Текст книги "Гость"
Автор книги: Мурза Гапаров
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Пеструха и её новый пастух
Луг, где мы пасём коров, широкий. Он весь зарос травой, которая у нас называется пальчаткой. Луг тянется от нашего аила и одним краем доходит до канала, а другим упирается в железную дорогу. Стальные рельсы проходят посреди колхозных полей.
Наши коровы с удовольствием щиплют сочную траву и никогда не остаются голодными.
Сегодня, как и всегда, мы пустили своих коров на луг, а сами принялись за игру. Но вдруг Сапар стал рвать траву. Мы не понимали, зачем ему трава.
– Что с ней будешь делать? – спросил я.
– Дам Пеструхе, – ответил он. – Сегодня она голодная, ведь её на луг пригнали поздно.
Мы расхохотались.
– Что тут смешного? – огрызнулся Сапар, но всё-таки бросил рвать траву. – Знаете что, – продолжал он, – мне нравится пасти корову, но у нас коровы нет. Фрунзе – большой город, там коров не держат. А так хочется пасти…
Не успел я и слова сказать, как… Говорил же, что Пеструха самая глупая на свете корова! Ну разве я не прав? Вон она, подняв хвост трубой, уже носится по лугу.
– Ну, начинается! – невесело буркнул Кенеш, ковырнув пальцем свой курносый нос.
– Почему она ни с того ни с сего начала бегать? – изумился Сапар.
– Да ничего особенного, от оводов спасается.
Пеструха метнулась в сторону аила, за ней понеслись и остальные коровы. Теперь уже не посидишь.
– Гейть! Вернись, Пеструха!..
Мы побежали за коровами вдогонку.
Я знал, что Пеструха всё равно не повернёт назад. А догнать её… Никто не сможет её догнать. Поэтому мы не стали за ней гоняться и вернули только наших коров.
– А Пеструха? Что теперь с ней будет? – забеспокоился Сапар.
– Сама придёт на свой двор, – ответил Кенеш.
– А почему вы её не вернёте? Ведь она не наелась. До полудня ещё далеко.
– А что мы можем сделать? Она всё равно не дастся, – ответил я.
– Но её можно обратно пригнать из аила?
– Э-э, чего придумал, ещё не хватает, чтобы всем вернуться в аил!
– А как же быть? Мы ведь обещали Аим-эже пасти её корову?
– Да это ты нас уговорил! – закричал Эркин и шмыгнул носом.
– Да, да, ты вмешался, – поддержал я Эркина. – А то мы отказались бы.
– Эх, вы!.. Друзья называется… – Сапар посмотрел на нас уничтожающим взглядом и пошёл по дороге в аил.
Мы переглянулись.
– Что он, за Пеструхой пошёл? – спросил Кенеш.
– Кто его знает! – Я пожал плечами.
Через полчаса на дороге показалось два силуэта.
– Это Сапар Пеструху гонит! – сообщил Эркин. – Если Пеструха будет пастись рядом с нашими коровами, она снова начнёт бегать и беспокоить их.
– Знаете что? – обратился я к своим друзьям. – Мы не будем пасти Пеструху вместе с нашими коровами. Пусть Сапар пасёт её отдельно где-нибудь подальше. Правильно?
– Вот это здорово! – Эркин захлопал в ладоши.
Кенеш заулыбался.
– А как мы скажем об этом Сапару? – спросил Эркин.
– Скажешь ты, – ответил я.
Он вытаращил свои раскосые глаза.
– Почему я? А ты сам?
– Мне неудобно. Сапар – мой гость. А для тебя он никто. Согласен?
Тут подошёл Сапар. Он был усталый, вспотевший. Штанины брюк подвернул до самых колен. Ботинки его остались чистенькими, он держал их в руке. Видно, переходил арык вброд. Мне показалось, что в его глазах были слёзы.
– Что случилось, Сапар? – спросил я.
Он сел, опустил штанины.
– Я прихожу, а этот ваш хромой дядька раскричался… Грозится, вовсю ругает Аим-эже.
– А, это Бореба́й-аке́, колхозный сторож. Что, Пеструха забралась в хлопок?
Мы хорошо знали Боребая-аке и побаивались его. Не раз наши коровы попадались в его руки.
– Да она съела всего два стебелька, – ответил Сапар. – Из-за этого он так ругал Аим-эже…
Эркин сделал мне знак глазами: мол, сказать Сапару или нет, о чём мы договорились? Но в эту минуту Сапар показался мне таким хорошим. В чём он провинился перед нами?
