Текст книги "Муж моей жены. Возвращение мужа моей жены"
Автор книги: Миро Гавран
Жанр:
Комедия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Жаркец: Конечно.
Креше: У нас столько общего! Было бы глупо друг другу говорить «вы».
Жаркец: Знаешь, я за эти дни очень часто о тебе думал.
Креше: Да ладно!
Жаркец: Да. Старался тебя представить. У меня же не было ни фотографии, ни каких-то сведений, как ты выглядишь. Высокий ты или низкий, с усами или без усов. Короче, я сгорал от любопытства. И я очень боялся, что разочаруюсь. Думал: неужели моя Драгица все эти годы обманывала меня с каким-нибудь кретином, которого я и уважать не смогу. С кем я и за один стол не сяду. Ты понимаешь мои переживания, мои страхи?
Креше: Понимаю. Ну, и ты разочаровался?
Жаркец: В каком смысле?
Креше: Ну, во мне. Ты разочаровался в выборе Драгицы? Ты бы сел со мной за один стол?
Жаркец: Вопрос слишком уж в лоб.
Креше: Ну и?
Жаркец: Ну… Ты мне нравишься. Вот так на первый взгляд. Я могу сказать, что ты хороший человек. У тебя есть душа. Понимаешь?
Креше: Понимаю. Ну, за это еще по одной? (Креше наливает)
Жаркец: Теперь уже все равно. Рюмкой больше, рюмкой меньше.
Креше: Будем здоровы.
Жаркец: Будем.
Выпивают до дна.
Креше: Знаешь, эта твоя мысль простить Драгицу и жить с ней, как будто ничего и не было – очень интересная мысль.
Жаркец: Ты думаешь?
Креше: Думаю. Знаешь, я полностью с тобой согласен. В наши годы разыгрывать любовные отношения и начинать все сначала не имеет смысла. Какая есть – такая и есть. Бери, что дают. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Одному только Богу известно, какие остальные бабы. Может, лучше, а может, и хуже.
Жаркец: Значит, ты согласен с моим взглядом на проблему?
Креше: Абсолютно. Ты умный мужик. Большой интеллигент.
Жаркец: Спасибо. Тогда мы легко договоримся о том, чтобы Драгица осталась со мной, если ты смотришь на проблему моими глазами.
Креше: Боюсь, что именно поэтому договориться будет трудно.
Жаркец: Почему?
Креше: Потому что ты помог мне понять, что не стоит стареющему мужчине снова влюбляться, покупать цветы, цитировать стихи и привыкать к какой-нибудь новой женщине. Кроме этого, для меня нет женщины, красивее Драгицы. С тех пор, как она вошла в мою жизнь, я стал самым счастливым человеком на свете. Что бы я без нее делал? Я был бы никто и ничто. А так я – муж настоящей принцессы. Когда я болел, она меня и кормила и поила, да и я был с ней хорошим. Покупал ей все, что ей хочется, и носил ее на руках, как настоящий мужчина.
Жаркец: Что ты всем этим хочешь сказать?
Креше: Я хочу сказать, что лучше всего для нас троих будет, если ты оставишь мою Драгицу, а я останусь с ней и дальше.
Жаркец: Подожди, подожди, как ты себе представляешь, что я оставлю Драгицу?
Креше: Очень просто. Скажи ей, что ты на нее обижен, что у нее есть другой муж, и что твоя словенская гордость не позволяет тебе жить с такой сучкой.
Жаркец: Но ведь я пришел к тебе с этим предложением?
Креше: А теперь я тебе предлагаю то же самое: откажись от этой женщины. Она тебе не пара.
Жаркец: А как же ты будешь с ней?
Креше: Так я же Далматинец. Я не слишком серьезно выбираю женщин.
Жаркец: И ты ее простишь?
Креше: Простить – не прощу, но забыть могу.
Пауза.
Жаркец: Я чувствую, что меня обманули во второй раз.
Креше: Почему?
Жаркец: В первый раз меня обманула моя жена, а теперь меня хочет обмануть и ее муж.
Креше: Я никого не хочу обманывать. Я просто думаю, что для нас троих будет лучше, если ты оставишь мою жену.
Жаркец: Это МОЯ жена.
Креше: С твоей точки зрения твоя, а с моей – моя. Короче, оставь нашу жену.
Жаркец: Слушай, коллега, с твоей стороны это неуважение.
Креше: Что неуважение?
Жаркец: Что ты мое присвоил себе мое предложение.
