Текст книги "Шухлик, или Путешествие к пупку Земли"

Автор книги: Мирзакарим Норбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

О, как скверно это обиталище!

Когда Шухлик проснулся, то увидел красного ослика, величиной с кузнечика, взволнованно скакавшего по капусте.

Это был, конечно, Малай.

– Хочу кое-что сказать, мой господин, если вы достаточно пробудились, – застрекотал он на ухо. – Не беспокойтесь, но мы попали в переплёт! В здешних местах, как я понимаю, нет ни длины, ни ширины! Вообще никаких нормальных измерений. Похоже, угодили мы в карман пространства и за шиворот времени.

Шухлик огляделся.

Действительно, лодка скользила непонятно куда и непонятно где, – то ли по морю, то ли уже по небу, или по бездне, у которой нет имени.

Они оказались в ужасном месте, где небо неотличимо от земли, а долгота от широты.

– О, как скверно это обиталище! – причитал джинн Малай, становясь совсем крохотным, вроде красной блохи, едва похожей на прежнего осла.

Даже знакомый туман улетучился. Одна кромешная тьма. Лишь смутно белела капуста на дне лодки, напоминая груду черепов.

«Вот уж настоящие тень и мгла в молчанье! – припомнил Шухлик печальный романс. – И на душе такая истома, что горше не бывает! Похоже, не скоро доберёмся до сада Багишамал. Не говоря уж о том злосчастном развязанном пупке! Эк занесла нелёгкая!»

– А куда нам торопиться?! – еле слышно бубнил Харитон. – Все мы странники странные по разным просторам. Простираем, растягиваем пространство. Расширяем, чтобы не кончалось под нашими ногами. Отодвигаем горизонт неведомо куда. Ищем что-то, бродя вокруг да около. Но всё равно это кончится, и начнётся другое!

Шухлик мало чего понял из его бормотания.

Он глядел по сторонам, наблюдая, как привычный мир исчезает буквально на глазах, тает, как сахар в прозрачном стакане.

«Такого быть не может!» – думал Шухлик.

Увы, он ошибался! Всё может быть – на этом свете или на том. В частности и то, чего быть не может!

Под водой – если это была вода – там и сям возникали большие мутные пятна неизвестного происхождения. Они мало что освещали.

Какой-то морской монах некоторое время плыл сажёнками, не говоря ни слова, за их челном. А потом то ли свернул куда-то, то ли утонул. Словом, сгинул, как и не бывало.

Всё разом сгинуло и растворилось без следа.

– О, как скверно это обиталище! – доносился голос совсем уже невидимого джинна Малая.

Всюду густой мрак, как в пушечном стволе, забитом снарядом.

«Не мы ли тот снаряд? Сейчас запулят нами в неизвестность!» – пытался размышлять Шухлик.

Голова его заметно опустела. И пять внешних чувств оказались совсем бесполезны. Они просто не действовали в этой стороне, где не было привычных измерений. Ничего тут не было, кроме сиротской пустоты.

Шухлик ослеп, оглох и онемел. Перестал что-либо ощущать.

Зато в душе его возникали всё новые и новые внутренние чувства, с которыми мудрено было совладать. Он остался наедине с ними, оторванный от привычного мира.

Громко вопили всякие репейники страха и буреломы ужаса, отчего мурашки бегали по всему телу – от ушей до кончика хвоста.

Да тут и впрямь было страшно – в невидимом челне корявого Харитона, посреди неизвестно какой стихии.

Очень легко впасть в панику!

Шухлик путался в своих чувствах, не зная, каким довериться.

В основном они подсказывали всякую чушь и подталкивали к опрометчивым поступкам.

Например, неожиданно лягнуть Харитона так, чтобы тот сразу помер. Или начать орать во весь голос, призывая на помощь.

А может, броситься за борт и плыть или лететь, куда глаза глядят, то есть куда не глядят. Или, наконец, проглотить джинна Малая, который давно уже изрядно надоел, прыгая туда-сюда по капусте.

Трудно было сидеть спокойно, не поддаваясь этим диковатым чувствам, заполонившим всю душу.

