Текст книги "Телефонный звонок с небес"
Автор книги: Митч Элбом
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Митч Элбом
Телефонный звонок с небес
© И. Иванов, перевод, 2014
© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014
Издательство АЗБУКА®
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru)
Неделя, когда это началось
В тот момент, когда в мире раздался самый первый телефонный звонок с небес, Тесс Рафферти вскрывала упаковку с чайными пакетиками.
Дззззынь!
Не обращая внимания, Тесс поддела ногтем целлофановую обертку.
Дззззынь!
Палец Тесс вдавился в картон пачки, однако целлофан не пропорол.
Дззззынь!
Наконец надорвав целлофан, Тесс содрала обертку и скомкала в ладони. Если сейчас не взять трубку, включится автоответчик.
Дзззз…
– Алло.
Слишком поздно.
– Штучка включилась, – пробормотала Тесс.
В аппарате, висевшем на стене около кухонного стола, что-то щелкнуло, и она услышала свой голос:
– «Здравствуйте, меня зовут Тесс. Оставьте ваше имя и номер телефона. Я перезвоню вам, как только освобожусь. Спасибо».
Аппарат пискнул. В динамике трубки послышалось обычное потрескивание. И…
– Это мама… Мне нужно кое-что тебе сказать…
У Тесс перехватило дыхание. Трубка выпала из ослабевших пальцев.
Ее мать умерла четыре года назад.
* * *
Дззззынь!
Второй звонок почти потонул в гуле голосов, заполнивших помещение полицейского участка. Один из сотрудников выиграл в лотерею двадцать восемь тысяч долларов и теперь обсуждал в компании троих коллег, на что потратить деньги.
– Заплати по всем своим счетам.
– И не вздумай!
– Купи катер.
– Говорю тебе, заплати по счетам.
– Не глупи!
– Катер покупай!
Дззззынь!
Джек Селлерс, начальник местной полиции, услышал звонок и направился в свой тесный кабинет, бросив на ходу:
– Оплатишь счета – мигом появятся новые.
Все согласно закивали.
– Полиция Колдуотера. Инспектор Селлерс, – привычно сказал Джек, сняв трубку.
Шум в динамике трубки сменился юношеским голосом:
– Папа, ты? Это Робби.
Джек уже не слышал голосов спорщиков.
– Что это за шутки, черт побери?
– Пап, я счастлив. Не печалься обо мне. Договорились?
У Джека свело живот. Последний раз он видел своего сына-солдата, когда тот проходил через проверочный пункт аэропорта, отправляясь к своему третьему месту службы.
Как оказалось, и последнему.
– Нет, это не ты, – прошептал Джек.
* * *
Трррррын!
Пастор Уоррен вытер слюну с подбородка. Он сладко дремал на диванчике в баптистской церкви «Жатва надежды», и звонок его разбудил.
Трррррын!
– Иду…
Кряхтя, он поднялся на ноги. Звонили у его кабинета. Раньше никакого звонка здесь не было, но в свои восемьдесят два пастор Уоррен слышал все хуже, и стук в дверь вряд ли достиг бы его ушей.
– Пастор, это я, Кэтрин Йеллин. Откройте скорее!
– Здравствуйте, Кэт… – Пастор Уоррен доковылял до двери и открыл.
Женщина влетела в кабинет – пальто полурасстегнуто, рыжеватые волосы торчат во все стороны. Казалось, неведомая сила вынесла Кэтрин из дома и погнала сюда. Но и в кабинете пастора она никак не могла успокоиться: присела на диванчик, нервозно вскочила, затем снова села.
– Пастор, мне надо с вами поговорить. Пожалуйста, имейте в виду, что я не сошла с ума.
– Ни в коем случае, дорогая. А что произошло?
– Мне позвонила Дайана.
– Кто вам позвонил?
– Дайана.
– Вы хотите сказать, вам позвонила ваша умершая сестра? – У пастора вдруг заболела голова.
– Да. Утром. По мобильному телефону…
И Кэтрин заплакала, сжав в руках сумочку. В мозгу пастора всплыл вопрос: не стоит ли позвать кого-нибудь на подмогу?
– Она сказала, чтобы я не грустила, – всхлипывая, продолжала Кэтрин. – И еще она сказала, что ей… хорошо.
– Может, этот утренний звонок вам просто приснился?
– Нет, пастор! Нет. Это был не сон! Я говорила со своей сестрой.