Креше: Послушай меня, коллега, мне еще никто никогда в жизни не говорил, что я неуважителен, и я не позволю этого делать какому-то индивидууму, который по стечению обстоятельств спит с моей женой. Господи, да как тебе только не стыдно смотреть мне в глаза! Унижать мою жену и говорить еще об уважении?!
Жаркец: Пардон, коллега, извините. Проанализируем ситуацию: я женился на Данице пять лет назад. А вы, коллега, четыре. Значит, юридически мой брак законный, а ваш – нет.
Креше: Вы, словенцы, только и делаете, что анализируете. Вам легко говорить, кто прав, кто виноват. Посмотрим, что говорят эмоции: а эмоции говорят, что я полюбил Драгицу еще шесть лет назад.
Жаркец: А я пять. Значит, она уже тогда с тобой вертела?
Креше: Вот, видишь.
Пауза.
Жаркец: Попробуем поговорить откровенно.
Креше: Пожалуйста.
Жаркец: Ты оставишь Драгицу?
Креше: Нет. (Пауза) A ты?
Жаркец: Нет.
Пауза.
Креше: И что теперь?
Жаркец: Получается, что мы в патовой ситуации.
Креше: Получается.
Пауза.
Жаркец: Но у тебя есть предложения, как решить с кем останется Драгица?
Креше: Давай бросим кости! Кто выиграет, тому и жена в награду.
Жаркец: Как бы не так. Я знаю, кто выиграет.
Креше: Может, в карты? Кто выиграет, тому и жена.
Жаркец: Господин Креше, мы же не на диком Западе.
Креше: Тогда сам что-нибудь предложи.
Жаркец: Мне ничего в голову не приходит.
Креше: И мои предложения не принимаешь. Давай тогда выпьем по рюмочке. Может, что-нибудь придумаем.
Жаркец: Давай.
Креше наливает, они чокаются и выпивают.
Kреше: А знаешь, ты мне нравишься.
Жаркец: И ты мне тоже. Я думаю, что Драгица – женщина с прекрасным вкусом. Мы с тобой – особый вид мужчин.
Креше: Мы идиоты.
Жаркец: Что ты имеешь в виду?
Креше: Я думаю, что мы относимся к тому виду, который называют идиотами. Если бы мы не были идиотами, она не водила бы нас за нос столько лет.
Жаркец: Ну, сейчас с одной стороны мы, может, и идиоты, но с другой – хорошие люди.
Креше: По принципу: хороший и идиот – два родных брата.
Жаркец: Я не знаю такого принципа. Как ты сказал? Хороший плюс идиот равняется… что?
Креше: Два родных брата.
Жаркец: Очень интересно.
Креше: Скорее, я бы сказал, очень грустно.
Пауза.
Жаркец: Знаешь, меня очень подкосило, когда я узнал о твоем существовании. Это самый грустный день в моей жизни – День скорби. В тот день я впервые в жизни решил совершить самоубийство. Я даже уже стал думать, какой самый дешевый способ себя убить. Стал расспрашивать, сколько стоит пистолет, сколько стоит метр веревки.
Креше: Не надо, дружище, не надо самоубийства. До этого еще далеко.
Жаркец: Сейчас я и сам знаю, что это слишком. Но в тот день ужасного осознания действительности мои чувства взяли верх. Только на следующий день я сумел все переоценить. Я даже сказал себе: «Лучше пусть она покончит с собой». А потом еще подумал: «Здесь речушка, там межа. Как же, жизнь, ты хороша!»
Креше: Так и надо, правильно.
Жаркец: Но в тот первый день я даже думал, как убить ее второго мужа.
Креше: Неужели меня?
Жаркец: Я же тогда еще не знал, что это ты.
Креше: Неужели ты бы меня убил?
Жаркец: Ну, я же тебя не знал. Ты был каким-то существом, у которого там что-то есть с моей женой. Понимаешь, фантазия у меня разыгралась, и я представлял тебя таким красавцем, совсем другим. Ну, и ревность, конечно, проснулась. Это же нормально. Потом я и это проанализировал и сказал себе: «Я же не дурак, чтобы убить этого засранца, а потом сесть на пять лет в тюрьму!»
Креше: Как ты меня назвал? Засранец?
Жаркец: Да не тебя, которого я сейчас знаю и уважаю, а тебя того, абстрактного, который снюхался с моей женой. Понимаешь?
Креше: Понимаю.
Жаркец: Я так ревновал, когда представлял, как вы обнимаетесь. Это же так по-человечески. Думаю, ты меня можешь понять.
Креше: Могу, могу. (Пауза) Я хочу кое-что у тебя спросить. Кое-что о тебе и Драгице. Надеюсь, ты не обидишься. Надеюсь, ты поймешь мою человеческую слабость под названием «любопытство»?
