355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Морин Джонсон » Исчезающая лестница » Текст книги (страница 1)
Исчезающая лестница
  • Текст добавлен: 26 октября 2020, 09:00

Текст книги "Исчезающая лестница"


Автор книги: Морин Джонсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Морин Джонсон
Исчезающая лестница

Посвящается всем Мудерино. SSDGM.

Maureen Johnson

THE VANISHING STAIR

Copyright © 2019 by HarperCollins Publishers

© В.М. Липка, перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

Где бы ты искал того, кого здесь нет?

Он всегда на лестнице, но не на ступени.

– Головоломка, обнаруженная на столе Альберта Эллингэма в день его смерти, 30 октября 1938 года

13 апреля 1936 года, 9 часов вечера

– Дотти кто-нибудь видел? – спросила мисс Нельсон, старшая воспитательница «Минервы», и оглядела всех в ожидании ответа на свой вопрос.

Хотя уже наступила весна, в горах все еще было холодно, поэтому обитатели коттеджа расположились в общей гостиной, поближе к камину.

– Может, она пошла к медсестре? – предположила Герти ван Куворден. – Надеюсь, с ее насморком что-нибудь сделают, а то она всех нас заразит. Мерзость какая. Я скоро встречаюсь с Асторами, и болеть мне нельзя.

Герти ван Куворден, вероятно, была самой богатой студенткой Эллингэмской школы; в ее генеалогическом древе присутствовали двое Асторов и один Рузвельт – факт, который она упоминала в разговоре каждый раз, когда для этого представлялась малейшая возможность.

– Гертруда, – с укором в голосе произнесла мисс Нельсон.

– Нет, правда, – ответила Герти, – сейчас, когда ее здесь нет, мы можем об этом сказать. Она просто ужасно шмыгает носом и вытирает его рукавом. Я понимаю, мы не должны относиться к ним иначе…

К «ним» означало к бедным студентам – без малого дюжине ребят, вполне способных за себя постоять, которых Альберт Эллингэм собрал и включил в свою маленькую игру, решив смешать состоятельных и неимущих.

– Вот и не относись, – сказала мисс Нельсон.

– Нет, я понимаю, она, конечно, подает надежды

Не то слово. Дотти Эпштейн заткнет за пояс среднестатистического профессора.

– …Но это ужасно. Я лишь хочу сказать, что…

– Гертруда, прекрати, – устало молвила мисс Нельсон.

Герти презрительно отвернула нос и переключила внимание на номер журнала «Фотоплей», который как раз читала.

Фрэнсис Жозефина Крейн, вторая богатейшая студентка Эллингэмской академии, сидевшая у камина с противоположной стороны, подняла глаза. Устроив себе гнездышко из лежащего на коленях пледа из шиншиллы, она без конца заглядывала то в учебник по химии, то в последний номер журнала «Настоящий сыщик», не забывая при этом наблюдать за происходящим.

Как и Герти, Фрэнсис приехала из Нью-Йорка. Она была шестнадцатилетней дочерью Луиса и Альбертины Крейн, владельцев «Муки Крейн» («Излюбленная в Америке! Чтобы выпечка не стала мученьем, покупай муку “Крейн”!»). Ее родители близко дружили с Альбертом Эллингэмом, поэтому, когда он открыл академию и ему понадобились новые ученики, Фрэнсис отправили в Вермонт на машине с личным шофером, сопроводив целым фургоном чемоданов, набитых всеми мыслимыми предметами роскоши. Здесь, в Вермонте, с его снежными буранами и комфортным соотношением между неприлично богатыми и заслуженно бедными, вопрос с Фрэнсис в той степени, в какой в этом были заинтересованы ее родители, был решен. Но самой девушке, мнения которой на сей счет никто не спросил, было не очень комфортно.

Фрэнсис, давно взявшая себе за правило разговаривать с прислугой, знала, что, если номинально Герти и могла состоять в родстве с Асторами и Рузвельтами, ее биологическим отцом был красавец бармен из казино в Центральном парке. В этом заведении богатые и скучающие светские леди любили собираться после обеда, потягивая горячительные напитки… и, вероятно, занимаясь другими делами. Ни сама Герти, ни ее отец об этом не знали. Это была крупица информации, которую Фрэнсис в ожидании подходящего момента припрятала в кармане.