Кэтрин не успевала вытирать слезы, струящиеся по щекам.
– Дорогая, мы с вами уже обсуждали это.
– Знаю, но…
– Вы по ней скучаете.
– Да.
– И вы до сих пор подавлены ее смертью.
– Нет, пастор. Здесь другое. Она сказала, что находится… на небесах… Неужели вы не понимаете?
Кэтрин улыбнулась. Никогда раньше пастор не видел на ее лице такой замечательной, прекрасной улыбки.
– Я больше ничего не боюсь, – прошептала она.
* * *
Трррррррррынннн!
Под сигнал сторожевого поста тяжелые створки тюремных ворот вздрогнули и поползли по рельсам, открыв проход. Наружу вышел рослый широкоплечий мужчина по имени Салливан Хардинг. Он брел нога за ногу, с опущенной головой. Его сердце бешено стучало, но не от радости освобождения, а от страха, что кто-нибудь вдруг втолкнет его обратно. Вперед. Вперед. Он шел, не отрывая взгляда от собственных ботинок. И только приближающийся звук легких шагов, шуршащих по гравию, заставил бывшего узника поднять голову.
Джулз.
Его сын.
Детские ручонки обхватили ноги Салливана. Тот запустил руки в копну курчавых мальчишечьих волос. Невдалеке стояли его родители: мать в темно-синей теплой куртке и отец в светло-коричневом костюме. Еще через мгновение они со слезами на глазах крепко обняли сына. День был хмурым и холодным, с мерзким дождем. Среди встречающих не хватало жены Салливана, что вовсе не было удивительным.
Ему хотелось сказать что-то торжественное, однако с губ сорвалось лишь тихое:
– Поехали.
Вскоре их машина уже мчалась по улице.
В тот день в мире раздался первый телефонный звонок с небес.
Как воспринимать все то, что произошло в дальнейшем, зависит от степени вашей веры.
Вторая неделя
Холодные дожди с туманами – обычная для Колдуотера сентябрьская погода. Этот городок находился всего в нескольких милях от озера Мичиган. Если двигаться дальше на север, можно попасть в Канаду.
Невзирая на ненастье, Салливан пошел пешком. Можно было взять отцовскую машину, но после десяти месяцев в тюрьме он предпочитал лишний раз пройтись. На нем была старая замшевая куртка и шерстяная спортивная шапочка. Он шагал мимо школы, где учился двадцать лет назад, мимо лесного склада, закрывшегося в прошлую зиму. Вот и магазин рыболовного и туристского снаряжения. Летом здесь обычно выдавали напрокат каноэ. Сейчас лодки торчали рядом с магазином, напоминая раковины гигантских моллюсков. Невдалеке находилась автозаправочная станция. Рабочие в голубых комбинезонах дули на озябшие руки.
Достигнув места назначения, Салливан вытер ботинки о соломенный коврик с выцветшими буквами «Дэвидсон и сыновья». Заметив над входом маленькую видеокамеру, он инстинктивно стянул шапку, поправил густые каштановые волосы и посмотрел в объектив. Переговорное устройство молчало. Дверь никто ему не открыл. Тогда Салливан сделал это сам и вошел.
Внутри похоронного бюро оказалось очень тепло, почти жарко. Стены вестибюля были обшиты темным деревом, вдоль стен стояли бежевые мягкие диванчики. Тут же находился письменный стол без стула, с раскрытой регистрационной книгой.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
Вопрос исходил от Хораса Белфина, директора заведения. Ему было под семьдесят. Бледная кожа, кустистые брови и редкие волосы соломенного цвета.
– Меня зовут Салли Хардинг.
– Ах да.
«Ах да, – продолжил Салли его невысказанную мысль, – тот самый, что не был на похоронах своей жены, потому что угодил в тюрьму». Салли теперь частенько договаривал в мыслях чужие оборванные фразы. По его мнению, слова, которые люди не произносили, звучали громче, нежели высказанные вслух.
– Жизель Хардинг была моей женой.
– Примите соболезнования по поводу вашей утраты.
– Благодарю.
– Прощальная церемония получилась просто великолепная… Полагаю, семья вам рассказала.
– Семья – это я.
– Конечно.
Оба замолчали.
– Ее прах у вас? – наконец спросил Салливан.
– Да. В нашей колумбарной. Сейчас схожу за ключом.
