Текст книги "Принц в фартуке (СИ)"

Автор книги: Мстислава Черная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 4

Трон под королем шатается – вот что сказал недобиток. Логика простая: беспорядок во дворце ведет к хаосу в стране. Моя тихая мирная жизнь под угрозой, ни улицах в любой момент может стать опасно. И сироты... О них власть будет беспокоиться в последнюю очередь.

– Должна ли я остаться с вами, господин Не-Черт. Кстати, как мне следует к вам обращаться?

– Как вам нравится, леди. «Не-Черт» вполне годится. Свое настоящее имя я вам не назову.

– Да, конечно, – настоящего имени я и не ждала, но в свете дня придуманное со злости прозвище не кажется уместным.

Наверное, парень бастард, в нем нет ни высокомерия, ни аристократической спеси, зато практичности на десятерых хватит.

– Оставаться нет необходимости. Чем вы мне поможете? Разве вы целитель? Ваш прогул привлечет внимание, смертельно опасное для нас обоих.

Я всего лишь выносила мусор. Почему все обернулось так?!

Впрямую парень опять же не говорит, но выводы делать я умею. Во-первых, если его найдут враги, меня уничтожат вместе с ним как свидетеля. Во-вторых, недобиток ожидает масштабных поисков, раз даже прогул никому не нужного инспектора Опеки грозит вызвать интерес ищеек.

– Господин Не-Черт, могу я узнать, как долго вы у меня пробудете? Речь идет о сроке в день-два или большем?

– Не терпится от меня избавиться, леди? – хмыкает он.

– И это тоже, но спрашивала я из иных побуждений. Если вы задержитесь, то вам явно нужна сменная одежда. В моем гардеробе мужских вещей нет.

– А, вот вы о чем. Да, я задержусь.

Какая жалость.

Сухарь, который я опустила в чашку, давно раскис. Привычку размачивать я «подцепила» у старой няни, доживавшей свой век при сиротском приюте. Я вылавливаю ошметки чайной ложкой и съедаю. Парень смотрит шокированно. Хах, я только что страшнейшим образом нарушила столовый этикет. Честное слово, я не нарочно, просто отвлеклась на размышления и забылась.

– Вечером приведу помощницу по хозяйству, она все уберет.

Раз «моя» болеет, на один раз приглашу дочку хозяйки Хошши, например. Вот если бы я сразу это сделала, а не тянула до последнего, никого подселенца в моей квартире сейчас бы не было.

– Леди?

– Да?

– Леди, вы ручаетесь своей жизнью, что уборщица не сплетничает в городской страже?

Парень мог бы высмеять, но вместо этого спрашивает абсолютно серьезно, позволяет самой осознать грубейшую ошибку. Уж если прогул опасен, хотя можно сослаться на мигрень и взять отпуск, то посторонний человек в квартире, каким бы безобидным он ни казался, опасен. Да даже если моя прежняя помощница поправится – с чего мне ей доверять?

– Оу... Простите, сглупила.

Я окидываю взглядом пол. Я должна сама убирать черепки? Может быть, отпинать их в угол достаточно? В конце концов, это просто керамика, ничего плохого не случится, если она немного полежит у стены. А когда все закончится, домработница подметет. Ладно, подумаю об этом вечером.

– Мне пора, господин Не-Черт, и так уже опаздываю, – я залпом допиваю остатки чая и поднимаюсь из-за стола.

Недобиток кивает и галантно встает вслед за мной, провожает до входной двери.

– Берегите себя, леди.

Вот интересно, парень более-менее уверен, что я не побегу его сдавать или слепо рискует, потому что я его единственная надежда?

– Спасибо, я буду осторожной. Вернусь. Обычно я задерживаюсь на работе допоздна, но если во второй половине дня посетить приют, то в инспекцию можно не возвращаться, вопросов ни у кого не возникнет. Хорошего дня, господин Не-Черт. Ах да, у меня еще где-то пряники были.

Я захлопываю дверь, запираю.

Раз внимание привлекать запрещено, сходить к хозяйке Хошши и принести недобитку завтрак я уже не успеваю. Бедный парень, кроме чая, сухарей, каменных пряников и сливочного масла, у меня ничего съедобного нет.