Шухлик сдерживался из последних сил. Ещё немного, и отчебучит что-нибудь эдакое, безумное! Пробьёт копытом днище лодки, и будь, что будет!

Надеясь успокоиться, он обрывал на ощупь капустные листья и жевал их, ощущая, что и впрямь читает какую-то книгу или чей-то любопытный дневник. А когда добрался до кочерыжки, на душе стало легче и светлее.

Он продрался сквозь дебри смутных чувств и обнаружил в укромном уголке души тихую полянку, на которой дремало обиженное им Чу.

К счастью, оно не было злопамятным. Сразу очнулось и успокоило:

– Поверь, всё обойдётся! Побори страх, сомнения, неуверенность и тогда увидишь – ничего ужасного!

«Действительно, как же глупо расстраиваться из-за всяких мелочей вроде прыща на носу или потерянного кошелька, – неожиданно подумал Шухлик. – Чистое безумие!»

Слабое и нежное чувство начало крепнуть. Из внутреннего переросло вдруг во внешнее. И расположилось где-то над головой, повыше ушей, раскрывшись, будто новые глаза, приспособленные к местным условиям.

Шухлик словно выбрался из какой-то чёрной норы или вынырнул из глубочайшего колодца.

Вокруг струился синеватый свет, в котором можно было различить и лодку, и остатки капусты, и огромного лодочника Харитона. Он был странной расцветки, чуть пурпурный, и слегка расплывчатый, как в тумане. Но всё равно казался таким милым, что хотелось его расцеловать.

А как изменился Малай! Куда подевался дурашливый красный ослик с горбиком на спине и пиратской повязкой на глазу? Шухлик впервые увидел джинна в истинном обличье стихийного духа – он трепетал в воздухе бездымным пламенем, какое бывает над газовой конфоркой.

Да, мир не исчез, не растворился! Просто в здешних краях, в кармане пространства и за пазухой времени, он был неподвластен пяти обычным чувствам. Они, эти чувства, не знали, как его воспринять.

А вот чувство Чу знало и умело. Оно показывало такое, чего Шухлик раньше и представить себе не мог.

Ярко-зелёный океан поднимался за лодкой круто вверх, но не обрушивался волной, а замирал прозрачной стеной, за которой плавали, как в аквариуме, птицы и летали рыбы.

Может, с помощью Чу Шухлик видел всё не так ясно и отчётливо, как, например, джинн Малай, однако ничего особенно скверного в кармане пространства, за пазухой времени не замечал. Напротив, это обиталище выглядело на редкость привлекательно. Будто на картинке, нарисованной ребёнком, ещё помнящим из прошлой жизни, как тут всё устроено.

Какой-то особенно крупный метеорит, стеная и охая, промчался по жёлтому небу и так врезался в безмерье и безвременье, что они задрожали мелкой дрожью, будто собака при ударе грома.

Шухлик почуял, что с этим камнем, свалившимся с Небесного дна, ему ещё придётся иметь дело. Так, во всяком случае, говорило Чу. Шухлик решил разобраться позже, верить ли ему безусловно или не до самого конца?

Совсем неподалёку в океане плавал и нырял скалистый остров, весьма напоминавший пуп.

– Не это ли пупок Земли, связывающий её с небом?! – подскочил Шухлик, озарённый догадкой.

Лодочник Харитон задумчиво обернулся к нему, шевеля лохматыми бровями и усами.

– Здесь живут одни Лемуры. И никаких пупков!

– Интересно бы познакомиться, – заметил Шухлик. – Они, кажется, такие большеглазые, ползают по деревьям и записаны в Красную книгу!

– Да, много я чудаков сюда перевёз, – вздохнул Харитон. – Помню и твоего предка Луция. Большинство прекрасно знало, куда путь держат, – последний в их жизни. А вы, братцы ослы, похоже, до сих пор не догадываетесь! Вот что чудно!

