Текст книги "Цацики и вселенная"

Автор книги: Мони Нильсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Ты – солнце, вокруг которого я вращаюсь

Иметь подружку оказалось довольно затруднительно, особенно если эта подружка – Мария Грюнваль. Она заявила Цацики, что если он срочно ничего не придумает, она от него уйдет.

А что он мог придумать? Цацики вздохнул. В кино они уже были. Может, сходить в «Макдоналдс»? А что, неплохая идея. Романтический ужин. Правда, без свечей. Когда Йоран с Мамашей устраивали романтический ужин, они всегда зажигали свечи.

Зато они с Марией могут вместо этого попрыгать в детской комнате с шариками. Цацики очень это любил. Они с Пером Хаммаром всегда заходили туда покувыркаться после школы.

– Иди-ка сюда! – проревела Мамаша и схватила его, когда он шел в свою комнату.

Она повалила его на пол, применив свою излюбленную пытку-щекотку – она щекотала его лицо кончиками волос, пока он не просил пощады.

– Отстань, – сказал Цацики. – Мне некогда сейчас играть. Я должен позвонить Марии Грюнваль.

– Мария Грюнваль, Мария Грюнваль, только о ней и слышу! – фыркнула Мамаша.

– Ты что, ревнуешь? – засмеялся Йоран.

– Нет, – ответила Мамаша. – Хотя да, ревную, – передумала она. – Мой сын уходит от меня.

– Я только позвоню, и всё, – сказал Цацики. – Я быстро.

– Да я не об этом, – сказала Мамаша. – Ты слишком быстро взрослеешь. Сперва я была для тебя солнцем, вокруг которого ты вращался, а теперь для меня почти нет места в твоей жизни. Это очень печально.

– Я могу немного повращаться вокруг тебя, и если хочешь, – предложил Йоран и поцеловал Мамашу.

Цацики воспользовался моментом и сбежал.

– Я придумал, – сказал он Марии, когда та сняла трубку.

– Что?

– Мы пойдем в «Макдоналдс».

– Только ТЫ И Я?

– Ага, – ответил Цацики. – Неплохо, да?

– Да, – согласилась Мария. – Когда?

– В субботу.

У Цацики в кошельке было пятьдесят крон. Кошелек он положил в задний карман брюк. Мария Грюнваль принарядилась. Она надела эластичные колготки и взяла сумочку.

– Что ты будешь? – спросил Цацики, когда они встали в очередь.

– Бигмак и картошку фри с кока-колой, – сказала Мария, склонив голову на бок. – То есть если у тебя, конечно, хватит денег.

Хватит денег? Похоже, она решила, что он будет ее угощать. С чего она взяла? Цацики достал кошелек и пересчитал деньги в надежде, что, пока они шли сюда, сумма удвоилась. Но денег больше не стало. В кошельке так и лежала жалкая бумажка в пятьдесят крон, которую дал и ему Йоран. А ведь, выходя из дома, он чувствовал себя таким богачом. Голодным богачом.

Теперь он чувствовал себя голодным бедняком.

– Бигмак и картошку фри с кока-колой, – пропищал он, когда подошла их очередь. – И еще отдельно большую картошку фри.

Он рассчитал, что на это ему денег хватит.

– Ты что, будешь только картошку? – удивленно спросила Мария Грюнваль.

– Да, я не голоден, – простонал Цацики, хотя желудок сводило от голода.

Они сели за столик в глубине зала. Мария Грюнваль в секунду заглотила свой бигмак. На подбородке у нее красовался майонез. Цацики медленно ел свою картошку и запивал водой. Воду давали бесплатно.

– Ну и вкуснятина! – Мария Грюнваль откинулась и отодвинула поднос. – Какой же ты милый. Ты самый милый из всех, с кем я встречалась.

– Мм, – ответил Цацики.

– Ты тоже должен сказать что-нибудь романтическое, – намекнула ему Мария Грюнваль.

Сказать что-нибудь романтическое! Глотая голодные слюни, Цацики посмотрел на майонез на ее подбородке. Он не испытывал никаких романтических чувств. Ему и Мария Грюнваль-то перестала нравиться. Он больше не любил ее.

– Ну, скажи что-нибудь.

Цацики ерзал на стуле. Он заметил, что тетеньки за соседним столиком смотрят на него. Так же выжидающе, как Мария Грюнваль.

