Текст книги "Безумная планета"

Автор книги: Мюррей Лейнстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Наступила ночь, но там, где двигалась орда муравьев, сделалось совсем светло от огня. И муравьи шли вперед, с пронзительным воинственным скрипом. Они шли вперед… прямиком в огненный ад. Наконец, от великой армии остались лишь отдельные небольшие группки, они бестолково носились вокруг по холмам, лишившим жизни соплеменников. А от сгоревшего в печи холмов войска остался лишь резкий, неприятный запах.

Сгорая в пламени, муравьи испытывали такую боль, такие муки, какие не захотел бы испытать никто из живых. А всему виной стала безумная храбрость, они нападали на огонь и, уже катаясь от боли по земле, сжимали в мандибулах горящие угли. Барл слышал их предсмертный скрип. Ослепленные, со сгоревшими антеннами и отказавшими лапками, они все равно ползли вперед, пытаясь напасть на безжалостного врага.

Парень медленно брел по холмам. Дважды он замечал разрозненные остатки уничтоженной армии, носившиеся между горящими отверстиями. Барл зорко следил, чтобы не наткнуться на них. Потом на него выскочил один-единственный муравей. Парень раздробил ему голову своей дубиной, а бежавшие следом сотоварищи тут же набросились на корчившееся тело.

На западе исчезли последние отблески заката. Окрестности освещало лишь зарево от горящих холмов. Начался мелкий нудный дождик, который шел каждую ночь, и забарабанил по склонам.

Спустившись с последнего холма, Барл почувствовал под ногами твердую землю и замер, прислушиваясь. В сотне футов впереди что-то зашелестело в зарослях поганок. Послышалась какая-то возня, топот ног. Затем что-то массивное взлетело вверх, рассекая могучими ударами крыльев ночной воздух. Ударил порыв ветра, и Барл поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть пролетевшую над ним ночную бабочку. Он повернулся, чтобы проследить за ней, и увидел, как яркий свет заполнил весь горизонт позади. Холмы разгорелись не на шутку.

Усталый путник присел возле приземистой поганки и стал дожидаться рассвета. Дождик нервно барабанил по шляпке гриба.

Парень не спал в своем ненадежном укрытии, ведь в темноте всегда крылась опасность. Хотя темнота вокруг и была совсем не такой, к какой он привык. Огонь в холмах продолжал гореть. Зарево на горизонте становилось все ярче и ближе.

Барл с дрожью наблюдал за ним. Он никогда прежде не видел огонь, а теперь им были освещены даже сплошные облака на небе. Пламя охватило холмы на протяжении десятка миль в длину и от полутора до трех миль в ширину, озаряя окружающий мир небывалым светом. Отсвет на небе напоминал зарево от больших городов. И словно самолеты над городами, над горящими холмами вились привлеченные пламенем ночные жители.

Большие бабочки, жуки, гигантские комары и мошка, достигшие на забытой планете небывалых размеров, летали и парили над пламенем. Поскольку огонь разгорался все сильнее, Барл отчетливо видел их – громадных, изящных созданий, проносившихся над раскаленными добела горящими холмами. Он обратил внимание на огромную ночную бабочку с тридцатифутовыми крыльями невероятно яркой расцветки и большими глазами, пылающими, словно гранаты.

Бабочка поднялась над холмами на высоту футов в сорок. Невероятно красивые крылья трепетали, точно паруса на ветру. На какое-то мгновение она застыла в воздухе, сверкающая и прекрасная, с покрытым блестящим мехом телом. А затем внезапно бросилась в самое большое, пышущее огнем отверстие на вершине холма. Она добровольно бросилась в печь, словно опьяненная красотой пламени.

Над пожаром неуклюже летали жуки, распростерши жесткие надкрылья. В идущем снизу свете они сияли, точно полированный металл. Их тела проносились сквозь дым подобно метеорам.

Барл стал свидетелем странных столкновений и еще более странных встреч. Мужские и женские особи летающих созданий кружились в свете пожара, словно исполняя танец любви и смерти. Они взмывали вверх на такую высоту, что пропадали из глаз, а потом, в экстазе любви, пикировали вниз головой прямо в ревущий огонь.

Существа прибывали со всех сторон. Ярко-желтая бабочка с пушистым телом пронеслась прямо навстречу гибели. Еще одна бабочка, черная, с ужасными разводами на крыльях, принялась парить над самым пламенем, точно черное пятнышко в солнечном свете.

Сидя под поганкой, Барл невольно следил за этой фантасмагорией, а редкие капли непрестанного дождя барабанили по шляпке гриба, и доносилось непрерывное шипение испарявшейся в огне воды.