– Ну, ничего особенного! – возразил Малай. – Решили прокатиться да ошиблись маршрутом! Всякое бывает, когда брат-шайтан шалит…

– Хорошенькая ошибка! – рассмеялся Харитон. – Да, пожалуй, рано вам ещё в безмерье и безвременье! Так что, если пожелаете, верну вас, откуда забрал! Даром верну! Бесплатно. Поживите ещё на белом свете, поглядите чудес…

Малай, казалось, был совсем не против. Однако Шухлик не согласился.

«Ничего не бойся! – нашёптывало ему чувство Чу. – Глупо возвращаться, когда выпала такая удача, – осмотреться в кармане пространства, за пазухой времени. И вообще не было никакой ошибки! Просто скучно идти по маминому пути, как по компасу. Заранее известно, чем дело кончится. Уже попили бы чаю с Диваном-биби, и – никаких приключений! Короткий путь не всегда лучший!»

– С вашего позволения, мы где-нибудь здесь выйдем, – сказал Шухлик. – Разомнём ноги!

Харитон едва весло не выронил.

– Может, вы какие-нибудь инопланетяне в образе ослов? Уж больно чудаковаты, словно не от мира сего! Впрочем, коли хотите, вылезайте. Здесь вы совершенно свободны, как прохожие на улице!

Он остановил свой чёлн.

Пока Малай колебался, мотаясь над капустой, будто слегка коптящий факел на ветру, Шухлик шагнул за борт и смело поскакал по зелёной океанской воде. Следом устремился джинн, хоть и огненный, но очертаниями по привычке напоминавший осла.

О, как чудесно в безмерье и безвременье то ли скакать, то ли лететь по зелёному океану, который смыкается с жёлтым небом!

Только ради этого удовольствия уже стоило остаться!

– Запомните, тут всё зыбко и всё превращается из одного в другое! – крикнул вслед Харитон. – Главным образом – судьбы! Так изменятся, что родная мама не узнает.

Но Шухлик уже не слышал лодочника. Он беззаботно прыгал и сигал, скакал и галопировал, как в детстве на тихом уютном дворе хозяина Дурды.

Он понял, что в блуждании и потерянности есть великий смысл, потому что возможно открыть новые пути!

И счастлив тот, кто ищет их даже в кармане пространства и за пазухой времени.

Лемуры

Подняв голову, Шухлик заметил, что в золотом воздухе мельтешат полупрозрачные шары, кубики и пирамидки. Одни едва различимы, другие – куда темнее и тяжеловесней с виду.

Кажется, многие вроде бы общаются друг с другом, сближаясь, отдаляясь, соприкасаясь вершинами и гранями.

– Это и есть Лемуры, мой господин! – прокричал Малай, стараясь держаться подальше от кубиков и пирамидок. – Души усопших! Может, они и записаны в какую-нибудь книгу, но вряд ли в Красную! Среди них шары – добрые духи, по имени Лары, покровители своих потомков. А кубики…

Он не успел сообщить, кто они такие. Множество кубиков, целый рой, неприятно жужжа, подлетели и окружили Шухлика с Малаем.

Они теснили, подавляли и угнетали, будто загоняли в какую-то яму или клетку. Стало трудно дышать, затошнило и тяжело загудело в ушах.

Малай слабо потрескивал, как затухающая свечка.

– Вот почему это обиталище скверно, – едва звучал его голос. – Кубики – злые духи Ларвы, не нашедшие покоя после смерти. От них всего можно ожидать.

К счастью, подоспел отряд пирамидок и разогнал рой кубиков.

– Это Маны, – сказал Малай, отдышавшись. – Они на перепутье – между Ларами и Ларвами.

Впрочем, пирамидки казались вполне доброжелательными. Приглядевшись к Шухлику, одна из них улетела куда-то, но вскоре вернулась с прозрачно-бриллиантовым шаром.

Шухлик сразу проникся к нему родственными чувствами.

А пришедший в себя Малай воскликнул:

– Ах, какое сходство! Готов поклясться, мой господин, что это добрый дух твоего предка Луция!

Действительно, это был знаменитый Луций. Он обнял Шухлика так ласково, как это умеют одни лишь шары Лары.

– Вот так встреча, сынок! Не ждал! Я очень рад, хотя мне кажется, что ты попал сюда раньше времени.