– Ты солнце, вокруг которого я вращаюсь, – сказал Цацики и покраснел.

– Чего? – не поняла Мария Грюнваль.

– Ах, как красиво сказано, – заметила одна из тетенек. – Ты это сам придумал?

– Нет, Мамаша научила, – ответил Цацики. – Пойдем попрыгаем в детской комнате?

– Вот еще, какое ребячество, – фыркнула Мария Грюнваль.

– Ничего не ребячество, – сказал Цацики. – Это здорово.

– Я так не считаю.

– Ну и пожалуйста.

А потом они молчали. Цацики ничего не шло в голову. Марии Грюнваль тоже. Когда Цацики был с Пером Хаммаром, они болтали без умолку. С девчонками разговаривать было труднее. И веселиться тоже.

Цацики в четырнадцатый раз посмотрел на часы.

– Мне надо домой.

– Можно с тобой? – спросила Мария Грюнваль.

– Нет, к сожалению. К нам придут гости, – соврал Цацики.

– Ну спасибо за обед, – сказала Мария Грюнваль.

– Не за что, – ответил Цацики.

Всю дорогу домой он бежал. Голуби в ужасе разлетались в стороны, когда он на всех парах мчался по парку. Больше никогда в жизни он не пригласит девчонку на свидание. Это скучно и дорого. И сам потом остаешься голодным. Вернувшись домой, он сразу позвонит Перу Хаммару. Ему очень хотелось поиграть. В «лего» или в игровую приставку. Во что-нибудь очень детское.

С девчонками играть невозможно, с этим все ясно.

План Расмуса-Элвиса

Когда Цацики расстался с Марией Грюнваль, она ничуть не расстроилась. Она начала встречаться с Хесусом. А потом вдруг, в один прекрасный день, Цацики влюбился в Сару. Сперва она ему приснилась, а потом, на большой перемене, когда она прыгала со скакалкой, Цацики понял, что влюбился, хотя еще совсем недавно решил не связываться с девчонками.

Солнце играло в ее длинных светлых волосах. Они казались золотыми. Цацики хотелось подойти и дернуть ее за волосы, но он понимал, что так не делают. Поэтому он просто смотрел. Всю большую перемену.

– Ты безнадежен, – сказал Пер Хаммар. – Просто безнадежен.

– Это, наверное, весна, – ответил Цацики. – Весной все влюбляются и сходят с ума – так, во всяком случае, говорит Мамаша.

Весна уж точно повлияла на Расмуса-Элвиса – он стал еще более сумасшедшим. Цацики едва успел зайти в раздевалку, как Расмус-Элвис прижал его к стенке.

– Надо поговорить, – сказал Расмус-Элвис.

– Давай, – сказал Цацики.

– В следующий раз последнее занятие.

– Я знаю, – вздохнул Цацики и начал зашнуровывать ботинки.

– Поэтому я решил, что надо устроить прощальную вечеринку, – сказал Расмус-Элвис. – Ты, я и пара цыпочек.

– Цыпочек? – не понял Цацики.

– Ну, девчонок. Потанцуем, пообжимаемся. Грустно так просто расставаться.

Цацики догадывался, с кем Расмусу-Элвису было грустно расставаться. С Линдой, высокой девочкой в розовых лосинах. Расмус-Элвис был безумно в нее влюблен. Танцуя с ней, он особенно усердно тряс коленями.

– Почему бы и нет, – сказал Цацики. – Только я не умею обжиматься.

– Ничего, научишься. Я думал пригласить Линду. А ты кого?

– Сару, – ответил Цацики.

– Отлично. Тогда сегодня же поговорим с ними. А вечеринку устроим у тебя.

– У меня? – удивился Цацики. – Почему?

– Я далеко живу – сказал Расмус-Элвис. – Это слишком усложнит дело. Родителям придется всех отвозить, привозить и все такое. Лучше у тебя. Ты живешь близко.

– Ага, – только и смог сказать Цацики.

– Тебе надо просто купить чипсы и газировку. Музыку я принесу.

– О’кей, – согласился Цацики. – Но мне надо сначала спросить Мамашу.

– С этим ты справишься. Но не забудь, что вечеринка должна быть БП, а иначе бессмысленно.

– Что значит БП?

– Без предков, – пояснил Расмус-Элвис и хитро подмигнул.

– А, понятно, БП…

Мамаша не очень обрадовалась, когда Цацики представил ей план Расмуса-Элвиса.