Для такого рода вещей подходящий момент наступал всегда. Фрэнсис была достаточно богата и умна, чтобы ей наскучило обладание благами. Ей нравились тайны. Лишь тайны имели истинную цену.

– Так никто не видел Дотти? – повторила свой вопрос мисс Нельсон, бесцельно теребя пальцами серьгу с бриллиантами. – Надо, пожалуй, кого-нибудь позвать и попросить сходить в библиотеку. Скорее всего, она уединилась там и перестала обращать внимание на время.

Фрэнсис знала, что Дотти Эпштейн в библиотеке нет. За несколько часов до этого она видела, как та поспешно направлялась в лес. Дотти была созданием странным и эфемерным, неизменно старавшимся улизнуть куда-нибудь и почитать. Фрэнсис ничего не сказала, потому как не особо любила отвечать на вопросы и уважала право девочки прятаться, если ей так больше нравилось.

Наверху, в комнате мисс Нельсон, зазвонил телефон. Она поднялась, чтобы ответить. То ли из-за несносного тумана, то ли потому, что Дотти обычно так долго не задерживалась, но у Фрэнсис по какой-то причине возникло острое предчувствие, что что-то должно произойти. Она закрыла вложенный в книгу журнал и встала со стула.

– Эй, если ты идешь в свою комнату, дай мне твой плед, – сказала Герти, – мне что-то неохота идти за своим.

Фрэнсис сгребла одной рукой шиншиллу и, проходя мимо, бросила ее Герти. Затем по темному коридору прошла в ванную в башне. Закрыла дверь, сняла туфли с носками и аккуратно встала на стульчак, используя его в качестве возвышения, чтобы взобраться на подоконник. Там ее положение было шатким: ширины холодного мраморного порожка хватало лишь для половины ее ступни, и стоило ей потерять равновесие, как она тут же упала бы и разбила голову если не о пол, то об унитаз. Ей пришлось ухватиться пальцами за оконную раму и прижаться к стеклу. Но это позволило дотянуться до небольшой отдушины под потолком, через которую можно было подслушивать приглушенные телефонные разговоры на втором этаже. Обратив к потолку ухо, Фрэнсис уловила отдельные слова мисс Нельсон, и ее внимание тут же привлек тон ее голоса: выше обычного и тревожный.

– О боже, – сказала она, – о боже, когда…

Мисс Нельсон не любила драматизировать. Она была женщина ухоженная, привлекательная, спокойная и представляла определенный типаж – выпускницы колледжа Смит[1]1
  Колледж Смит – частный женский гуманитарный колледж в Нортгемптоне, штат Массачусетс. Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть]
, преподававшей биологию. Она обладала шелковистыми каштановыми волосами, всегда носила дорогие с виду сережки с бриллиантами, но в остальном лишь чередовала одни и те же немногочисленные наряды. Подобно всем другим, кто работал и преподавал в школе Эллингэма, она была талантлива и умна.

Однако сейчас в ее голосе звучал страх.

– Но полиция… да. Я поняла.

Полиция?

– Увидимся, когда девочки лягут спать. Я сейчас велю им расходиться. Скоро буду.

Трубку с грохотом положили обратно, Фрэнсис соскользнула со своего насеста и к тому моменту, когда пришла мисс Нельсон, уже вернулась в общую гостиную. Воспитательница старалась выглядеть непринужденно, но не могла поделать ровным счетом ничего ни с пронзительным, тревожным блеском в глазах, ни с прилившим к лицу румянцем. Она подошла к двери и задвинула тяжелый железный засов. У нее едва заметно дрожали руки.

– Пора спать, девочки, – сказала она.

– А где Дотти? – спросила Герти.

– Ты была права. Сегодня она переночует в медицинском кабинете, у медсестры. А теперь в кроватки и спать.

– Но ведь сейчас только без пяти десять, – возразила Аньес Ренфельт, – я хотела послушать одну программу.

– Радио можешь послушать и у себя в комнате, – сказала мисс Нельсон.

