Текст книги "Пятеро, что ждут тебя на небесах"

Автор книги: Митч Элбом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

В пути

В свое последнее мгновение на земле Эдди не видел ничего: ни пирса, ни толпы, ни вдребезги разбитого стекла кабинки.

В рассказах о жизни после смерти, сразу после прощальной минуты, душа, как правило, воспаряет вверх и в случае автомобильной аварии парит над полицейскими машинами, или, если дело происходит в больнице, душа, точно паук, движется по потолку. Так это описывают люди, которым каким-то образом посчастливилось вернуться к жизни.

Эдди такого шанса не представилось.

Где?..

Где?..

Где?..

Бледно-тыквенное небо стало темно-бирюзовым, а потом ярко-зеленым. Эдди, с широко распростертыми руками, парил в небесах.

Где?..

Кабинка падала. Это он помнил. Маленькая девочка – Эми? Энни? – плакала. Это он помнил. Помнил, как кинулся к ней. Помнил, как врезался в платформу. Как почувствовал в своих руках ее маленькие ручонки.

А что потом?

Я спас ее?

Эдди видел все это как бы издалека, будто это случилось давным-давно. И что было еще удивительнее, он при этом не испытывал никаких эмоций. Одно лишь умиротворение, словно он – младенец на руках у матери.

Где?..

Небо вокруг него снова переменило цвет и стало сначала лимонно-желтым, потом сочно-зеленым и, наконец, розовым, напомнив Эдди почему-то сахарную вату.

Я спас ее?

Она жива?

Где же… моя тревога?

Куда девалась боль?

Так вот чего не хватало. Вся боль, все хвори, когда-либо его мучившие, исчезли при последнем вздохе. И никакой агонии. И никакой печали. Сознание стало туманным, струйчатым и словно не расположенным ни к чему иному, кроме полного покоя. И снова, на этот раз уже внизу под ним, начали меняться цвета. Что-то бурлило. Вода. Океан. Он парил над огромным желтым океаном. Но вот океан стал желто-розовым. А потом сапфирным. Эдди стремглав летел вниз. Он летел с невероятной скоростью, но дуновения ветра на лице не чувствовалось, и страха тоже. И вдруг он увидел берег с золотистым песком.

Он опустился под воду.

Воцарилась полная тишина.

Где же моя тревога?

Куда девалась боль?

Сегодня у Эдди день рождения

Ему пять лет. Воскресный полдень на «Пирсе Руби». Возле променада, что тянется вдоль белопесчаного берега, стоят деревянные столы для пикника. На одном – ванильный торт с голубыми свечами. Бутыль с апельсиновым соком. Вокруг снуют работники пирса: зазывалы, участники представлений, дрессировщики и еще несколько человек из рыболовной конторы. Отец Эдди, как обычно, играет в карты. Эдди возитсяуего ног. А его старший брат Джо отжимается на виду у группы пожилых женщин, которые с притворным интересом наблюдают за ним и вежливо ему аплодируют.

На Эдди подарок ко дню рождения – красная ковбойская шляпа и игрушечная кобура револьвера. Он вскакивает и, перебегая от группы к группе, палит из игрушечного револьвера: «Бум-бум!»

– Топай сюда, пацан, – машет ему Микки Шей.

– Бум-бум! – отвечает Эдди.

Микки Шей работает с отцом Эдди – чинит аттракционы. Он толстый, в подтяжках и вечно распевает ирландские песни. Эдди кажется, что пахнет от него как-то странно – вроде бы микстурой от кашля.

– Топай сюда, пацан. Сделаем тебе деньрожденную встряску, – говорит Микки. – Как у нас в Ирландии.

И тут Микки своими огромными ручищами хватает Эдди под мышки, подбрасывает его и переворачивает вверх ногами. Ковбойская шляпа летит на землю, и сам он теперь болтается вниз головой.

– Микки, осторожно! – кричит мать Эдди. Отец же, едва повернув голову, усмехается и снова возвращается к своей карточной игре.

