Текст книги "Туманы замка Бро: Том 1. Замки в тумане"

Автор книги: Морвейн Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 3

– Не забываем про воздушную перспективу.

Кейтлин равнодушно смотрела на то, как Дэвид Рейзон ходит от мольберта к мольберту и поправляет ошибки учеников.

Она хотела попасть на этот мастер-класс давно. Действительно хотела и, может, за этим даже приехала в Лондон – но теперь, когда видела работу кумира вот так вблизи, ей становилось всё равно.

Дэвид Рейзон был ремесленником. Каждое движение его руки над холстом – своим или чужим – развеивало магию воздуха, магию воды и солнечного света. Картина для него была лишь набором красок, который он привык продавать. И он учил рисовать на продажу ещё два десятка учеников.

Он легко выправлял ошибки, их Рейзон видел действительно профессионально – впрочем, в отсутствии профессионализма Кейтлин и не смогла бы его упрекнуть.

Дэвид остановился около неё, внимательно разглядывая холст.

– Хорошо. Довольно хорошо.

– Спасибо, – Кейтлин не прекращала рисовать.

Дэвид Рейзон был маринист. И хотя Кейтлин море интересовало лишь как часть её собственного мира, оно всё-таки входило в этот мир, а потому Рейзон знал об этом мире немножко больше её самой.

– Почему ты не размываешь края?

Кейтлин отвлеклась от картины и на секунду посмотрела на него.

– Воздушная перспектива. Твой замок – он как будто вырастает из воздуха, выпадает из плоскости. Но так не может быть.

Кейтлин снова посмотрела на холст и замерла в полуулыбке. Она видела, о чём говорит Рейзон, очень хорошо. Края дальних предметов всегда менее чёткие, чем те, что находятся ближе. Особенно это заметно, когда смотришь на морскую даль или утреннюю дымку, застилающую горизонт. Её Даннотар нарушал законы перспективы. Дымка затягивала подножие утёса, на котором теперь стояли руины последней башни, а сам замок был необычайно чётким. Впрочем, Даннотар, который рисовала Кейтлин, вообще мало походил на тот, что увидел бы случайный турист, которого забыли предупредить, что от замка почти ничего не осталось.

– Но он такой.

– У тебя есть фото?

Кейтлин покачала головой.

– Я просто помню, что он такой.

Рейзен вздохнул и, выпрямившись, громко произнёс.

– Внимание. Вот ещё одна типичная ошибка – рисование по памяти. Память часто обманывает. Нам кажется, что мы помним предмет, объект. Но на деле это не так. Вряд ли кто-то похвастается тем, что запомнил все переливы цвета, игру светотени, что в памяти его всплывает один конкретный момент, а не тысяча видов одного и того же объекта.

Кейтлин закрыла глаза. Она видела Даннотар абсолютно чётко. Волны бились о каменную глыбу утёса, и вереница конников неслась к откидному мосту, а над башнями – не над той, что осталась, а над другими, исчезнувшими давным-давно, трепетал белый флаг с синим крестом.

Кейтлин открыла глаза.

«Интересно, – подумала она, – как объяснить, что я уже не могу посмотреть? Что нет ни фото, ни натуры, с которой я могла бы рисовать. Есть только… Он. Образ в моей голове».

– У тебя яркое воображение, – услышала она голос Рейзена совсем рядом с ухом и вздрогнула. Покраснела, поняв, что какую-то часть мысли, видимо, произнесла вслух. – Но воображением нельзя заменить технику и композицию. Образ может быть у тебя в голове. Но ты не сможешь перенести его на холст, если будешь игнорировать законы, выведенные давным-давно.

– Я не пытаюсь игнорировать законы, – Кейтлин продолжала разглядывать холст. – Я никогда не была бунтарём. Ну, может быть, почти никогда.

Рейзен улыбнулся краешком губ.

– Я не говорю, что не нужно бунтовать – совсем никогда. Но чтобы рисовать то, что существует только в твоей голове, нужно научиться рисовать то, что видят все.

– И лаванду, – Кейтлин произнесла это машинально, но на губах Рейзена заиграла усмешка, как будто он понял шутку.

– И лаванду, – подтвердил он. – Потому что хорошими красками рисовать легко.

Кейтлин опустила кисть и замерла, разглядывая пейзаж. Рейзен продолжал стоять рядом.

