Текст книги "Джим-лифтёр"

Автор книги: Н. Кальма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Н. КАЛЬМА
ДЖИМ-ЛИФТЁР
РАССКАЗЫ

БЕЖАЛ ИЗ ТЮРЬМЫ

Холодным осенним утром по улице небольшого города в Западной Германии шёл человек. Несмотря на холод, он был без пальто. Человек сильно горбился, волочил ноги, и по походке всякий принял бы его за старика. На самом деле это был совсем ещё молодой человек, но он пробыл три года в тюрьме, и там его сильно били.

Звали этого человека Петер Краус, он был коммунист, и на рассвете этого дня ему удалось бежать из тюрьмы.

Краус и сам не понимал, как это ему так повезло. В тюрьме ждали начальство из Берлина, арестантов заставили мыть и скрести все камеры и железные коридоры. Стража сбилась с ног, грозя, понукая, наказывая тех, кто работал недостаточно быстро и старательно. И среди общей суеты Краусу удалось ускользнуть.

Он должен был как можно скорей уехать из своего города, где его могли узнать и выдать властям. Конечно, приметы Крауса были известны всем здешним шпикам. Как за ним охотились три года назад, как старались заманить его в западню! Дом Крауса, его жена Марта, его сынишка Курт были под беспрерывным наблюдением. И однажды ночью его выследили.

С тех пор прошло три года. И вот Краус на свободе. Он снова может бороться за справедливость, за мир, за единую, свободную от фашистов Германию.

Теперь он торопился выбраться как можно скорей на шоссе и попроситься там на попутную машину. В тюрьме у Крауса отросли усы, это немного меняло его внешность, но шпикам он был известен и с усами.

«Скорей, скорей надо уходить!» – подгонял он самого себя.

Дорога к шоссе лежала мимо его дома. Разумеется, войти туда, повидать Марту и мальчика он не сможет: это верная гибель, провал всего дела. Но хоть издали, хоть мимоходом взглянуть на знакомую дверь, на калитку палисадника.

«Только взглянуть…» – повторял он про себя.

Он шёл и не узнавал родного города. Тихие когда-то улицы теперь выглядели беспокойными, шумными. Оглушительно сигналя, проносились военные автомобили и мотоциклы, маршировали солдаты, и несколько раз навстречу Краусу попались американские офицеры. Беглец точно попал в чужую страну. Он с ненавистью смотрел на иностранцев.

«Захватили Германию и ведут себя, как хозяева!» – с негодованием думал он.

Одна улица, другая, третья… Громоздкие рекламы американских папирос, подвязок, яичного порошка. Но вот замелькали домишки рабочей окраины. Краус повернул за угол, и сердце у него заколотилось так, что стало трудно дышать: он увидел свой дом.

Беглец пошёл так медленно, как только позволяла осторожность. Напротив, у крыльца здания, где раньше была школа, он заметил полицейского – следует быть начеку!

Затаив дыхание, Краус разглядывал свой домишко. Серый, под черепичной кровлей, он словно тоже сгорбился за эти годы. Рядом с дверью – окошко. Там бывало на подоконнике Курт расставлял своё деревянное войско и строил из кубиков высокую красную башню. Рядом – окно Марты; там у неё всегда стояли цветы.

Однако сейчас ни цветов, ни красной башни не было – домик казался вымершим. Даже палисадник – гордость Курта, – и тот выглядел заброшенным.

«Где же Марта и мальчик? Наверное, их тоже забрали?» – тревожно подумал Краус.

Он подошёл к самой калитке. Полицейский с удивлением уставился на прохожего, который стоял, несмотря на холод, в одном костюме.

«Надо уходить!» – приказал самому себе Краус.

Не отрывая глаз от дома, он медленно двинулся вниз по улице, к шоссе. В это мгновение щёлкнул замок, дверь дома открылась, и в палисадник вышел мальчик.

Он был высокий и тоненький, без шапки. Белокурые вихры топорщились над его крутым лбом. Одет мальчик был в старое, короткое донельзя пальто, из которого давно вырос. Краус сейчас же узнал это пальто: он сам покупал его когда-то сыну. Беглец жадно разглядывал мальчика: так вот каким стал его маленький Курт! Совсем взрослый!

Курт оглянулся и свистнул. Сейчас же послышался лай, и из дома выбежал крупный, в серых подпалинах пёс, похожий на волка. Пёс гордо вёз маленькую тележку.

«Вольф! – ахнул про себя Краус. – Наш старый, верный Вольф!»