– О-хо-хо! Попался! – ликует Микки. – Ну, поехали! По одному удару на каждый год.

Микки осторожно опускает Эдди, пока голова его не касается земли.

– Один!

Микки снова приподнимает его над землей. И все вокруг, смеясь, подхватывают:

– Два!.. Три!

Вверх ногами, Эдди уже не различает людей вокруг. Голова его тяжелеет.

– Четыре! – кричат гости. – Пять!

Эдди переворачивают головой вверх и ставят на землю. Все хлопают. Эдди тянется за своей шляпой и, спотыкаясь, падает. Поднимается на ноги, шатаясь подходит к Микки и бьет его по руке.

– О-хо-хо! А это еще за что, мужичок? – спрашивает тот. Все смеются. А Эдди поворачивается и бежит прочь. Шаг, другой, и его подхватывают материнские руки.

– Ты в порядке, дорогой мой именинник? – Лицо матери почти касается лица Эдди. Он вдруг отчетливо видит ее темно-красную помаду, пухлые, мягкие щеки и волну каштановых волос.

– Я висел вверх ногами, – говорит ей Эдди.

– Я видела, – отзывается мать.

Сейчас она натянет ему на голову ковбойскую шляпу. Потом поведет вдоль пирса и, может быть, покатает на слоне или приведет к рыболовам посмотреть, как они на закате тянут сети, а в них, похожие на мокрые, блестящие монетки, резвятся маленькие рыбки. Мать будет держать его за руку и говорить, что Бог им гордится, потому что он был таким хорошим в свой день рождения. И тогда мир снова перевернется с головы на ноги.

Прибытие

Эдди проснулся в чайной чашке.

Огромная чайная чашка, из темного полированного дерева, с мягким сиденьем внутри и дверью на стальных петлях, была частью какого-то старого аттракциона. Эдди сидел на краю чашки, болтая руками и ногами. А небо по-прежнему меняло оттенки: от цвета коричневых кожаных туфель к темно-алому.

Первым его побуждением было потянуться за палкой. Последние несколько лет он всегда держал ее возле кровати: бывали дни, когда он не мог без нее подняться с постели. Эдди стыдился этого, ведь прежде он был крепким парнем и с приятелями здоровался не иначе как ударом в плечо.

Но палки рядом не оказалось, так что Эдди вздохнул и попробовал встать без ее помощи. К его удивлению, спина не болела. И в ноге не чувствовалось привычной пульсирующей боли. Эдди поднатужился, с легкостью перескочил через край чашки и неуклюже приземлился возле нее, и тут же ему пришли в голову три мысли, поразившие его.

Первая: он чувствовал себя превосходно.

Вторая: он был совершенно один.

Третья: он все еще был на «Пирсе Руби».

Но «Пирс Руби» выглядел теперь совсем по-иному. Кругом виднелись туристические палатки, обширные газоны и никаких высоких строений, так что видны были даже океан и покрытый водорослями волнорез. Аттракционы были выкрашены в ярко-красный и кремовый цвета – никаких темно-бордовых и сине-зеленых, – и при каждом аттракционе своя деревянная будочка – билетная касса. Чашка же, в которой он проснулся, была частью простенького аттракциона «Вертушка». Его название, как и названия прочих аттракционов, было намалевано на фанерном щите, прибитом к складам, тянувшимся вдоль променада:

Сигары «Эль Тьемпо»! Вот это дымок!

Рыбный суп, 10 центов миска.

Прокатитесь на «Погонщике» – это сенсация века!

* * *

Эдди не мог поверить своим глазам. Перед ним был «Пирс Руби», каким он помнил его в детстве, только свежевымытый, новенький с иголочки. Невдалеке виднелся аттракцион «Петляй по петле», который снесли десятки лет назад, а рядом бани и бассейны с соленой водой, от которых не осталось и следа еще в пятидесятые. Далее, рассекая небо, высилось старое колесо обозрения, выкрашенное, как в былые времена, белой краской, а за ним улицы старого района, крыши жмущихся друг к другу кирпичных строений с натянутыми между окнами бельевыми веревками.