Жаркец: Ну, спрашивай.
Креше: Как часто вы бываете вместе?
Пауза.
Жаркец: Что «как часто»?
Креше: Ну, как часто вы делаете это?
Пауза.
Жаркец: А, это.
Креше: Да, это. Как часто?
Жаркец: Один раз.
Креше: Один раз?
Жаркец: Да, один раз.
Креше: В неделю?
Жаркец: Нет. В месяц.
Креше: Один раз в месяц?
Жаркец: Да.
Креше: Так вы не очень-то преуспели.
Жаркец: Ну, сейчас… (Пауза) Это обычно бывало в начале месяца, после зарплаты. Раз в месяц мы делали это. И два раза в месяц то, другое.
Креше: Что другое?
Жаркец: Ну, то, другое. Понимаешь?
Креше: (ничего не понимая) A, да. То другое. (Пауза) Значит, три раза в месяц?
Жаркец: Что три раза в месяц?
Креше: Ну, делали это.
Жаркец: Нет. Это мы делали раз в месяц, а то, другое – два раза в месяц. (Пауза. Креше ничего не понимает, но не хочет в этом признаться) Понимаешь?
Креше: А, понимаю. Это – раз в месяц, а то другое – два раза в месяц.
Жаркец: Ну, да. (Пауза) Наверно, и вы так же.
Креше: Наверно. Ты что имеешь в виду?
Жаркец: И часто, и редко. (Пауза) Я бы хотел тебя еще кое о чем спросить, если ты не против.
Жаркец: Конечно, спрашивай, не стесняйся. Мы с тобой сегодня стали интимными братьями, как сказал бы наш хорватско-сербский писатель Крлежа.
Креше: Мне интересно, каким был ваш брак. Как вы ладили? Я имею в виду каждодневные отношения. Только искренно.
Пауза.
Жаркец: Я отвечу тебе очень искренно, если ты мне пообещаешь, что и ты мне ответишь на мой вопрос.
Креше: Конечно! Искренность за искренность. (Пауза) Давай, рассказывай.
Жаркец: Может, здесь и нечего рассказывать. Ты же знаешь нашу Драгицу: часто в дороге, редко дома. Когда я спрашиваю ее, почему ты так редко дома, она мне говорит: что ты меня спрашиваешь, кабан? Разве ты не знаешь, что такое эмансипация! Ты знаешь, что я зарабатываю в три раза больше, чем ты, и что у нас в доме ничего не было бы, если бы я столько не работала.
Креше: Она никогда не выносила упреки.
Жаркец: Я всегда содержал в порядке дом. Наша квартира была чище, чем военный госпиталь. Каждый день после обеда я пылесосил, раз в неделю стирал и гладил белье. Посуду мыл и вытирал только я. А она еще была не довольна.
Креше: Как это?
Жаркец: Говорила, что я плохой муж, потому что не умею готовить, и что она в три раза больше стоит. А с моей зарплатой мы бы уже давно померли с голоду.
Креше: А ты действительно не умеешь готовить?
Жаркец: Не умею и не люблю. Я пробовал много раз, но у меня на самом деле не получается. У меня любое блюдо плохо выходит, без цвета, запаха и вкуса.
Креше: А Драгица любит хорошо поесть.
Жаркец: Что самое страшное, если бы она постоянно была дома, то не пускала бы меня на баскетбол.
Креше: Ты любишь баскетбол?
Жаркец: Очень. Это самый лучший вид спорта. А ты?
Креше: Я не пропускаю ни один соревнования, когда желтые играют в Сплите. Единственно, когда Драгица дома, я не могу пойти. Она не пускает.
Жаркец: Когда я обо всем думаю, то понимаю, что Драгица отняла у меня лучшие годы моей жизни.
Креше: Ох, да. Как мне грустно слушать твою исповедь. Много ты намучался с этой женщиной.
Жаркец: Много. (Пауза) Скажи мне, как ты познакомился с Драгицей?
Креше: Ты что имеешь в виду?
Жаркец: Ну, как произошло ваше знакомство?
Креше: А, ты об этом? Тебе действительно интересно?
Жаркец: Конечно.