Директор ушел в своей кабинет. Салли взял со стола буклет и раскрыл на том месте, где рассказывалось о кремации.
ПРАХ ПОКОЙНОГО МОЖНО РАЗВЕЯТЬ НАД МОРЕМ, ПОМЕСТИТЬ НА ВОЗДУШНЫЙ ШАР, НАПОЛНЕННЫЙ ГЕЛИЕМ, ИЛИ РАССЫПАТЬ С САМОЛЕТА…
Салли швырнул буклет обратно. «Рассыпать с самолета». Даже Бог не смог бы додуматься до такого.
Через двадцать минут он покинул похоронное бюро, унося прах жены в урне в виде фигурки ангела. Салли пытался нести ее в одной руке, но это показалось ему недостаточно уважительным, тогда он взял урну обеими руками. Это ему тоже не понравилось: со стороны могло показаться, что он идет совершать приношение. Наконец Салли прижал урну к груди, как дети иногда носят школьные ранцы. Шлепая по лужам, с полмили он прошел под дождем. Добравшись до здания почты, Салли опустился на скамейку, а урну осторожно поставил рядом.
Дождь закончился. Звонили церковные колокола. Салли закрыл глаза и представил притулившуюся к нему Жизель. Представил ее глаза цвета морской волны, волосы цвета лакрицы, худенькую узкоплечую фигуру. Казалось, что Жизель прислонилась к нему и шептала: «Защити меня».
В действительности он этого не сделал. Не защитил ее, и теперь случившееся не переиграешь. Салли долго сидел на скамейке. Печаль, захлестнувшая его, не давала встать и пойти дальше. Павший человек и фарфоровый ангел. Со стороны могло показаться, что они ждут автобус.
* * *
Телефон позволяет узнать, что, где и с кем случилось. У кого-то родился ребенок, кто-то объявил о помолвке, с кем-то произошла беда на ночной дороге. В современном мире о большинстве радостных и трагических событий люди узнают по телефону.
Тесс сидела на полу кухни и ждала, когда телефон зазвонит снова. В течение этих двух недель он стал для нее источником ошеломляющих новостей. Оказывается, ее мать не исчезла бесследно, а продолжала существовать неведомо где и неведомо каким образом. Тесс уже в сотый раз прослушивала запись последнего звонка от матери.
– Тесс, дорогая… не надо плакать.
– Я не верю, что это ты.
– Я, дорогая… Я здесь, целая и невредимая.
Эту фразу мать произносила всегда, откуда бы ни звонила: из отеля, спа-салона. Даже навещая родственников, живших в получасе езды, она звонила и сообщала дочери: «Я здесь, целая и невредимая». Тесс не приходилось даже спрашивать; мать всегда произносила эту фразу сама.
– Но это же невозможно, – возразила Тесс.
– Все возможно, дорогая… Я с Господом… Хочу рассказать тебе о…
– О чем, мама? О чем?
– О небесах…
Телефон умолк. Тесс взирала на трубку так, словно у нее в руках была человеческая кость. Звонки матери полностью противоречили логике. Тесс это знала. Но то был голос ее матери, знакомый ей во всех оттенках: от шепота до крика. Сомнений не оставалось: ей действительно звонила мать.
Тесс подтянула колени к груди. Со времени первого звонка она безвылазно сидела дома, питаясь лишь крекерами, сухими завтраками, яйцами вкрутую и другими припасами. Она перестала ходить на работу и за покупками, даже не вынимала почту из ящика.
Она провела рукой по своим светлым, давно не мытым волосам. Затворница наедине с чудом. Тесс смотрела на молчавший телефон. Что скажут о ней соседи и знакомые? Ее это не волновало. Несколько слов с небес сделали все земные слова чепухой.
* * *
Полиция Колдуотера занимала старое кирпичное здание, которое строилось совсем для других целей и было переоборудовано для нужд служителей закона. Джек Селлерс сидел за письменным столом. Сослуживцам могло показаться, что он занят составлением отчетов, но на самом деле он ждал звонка.
Прошедшая неделя была ни на что не похожа. Такого с ним еще не случалось. Два звонка от мертвого сына. Два разговора с его мальчиком, чей голос он и не надеялся когда-либо услышать. Джек до сих пор не рассказал о них Дорин – бывшей жене и матери Робби. После гибели сына она впала в депрессию. Да и что он ей скажет? Что их единственный сын, погибший в ходе боевых действий, на самом деле жив и находится непонятно где? Что телефон превратился в портал, ведущий прямо на небеса? Такое сказать невозможно. Но что тогда?