Пропажа коров, или Украденная камера
С коровами у нас бывают две неприятности. Первая – когда они разбегаются из-за оводов. Носишься за ними во всю прыть, устаёшь, обливаешься весь потом, переживаешь… Словом, мучение.
А вторая неприятность, думаете, полегче? Нет, тоже мучение. Только ты заигрался или начал купаться, как коровы уходят на колхозное поле. Думаете, они успевают поживиться? Как бы не так!
Колхозный сторож Боребай-аке зорко охраняет поле. Он замечает наших коров ещё до того, как они тронут хоть стебелёк, и он тут как тут на своей серой резвой лошади.
С этого момента начинаются наши страдания. Боребай-аке угоняет коров и запирает их в колхозный хлев. И теперь беда сваливается уже на хозяев коров.
Ты, конечно, как только замечаешь исчезновение коров, идёшь на колхозный двор, но там всё заперто.
Надо идти в правление. Здесь тебя встречает сам Боребай-аке.
Он впивается в тебя злыми глазками и грозно говорит: «Следуй за мной!»
Ты шагаешь за ним, поднимаешься по деревянным ступеням лестницы. Входишь в комнату и стоишь перед сердитым человеком. У него нет левой руки. Это колхозный бухгалтер Джусу́п-аке.
Он оглядывает тебя с головы до ног. Ещё пуще хмурит брови и вытаскивает из ящика стола синий толстый журнал, похожий на классный журнал нашего четвёртого «Б».
Бухгалтер взглядывает на Боребая-аке.
Тут мы узнаём, какую роль играет сторож. «Корова такого-то!» – свирепо говорит он, проводя рукой по жидким усам.
Понятно, если корову, которую он задержал, ты называешь своей, бухгалтер записывает её или на твоего отца, или на брата (как у меня).
Выслушав Боребая-аке, бухгалтер что-то записывает в журнал. Но пока ты не знаешь, что он там написал.
После этого сторож ведёт тебя в хлев, долго ищет в кармане ключ от громадного чёрного замка, открывает двери и отпускает твою корову.
Ты, конечно, рад-радёхонек, что всё кончилось, и уводишь её. Но радоваться не спеши. Самое неприятное ожидает тебя дома. Понятно, ты стараешься, чтобы твои домашние не узнали, что корова попадалась в руки сторожа. Но твои попытки напрасны. Дома всё давно знают.
Тебя встречают уже у ворот. Скажем, Кенеша – его старик отец, Эркина – его мать, Момуна – Аим-эже, а меня – джене или Икрам, и ты получаешь хороший нагоняй.
«А, бездельник! – говорит, например, мой брат. – И когда ты станешь человеком? Ну! Неужели не можешь пасти как следует всего одну корову? По твоей вине с меня удержали из зарплаты. И знаешь ты, растяпа, как добываются эти деньги?!»
Только тут ты узнаёшь, что же написал Джусуп-эке в толстом журнале.
В этот день тебе не достаются твои любимые пенки, пригоревшие к котлу, густые сливки и сливочное масло, намазанное на тёплую лепёшку. Потому что твои родные ещё сердятся на тебя.
Сегодня пришлось испытать эту муку мне и моим друзьям.
Боребай-аке запер наших коров в хлеву. Знаете, как это случилось? Сейчас расскажу.
Мы искупались в канале и сидели на берегу, грелись. Надо было придумать, чем бы ещё заняться. Вдруг слышим – гудок паровоза.
Вы, наверно, помните, что через земли нашего колхоза проходит железная дорога. По ней идут поезда из Фрунзе в Джала́л-Аба́д. Вот и сейчас как раз шёл фрунзенский.
– Ребята! – Я вскочил на ноги. – У кого есть двадцатикопеечная монета?
– А зачем? – спросил Кенеш.
– А я знаю, знаю! – захлопал в ладоши Эркин. – Он положит монету на рельс, и колеса её раздавят. Поезд проедет, и маленькая монетка сделается плоской и большущей. Так ведь, Кимсан? Я знаю, у кого есть монета. У Кенеша!
– Врёшь! – отказался Кенеш.
– Не, не вру! Ему просто жалко денег. Если не веришь, посмотри у него в кармане. Она у него в кармане брюк.
Я шагнул к Кенешу.
– У меня ничего нет. На, смотри, правый карман у меня дырявый.
И правда, карман у него был с дыркой.
– Ну, тогда в левом, – не унимался Эркин.
– Вот дурной! Чего пристал? Если хочешь знать, у меня ничего нет и в левом кармане.