– А всё-таки он был таким, – сказала Кейтлин без упорства, но тоном, не допускавшим возражений. – Даннотар. Неприступная крепость, удерживавшая викингов пять веков. И павшая… Павшая, когда…

Кейтлин не знала когда. Просто видела так же отчётливо, как совсем недавно – вереницу всадников, несущихся вперёд – как осадные орудия вгрызаются в каменные стены, пробивая насквозь бреши.

– Я просто хочу увидеть его ещё раз, – она закрыла глаза, зажмурилась, пытаясь остановить невольно подступившие к глазам слёзы. Это было глупо. Не сейчас и не здесь, опозориться так перед человеком, которого она уважала за мастерство и за него же презирала.

Тёплая рука легла Кейтлин на затылок. Мягко провела по волосам. Неприятно не было.

– Если хочешь… Можем позаниматься индивидуально. Я не буду требовать того же, что и ото всех. Разберёмся, что именно не так.

Кейтлин открыла глаза, и на губах её блеснула злая усмешка. Рейзен, безусловно, не упускал возможности подзаработать.

– Сколько это будет стоить? – спросила она холодно, но стараясь остаться в рамках вежливости.

– Договоримся, – Рейзен тоже сменил тон.

– Благодарю. Я подумаю.

Кейтлин отвернулась и уставилась на холст, пытаясь восстановить тот контакт с собственным сном, который был ещё минуту назад, а теперь прервался, звякнув струной.

«Всадники, – напомнила она себе. – Да… пожалуй, не хватает их…»

Кейтлин не помнила, когда точно это началось.

Сидя в пабе за пару кварталов от Пикадилли, где она только что договаривалась о месте на выходные, она потягивала пиво из большого стеклянного стакана, равнодушно смотрела на футболистов, мечущихся по экрану над стойкой, и пыталась вспомнить. Сложить все осколки в один стакан.

Она точно помнила, что когда ей было шесть, она была ещё обычным ребёнком и куда больше интересовалась новыми моделями игрушек, чем возможностью нарисовать замок, которого нет.

Когда ей было семь, они ещё гоняли мяч с МакДоналом, и ей, кажется, было хорошо и легко, а потом… Потом мать повезла её в небольшое путешествие по Шотландии, и она впервые увидела замок Трив.

Трив – это было не то. Совсем не то. Кейтлин буквально чувствовала скользившую в каждом камне фальшь, и ей хотелось кричать, что должно быть не так – совсем не так. Что именно не так – она объяснить не могла. Но именно в том году она увидела свой первый сон.

Сон был коротким, и тогда уже это были кони, галопом несущиеся на неё. Она видела, как люди, которые казались знакомыми, тут и там оседали на землю, срубленные ударами меча, а она стояла и смотрела широко раскрытыми глазами – не в силах сделать ничего.

Наутро Кейтлин рассказала матери про сон. Та потрепала её по волосам и сказала больше не смотреть на ночь такое страшное кино.

Кейтлин было уже восемь, и она не боялась ни вампиров, ни пришельцев. Тем более не боялась викингов с неестественно яркими клинками в руках.

Больше она матери ничего не говорила. Зато с наступлением сентября, когда всерьёз зарядили дожди, попросила купить несколько книг – к удивлению родителей не про принцесс и лошадей, а про английские замки. Мать обрадовалась, и книги через пару недель уже были у Кейтлин, но чем больше Кейтлин читала, чем больше рассматривала картинки и смотрела кино, тем яснее понимала – не то. Всё было не так. Иногда хотелось даже подправить фальшиво-гладкие строчки, выверенные историками за сотни лет, и когда в шестом классе на уроке средневековой истории она сказала об этом, её оставили после занятий и лишних два часа заставляли зубрить имена, про которые по-прежнему хотелось кричать: «Не то!».

Больше Кейтлин не говорила на уроках ничего. Если спрашивали, она честно отвечала то куцее количество фактов, которое давалось в учебнике – заучить их было довольно лёгко. И сама, пряча под партой книги, продолжала читать другую историю – поверить в которую было немножко легче.

Сны не становились чаще. Напротив, иногда они исчезали, и какое-то время Кейтлин жила только книгами, общалась со сверстниками и снова начинала играть в футбол – Кейтлин большую часть времени проводила с мальчишками, и проблем с одноклассниками у неё не было никогда, хотя некоторые и считали её чудачкой. Кейтлин тоже их не любила и однажды за «чудачку» врезала крупному и широкоплечему веснушчатому МакФлою так, что в кровь разбила ему нос. Был большой скандал, но МакФлой больше ничего у неё не спрашивал . А сама Кейтлин не отвечала.

