Текст книги "Салфетка"

Автор книги: Н. Комсомолец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Он поднимает её легко, как куклу, и разворачивает к дальней стене, к кресту.

– Марш.

Взявшись руками за прохладное дерево, она ждёт. Слушает, что происходит за спиной. Короткое движение воздуха – и первый удар. Бархатный, мягким жаром уходящий вглубь тела. Ага, это флогер! 40-хвостый, любимый, греющий. Ложится широко, как банный веничек. Ах, вкусно! И ещё. И ещё. «Ммрррр», урчит она. А теперь сильнее. Ещё сильнее. До первого вскрика – слабого, удивлённого, узнающего, почти приветственного. И дальше. До криков уже всерьёз – когда с каждым ударом сгусток энергии, точно фаербол, влетает в тело.

Он подходит и берёт её за волосы, разворачивая лицом к себе.

– Какой цвет?

– Зелёный, – выдыхает она блаженно.

Он усмехается и опять поворачивает её к кресту. Продолжает. Уже с двух рук. Она расслабляется, позволяет телу растечься киселём, отказываясь от любого напряжения и сопротивления, принимая, ожидая, что вот-вот накатит нечто особое, подхватит и потащит. Она помнит, что этот момент перехода боли во внеощущенческий кайф – нельзя уловить, как момент засыпания, – а всё равно в очередной раз хочет попытаться.

Он делает крохотную паузу и снова поворачивает её к себе. Стоя спиной к кресту, она видит, что у него теперь в руках. Её любимые плети-двойняшки: от одного мастера, одинакового вида и толщины, вот только одна красно-чёрная, а вторая чёрно-золотистая. Они синхронно просвистывают по воздуху в полусантиметре от её ушей.

– Ну что? – Он улыбается. – Сколько?

«20», проносится у неё в голове, она зажмуривается, как перед прыжком в ледяную воду, и храбро пищит: «Двадцать…пять!»

– Что так скромненько? Отчёты, значит, писала мне путёвые, а как награду получать, так мы стесняемся! Тридцать!

Тихо ойкнув, она поворачивается спиной и думает: «Надо было просить 40.»

– Считай.

– Раз…

Плети опустились на спину осторожным мягким прикосновением, почти деликатно – будто всего лишь поздоровались, и она отвечает им:

– Привет.

– Какой привет, балда? Считать кто будет?!

И с силой, почти с настоящей злостью ударяет…

– Ой, два!

– То-то, «два». – Его смех. Сдвоенный свист. Нежный ожог.

– Три.

Тот же свист. И ожог уже сильней.

– Четыре.

Она считает и больше ни о чём не беспокоится. Просто слушает всем телом – а не только спиной, плечами, ягодицами. Считает – и каждым числом как бы говорит «спасибо», и «наконец-то», и «я скучала», и «хорошо»… Даже когда подпрыгивает и топает, вместе с числом взвизгивая «Жёлтый!», всё равно сейчас, на её особом языке, которым она с ним говорит, это значит «хорошо».

Вот и всё. Тридцать. Она поворачивается, моргает мокрыми ресницами и смотрит на него выжидающе. Он обнимает её и опять целует. Крутит соски. Кусает. Проводит языком по свежей алой линии, идущей от горла до паха как шов от вскрытия. Улыбается. И говорит: «Поехали дальше, чудо!»

Она прячет лицо. Не хочет видеть, что там за девайсы дальше. Пусть будет сюрприз. Не думать, не вычислять, не анализировать. Ощущать.