Фрэнсис пошла в свою комнату № 2 в конце холла. Переступив порог, она сняла платье, переоделась в черные шерстяные брюки и серый лыжный свитер, взяла из верхнего ящика письменного стола свечу и коробок спичек, положила в карман, села на пол у двери, прижалась к ней ухом и замерла в ожидании.

Часа через два Фрэнсис услышала, что мисс Нельсон прошла мимо ее комнаты. Слегка приоткрыв дверь, она увидела, что воспитательница направилась к лестнице в конце холла. Девушка взглянула на светящиеся стрелки своих часов и для верности решила дать ей десять минут форы.

Когда они истекли, Фрэнсис вышла из комнаты и пошла к винтовой лестнице в конце холла. Она обогнула круговые ступеньки и подошла к стене за ними. Та выглядела прочной, но однажды ночью, шпионя в холле за мисс Нельсон, Фрэнсис обнаружила, что в ней таится секрет. Чтобы разгадать трюк со ступеньками, девушке понадобилось несколько недель, но в конечном счете она поняла: если нажать в нужном месте, внизу выскочит небольшой шпингалет. Стоило за него потянуть, и перед тобой открывался небольшой дверной проем. Пространство внутри напоминало крохотную пустую кладовку. Но, присмотревшись внимательнее, внизу можно было заметить небольшой люк. Сегодня он остался открытым. Обычно мисс Нельсон была достаточно осторожной для того, чтобы его за собой закрывать.

За люком в сырой земле зияла темная дыра со стремянкой, уходившей, казалось, в никуда. Когда Фрэнсис впервые решила по ней спуститься, ей понадобилось все ее мужество. Теперь она научилась ее чувствовать, знала, как легче погружаться во мрак внизу, осторожно ступала на каждую перекладину носочками, а на пяточки опускалась, только достигнув земли.

Когда девушка оказалась у основания лестницы, перед ней открылся узкий проход, прорубленный в грубом, необработанном камне. В ширину по нему мог пройти только один человек, в высоту он только немного превышал ее рост и напоминал Фрэнсис могилу, впрочем, не вызывая неприятных ассоциаций. Она сумела поднять руку и зажечь свечу. Пространство вокруг наполнилось серным запахом спички, девушку окружил небольшой нимб света.

Она двинулась вперед.

В ЭЛЛИНГЭМСКОЙ АКАДЕМИИ ПРОПАЛ ЕЩЕ ОДИН СТУДЕНТ, ВОЗМОЖНО, ПРИЧАСТНЫЙ К СМЕРТИ ХЕЙЗА МЕЙДЖОРА; ВЕДУТСЯ ПОИСКИ

ЭКСКЛЮЗИВНАЯ ПРАВДА ОТ БАТТ 

15 октября

В расследовании смерти звезды YouTube Хейза Мейджора наметился значительный прогресс. Большинство читателей знают, что Мейджор, прославившийся своим популярным шоу «Конец всего», умер, снимая видеоролик о похищении и убийствах по делу Эллингэма в 1936 году. Работая в одном из тоннелей, он вдохнул смертельную дозу углекислого газа.

Хотя полиция объявила гибель Хейза Мейджора несчастным случаем – в результате использования чрезмерного количества сухого льда для получения сценического тумана, – закрыт ли в действительности этот вопрос? Бесстрашная студентка Эллингэмской школы, детектив по имени Стефани (она же Стиви) Белл начала собственное расследование. В ряды учащихся этого учебного заведения ее приняли в качестве эксперта по делу о похищении, совершенном в 1936 году. Она убедилась, что Мейджор в том тоннеле не пользовался сухим льдом и что в действительности его убил другой человек, случайно либо преднамеренно. Более того, она пришла к выводу, что серии «Конца всего», ставшие хитами, вопреки его утверждениям, писал совсем не он.

Белл подошла к вашему корреспонденту и попросила показать фотографии, сделанные в тот день, когда погиб Мейджор. Опираясь на содержащиеся в них сведения, Белл обвинила свою однокашницу Элемент Уокер в том, что именно она писала сценарий шоу «Конец всего», а потом сыграла определенную роль в его смерти. Когда в коттедже «Минерва», где жили Мейджор, Уокер и Белл, вспыхнул конфликт, в ситуацию вмешалось руководство школы. Всех остальных студентов из этого коттеджа перевели в Гранд-Хаус Эллингэма.