– Ты же его почти не знаешь, – сказала она. – К тому же он намного тебя старше.

– Ему всего двенадцать, – возразил Цацики. – Ну что тут такого? Будем только я, он и пара цыпочек.

– Цыпочек? – взревела Мамаша.

– Ну, девчонок, другими словами, – объяснил Цацики.

– А то я не поняла, – презрительно усмехнулась Мамаша. – Только это не значит, что мой сын должен так называть девочек.

– Ну ты даешь! Ты что, шуток не понимаешь? Придут только Сара и Линда. Они хорошие, мы будем просто танцевать.

Цацики подумал, что про обжимания лучше не говорить.

– Ну пожалуйста! – Цацики сжал руки и посмотрел на Мамашу самым жалостным взглядом, на какой был способен. – Мы уже и девочек спросили…

– Ладно, я согласна.

– О, милая, добрая Мамаша! – Цацики бросился ей на шею. – Ты лучшая в мире мама, ты знаешь об этом?

– Да, – ответила Мамаша. – Знаю.

– Тогда ты должна понимать, что вечеринка будет БП, – вставил Цацики.

– БП! – закричала Мамаша, оттолкнув Цацики. – Ни за что!

– Ну пожалуйста!

– Нет, и даже не проси, – решительно заявила Мамаша.

– Тогда вы должны запереться в спальне, – сказал Цацики. – Обещай.

– Ладно, – вздохнула Мамаша. – Обещаю.

Расмус-Элвис разработал план обжиманий. Заключался он в следующем: во время игры в «правду или последствия» Цацики скажет Расмусу-Элвису поцеловать взасос Линду.

Сара, только Сара

– Вот и все, – сказал Расмус-Элвис и довольно потер руки.

– Я, во всяком случае, никого взасос целовать не собираюсь, – сказал Цацики, поежившись. – Фу, гадость какая!

Мамаша и Йоран приготовили напитки, расставили миски с попкорном, чипсами и конфетами.

– Красота, – одобрил Расмус-Элвис.

Расмус-Элвис принарядился. Он надел блестящую рубашку, а челку намазал гелем и уложил, как у Элвиса.

– Ну что, дальше вы справитесь сами? – обеспокоенно спросила Мамаша.

– Да, – сказал Цацики. – Уходите уже.

Девочки сели на диван, а Цацики и Расмус-Элвис – в кресла.

– Вы уверены, что должно быть так темно? – спросила Мамаша.

– Да! – крикнул Цацики. – Уйдите уже наконец!

Когда Мамаша и Йоран ушли, воцарилась тишина. Никто не знал, что сказать. Даже Расмус-Элвис, который обычно ни на секунду не замолкал. Он сидел и всё теребил, теребил уголки своего воротничка.

– Э-э… – мычал он. – Э-э…

Потом он взял горсть чипсов и начал старательно жевать.

От этой тишины и неловкости у Цацики вспотели ладони.

– За нас! – сказал он и поднял свой стакан.

– За нас! – хихикнули девочки.

Расмус-Элвис опустошил бокал и продолжил жевать. Ломтик за ломтиком чипсы стремительно исчезали у него во рту.

Ладони у Цацики вспотели еще сильнее. Казалось, где-то рядом бродят привидения. Слышался только хруст чипсов. Наверное, это была самая тихая в мире вечеринка.

– Кхе-кхе, – кашлянул Цацики. – Хотите, я поставлю какую-нибудь музыку…

– Да, давай, начнем уже наконец, – обрадовалась Линда.

Расмус-Элвис засунул руку в карман джинсов и достал кассету.

– Это Элвис, – пропыхтел он. – Я записал лучшие песни.

– Отлично, – сказали девочки.

Когда зазвучала знакомая музыка, под которую они занимались на танцах, все расслабились.

Расмус-Элвис стал наконец самим собой и лихо отплясывал с Линдой. Цацики танцевал с Сарой. Было очень приятно танцевать без учителя, который мог в любой момент сказать, что пора менять партнера. Сегодня Цацики будет танцевать только с Сарой.

«Сара, только Сара» – в голове у Цацики эти слова звучали как строчка из какой-то песни. Он бы очень хотел ее поцеловать, очень. Но вместо этого он закружил ее, и она весело рассмеялась.

Следующая песня была медленная. Все четверо снова уселись на свои места. Они ждали, когда зазвучит песня для буги. Но за ней снова последовала медленная песня, а потом еще одна медленная.

– Это часть плана, – прошептал Расмус-Элвис Цацики на ухо. – Надо разогреть их немного медленными танцами.

– A-а, понятно, – нервно пискнул Цацики.

– Э-э… может, потанцуем что-нибудь медленное? – предложил Расмус-Элвис, когда зазвучала пятая медленная песня. – От буги как-то слишком жарко.

– Давайте, – сказала Линда.

– О’кей, – прошептал Цацики.

– О нет! – воскликнула Сара и закрыла лицо руками. – На меня не рассчитывайте.

– Да ладно тебе, – сказала Линда, которая уже встала рядом с Расмусом-Элвисом. – Не глупи. Если ты не будешь танцевать, я тоже не буду.

– Давай же, детка, – умолял ее Расмус-Элвис, ухмыляясь, как Элвис. – Мы обещаем не смотреть.

– Ладно, – прошептала Сара и опустила руки. – Но только один раз.

Цацики сглотнул. Когда он обнял Сару, а Сара обняла его, от напряжения на верхней губе у него выступила испарина.

Танцевать медленный танец оказалось не сложно, нужно было просто стоять на месте и раскачиваться из стороны в сторону. Это было очень даже здорово.

Цацики и не подозревал, что будет так здорово, и что от Сары так приятно пахнет, и что от медленных танцев тело становится мягким и расслабленным.

Всю свою оставшуюся жизнь он будет танцевать медленные танцы. С Сарой, только с Сарой.

Правда или последствия

Цацики не знал, что «правда или последствия» – такая сложная игра. Можно было выбрать «правду» – и честно ответить на заданный вопрос, либо «последствия» – и выполнить задание, которое придумали для тебя другие игроки. Но кто же захочет говорить правду о довольно личных вещах, например, в кого ты влюблен, – особенно если этот человек сидит рядом? Цацики покраснел до ушей, когда ему пришлось отвечать, в кого он влюблен. Но Сара была счастлива услышать его ответ.

Линда, как выяснилось, оказалась сердцеедкой – у нее было тринадцать парней. Цацики просто не понимал, когда она это успела. Расмус-Элвис признался, что встречался с двадцатью семью девушками, но всем было ясно, что он врет.

Пока только Линда не побоялась выбрать «последствия». Ей надо было поцеловать того, кто ей больше всех нравится. Она, конечно же, выбрала Расмуса-Элвиса.

– В губы, – заявил Расмус-Элвис, ухмыльнувшись, как Элвис.

– Ты этого не говорил, – возмутилась Линда.

– Но имел в виду, – настаивал Расмус-Элвис. – Да-да.

В следующий раз, подумал Цацики, когда подойдет его очередь, он тоже решится. От одной мысли, что он поцелует Сару, у него по спине побежали приятные мурашки.

– Цацики, правда или последствия?

– Последствия, – ответил Цацики.

– Поцелуй Сару взасос, – нагло велел Расмус-Элвис.

– Ни за что! – закричала Сара и заползла под журнальный столик.

– Да ну тебя, идиот, – рассердился Цацики. – Это же ты собирался целоваться взасос с Линдой.

– Неправда, – Расмус-Элвис покраснел.

– Нет, правда, – настаивал Цацики. – Ты сам так сказал. Твой план обжиманий, ты что, забыл?

Расмус-Элвис глупо улыбался. Сара хихикала под столиком. Линда вызывающе смотрела на Расмуса-Элвиса, который нервно ерзал на кресле.

– Ну, вставай, – потребовала она.

– Э-э… – беспомощно мычал Расмус-Элвис. Казалось, он сейчас упадет в обморок.

– Хочешь, я сбегаю за водой, чтобы привести тебя в чувство? – хихикнул Цацики.

– Что, слабо? – спросила Линда.

– Да нет, – пролепетал Расмус-Элвис. – Только не при этих насмешниках.

– Ладно, пойдем в ванную.

Расмус-Элвис поднялся и на подкашивающихся ногах пошел за Линдой. Цацики и Сара прокрались за ними. Они приникли к двери, но ничего не услышали. Зато увидели, как в ванной погас свет.

«Наверное, при свете целоваться взасос невозможно», – рассудил Цацики. У него засосало под ложечкой лишь оттого, что он стоял за дверью и подслушивал. А что же чувствовал бедный Расмус-Элвис?