И снова свист в воздухе. Всполохи энергии влетают в тело – чёрные с белыми хребтами, как молнии. Острые молнии. Отчаянные, яростные поцелуи вкусной боли. Жалят. Кусают. До сердца достают. До души. Она вся плавится, каждая косточка, будто в тигле, меняет форму, воздух меняет фактуру, он плотный, его уже не вдыхать, а кусать надо, она грызёт, давится им, давится своими воплями, из глотки рвутся кошачьи непристойные крики, мартовский течный мяв, воздух в горле – как кубики, она глотает вместе с криками эти шерстяные, деревянные, стальные кубики… издаёт хрип, рык, ворчание – сама не может определить, что, да и не хочет… крест впитывает её судорожные движения, дрожь уходит в него… сквозь тело хлещут и в дерево уходят разряды, вспышки, чёрно-белые молнии… всё больше белого… меньше чёрного… исчез… Чистый белый… льются потоки света, всё плохое вышло – через горло, через кожу… белый покой заполняет, смывает, несёт… Её подхватывают – она бессильно сползает на пол между ним и крестом, обнимает его, замирает неподвижно… еле чувствуя, как он целует, обнимает, гладит…

…да, то же самое: целует, обнимает, гладит – и она, не видя ощущает, что это два схожих действа, наложенных одно на другое, как ткань в складку с совпавшими узорами. Это происходит на двух планах одновременно, подобно тому, как видятся в стекле окна сразу и пейзаж, и отражение комнаты. Он баюкает её в объятьях и тогда, и сейчас. И постепенно «тогда» растворяется, а «сейчас» набирается реальности и оживает его теплом, его голосом.

– Просыпайся потихонечку. Давай, приходи в себя. Просыпайся к нам сюда, моя хорошая. Мы с тобой молодцы, мы коньяк выспорили… – Целует в макушку и обращается к кому-то ещё: – Ну что? Чистая победа?

– Да уж, не оспорить, – откликается Макс. Макс? А, да, он же в гости зашёл. Плов, новое вещество… И тут ей вспоминается фраза, которую они хором сказали: «Самый счастливый момент уходящего года.»

Значит, это было воспоминание. Такое невероятно яркое и детальное, как живое. Глаза всё ещё закрыты. И так не хочется шевелиться, так хорошо у него в руках…

– А я что говорил? – в его голосе звучит торжество. – Сразу тебе сказал: у неё лучший момент наверняка будет связан со мной. Не с какими-то там подружками и тусами, даже не с роднёй, и уж тем более не с работой. А ты – «мало ли, мало ли!»

– Да всё ясно, – отвечает Макс, – коньяк твой! Честно выигран. Без вопросов.

– Спасибо за зелье, – Белка по голосу слышит, что Шульц улыбается. – Совершенно отдельное удовольствие – наблюдать за выражением мордахи в процессе. Сколько я, оказывается, теряю, когда она лицом к стенке!… Впору что-то в интерьере додумывать под эти нюансы: зеркало, что ли, на стене, напротив креста?…

– Да вообще офигенно наблюдать, – подхватывает Макс. – И слушать. Произносит что-то совсем обычное – ну там «27» или «зелёный», но это звучит как признание в невесть какой любви. Вообще, ребята, у вас какой-то запредельный уровень доверия друг к другу. Прямо даже себе нижнюю вдруг захотелось… Вот только их же лупить надо – жалко.

– Можно и не лупить, – говорит Шульц. – Тема вещь обширная, можно прекрасно обходиться таким набором практик, чтоб годами без крови и даже следов… да, да, и не глазей выразительно на её вчерашние порезы. Есть у нас одна Госпожа знакомая – 3 года с рабом, а первый ударный девайс только на днях взяла. Всё больше плевки, оплеухи, езда на нём верхом да фут-фетиш.

– Унижать – опять-таки жалко, – говорит Макс.

– А если это им – кайф? Если сами клянчить будут?

Белка глубоко, сладко вздыхает и вытягивается.

– Ау! Просыпаешься? Вот и умница. От тебя щас даже какая-то остаточная обратка шла. Давай, открывай глаза, чай пить будем.

– Ой, ребята, давайте без меня – я, пожалуй, пойду, – говорит тактичный Макс. – Не вставайте, дверь захлопну. Куплю коньяк, а завтра вечерком приходите пить.

В руке всё ещё зажата салфетка. Кулачок сжимается.