Идея с живописью пришла ей в голову, когда Кейтлин было четырнадцать. Она тогда поехала с родителями в очередное турне по замкам Шотландии – третье за всю её жизнь. В тот же год Кейтлин подарили фотоаппарат, и она, не переставая, фотографировала всё – замки, горы, леса и пустоши. Но когда достала из конверта Kodak проявленные фотографии и стала просматривать одну за другой, то пришла в ярость. Всё это было не то.

Может быть, она фотографировала не очень хорошо. Кейтлин вполне это допускала. Фото у неё получались плоскими и тусклыми. В них не было той жизни, которую она видела в голове. И тогда она стала рисовать.

Рисовала Кейтлин и раньше – на полях тетрадей и в блокнотах, куда записывала домашнее задание, но теперь она стала рисовать всерьёз. А когда в восемнадцать встал вопрос о том, куда она хочет поступать – Кейтлин ответила абсолютно твёрдо: «Я хочу рисовать».

Большой скандал закончился покупкой билета на автобус и самовольным отъездом в Лондон, где какое-то время Кейтлин ночевала под мостом. Потом, как и пророчили родители, зарабатывала официанткой в пивной и подметала двор американского посольства, чтобы через два месяца встретить Джека, с которым она и жила четвёртый год.

Кейтлин радовалась, что ушла. Радовалась, потому что ей не надо было смотреть родителям в глаза, когда она впервые увидела свой настоящий сон. В том сне мужские руки путешествовали по её телу, скользили по бёдрам и даже проникали внутрь – и Кейтлин было хорошо.

Она тогда уже жила с Джеком, который был на два года старше её, знала, зачем мальчикам нужны девочки, но никогда не задумывалась о том, что могла бы делать это сама.

Пару дней она косилась на Джека, пытаясь понять, мог ли ей сниться он – как-никак просторный, но напрочь лишённый перегородок лофт, где они видят друг друга каждый вечер почти что голышом. Долгое отсутствие секса, потому что мальчики выбирают девочек поярче и подоступней, а на нищих художниц предпочитают смотреть издалека. Кейтлин представила себя в постели с Джеком но мгновенно поняла, что это – абсолютно «не то». Но через пару недель всё-таки призналась ему во всём – время она выбрала удачное, насколько могла, разговор был начат вечером, за овсянкой, которую они ели два, а то и три раза в день, и та мгновенно встала у Джека в горле комом.

– Что? – переспросил он.

– Ничего, – Кейтлин покраснела и отвернулась.

Больше они об этом не говорили, но через некоторое время Джек познакомил её со своей девушкой и стал частенько приглашать ту домой, а сама Кейтлин всё больше времени стала проводить, гуляя по берегу и пытаясь разглядеть в сизой дымке горизонта что-то из того, что видела во сне.

– Свободно? – Кейтлин с трудом выбралась из марева воспоминаний. Только теперь она поняла, что давно покручивает почти пустой бокал в руке. Подняла взгляд и увидела крупного парня с розовыми щеками и веснушками, расползавшимися от переносицы к скулам.

Кейтлин приходила сюда, потому что здесь всем было безразлично кто она. Она не вписывалась в компанию здоровых розовощёких мужиков, которые приходили в паб смотреть футбол, и они не проявляли особого интереса к тусклой девушке, сидевшей в углу. Но этот, похоже, был не таков – то есть, скорее всего, он тоже пришёл смотреть футбол. Но вот от Кейтлин явно что-то хотел.

Кейтлин подняла взгляд и оглядела полупустой зал, в котором и без её столика было множество свободных мест.

– Свободно, – сказала она, – я уже ухожу.

Поставила стакан на стол и, положив рядом несколько мелких купюр, поднялась со скамьи.

Рука мужчины легла на её запястье.

Кейтлин, повернувшаяся было к двери, через плечо бросила на него короткий, полный невольного презрения взгляд.

– Пусти.

– Не уходи. Я же просто…

Кейтлин круговым движением вывернула руку, заставив мужчину вскрикнуть от боли в перекошенном суставе, и, оказавшись на свободе, стремительно прошла к выходу.