Последующие события были неожиданны и непостижимы.

Источники, присутствовавшие в тот вечер в Гранд-Хаусе, утверждают, что руководство школы задало Элемент Уокер ряд вопросов, но потом решило прекратить, чтобы посоветоваться с адвокатами и обратиться в правоохранительные органы. Уокер заперли в бывшем кабинете Альберта Эллингэма и выставили у двери дежурных. Когда ее открыли вновь, Уокер внутри не было, и с тех пор ее никто не видел. По некоторым сообщениям, она воспользовалась потайным ходом в стене и бежала.

Ваш корреспондент обязан спросить: куда Элемент Уокер могла пойти ночью, без предварительной подготовки, без припасов, без телефона и автомобиля? Эллингэмская академия расположена далеко в горах. Как она смогла выбраться? Может, ей помог кто-то из школы? Откуда она узнала о потайном ходе? Была ли она действительно причастна к смерти Мейджора или же убежала, запаниковав?

После ее исчезновения в этом нескончаемом деле возникло еще больше вопросов.

Оставайтесь с «Правдой от Батт», вас ждут новые эксклюзивные сообщения о развитии событий.

Глава 1

В Питтсбурге и его окрестностях об Эллингэмской академии Стиви Белл больше всего напоминало кафе «Фанки Манки». Оно представляло собой реликт 1990-х годов с вывеской, начертанной полоумными праздничными буквами. Его стены были окрашены в яркие первородные цвета, каждая отличалась собственным оттенком. В этих стенах в среднем темпе звучал обязательный для кафешек саундтрек в виде гитарных переливов. Повсюду – увеличенные фотографии кофейных бобов, комнатные растения, шаткие столы, за которыми полагалось сидеть, и огромных размеров чашки. Ни одним из этих признаков ее предыдущая школа не отличалась.

Здесь, как и в Эллингэмской академии, ей нравилось то, что это не ее дом, и, когда она сюда приходила, ее никто не беспокоил.

На этой неделе она каждый день приходила в кафе, заказывала самую маленькую чашечку самого дешевого кофе и уносила ее в небольшую душную нишу с красными стенами в дальнем углу заведения. Там было неопрятно и темно, столы шатались, а их поверхность всегда немного липла. Эту комнатку все избегали, и именно поэтому Стиви в ней так нравилось. Теперь она превратилась в ее офис, где девушка проделывала самую важную работу. Если бы она попыталась заняться ею дома, могли бы войти родители. Здесь же она была на людях, но в действительности до нее никому не было дела, ее даже никто не замечал.

Стиви надела наушники, но музыку включать не стала: ей требовалась приглушенная тишина. Потом поставила на стол рюкзак, молнией к себе, и открыла его. Для начала вытащила пару нитриловых перчаток, купленных в аптеке CVS в день возвращения. На данном этапе эта предосторожность могла оказаться излишней, но хуже от нее тоже не будет. Она их натянула, испытав приятное чувство, залезла обеими руками в рюкзак и достала с самого дна маленькую потертую жестяную баночку из-под чая.

Баночка эта была слишком ценной, чтобы оставлять ее дома. Когда находишь предмет исторической значимости, его лучше держать при себе. Где бы ни была Стиви, она всегда оставалась с ней: днем – запертая в шкафчике, дома – засунутая в сумку. Подальше от посторонних глаз. Время от времени девушка нащупывала бугор на рюкзаке, в том месте, где лежало ее сокровище, чтобы убедиться, что оно в безопасности.

Баночка была квадратной и красной, в нескольких местах зазубренной и по краям немного поржавела. На ней красовалась надпись: «Пакетики чая “ОЛД ИНГЛИШ”». Стиви открыла крышку. Та немного застряла, поэтому ее сначала пришлось подергать в разные стороны. Из нее девушка извлекла: белое перо, лоскут украшенной бисером ткани, потертый золотистый патрончик с мумифицированными останками красной губной помады, крохотную эмалированную коробочку для пилюль в форме башмачка, несколько листов из блокнота, черно-белые фотографии и незаконченный набросок стихотворения.