Глава 4. Убийца чудовищ

А НОЧЬ ВСЕ длилась. Несмотря на то, что ночные обитатели один за другим ныряли в огонь, число их росло, потому что со всех сторон прилетали все новые. Барл застыл в напряженной позе, а его ум пытался дать хоть какое-нибудь объяснение увиденному. Постепенно небо на востоке начало сереть, становилась все светлее, пока, наконец, не настал новый день. Огонь в горящих холмах, казалось, потускнел и умер, потому что вокруг стало и так светло. Долгое время спустя Барл выполз из-под своего укрытия и поднялся на ноги.

Не далее, чем через двести шагов от места, где он стоял, сплошная стена дыма поднималась из тлеющих холмов и тянулась на много миль в обе стороны. Налюбовавшись, он повернулся, чтобы продолжить путь, и заметил останки одной из ночных трагедий.

Огонь опалил подлетевшую близко ночную бабочку, и у нее еще хватило сил отлететь подальше. Если бы она могла продолжать полет, то непременно вернулась бы к сияющему божеству. Но теперь бабочка лежала на земле с безнадежно обгоревшими антеннами. В одном из ярких крыльев зияла дыра. Глаза потускнели от огня. Изящные лапки сломались во время падения. Бабочка беспомощно лежала на земле с обрубками сгоревших антенн, и лишь ее тело мучительно пульсировало и подергивалось от боли.

Барл подошел. И поднял свою дубинку.

Когда он продолжил путь, на плечах у него красовался бархатный плащ, переливающийся всеми цветами радуги. Великолепный мягкий синий мех бабочки ниспадал с головы, закрепленный налобной повязкой из остатков ее золотистых антенн.

Барл шел, не торопясь, одетый так, как еще не одевался ни один человек на этой планете за все прошедшие века. Через некоторое время он наткнулся еще на одну жертву ночного кошмара – и обзавелся копьем, еще более длинным, острым и смертоносным, чем предыдущее. Таким он и направился к Сайе, разодетым, будто индийский принц на свадебной процессии, хотя, разумеется, ни один принц еще не щеголял в таком одеянии.

Парень прошагал много миль по обширному лесу поганок на тонких ножках. Они склонялись к нему высоко над головой, красочные, покрытые паразитами и подгнившие у основания. Дважды он натыкался на открытые поляны, где гнили пузырящиеся лужи зеленой слизи. Потом спрятался от чудовищного жука-скарабея, почти в три ярда длиной и гремящего не хуже гигантской машины.

Глядя на тяжелую броню и загнутые внутрь челюсти монстра, он почти позавидовал его вооружению. Но еще не настало то время, когда Барл и его сородичи станут охотиться на таких гигантов ради сочного мяса в бронированных конечностях. Пока что Барл еще оставался дикарем: темным, невежественным и чрезвычайно пугливым. Единственным существенным прогрессом стало то, что прежде он убегал без раздумий, теперь же останавливался, чтобы подумать, должен ли он вообще убегать.

Осторожно пробираясь по тенистому лесу в бархатном плаще, с зазубренной лапой жука на полоске сухожилия, обернутой вокруг пояса, и новым копьем немного выше своего роста, он выглядел похожим на завоевателя. Но в душе по-прежнему оставался слабым, боязливым существом, а никак не ровней кишащим вокруг чудовищным созданиям. Барл был слаб, и в этом крылась надежда на будущее. Потому, что если бы он оказался силен, то ему не потребовалось бы мыслить.

За сотни тысяч лет до него, предкам людей приходилось развивать мозги в качестве компенсации за отсутствие когтей или клыков. Будучи ничуть не хуже любого из них, Барл вынужден был избегать более изощренных опасностей и противостоять более страшным и коварным врагам. Его предки изобрели ножи, копья и ракеты, но существа, окружавшие Барла, имели вооружение, в тысячу раз смертоноснее того, от которого защищались древние люди.

Однако Барл обладал одной способностью, выгодно отличавшей его от мира насекомых – разумом.

Внезапно парень замер, услышав низкий рев, доносившийся из зарослей. Он в панике присел и на мгновение замер, прислушиваясь.

Рев раздался снова, на сей раз с какими-то ворчливыми нотками. Потом Барл услышал глухой удар и возню существа, угодившего в ловушку. С хлюпаньем рухнул высокий гриб. Кто-то отчаянно боролся с кем-то, но Барл пока что не знал, какие существа устроили схватку у него на пути.

Он ждал, постепенно шум удалялся. Дыхание Барла выправилось, храбрость вернулась к нему. Парню хотелось выползти из укрытия и обойти это место стороной, но победило любопытство. Вместо того, чтобы обогнуть опасный участок, он, крадучись, двинулся к источнику шума.