Ой, я опять забыла пакеты с мусором. Но не возвращаться же теперь! Я уже спустилась.

По тесным улочкам я почти бегу, придерживаю полы плаща. Вчерашний, запачканный, я бросила в корзину к прочей одежде. Те же блузки я в обязательном порядке меняю каждый день, так что в корзине тоже гора накопилась. В шкафу запас свежих вещей все меньше. На проспекте я притормаживаю, покупаю у лоточницы два горячих пирога с мясом, морщусь. Я хоть и не готовлю, но обычно не позволяю себе питаться кое-как. Правильно говорят, что неприятности – существа стайные, навалилось все одно к одному.

Здороваясь с коллегами, я торопливо поднимаюсь в свой кабинет. Эночка уже здесь. Напевая под нос детскую песенку про растяпу-мага, перепутавшего все зелья на свете, она сосредоточенно подпиливает и без того идеальные ногти.

– О, госпожа Майс! – Эночка приподнимается в знак приветствия, но не встает и пилочку не откладывает.

– Доброе утро, – улыбаюсь я.

– Госпожа Майс, такие новости!

– Ответ на запрос пришел? – удивляюсь я. Раньше полудня я документов не ждала.

Эночка смотрит на меня с легкой укоризной и переходит на заговорщицкий шепот:

– Нет, Аврора Майс. Новости из дворца. Вы не поверите, что случилось!

– Вот как?

По спине прокатывается холодок дурного предчувствия. Неужели грянуло?

– Покушение на жизнь короля!

Ох, теперь ясно, почему парень сказал, что прорваться на аудиенцию шансов нет.

– Его величество не пострадал? – хмуро уточняю я.

Эночка выбирается из-за стола, и шепчет уже на ухо:

– Кто знает? Нападение совершил принц, и по официальной версии его величество слег от душевного потрясения, а принц сумел сбежать, и теперь его ищут.

Совпадение или...? У меня нет представления о принце, знаю только, что он родился чуть больше двадцати лет назад и в свете появился один единственный раз – в день своего дебюта.

По возрасту недобиток подходит, однако со слов Энны получается, что принц бежал из дворца, спасаясь после неудавшегося убийства. Времени переодеться у принца не было, а недобиток одет совсем не по-дворцовому. Опять же, манера общения. Парень умеет быть очаровательно наглым, но при этом в нем нет ни капризности, ни властности. Вряд ли принц стал бы разговаривать со мной как с равной, а парень стал. Получается, что все-таки совпадение. Возможно, он один из пособников принца?

Я с трудом удерживаюсь, чтобы не погладить татуировку. Лучшее решение – не лезть, не знать, ведь если недобиток действительно принц, я должна его выдать, не так ли?

– Будем надеяться, что его величество быстро оправится и наведет порядок.

– Да-да, именно так.

Попросив у Энны чай, я прохожу в кабинет.

Надо бы о проблемах приюта думать, но из головы не выходит недобиток. Если он преступный принц, то почему он так легко позволил мне уйти? «Оказать содействие» настолько размытая формулировка, что при желании выдать парня я смогу. Запереть меня в квартире не получилось бы, запаса сухарей и на пару дней не хватит, но связать гораздо более жесткими запретами – легко.

Да бред, из него принц как из меня принцесса.

Я выгружаю из шкафа папки и ныряю в расчеты. Концентрация на цифрах дисциплинирует разум и избавляет от пустых домыслов. Я с первого взгляда замечаю то, что пропустила вчера: уроки у двух классов ведут учителя-однофамильцы с одинаковыми инициалами. Готова спорить на что угодно, что это один и тот же человек. Получается, в класс вместо положенных тридцати человек набивается шестьдесят?

Очень хочется тряхнуть приют немедленно, но я сдерживаюсь. Сперва надо закончить с документами, чтобы спросить сразу за все, не дать ни единого шанса.

– Госпожа Майс, поступил ответ на первый запрос. Пара, удочерившая интересующую вас девочку, проживает в Бегольском районе.