Эти заурядные предметы были первыми реальными уликами, появившимися в деле Эллингэма за восемьдесят с лишним лет. И в тот момент, когда Стиви их обнаружила, ее грезы о пребывании в основанном им учебном заведении рассыпались в прах.

Эллингэмская академия. Ее бывшая школа. Та самая Эллингэмская академия, куда она так мечтала попасть. И где пробыла совсем недолго. Та самая Эллингэмская академия, которая теперь стала прошлым.

В Питтсбурге никто толком не понял, что с ней там произошло. Все знали лишь, что она уехала в какую-то знаменитую школу, что позже там погиб парень, знаменитость YouTube, и что несколько недель спустя девушка вернулась домой.

Первым шагом на пути, который привел к тому, что ей пришлось уйти из школы, действительно стала смерть Хейза Мейджора. Но человека, подтолкнувшего родителей Стиви Белл забрать дочь из Эллингэмской академии, звали Жермена Батт, причем сделала она это совершенно случайно.

В школе у каждого был свой конек, для Жермены Батт такой слабостью стала журналистика. До смерти Хейза у нее был скромный сайт с небольшим количеством фолловеров. Но если ты избрал своим ремеслом новости, то смерть – замечательный бизнес. Не зря же говорят, «как кровь, так сразу на первую полосу». (Так говорят… Сама Стиви не была в этом уверена… Просто так говорят, и все. Это значит, что мрачные, кровавые, жуткие истории всегда выходят на первый план, и именно поэтому новости всегда скверные. Когда все хорошо, окружающим наплевать. Между словами «новости» и «плохие» всегда стоит знак равенства.)

Доконавший Стиви репортаж вышел через день после того, как она схлестнулась с Элемент Уокер по поводу создания шоу «Конец всего». Она знала, что Элли забрала компьютер Хейза и спрятала его под ванной в коттедже «Минерва». Знала и то, что Хейз не мог быть человеком, использовавшим пропуск, чтобы получить сухой лед, впоследствии его убивший. Шоу, сделавшее его знаменитым и обещавшее обернуться для него контрактом с киностудией, тоже писал не он. Это сделала Элли.

Вот что Стиви пыталась в ту ночь всем рассказать. Элли обвинили: сначала в «Минерве», потом в Гранд-Хаусе. А она исчезла из запертой комнаты. Неожиданно и без всяких объяснений. Фьють – и все. Прошла через стены кабинета Альберта Эллингэма, потом по потайному ходу и… улизнула. Неизвестно, куда.

Школа об этом не сообщала. Официально Элли ни в чем не обвиняли. Ее считали студенткой, сбежавшей из закрытого учебного заведения. Проблема лишь в том, что после смерти Хейза родители Стиви подписались на оповещения Google обо всем, что касалось Эллингэмской школы, и именно поэтому им на глаза попался пост блога «Правда Батт» о том, что Стиви расследовала гибель парня, в то время как потенциальный убийца разгуливал на свободе. Через два часа после выхода материала Жермены у Стиви зазвонил телефон, а через десять папа с мамой уже с ревом мчались по подъездной дорожке к Эллингэмской академии вопреки правилу о запрете посторонних автомобилей. Вечер выдался слезливый; весь обратный путь до Питтсбурга Стиви молча и непрерывно плакала, глядя в окно, пока не уснула. В следующий понедельник она вернулась в старую школу, где ее поспешно включили в какой-то класс.

Весь фокус сводился к тому, чтобы не думать слишком много об Эллингэмской школе: о зданиях, запахе, воздухе, свободе, приключениях и людях…

О людях – особенно.