– Но если здесь безвременье, как можно определить, раньше или позже? – смущённо ответил Шухлик.

Шар Луций раздулся и засверкал всевозможными оттенками чувств.

– О, ты мудр не по годам, мой ослик! Я горд и счастлив, что у меня такой наследник! Честно скажу – единственный. Ведь когда я вернул себе человеческий облик с помощью богини луны Исиды, то служил только ей одной, не помышляя о женитьбе.

И он погладил Шухлика по голове, отчего ослик ощутил себя невесомо-воздушным и прозрачным.

– Да что же мы стоим посреди дороги! – спохватился Луций. – Пойдёмте, я покажу мою обитель – острова Блаженных, где пребывают души, праведно прожившие земную жизнь. Увидите, там неплохо! Наши острова плавают, как рыбы, ныряют, как выдры, и летают клином, как журавли.

Они направились к скалистому острову, который Шухлик принял было за пупок Земли.

Кубики больше не показывались. Видно, побаивались шаров.

Изредка встречались прозрачные как слеза цилиндры, бесцветные конусы и, с позволения сказать, матовые параллелепипеды. Они парили в воздухе сами по себе, отдельно, ни с кем не сближаясь.

– Эти переходят из одного состояния в другое, – пояснил Луций. – Могут стать шарами или кубиками, а могут вернуться к новой жизни в обычном мире.

Неожиданно к ним подлетел весьма грустного вида конус.

– Хотелось бы пожаловаться, – всхлипнул он. – Странное тут существование – всё проходит незаметно, в ожидании лучшего. Ждёшь и ждёшь неизвестно чего. И будет ли оно, не знаешь! Никак не привыкну…

Конус разрыдался и покатился прочь, превращаясь то в цилиндр, то в кубик, то в пирамидку. На миг он замер, а из его вершины выплыло белое облачко, напоминавшее младенца, и тут же унеслось, растворилось в золотом мареве между небом и океаном.

– Вот и дождался! – улыбнулся Луций. – Вы видели начало ещё одной земной жизни! Иногда мне грустно, потому что на островах Блаженных нет ожидания. Поверьте, вечное блаженство тоже не сахар. Бывает, так надоест, хуже горькой редьки!

Впрочем, несмотря на эти признания, шар излучал необыкновенно весёлый, тёплый свет.

– Сынок, я ни о чём не жалею! – воскликнул он. – Я прожил праведную жизнь и радостно, открыто смотрел в лица встречных! Чего и тебе желаю. Ты, вижу, так же неугомонен, как и я в юности. Скажи, что привело тебя в эти края, куда так редко ступает нога живых?

Шухлик нахмурился, вспомнив, что очень пока далёк от своей цели.

– Ищу пупок Земли, соединяющий её с небом! Надо бы его завязать!

Шар ободряюще заискрился, словно подмигивая.

– Благородная задача, сынок! Но не из простых. Я многое расскажу тебе о пупках. И ты, надеюсь, поймёшь, где их искать и в чём их смысл…

Но, увы! Шухлику не удалось дослушать дух Луция.

Всё увиденное и пережитое так взбудоражило и сконфузило его, так много ещё хотелось ему спросить и узнать, что он совершенно упустил из виду чувство Чу.

Заскучав, устав без внимания, оно начало задрёмывать.

И Шухлик вновь постепенно погружался в густую беспросветную тьму, без дна и покрышки.

«Наверное, именно так умирают», – подумал он.

Пока ещё кое-что было видно, но с каждой секундой всё хуже и хуже. Всё меркло и глохло.

А когда Чу заснуло, сразу, едва ли не в мгновение ока, оборвалась тонкая ниточка, связывавшая Шухлика с миром безмерья и безвременья.

Исчезло жёлтое небо и золотой воздух. Как в воду канул зелёный океан под копытами. Пропали летучие острова Блаженных, до которых оставалось два шага. Сгинули кубики, конусы, пирамидки, параллелепипеды. И бриллиантовый шар Луций растворился во мраке.