Он вывернул и левый. Там, кроме двух костяшек и ластика, ничего не было.
Я было приуныл, но увидел, что Сапар роется в своих карманах, и приободрился.
– А десять копеек годится? – спросил он.
– Конечно, годится!
– Давай скорей! А то поезд подойдёт!
От канала к железной дороге идёт крутой спуск. Мы сбежали вниз и в последнюю минуту успели положить монету на рельс.
Поезд грохотал уже близко. Машинист высунул голову в окно и сердито погрозил нам кулаком. Но мы его не боялись: всё равно он не сможет нас схватить.
Мы отошли в сторону и смотрели, как мелькают вагоны. Наконец длинный состав прошёл, и стало опять тихо.
Я присел на корточки и поднял монету. Знаете, каким огромным стал гривенник! Как медный пятак! Мы принялись разглядывать его. Но нам не пришлось долго радоваться.
– Ребята! А коровы? Забыли?.. – вдруг заорал Кенеш.
Мы бросились наверх, к каналу, потому что оттуда можно рассмотреть любой овражек, любую ложбинку. Но коров нигде не было видно.
Я вспомнил о Боребае-аке: видно, уже давно, когда мы ещё купались, коровы ушли на колхозное поле и он их угнал.
– Ясно! – сказал я.
Но Кенешу не было понятно.
– Что ясно?
– «Что, что»!.. Что бывает, когда пропадают коровы?
– Я знаю, знаю! Боребай-аке угнал! – Эркин по привычке снова захлопал в ладоши.
– Ну ты, дурень, чему радуешься? – Кенеш с досадой толкнул его.
– Что теперь будет, Кимсан? – Сапар, блестя глазами, смотрел на меня.
– Надо идти в правление колхоза, – сказал я, помолчав. – Там всё узнаем. – И первым пустился в путь. Но на этот раз нас ожидало совсем другое наказание. Правда, сперва, как обычно, мы встретились с Боребаем-аке.
– Явились, озорники? – грозно спросил он, вращая белками своих злых глаз.
Он сидел на длинной скамейке около конторы.
– Садитесь! – приказал он, указывая на место рядом с собой. – Сейчас придёт председатель Сеит и сам поговорит с вами.
При имени председателя мы похолодели от страха и переглянулись. И даже на скамейку не сели.
Вскоре из-за угла конторы показались председатель колхоза Сеит-аке и шофёр Абдураи́м-аке. Они о чём-то горячо спорили.
Председатель нашего колхоза Сеит-аке – низенький, толстый мужчина с большим животом. У него усы, как у Чапаева. Только на голове нет папахи и сабли на боку.
Вместо папахи на Сеит-аке киргизская остроконечная войлочная шапка, вместо сабли – плётка, заткнутая за широкий ремень у пояса.
– Я ещё раз повторяю, – сердито говорил председатель долговязому шофёру, – людей у меня сейчас нет. Удобрение сгружай сам.
Абдураим-аке хотел что-то возразить председателю, но увидел нас и зашептал ему на ухо. Сеит-аке оглядел нас и сердито посмотрел на шофёра. Но шофёр похлопал его по плечу, что-то ласково сказал ему. Сеит-аке задумался, потом подошёл к нам:
– Ну что, шалуны? Это вы хозяева арестованных коров?
Мы виновато молчали.
– Ну ладно. А пока идите с Абдураимом-аке и сделайте то, что он скажет. Потом вернётесь ко мне, и я вас примерно накажу. Или прирежу ваших коров. (Ну, это враки, потому что мы никогда не видели, чтобы он резал коров.) Или напишу про вас в вашу школьную стенгазету, как о нерадивых помощниках.
Это тоже было неправдой, потому что наш председатель был человек очень занятой.
Ему некогда писать даже старшей дочери, которая учится в городе. Нам про это рассказывала его младшая дочка Бати́на, которая учится со мной в одном классе.
Батина сама хвалилась, что отец просит её писать за него письма сестре. Поэтому я нисколько не поверил словам председателя о том, что он про нас напишет в газету. Но мои друзья, видно, поверили, потому что испуганно посмотрели на меня.
– Ну, пошли! Теперь вы в моём подчинении, – сказал шофёр.
Мы молча двинулись за ним.
– Дело пустяковое, – добавил он, когда подвёл нас к своей полуторке, нагружённой суперфосфатом. – Мы сгрузим его на стане пятой бригады. Идёт? После этого вы свободны. А теперь валяйте в кузов!