На улице стемнело. Паб выходил в небольшой проулок, который в паре десятке метров от круглой двери пристыковывался к широкой улице.

На секунду Кейтлин замерла, вдыхая холодный воздух, и тут же пожалела об этом, когда сильные руки схватили её за плечи.

– Да стой же ты! Я просто хотел…

Кейтлин ничего сделать не успела. Мужчина коротко вскрикнул и повалился на землю, а когда Кейтлин развернулась, чтобы понять, что произошло, то увидела прямо перед собой знакомое лицо в обрамлении копны чёрных волос – теперь они были распущены, а вместо давешнего твидового пальто на мужчине была байкерская куртка, расстёгнутая на груди.

– Всё хорошо? – ровно спросил он.

Кейтлин замешкалась, подбирая такой ответ, чтобы не оборвать разговор. В голову закралась предательская мысль изобразить деву в беде, но тут же исчезла – это было ниже её достоинства.

– Вижу, что хорошо, – ответил мужчина сам себе и отвернулся было, чтобы уйти. В последнюю секунду Кейтлин перехватила его за локоть, заставляя остаться на месте.

– Я не буду спрашивать, кто ты такой, – сказала она.

Мужчина замер. Обернулся. В глазах его появилась растерянность, словно он разрывался между желанием остаться и желанием уйти.

Кейтлин молчала, не зная, что ещё сказать, и внезапно мужчина повернулся к ней лицом.

– Я подвезу тебя домой, – произнёс он.

Кейтлин улыбнулась одним краешком рта.

– Пойдём. Я люблю ходить пешком.

И снова секундная растерянность в глазах, от которой на сердце почему-то станло тепло. Кейтлин была почти уверена, что в этих глазах не так часто можно увидеть признаки слабости, но она точно их уже видела – и это было настоящее. Более живое, чем сухие строчки учебников и фотографии старых камней.

– Пошли, проводишь меня.

– До самого Ист Энда? – мужчина поднял бровь.

– Ну да. Здесь немногим больше часа пешком.

Незнакомец усмехнулся.

– Пойдём.

Больше не говоря друг другу ни слова они вышли на людную улицу,. Кейтлин лишь слегка касалась незнакомца плечом, но от этого малюсенького прикосновения по телу разливалось тепло. Не было того чувства, которое Кейтлин испытывала всякий раз, если её касался чужой. Молчание, повисшее между ними, действовало успокаивающе.

– Как тебя зовут? – спросила Кейтлин, когда они уже двигались вдоль реки.

– Ты сказала, что не будешь ни о чём спрашивать, – напомнил тот.

– Перестань, – Кейтлин резко шагнула вперёд и, развернувшись, остановилась, перекрывая таким образом дорогу спутнику. – Я же не спрашиваю твою фамилию или где ты живёшь.

Мужчина какое-то время молчал.

– Грег, – наконец сказал он.

– Грег, – повторила Кейтлин, пробуя имя на вкус. Было похоже, но всё равно немножко «не то». – Грегори? – когда она произнесла имя вслух, рассыпая по каждой клеточке искры мурашек по телу пронеслась волна пламени,.

– Грег! – резко отрезал тот.

В глазах его сверкнул огонь, который, Кейтлин была уверена, она тоже видела множество раз.

– Хорошо, – послушно подтвердила она и тут же обнаружила, что уголки её собственных губ ползут вверх.

– Что смешного? – произнёс мужчина резко.

– Ничего, – Кейтлин попыталась подавить улыбку, но та стала только шире. Она покачала головой и поспешно отвернулась к реке, силясь спрятать её в темноте.

– Что? – рука Грега накрыла её руку, пальцы до боли сжали локоть, заставляя повернуться и посмотреть на него. Обида поднялась внутри, но страха не было. Секунду они смотрели друг на друга, а потом Грег медленно убрал руку. – Прости.

– Ничего, – Кейтлин улыбнулась, но теперь в её улыбке не было прежней искренней радости. Она отвернулась к реке и попыталась успокоиться.

Грэг замер рядом, чуть касаясь её плеча своим.

– Красиво здесь, – произнёс он.

Кейтлин покачала головой. По другую сторону реки разгорались огни ночного города, кое-где виднелись рекламные щиты, и она знала, что многие в самом деле считают это красивым, даже рисуют – но только не она.