Она могла отправлять сообщения друзьям: Джанелль и Нейту. В основном Джанелль. И именно Джанелль чаще всего их ей присылала, спрашивая, как она. Стиви могла отвечать только на каждое третье-четвертое, ведь писать ответ означало думать о том, как ей не хватало встречать Джанелль в холле, в общей гостиной, видеть по другую сторону стола. Как не хватало осознавать, что ночью, когда они спали, подруга была через стенку – та самая Джанелль, которая пахла лимонами или апельсиновым цветом и повязывала голову одной из дюжины цветных косынок, чтобы уберечь волосы, когда работала с промышленным оборудованием. Джанелль создавала небольших роботов наряду с другими устройствами и теперь мастерила какое-то мудреное устройство для конкурса Гольдберга. Из ее сообщений было ясно, что после отъезда подруги она проводила много больше времени в мастерской и намного серьезнее сблизилась с Ви Харпер-Томо. Джанелль жила полнокровной жизнью, желая, чтобы в ней присутствовала и Стиви, а та испытывала в душе холод, была далеко, и здесь, в этом торговом центре с рестораном быстрого питания «Сабвей», в сигаретно-пивной кафешке «Фанки Манки», ей все казалось бессмысленным.

Но у нее сохранилась жестяная баночка из-под чая, и пока она у нее была, было и дело Эллингэма.

Эту вещицу Стиви нашла в комнате Элли незадолго до ее побега. Установить ее возраст удалось по фотографиям в Интернете: она появилась на свет примерно между 1925 и 1940 годом, когда такой чай был популярен и продавался на каждом углу. Перо было дюйма четыре в длину и выглядело так, будто раньше украшало предмет одежды. Ярко-голубой лоскут ткани, обтрепавшийся по краям, украшали серебристые, синие и черные бусинки. Еще одна вещица на свалку. Сбоку на помаде красовалась надпись «КИССПРУФ» – надо же, с такой помадой можно было целоваться. Ее использовали, хотя и не до конца. Единственной стоящей вещью казалась лишь коробочка для пилюль – всего чуть больше двух дюймов в длину и пустая.

Об этих четырех предметах Стиви думала как об одном целом. Это были личные принадлежности, имевшие отношение к одежде или украшениям. Помада и коробочка для пилюль могли представлять определенную ценность. Скорее всего, они принадлежали женщине и представляли для нее что-то сокровенное. И что-то значили для того, кто сложил их в коробочку.

Следующие две находки, вероятно, были намного важнее. Во-первых, несколько фотографий парочки, изображавшей из себя Бонни и Клайда. Стиви смотрела на них, пока у нее не помутнело в глазах. Брюнетка со стрижкой боб. Парень внешне напоминал поэта лорда Байрона, фотографии которого ей как-то пришлось гуглить. Парень с девушкой написали о себе стихотворение. Но кто они были? Проблема заключалась в том, что списков первых студентов Эллингэмской академии в Интернете не обнаружилось. Их имена ничего не значили – они никогда не имели к делу отношения. Поэтому о них никто ничего не печатал. Стиви обыскала весь Интернет и проштудировала ветки всех форумов, которые посещала в связи с этим делом. Сразу после совершенных преступлений и в последующие годы несколько студентов заявляли о себе, давая показания или интервью. Одной из тех, кто мелькал больше всех, была Гертруда ван Куворден, светская девица из Нью-Йорка, объявившая себя лучшей подругой Дотти Эпштейн. После похищения она неделями давала слезливые интервью. Во всем этом не было ровным счетом ничего полезного, чтобы идентифицировать персонажей на фотографиях.

Потом еще присутствовало стихотворение. Далеко не лучшее. И даже не дописанное до конца.

Баллада о Фрэнки и Эдварде

2 апреля 1936 года

 
У Фрэнки и Эдварда было всего
В достатке, чего уж роптать.
Золота горы и серебро.
Но оба любили играть.
И оба хотели всю правду сказать.
Не кланялись ни одному королю
Фрэнки и Эдвард в ноги.
Любви и искусству всю жизнь свою
Они посвятили в итоге.
И свергли того, кто правил страной,
И взяли
Король был ловкач, балагур и шутник.
Хотел он игрой управлять.
И жил на холме, там замок воздвиг,
Чтоб в замке прекрасном играть.
И сделали Фрэнки и Эдвард свой ход.
Теперь все совсем по-другому пойдет.
 