Креше: Ну, знаешь, это случилось в прекрасные весенние дни, когда ласточки готовились сорваться с ветвей деревьев и подняться в безоблачную высь. В моей душе тогда была какая-то тревога, сердце так сильно колотилось, а левая бровь все время подергивалась. Я чувствовал, что в эти дни должно что-то случиться, что изменит всю мою жизнь. И действительно, однажды утром, когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь паутины ветвей сонных берез, искали пути к сердцам людей, и когда веселые птички своим щебетанием делали существование людей более-менее сносным, я тем судьбоносным утром шел медленным шагом, почти паря над землей, касаясь ее только кончиками пальцев ног. Когда я проходил вот так восторженно мимо одного туалета, ничего не видя, не думая ни о чем, но чувствуя все вокруг, я вдруг услышал голос: «Эй, господин!» Это был женский голос. Но я не обернулся, подумав: «Я не тот счастливчик, которого женщины называют господином». Но этот голос, снова несясь по воздуху, произнес: «Эй, господин!» Я остановился. Оглянулся. И мои глаза увидели молодую женщину. В руке у нее был обычный кошелек. Это была Драгица, имя которой я тогда еще не знал. И она говорит: «Эй, господин, это вы потеряли кошелек?» Я говорю: «Нет, не я». А она мне: «Мне кажется, вы его уронили». Я говорю: «Нет, у меня никогда не было такого кошелька». А она мне: «А что же теперь делать? Вы единственный свидетель. Вы должны мне помочь». И тогда я предложил ей отнести кошелек в полицию. А она говорит: «Только если вы мне поможете. Вы же свидетель. В полиции могут подумать, что я что-нибудь взяла из кошелька, если там вообще что-нибудь есть». И вот так мы вместе открыли кошелек, в котором были только две каких-то мелких купюры. Потом вместе пошли в полицию, где полицейский сказал нам, что из-за такой мелочи мы могли вообще не приходить. А как только мы вышли из отделения, она мне предложила… Что же она мне предложила?
Жаркец: Пойти в кино.
Креше: Откуда ты знаешь?
Жаркец: Да так.
Креше: Она предложила мне пойти в кино, а мне казалось, что я умру от счастья. Сердце было готово вырваться из груди, выскочить и биться где-то на свободе.
Жаркец: Красиво!
Креше: Да, красиво. (Пауза) A можно и я задам тебе интимный вопрос?
Жаркец: Конечно, спрашивай, что хочешь.
Креше: Знаешь, я когда знакомлюсь с кем-нибудь, с мужчиной или с женщиной, меня начинает мучить любопытство: как у этого человека все случилось в первый раз.
Жаркец: Тебе это интересно?
Креше: Да, интересно. Ответы на этот вопрос всегда такие интересные. А с другой стороны, эти истории бывают такие смешные, неожиданные. И грустные, и веселые, и необычные, и банальные.
Жаркец: Тебя интересует, как это было у меня?
Креше: Да, именно у тебя.
Жаркец: Я об этом еще никому никогда не рассказывал.
Креше: Ну, я же твой лучший друг.
Жаркец: Лучший?
Креше: Ну, если не лучший, то особенный.
Жаркец: Знаешь, это…
Креше: Неразглашение и секретность гарантированы. Рассказывай все сначала и подробно.
Жаркец: Это случилось, когда мы отмечали сдачу экзаменов после десятого класса.
Креше: После десятого класса?
Жаркец: Да. Я не очень компанейский человек, редко выпиваю. Но в тот вечер все напились, как поросята. А я пил какой-то красный сок, а часов через шесть до меня дошло, что это ликер. И вдруг я опьянел так, как никогда в жизни. И попросил одну свою одноклассницу, чтобы она помогла мне выйти на свежий воздух. Ноги у меня вообще не шли. Она сидела напротив меня за столом, и было в ней килограммов сто, то есть видно было, что на нее можно опереться… в пьяной ситуации. Она взяла меня подмышки и понесла в сад. Но когда они шла по тропинке через сад, споткнулась о какой-то камень и упала в траву. А поскольку она держала меня подмышкой, я упал на нее. Вот так я невинность и потерял.
Креше: С такой толстухой?!
Жаркец: Во всем был виноват камень.
Креше: Думаешь, камень?
Жаркец: Да, камень. Да я еще и пьяный был. Поэтому мягко и упал. Она вся была такая мягкая. Короче говоря: провалился я в нее. (Пауза) A ты, как ты потерял невинность?
Креше: Это было давно. В мой день рождения, когда мне исполнилось двенадцать.
Жаркец: В двенадцать лет?!
Креше: Да, в день рождения.
Жаркец: Я читал, что вы, далматинцы, созреваете быстрее, чем европейцы. Но врать мне не надо.
Креше: Я не вру, правда…
Жаркец: Только не надо! Мы же не подростки.
Креше: Да, правда. Это было в день рождения. В двенадцать лет.