– Город – как уродливый нарост, – сказала она зло.

Грег приподнял бровь, но Кейтлин не заметила этого, потому что не смотрела на спутника.

– Ты предпочитаешь деревню? Не видел, чтобы ты рисовала село.

Он тут же замолк, а Кейтлин резко развернулась и наградила его торжествующей улыбкой.

– Ты знаешь, что я люблю рисовать.

Грег на секунду упрямо поджал губы.

– Ты сама сказала. Замки. И скалы.

– Про скалы я ничего не говорила.

Кейтлин секунду смотрела на него, но видя, что в глазах Грега замерло непробиваемое упрямство, протянула руку и примирительно коснулась его щеки кончиками пальцев. Щека у Грега была колючая, видимо, тот не брился с самого утра, а может и со вчерашнего дня. Но в ту секунду эти коротенькие иголки щетины показались Кейтлин самым настоящим, что только могло быть. Она зажмурилась, погружаясь в это ощущение с головой – первое настоящее ощущение за всю её жизнь, целиком и ещё на маленький кусочек состоящую из снов. Руку не хотелось убирать, но поверх кисти легла тёплая шершавая ладонь и чуть отвела её в сторону.

– Не надо, – сказал Грег. Без прежней резкости, почти просительно.

– Не буду, – машинально согласилась Кейтлин.

Она не была бунтарём, но и такого желания соглашаться со всем, что только будет ей сказано, до сих пор не замечала за собой никогда.

– Идём домой.

Кейтлин коротко кивнула. По коже мягким мехом прошлось это «домой», но вслух она ничего не сказала.

Они двинулись вниз по течению реки и на какое-то время замолкли. И только когда до лофта оставалось совсем немного, Грег поймал её за плечо и, остановив, заставил повернуться к себе лицом.

– Я не хочу, чтобы ты ходила в этот паб, – сказал он жёстко.

По спине Кейтлин пробежала волна мурашек, и по телу разлился огонь. Кейтлин закусила губу, заставляя себя успокоиться, и, чуть улыбнувшись, шагнула вперёд.

– Хорошо. Если ты покажешь мне другой.

– Исключено.

Грег отвернулся и, не прощаясь, двинулся прочь.

Глава 4

Вернисаж, мастер-классы и недолгие поездки в Дувр составляли всю её жизнь.

Вернисажей было три – по выходным она выставляла картины на Пикадилли, в понедельник и вторник – на южном побережье Темзы, в четверг и пятницу выезжала в центр, где рисовала портреты туристок за пятьдесят фунтов штука. Оставшийся – седьмой день – занимал Дувр.

Когда-то, когда Кейтлин только приехала в Лондон, ей казалось, всё, о чём она мечтает – это рисовать. Переносить на холст образы, которые роились в её голове: будь то сны или нечто иное.

Теперь, с наступлением осени, ей всё чаще казалось, что она хотела другого. Дорога из Вест Энда до Пикадилли, а затем полтора часа обратного пути – сорок минут, если ехать на метро – были огромной, тяжёлой рамой для слишком маленькой картины, которую она едва успевала нарисовать за день. Да и картина эта оставалась плоской, как ни старалась Кейтлин насытить её красками, и чем дольше она думала о причинах, тем больше понимала, что Рейзон, пожалуй, прав.

Ей не хватало возможности увидеть свои иллюзии глазами, коснуться рукой древних шершавых камней.

Раньше, до того как Кейтлин приехала в Лондон, они с семьёй почти каждый год  ездили в небольшие турне– и замки жили в ней, дышали, просились наружу.

Теперь, в Лондоне, сны потускнели, стали повторяться – и с каждым разом становились прозрачней, будто ускользали.

Зато теперь она всё чаще видела новый сон. Кейтлин не знала, можно ли отнести его к числу тех, что она видела прежде – ведь раньше ей тоже снился мужчина. Снились сильные руки, гулявшие по её телу, снились колдовские глаза, горевшие в темноте.

Теперь мужчина обрёл лицо.

Кейтлин видела его ясно, как наяву. Грег приходил к ней едва ли не раз в неделю, его руки были грубыми, но никогда не причиняли боли – только заставляли волны жара носиться по телу. Он входил в Кейтлин, и Кейтлин чувствовала его от и до, целиком, хотя никогда не касалась наяву.