Хотя напоследок к Шухлику пробились его прощальные слова:

– Настанет срок, и мы увидимся вновь! Береги свои добрые чувства, сынок! Чем их больше, тем мир лучше! Сохраняемые в душе они живут вечно. Это такая сила, которой подвластно всё – и время, и пространство, и…

И тут Шухлик окончательно перестал что-либо ощущать.

Он не помнил, как шаровидный дух Луция выдернул его, бесчувственного, из безмерья и безвременья, перенёс на границу с обычным миром, где действуют пять чувств.

– Здесь он придёт в себя, – вздохнул шар, и вдруг, словно распахнувшись, втянул внутрь себя Малая, вроде бы заключил в объятия. – Знаешь ли, братец, я тебя насквозь вижу – сверху донизу и со всех сторон! А всё-таки верю в лучшую твою половину! Береги моего потомка, служи ему верой и правдой – не то достану тебя, в каких бы краях ни скрывался…

Выпустив джинна, прозрачный шар устремился к островам Блаженства, озаряя округу бриллиантовым сиянием.

Да, не каждый, далеко не каждый, побывав в кармане пространства и за пазухой времени, благополучно оттуда выбрался. Таких случаев в истории насчитывается не более десятка.

И Шухлику улыбнулось счастье быть первым ослом, очутившимся в запредельной стороне духов и повидавшим своего далёкого славного предка.

Город колдунов

Очнувшись, рыжий ослик долго не понимал, где это он. Всё казалось ему сном, начиная с лодочника Харитона и кончая Лемурами.

Более того, он подозревал, что продолжает спать, поскольку то, что являлось взору, было исключительно чёрным или белым, с лёгкой грязцой.

Сияло за окном ослепительно белое солнце и тут же висела наполовину чёрная луна.

Чувство Чу всё дремало, устав от напряжения в краю безмерья и безвременья. А пять внешних чувств работали кое-как, с перебоями. Поэтому Шухлик различал всего лишь два цвета.

Очень странно выглядел сидевший у изголовья Малай. Среди Лемуров он, вероятно, поднабрался духовных сил и восстановил телесный облик осла – горбатенького, с пиратской повязкой на глазу. Однако виделся не красным, а чёрно-белым, полосатым, словно зебра.

Заметив, что Шухлик открыл глаза, джинн очень обрадовался.

– Наконец-то, мой господин! А то уж я начал волноваться. Хотел знахаря звать.

– Пахаря? – не понял Шухлик.

– Ну, кого пожелаете, мой повелитель! Можно ворожею, ведьму или мага. Здесь их пруд пруди!

– Да где же это мы? Ответь вразумительно! – взмолился рыжий ослик.

– Слушаю-повинуюсь и охотно отвечаю – мы на границе двух миров, в городе колдунов. Надеюсь, мой господин, тут вы отлежитесь, отдышитесь и придёте в чувства.

Но Шухлику, конечно, не хотелось напрасно отлёживаться, а не терпелось взглянуть на этот пограничный город.

Судя по останкам полуразрушенных домов, он был когда-то велик.

В незапамятные времена его построило племя блаженных и мудрых гипербореев – город вечной весны, в котором жил справедливый и счастливый народ, никогда не воевавший с соседями.

Осенью со всех концов земли собирались сюда музы и прочие гости на колесницах, запряжённых белыми лебедями. И разъезжались после праздников со щедрыми дарами.

Гипербореи охраняли границу между двумя мирами, не допуская, чтобы духи вольно проникали из одного в другой и обратно.

Но никакое племя не вечно. Минуют юность, молодость и зрелость любого народа. Наступает, в конце концов, старость.

Когда гипербореи утомились охранять покой двух миров и отправились странствовать, их город пришёл в упадок, а граница стала проходным двором.

Здесь обосновались колдуны и чародеи, гадалки и маги, ворожеи и знахари, ведьмы и ведьмаки, облакогонители, успокоители вихрей, чтецы воды и слепые собиратели говорящей травы нечуй-ветер.

Жили они среди развалин, соорудив на скорую руку соломенные крыши или стены где требовалось. Но ветхость домов их не беспокоила.

Главное, тут, между двумя мирами, особенно удобно чародействовать, призывая на помощь близкие потусторонние силы.

Колдуны встречались самые разные – дряхлые и совсем ещё неоперившиеся, карлики и великаны, млекопитающие и земноводные, мужского, женского и среднего пола. Но все в основном, на взгляд Шухлика, – чёрные.

Впрочем, приютивший их козёл-ведун по имени Тюша – огромный, косматый и бородатый, похожий на доисторического носорога – был снежной белизны.

В общем-то горожане казались милыми – любезными и предупредительными.

Однако при ближайшем рассмотрении, особенно когда речь заходила об их колдовском ремесле, становились такими истовыми, прямо до ошаления. Ну а поскольку колдовство для них – вся жизнь, то ошаление не прекращалось ни на минуту. Того и гляди, что-нибудь отчебучат или в лучшем случае учудят.

Словом, здешнее чёрно-белое население было одержимым.

А любая одержимость, надо признать, всегда глуповата и опасна! Как говорится, без царя в голове. То есть царь, возможно, имелся, но явно – из болванов.

По улицам все ходили в чёрных очках, что само по себе неприятно. Когда не видишь глаз, закрадываются разные подозрения. Мало ли что там скрывается за тёмным стеклом? Может, ядовитый и злобный взгляд, от которого спасёт только фига в кармане. Но из копыта фигу никак не сложишь.

Осматривая с Шухликом городские руины, джинн Малай нервничал и неустанно бурчал:

– Допускаю, что у колдунов какая-нибудь пара чувств очень хорошо развита, – от постоянных усилий, как руки у гребца. Зато большинство других чувств в глубокой спячке и угнетении…

– Похоже, ты им завидуешь, – улыбался Шухлик.

– Обижаете, мой господин! – воскликнул в сердцах Малай так, что чёрные и белые полосы на его боках перемешались, и он стал серым, как волк. – Чему тут завидовать, когда у колдунов чувства дурацкие? Даже если добрые, всё равно шальные, как тараканы на кухне!

Может быть, джинн Малай был кругом прав, но Шухлик очень хотел узнать своё будущее и выяснить наконец, где искать пупок Земли.

Должны же ведьмы или ворожеи подсказать хоть что-нибудь толковое.

Наверное, такой интерес к гаданиям перешёл к нему от предка Луция, который и в осла-то превратился из-за чрезмерного любопытства к колдовству.

Хотя когда волшебников целый город, трудно, конечно, выбрать самого умелого, кому поверишь до конца, как самому себе.

Оставив Малая дома беседовать с козлом-ведуном, рыжий ослик бродил по улицам, разглядывая вывески.

Они предлагали отворот и приворот, улучшение судьбы, возвращение потерянных надежд, вечную молодость, а также стойкую защиту от всякого чародейства и сглаза.

То и дело Шухлик натыкался на чёрных и белых павлинов с ободранными, как старые веники, хвостами, по перьям которых маги пророчили будущее.

Вечерами павлины кричали металлическими страшными голосами, и по их звуку ведьмаки определяли имя, длину и характер завтрашнего дня.

А ночью меж развалин летали, как неутешные души, белые совы и шастали чёрные коты.

По их полёту, помёту и следам чародеи предсказывали погоду и участь Вселенной.

Вообще гадали тут по всему, что попадало на глаза, в уши или подворачивалось под руку – по писку мышей, птичьим яйцам и ушам кроликов, по бобам, по иглам ежей и прыжкам лягушек. Иные ведьмы предпочитали кости мертвецов.

Шухлик долго примеривался, к кому бы обратиться.

Наконец, покрутился на месте с закрытыми глазами и зашёл в первую попавшуюся гадальню.

В подвальном полумраке за столом в виде звезды сидела пригожая прорицательница Сивилла. Едва завидев посетителя, она плеснула горячий воск в стеклянную колбу и возопила глухим басом:

– Горе, горе тебе, Гог, и всем вкупе, Магог! Шивада, винза, каланда! Ябудала мейда!