В самом деле, как это он до сих пор не вспомнил о Вольфе! Ещё когда Курт был крошкой, Вольф оберегал его колясочку и свирепо рычал на всех чужих. А когда Курт пошёл в школу, Вольф каждое утро провожал его и носил в зубах сумку с учебниками. Это Вольф однажды спас Марту, когда она тонула в реке. Да, Вольф был верным другом семьи.

На тележке у Вольфа были навалены разные домашние вещи и большой голубой кофейник, хорошо знакомый Краусу.

«Наверное, Курт повёз вещи чинить к жестянщику. Кофейник ещё при мне нуждался в починке», – соображал Краус, с нежностью разглядывая вещи на тележке. Он так углубился в это разглядывание, что не сразу обратил внимание на поведение собаки. А с собакой делалось что-то странное.

Едва выбежав и понюхав воздух, Вольф вдруг завизжал, кубарем скатился с крыльца и понёсся к забору. За ним, подпрыгивая и кренясь, полетела тележка. Кофейник тут же вывалился.

– Вольф, что с тобой? Назад, Вольф! – закричал мальчик.

Но Вольф точно оглох. Он был уже возле калитки и прыгал как бешеный, стараясь открыть её или перепрыгнуть через забор. Ему мешала тележка. Он повалил её набок, чтобы высвободиться из упряжки. Это ему не удавалось, и он всё больше неистовствовал.

– Вольф, на место! Вольф, назад! – повторял Курт, вертясь вокруг собаки и норовя схватить её за ошейник.

Но Вольфу уже удалось открыть калитку. Не обращая внимания на тележку, которая била его по ногам, он бросился вдогонку идущему по улице прохожему.

– Вольф, не сметь! Вольф, ко мне! – вне себя от испуга кричал Курт.

Сейчас Вольф накинется на этого прохожего, напугает его до полусмерти, как напугал на днях американца, и тогда не оберёшься неприятностей? А у мамы и так достаточно горя…

Курт выхватил палку из ветхого забора и кинулся вслед за собакой. На помощь ему уже бежали полицейский и два солдата из американского патруля. Крик мальчика и лай собаки взбудоражили улицу. Из окон выглядывали любопытные.

Задыхающийся от волнения Курт настиг собаку, когда она уже набросилась на прохожего. Вольф бесновался и прыгал, норовя достать до самого его лица.

– Палкой! Ударь собаку палкой! Сильнее! – кричали на бегу полицейский и солдаты.

Курт замахнулся, хотел ударить Вольфа, отогнать его – и вдруг палка выпала у него из рук, и он остолбенело уставился на прохожего.

Он увидел, что Вольф беснуется не от злобы, не от желания напасть на врага, а от восторга. Не укусить он хочет, а лизнуть прохожего в самое лицо. И воет он не от свирепости, а от радости, от счастья и бросается на прохожего в неистовой собачьей преданности.

Курт задрожал. Только одного человека на свете встречал так Вольф. Только одному выказывал так бурно свою любовь и преданность.

Мальчик во все глаза смотрел на незнакомца. Нет, конечно, он ошибся… И Вольф тоже обознался… Бледное, чужое лицо с усами… Сутулая спина… У папы была совсем прямая, молодая спина и никогда не было усов…

Но в то мгновение, когда Курт оттаскивал собаку от незнакомца и собирался вежливо извиниться, он вдруг увидел карие глаза и улыбку, которую так хорошо помнил.

– Папа! – чуть не вскрикнув, прошептал мальчик.

– Курт, дорогой… – донёсся еле слышный ответ.

Краус сделал короткий, едва уловимый жест, и Курт мгновенно понял: показывать, что он узнал отца, – нельзя. Рядом – враги.

Мальчик торопливо схватил Вольфа за ошейник и оттащил его. И во-время: отовсюду уже сбегались любопытные. И, конечно, одним из первых прибежал вечный неприятель Курта – Мориц, сын их новой соседки – фрау Зейде. Мориц пролез вперёд и стал перед Куртом, выпятив щуплую грудь.

– Ага, я всегда говорил, что твой Вольф – вредная, злющая собака! – с торжеством заявил он, так, чтобы все слышали. – Он всегда рвёт мне штаны…

– Ты сам их рвёшь, а сваливаешь на Вольфа, чтоб тебе не доставалось от матери! – с возмущением пробормотал Курт. Даже в эту минуту он не позволил оболгать Вольфа.

Запыхавшиеся полицейский и два американца-патрульных протиснулись сквозь толпу.

– Собака укусила вас? Желаете написать жалобу на владельцев? – обратился полицейский к Краусу.

Краус быстро обдумывал положение. Отказаться от жалобы – это покажется подозрительным: все видели, как собака на него набросилась. А писать жалобу – значит, надо назвать себя, сообщить свой адрес, показать документы, которых у него не было.