– Оставь её себе на память, – вдруг говорит Шульц. «Ого!», – думает Белка – «Он мне первый раз подарил что-то мамино! Да это просто прыжок на новую ступень!» И, третий раз за вечер, внутренне тихо ликует.

Ей вспоминается, что в тот день его приезда, который она так ярко пережила заново, у них потом был и ужин, и распаковывание подарков, и разговоры, и много чего ещё – только к рассвету уснули…

И она говорит себе: «Кажется, у меня назревает второй самый счастливый момент года!»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: РАЗНОЕ

Автор: Zenj
РИСУНКИ В СЛОВАХ

Маленькие тексты, которые я писал по просьбе интересующихся девушек…

КРЕСТ

Крутой холм, черный тяжелый крест под сумрачным низким небом. Голое белое тело, прикрученное проволокой к кресту. Над головой стремительно ползут черные клубы облаков. Ледяной дождь, ручейки серой воды, стекающие с твоих ступней. Грязные подошвы, прижатые к шершавому бревну, скрюченные пальцы, ржавая проволока, врезавшаяся в кожу… Ветер треплет волну светлых волос… Из моих рук летит острое полотно пламени, срезает крест, шипящие струи дождя превращаются в пар. Железные руки ловят твой крест, бережно опускают на землю… Матово блестящие стальные пальцы рвут проклятую проволоку, ломают мокрое дерево… Я поднимаю тебя на руки, несу, несу…

ЭЛЕКТРИЧЕСТВО

Подвешенная за запястья к потолку девушка, раскинутые руки, босые ноги, тянущиеся к полу, наручники, туго затянутые на узких щиколотках. Девушка совершенно голая, ниже талии – светлая полоска от трусиков. Если встать сзади, видны пятки, черные, заскорузлые от въевшейся асфальтовой пыли – девушку привели сюда босую. Загорелое, чуть грубоватое лицо, полузакрытые глаза, круглый резиновый кляп в растянутом рту, тонкая струйка слюны. Широко раздвинутые ребра при каждом вдохе двигаются под натянутой кожей, длинные волосы облепили потную спину. Бицепсы девушки туго перетянуты блестящей проволокой, провода идут к прибору на грубом деревянном столе. Кроме несчастной, никого нет в подвале. Поскрипывают натянутые цепочки наручников, изредка звякают браслеты на ногах, где-то капает вода. Девушка ждет…

РАБЫНЯ

Ты одета в длинное, до щиколоток, узкое платье из грубой редкой ткани, вроде мешковины. Больше на тебе ничего нет, ноги босые. Ах да, забыл, на шее висит небольшой медный крестик на кожаном шнурке.

Вокруг редкий лес. Ты стоишь, прижавшись спиной к тонкому дереву, обнаженные руки заломлены назад, локти туго стянуты за стволом. Лодыжки крепко связаны и притянуты к дереву. Босым ногам немного неуютно на влажных прошлогодних листьях. Еще несколько веревок туго стягивают твое тело: над коленями, на талии, у самых плеч. Сквозь редкую темную мешковину, как молоко, отсвечивает белая кожа. Шершавая ткань колет соски. Ты не можешь шевельнуться, свободна только твоя голова. Темные распущенные волосы свисают почти до пояса, их треплет слабый ветерок. Волосы щекочут лицо, ты пытаешься откинуть их, мотаешь головой, и тогда волосы плывут по ветру темной волной. Твое тело налилось сладкой усталостью, ты расслабляешься, обвисаешь на веревках. Под твоим весом тонкое дерево слегка прогибается, его покачивает ветер, и перетянутое веревками тело покачивается вместе с ним.

Твое дерево стоит на краю поляны. В ее центре горит костерок. Рядом возится с маленьким походным шатром плотный человек лет тридцати, в темной кожаной одежде. Хозяин.

Темнеет. В твоих блестящих глазах отражаются желтые языки костра. Становится холоднее, мерзнут ноги. Ты шевелишь пальцами, закапываешь босые ступни в прошлогодние листья. Теперь они кажутся теплыми. Где-то рядом всхрапывает лошадь.

Медленно накатывается ночь…

Автор: Н.Е. Комсомолец
ПРОПУЩЕННЫЙ СЕАНС

С Хозяйкой я должен был встретиться около входа в кинотеатр. Приехал я немного раньше и минут пять уже прохаживался по улице перед входом, глазея по сторонам. Было уже почти пять, жара спала, и даже несколько посвежело. Очередной раз развернувшись, я увидел Её. Не одну. Рядом с Госпожой шла девушка лет на 10 моложе, чуть пониже и полнее. Привлекательная, приятная, конечно, но ничего особенного. Интересно, кто она?

– Добрый день, Дамы! – первым приветствовал их я, легко поцеловав пальчики протянутой мне, Хозяйкой, руки, и отдельно кивнув второй даме.

– Привет. Знакомьтесь! Это Коля, – удивительно кратко представила меня Госпожа. – А это Мария, моя… мм… знакомая, – не намного более подробно представила она свою спутницу.

– Так как нас трое, а абонементов два, то нужен еще один билет. Сходи – купи, а мы пока в кафе тебя подождем, – протянула мне Хозяйка деньги и абонементы, которые надо было отметить для нужного сеанса.

Мы часто ходили в этот кинотеатр. Несмотря на некоторые внешние странности, он был для нас очень удобен. Сам небольшой и малопосещаемый – для центра города это было необычно. По крайней мере, когда приходили мы, на сеансе ни разу не было более десяти-пятнадцати зрителей. Даже в «Большом зале». Не раз мы вообще оказывались в зале одни. Много людей я видел только однажды, да и то когда мы уходили с очередного сеанса. То есть много людей пришло на следующий. Видимо ожидалась какая-то премьера. Кинотеатр был еще советский. За ним следили, всё было достаточно аккуратно и приятно, но за двадцать с лишним лет после развала Союза, капитально его, явно, ни разу не ремонтировали и не перестраивали.

Холл был небольшим, касса была сразу напротив входа. Очереди не было, но и внутри было пусто. Окошко кассы было открыто, но никаких «Ушла на 5 минут», которые так любят оставлять в подобных случаях – тоже не было. Торопиться было особо некуда, так что начать я решил, все же, с ожидания. Когда я уже готов был идти разыскивать живых («Эни бади Хом?»), в холле появилась женщина, которая, заметив меня, бросила кратко «Ещё минутку, я сейчас!» и скрылась в двери, расположенной в паре метров от кассы. Ещё через несколько минут, с билетами, я вышел из кинотеатра и направился к кафе.

Когда я подходил к столику, Госпожа закончила разговаривать по сотовому, и прятала его в сумочку.

– Садись, тебе я заказала сок! – сказала она, кивнув на кресло справа, на столе перед которым стоял пивной бокал с апельсиновым соком и трубочкой.

Сами дамы уже неспешно допивали пиво. Они негромко общались «о своём – о женском», меня в общение не включая, так что я пил сок и смотрел по сторонам, стараясь, ненавязчиво, получше рассмотреть Марию. Минут через десять та подозвала официанта рассчитать нас, оставила оплату, и мы двинулись смотреть фильм. Хм… Я так думал, по крайней мере…

* * *

Из холла мы спустились по лестнице вниз. Впереди был «Зал ожидания», где, как тут обычно, по стенам были развешаны работы очередного художника или фотохудожника. На этот раз что-то модерновое. В конце зала был вход в «Малый зал» кинотеатра, а слева от него лестница к входу в «Большой». Нам – туда. Вот только дамы остановились и чего-то ждали. Мимо нас прошла уборщица. Мне показалось, что она слегка кивнула, проходя мимо.

– Идём! – крепко взяла меня за руку Госпожа и двинулась направо, в затемнённый коридор, ведущий к туалетам. Меня втолкнули в женский туалет, за мной зашла Мария, потом Хозяйка. Я повернулся. Она закрывала дверь туалета на ключ. Я еще не успел понять чётко, что именно будет, но в кровь уже хлынула порция адреналина, и явно почувствовалось возбуждение.