Джек не представлял, как ему быть дальше. Однако стоило телефону зазвонить, как он хватал трубку, словно гангстер пистолет.
Второй звонок, как и первый, раздался в пятницу, ближе к вечеру. В трубке слышалось потрескивание, шум ветра, то нараставший, то спадавший.
– Пап, это я.
– Робби, – прошептал Джек.
– Пап, со мной все в порядке. Здесь не бывает плохих дней.
– Где ты?
– Ты сам знаешь, где я… Папа, это потрясающе…
Послышался щелчок.
– Алло! Алло! – закричал Джек.
Заметив, что сослуживцы смотрят в его сторону, он закрыл дверь. Через минуту телефон зазвонил опять. Джек посмотрел на строку определителя номера. Как и в прошлый раз, там была надпись: «Номер неизвестен».
– Алло, – теперь уже прошептал Джек.
– Передай маме, чтобы не плакала… Если бы мы знали, чтó нас ждет, мы бы никогда не тревожились.
* * *
Если у тебя есть сестра, она никогда не станет бывшей, даже если ты ее больше не видишь и не можешь к ней прикоснуться.
Кэтрин Йеллин лежала на кровати, разметав по подушке рыжие волосы. Скрещенные руки сжимали мобильный телефон-раскладушку нежно-розового цвета. Когда-то этот самсунговский мобильник принадлежал Дайане. На задней стенке и сейчас красовался блестящий стикер с изображением женской туфли на высоком каблуке.
– Кэт, это превзошло все наши мечтания.
Так сказала Дайана, позвонив сестре во второй раз. Ее звонок, как и все остальные звонки с небес, тоже был в пятницу. «Превзошло все наши мечтания». Больше всего Кэтрин понравилось слово «наши».
Сестер Йеллин связывали особые узы – это не редкость между братьями и сестрами, растущими в маленьких городах. Дайана была старше на два года. Она каждый день водила младшую сестру в школу. Она первой вступила в гёрл-скауты. Кэтрин шла следом. Когда Кэтрин поставили брекеты, Дайана уже сняла свои. На вечеринках в старших классах Дайана никогда не шла танцевать, не убедившись, что у сестры тоже есть партнер. Обе девушки были крепкого сложения: длинные ноги, сильные плечи. Летом спокойно могли проплыть в озере целую милю. Когда Дайана выходила замуж, подружкой невесты была Кэтрин. Через три года они поменялись ролями. Кстати, свадьба младшей сестры тоже состоялась в июне. У каждой родилось двое детей: у Дайаны две девочки, у Кэтрин – два мальчика. Их дома разделяла всего одна миля. Даже развелись они в один день, но с разницей в год. Вот только судьба дала им не одинаковое здоровье. Дайана страдала мигренями, аритмией и гипертонией. Внезапный аневризм сердца погубил ее, когда она была еще совсем не старой – в сорок шесть лет. Что же касается Кэтрин, та вообще ни разу в жизни не болела. Собственное здоровье часто вызывало у нее чувство вины. Но после звонка сестры Кэтрин поняла: Дайана – ее прекрасная, хрупкая Дайана – позвонила не просто так. Господь избрал ее, дабы показать: верующих в Него ожидает вечность.
– Кэт, это превзошло все наши ожидания.
Кэтрин улыбнулась. «Наши». Они по-прежнему вместе. Розовый мобильник, который она сейчас прижимала к груди, помог ей вновь обрести сестру, в чью смерть она упорно отказывалась верить.
И Кэтрин не собиралась молчать об этом.
Третья неделя
Ему говорили, что нужно начать жизнь сначала, но жизнь не настольная игра. Когда теряешь любимого человека, у тебя уже не получится начать сначала. Скорее это будет «продолжение без». Жена Салли умерла. Она долго лежала в коме. По сообщению больничных врачей, ее смерть наступила в первый день лета, во время грозы. Она тихо скончалась, и это даже не сразу заметили. Салли тогда еще мотал срок, и до выхода ему оставалось два месяца и неделя. Когда ему сообщили о смерти Жизели, он впал в оцепенение. Это было все равно что полететь на Луну и там узнать о гибели Земли. Сейчас он постоянно думал о Жизели, хотя над каждой его мыслью нависала зловещая тень их последнего дня. Катастрофа, пожар. Одно мгновение – и привычного мира не стало. И все равно Салли закутывался в печальную память о Жизели, поскольку это в какой-то мере воскрешало ее саму. Урну с прахом он поставил рядом с кроватью, на которой спал его сын Джулз. Через пару месяцев мальчишке исполнится семь.
Салли сел, не столько развалившись, сколько ссутулившись. Он до сих пор приспосабливался к свободе. Может, вы думаете, что десять месяцев за решеткой – всего ничего и на следующий день бывший заключенный заживет как прежде? Но тело и разум привыкают ко всяким условиям, даже жутким. Иногда днем на Салли накатывала прежняя волна безнадеги, и он тупо утыкался взглядом в стены. Он был вынужден напоминать себе, что может в любой момент выйти наружу.
Теперь он жил в снятой квартире на втором этаже обшарпанного старого дома. Сейчас он сидел, бесцельно водя глазами по стенам, смотрел на батареи центрального отопления. За окнами виднелась сосновая рощица и небольшой овраг, по дну которого текла речка. Ему вспомнилось, как мальчишкой он ловил лягушек. Салли потянулся за сигаретой. В Колдуотер он вернулся лишь потому, что ему, по сути, больше некуда было податься. Пока шло следствие и потом, пока он отбывал срок, сыном занимались его родители. Мальчишка привязался к деду и бабушке, и Салли не хотелось наносить Джулзу новую травму. Хватит с него прежних. Того дома, где они жили до катастрофы, он лишился. Работы тоже. Имевшиеся деньги ушли на адвокатов. Салли смотрел на двух белок, гонявшихся друг за другом по деревьям. Кто знает, может, Жизели бы здесь даже понравилось. Теснота, грязь, облупленная краска на стенах. Это был его странный юмор.
* * *
Размышления прервал стук в дверь. Через глазок Салли увидел Марка Эштона с двумя пластиковыми упаковками еды в руках.
Они дружили со времен службы в военно-морском флоте. Потом вместе летали на военных самолетах. Салли не видел друга с момента оглашения приговора.
– Привет, – бросил Марк, когда дверь открылась.
– Привет.
– Милое местечко. Настоящий приют для террориста.
– Ты приехал прямо из Детройта?
– Угадал. Может, теперь пустишь в свое логово?
Они неуклюже, по-мужски, обнялись, затем прошли в гостиную. Увидев лежащего Джулза, Марк сразу перешел на шепот.
– Спит?
– Да.
– Я захватил печенье «Орео». Ребятня его обожает.
Марк поставил пакеты между нераспакованными коробками на кухонном столе. Рядом стояла пепельница, доверху набитая окурками. В кухонной мойке Марк обнаружил несколько стаканчиков. В такие наливают спиртное, но никак не воду.
– Стало быть… – пробормотал он.
Теперь, когда Марк освободился от пакетов, ничто не мешало ему пристальнее всмотреться в своего старого боевого товарища. Все тот же мальчишеский взгляд, выдававший страстного любителя футбола, каким Салли был когда-то. Вот только сам он похудел и постарел, и на лице прибавилось морщинок. Особенно вокруг глаз.
– Значит, это и есть Колдуотер, в котором ты вырос?
– Да. Думаю, теперь ты понимаешь, почему я так рвался уехать отсюда.
– Как у тебя сейчас? – (Салли пожал плечами.) – Слушай, это просто ужасно. Я о случившемся с Жизелью.
– Угу, – коротко ответил Салли.
– Мне очень жаль.
– Угу.
– Я думал, тебя отпустят на похороны.
– Мне сказали: «Флотские порядки остались на флоте».
– Церемония была великолепной.
– Я слышал.
– И все остальное – тоже. – (Салли вскинул голову.) – Ну их к черту, этих судей, – сказал Марк. – Все и так знают…
«Все и так знают, что ты был в тюрьме, – привычно докончил за него Салли. – Вот только неизвестно, заслужил ли ты это наказание».
– Я пытался увидеться с тобой, – сказал Марк.
– Мне никого не хотелось видеть.
– Наши этому удивлялись.
– Проехали.
– Салли…
– Давай оставим эту тему. Я уже рассказывал, как все случилось. Миллион раз. Власти поверили другой версии. И хватит. – Салли смотрел на свои руки, слегка постукивая кулаками один о другой.
– И что ты мыслишь дальше? – спросил Марк.
– Ты о чем?
– О работе.
– Не знаю. Найду чего-нибудь. А что?
– Тут неподалеку живет мой дружок по колледжу. Я звонил ему.
– Звонил, не увидевшись со мной?
– Помнишь летное правило? Не терять друг друга из виду. Тебе ведь нужна работа. Он мог бы тебе кое-что предложить.
– Что именно?
– Продажи.
– Я не торговец.
– Там нет ничего хитрого. Всего-навсего подписываешь копию документов заказчика, принимаешь чек и получаешь комиссионные.
– Что за бизнес у твоего приятеля?
– Газета.
– Парень, ты что, шутишь? – От неожиданности Салли даже заморгал.
Ему вспомнилось, как все газеты наперебой описывали его «инцидент», не желая вникать в суть и делая самые простые выводы, не требующие особого умственного напряжения. Журналисты заимствовали друг у друга целые куски статей… пока не переварили его историю и не ухватились за новую сенсацию. С тех пор Салли возненавидел газеты и перестал их покупать.
– Эта работа позволила бы тебе остаться здесь, – сказал Марк.
Салли подошел к раковине, взял стаканчик, промыл. Убрался бы Марк поскорее. Тогда он плеснет в стаканчик того, чего захочет.
– Оставь мне его телефон. Я сам позвоню ему, – сказал Салли, зная, что врет.
* * *
Тесс восседала по-турецки на мягких красных подушках и сквозь стекла эркера смотрела на большую лужайку перед домом. Лужайка безобразно заросла: Тесс уже несколько недель не притрагивалась к косилке. В этом доме она выросла и прожила всю жизнь. И место, где она сейчас сидела, было ее самым любимым: в детстве она обожала греться здесь на утреннем солнце. Ее мать, Рут Рафферти, занимавшаяся обслуживанием банкетов, сидела рядом, уткнувшись в какую-нибудь деловую бумагу.
– Мне скучно, – ныла маленькая Тесс.
– Дорогая, пойди погуляй, – привычно отвечала мать.
– Там нечего делать.
– Просто гуляй, смотри по сторонам.
– Хочу сестренку.
– Увы, здесь я тебе ничем помочь не могу.
– Смогла бы, если бы вышла замуж.
– Я уже была замужем.
– Тогда бы мне было с кем играть.
– Почитай что-нибудь.
– Я уже все книжки прочитала.
– Прочти их заново.
Эта словесная дуэль двух женщин разного возраста продолжалась, с незначительными изменениями, на протяжении всего детства, отрочества и юности Тесс. Продолжалась и потом… вплоть до последних лет жизни Рут, когда болезнь Альцгеймера и старческое слабоумие лишили мать способности логически мыслить, а потом вообще отбили желание говорить.
И вот теперь Тесс, сидевшая возле старого эркера, и ее покойная мать неожиданно возобновили свои диалоги! Час назад в доме опять раздался необъяснимый телефонный звонок.
– Тесс, это я.
– Боже мой, мама. Как все это происходит?
– Здесь нет боли…
– Ты ведь так сильно страдала.
– Дорогая, выслушай меня.
– Мама, я тебя слушаю. Внимательно слушаю.
– Боль, через которую ты проходишь… это способ освобождения от боли. Ты гораздо легче… чем думаешь…
Эти слова принесли Тесс благословенное успокоение. «Ты гораздо легче, чем думаешь». Может, мать имела в виду душу? Может, жизнь и в самом деле – один из двух способов существования души? И поэтому Рут, в земной жизни всегда пристально следящая за дочерью, и после смерти нашла способ с нею связаться?
Тесс смотрела на фотографию, которую держала в руках. Это был последний их совместный снимок, сделанный на праздновании восьмидесятитрехлетия матери. На фото было ясно видно, какую страшную дань взимала болезнь с Рут Рафферти. Ввалившиеся щеки, отсутствующий взгляд, высохшее тело, на котором ее любимый свитер цвета карамели висел как на вешалке.
– Мам, ну как такое возможно? У тебя ведь там нет телефона.
– Нет…
– Тогда каким образом ты разговариваешь со мной?
– Что-то произошло, Тесс… Возникла… щель.
– Щель?
– Пока она есть…
– И сколько она просуществует?
Трубка молчала.
– Мама, я спросила, сколько эта щель просуществует?
– Недолго…
* * *
Чудеса происходят каждый день. Но тихо, без шума. Происходят везде: в операционной, в штормовом море, на дороге. Иногда их совершает человек, которого мы хорошо знаем. Иногда – незнакомец, появившийся словно из ниоткуда. Сведения о таких чудесах почти не записываются. Их количества тоже никто не знает, поскольку никто не ведет учета.
Но бывают чудеса, о которых узнает весь мир. И когда такое случается, в мире начинаются перемены.
Возможно, Тесс Рафферти и Джек Селлерс промолчали бы о поступавших к ним звонках, но Кэтрин Йеллин молчать не пожелала. Евангелие призывало возвещать благие вести всему человечеству.
Было воскресное утро. С момента первого таинственного звонка, раздавшегося в Колдуотере, прошло двадцать три дня. Пастор Уоррен, как обычно, стоял перед прихожанами церкви «Жатва надежды», листая страницы Библии и не подозревая, что очень скоро его святилище навсегда преобразится.
– Прочтем из Евангелия от Матфея, глава одиннадцатая, стих двадцать восьмой, – моргая, произнес он.
Он плохо видел даже в очках, от старости у него дрожали пальцы. Пастору вспомнились слова псалма: «И до старости, и до седины не оставь меня» [1]1
Псалом 70, стих 18. – Здесь и далее прим. пер.
[Закрыть].
– Пожалуйста, простите меня, но я должна сказать!
Головы прихожан повернулись туда, откуда раздался голос. Сощурившись, Уоррен увидел Кэтрин, стоявшую в пятом ряду. На ней была черная шляпа с полями и платье цвета лаванды. В руках она держала кусочек бумаги.
– Простите, пастор. Дух Господень побуждает меня говорить.
Уоррен нервно сглотнул. Ему стало не по себе, словно он чувствовал: после слов Кэтрин что-то кардинально изменится.
– Кэтрин, прошу вас сесть.
– Пастор, это важно.
– Сейчас неподходящее…
– Я была свидетельницей чуда!
Из рядов донеслись удивленные возгласы.
– Кэтрин, Господь пребывает в каждом из нас, но говорить о чуде…
– Это произошло три недели назад.
– …вопрос крайне серьезный…
– В то утро в пятницу я была на кухне…
– …который лучше оставить заботам руководства церкви.
– …и мне позвонила по телефону…
– Кэтрин, я вынужден настоять, чтобы вы…
– Мне позвонила моя умершая сестра!
Возгласы стали громче. Кэтрин завладела вниманием прихожан. В церкви установилась такая тишина, что было слышно, как она разворачивает бумажку.
– Мне позвонила Дайана. Многие из вас знали мою сестру. Она умерла два года назад, но ее душа жива и находится на небесах. Она сама сказала мне об этом! Ее голос был таким… счастливым.
Уоррен изо всех сил стремился унять дрожь. Он утратил контроль над прихожанами, что, по его разумению, было грехом высочайшего порядка.
– Первый раз мы с сестрой говорили утром в позапрошлую пятницу, – продолжала Кэтрин, возвысив голос и утирая ладонью катившиеся по щекам слезы. – Это было в десять часов сорок одну минуту. Следующий звонок раздался через неделю, в одиннадцать часов четырнадцать минут. Третий – позавчера вечером, в семь часов две минуты. Она сказала: «Кэт, я жду. Мы все ждем». – Кэтрин повернулась к задним рядам. – Мы все ждем.
В рядах зашептались. Уоррен с кафедры видел, как ерзает его паства, словно в церкви подул ветер.
Он постучал по кафедре ладонью:
– Я настаиваю! – Хлоп!– Прошу вас… образумьтесь. – Хлоп, хлоп!– При всем уважении к нашей прихожанке, мы не можем знать, действительно ли это была ее сестра.
– Да, пастор! Это была моя сестра!
– Мне тоже звонили… таким же образом, – вдруг раздался с заднего ряда низкий, с хрипотцой мужской голос.
Все головы повернулись к говорившему – высокому крепкому мужчине в коричневой спортивной куртке. Он стоял, упираясь крупными ладонями в спинку скамьи. Это был Элиас Роу, афроамериканец, многолетний прихожанин церкви, владевший строительной фирмой. Он вообще никогда не раскрывал рта… вплоть до сегодняшнего дня.
Взгляд Элиаса метался по рядам. Когда он заговорил снова, в его голосе звучало почти что благоговение.