Пока он раздумывал об этом, делая вид, что осматривает искусанную руку, толпа расступилась, пропуская вперёд худенькую ясноглазую женщину.

– Курт, мальчик, что случилось? – тревожно спрашивала она, ещё не видя ни сына, ни мужа.

Соседи успели уже сообщить Марте, что Вольф искусал прохожего. Но вот она подняла глаза – и в тот же миг узнала Крауса.

– Ах! – вырвалось у неё.

– Мама, наш Вольф набросился на этого господина, – торопясь и глотая слова, перебил её Курт. – Этот господин, мама…

– Да, вот пожалуйста, полюбуйтесь-ка. – Краус протянул руку и показал темнокрасный след полицейской дубинки.

Таких следов было много на его теле – они легко могли сойти за укусы. Толпа подалась вперёд – все хотели рассмотреть эти следы.

– Боже мой, – воскликнула Марта, – как это ужасно! Надо немедленно смазать иодом, перевязать, а то это может загноиться… Я сама, я сама перевяжу вам…

– Гм… перевяжете? Что ж, перевяжите. Только поскорей, а то я тороплюсь, – выразительно сказал Краус.

Он смотрел на жену. Как она побледнела! А седая прядка – её не было раньше!

Видеть жену и Курта хотя бы вот так, на глазах у полицейских, посреди толпы, – и это было счастьем. И Марта тоже смотрела и с болью отмечала сутулость Крауса, его лёгкий костюм, его посиневшие от холода губы…

Она сказала умоляюще:

– Я вас прошу, милостивый государь, не пишите жалобу!.. У меня и так довольно горя. Я сию минуту перевяжу вам руку. А если собака порвала ваш костюм, я вам его заштопаю. Только… только для этого вам придётся зайти к нам в дом…

Она быстро переглянулась с сыном. Глаза мальчика засияли: папа придёт домой!

– Да-да, мы вас очень, очень просим! – подхватил он. – Я… я даю вам слово, что запру собаку, никуда не буду её выпускать…

– Даёшь слово? Посмотрю я, как ты его сдержишь, – проворчал Краус, мгновенно поняв манёвр Марты и сына.

И вот Краус дома. Он с восторгом оглядывает кухню. Синие язычки газа пляшут над плитой, и тепло охватывает беглеца.

Из чулана доносится вой Вольфа: его заперли, но он скребёт лапами дверь и всеми силами хочет вырваться к хозяину.

– Вот злая тварь! – говорит, прислушиваясь, полицейский.

– Следовало бы его пристрелить, чтоб не бросался на людей. Он порвал брюки Дэрку, – говорит кривоногий американский солдат.

Да, они тоже здесь. Они целой толпой ввалились в дом вслед за Краусом и Мартой. Здесь и вездесущий Мориц и его мамаша, фрау Зейде, похожая на тощую кошку. Курт готов прибить Морица: этот мальчишка всюду суёт нос!

– Да у вас и ниток нет подходящих, фрау Марта! И не сможете вы заштопать костюм так, чтоб было незаметно, – приставал он, вертясь возле Крауса и заглядывая ему в лицо.

Соседка Зейде тоже подавала советы. Маленькая кухня была полна посторонних людей. И под чужими, враждебными взглядами Марта и Курт суетились возле отца. Марта нарочно возилась со штопкой: может, полицейский и патрульные соскучатся и уйдут?

Нет, они не уходили. Они развалились на стульях, им было приятно сидеть у огня, вместо того чтобы дежурить на улице.

– Ну и плохо же вы заштопали, фрау Марта! – воскликнул Мориц. – Костюм господина совсем испорчен!

– Не вмешивайся, это не твоё дело, – остановила его мать.

Краус сделал вид, что разглядывает работу. Он промычал что-то неодобрительное и покачал головой.

– Не годится? Ох, только прошу вас, не пишите жалобу! – сказала Марта, искусно разыгрывая испуг. – Если… если это вас устроит, я даже могу дать вам взамен костюма куртку моего мужа.

– Гм… куртку? Я ещё посмотрю, что это за куртка, – сварливо сказал Краус. – Мне нужна куртка для дальнего путешествия, а не какое-то ваше старьё. Только в этом случае я не стану писать на вас жалобу. Подумать только: испортили мой лучший костюм!

Марта принесла из спальни его тёплую охотничью куртку.

«Умница! Милая!» – думал Краус.

– Выдумала тоже: отдавать последнее какому-то проходимцу! – сердито глядя на Крауса, ворчала фрау Зейде.