– Ну всё, дело сделано! – довольно заявил Расмус-Элвис, выходя из ванной. Вид у Линды тоже был довольный.

Ну и ну, вот два человека, которые только что целовались взасос. С ума сойти, а Цацики даже в щеку Сару не поцеловал. Потому что когда Линда сказала: «Поцелуй Сару», в комнату вошла Мамаша и сообщила, что за Сарой пришел папа. Вечеринка кончилась.

– Пока, старик, – сказал Расмус-Элвис и хлопнул Цацики по спине. – Это была лучшая вечеринка в моей жизни.

– И в моей тоже, – сказала Сара и нежно улыбнулась Цацики.

Пятница, тринадцатое

Пятницу тринадцатого мая Цацики не забудет никогда. Считается, что когда тринадцатое число выпадает на пятницу, это приносит несчастье. Для Цацики тот день был и счастливым, и несчастливым одновременно. Начался он очень даже неплохо.

Вернувшись с продленки, он обнаружил письмо. Мамаша приклеила его скотчем на зеркало в прихожей, чтобы Цацики сразу заметил его, как вернется. Письмо было от Сары, первое любовное письмо в жизни Цацики.

Посередине листа Сара нарисовала большое сердце, а внутри сердца написала:

«Привет, Цацики! Спасибо за вечеринку. Мне бы очень хотелось еще с тобой потанцевать. Целую, твоя Сара».

Она написала «твоя Сара». Это означало, что Сара была его девушкой, хотя они это вроде никак не оговаривали. Его девушка хотела еще с ним потанцевать.

Можно подумать, Цацики не хотел! Но если тебе девять с половиной, не так-то просто взять и начать танцевать медленный танец, когда тебе заблагорассудится. В школе, например, это не пройдет. Тебя сразу начнут дразнить.

А если тот, с кем ты хочешь потанцевать, еще и ходит на другую продленку, то встреча становится совсем уж невозможной. Тогда надо устраивать вечеринку, а это не так просто, к тому же каждый день вечеринку не устроишь. Выходит, им с Сарой оставалось только улыбаться друг другу при встрече.

Цацики вздохнул. Они могли бы спланировать новую вечеринку с Расмусом-Элвисом, но Цацики не знал ни его телефона, ни адреса.

Цацики предложил устроить вечеринку Перу Хаммару, но тот наотрез отказался. Он считал, что мальчишник куда веселее. Можно поиграть в футбол и в компьютерные игры.

Быть взрослым проще. Когда Мамаше с Йораном хотелось потанцевать, они просто включали музыку, и всё.

Сейчас Мамаша и Йоран были на кухне.

– Я боюсь, – донесся до Цацики Мамашин голос.

– Трусиха, – ответил Йоран. – Мы же должны знать.

– Знать что? – полюбопытствовал Цацики.

– Ничего.

Щеки у Мамаши горели.

– Ну скажи, – попросил Цацики.

– Иди сюда, – сказала Мамаша и притянула Цацики к себе. – Ты меня любишь?

– Конечно, люблю, – ответил Цацики. – Четыре раза вокруг Земли и обратно. Ты же знаешь.

– А по-твоему, я хорошая мама?

– Да, – сказал Цацики.

Он решил не заострять внимание на том, что в последнее время Мамаша постоянно ворчит и всем недовольна. Цацики чувствовал, что происходит что-то особенное. Мамаша была сама на себя не похожа.

– У нас будет ребенок, – сказал Йоран. – Во всяком случае, Мамаше так кажется.

– Что? – Цацики изумленно переводил и взгляд с Мамаши на Йорана. – Почему вы ничего не сказали?

– Мы точно не знаем, – сказала Мамаша и обеспокоенно на него посмотрела. – Как раз это мы сейчас и хотим проверить.

Караул, он станет старшим братом! У Цацики-Цацики Юхансона появится орущий младенец, который будет ломать его игрушки, глотать детали «лего» и спускать в унитаз пульт от телевизора. Так делала Бэббен, младшая сестра Пера Хаммара. Но она смешная, и от нее вкусно пахнет, когда она не ходит обкаканная.

– Здорово! – ответил Цацики.

– Ты правда так думаешь?

У Мамаши на глазах заблестели слезы, и она обняла Цацики так, что чуть не задушила его.