– Ой, там пыльно! – испугался Сапар, взглянув на кузов.
Я посмотрел на его белую рубашку, на ботинки. Что ж, чистюля, тебе придётся потерпеть.
– Тогда садись в кабину, – предложил ему шофёр.
Мне стало досадно… Ну и пусть! В кузове даже лучше. Тебя будет обдувать ветерком, можно смотреть во все стороны, куда хочешь.
Я первым залез в кузов и ногами наступил на камеру, которая лежала поверх суперфосфата.
Вот это да! А знаете ли вы, что можно сделать с камерой? Ведь это настоящая лодка! Камеру надо накачать велосипедным насосом. Правда, его у нас нет, но можно попросить у соседей. Садись в эту лодку и плыви куда хочешь.
От волнения сердце у меня заколотилось. Тихонько посмотрел на Абдураима-аке, он как ни в чём не бывало сел в кабину и тронул машину.
Я подмигнул Кенешу и Эркину. Кенеш показал на дыру в камере.
– Ну и что же? Да мы её заклеим смолой от урюка!
– А как утащим отсюда?
– Погоди, сейчас машина выйдет в поле.
Когда очень захочешь, всегда найдёшь выход из положения. Машина в это время переезжала через сухое русло арыка, и мы сбросили камеру с кузова.
К счастью, камера упала в густую траву. Но к счастью ли?..
Забава доводит до беды
О нашей проделке Абдураим-аке не узнал. Наверно, забыл.
На другой день мы нашли в траве камеру, которую сбросили с кузова, дырку в ней залепили смолой урюка. Потом по очереди накачивали камеру, пока она не стала тугой как мяч. Теперь можно было плавать. Необычная лодка нам всем понравилась.
Может быть, ничего и не случилось бы, если бы не я.
Эх, во всём виноват только я один!
Как мне это пришло в голову, сам не понимаю, но я вдруг захотел залезть в круг камеры.
– Ребята! Сапар! Кенеш! Держите камеру, я залезу в серёдку.
– Зачем? – спросил Кенеш.
– Эх ты, всегда только и спрашиваешь! – разозлился я. – Неужели не можешь догадаться сам?
– Откуда мне знать, что тебе в голову взбредёт?
Да, наверно, он ещё не видел такое…
– Мы сделаем вот так, – сказал я мирно, поняв свою ошибку. – Я устроюсь в серёдке, а вы покатите камеру.
– Да ты не уместишься, – не поверил Эркин.
– Ничего, влезу. Вот увидишь! Держите камеру!
Сапар и Кенеш с обеих сторон держали камеру.
Уместиться в середине и в самом деле трудно.
Я согнулся, сунул голову и плечи, а потом подобрал ноги. Но руки девать было некуда.
– Помогите мне спрятать руки за спину, – попросил я.
– Да ведь они могут подвернуться! – заметил Сапар.
– Ничего, вы осторожно.
Подошёл Эркин. Сначала он заложил мне за спину одну руку, потом вторую. Теперь я не мог даже пошевельнуться.
– Тебе не жмёт? – спросил Сапар.
Конечно, мои ноги, которые были прижаты почти к шее, тотчас затекли. Но я не показывал вида.
– А теперь катите! – был мой приказ.
– Я покачу!
– Нет, я!.. – заспорили ребята.
– Не кричите, всем достанется. Сапар! Сперва кати ты! – сказал я.
Место было ровное. Сапар катил медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Вот радость-то! Но скоро у меня закружилась голова.
– Останови! – закричал я.
Сапар удержал камеру.
– Ну что, хорошо? – спрашивал Эркин.
Остальным тоже было интересно узнать.
– Конечно! – гордясь своей выдумкой, ответил я.
– Давай теперь покачусь я!
– Успеете. Все попробуете. А сейчас вкатите меня на берег канала и отпустите вниз.
– Там ведь крутой спуск! – обмер Сапар. – Ещё разобьёшься.
– Эх ты, маменькин сынок! Знаешь, как здорово оттуда камера покатится! Быстро-быстро. Ну, пошли!
Ребята вкатили меня на высокий берег канала.
Вы ведь помните, с берега начинался крутой спуск, который вёл к небольшой лужайке перед железной дорогой.
– Ой, я боюсь! – сказал Сапар.
– Чего?
– Да ты можешь здорово упасть.
– И голова закружится, – добавил Кенеш.
Они были правы. Но чего мне бояться? Ничего со мной не случится. Представил себе, как будет здорово завертеться колесом.