– Молчите, фрау Зейде, я рада отдать ему что угодно, лишь бы он не жаловался в полицию! – громким шопотом, так, чтобы слышал патруль, сказала Марта.

Краус надел свою старую куртку. Какая это была тёплая, славная куртка!

– Кажется, впору, – сказал он, напуская на себя самый недовольный вид. – Ну, ваше счастье, хозяйка, а то я ни за что не простил бы вас. Теперь, пожалуй, можно не писать жалобы… А как вы думаете, сержант? – обратился он к полицейскому.

– Это уж как вы желаете, – отозвался тот, грея руки над плитой.

Краус ещё раз с любовью посмотрел на жену и сына и направился к двери.

– Послушайте, господин, а ваш пиджак? – напомнил, подскочив, Мориц.

– Пиджак? Я… скоро пришлю за ним, – ответил Краус.

Он открыл дверь. Сейчас он будет на улице, а через час – уже далеко от города.

– Эй, а документы? – раздался окрик полицейского.

Краус весь сжался. Он повернул голову, увидел смертельно побледневших Марту и мальчика.

– Какие документы? – медленно выговорил он, выгадывая время.

– А вот – забыли в пиджаке. Совсем разнежился в этой куртке, – насмешливо добавил полицейский и протянул Краусу его потёртый бумажник.

Дверь за Краусом закрылась. Завыл и ещё сильнее заскрёбся лапами Вольф.

– В следующий раз я с ним разделаюсь! – сказал патрульный, стукнув сапогом по стенке чулана.

Маленькая кухня опустела. И когда ушёл – последним несносный Мориц, Курт и его мать выпустили из чулана верного Вольфа. И никогда ещё на долю Вольфа не приходилось столько нежных и горячих слов.

ДЖИМ-ЛИФТЁР

1

Прачка Люси очень гордилась своим сыном Джимом. Ещё бы не гордиться: мальчику всего тринадцать лет, а он уже самостоятельный, служит в роскошном магазине братьев Лоусон – первых богачей в городе. И всё жалованье Джим непременно приносит матери.

Очень хороший мальчик Джим, он и в школе учился отлично. Жаль, что Люси пришлось взять его оттуда. Да ведь что поделаешь: отец погиб на войне, а у Люси, кроме Джима, ещё куча маленьких ребятишек.

День-деньской стоит Люси у стиральной машины, а денег всё-таки не хватает даже на самое необходимое. Вот и пришлось взять Джима из школы и пристроить его на работу.

Каждое утро, когда Джим облачался в свой форменный костюм – длинные зелёные брюки с золотым кантом и короткую зелёную курточку с тремя рядами золотых пуговиц, – мать не могла налюбоваться на него. А когда Джим надевал на курчавую голову круглую шапочку с ремешком, мать не выдерживала, наскоро вытирала мыльные руки и целовала сына.

– Ну и щёголь ты у меня! – говорила она любуясь.

– Много у тебя сегодня работы? – спрашивал Джим.

Люси кивала.

– Хватает, – отвечала она. – От Спарротов целый мешок да от мисс Сюзи корзина. От Смиттов тоже вчера притащила тюк…

– Не надрывайся так, – просил Джим, – ты же у нас слабая…

Люси ласково смотрела на него:

– Иди, мальчик, не беспокойся обо мне.

Джим отправлялся на работу. Универсальный магазин братьев Лоусон занимал огромный дом. В доме было двадцать восемь этажей. В нижних этажах помещались склады магазина, а на остальных можно было купить всё, что нужно человеку, – от пуговицы до автомобиля и от булавки до рояля.

Правда, ни Джим, ни его мать, ни их соседи никогда ничего не покупали в магазине братьев Лоусон.

Это был слишком дорогой для них магазин. Всё что им было нужно – хлеб, кукурузу, немного картофеля, – они могли купить в маленьких лавчонках своего негритянского квартала.

Джим был лифтёром. С самого раннего утра он входил в прозрачную стеклянную клетку лифта и начинал беспрерывное путешествие по этажам: вверх – вниз, вверх – вниз…

Пассажиры лифта – белые леди и джентльмены – слышали звонкий голос мальчика, который объявлял:

– Пожалуйста, восьмой этаж: посуда, пылесосы, холодильники…

– Четырнадцатый этаж. Прошу: ковры, обои, скатерти…

– Двадцать второй этаж: мебель, картины, лампы…

Он ни разу не сбивался, он всё помнил – этот чёрный мальчик в зелёной курточке. Даже мистер Скотт – старший приказчик – удивлялся.

– У этого черномазого отличная память, – говорил он, покачивая лысой головой.