Жаркец: Может, я и поверю, что в день рождения, но что в двенадцать лет – никогда.
Креше: Ладно. Не в двенадцать.
Жаркец: Вот так. А теперь рассказывай правду.
Креше: Это было в мой день рождения, когда мне исполнилось двадцать четыре года. За год до того, как я пошел работать.
Жаркец: Рассказывай.
Креше: В тот год у меня было много халтуры. Пока длится туристический сезон, мы много работали. А потом, где-то осенью у меня появились хорошие бабки, и мы с другом решили поехать на неделю в Париж, на экскурсию.
Жаркец: И там это все и случилось?
Креше: Да, там. Уже в первый день, когда мы туда приехали, я знал, что все будет очень необычно. Как-то я это чувствовал. Я тогда был каким-то молчаливым, мне хотелось узнать женщину, чтобы стать мужчиной, который эту тайну уже знает. И вот, как сейчас помню, во вторник мы познакомились с одной очень красивой студенткой из Англии. Она была там со своей сестрой. А мы все вместе завтракали. Все, конечно, было оплачено. И как раз тогда я впервые за завтраком ее и увидел. И улыбнулся ей, а она мне. Я едва смог дождаться завтрака в среду. Я снова на нее посмотрел и улыбнулся, и она тоже мне улыбнулась. Потом я чуть дождался четверга. В четверг мы снова с ней переглядывались и улыбались. Потом пятница: мы снова, не говоря ни слова, смотрели друг на друга и улыбались. Только в воздухе как будто возник какой-то электрический разряд. Что-то такое необычное и возбуждающее. Потом она вдруг положила свой бутерброд на стол, подошла к столику, где завтракали мы с другом, и спросила: «Здесь свободно?» Я сказал: «Да». И она присела к нам.
Жаркец: И?
Креше: И начала разговаривать с моим другом, а он с ней. Потом они послали меня за сигаретами в магазин через дорогу, потом за спичками. А когда я пошел за газетами, они договорились вечером пойти в дискотеку. В тот вечер, когда мой друг и эта англичанка вернулись из дискотеки, они попросили меня куда-нибудь уйти из комнаты, чтобы они вдвоем могли… ну, ты понимаешь?
Жаркец: Понимаю.
Креше: Я ушел и отправился в ближайший публичный дом. Вот так я и потерял девственность.
Жаркец: Грустная история. Очень грустная.
Креше: Да нет. Правильный расчет – долгая любовь. А мой друг до сих пор этой англичанке платит алименты.
Жаркец: А, вот как…
Креше: Да, вот так. (Пауза) А теперь ты расскажи, как ты познакомлся с Драгицей.
Жаркец: Думаю, тебе неинтересно будет.
Креше: Будет.
Жаркец: Не будет.
Креше: Обязательно будет, рассказывай.
Жаркец: Ну, ладно. Если ты настаиваешь. Это было в один прекрасный весенний день в Любляне, когда ласточки были готовы сорваться с ветвей деревьев, чтобы подняться в безоблачную высь. Я в то судьбоносное утро шел медленным шагом, почти паря над землей, мимо полицейского участка, когда услышал голос: «Эй, господин!» Это был женский голос. Я оглянулся и увидел Драгицу с обычным кошельком в руке. Она говорит мне: «Эй, господин, это вы уронили кошелек?» Я говорю: «Нет». Потом мы пошли в полицию, а потом в кино.
Креше: Вот засранка! На один и тот же крючок поймала и тебя, и меня.
Жаркец: Это и есть те маленькие женские хитрости, без которых каждый тридцатый мужчина ни за что бы по собственному желанию не женился.
Креше: Может, еще по стаканчику?
Жаркец: Давай. (Креше наливает. Они выпивают до дна) Можно я еще тебя спрошу?
Креше: О чем?
Жаркец: Знаешь, о чем?
Креше: Не знаю.
Жаркец: Об этом.
Креше: А, об этом. Спрашивай.
Жаркец: Вот я и спрашиваю.
Пауза.
Kреше: А что тебя интересует?
Жаркец: Как часто вы это делали?
Креше: Ты имеешь в виду это?
Жаркец: Да, это. Как часто?
Креше: Один раз.
Жаркец: Один раз?
Креше: Да, один раз.
Жаркец: В неделю или в месяц?
Креше: Теперь – как когда.
Жаркец: Ты что имеешь в виду «как когда»?
Креше: Когда раз в неделю, когда раз в месяц. (Жаркец ничего не понимает.) Понимаешь?
Жаркец: Да, в основном понимаю.
Креше: А что тебе не понятно?