Эдди попробовал закричать, но не мог издать ни звука – только воздух задрожал. Он попытался выкрикнуть «эй!», но не вылетело ни звука.

Он ощупал руки и ноги. Все было в порядке, за исключением пропавшего голоса. И чувствовал он себя замечательно. Он прошелся по кругу. Подпрыгнул. Ни капли боли. За последние десять лет Эдди забыл, что такое ходить и не вздрагивать от боли или сидеть и не мучиться болью в спине. Выглядел он точно так же, как утром, – коренастый, с широкой грудью старик, в кепке, шортах и коричневой форменной рубашке. Но теперь он был сама гибкость. Он был настолько гибок, что мог наклониться назад и дотронуться до лодыжек или поднять ногу до живота. Он принялся изучать свое тело, точно младенец, потрясенный своими новыми возможностями: гуттаперчевый человек, да и только.

А потом он побежал.

Ха-ха! Он бежал! Со времен войны – уже более шестидесяти лет – он по-настоящему ни разу не бегал. А теперь он бежал: сначала робко, а потом все быстрее и быстрее, во всю силу, как когда-то в юности. Он бежал по променаду мимо рыболовного магазинчика (5 центов за наживку) и проката купальных костюмов (3 цента за прокат костюма). Он промчался мимо горки под названием «Дипси Дудл». Он бежал вдоль променада «Пирса Руби», а над ним высились необычайной красоты здания в мавританском стиле со шпилями, минаретами, куполами. Он пронесся мимо парижской карусели, с ее резными деревянными лошадками, зеркалами и шарманкой – новенькой, блестящей. А ведь только час назад он у себя в мастерской соскребал с нее ржавчину. Он пробежал мимо старого центра парка, где когда-то танцевали цыгане и располагались предсказатели судьбы. Эдди наклонился вперед и растопырил руки, точно превратился в планер. Он то и дело подпрыгивал, словно ребенок, в надежде, вот-вот взлететь. Со стороны это должно было казаться нелепым: седой работник техобслуживания в полном одиночестве изображает аэроплан. Но ведь в каждом взрослом мужчине независимо от возраста таится бегущий мальчик.

И вдруг Эдди остановился. Он услышал какой-то звук. Вернее, голос, тонкий голос, похоже, вещавший в мегафон.

–  Леди и джентльмены, а как вам нравится вот этот? Вы когда-нибудь видели что-нибудь страшнее?

Эдди стоял возле пустой билетной кассы перед большим театром, надпись над которым гласила:

Самые диковинные жители планеты.

Представление на «Пирсе Руби».

Господи помилуй! Одни жирные! Другие тощие!

Полюбуйтесь на дикого человека!

Представление. Выставка уродов. Рекламы и шумихи хоть отбавляй. Эдди вспомнил, как ее прикрыли лет пятьдесят назад, когда в моду вошел телевизор, и людям, чтобы распалять воображение, уже не надо было ходить на подобного рода шоу.

–  Посмотрите на этого дикаря – каким недоразвитым он родился…

Эдди заглянул внутрь. Он когда-то повидал тут самых диковинных людей. Была там Веселая Джейн, которая весила пятьсот фунтов и лишь с помощью двух мужчин могла подняться по лестнице. Сестры-близнецы, сросшиеся в позвоночнике и игравшие на музыкальных инструментах. Были там и глотатели шпаг, и женщины с бородой, и два брата индейца, у которых кожа была точно резиновая и висела на них как на вешалке.

Эдди, будучи ребенком, всегда жалел участников этих представлений. Их заставляли сидеть в кабинках или на сцене, иногда за решеткой, а зрители проходили мимо, смеясь и показывая пальцами. А зазывала рекламировал их «странности». Именно его голос Эдди сейчас и слышал.