Стиви плохо разбиралась в поэзии, но зато понимала в настоящих преступлениях. Бонни Паркер, знаменитая злодейка 1930-х годов, которую изображала из себя на фотографиях Фрэнки, тоже писала стихотворения, в том числе и то, что ее прославило, – «История самоубийцы Сэл», о женщине, полюбившей гангстера. Именно оно, похоже, в случае с Фрэнки стало образцом для подражания. В опусе Фрэнки, казалось, присутствовал ряд намеков на Альберта Эллингэма – игра, король-балагур, живший на холме. И в стихотворении Фрэнки и Эдвард что-то такое сделали, но вот что конкретно, не говорилось ни слова.

Чтобы выяснить хоть что-то об Эдварде и Фрэнки, оставалось только одно. Стиви неоднократно читала полицейские допросы разных фигурантов дела, собрав их в электронную книгу на своем телефоне. Она давно отметила раздел, в котором Леонард Холмс Нейр, знаменитый художник, гостивший у Эллингэмов в момент похищения, описывал некоторых студентов:

Л. Х. Н.: Да, они здесь постоянно слоняются туда-обратно. Знаете, Альберт открыл эту школу и сказал, что собирается наполнить ее вундеркиндами, но добрая половина из них – всего лишь дети его друзей и порой не самые сообразительные. Со второй половиной вроде все в порядке. Если честно, здесь есть несколько студентов с искрой. Мальчик и девочка, забыл их имена. Они кажутся парочкой. У девочки волосы цвета воронова крыла, а мальчишка немного смахивает на Байрона. Увлекаются поэзией. У них светятся глаза. Девочка спрашивала меня о Дороти Паркер, что я расценил как обнадеживающий знак. Мы с Дороти друзья.

Стиви ничуть не сомневалась, что Леонард Холмс Нейр описал студентов, изображенных на фотографиях.

Как бы там ни было, важнейший ключ хранился в этих снимках – точнее, где-то рядом.

У нее зажужжал телефон. Пришло сообщение от мамы: «Где ты?»

«Иду домой».

«Давай быстрее», – ответила родительница.

Было только четыре часа. В Эллингэмской академии время принадлежало только самой Стиви и больше никому. Когда и что есть, когда и что учить, чем заниматься в промежутке между занятиями… – все это она всегда решала сама. И никто не заглядывал ей через плечо. Но теперь она вновь оказалась в кругу семьи. Девушка допила кофе и аккуратно сложила находки в железную коробочку. Потом опять надела на голову наушники и пошла дальше домой. Близился Хеллоуин, поэтому каждый магазин и дом хвастался если не тыквой, то осенним флажком. В воздухе еще витало воодушевление позднего лета, пока не набросились холода и не сгубили все на корню.

Зима здесь будет невыносимой.

У нее затренькал телефон. Стиви отвечала только на вызовы родителей и Джанелль, поэтому удивилась, увидев номер Нейта. Он звонить не любил.

– Дай-ка я сейчас угадаю, – сказала она, нажав кнопку соединения, – ты сейчас что-то пишешь.

Нейт Фишер был писателем. По крайней мере, все думали именно так.

В возрасте четырнадцати лет он написал книгу под названием «Хроники яркой луны». Начиналось все как хобби. Потом, по мере того как он стал выкладывать фрагменты своего романа в Интернете, он стал набирать популярность, пока у него не появилась целая толпа фанатов, а Нейт не превратился в публикуемого автора. Он даже отправился в тур, представляя свою книгу, и засветился в нескольких утренних телешоу. И в Эллингэмскую академию тоже попал на волне этих достижений. У Стиви сложилось впечатление, что ему нравилось там по той же причине, что и ей: школа располагалась в глуши, и там его все оставили в покое. Дома же он был «тот самый» ребенок-писатель. Повышенное внимание со стороны публики ему не нравилось. Из-за социофобии каждое публичное мероприятие с его участием превращалось в кошмар. Эллингэмская академия стала спрятанным в горах убежищем, где он оказался среди тех, кто тоже занимался странными вещами. Одна беда: ему полагалось написать второй том, а писаться этот второй том не хотел. Все существование Нейта сводилось к тому, чтобы уклоняться от написания второй книги «Хроник яркой луны».

Стиви подозревала, что по этой самой причине он ей и позвонил.

– Дела идут неважно? – спросила она.

– Ты даже не представляешь, какой жизнью я живу.

– Что, так плохо?