Жаркец: Понятно, только…
Креше: Только что?..
Жаркец: Ты ее любил?
Креше: Как положено мужу любить свою жену. Ни больше, ни меньше.
Жаркец: Как положено мужу?
Креше: Да.
Жаркец: Ни больше, ни меньше?
Креше: Да.
Жаркец: А что ты… я тебя понимаю.
Креше: Я не виноват…
Жаркец: А я тебя и не виню.
Креше: Годы прошли.
Жаркец: Да, конечно. (Пауза) A как ты с ней каждый день? Как твой брак? Как вы с ней жили все эти годы?
Креше: А знаешь, я делал все, чтобы она была самой счастливой женщиной во всей Хорватии. Я готовил ей самые лучшие блюда на свете, самые вкусные в Сплите. Мой сахарный торт один венгр назвал чудом природы, сказал, что он вкуснее всего на свете. Я готовлю шестнадцать видов ромштекса. Одна китайская пословица гласит: «Человек счастлив на столько, на сколько вкусно он ест».
Жаркец: Китайцы – умный народ. Я знал одного китайца. Он по профессии быт танкист. Очень хороший человек!
Креше: Гуляш с перцем я подавал с аргентинским соусом, который делает его вкус королевским. Голубцы я делал такие, что даже себе представить нельзя.
Жаркец: Если все так, то Драгице должно быть очень хорошо с тобой.
Креше: Да ну ее к черту! Все время бурчала, что в доме беспорядок, что все вещи не на своих местах. Орала: «Если бы я не зарабатывала в три раза больше тебя, нам нечего было бы надеть!». А я так не люблю убираться в квартире. Не люблю ни пылесосить, ни посуду мыть. Когда мне надо убираться, у меня вся спина прыщами покрывается, лицо прямо красным становится. Врач говорит, что это на нервной почве. (Пауза) Не легко жить с Драгицей. Много плохого, мало хорошего. Все должно быть, как она скажет.
Жаркец: Грустно слышать, что ты говоришь.
Креше: Знаю, знаю. А некому помочь. Нет ни конца, ни края этой пытке. Это крест, который я должен нести.
Жаркец: Я даже поверить не могу, что Драгица не ценит такого повара, как ты. Такого художника в приготовлении пищи!
Креше: А я не могу понять, как она не ценит человека, который в таком порядке содержит квартиру! Который каждый день пылесосит, стирает и моет посуду.
Жаркец: Что говорит китайская мудрость? «Человек на столько счастлив, на сколько вкусно он ест». Ты делаешь ее такой счастливой, а благодарности никакой. В это даже поверить трудно. Ты заслуживаешь ее уважение.
Креше: И ты заслуживаешь ее уважение за все то, что делаешь. (Пауза)
Жаркец: Знаешь, чем больше я думаю, тем больше прихожу к выводу, что наша Драгица – неблагодарный человек. (Пауза) Я снова подумал и пришел к другому решению.
Креше: К какому?
Жаркец: Я расстанусь с Драгицей. Бери ее себе.
Креше: Чего это ты?
Жаркец: Хватит с меня ее болтовни, ее запретов. Это нельзя, то нельзя. Я хочу, как человек сходить в гости к другу на шахматы, на баскетбол. Я не хочу остаток жизни провести за плитой, готовя блюда, которые не умею готовить.
Креше: Ты серьезно?
Жаркец: Абсолютно серьезно. Надо каждый день прислушиваться к своему разуму. А в трудные минуты – и к разуму, и к сердцу. А сердце мне говорит, что в нем больше нет места для Драгицы.
Креше: Подожди, ты же не собираешься под старость снова писать любовные письма и заводить другую женщину? Ты же не собираешься опять влюбляться и строить из себя дурака?
Жаркец: Не собираюсь. Хватит с меня женщин и этой жуткой жизни.
Креше: Подожди. Не разрушай сейчас все, что сложилось в моей башке. Неужели лучше привыкать к какой-нибудь незнакомой новой фурии, чем принять Драгицу, такой, какая она есть?
Жаркец: Не будет больше ни привыкания, ни новой женщины. Я люблю свободу. Я всю жизнь искал свободы. Признаюсь, это правда. «О, чудная, о, дорогая, о, сладкая, свобода! Приди ко мне, как это угодно Богу!» Наконец-то, я дышу полной грудью. Наконец, я принадлежу сам себе. Без насилия, без принуждения. Моя жизнь с этой минуты – моя собственность.
Креше: Интересно ты рассуждаешь. Если все действительно так, то ты очень любопытно смотришь на жизнь.