–  Только ужасный поворот судьбы мог довести человека до такого жалкого состояния! Из самых дальних краев мы доставили его вам на обозрение…

Эдди вошел в полутемный зал. Голос зазвучал громче:

–  Это несчастное существо – плод извращения природы…

Голос доносился с дальнего края сцены.

–  Только здесь, в «Самых диковинных жителях планеты», вы можете так близко…

Эдди отодвинул занавес.

–  …насладиться зрелищем самых необыч…

Голос зазывалы смолк. Эдди в изумлении шагнул назад.

На стуле в центре сцены в полном одиночестве сидел обнаженный по пояс, со свисающим дряблым животом, узкоплечий и сутулый, средних лет мужчина. Волосы его были коротко острижены, губы тонкие, лицо вытянутое и перекошенное. Эдди никогда бы не вспомнил, кто он такой, если бы не одна отличительная черта.

У него была синяя кожа.

– Привет, Эдвард, – сказал он. – Я уже давно тебя поджидаю.

Первый человек, которого Эдди встретил на небесах

– Не бойся… – сказал Синий Человек, медленно поднимаясь со стула. – Не бойся…

Голос его звучал успокаивающе, но Эдди смотрел на него с изумлением. Он этого человека едва знал. Почему он ему тут встретился? Так бывает, когда вдруг тебе ни с того ни с сего приснится едва знакомый человек, и утром ты просыпаешься со словами: «Ни за что не угадаешь, кого я видел во сне прошлой ночью».

– Чувствуешь сейчас себя, словно ты ребенок, правда?

Эдди кивнул.

– Это потому, что мы были с тобой знакомы, когда ты был ребенком. В начале всегда испытываешь те же ощущения.

В начале чего? – подумал Эдди.

Синий Человек приподнял голову. Его кожа нелепого серо-черничного цвета. Руки все в морщинах. Синий Человек вышел на улицу. Эдди вслед за ним. На пирсе пусто. И на пляже тоже. Неужели и на всей планете пусто?

– Можешь мне ответить на один вопрос? – спросил Синий Человек.

Он указал на двугорбую деревянную «американскую горку» «Погонщик». Ее построили в двадцатых годах, до того, как появились колеса с низким трением, а это значило, что кабинки в те времена не могли быстро двигаться на поворотах. Иначе они соскочили бы с рельсов.

– «Погонщик» все еще самый скоростной аттракцион в мире?

Эдди посмотрел на старую лязгающую машину, которую в их парке давным-давно снесли, и молча покачал головой. Нет.

– Эх, – вздохнул Синий Человек. – Я так и думал. Это здесь ничего не меняется. А сквозь облака, боюсь, ничего не разглядишь.

Где это здесь? – удивился Эдди.

Синий Человек улыбнулся, словно услышав его немой вопрос. Тронул Эдди за плечо. Эдди почувствовал такое пронизывающее тепло, какого не чувствовал никогда прежде. И его мысли вдруг начали выплескиваться фразами.

Как я умер?

– Несчастный случай, – ответил Синий Человек.

Сколько времени я уже мертв?

– Минуту. Час. Тысячу лет.

Где я?

Синий Человек вытянул губы и медленно повторил вопрос: «Где ты?» Он повернулся и поднял вверх руки. И тут же ожили, кряхтя, все старые аттракционы «Пирса Руби»: завертелось колесо обозрения, столкнулись на автодроме маленькие машины, вверх по горке пополз «Погонщик», а лошадки парижской карусели плавно поскакали под музыку шарманки. Впереди виднелся океан. Небо теперь стало лимонным.

– А ты сам думаешь, где ты? – спросил Синий Человек. – Ты на небесах.

Нет!Эдди со всей силой замотал головой. Нет!Синего Человека это, похоже, позабавило.

– Нет? Не может такого быть, чтоб ты оказался на небесах? – спросил он. – Почему же? Потому, что ты находишься там, где вырос?