* * *

– Раздевайся, тварь! Полностью! – бросила Она мне.

– Да, Хозяйка! – ответил я, опустив сразу глаза и начав раздеваться. «Тварь» – это было оговоренное слово. Если оно произносилось при посторонних, значит, сессия начиналась здесь и сейчас – при имеющихся наблюдателях или дополнительных участниках. Краем глаза я зацепил сбоку какую-то деревянную тумбу. Снял рубашку, сложил ее сверху. Туфли, с носками внутри, заняли место внизу. На рубашку легли сложенные брюки и трусы.

– Я готов, Госпожа! – повернулся я к дамам и встал ровно. Член еще не стоял, но уже наливался кровью и «дозревал».

– К ноге, и руки за спину! – скомандовала она, указав пальцем на свою левую ножку. В два шага я оказался рядом и упал на колени. После чего опустил голову, поцеловав, сквозь ажурную ткань чулок, пальчики на Её ноге, и закинул руки за спину.

Сзади подошла Мария, и я почувствовал, что мои руки продевают в отверстия только что снятых мною трусов. Потом их несколько раз перекрутили, мои руки стянулись и зафиксировались. Видимо Мария завязала трусы узлом. Потом её рука аккуратно взяла мой член, а вторая обхватила пальцами «мешочек», потянув его вверх. Член сразу же отреагировал на прикосновения, напрягшись и окончательно выпрямившись. Судя по тихому «Хих», раздавшемуся сзади, Мария реакцией осталась довольна. Член она отпустила, но я, сразу же, почувствовал, что у основания его жестко обмотали какой-то мягкой тканью, стянув с «мешочком». Тестикулы сдавили, кожа на них явно была натянута. Ткань, судя по ощущениям, тоже зафиксировали узлом. Ещё секунд через двадцать через «кандалы» моих трусов что-то продели. Судя по жесткому фрагменту при продевании – скорее всего лифчик. Ткань, стянувшую яички, подтянули вверх и зафиксировали. Наверное, связали с лифчиком. Головка при этом открылась и член встал еще твёрже, хотя, по ощущениям, и до того уже был «как пионер».

Хозяйка взяла меня за подбородок, потом чуть сдвинула руку, сдавив горло, и начала поднимать меня вверх. Подняв – горло не отпустила, а сдавила еще крепче. Дышать я не мог, глотнуть заранее побольше – мне не дали, да и в той позе, что я находился до того, вдохи были меньше обычного. Я чувствовал, что кровь приливает к лицу, в ушах начинает стучать, а в глазах темнеть. Автоматически я поднял глаза, и умоляюще посмотрел на Госпожу. Она усмехнулась и отпустила руку. Я тут же судорожно вдохнул…

– Ну что же? Я решила, что кино сегодня не интересное, а потому задача моего досуга и удовольствия ложится теперь на вас с Марией! Ты пока посиди, посмотри, – охладила Хозяйка мой автоматический порыв в её сторону, – А ты, Машка – со мной! – закончила она, проходя мимо меня к тумбе с моими вещами. Мне, понятно, пришлось обернуться за ней. Мария тоже уже поворачивалась, и сбоку мне стало особенно хорошо заметно, что теперь под ее блузкой нет бюстгальтера. Грудь её, конечно, немного опустилась, но зато теперь были прекрасно видны твёрдые соски, явно пытавшиеся прорвать себе дорогу на волю.

Госпожа полуприсела на тумбу, немного расставив ноги. Её длинная юбка при этом натянулась и чуть приоткрыла нижнюю часть ног. Она подняла руку, и жестом остановила Марию в метре от себя. Потом достала из сумочки мобилку и нажала на ней несколько кнопок.