Интерлюдия 1
Керт

Дверь закрывается, в замочной скважине с щелчком поворачивается ключ, раздаются торопливые шаги и тотчас стихают. Моя невольная спасительница ушла, и я обессиленно приваливаюсь к стене, пережидая мучительный приступ слабости. Ментальный удар не просто оглушил, удар начисто лишил меня магии. За грудиной, где я всегда чувствовал пульсацию энергии, сосущая дыра, и надеяться, что рана затянется, неоправданный оптимизм. Возможно, прямо сейчас я умираю буквально.

Теснота кажется удушающей, квартира не намного просторнее гроба, хотя вряд ли я могу рассчитывать на такую роскошь, как торжественные похороны. Полагаю, меня сожгут, а прах развеют. Стать ветром не так уж и плохо, да?

Прямо сейчас я ни на что не годен, единственное, что в моих силах – медленно восстанавливаться и думать. Ум – это все, что у меня осталось, и как бы ужасающе беспомощно я себя ни чувствовал, пока я жив, я буду сражаться.

И для начала мне стоит познакомиться с леди, от которой в ближайшие дни будет зависеть моя жизнь. Взгляд упирается в бумажные пакеты с мусором. Три из них опрокинуты и частично просыпались. Судя по запашку, выставлены к порогу давно.

Парадокс...

Среди людей водятся те еще свиньи, грязью в квартире меня не удивить. Однако назвать квартиру захламленной язык не поворачивается. Вероятно, пакеты зацепил я, когда леди ночью тащила меня невменяемого, а до этого пакеты стояли в два ровных ряда. Я легко могу представить, как леди по мере накопления ставила пакеты поочередно в правый и левый угол у двери, пока они не заполнили все пространство вдоль порога. Почему не выносила – загадка. А, нет, вчера я помешал ей. Но почему она добила до последнего?

На кухне использованной посуды не так уж и много, леди явно чаще питается вне дома, две тарелки и приборы замочены в тазике с водой, ждут, когда их помоют.

Чашки... Чашки были составлены одна в одну и стояли у стены аккуратными столбиками.

Леди явно привыкла к порядку, только он у нее своеобразный. Я бы ни за что не додумался раскладывать мусор по системе.

И, наконец, я подхожу к корзине с одеждой в стирку. Сверху брошен форменный плащ. Я приподнимаю полу.

Чувствую себя извращенцем, копающемся в грязном белье. В белье я, естественно, не полезу, достаточно блузки. Не засаленная, не затасканная, всего лишь один раз надеванная. Опять же, утром леди шумела в ванной, и я готов ручаться, что она занималась гигиеной, а не плеснула в лицо пару пригоршней воды вместо умывания.

Странная женщина. Имя я. не спросил.

Пожалуй, я не могу назвать ее симпатичной. Ей больше подходит миловидная. Светловолосая, голубоглазая – обычная. Встреть я ее на улице или в учреждении, не обратил бы внимания, но и неприятия она бы у меня не вызвала.

Я возвращаюсь на кухню.

Что за дрянь у нее вместо чайной заварки? Сухари так и остались на столешнице, но мне, чтобы восстановиться требуется явно нечто посущественнее.

Под ногой хрупает черепок. Я отбрасываю его в сторону. Прежде я никогда бы не стал есть в такой обстановке, но прежде я и не проигрывал.

Я прохожусь по шкафам в поисках съедобного, но шкафы пусты. Только в одном из них мне попадаются четыре круглых камня, которые леди называла пряниками. Желудок нехорошо отзывается на мысли о предстоящей голодовке, которая совсем не способствует выздоровлению. На всякий случай я открываю холодильный ящик.

Как она живет? Нет, серьезно – как?! Уму непостижимо. В холодильном ящике аккуратными стопочками сложены брикеты замороженной питьевой воды и. сливочное масло? Я закрываю ящик, оглядываюсь. А. что мне поесть-то?! Да уж, щенка или котенка я бы этой леди не доверил.