Эдди беззвучно выдавил: Да.

– А… – кивнул Синий Человек. – Ну, люди довольно часто ни во что не ставят место, в котором они родились. Но небеса могут быть там, где меньше всего ожидаешь. И они имеют множество ступеней. Для меня это вторая. А для тебя – первая.

Он повел Эдди через парк, мимо сигаретных киосков, ларьков с сосисками и всякой мелочью, где простофили, бывало, просаживали не один цент.

Небеса,подумал Эдди. Глупость какая-то. Большую часть своей взрослой жизни он пытался выбратьсяиз «Пирса Руби». Это был парк развлечений, и только: там орали, обливались водой, тратили деньги на пустяки. Парк – благословенное место отдыха? Да такое и представить невозможно.

Эдди снова попробовал заговорить; на этот раз из груди его вырвался какой-то странный звук. Синий Человек обернулся:

– Голос к тебе еще вернется. Мы все через это проходим. Когда люди сюда прибывают, у них всегда пропадает голос. – Он улыбнулся: – Это помогает внимательнее слушать.

– Здесь, на небесах, ты встретишь пятерых людей, – неожиданно произнес Синий Человек. – Все мы, пятеро, были в твоей жизни не случайно. Ты, возможно, в свое время и не знал, для чего мы были в твоей жизни; так вот, небеса для того и существуют, чтобы ты об этом узнал. Чтобы понял, зачем ты жил на земле.

Эдди совершенно не понимал, о чем он говорил.

– Люди представляют себе небеса в виде райского сада, где все порхают в облаках, бездумно наслаждаются видами рек и гор. Но чего стоит красивый вид без душевного покоя?

Здесь ты получишь величайший дар Бога – понимание смысла прожитой тобой жизни. Объяснение пережитого тобой на земле. И душевный покой, к которому ты так стремился.

Эдди закашлялся, пытаясь вернуть голос. Ему надоело быть немым.

– Я, Эдвард, первый из тех, кого ты должен был встретить. Когда я умер, мою жизнь мне объяснили пятеро других людей, а потом я явился сюда, чтобы дождаться тебя, чтобы рассказать тебе мою историю, которая станет частью твоей. Но будут и другие. Некоторых ты знал, а кого-то и не знал. Но все они пересекли твой жизненный путь. И изменили его навсегда.

Эдди изо всех сил пытался выдавить хоть звук.

– Что… – наконец-то вырвалось у него.

Его голос как будто пробивался сквозь скорлупу – точно новорожденный цыпленок.

– Что… убило…

Синий Человек терпеливо ждал.

– Что… тебя… убило?..

Синий Человек посмотрел на него с удивлением. И улыбнулся.

– Меня убил ты, – ответил он.

Сегодня у Эдди день рождения

Эдди исполнилось семь, и ему подарили новый бейсбольный мяч. Эдди сжимает его в одной руке, потом в другой, каждым мускулом ощущая прилив сил. Он воображает себя одним из героев на коллекционных бейсбольных карточках, например, знаменитым питчером Уолтером Джонсоном.

– Давай бросай! – говорит ему брат Джо.

Они бегут по главной аллее мимо аттракциона, где, сбив три зеленых бутылки, можно получить кокосовый орех и соломинку.

– Брось ты, Эдди, – говорит Джо. – Надо делиться.

Эдди останавливается и воображает, что он на стадионе. Он бросает мяч. Его брат Джо прижимает к бокам локти и приседает.

– Слишком сильно! – орет Джо.

– Мой мяч! – вопит Эдди. – Черт тебя возьми, Джо!..

Эдди видит, как мяч с гулким стуком катится по променаду, наталкивается на столб и отскакивает на маленькую лужайку за брезентовой палаткой, где идут представления. Он бежит за мячом. За ним несется Джо. Они падают на землю.

– Видишь его? – спрашивает Эдди.

– Угу-у.

Тут палатка с шумом распахивается, и Эдди с Джо отводят взгляд от земли. Перед ними до безобразия толстая женщина и голый по пояс мужчина, весь покрытый рыжеватыми волосами. Уроды из шоу уродов.

Дети в страхе замирают.

– И штой-то вы тут, умники, делаете? – с усмешкой спрашивает волосатый. – Ищете неприятности?

У Джо начинают дрожать губы. Он плачет. И тут же, вскочив с земли, улепетывает со всех ног, дико размахивая руками. Эдди тоже поднимается с земли и вдруг возле козел для пилки дров видит свой мяч. Не сводя глаз с волосатого, Эдди медленно движется к мячу.

– Это мой, – бормочет он.

Хватает мяч и несется прочь вслед за братом.

– Послушайте, вы, – скрипуче выдавил Эдди. – Я вас не убивал, понятно? Я вообще вас не знаю.

Синий Человек сел на скамейку. Дружелюбно улыбнулся, словно для того, чтобы гость почувствовал себя уютно. Эдди же продолжал стоять – напряженно, точно обороняясь.

– Прежде всего я скажу тебе свое настоящее имя. Я родился в маленькой польской деревне, в семье портного, и меня окрестили Йозефом Корвельчиком. Мы приехали в Америку в 1894 году. Я тогда был совсем ребенком. Первое, что я помню, – это мать держит меня над перилами палубы нашего корабля и раскачивает на ветру нового мира.

Как у большинства иммигрантов, у нас не было денег. Мы спали на матрасе на кухне у моего дяди. Моему отцу не оставалось ничего, кроме как пойти на работу в «потогонную мастерскую» пришивать на пальто пуговицы. Когда мне исполнилось десять, он забрал меня из школы, чтобы я работал вместе с ним.

Эдди всмотрелся в рябое лицо, тонкие губы и впалую грудь Синего Человека и подумал: Зачем он мне все это говорит?

– Я от природы был нервным ребенком, а от шума в мастерской мне совсем стало тяжко. Слишком молод я был для такого места: кругом взрослые мужчины без конца ругаются, всем недовольны.

Стоило только мастеру приблизиться ко мне, как отец начинал шептать: «Опусти голову. Не надо, чтобы он тебя замечал». Но вот однажды я споткнулся, уронил мешок с пуговицами, и они рассыпались по полу. Мастер заорал, что я ничтожество, никчемный ребенок и чтобы я убирался. Я до сих пор помню ту минуту: отец, как уличный попрошайка, молит мастера не выгонять меня, а тот ухмыляется и тыльной стороной ладони вытирает свой нос. У меня в животе все заныло от боли. И тут я почувствовал, что по ногам моим что-то потекло. Я посмотрел вниз и вдруг увидел, что мастер тычет пальцем в мои мокрые штаны и хохочет. И рабочие тоже захохотали вслед за ним.

С того дня отец перестал со мной разговаривать. Он считал, что я его опозорил, и, наверное, в том мире, где он жил, так оно и было. Но отцы иногда разрушают жизнь своих сыновей, и моя жизнь была после этого разрушена. Из нервного ребенка я превратился в нервного молодого человека. И даже хуже – я по ночам все еще мочился в постель. По утрам я тайком пробирался к раковине и стирал свою простыню. Однажды утром отец застал меня за стиркой. Он увидел мокрую простыню, и глаза его сверкнули – он одарил меня таким взглядом, которого я никогда не забуду. Отец точно хотел отречься от меня раз и навсегда.

Синий Человек замолк. Его кожа, которую будто вымочили в синьке, складочками жира свисала на животе. Эдди не мог отвести от него взгляда.

– Я не всегда был уродом, Эдвард, – сказал он. – Но в те времена медицина была примитивной. Я пошел к аптекарю попросить что-нибудь от нервов, и он дал мне бутылку с нитратом серебра и велел размешивать его в воде и принимать каждый день на ночь. Нитрат серебра. Позднее он стал считаться ядом. Но у меня тогда ничего другого не было, и, когда это средство не помогло, я решил, что я мало его принимаю. И я стал принимать больше. Я глотал по две, а иногда и по три ложки, и без всякой воды.

Скоро люди стали на меня как-то странно поглядывать. Моя кожа становилась пепельной.

Я стал стыдиться самого себя и еще больше нервничать. И стал еще больше принимать нитрат серебра, пока моя кожа из пепельной не превратилась в синюю – так на нее подействовал этот яд.

Синий Человек умолк. А потом заговорил снова, совсем тихо:

– С фабрики меня уволили. Мастер сказал, что я своим видом пугаю рабочих. А без работы как прокормиться? Где и на что жить?

Я нашел один салун, а в нем укромное местечко, где можно было спрятаться за пальто и шляпами. Как-то вечером группа мужчин из передвижного цирка сидела в задней комнате салуна. Они курили сигары. Смеялись. А один из них, коренастый парень с деревянной ногой, все посматривал на меня. И наконец подошел поговорить.

К концу вечера я согласился вступить в их труппу. И с тех пор я превратился в некий товар.

Взгляд Синего Человека вдруг стал каким-то отсутствующим. Эдди часто думал: откуда набирают всех этих людей для представлений? Он догадывался, что у каждого есть своя грустная история.

– Люди из труппы, Эдвард, каждый раз придумывали мне новые имена. То я был Синий Человек с Северного полюса, то Синий Человек из Алжира, то Синий Человек из Новой Зеландии. Я, конечно, никогда в этих краях не бывал, но приятно было, что мой вид считали экзотическим, что мое изображение красуется на афише. Представление было совсем простое. Я сижу на сцене, полуодетый, мимо проходят зрители, а зазывала объясняет им, какой я жалкий. И за это мне перепадали кое-какие деньги. Хозяин как-то назвал меня самым лучшим уродом в труппе, и, как ни грустно, я этим гордился. Отбросы общества ценят даже такие подачки.

Однажды зимой я приехал на этот пирс. Здесь начиналось представление под названием «Диковинные люди». И я подумал, хорошо бы тут пожить и не таскаться больше с цирком на телегах по ухабистым дорогам.

И пирс стал моим домом. Я жил в комнатке над колбасной лавкой. По вечерам я играл в карты с другими участниками представления и с жестянщиками; иногда даже с твоим отцом. Ранним утром, надев длинную рубашку и прикрыв голову полотенцем, я мог, никого не пугая, погулять по берегу. Для других это, возможно, и пустяк, но для меня это было воплощением свободы, которой я в своей жизни почти не знал.

Он смолк. Посмотрел на Эдди.

– Теперь ты понимаешь, почему мы с тобой здесь? Это не твои небеса. Это мои небеса.

Одно и то же событие можно оценить по-разному.

Представьте себе дождливое июльское воскресное утро в конце двадцатых годов. Эдди играет с друзьями: они перебрасывают друг другу бейсбольный мяч, который Эдди подарили на день рождения год назад. Мяч взлетает вверх, парит у него над головой и приземляется на улице. Эдди, в рыжевато-коричневых штанах и шерстяной кепке, бежит за мячом прямо под колеса автомобиля – «форда» модели «А». Автомобиль с диким визгом тормозов отклоняется в сторону и в последнюю секунду проносится мимо. Эдди вздрагивает, глубоко вздыхает, хватает мяч и мчится назад, к друзьям. Поиграв еще немного, они бегут к галерее игровых автоматов попытать счастья в «Копателе», автомате с «когтями», загребающими маленькие игрушки.

А теперь взглянем на эту историю под другим углом. За рулем «форда» модели «А» сидит человек, который одолжил эту машину у приятеля, чтобы потренироваться в вождении. Из-за утреннего дождя дорога мокрая. И вдруг перед ним прямо на дороге скачет бейсбольный мяч, и за ним бежит мальчишка. Водитель жмет на тормоза, выкручивает руль. Машину заносит, шины скрежещут об асфальт.

Человек кое-как выравнивает машину: модель «А» продолжает путь. В зеркало водитель видит убегающего мальчишку. Водителя всего трясет при одной мысли о том, что он мог убить ребенка. Выброс адреналина, и сердце начинает колотиться как бешеное, а сердце его не самое здоровое; внезапно он чувствует страшную усталость. Он ощущает головокружение, голова его клонится на грудь, автомобиль чуть не врезается в идущую рядом с ним машину. Ее водитель сигналит, и человек снова выравнивает курс и жмет на тормоза. Его машина проскальзывает вперед, и ее заносит на соседнюю улочку. Она скользит и скользит по асфальту, пока не врезается в оставленный на стоянке грузовик. Шум от удара не очень громок. Фары разбиты вдребезги. Водитель падает лицом на руль. Лоб его кровоточит. Он вылезает из машины посмотреть, сильно ли она разбита, и тут же, потеряв сознание, падает на мокрый асфальт. Рука его дрожит, а в груди сильная боль. На дворе воскресное утро. Переулок пуст. Прижатый к борту машины, водитель лежит на земле, никем не замеченный. Кровь из коронарных артерий больше не поступает в сердце.

Через несколько часов его находит полицейский. Врач подтверждает факт смерти. В графу «Причина смерти» записывают: «Сердечный приступ». Родственники усопшего неизвестны.

Взгляните на одно и то же событие с двух разных точек зрения. Один и тот же день, одно и то же время, но для одного человека, маленького мальчика в рыжевато-коричневых штанах, история кончается удачно в галерее игровых автоматов, где он бросает монетки в «Копателя», а для другого она завершается совсем плохо, в городском морге. Там один работник подзывает другого и с изумлением указывает на синюю кожу вновь прибывшего.

– Ну, теперь ты понял, малыш? – шепчет Синий Человек, закончив рассказ.

Эдди начинает дрожать.

– Не может быть, – шепчет он.

Сегодня у Эдди день рождения

Ему восемь лет. Он сидит на краю клетчатого дивана, в гневе скрестив руки на груди. Мать присела у его ног и завязывает ему шнурки. Отец стоит перед зеркалом и поправляет галстук.

– Я не ХОЧУ идти, – заявляет Эдди.

– Знаю, – говорит мать, не поднимая глаз. – Но мы должны идти. Порой в жизни происходят грустные события, и тогда приходится делать то, что положено.

– Но сегодня мой ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ!

Эдди скорбно смотрит на конструктор в углу комнаты: кучку игрушечных металлических перекладин и три маленькие шины. Эдди мастерит грузовик. Он хорошо умеет конструировать. Он надеялся показать грузовик друзьям на дне рождения. А вместо этого надо куда-то идти, да еще таким нарядным. Это несправедливо, думает Эдди. Его брат Джо, в шерстяных брюках и галстуке-бабочке, заходит в комнату, на его левой руке бейсбольная перчатка. Он похлопывает по ней рукой и строит рожи Эдди.

– На тебе мои старые ботинки, – дразнит он. – Мои новые намного лучше.

Эдди морщится. Он терпеть не может обноски своего брата.

– Перестань вертеться, – говорит мать.

– Мне в них БОЛЬНО! – ноет Эдди.

– Хватит! – кричит отец и сердито смотрит на Эдди. Эдди умолкает.

На кладбище Эдди с трудом узнает своих знакомых с «Пирса». На каждом из тех, кто обычно облачен в золотую парчу и красный тюрбан, сейчас черный костюм, точно такой же, как на его отце. А все женщины в одинаковых черных платьях; у некоторых лица прикрыты вуалями.

Эдди следит за человеком, роющим лопатой в земле яму. Человек говорит что-то о пепле. Эдди держится за руку матери и жмурится от солнца. Он знает, что ему сейчас положено быть грустным, но тайно считает от одного до тысячи, надеясь, что, когда досчитает до конца, снова наступит его день рождения.