– Потанцуй для меня! – И из мобилки послышалась негромкая, но вполне хорошо различимая мелодия. Неуверенно Мария начала двигаться, исполняя несложные па. Я видел её почти четко сзади, находясь всего чуть-чуть сбоку. Судя по всему, мелодия была песней со словами, но слова я разобрать не мог. Но периодически повторялись явно одинаковые фрагменты – припев, во время которого, Хозяйка манила к себе пальчиком Марию и расстёгивала на ее блузке очередную пуговичку. После чего жестом показывала Марии, что той стоит вернуться на место. Я не знаю, договаривались ли они об этом специально заранее, но возвращалась Мария, делая полный оборот вокруг себя. И мне тогда было прекрасно видно, как всё больше расходятся полы её блузки, и какие жаркие взгляды бросает она в мою сторону. Груди её при этом все более свободно колыхались, всё менее теснимые оковами блузки. Но оборот завершался, и я опять не видел лица Марии. Но даже со спины мне было заметно, что она всё больше заводится и танцует все более вдохновенно, возбуждая всё больше меня, и не оставляя равнодушной и Госпожу.

На пятой или шестой пуговице блузка полностью распахнулась, а груди Марии при повороте так задорно и свободно взлетели вверх, что я даже простонал от избытка возбуждения. Но танец продолжался. На очередном припеве Хозяйка указала Марии, что блузку нужно сбросить и, перехватив ее у нее из руки при развороте, закинула себе за спину. Но я это отметил лишь краем глаза, так как внимание моё сконцентрировалось на очередном полёте грудей Марии. Вернувшись на место, она продолжила танец, а я теперь мог видеть её обнаженную спину и мелькавшую иногда грудь, которые раньше скрывала блузка.

Случайно бросив взгляд вниз, на своего «бойца», я увидел, как с него упала капля, добавив влаги в образовавшуюся уже подо мной лужицу, размером с пятак или чуть больше.

Тем временем, послышался очередной припев. Мария приблизилась к Госпоже, а та в два движения расстегнула ей молнию на боку юбки. Очередной оборот, летящие груди и продолжающийся танец. Волной извивающееся тело Марии, и юбка, медленно, но верно, сползающая к её ногам. Опять припев, но вместо манящего движения, Хозяйка показывает пальцем оборот, и Мария делает медленный оборот, оставаясь на месте. Её жаркий взгляд буквально прожигает меня лазером, её колышащаяся грудь притягивает мой взор, пока молния у меня в мозгу не требует опустить взгляд. Пояс юбки уже сполз ниже самой широкой части бёдер, и открылся чарующий вид на аккуратный и совершенно беззащитный, ничем не прикрытый лобок Марии. Теперь только я понял, чем стянуты мои яйца и член.

Оборот завершился, а юбка Марии окончательно упала вниз, и лежала теперь на полу. Госпожа знаком показала, чтобы Мария подала её ей. На попытку Марии наклониться и поднять юбку рукой, она резко мотнула головой и взглядом потребовала подать её ногою. Та согласно кивнула и легко подкинула юбку носком туфли, продолжая теперь танцевать только в чулках и туфлях на невысоком каблуке. Юбка же отправилась вслед за блузкой за спину Хозяйки.

Дождавшись очередного припева, Госпожа выключила музыку. Мария остановилась и стояла теперь прямо, очень возбужденно и сексуально дыша.

– А теперь помоги раздеться мне, – сказала Хозяйка и встала с тумбы.

Мария приблизилась к ней и неуверенно запустила обе руки под пояс её юбки. Аккуратно вытащив оттуда край очень тонкого свитера, в который была одета Госпожа, она начала медленно стягивать его с неё вверх. Вот полностью открылся аккуратный, такой знакомый мне пупок, вот уже показались чаши бюстгальтера, обнимающие пышные и такие любимые мною груди Хозяйки. Вот она подняла руки и Мария продолжила стягивать свитер вверх, по ходу этого не удержавшись, и поцеловав раздеваемую в место, откуда шёл вниз овражек, разделяющий груди и упирающийся в кружево бюстгальтера. Стянув свитер полностью, она кинула его к остальной нашей одежде на тумбе.

– Ты что же это своевольничаешь, сучка! – почти прорычала Госпожа, схватила Марию за длинные волосы и, крутнувшись, намотала их на кулак.

– Тебе кто разрешил проявлять инициативу? – продолжила она, опуская Марию за волосы всё ниже. Та начала приседать.

– Ноги держи прямо и на ширине плеч, поняла?! – повернула она её лицом к себе, опустив саму голову еще ниже.

– Да, Госпожа! – послышался голос Марии, она выпрямила ноги и отступила назад, разведя их на ширину плеч. Мне открылся прекрасный вид на нижние полушария Марии, сочащуюся влагой щель между ними, и прямые, чуть полноватые, но в таком ракурсе кажущиеся просто идеальными, ножки.

– О, Боже! – только и смог пробормотать я на это.

– И приказ о раздевании Госпожи тоже никто не отменял! – уточнила Хозяйка.

Я видел со своей позиции, как Мария пытается достать руками до замка лифчика на спине у Госпожи. Получалось это у нее от волнения и с непривычки не лучше, чем в первый раз у меня. Она пыталась и так, и этак, то одну, то другую руку пытаясь запустить той дальше за спину. Для чего ей приходилось постоянно менять положение тела, а значит переступать то вправо, то влево. Этот гарцующий перед моими глазами «лошадиный круп», так шибанул мне по мозгам возбуждением, что я испугался, не взорвутся ли у меня прямо сейчас, мои итак уже раздувшиеся от напряжения «шары».

И чисто случайно я зацепил краем глаза ехидную улыбку Хозяйки. Увидел и забыл – сейчас мои мысли были сконцентрированы во вполне определенной точке вполне определённого тела. Из которой, кстати, заметно уже текло по внутренней стороне бёдер.

Наконец у Марии что-то получилось, и радостно вскрикнув, она отбросила на тумбу кружевной лифчик Госпожи.

– Неплохо! Теперь юбку! – дала та очередные указания.

Где расстегивается Её юбка я знал, а вот Мария, похоже, нет. Потому что еще с минуту-полторы она «прогарцевала» в попытках нащупать местоположение замка и пуговицы, застёгивающих юбку. Найдя их, наконец, сзади, она уже довольно быстро их расстегнула и начала стягивать ту вниз, пальцами собирая её, чтобы она не коснулась пола. Видимо рисковать очередным гневом Госпожи ей совершенно не улыбалось. Её руки с юбкой опускались всё ниже. Голову её, рука Госпожи тоже спускала всё ниже. В конце концов, юбка оказалась буквально в нескольких сантиметрах от пола, а голова Марии так низко, что меж ее расставленных ног я увидел её грудь. Госпожа переступила через юбку назад вначале одной ногой, потом другой. После чего шагнула вбок от Марии, а голову той резко вздернула вверх на уровень своей груди.

– Брось к остальным вещам! – и юбка, отброшенная Марией, тоже упала на тумбу.

– Ну и последнее! – красноречиво взглянула Хозяйка на свои трусики.

– Зубками! Но аккуратно! – уточнила она на попытку Марии продолжить действовать руками.

Я вспомнил, как я сам, как-то, зубками снимал трусики с Госпожи. В постели. Горизонтально. Без третьих лиц-наблюдателей. Наблюдая за Марией, я понял, насколько пресно и неинтересно было тогда. Потому что в данный момент, это было действо, достойное воспевания самим Гомером («Нет, не Симпсоном! И хватит уже пошлить, комментаторы!»). Ещё интереснее было бы только в случае, если бы ей пришлось это делать со связанными за спиной руками. Но это уже, скорее, по разряду цирковой эквилибристики, потому что и со свободными руками на прямых ногах сделать это было отнюдь не просто. Что дало новую серию замечательных наблюдений и эмоций мне, и, похоже, немало впечатлений самой Марии.