На столе под полотняной салфеткой, защищающей от пыли, я нахожу нож для рыбы, двузубую вилку для оливок и с десяток чайных ложек. В тазике обнаруживается поварский тесак и лопатка для торта. Чем из этого я должен отрезать масло? Не уверен, что мой учитель этикета сможет дать ответ. Я выбираю нож для рыбы, он чистый, и устраиваюсь за столом уплетать намазанные жиром сухари. Этот завтрак, если я все-таки сумею выжить, я буду помнить до конца своих дней.

Каменные пряники я мстительно оставляю хозяйке.

Взгляд снова цепляется за черепки. Пожалуй, мне интересно, как вечером поступит леди. Похоже, она считает, что пока она готова платить домработнице, домашние дела ее не касаются. Такой образ мысли вряд ли будет у простолюдинки, да и внешность выдает в ней леди. У крестьянок не бывает изящных маленьких рук и длинных тонких пальцев. Но странно, что аристократка поселилась в «каменном мешке». Она отказалась от связи с родней? Но ведь все равно могла выбрать более респектабельный район для переезда, не похоже, что у нее проблемы с финансами.

Разобраться важно, ведь она та, от кого зависит моя жизнь.

За размышлениями я не замечаю, как догрызаю последний сухарь. Голод притупился, но головокружение только усиливается. Я придерживаюсь за край стола, пережидаю приступ.

Я рассчитывал спокойно проанализировать события последних дней, начать работу над планом, прикинуть свои ближайшие действия, но меня буквально валит с ног. Чтобы не растянуться в битых черепках, по стене я добираюсь до дивана, падаю и отключаюсь.

Когда я открываю глаза, в комнате царит полумрак. Здесь нет ни окна, ни часов, судить о времени трудно. Я прислушиваюсь. Квартира молчит.

Леди до сих пор не вернулась?

Я поднимаюсь, зажигаю лампу, прохожу на кухню. Не заметив, наступаю на один из черепков. Они все еще здесь? Хах, разумеется, ведь слуг нет.

На кухне едва слышно тикают антикварные часы. Время близится к восьми вечера. Рабочий день у государственных служащих заканчивается в шесть. Я весь день проспал? Чувствую себя физически лучше, а в смысле магии только хуже, образовавшаяся дыра словно тепло из меня вытягивает, неприятное ощущение, которое легко было игнорировать, становится весьма болезненным.

Я вынимаю их холодильного ящика брикет льда, бросаю в чайник. Пока вода закипает, подхожу к окну, сдвигаю плотную штору. Я хочу увидеть подъезд, увидеть входящую в него леди, но открывающийся вид... Вида как такового нет, прогал шириной два метра, и стена следующего здания, окна в котором также зашторены. Нет, мне не нужно, чтобы меня кто-то случайно заметил, рассмотрел. Я задергиваю штору.

Где леди?!

Утром она сказала, что опаздывает, когда было без двадцати девять, то есть до места работы ей добираться меньше получаса. Она должна была вернуться давным давно, но ее все нет.

Ей отчетливо не понравилось, что я втягиваю ее в неприятности. Она могла взять срочный отпуск и сбежать?

Глава 5

Личное дело девочки я читаю на ходу, в тряском экипаже. Естественно, я не стала тащить с собой полный комплект документов, только заключение с самой основной информацией. Меня не покидает ощущение, что я безнадежно опаздываю. Может, стоило взять пару стражников в качестве сопровождающих? А как я объясню? Интуиция, увы, не аргумент.

При беглом просмотре я нашла только одну зацепку, но ее совершенно недостаточно, чтобы бить тревогу. Инспектор Опеки обязан время от времени навещать усыновленного ребенка и проверять, в каких условиях малыш живет, однако в законе не установлены конкретные сроки. С одной стороны, это правильно, проверка имеет смысл, когда она внезапная. С другой стороны, некоторые мои коллеги, и их, к сожалению, немало, трактуют закон в сторону уменьшения объема работы, проверяют ребенка на второй-третьей недели после принятия в семью и через год.

Девочку удочерили всего месяц назад. Отчет о проверке отсутствует. Черт, это даже зацепкой не назвать – сроки пока еще не нарушены.

Опять же, если я напрасно паникую, то приход стражников может напугать малышку.

– Прибыли, госпожа инспектор.

Я еще раз проговариваю про себя имена удочерителей, сверяюсь с документами и прячу папку в сумку, выбираюсь на мостовую.