Осторожно высунувшись между двух кремовых ножек поганок, он увидел широкую, воронкообразную шелковую ловушку, раскинувшуюся перед ним ярдах в двадцати и уходившую вглубь леса. Глаз различал в ней отдельные волокна, но сама ткань выглядела гладкой и очень красивой. Ее удерживали прикрепленные к земле растяжки, а отверстие воронки вело неизвестно куда, через него протянулись отдельные веревки из паутины толщиной в пол-пальца Барла.

Эту ловушку сплел лабиринтовый паук. Одна нить не обладала достаточной крепостью, чтобы удержать даже самое слабое создание, но таких волокон здесь сплелись тысячи. В липком лабиринте запутался сверчок. Его конечности дергались и рвали нити, но тут же запутывались в десятках новых. Сверчок бился, время от времени издавая низкий, басовитый рев.

Барл вздохнул с облегчением. Он зачарованно глядел на это зрелище. Обычная гибель рядового насекомого не производила на него никакого впечатления. В полном смертей кошмарном мире они происходили слишком часто. К тому же, существовало очень мало насекомых, специально охотившихся на людей. Большинство предпочитало определенную добычу, и не искало никакой другой.

Но тут жил паук, а они ужасно неразборчивы. Какое-то несчастное насекомое, пожираемое пауком, служило ярким примером того, что могло бы случиться и с Барлом. Так что он оставался настороже, перебегая взглядом от сверчка к странному отверстию позади воронки-лабиринта.

В отверстии было темно. Два ярких, блестящих глаза смотрели из туннеля, где ждал паук. Потом он немного высунулся наружу – серый с двойной черной лентой через грудь и двумя протянувшимися по животу полосами – пестро-коричневой и белой. Когда же тот вылез целиком и устремился к своей добыче, парень увидел сзади два странных придатка, напоминавших хвосты.

Сверчок еще дергался, но крики его слабели из-за шнуров, опутавших конечности. Барл наблюдал, как паук бросился на сверчка, а тот конвульсивно содрогнулся в последний раз, когда клыки паука проникли сквозь броню.

Потом паук принялся питаться. Со скотским наслаждением он высосал всю жидкость из тела своей жертвы.

Как вдруг дыхание сперло в груди у Барла. Но вовсе не потому, что он что-то увидел или услышал. А потому, что пришла неожиданная мысль.

Несколько секунд колени у парня дрожали от приступа внезапной паники. Он вспомнил, что именно он, Барл, убил тарантула на холме из красной глины. Правда, то убийство больше походило на несчастный случай и чуть не стоило ему жизни в паутине другого паука. Но… но он убил паука, причем самого смертоносного вида. И теперь Барлу пришло в голову, что он может убить и другого.

На забытой планете пауки сделались людоедами. О них мало что было известно, потому что изучать их повадки смертельно опасно. Хотя все люди знали, что тенетные пауки – плетущие ловчие сети – никогда не покидают свои ловушки. Никогда! И Барл представил, как он делает немыслимое, невероятно смелое дело, используя этот факт.

Он повторял себе, что не сможет этого сделать, что он погибнет, однако, обошел ловушку и приблизился к ней с тыла, подкравшись футов на десять к туннелю паука.

Затем принялся ждать.

Сквозь дырки в паутине проглядывало серое туловище паука. Барл видел, как тот оставил, наконец, пустую скорлупу – все, что осталось от сверчка – чтобы вернуться к своему месту отдыха, где стены туннеля устланы мягкой тканью. По дороге он заменил в воронке оборванные нити ловушки на свежие.

Волосы парня стояли дыбом от жуткого страха, но его уже захватила рискованная идея.

Туннель и гнездо в его конце не были прорыты в земле, а висели в воздухе, сотканные из той же паутины.

Так что серый паук лежал в своем гнезде, будто в роскошном гамаке, ожидая появления новых жертв.

Лицо Барла уже покрылось потом, когда он ухватился за копье. Идея напасть на паука ужасала. Но, практически, человеку не грозило никакой опасности вплоть до того момента, когда он воткнет копье, потому что пауки никогда не покидают свои сети и не начинают охотиться вокруг.

Поэтому, хотя Барл и вспотел от страха, но потверже ухватил копье и ударил им в выпуклость, образовавшуюся в гнезде, когда туда ушел паук. Ударил изо всех сил, с истеричной яростью.

Затем ринулся прочь так, словно сам дьявол гнался за ним.