– Дальше сама! – остановила Марию Хозяйка, заметив, что ниже опустить трусики без сгибания своих ног у той не получится. Свободной рукой она стянула их под колени, после чего грациозно «вышла» из них в мою сторону, заставив повернуться теперь Марию ко мне боком. Зато сама Она теперь предстала во всей своей соблазнительности – гордая «Диана», в иссиня-черных чулках с поясом в цвет, прекрасно обрамляющих её лобок – место моего вечного поклонения. Помахав трусиками, она красноречиво посмотрела на меня, после чего отпустила волосы Марии.

– Можешь стать прямо и подойти, я довольна.

Мария распрямилась и шагнула к Госпоже. Её явно пошатывало. Я не видел её лица, но предполагал, что взгляд у неё уже бродит сам по себе, а сознание по большей части уже где-то не здесь…

– Молодец – достойна! – сказала Хозяйка, повязывая свои трусики ей на шею. Получился не очень гламурный, но вполне приятно выглядящий ошейник, издали похожий на шейную гривну. – Заработала награду! Что выберешь? Жеребца или Кобылку?

Мария молчала, явно пытаясь собрать мозги в кучу и понять, что от неё хотят. И только когда Госпожа уже готова была повторить вопрос, она, наконец, медленно выдала: – Жеребца, Госпожа!

Я наблюдал за этим диалогом в абсолютном отупении и непонимании. О чём они говорили? У меня даже начали мелькать мысли, что у кого-то уже снесло крышу. Второй вопрос мои сомнения только усугубил.

– Коня или Мерина? – после этого Мария чуть повернулась, и мне стало видно, что её взгляд заметался между мной и тумбой. Что бы это значило? Никаких идей, разумных идей, мне в голову не шло.

– Коня! – наконец, выбрала она.

– Замечательный выбор! Тогда – на колени! – скомандовала Хозяйка ей, после чего обратилась ко мне: – Вставай, «сиделец»! Прямо! Ноги – на ширину плеч!

– Да, Госпожа! – встал я с колен. Чуть размял ноги и расставил их в стороны.

– Ну что же, пойдём, опробуем нашего «Коня», – подцепила Госпожа пальцем Марию за ошейник, и «повела» в мою сторону. Только тут до меня дошло, что будет дальше. Подведя её ко мне, она опробовала рукой крепость моей эрекции, после чего, взяв Марию опять за волосы, заставила её взять мой член в рот. Жаркие губы сомкнулись вокруг моего «жезла» и я закрыл глаза, постаравшись полностью отдаться ласкам Марии.

Ненадолго… С тем возбуждением, что успело во мне накопиться, мне не хватало последней капли. Губы и язычок Марии, буквально за несколько движений, довели всё до завершения. Меня пробрала дрожь, в мозгу «взорвалось» и мощная струя спермы ударила ей в горло. Удивительно, но она даже не остановилась. Мне было так хорошо! Я буквально «поплыл». Эрекция чуть спала, но Мария активно пыталась её вернуть. Я знал, что ещё несколько минут она не сможет ничего добиться. И тут я почувствовал, что к моей спине прижалась Госпожа, обхватив меня руками. Своими же, связанными сзади руками, я почувствовал пушок на её лобке.

– Можешь меня поласкать немного. Сейчас еще разок «кончишь», и я тебя освобожу, – зашептала она мне на ухо. – Быстро одевайся и выходи. Уборщице скажешь, что мы через 10 минут выйдем. Жди нас через 15 минут перед входом. На такси. Продолжим на квартире. Всё понял?

– Да, Госпожа! – тихо ответил я, лаская уже пальчиками её влажную «щелку».

* * *

Через 15 минут я встречал их возле входа и помогал сесть в такси. Обе были так же аккуратно одеты, как и перед заходом в кинотеатр. И только сумасшедшие искры в глазах, и необычный румянец на их лицах могли сказать внимательному наблюдателю, что дамы вряд ли вышли с ещё не закончившегося киносеанса. А еще через 20 минут мы были на квартире.

Но это уже совсем другая история…