Жаркец: Ах, какой же я счастливый, какой свободный! Если бы у меня были крылья, я бы взлетел! Если бы были плавники, я бы поплыл! Будь и ты счастлив! Пусть Драгица будет твоя. Это то, чего ты хотел.
Креше: Мне теперь надо немного подумать…
Жаркец: Так ты же уже подумал и решил, что тебе лучше остаться с ней, чем привыкать к новой беде.
Креше: Да, я подумал, но только один раз. Правильное решение приходит не сразу. Нужно каждый день слушать свое сердце и свой разум.
Жаркец: Не надо сейчас опять сомневаться. Мы все здорово решили.
Креше: Ничего мы не решили.
Жаркец: Как это ничего?
Креше: Я не могу просто так остаться и жить с ней. Это серьезное решение. Я должен все хорошо взвесить.
Креше: Что тебе еще взвешивать? Пять минут назад ты просил, чтобы я вас оставил в покое.
Креше: Это было пять минут назад. А сейчас – это сейчас.
Жаркец: Не разрушай наш договор.
Креше: Мы ни о чем не договаривались.
Жаркец: Как же ты можешь теперь отказываться от своих обязанностей и брачных обязательств?
Креше: И я люблю свободу. И я хочу настоящей жизни, друзей и баскетбола. Ты понимаешь, я начинаю жить, только когда ноги кладу на стол и включаю телевизор. И я человек из плоти и крови! И я хочу выпить бокал вина без всяких там запретов, и в ботинках пройтись по лакированному паркету.
Жаркец: Что ты все усложняешь? Зачем ты теперь говоришь о ногах на столе и лакированном паркете?
Креше: Ничего я не усложняю. У меня только сейчас раскрылись глаза.
Жаркец: И что ты видишь?
Креше: Я вижу мою жизнь с Драгицей в настоящем свете.
Жаркец: Романтические воспоминания, эмоции и тому подобное.
Креше: Ничего не «тому подобное»!
Жаркец: И что теперь будет?
Креше: Будет свобода. Будет новая жизнь. Я до сегодняшнего дня жил наперекор своей свободолюбивой природе. Я только сейчас вижу, что эта женщина отняла лучшие годы моей жизни!
Жаркец: И какое твое решение?
Креше: Очень простое. Я думаю, что для нас троих будет лучше, если я оставлю Драгицу, а у вас все останется так, как было.
Жаркец: Ого! Значит вот так?!
Креше: Вот так.
Жаркец: Это не корректно.
Креше: Почему?
Жаркец: Ты присвоил мое решение. Я не согласен с этим и настаиваю, чтобы вы с Драгицей продолжали жить вместе.
Креше: Ни за что.
Жаркец: Но ты должен.
Креше: Не буду.
Жаркец: Ты должен!
Креше: Слушай, коллега, я больше с ней жить не собираюсь. Это окончательно и бесповоротно. А ты, если хочешь, можешь жить с ней, а не можешь – меня это уже не касается.
Жаркец: Но не все так просто.
Креше: Как это?
Жаркец: Кто-то из нас должен остаться в браке. Нас трое, а квартиры только две. Из материальных соображений кто-то из нас двоих должен остаться с ней.
Креше: Об этом я не подумал.
Жаркец: Я больше не хочу с ней жить.
Креше: И я больше не хочу с ней жить.
Жаркец: Значит, опять патовая ситуация. (Он в задумчивости молчат, глядя в пол)
Kреше: Слушай… Давай взвесим все обстоятельства. Ты с ней в браке пять лет, а я только четыре. Ваш брак законный. А наш – нет.
Жаркец: Да, но ты с ней уже шесть лет, а я только пять. Кроме того, я твердо решил: я с ней больше не останусь! Это окончательное решение.
Креше: Окончательное?
Жаркец: Окончательное.
Креше: Значит, опять патовая ситуация.
Жаркец: Опять.
Пауза
Креше: Двое мужчин, одна женщина, две квартиры, мужчины не хотят жить с женщиной. Где выход? Поставь задачу и найди выход. Ты же рационалист. Давай, придумай что-нибудь.
Жаркец: Это не так уж и легко. (Пауза) Два мужчины, одна женщина, две квартиры. Эта задача не имеет решения. Это безвыходная ситуация. Мы трагические фигуры. Счастье невозможно при любой комбинации.
Креше: Неужели нет выхода?
Жаркец: Нет.
Креше: Ой, какой же я несчастный! Неужели я на всю жизнь останусь в рабстве с болью и ревностью?
Жаркец: Ох!