Извозчик кивком показывает нужный мне подъезд.

– Благодарю, – я вручаю ему квитанцию.

Проезд для меня бесплатный, в конце месяца извозчик сдает квитанции в Дорожный департамент и получает оплату по фиксированной ставке, но главное – это налоговые льготы и бесплатное продление лицензии, так что чиновники у частников желанные пассажиры.

– Ждать, госпожа инспектор?

– Не уверена, – честно отвечаю я и вхожу в подъезд.

Семья живет в многоквартирном доме, на втором этаже в трехкомнатной квартире, не считая гостиную. Супруга домохозяйка, супруг помощник управляющего магазином тканей. Я поднимаюсь по просторной лестнице и три раза ударяю по пластинке изящным молоточком.

А я молоточком так и не озаботилась... Если я кому-то понадоблюсь, человеку придется долбить кулаком.

В ответ тишина.

Я стучусь настойчивее, но изнутри не доносится ни звука. Время – день, семья вполне могла выйти на прогулку

Ждать? Я в третий раз повторяю серию ударов, и реагируют соседи.

– Если нет никого, зачем грохот поднимать? – на пороге появляется дородная дама в заляпанном соусом фартуке. Тугие кудряшки на голове воинственно подпрыгивают.

– Добрый день. Старший инспектор Опеки Аврора Майс, – представляюсь я.

Сухой официальный тон действует на женщину успокаивающе. Она хмурится:

– Опека – это же по детям, нет?

Верно.

– Тогда к кому же вы? На нашей площадке детей нет. Вот у соседей сверху каждый вечер, как время укладываться спать, орет на весь дом.

Не поняла юмора...

Я достаю папку, сверяю адрес. Может быть, я квартирой ошиблась? Нет, все верно, я стучалась именно туда, где должна быть девочка.

– Госпожа, не могли бы вы мне помочь? Ваши соседи Олена и Ган Вито?

– Нет, не они. Впервые слышу, хотя. Вы сказали «Ган»? Пару месяцев назад видела я пару, и вроде бы она называла мужа то ли «Гар», то ли «Гам». Наверное, он был Ган. Они купили квартиру, отремонтировали. Целую неделю шумели. Но потом почему-то не переехали, а недели три назад появилась вдова Жаклин. Вроде бы она новая хозяйка. Глуха на оба уха, так что стучите в дверь, если хотите с ней поговорить.

Эм? Сначала она сделала мне выговор за то, что я шумлю, а теперь сама же советует бить еще громче?

– Менять место проживания без одобрения инспектора Опеки запрещено.

– Мне-то какое дело? – поражается женщина.

– Извините.

Она выходит из квартиры, оттесняет меня в сторону и пинает нужную мне дверь ногой. Один удар, второй.

– Вот как надо! – заявляет она, глядя на меня с превосходством, и возвращается к себе, хлопнув напоследок.

Меня на прощание обдает ароматами чего-то невероятно вкусного. Рот наполняется слюной, я сглатываю.

Из нужной мне квартиры наконец-то доносятся шаркающие шаги, замок открывается бесшумно. Соседка не обманула, передо мной кто угодно, но не приемная мать девочки. Той тридцать сем, а женщине лет семьдесят, седая, с высохшей испещренной морщинами кожей, на удочерительницу она не тянет.

– Здравствуйте, – громок здороваюсь я и показываю свой служебный значок. – Старший инспектор Опеки Аврора Майс.

Женщина смотрит на меня непонимающе:

– Опека? Но, госпожа, мне не по возрасту с детьми возиться, куда же мне ребенка-то?

Она решила, что я хочу принудительно вручить ей малыша на попечение? К счастью до такого маразма у нас еще не додумались.

– Что вы, я ищу людей. Вероятно, они проживали здесь до вас. Не могли бы вы ответить мне на несколько вопросов? – навязываться нехорошо, но орать на пороге некрасиво, тем более речь о ребенке, только вот женщина либо намека не понимает, либо игнорирует, в квартиру она меня не приглашает. – Скажите, вы являетесь собственницей квартиры или вы арендуете? Имена Олена и Ган Вито вам о чем-нибудь говорят?