– Как думаешь, в книге должна быть середина? – спросил он.

– Мне кажется, что середина – это то, что происходит в середине, – ответила Стиви.

– А что, если у меня есть только начало, где я рассказываю тебе обо всем, что произошло в первой книге, прибегая к всевозможным уверткам типа найденных свитков, разговоров и пьяных бардов в таверне, которые рассказывают очередному путнику эту историю, а потом типа две сотни страниц вопросительных знаков и я объясняю, где дракон?

– А поцелуйчики там есть? – спросила она.

– Ненавижу тебя.

– Ты что, не можешь ничего написать?

– Скажем так: мне надо было, чтобы Яркая луна с чем-то боролась, но единственное, что я смог придумать, – это Пульсирующий Норб. Что-то вроде дрожащей стены. Кроме трясущейся стены, названной Пульсирующим Норбом, на этой неделе мне в голову больше не пришло ничего. Ты должна вернуться обратно и прикончить меня.

– Если бы я только могла… – произнесла Стиви, нажимая кнопку светофора, чтобы перейти дорогу. – Как же мне хотелось бы познакомиться с Пульсирующим Норбом.

– Как ты там? – спросил он.

– То же самое. Родители все такие же, школа тоже остается школой. Раньше я даже не сознавала, как в ней воняет кафетерием и горячими помоями. Эллингэмская академия вся… в лесах.

Призвав чувственную память, Стиви ощутила, что ее прострелила боль, будто кто-то ударил кулаком под дых.

– Как ребята? – быстро спросила она.

– Э-э-э… Джанелль с головой ушла в любовь и свои всемогущие железки. А Дэвид, думаю…

Ага, он что-то там думает о Дэвиде. Нейт взял паузу и молчал достаточно долго для того, чтобы Стиви поняла: это неспроста. Большую часть фактов о том, что Стиви и Дэвида Истмана что-то связывало, знала только Джанелль. Дэвид был докучливым богатым мальчишкой, неряшливым и трудным. Какими бы способностями он ни обладал, – а у него явно был талант к компьютерному программированию, – ему удавалось скрывать их от школы и окружающих. В число его предпочтений входили компьютерные игры, склонность прогуливать уроки и нежелание говорить о прошлом…

А еще Стиви.

Джанелль знала, что Дэвид и Стиви несколько раз целовались и обжимались. Нейт, похоже, догадывался; подробностей он знать не хотел, однако все было очевидно. Но кое-чего о Дэвиде не знали ни Джанелль, ни Нейт. Того, что Стиви держала при себе. О чем нельзя было говорить.

– Так что Дэвид? – спросила Стиви, стараясь не особо выказывать свой интерес.

– Ничего. Думаю, я должен идти…

Стиви подозревала, что Нейт собрался уходить не потому, что ему надо писать, – просто этот разговор по телефону стал самым продолжительным за всю его жизнь, по крайней мере, из добровольных.

– У моих родителей в ванной висит девиз, который, на мой взгляд, все обобщает, – сказала Стиви, – он гласит: «Верь в себя». Ты когда-нибудь думал поверить в себя? Могу прислать тебе эту фразу на фотке с закатом. Как думаешь, поможет?

– Пока, – сказал он, – хуже тебя никого нет.

Стиви улыбнулась и сунула телефон в карман. У нее все еще болела душа, но теперь уже чуточку меньше. Она вздернула подбородок и зашагала твердым, решительным шагом. Где-то писали, что походка человека может влиять на его внутреннее состояние, принимая форму того, чем ему хочется быть. Агенты ФБР ходят решительно. Детективы высоко держат голову и водят глазами по сторонам. Стиви крепко схватилась за лямки рюкзака, чтобы немного выпрямиться. Ее не сломить. Она пошла быстрее и чуть не вприпрыжку побежала по осыпавшейся бетонной дорожке к дому, привычно отвернувшись от поблекшего от непогоды баннера «КИНГА В СЕНАТ», все еще красовавшегося на их лужайке, хотя с момента выборов прошел уже год.

– Привет, – сказала она, сняв с головы наушники, повесив их на шею и стащив куртку, – я решила немного прогуляться…

У них, похоже, был гость.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю