвояси пешком.

Я попросил знакомого шведского журналиста объяснить мне, что все это означало.

– Очень просто, – улыбнулся он. – Дело в том, что с некоторых пор у нас на спортивных соревнованиях запрещены тотализаторы. А этот тип, видимо, к ним привык. Для него игра не игра, если он не может сыграть на деньги. Вот он и играет сам с собой.

– А почему он сегодня пришел без пива, а ушел пешком?

– Дело в том, что он болел за свою команду и принципиально ставил против советской. А советская команда все время выигрывала. В результате этот болельщик так проигрался, что, как видно, у него уже не было на метро.

3. Автограф

Устроители зимних олимпийских игр в Инсбруке постарались предоставить спортсменам и гостям максимальные удобства. Нс сумели они обеспечить только зимнюю погоду. А без нее, согласитесь сами, какая же «белая» олимпиада?

Может быть, именно поэтому так много народу было всегда на олимпийском «Эйс-стадионе». Все таки здесь лед! Конечно, искусственный, это все понимали, но ведь на каждом втором болельщике был костюм из искусственной шерсти, а что касается искусственных челюстей, то можно с уверенностью сказать, что они лязгали во рту у каждого третьего. И ведь никто нс тыкал в них пальцами: мол, какие миленькие искусственные челюсти! Почему же люди должны портить себе настроение оттого, что лед искусственный, тем паче что от пего веет прохладой, как от самого натурального.

В перерыве между периодами хоккейного матча толпы, как всегда, ринулись к стойкам с прохладительными и горячительными напитками. Здесь болельщики, как и на трибунах, делились на две команды. Одних прохлаждал пятидесятиградусный бренди, других согревала ледяная кока-кола. Коротковолосые дамы в брюках и длинноволосые юноши в полупальто, напоминавших юбки, беспорядочно обсуждали перспективы игры. Чего греха таить, господам хотелось, чтобы выиграли «господа», но они просто боялись признаться друг другу, что выиграют «товарищи». В это время в фойе произошло что-то, видимо, чрезвычайно важное, ибо представители обоих полов с внешними признаками антиподов мгновенно насторожились, словно услышав боевой клич: «Пиль!»

А произошло между тем весьма рядовое событие: какой-то крепыш записал свой телефон на билете и протянул его сухопарому джентльмену.

– О'кей! – сказал тот и исчез в толпе.

В тот же миг десятки рук протянули крепышу по билету. Владельцы билетов и рук требовали:

– Автограф!

Крепыш попытался было объяснить суть ошибки, но кольцо угрожающе сомкнулось. Тогда он стал надписывать билеты. Это был роковой шаг. Количество желающих получить автограф оказалось выше пропускной способности крепыша. Кольцо ширилось и уплотнялось, крепыш начал задыхаться.

Между тем от стойки к стойке поползли самые достоверные сведения:

– Кого это там окружили?

– Неужели вы не видите? Это советские конькобежцы Белоусова и Протопопов.

– Интересно, как это один толстый старый господин может оказаться двумя молодыми советскими фигуристами?

– Советские все могут…

– Милочка, пойдемте туда! Там раздает автографы американский актер Эдди Фишер.

– Как вы сказали? Гришин? О! Чего же мы сидим!

Наконец молва долетела до сухопарого джентльмена. Ему тоже захотелось получить автограф советской знаменитости, и он стал протискиваться сквозь толпу, энергично действуя локтями и зонтом.

– Белоусова и Протопопов! – доносилось до него. – Фишер! Гришин! Шах иранский! Королева голландская! Братья Майоровы!

Пробившись к центру круга, сухопарый джентльмен увидел прижатого к столбу крепыша.

– Ганс, это ты! – разочарованно воскликнул сухопарый.

– О! Хорошо, что ты пришел! – вздохнул крепыш и крикнул из последних сил: – Господа, раздачу автографов продолжит мой старший брат, а мне пора!

– Это старший брат Майоров! – взвизгнула истерическая девица и кинулась к сухопарому.

Толпа последовала за ней. В ту же секунду в кольце оказался сухопарый джентльмен. Он пытался объяснить ошибку, но от страха лишился красноречия.

Крепыш сбежал.

Положение сухопарого становилось угрожающим. Он не мог противопоставить натиску толпы пружинящие элементы жировых прослоек. На его счастье, пронзительный сигнал возвестил о начале следующего периода. Все кинулись на трибуны, смотреть, как забивают шайбы в ворота противника братья Майоровы – настоящие.

Сухопарый, тяжело дыша, стоял, прижавшись спиной к столбу. Казалось, он не может от него отклеиться. Мне стало его жалко. Видимо, в сутолоке он не успел надписать ни одного билета.

– Автограф, – сказал я и протянул ему билет.

Он с удовольствием расписался и направился к трибунам. Хромая, но с сознанием исполненного долга. Я его понял. По крайней мере не зря человека помяли…

4. Мальчик и горе

Белградский стадион гудел, визжал, стонал, причитал, улюлюкал, внезапно затихал и разражался громом, по сравнению с которым самые лучшие достижения Зевса представлялись жалкими потугами дилетанта.

Чемпионат Европы по легкой атлетике приближался к концу. С каждым часом страсти накалялись, и их уже нельзя было охладить стаканом лимонада со льдом.

Прыгуны в высоту отчаянно боролись с земным притяжением.

Бегуны продирались к заветной ленточке, расталкивая друг друга локтями, как пассажиры в троллейбусе при неожиданном появлении контролера.

Судьи, восседавшие на стремянке, как куры на насесте, делали вид, что они понимают в спорте больше других.

Болельщики дули пиво прямо из бутылок, отрываясь лишь для того, чтобы проверить силу голосовых связок или поссориться с соседом.

Корреспонденты из всех стран безразлично стучали на пишущих машинках и диктовали в телефонные трубки отчеты, настолько однотипные, что если бы телефонистки случайно перепутали провода, в заморских и заокеанских редакциях никто бы этою не заметил.

Радиокомментаторы, законсервированные в стеклянных банках, дергались и извивались, как эпилептики, огрызаясь на коллег, которым удавалось кричать громче.

Спортивные знатоки жевали резинки с таким усердием, как если бы участвовали в соревнованиях на скоростное жевание.

И никого ничто не удивляло, как не удивляет умалишенных происходящее в сумасшедшем доме.

Только маленький мальчик, бог знает как пробравшийся на корреспондентскую трибуну, удивлялся Ему никогда не приходилось видеть, чтобы взрослые люди вели себя, как малыши в яслях.

Мальчик смирно сидел на скамье, зажатый между пышущим жаром толстяком и широкоплечим верзилой. Толстяк ухитрялся одновременно пить пиво, орать в телефонную трубку, жевать резинку, ссориться с соседями и делать вит, что он понимает в спорте больше других. Верзила беспрерывно ерзал на месте и, не отрывая взгляда от происходящего на поле, что-то быстро записывал в толстый гроссбух. Иногда он по-щенячьи скулил, как видно, от очень острых переживаний.

Мальчику было жарко, неудобно, тесно и скучно. Спортсмены бегали, прыгали и что-то метали одновременно в разных концах огромного стадиона. Уследить за всем не хватило бы и десятка глаз. Мальчик с удовольствием сбежал бы, тем паче что сейчас уже, наверно. начался матч дворовых футбольных команд, который обещал быть действительно интересным. Но ведь все сверстники по двору и по школе так мечтали попасть именно сюда, на стадион, а посчастливилось только ему. Он должен принести себя в жертву, он досидит до конца, хотя бы для того, чтобы рассказать обо всем товарищам. И он сидел, стараясь не шелохнуться, ибо находился здесь не по праву и понимал, что в любую минуту может быть выдворен.

В конце ряда появилась стройная девочка в форме цвета хаки. В руках у нее была кипа зеленых бюллетеней с результатами только что закончившихся забегов. Девочка боком пробиралась между рядов, к ней протягивались сотни рук, она раздавала бюллетени корреспондентам.

Мальчик тоже протянул руку. Девочка строго посмотрела на него.

– Вам нельзя, – сказала она и протянула бумажку толстяку. После каждого забега девочка протискивалась вдоль ряда с кипой свежих бюллетеней. Мальчик с тупой настойчивостью протягивал руку. Девочка говорила:

– Вам нельзя.

Бюллетени были то розовые, то желтые, то зеленые. Они притягивали, как магнит. Теперь для мальчика не было ничего желанней. Он уже не видел ни зеленого поля, ни судей, ни бегунов. На всем свете существовали только недоступные бюллетени в руках ненавистной девочки.

Отзвучали прощальные фанфары, корреспонденты кинулись к выходу. Мальчик ничего не видел. Он ждал девочку, а девочка не появлялась.

Внезапно порыв ветра швырнул ему в лицо розовый листок. Мальчик схватил его. Бюллетень! Счастье само шло в руки.

Теперь надо было оглядеться. Видел ли это кто-нибудь? Корреспондентская трибуна опустела. Повсюду валялись желтые, зеленые, розовые листки. Мальчик поднял один, другой, третий, насобирал их целую охапку и побежал к выходу. За ним никто не погнался. Лишь ветер теребил бюллетени. Они шуршали, крутились у ног, их можно было брать голыми руками.

Мальчик остановился. Что же это такое? Еще недавно он готов был отдать все, что имел, за один бюллетень. Теперь он владел всеми бюллетенями корреспондентской трибуны. Но они ему совсем не нужны! Мальчик почувствовал, как комок подступил к горлу. Словно у него отняли что-то очень важное. Быть может, надежду. И мальчик поступил так, как поступают в таких случаях взрослые люди: он выбросил то, что ему было не нужно.

Засунув руки в карманы, поеживаясь от вечернего холодка, он побрел домой. Что-то мужское почудилось в его походке. Он стал старше на один жизненный опыт.

КАК Я НАУЧИЛСЯ ЧИТАТЬ ПО-ПОЛЬСКИ

С тех пор, как я стал переводить с польского, знакомые относятся ко мне с повышенным интересом.

Некая дама потребовала, чтобы я открыл ей правду.

– Не возражайте, мне все известно – таинственно сказала она. – Я слышала, что любовь – сильное чувство, но не предполагала, что до такой степени. Ах, боже мой! Влюбиться в прекрасную польку, которая не знает ни слова по-русски, и, чтобы объясниться ей в любви, выучить весь польский язык! Это героизм!

Начальник отдела кадров перехватил меня в коридоре редакции.

– В анкетке у тебя ничего не сказано о польском происхождении, – ласково сказал он, – зайди для уточнения.

Некий поэт заманил меня в бар Дома литераторов и, угостив коньяком, решительно заявил:

– Не будь гадом, дай телефон негра.

– Какого негра?

– Ну того поляка, который делает тебе подстрочные переводы.

В результате всех этих кривотолков я решил чистосердечно рассказать о том, как я научился читать по-польски.

На самом деле все происходило так: несколько лет назад в Варшаве я познакомился в отеле с одним польским инженером. Две недели мы бойко беседовали с ним при помощи отдельных немецких и французских фраз, завалявшихся у нас в памяти со школьных времен. Поскольку каждый из нас понимал далеко не все из того, что говорил собеседник, мы остались самого лучшего мнения друг о друге и, расставаясь, обменялись адресами.

Я возвратился в Москву и через некоторое время получил письмо из Польши. Написано оно было по-польски. Я оказался в сложной ситуации. Надо отвечать, иначе инженер подумает обо мне бог знает что. Однако, чтобы ответить, нужно знать содержание письма.

Приятель, которому я рассказал о своем затруднении, снисходительно хлопнул меня по плечу.

– Есть из-за чего расстраиваться! Польский язык очень легкий, в нем, собственно, и понимать нечего. Дай сюда письмо, я тебе переведу…

Видимо, за время нашей разлуки мой польский знакомый успел переменить профессию, ибо он сообщал в письме, что занимается доением коз в окрестностях горы Гевонт. Далее он уведомлял, что его жена недавно осталась вдовой, но что он лично не присутствовал на своих похоронах, так как находился в командировке. Письмо заканчивалось сообщением о состоянии жены. Она чувствует себя хорошо, но, к сожалению, не дает моему приятелю спокойно работать, так как ночи напролет кричит: «Уа! Уа!»

Все это меня очень огорчило. Сколько несчастий свалилось на этого симпатичного человека! На всякий случай я решил дать прочитать письмо еще кому-нибудь.

В редакции нашелся товарищ, который неплохо читал по-польски. Он взял в руки письмо и начал корчиться от смеха.

– Мировой мужик! – воскликнул он, хлопнув себя по бокам. – Великолепный юморист! Представляешь себе: дома у него живет старый козел по имени Гевонт. Как-то из хлева донеслись странные крики: «Уа, уа!»… И что ты думаешь?! Оказалось, что Гевонт вовсе не был козлом. Он был обыкновенной козой. Об этом свидетельствовала крохотная козочка, только что появившаяся на свет… Какой неожиданный поворот сюжета, а? Дай мне эту штучку, мы ее напечатаем. Читатели полопаются от смеха.

Мне показалось, что в первом переводе история козы выглядела иначе. Я решил это проверить. Мой сосед, поляк по происхождению, уже сорок лет безвыездно проживающий в Москве, охотно согласился перевести письмо. Вот что, оказывается, было в нем написано:

«Дорогой друг! Ура! Ура! Я защитил докторскую диссертацию на тему о том, как в сигаретах «Гевонт» никотин заменять казеином. В результате меня перевели из яслей в детский садик. Здесь мне очень хорошо, и я целый день кричу: «Уа! Уа!»

Я понял, что еще минута – и я сам начну кричать «Уа! Уа!», после чего меня заберут в детские ясли, где я смогу наконец защитить докторскую диссертацию.

Избежать этого можно было одним путем: надо было изучить польский язык и самому прочитать злополучное письмо.

Я так и сделал!

Через некоторое время письмо из Польши перестало быть для меня загадкой.

Вот что я прочитал в нем:

«Дорогой друг! Пользуюсь оказией, приятель летит в Москву в командировку, и посылаю тебе маленькую посылку.

Немедленно зайди в гостиницу «Урал», спроси Яся Садовского, он передаст тебе свежие фляки, которые ты с таким аппетитом уплетал в ресторане «Гевонт»…»

Ах, варшавские фляки! Только в Польше умеют приготовлять это острое, ароматное блюдо из обыкновенного говяжьего рубца… К сожалению, на этот раз мне не удалось их отведать. Пока я изучал польский язык, вы представляете себе, во что они превратились!..

Более подробно о серии

В довоенные 1930-е годы серия выходила не пойми как, на некоторых изданиях даже отсутствует год выпуска. Начиная с 1945 года, у книг появилась сквозная нумерация. Первый номер (сборник «Фронт смеется») вышел в апреле 1945 года, а последний 1132 – в декабре 1991 года (В. Вишневский «В отличие от себя»). В середине 1990-х годов была предпринята судорожная попытка возродить серию, вышло несколько книг мизерным тиражом, и, по-моему, за счет средств самих авторов, но инициатива быстро заглохла.

В период с 1945 по 1958 год приложение выходило нерегулярно – когда 10, а когда и 25 раз в год. С 1959 по 1970 год, в период, когда главным редактором «Крокодила» был Мануил Семёнов, «Библиотечка» как и сам журнал, появлялась в киосках «Союзпечати» 36 раз в году. А с 1971 по 1991 год периодичность была уменьшена до 24 выпусков в год.

Тираж этого издания был намного скромнее, чем у самого журнала и составлял в разные годы от 75 до 300 тысяч экземпляров. Объем книжечек был, как правило, 64 страницы (до 1971 года) или 48 страниц (начиная с 1971 года).

Техническими редакторами серии в разные годы были художники «Крокодила» Евгений Мигунов, Галина Караваева, Гарри Иорш, Герман Огородников, Марк Вайсборд.

Летом 1986 года, когда вышел юбилейный тысячный номер «Библиотеки Крокодила», в 18 номере самого журнала была опубликована большая статья с рассказом об истории данной серии.

Большую часть книг составляли авторские сборники рассказов, фельетонов, пародий или стихов какого-либо одного автора. Но периодически выходили и сборники, включающие произведения победителей крокодильских конкурсов или рассказы и стихи молодых авторов. Были и книжки, объединенные одной определенной темой, например, «Нарочно не придумаешь», «Жажда гола», «Страницы из биографии», «Между нами, женщинами…» и т. д. Часть книг отдавалась на откуп представителям союзных республик и стран соцлагеря, представляющих юмористические журналы-побратимы – «Нианги», «Перец», «Шлуота», «Ойленшпегель», «Лудаш Мати» и т. д.

У постоянных авторов «Крокодила», каждые три года выходило по книжке в «Библиотечке». Художники журнала иллюстрировали примерно по одной книге в год.

Среди авторов «Библиотеки Крокодила» были весьма примечательные личности, например, будущие режиссеры М. Захаров и С. Бодров; сценаристы бессмертных кинокомедий Леонида Гайдая – В. Бахнов, М. Слободской, Я. Костюковский; «серьезные» авторы, например, Л. Кассиль, Л. Зорин, Е. Евтушенко, С. Островой, Л. Ошанин, Р. Рождественский; детские писатели С. Михалков, А. Барто, С. Маршак, В. Драгунский (у последнего в «Библиотечке» в 1960 году вышла самая первая книга).

INFO

НАУМ ДАВЫДОВИЧ ЛАБКОВСКИЙ

ГОРОСКОП МАДАМ ЕВЫ

Редактор В. Надеин.

Техн. редактор Г. Иорш.

А 00131. Подписано к печати 27/VI 1967 г. Формат бумаги 70х108 1/₃₂.

Объем 2.80 усл. печ. л. Тираж 225 000 экз. Изд. № 536. Заказ № 599.

Ордена Ленина типография газеты «Правда»

имени В. И. Ленина.

Москва, А-47, ул. «Правды», 24.

…………………..

Сканирование и перевод в DJVu, Борис Ледин – 2015

www.cartoon-twins.ru

FB2 – mefysto, 2023