Шухлик почувствовал, что ноги слабеют, уши немеют, язык деревенеет. Еле выполз на улицу. И долго не мог отдышаться.

«Ну, ладно, это первый блин, – подумал он. – Попытаю-ка ещё счастья!»

В городе особенно почитались толкователи зеркал и ворожеи на решете.

Отыскав нужную вывеску, Шухлик очутился в круглом зале с зеркальными стенами и дырявым точно решето потолком.

Белая, растрёпанная ведьма лежала на диване, будто увядшая хризантема, без признаков жизни.

Шухлик откашлялся, легонько пристукнув копытом.

И тут же всё пришло в движение.

Сквозь дырочки в потолке заструился свет, плещась и растекаясь по полу. В зеркалах заплясали тени – людей, обезьян, грызунов, жвачных, парнокопытных, пресмыкающихся и каких-то малознакомых зверушек вроде утконосов. А ведьма бодро спрыгнула с дивана.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я слушала время – будущие сто лет!

Стоя под льющимся светом, который не только булькал, но холодил и вымачивал, словно просеянный ливень, Шухлик совсем позабыл, о чём собирался спрашивать.

Ведьма меж тем взяла метлу и парой взмахов вымела тени из зеркал. Огляделась, чисто ли, и пропела.

– Придёт день светлости и разгонит все тёмности! Солнце сладкозрачное в каждой душе воссияет! Всем, кто не ищет мрака, дары будут! – И вновь увяла на диване.

А белый свет всё лился сквозь потолок-решето, и Шухлику пришлось плыть к выходу.

– Тобой спасённый совсем не тот, за кого себя выдаёт! – донеслись невнятные слова. – Доверяй слуге своему!

Свет журчал и шумел, как водопад, забрызгивая уши. И рыжий ослик не мог бы поручиться, что именно расслышал.

Вернулся он домой в полной растерянности, с замороченной, тяжёлой головой.

Козёл Тюша любовно развешивал по стенам пучки трав, которые собрал ранним утром, – колюку, плакун, сон-траву, прикрышник да кочерыжник.

Узнав о злоключениях Шухлика, скромно улыбнулся, как опытный врач, повидавший на своём веку немало шарлатанов.

– Да зачем же далеко ходить! Я тебе любое сновидение так растолкую – сразу поймёшь, что делать и как жить.

А сон у Шухлика прошедшей ночью был проще некуда! Приснилась ему корова тётка Сигир, пасущаяся на лугу.

Тюша долго выспрашивал подробности. Какого цвета трава, много ли тётке лет, сколько молока даёт… Всё записал в столбик, сложил и вычел.

А затем такого наблеял, что в следующую ночь Шухлик вообще не спал.

– Не знаешь ты, чего хочешь! – тряс длинной бородой. – Твоя плоть тебя давит! Тяготишься ты жизнью! Дела твои расстроятся и, скорее всего, посадят тебя в тюрьму! Убытки будут, ссора в доме и развод с женой.

– Откуда жена-то? – спросил поражённый Шухлик.

– На днях, голубок, женишься, – уверенно отвечал Тюша. – А через три недели разведёшься!

Кто знает, может, козёл Тюша в чём-то и был прав, но относительно пупков ровным счётом ничего не сообщил.

– Пупки – не моё направление! Могу рекомендовать мастера Кузойнака, главу здешнего чёрного братства. Наверняка у него есть сведения. Мастер так силён, что весь мир перед ним как на ладони! Он запросто, по-братски, общается с любыми духами.

– Да тут все подряд, кому не лень, духов вызывают! – брякнул не к месту Малай. – Круглые сутки, будто больше поговорить не с кем!

– Не скажите, любезный! – прищурился Тюша. – Признаюсь, среди нас немало пустых болтунов, но мастер Кузойнак водится с важными персонами.

И козёл перешёл на тихое, вкрадчивое блеяние.

– Ему являются духи великих полководцев! С их помощью он покорит весь мир, создав империю колдунов. Кстати, завтра в университете у мастера показательные выступления. Он обещает вызвать целую роту духов. Какие вы счастливцы – сможете всё увидеть собственными глазами!