– Вот увидите, ничего со мной не случится, – успокоил я друзей. – Сейчас буду считать до трёх. Когда скажу «Три!» – отпустите меня. Ладно? Ну, приготовились!
Сказать-то сказал, но почему-то сам испугался своих слов. И тут же мне стало стыдно. Что я, трус, что ли?
– Раз! Два! Три!..
И камера пошла.
Сперва она катилась медленно, а потом завертелась вихрем. Голова кружилась, я уже ничего не видел.
Мне стало страшно. Хотел повалить камеру и не смог – камера не слушалась. Будто кто-то сильный всё быстрее катил её вниз. Волчок! Волчок! Волчок!..
Я уже не управлял собой. От испуга закричал. Тут голова моя ударилась обо что-то твёрдое, и я полетел в черноту…
Когда я открыл глаза, всё вокруг кружилось. Немного погодя я различил смутные очертания фигур трёх ребят. Они стояли очень далеко от меня. Потом увидел совсем рядом стальные рельсы.
Я лежал на насыпи возле путей и головой упирался в шпалу.
И ребята и рельсы не стояли на месте, а крутились волчком.
До меня донёсся паровозный гудок – он шёл как будто из-под земли. Я попытался сдвинуться в сторону, но ничего у меня не получилось. Руки и ноги стали как неживые.
Опять раздался гудок паровоза. Теперь он гудел мощно. Всем телом я ощущал, как дрожит земля. Паровоз был совсем близко.
Я закричал и закрыл глаза. «А, вот что значит умирать…» – пронеслось у меня в голове.
Но я не умер. Надо мной долго, будто целую вечность, грохотали вагоны. Наконец вагоны прошли. Я открыл глаза и увидел над головой синее небо. Кругом было тихо-тихо.
Я не мог поверить, что остался жив, и боялся пошевельнуться. Руки и ноги ослабели, но сердце стучало громко.
Я повернул голову: недалеко от меня стояли мои друзья. Бледные, перепуганные. Наверно, думали, что распростились со мной навсегда.
А я жив. Живёхонек! И уже пришёл в себя и почувствовал себя героем.
– Эй, вы! – крикнул я. Но голос у меня был хриплый, какой-то ненастоящий. – Чего носы повесили? Лучше помогите мне!
Теперь они зашевелились.
– Ой, жив! – закричал кто-то из них.
Все трое подбежали ко мне, помогли подняться.
– Уф!..
Ребята смотрели на меня с восторгом, будто на космонавта, который только что приземлился. Даже Сапар. Вот когда я удивил его!
– А мы думали, что ты… – начал было Эркин, но замялся.
– Знаю, – прервал я его. – Вы думали, что меня задавило.
Кенеш стал стряхивать пыль с моего рукава. Эркин и Сапар тоже начали стряхивать пыль с моих брюк. А я стою перед ними такой важный, гордый.
– Как это получилось, просто непонятно, – говорил Кенеш. – Вдруг вижу, что ты…
– «Получилось, получилось»!.. Это я сам нарочно сделал так! – глазом не моргнув, ответил я.
– Ну да?
Сапар смотрел на меня во все глаза. Эркин и Кенеш даже рты разинули.
– Я хотел вас испытать – придёте вы на помощь или нет. А вы не помогли. У вас заячьи сердца. С вами в разведку ходить нельзя.
– Мы побежали к тебе, но не успели, – начал оправдываться Сапар.
– Настоящий джигит успел бы. Он бросился бы под поезд, чтобы спасти человека.
Они виновато молчали. А я вдруг почувствовал, как по моим щекам покатилась тёплые слезинки. Я отвернулся, чтобы ребята этого не заметили.
– Эх, если бы я был на войне, показал бы врагу! – выпалил я первое, что пришло на ум.
* * *
На следующий день джене получила телеграмму из Фрунзе. Это Сапара вызывали домой.
Мы – Кенеш, Эркин и я – провожали его до разъезда.
Мы стоим на земле, а Сапар – в тамбуре вагона.
Уже стемнело.
Мы молчим. Как будто всё уже сказано. Сейчас поезд тронется, и Сапар уедет…
И тут я почувствовал, что мне нужно сказать ему, что я виноват перед ним, что был плохим товарищем и многое сейчас понял. Но было уже поздно.
– До свидания! – Сапар замахал нам рукой.
Мы тоже махали ему.
Мы смотрели вслед поезду до тех пор, пока огни его не потонули в темноте.
Мне стало грустно и тоже захотелось уехать куда-нибудь.