– Ну конечно, – ответил Цацики. – А почему я должен думать иначе?

– Не знаю, – сказала Мамаша. – Я очень боялась, что ты расстроишься.

– Почему? Ты что, перестанешь меня любить?

– Конечно, не перестану, – сказала Мамаша и снова обняла Цацики. – Но вдруг я не смогу любить этоготак же сильно?

Она похлопала себя по животу.

– Так нельзя, – серьезно произнес Цацики. – Надо любить всех своих детей.

– Эй! – возмутился Йоран. – А как же я? Разве папы не должны любить своих детей? К тому же мы еще не знаем наверняка, может, там пока и нет никакого ребенка.

– Есть, – ответила Мамаша.

– Ничего себе, это же первый тест на беременность в моей жизни, – сказал Йоран. – Я должен это видеть.

– И я тоже, – сказал Цацики.

В его жизни это тоже был первый тест на беременность.

– О’кей, – согласилась Мамаша. – Я готова.

– А что, когда ждешь ребенка, поднимается температура? – удивленно спросил Цацики, когда Мамаша достала какую-то штуку, похожую на градусник.

– Нет, – рассмеялась Мамаша. – Эту штуку опускают в стаканчик с мочой, и если на ней появятся две полоски, значит, женщина ждет ребенка, если одна – значит, нет.

– С мочой? – удивился Цацики. – Фу, гадость какая! А я-то думал, у тебя там яблочный сок. А вдруг бы я это выпил?

Жизнь и смерть

– Я стану отцом, я стану отцом!

Йоран просто взбесился. Он целовал Мамашу, целовал Цацики, он отплясывал на кухне, как ненормальный. Потом он еще раз поцеловал Мамашу, встал на колени и приложил ухо к ее животу. Вид, по мнению Цацики, у него был совершенно безумный. Мамаша тоже так думала.

– Ну как, что-нибудь слышно?

– Кажется, да, иди сюда, – Йоран подвинулся, и Цацики тоже смог приложить ухо к Мамашиному животу.

– Привет, – смущенно прошептал он своему маленькому брату или маленькой сестре. – Привет.

– Отвечает? – прошептал Йоран.

– Нет, вообще ничего не слышно, – сказал Цацики.

– Рецина, – мечтательно сказала Мамаша. – Мы назовем ее Рецина.

Йоран окаменел.

– Как ты сказала? Рецина?

– Да, – довольно ответила Мамаша. – Красивое имя, правда?

«Рецина» – это был сорт греческого вина.

– Нет! – в ужасе закричал Йоран. – Мою дочь не будут звать Рециной. Ее будут звать Эвой или Карин, а если родится мальчик, мы назовем его Калле.

– Ни за что, – отрезала Мамаша. – Неужели ты не понимаешь, это же должно сочетаться с Цацики! Цацики и Карин – как, по-твоему, это звучит? А то, что там не Калле, я чувствую большим пальцем правой ноги.

– Большим пальцем ноги? – удивился Цацики. – Это всегда чувствуют большим пальцем ноги? А чем ты чувствовала, что рожусь я?

– Всем телом, – ответила Мамаша. – Потому-то я и уверена, что родится девочка.

– Только не Рецина, – пробурчал Йоран.

– А по-моему, звучит здорово, – сказал Цацики и несколько раз повторил это имя, как бы пробуя его на вкус. – Цацики и Рецина. Хотя Сара тоже красиво.

– Да, Сара очень красиво! – поспешил поддакнуть Йоран. – Всё лучше, чем Рецина.

– Ты привыкнешь, – засмеялась Мамаша.

– Никогда в жизни! – сказал Йоран. – И что у меня за жена? Только и думает, что о еде и вине.

– И рок-н-ролле, – добавил Цацики.

Они сидели за ужином и отмечали радостное событие. Зазвонил телефон. Мамаша пошла ответить. И пропала на целую вечность. Когда она вернулась, Цацики и Йоран уже всё доели.

– Кто это звонил? – спросил Йоран.

– Янис, – ответила Мамаша.

– Что он хотел? – спросил Цацики. – И почему ты мне не дала поговорить?

– Димитрис болен.

– Что с ним? – спросил Цацики.

– Рак, – вздохнула Мамаша.

Цацики знал, что рак – опасная болезнь. Заболеть раком можно, если много курить. А его дедушка курил очень много.

– Но он же поправится? – сказал Цацики.