– Да, я купила у них квартиру.

Надо запросить официальные данные, но пока получается, что чета приобрела квартиру, отремонтировала под требования Опеки, а затем... продала, не имея на это никакого права. Мне не понятно, как они чисто технически это провернули. Опека выдает положительное заключение и одновременно отправляет в Жилищный комитет «детское» уведомление. Департамент не мог признать сделку законной без одобрения инспектора, но никакого одобрения не было, в деле о нем ни слова.

– Простите, а когда именно? Случайно, дату не помните?

Если предположить, что господа заключили сделку сразу после ухода инспектора. Нет, все равно не сходится. Проверка законности длится не менее трех дней, «детское» уведомление успело бы поступить.

– Чуть меньше двух месяцев назад.

– Как? Месяц назад Ган Вито был собственником, – это данные из Департамента.

Вообще ничего не понимаю.

– Мы подписали договор два месяца назад, но в силу он вступил месяц назад, когда я внесла оплату.

Ах вот как.

Честно говоря, я первый раз с таким сталкиваюсь. Ничего себе дыра у нас в законодательстве. Да это не дыра, а целая дырища. Черт, похоже Блез Дагота гораздо опаснее, чем мне представлялось, ушлый тип.

Хорошая новость одна – теперь я знаю, где получить аргументы. Час в Жилищном департаменте, и я подниму тревогу.

Вниз я спускаюсь в слегка приподнятом настроении. Ситуация страшная, но я радуюсь, что поиски сдвинулись с мертвой точки, причем Крыску с Пирожком я тоже прижму. О том, что может быть слишком поздно, я стараюсь не думать. Это ведь не моя вина, правда? Хах, как будто для девочки есть хоть какая-то разница, кто виновен. Так, не о том думаю. Важнее всего правильно спланировать и собрать минимум документов, с которыми можно идти к дознавателю.

Я настолько погружаюсь в себя, что не замечаю дороги. Казалось, только тронулись, и вот уже приехали.

– Ждать? – уточняет извозчик.

– Как получится.

Час – это слишком оптимистично.

В Жилищном департаменте мне бывать не доводилось. Как инспектору Опеки. Когда я покупала квартиру, разумеется, проходила регистрацию.

На первом этаже ведется прием горожан. Махнув значком, я сразу поднимаюсь на второй. Пожалуй, начальник департамента подойдет мне лучше всего.

Я давно привыкла, что не все стремятся выполнить работу также тщательно, как я, но сегодня будет по-моему, ведь мне есть, чем начальника напугать. В оконном стекле отражается оскал. Я бы побоялась встречаться с обладателем такой улыбки в темном ночном проулки. Черт, это же я отражаюсь. Нет, надо придать лицу более дружелюбное выражение, ведь начинать с угроз дурной тон.

В приемной начальника из-за стола встает его помощница.

– Госпожа, вам назначено?

А где «здравствуйте»?

Я повторно демонстрирую значок:

– Вопрос не терпит отлагательств.

– Хм? Хорошо, я провожу вас...

Секретарша устремляется к выходу из приемной, еще и рукой показывает на выход.

– Кажется, вы не поняли. Вопрос не терпит отлагательств, – повторяю я и пересекаю приемную.

– Госпожа!

Шанс предупредить начальника девочка потеряла. Для порядка я все-таки стучу костяшками о косяк, но вхожу, не дожидаясь приглашения.

Если брать строгие правила этикета, то в учреждениях стучать как раз не положено, ведь формально каждый государственный служащий готов принять посетителя в любой момент в свои рабочие часы. Но помимо этикета есть своего рода традиция.

– Господин Шерв, я говорила, что вы заняты!

Ложь, причем двойная. О том, что начальник занят, секретарша не предупреждала, да и он не занят, если не принимать во внимание открытки, которые от неожиданности мужчина рассыпал на столешнице. На изображениях обнаженные тела в позах, далеких от пристойности.

– Эм.

Мужчина суетливо сгребает открытки.