Оба замолкают. Оба смотрят в пол, обуреваемы черными мыслями. Молчание продолжается долго. До тех пор, пока Жаркец не вскакивает и не начинает кричать…
Жаркец: Эврика!!!
Креше: Чего ты?
Жаркец: Я понял! Эврика!
Креше: Какая «река»?
Жаркец: Я знаю выход!
Креше: Точно?!
Жаркец: Есть!
Креше: Говори, говори же!
Жаркец: Слушай. Пожалуйста, слушай и не перебивай.
Креше: Говори скорее!
Жаркец: Смотри, ты человек хороший, положительный, нежный, правильно?
Креше: Да.
Жаркец: Смотри, ты любишь готовить, но не любишь убирать квартиру, правильно?
Креше: Да.
Жаркец: Смотри дальше, я человек положительный, добрый и серьезный, так?
Креше: Так.
Жаркец: Я люблю убирать квартиру, пылесосить, мыть посуду, но не люблю готовить, так?
Креше: Так.
Жаркец: Мне нужен кто-нибудь такой же, как и ты, а тебе – такой как я, так?
Креше: Так.
Жаркец: Дальше, мы оба любим баскетбол, любим ходить в гости к друзьям, любим свободу.
Креше: Господи, точно. Мне кажется, я начинаю понимать. Ты, значит, думаешь, что мы с тобой….?
Жаркец: Думаю, да.
Креше: И ты уверен, что мы…?
Жаркец: Уверен.
Креше: Если немного подумать, то становится ясно, что ты прав. А если еще немного подумать, то твоя идея – гениальна!
Жаркец: Ты как человек мне нравишься. У тебя есть какой-то огонек в душе.
KРЕШЕ: И ты мне нравишься. Я думаю, ты откровенный и заслуживаешь уважения.
Жаркец: Я буду содержать дом, мыть посуду, все буду делать. Ты будешь доволен.
Креше: А я буду так готовить, что пальчики оближешь! Ты уже через год станешь похож на нормального человека, а не на скелет. Только ты должен будешь мыть посуду каждый день. Нельзя готовить в грязи и в беспорядке.
Жаркец: Нет вопросов!
Креше: Значит, нам только остается расстаться с Драгицей.
Жаркец: И выбрать квартиру.
Креше: Знаешь, что мне кажется? Что у наших отношений есть шанс стать самыми совершенными из всех, какие только когда-либо были между живыми существами.
Жаркец: А я чувствую, что потерял плохую женщину и обрел хорошего друга.
Креше: Я буду тебе верным до гроба.
Жаркец: И я тебе. Можно я тебя поцелую?
Креше: В лоб?
Жаркец: В лоб.
Креше: Можно.
Жаркец: (целует его в лоб) Я надеюсь, что ты не будешь иметь ничего против, если с нами будет жить маленькая Матильда?
Креше: Что-о-о-о!? Кто?
Жаркец: Дочка Драгицы. Ты же не будешь против, чтобы эта девочка жила с нами?
Креше: Даже и не думай! Я терпеть не могу маленьких детей.
Жаркец: Но ей уже семь лет.
Креше: Я не выношу ни малых, ни средних, ни старых детей.
Жаркец: Но Матильда будет несчастна без меня, да и я без нее. Я не могу позволить, чтобы она уходила в школу без горячего завтрака, в грязной одежде, с не выполненным домашним заданием.
Креше: Ноги этого ребенка не будет в моем доме!
Жаркец: Тогда все отпадает. (Пауза) У меня голова пухнет, не могу ничего придумать… Налей рюмочку раки, если можно.
Креше: Можно.
Креше наливает, они выпивают.
Жаркец: Знаешь, если ты не готов взять маленькую Матильду, тогда пусть Матильда и Драгица живут со мной, а ты живи один. Хорошо?
Креше: Как это?
Жаркец: Я не смогу без Матильды, а Матильде нужна мать и отец. А тебе Драгица и так не нужна.
Креше: Нет, так нельзя.
Жаркец: Почему нельзя?
Креше: Это что значит, что я останусь один, как старый пень? Я и так долго жил один и не хочу больше быть отшельником. Я смотрю, что ты любым способом пытаешься меня обмануть и хочешь отобрать у меня жену, без которой моя жизнь теряет всякий смысл.
Жаркец: Но, но разве она не запрещает тебе ходить в гости и на баскетбол?
Креше: Да ладно. Идеальных женщин не существует. Мне в Драгице это и нравится, что у нее свое мнение, что у нее есть силы, что она настоящая женщина. Мне нравится укрощать ее, а ей нравится, поверь мне, быть укрощенной. Я тебе Драгицу не отдам.