– Нет, – ответила Мамаша. – Не поправится. Ему осталось всего несколько месяцев. А может, даже меньше.

– Зачем ты так говоришь? – возмутился Цацики.

– Я же не могу тебе врать, – сказала Мамаша.

– Замолчи! – закричал Цацики. – Я не хочу тебя слушать!

От злости слезы брызнули у него из глаз. Мамаша наверняка просто не расслышала. Его дедушка не может умереть. Это ужасно. Дедушка, которого ты едва успел узнать, умирает. Так быть не должно.

– Но, дорогой… – попыталась объяснить ему Мамаша.

– Не трогай меня! – крикнул Цацики.

Он считал, что это Мамаша виновата. Он видеть ее не желал. Что за глупость, ну кто ее за язык тянул?! Он убежал к себе и спрятался под одеялом.

– Цацики, любимый, – Мамашина рука пролезла под одеяло и нащупала мокрую щеку Цацики. – Любимый…

– Но почему? – плакал Цацики. – Почему люди умирают?

– Потому что любая жизнь когда-нибудь подходит к концу. Теперь настала очередь Димитриса.

– Но это ужасно, – всхлипывал Цацики.

– Нет, – возразила Мамаша. – Это не так, если есть на что оглянуться. А Димитрис прожил долгую и счастливую жизнь. Ужасно, когда умирают дети или молодые люди.

– Когда умирает твой дедушка, это тоже ужасно, – Цацики был безутешен. – С кем я теперь буду играть в нарды?

– Грустно тем, кто остается, – сказала Мамаша. – Но не думаю, что Димитрису так уж грустно. Знаешь, о чем он просил?

– Не-ет, – рыдал Цацики.

– Он хочет, чтобы ты приехал в Агиос Аммос пораньше, чтобы он успел с тобой проститься.

– Я тоже этого хочу, – сквозь слезы закивал Цацики. – Проститься с моим дедушкой.

Поняв, какое печальное это слово – «проститься», он зарыдал еще сильнее. Раньше он об этом не задумывался. Проститься. Сказать «прощай». Это означало, что ты больше никогда не увидишь этого человека.

– А ты плакала, когда умерла твоя бабушка? – спросил Цацики, немного успокоившись.

– Да, – сказала Мамаша. – Смерть всегда приносит много печали. Зато жизнь – много радости. Кто-то умирает, кто-то появляется на свет. Такова жизнь.

– Ты хочешь сказать, что дедушка умирает, потому что должна родиться Рецина? В таком случае мне не нужна никакая сестра.

– Нет, не совсем так. Она бы родилась в любом случае, но мне нравится думать, что эти события взаимосвязаны, – ответила Мамаша.

– Обещай, что никогда не умрешь, – сказал Цацики и крепко-крепко обнял Мамашу.

– Этого я обещать не могу. Могу обещать только, что постараюсь оттянуть свою смерть до тех пор, пока ты не станешь взрослым.

– Но и тогда ты не должна умирать. Я не смогу без тебя жить.

– Сможешь, – улыбнулась Мамаша. – У тебя появится своя семья, которая будет значить для тебя гораздо больше, чем я.

– Нет, – плакал Цацики. – Ты должна жить столько же, сколько я.

От одной мысли, что однажды Мамаши не станет, у Цацики внутри стало совершенно пусто. Как будто какое-то чудовище высосало все его силы.

– Ты должна!

– Столько я не проживу.

– Проживешь, – сказал Цацики. – Я изобрету лекарство, с помощью которого все смогут жить сколько угодно.

– Но я этого не хочу, – решительно заявила Мамаша. – Смерть хороша тем, что заставляет человека хоть чего-то добиться, пока он жив.

Цацики вздохнул. Он так долго плакал, что силы его совсем иссякли и голова раскалывалась.

– А ты поедешь со мной к дедушке? – спросил он Мамашу.

– Нет, – ответила она. – Я должна лететь в Японию. Я не могу отменить гастроли, это очень важно для всей группы. Но мы приедем за тобой позже.

– Если хочешь, я могу поехать с тобой, – предложил Йоран, который тоже заглянул в комнату.

Цацики задумался.

– Нет, – наконец сказал он. – Я поеду сам. Так будет лучше.

– Элена тоже приедет, – сказала Мамаша.

– Правда? Вот здорово! – Цацики вдруг почувствовал, что соскучился. – Когда я еду?