А однажды в лифт вошла нарядная леди с девочкой. Кажется, они поднимались на двадцать третий, туда, где продавались пышные шёлковые и кружевные платья для девочек.

Услышав, как Джим быстро и точно объявляет о товарах, леди сказала девочке:

– Смотри, этот негр всё помнит. А ты не можешь запомнить даже таблицы умножения!

Ух, как сердито посмотрела девочка на Джима! Её мать хотела дать мальчику монету, но Джим сделал вид, что не заметил этого. Нет, он ничего не хотел брать от белых гордячек!

2

Вверх – вниз… вверх – вниз… Загоралась сигнальная лампочка, белая цифра выскакивала на двери лифта: Джима вызывали на девятый этаж, на тринадцатый, на четвёртый… На тринадцатый чаще всего поднимались женщины. Там продавались драгоценности: золотые цепочки и блестящие камни, разноцветные бусы и великолепные ожерелья. Прачка Люси и не мечтала никогда о таких украшениях.

А на девятом этаже продавались игрушки. За зеркальными стёклами сидели важные синеглазые куклы и пили из крохотных чашечек кофе или играли в разноцветные мячики. Для мальчиков там было тоже много чудесного: моторные лодки, луки со стрелами, настоящие маленькие мотоциклы, великолепные костюмы индейцев… Нет, ни у Джима, ни у его братьев и сестёр никогда не было таких игрушек. Грубые, деревянные чурки, каменные шарики – вот чем они играли.

Перед праздниками магазин торговал особенно бойко. Джим еле успевал поднимать и опускать покупателей. Лифт его сновал в стеклянной клетке, как челнок в машине. Вдруг, опустившись на нижний этаж, Джим увидел мать.

– Ты зачем здесь? – удивился он. – Пришла повидать меня? Но я очень занят, ма…

Люси покачала головой.

– Я пришла купить шёлковую блузку, – сказала она. – Где у вас их продают?

Джим вытаращил глаза. Мать хочет купить шёлковую блузку?! Вот так штука! Откуда у неё такие деньги, и почему это она вдруг решила наряжаться? Он было встревожился, но постарался себя успокоить. А вдруг мать заработала лишнее и хочет доставить ему удовольствие – надеть на праздник обновку? Молодец ма, это будет очень хорошо! Он заговорщицки подмигнул матери.

– Непременно купи кремовую, – шепнул он ей. – Тебе пойдёт… Блузки у нас продаются на двадцать шестом, в отделе готового платья. Ты иди по лестнице, я тебя захвачу на четвёртом или на пятом этаже. А то здесь смотрит старший приказчик, мистер Скотт. Наш лифт, ты знаешь, только для белых покупателей…

Люси хотела что-то сказать, но один из покупателей закричал:

– Почему, чорт возьми, мы стоим? Что там делает лифтёр?

Лифт начал подниматься. Джиму казалось, что он ползёт как-то особенно медленно. Мальчику не терпелось поскорей захватить мать. Может, он сумеет задержаться на двадцать шестом, сам выберет ей блузку… А в воскресенье они все вместе поедут за город, и мать наденет свою обновку…

А в это время Люси поднималась по крутой каменной лестнице магазина и раздумывала: говорить или не говорить сыну о своей беде?

Она до сих пор не могла хорошенько понять, что случилось. Ведь она сама, собственными глазами видела это ржавое пятно на блузке мисс Сюзи, когда разворачивала тюк с её бельём. Такое большое коричневое пятно, похожее формой на лужицу, постоянно натекающую к их крыльцу. Люси даже хотела показать это пятно соседке, чтобы посоветоваться, нельзя ли его вывести. И вдруг мисс Сюзи говорит ей, что это она, Люси, посадила пятно и должна теперь за это купить ей новую шёлковую блузку. Нет, мисс Сюзи не бранила прачку, даже не кричала на неё. Она только посмотрела очень холодно и спокойно сказала:

– Олл райт, Люси. Вы виноваты, и вы пойдёте и купите мне точь-в-точь такую же блузку. Они продаются в магазине братьев Лоусон.

Люси пыталась оправдаться, но напрасно… Плача, она вернулась домой. Дома она вынула всё, что осталось от жалованья Джима, и обегала всех соседей. Заняла те гроши, которые соседи смогли ей дать, и отправилась в магазин. Сердце у неё замирало. Хватит ли денег на такую блузку? Кажется, она очень дорогая. И найдётся ли точь-в-точь такая, как у мисс Сюзи? Каждая каменная ступень давалась ей с трудом. Хорошо, что она не успела сказать Джиму о блузке. Не стоит огорчать мальчика. Ох, как тяжко подниматься, как колотится сердце!..

Люси остановилась передохнуть.