Прошло много времени, пока он не осмелился вернуться, с бешено бьющимся у горла сердцем. Барла встретила лишь тишина. Он пропустил конвульсии раненого хищника, не слышал скрежета его клыков на копье, не видел, как рвались шелковые нити туннеля, пока их хозяин бился в смертельной агонии. В шелковом туннеле виднелась большая прореха, под ней натекла вонючая лужа какой-то жидкости. Время от времени туда падала очередная капля. А из прорехи наполовину свисал огромный паук с торчавшим из него копьем.

Барл смотрел на него и даже сейчас не мог поверить тому, что видел. Мертвые глаза паука уставились на парня с застывшей в них безумной яростью. Клыки все еще были оскалены. Волосатые лапы торчали в стороны, словно стремились разорвать проделанное отверстие еще шире.

Затем Барла охватил приступ восторга. Почти сорок поколений его племя вело образ жизни мелких паразитов, прятавшихся ото всех, беспомощно ожидавших гибели и пронзительно вопивших, когда смерть приходила за ними. Но он, Барл, взял реванш. Он, человек, убил паука! Парень набрал полную грудь воздуха. Его соплеменники всегда вели себя как можно тише, стараясь не издавать ни звука. Но внезапно, к его собственному удивлению, из груди Барла вырвался торжествующий вопль – первый за две тысячи лет охотничий клич человека на забытой планете.

В следующую секунду его сердце замерло от ужаса из-за того, что он произвел столько шума. Барл прислушался, содрогаясь от страха. Но мир насекомых не обратил на него никакого внимания. Тогда, все еще дрожа, но уже преисполнившись гордости, Барл подошел к своей добыче и выдернул копье, готовый броситься бежать, если паук шевельнется. Но тот не двигался. Он был мертв. На копье осталась его кровь. Барл тщательно вытер оружие о кожистую поганку. Затем…

Он подумал о Сайе и своих соплеменниках. Вздрагивающий и в то же время бесконечно гордый своим подвигом, он вытащил паука из гнезда. Потом перевернул с живота на спину и положил две его волосатые лапы себе на плечи. Когда Барл пошел, таща паука за собой, остальные его лапы беспомощно волочились по земле.

Такое диво случилось впервые в истории забытой планеты. В бархатном плаще, переливающемся всеми красками, в меховой шапке, поддерживаемой на голове повязкой из золотистой антенны, с копьем в руке и отвратительной тушей серого паука позади, Барл представлял собой действительно странное зрелище.

Как он и предполагал, другие существа убегали от него из-за паучьей туши, которую Барл волочил за собой. Фактически, насекомые не ведают страха. Но они признают своих естественных врагов. Это просто необходимо. Однако, жизнь на низменности забытой планеты шла своим чередом, невзирая на подвиг одного, отдельно взятого человека.

Барл шел, пока не наткнулся на долину, полную раздавленных и изодранных желтых грибов. Среди них не торчало ни одной целой шляпки. Все грибы были полны личинок, разжижающих твердое тело гриба до такой степени, что оно начинало капать на землю. Жидкость собиралась в центре долины в золотистое озерцо. Еще прежде, чем он разглядел все это, Барл услышал громкое, звучное жужжание. Он остановился и глянул вниз. Поверхность золотистого водоема отражала серое небо и темные пеньки грибов на склонах, выглядевших так, словно они почернели от пожара. Ручеек золотистой жидкости струился по выступу скалы, а повсюду по краям водоема и ручейка рядами и колоннами, сотнями и тысячами, казалось, даже миллионами, сидели большие золотисто-зеленые мухи.

Мухи выглядели небольшими по сравнению со многими другими насекомыми на этой планете. Они откладывали сотни яиц в гниющие останки погибших насекомых или в грибы. Чтобы прокормить личинок, требовались большие запасы еды, поэтому мухи вынужденно оставались сравнительно маленькими, иначе труп кузнечика мог бы прокормить лишь несколько личинок вместо сотен. Точно такой же предел был положен и размерам червей, чтобы они могли сотнями пировать на одном грибе.

Но не имелось никаких пределов жадности взрослых насекомых. Навозные мухи, зеленые, как бутылочное стекло, с металлическим блеском, рядами сидели за «банкетным столом». А кружившиеся над золотистым бассейном, как раз издавали тот самый гул, что привлек внимание Барла. Тела летунов блестели и сверкали, когда они носились взад и вперед в поисках свободного места, поскольку тоже хотели принять участие в оргии.

Уже отыскавшие для себя пиршественные места, сидели неподвижно, словно вырезанные из металла. Барл наблюдал за ними. Потом засек движение наверху.