Вся она была в этих снах как натянутая струна. Физическое, почти нестерпимое наслаждение, перетекало в пронзительную боль обречённости, которую Кейтлин наутро не могла осознать.

Она знала одно – Грег становился её наваждением, таким же, как прежде были замки, видимые ей одной. Грег вытеснял их из снов Кейтлин как завоеватель, чужой на этой земле – и в то же время родной.

Наяву же Кейтлин почти не видела его. Приходилось довольствоваться видениями, такими же короткими и эфемерными, как и сны – то мелькала в просвете домов чёрная тень, и Кейтлин казалось, что это Он, то взвизгивал мотор машины вдали – и Кейтлин дорисовывала в воображении чёрный Крайслер, который видела всего только раз.

Всё чаще домой она ходила пешком, потому что так у неё было на сорок минут больше – сорок минут времени, которые она могла представлять, что Грег идёт следом. Ловить всполохи теней в проулках и прислушиваться к таинственным звукам города – предрассветного и ночного. Заставлять себя верить, что это Его шаги.

Жажда становилась всё нестерпимее день ото дня, пока Кейтлин не подумала однажды, что сходит с ума.

Она остановилась на краю моста, сверху вниз глядя на Темзу и покачиваясь с носка на пятку. Вода манила, обещала охладить жар, пылавший в голове.

Кейтлин резко вскочила на парапет и замерла, вглядываясь вниз. Голова кружилась, но это чувство было настоящим, и она наслаждалась им, пьянела от него.

Потом запрокинула голову и посмотрела вверх. В первую секунду она не увидела звёзд – только бесконечный чёрный купол, опрокинувшийся на неё. Но стоило постоять так чуть-чуть, вглядеться внимательней – и купол начинал медленно кружиться, словно гигантское сито, открывая за собственной гранью холодные голубые огоньки.

Кейтлин почувствовала это вращение и скривила губы в усмешке, поняв, что теряет контроль над телом, улетает в эту бесконечную пустоту.

– Я прыгну! – крикнула она, и в эту секунду действительно верила, что прыгнет, оборвёт это всё одним шагом, избавится от необходимости просыпаться по утрам и видеть серое небо, затянутое смогом – а там, по ту сторону, может быть, снова увидит звёзды. —Слышишь, я прыгну, если не увижу тебя! – крикнула она громче и занесла ногу над пропастью, приготовившись шагнуть вперёд.

Она уже почти оторвалась от земли, когда сильные руки перехватили её поперёк туловища, и Кейтлин обнаружила себя прижатой к мужской груди. Заклёпки на куртке больно впивались в тело сквозь тонкую ткань рубашки, но даже это было правильным и родным.

– Не смей, – горячее дыхание коснулось уха, и по телу пробежала сладкая дрожь. Грег за её спиной тяжело дышал. Кейтлин ощущала близко-близко, как медленно и сильно бьётся его сердце, и этот ритм передавался ей самой.

– Тогда поговори со мной, – Кейтлин закрыла глаза и всем телом прижалась к его груди. – Будь со мной.

Грег уткнулся носом ей в волосы, и Кейтлин ощутила, как его горячее дыхание скользит по позвонкам на шее – от самого затылка к основанию спины. Возбуждение, нараставшее с самого первого прикосновения, становилось нестерпимым, и выплеснулось в какое-то новое, невозможно болезненное чувство, когда из-за спины прозвучало:

– Не могу.

– Это я не могу! – Кейтлин резко развернулась. Руки, державшие её, поддались неожиданно легко, и она обхватила Грега за плечи, провела пальцами вниз, едва ощущая его тело сквозь толстую кожу куртки, чтобы коснуться шеи и поймать лицо в ладони. – Это я без тебя не могу! Не могу… – закончила она уже совсем тихо. Взгляд Кейтлин наткнулся на чёрную, как небо, пропасть глаз. Она качнулась вперёд, впиваясь в губы Грега. Те оказались сухими и горячими. Мучительно долго – секунду или две – они не отвечали, и Кейтлин оставалось самой пробить их оборону, проникнуть внутрь рта Грега. Это было неправильно, «не то» и «не так», но она не знала, как ещё, а потом язык Грега рванулся навстречу, захватывая, устанавливая свою власть. Кейтлин застонала – всем телом прогибаясь навстречу, вжимаясь в горячее тело мужчины, чувствуя бедром напряжённый бугор под толстой джинсовой тканью.