Я прохожу вперед, с трудом удерживая вежливую приветливость. В душе я ликую. Пойманный за весьма сомнительным занятием, мужчина будет сговорчивее. Я подхожу к столу, на открытки не смотрю, делаю вид, что вместо эротических картинок на столе лежат документы.

– Здравствуйте, господин Шерв. Я старший инспектор Опеки Аврора Майс. Я здесь в связи с преступлением. Без нашего разрешения была продана квартира с «детским» уведомлением.

Формулировку я продумала еще в экипаже. Мои слова можно понять двояко. Я говорю, что преступление совершили усыновители, но мужчина скорее всего услышит обвинения в адрес подчиненных, и он не сможет меня игнорировать.

– Добрый день, госпожа Майс, присаживайтесь, – ему наконец удается справиться с открытками, и он прячет их в верхний ящик стола. – Может быть, чаю или горячего шоколада? Признаться, я не совсем понял, о чем вы. Как можно продать «детскую» квартиру без разрешающих документов Опеки? Звучит слишком нелепо. Я бы понял, если бы дело происходило где-то на периферии, где инспекторов Опеки не хватает, но в столице нет шанса скрыть незаконную сделку.

– Тем не менее.

Как хорошо, что основные документы я прихватила с собой. Я вынимаю из папки справку, выданную Департаментом для Опеки с подтверждением, что Ган Вито является единоличным собственником квартиры, затем заключение моего коллеги, признавшего жилищные условия приемлемыми.

– И, госпожа?

Я указываю на заключение:

– Вы должны были получить «детское» уведомление.

Усыновители имеют право продать квартиру, но только после того, как приобретут новую. Инспектор точно также выдают заключение, новая квартира получает статус «детской», а со старой ограничения снимаются.

– Да, – соглашается начальник.

– Я показала вам все, что есть в деле удочеренной девочки. Когда я пришла по адресу с проверкой, девочки я не обнаружила, а дама, представившаяся хозяйкой, сообщила, что купила квартиру у четы Вито.

– То есть вы не знаете? Так про какой преступление вы мне говорите?

– Скрываться от Опеки незаконно. Господин Шерв, девочка может быть в опасности.

– Я понял. Подождите, я лично пойду в архив.

Я благодарю кивком.

Мужчина уходит, напоследок сказав секретарше что-то враждебное. Слов я не расслышала, зато интонации уловила. Она недовольно поджимает губы, но голову в знак своей неправоты склоняет.

Мы с ней остаемся наедине.

– Чай, госпожа инспектор? Горячий шоколад?

Она мне в чашку не плюнет?

– Воздержусь.

Секретарша не оставляет меня в кабинете начальника одну, но и выйти не просит, проходит за боковую конторку и принимается с деловым видом что-то чиркать на чистом листе бумаги. Я отворачиваюсь, наблюдать за ней нет никакого желания.

Ожидание мучительно. Без ложной скромности, я умею работать с документами, я умею быстро находить нужные сведения и замечать нестыковки. И у меня нет никакой уверенности, что господин Шерв также хорош. Руки чешутся самой забраться в архив, но я сдерживаюсь – нельзя бесцеремонно лезть на чужую территорию. Пока мужчина настроен помогать, но если я продемонстрирую недоверие, пусть и из самых лучших побуждений, отношение ко мне ухудшится. А пока же он на крючке: и интересные открытки на рабочем месте, и регистрация незаконной сделки.

По ощущениям проходит целый час, но часы в кабинете утверждают, что всего-то двадцать три минуты.

Господин Шерв возвращается.

Я нетерпеливо приподнимаюсь на стуле:

– Да, вы правы, госпожа инспектор, сделка не совсем незаконная, но мой сотрудник ничего не нарушал.

Его сотрудник мне вообще не интересен.

– Вы сказали, что сделка не совсем законная. Что вы имеете в виду, господин Шерв.

– У нас, госпожа инспектор, слепое пятно в законодательстве. Ваш Вито, продал квартиру до того, как подал на нее документы в Опеку. Хитро вывернуто, должен признать. Дело в том, что он заключил договор, который вступал в силу после оплаты, то есть на момент поступления вашего запроса он еще числился собственником. А когда покупательница принесла подтверждение оплаты, мы выдали ей свидетельство о собственности, ведь сделка уже заключена, дополнительных проверок не требуется.

– Да, я понимаю, никто бы не стал так бессмысленно подставляться.

– Я тоже не понимаю, на что рассчитывал ваш Вито.

– Господин Шерв, мне нужна справка...

– Госпожа, сожалею, но закон защищает приватность новой собственницы.

Он дурак?

– Господин Шерв, разумеется. Но опираясь на «детское» уведомление, вы можете выдать официальное разъяснение, на какую дату Г ан Вито перестал быть собственником и в связи с чем.

– Но у нас нет справок такого формата...

То есть он за свой департамент испугался, а на девочку ему плевать?! Я стискиваю пальцы в кулак, но сдерживаюсь, не срываюсь. Возможно, мужчина хороший отец и не допускает мысли, что кто-то вредит ребенку. Вдруг претенденты на усыновление живут в недостаточно просторной квартире, а забрать малыша хотят, вот и вывернулись. Почему нет? Одна бездетная вдова, чтобы выглядеть солиднее, вступила в фиктивный брак. Про подозрительного адвоката мужчина же не знает.

– Господин Шерв, – я чувствую, как мой тон вымораживает кабинет. – Свободную форму никто не отменял. Кажется, вы не поняли. Ребенок пропал. Я, конечно, могу вернуться с дознавателем, но это колоссальная потеря времени, которого у девочки может не быть.

– М-м-м... Госпожа инспектор, вы не преувеличиваете? То, что приемные родители намеренно ввели Опеку в заблуждение относительно своих финансов, не делает их плохими в отношении ребенка.

– Вы никогда не слышали о детях, оказывающихся жертвами насилия, господин Шерв.

– Проклятье!

Мужчина вынимает гербовый бланк, глубоко задумывается, даже губами шлепает, подбирая формулировки.

Собственно, вины Департамента нет, Вито действительно воспользовались лазейкой. Должен ли был служащий повторно проверить документы? С одной стороны, регламент этого не требует. Грубо говоря, участники сделки разбили единый процесс оформления на два этапа. С чего бы клерку возвращаться на шаг назад? С другой стороны, мог бы проявить дотошность.

Через пять минут я становлюсь обладательницей документа с печатью Департамента и размашистой подписью начальника.

Спрятав документ в сумку, поворачиваюсь к мужчине.

– Что-то еще, госпожа?

– Да, господин Шерв. Просьба, – я придвигаю к себе листок для заметок и быстро записываю фамилию, адрес, дату отправки «детского» уведомления. – Поднимите, пожалуйста, бумаги четы Молл. Я подозреваю, что мы увидим такую же картину,

Мужчина хмурится:

– Это что у вас там происходит?

Я не отвечаю.

Видно, что он колеблется, но все же принимает решение в мою пользу и снова выходит. Возвращается на сей раз гораздо быстрее, и тоже с документами.

– Я была права?

– До, госпожа Майс. Полагаю, я выдам вам для них такой же документ. Может, вы и остальные фамилии назовете?

– Пока найдены два случая, остальные будем проверять, так что еще увидимся, господин Шевр. Благодарю за содействие. Всего доброго.

– Всего доброго.

Секретарша вскакивает из-за конторки и провожает меня к выходу из кабинета. Когда я уже переступаю порог, начальник Департамента меня окликает:

– Госпожа инспектор.

– Да?

– Скажите... Вы планируете поднять вопрос со «слепым пятном» немедленно или бросите все силы на поиск пропавших детей?

– Разумеется, найти детей важнее.

– Безусловно, госпожа. Вы не будете возражать, если вопрос подниму я? Наша сфера ответственности, да и, как Ган Вито провернул обман, нашел я.

– Я буду признательна, если эту часть вы возьмете на себя.

Поскольку «дыру» в законодательстве в начале разговора я не «слила», и начальник додумался до нее сам, посмотрев документы, на первенство я не претендую. Я не солгала, дети для меня важнее.

Я выхожу на улицу. Надо же, извозчик ждет.

– Куда дальше, госпожа?

– Сперва в Опеку, потом в Отделение городской стражи, – решаю я.