Тонкая блестящая фигура стремительно прорезала воздух, превратившись в иглоподобное тело с прозрачными сверкающими крыльями и двумя громадными глазами. Она сделала большой круг и снова приблизилась, становясь мерцающей стрекозой больше двадцати футов в длину. На секунду зависла над бассейном, затем спикировала вниз, щелкая челюстями. Челюсти щелкали снова и снова. Барл не мог уследить за их движениями. Но с каждый щелчком исчезало блестящее тело мухи.

Потом появилась вторая стрекоза, третья. Они летали над золотистым бассейном, делая в воздухе неожиданные остановки, повороты и пируэты, существа невероятной свирепости и красоты. В массе гудящих мух даже самый жадный аппетит должен был удовлетвориться очень быстро, но стрекозы все летали, бешено сея смерть и разрушение.

И все это время низкое, басовитое жужжание не умолкало. Их сородичи сотнями погибали буквально у них над головами, но, тем не менее блестящие ряды мух с красными глазами все так же тянули жидкость из водоема. Стрекозы пировали до тех пор, пока не могли уже сделать ни одного глотка. Но даже тогда они продолжали носиться над озерцом, истребляя мух, чьи тела, уже несъеденными, падали вниз.

Мертвые мухи падали среди своих пирующих собратьев. Затем одна из сидевших внизу запустила свой отвратительный хоботок в искалеченную товарку и стала тянуть содержимое ее тела. К ней присоединилась другая, затем третья. Вскоре целая группа сидела, плотно прижавшись друг к другу, на своем каннибальском банкете.

Барл отправился дальше, оставив стрекоз продолжать бойню, а мух восторженно пировать. Причем на их «столе» постоянно прибавлялось свежей пищи в виде падающих сверху дождем мертвых собратьев и товарок.

А через несколько миль парень наткнулся на знакомый ориентир. Он хорошо его знал, хотя предпочитал держаться на безопасном расстоянии. На краю равнины высилась одинокая скала. Наверху каменный выступ образовал нечто вроде крыши, под которой оборудовал сказочно красивое жилище волосатый паук. Большое белое полушарие прикреплялось к скале длинными, заякоренными канатами.

Все люди избегали этого места. Из этого гнезда паук выходил на охоту. Внутри шелкового шара возлежало на мягчайших шелковых подушках злобное чудовище. Внешне гнездо смотрелось прекрасно. Однако, если бы вы отважились проникнуть внутрь, через занавешенный шелком вход, то увидели бы адское создание.

Разумеется, Барл знал это место. Стены волшебного дворца украшали охотничьи трофеи, а вделанные в каркас сооружения камешки и целые валуны придавали ему прочность, и оно устояло бы даже в штормовой ветер, хотя дул он здесь крайне редко.

Среди камней и останков брони насекомых выделялось особое произведение искусства – человеческий скелет. Гибель этого человека два года назад спасла Барлу жизнь. Они шли вместе в поисках съедобных грибов. Здешний паук был охотником, а не прядильщиком сетей. Внезапно он выпрыгнул из-за большого дождевика. Оба человека замерли от ужаса. Тогда паук шагнул вперед и сознательно выбрал себе жертву. Он выбрал не Барла.

Теперь же Барл, несколько напуганный собственными воспоминаниями, глядел на логово своего старого врага. Возможно, когда-нибудь…

Но сейчас он направился дальше. Парень прошел мимо зарослей, где спряталась на день ночная бабочка, мимо бассейна слизи, в котором скрывалось что-то неизвестное, но ужасное. Затем миновал небольшой лес грибов, светящихся по ночам, и место, где в темные часы оглушительно трещали жуки, выискивающие трюфели.

А затем Барл увидел Сайю. Он заметил, как мелькнуло и исчезло за приземистой поганкой розовое пятнышко кожи, и рванулся вперед, выкрикнув ее имя. Сайя появилась и с ужасом уставилась на человека, за которым волочилось кошмарное тело паука. Она вскрикнула от ужаса, и Барл понял, в чем дело. Он выпустил паучьи лапы и бросился к ней.

Они встретились. Сайя робко стояла, пока не узнала бегущего. Тогда она действительно изумилась. С золотистыми антеннами, торчащими над головой, в бархатном плаще из синего меха ночной бабочки, с копьем в руке и с мертвым пауком позади – это был не тот Барл, каким она его помнила.

Барл вял ее за руки и что-то с гордостью забормотал. Девушка уставилась на него и его жертву… Но человеческий язык настолько обеднел, что она не сразу смогла понять парня. Затем глаза ее заблестели, и Сайя потянулась к нему дрожащими пальцами.

Когда их увидели другие соплеменники, они несли мертвого паука, причем Сайя выглядела более гордой, чем Барл.