Текст книги "Вам сообщение"
Автор книги: Мириам Дубини
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
– Мне надо идти, – сказал он, садясь на седло.
Гвидо кивнул.
– Я скоро вернусь, – тихо добавил Ансельмо, глядя на Грету, и вылетел из мастерской.
Она не посмела поднять глаза, все еще смущенная после объятия их рук.
– Уф-ф, сегодня все наперекосяк! – прошептала Лючия на ухо Эмме.
Та бросила быстрый взгляд на Мерлина и решила, что сегодня она пойдет до конца:
– Я за ним.
Эмма выхватила велосипед из рук хозяйки и бросилась в первую в своей жизни погоню. Грета, застигнутая врасплох, не успела ее остановить. Она выбежала из мастерской. Большой винт у входа пронзительно свистел под яростными ударами ветра.
– Ты сумасшедшая! – кричала Грета. – Вернись!
Но Эмма уже превратилась в рыжее пятно, затерянное в буре.
Автобус быстро ехал мимо Корвиале, словно спешил прочь от убогих окрестностей. Пассажиры блуждали глазами по маленьким окнам, вставленным в суровые стены. Многие из них жили в этих домах, но мало кто знал, что они строились, чтобы воплотить великую мечту: создать совершенный город с квартирами, магазинами, парками и библиотеками. Вызов, брошенный городским окраинам, многоэтажки, ставшие в ряд, как симфонический хор, чтобы кричать всему миру, что любой человек имеет право на дом, на газон, на книгу. Мечта так и осталась мечтой. Недостроенные магазины стали пристанищем для бездомных бродяг, а те, у кого была крыша над головой, согласились жить, не воплощая мечты.
Мальчик тыкал пальцем в стекло, пытаясь сосчитать окна. Это было непросто: квадратики мелькали слишком быстро. Мать взяла сына за руку, нажав другой рукой на красную кнопку остановки по требованию.
– Я не хочу выходить! – уперся малыш.
Мать улыбнулась, взяла его на руки и поцеловала. Она знала, что сейчас его может успокоить только песня о слоненке. Покачиваясь в такт мелодии, она вышла из автобуса, забыв под сиденьем пакет из белой бумаги. Двери закрылись, и автобус укатил, оставив далеко позади мальчика и его капризы.
Миновав еще две остановки, водитель резко затормозил, пропуская велосипед с рыжеволосой девочкой за рулем. За его спиной дружно запротестовали пассажиры.
– Сумасшедшая… – прокомментировал водитель, глядя, как Эмма поворачивает за угол и прячется за невысокой стеной. Потом подъехал к остановке и открыл двери.
Эмма видела, как Ансельмо вошел в автобус, протиснулся через толпу пассажиров, заглянул под сиденье и вышел с пакетом из белой бумаги. Двери автобуса закрылись. Ансельмо внимательно осмотрел пакет, потом положил его в почтальонскую сумку и сел на велосипед, пристально вглядываясь в небо, будто разыскивая что-то среди облаков.
История становилась все более загадочной. Надо было продолжать преследование. Эмма стала осторожно подбираться ближе, прячась за деревьями и машинами, выстроившимися вдоль тротуара. Ансельмо вдруг разогнался, запрыгнул на велосипед и понесся вперед, все так же пристально вглядываясь в небо. Он увиливал от препятствий, будто чувствовал их телом, скользил между машин и прохожих, как легкий бриз в листве деревьев. Эмма никогда не видела, чтобы человек мог так двигаться – в этом было что-то нереальное и чудесное. Она должна была узнать, что происходит. Девочка набирала скорость, стараясь не терять Ансельмо из виду. Она пролетела за ним по узкой улице, потом по переулку и наконец вынырнула на большой запруженный машинами проспект. Она не могла угнаться за парнем, расстояние между ними росло с каждым оборотом педалей. Она уже едва различала его вдали, когда он свернул в узкий проход между домами. Эмма полетела вдогонку, но его и след простыл. Девочка поехала дальше по пустынной улице, глядя по сторонам на поворотах. Доехав до конца, она затормозила перед подземным переходом. Дорога уходила вниз, в темноту. Ей стало страшно. Она никогда не была в этой части города, а из того немногого, что она слышала об этом районе, можно было заключить, что это не самое подходящее место для прогулок на велосипеде. Эмма решила, что лучше вернуться назад, все равно Ансельмо уже не догнать – и потом для одного дня вполне достаточно того, что она увидела. Эмма развернулась, чтобы ехать назад, но тут же остановилась.
Из глубины улицы к переходу приближались два мотоцикла. На первом, фосфоресцентно-зеленом скутере с форсированным двигателем, грозно восседали два парня в шлемах с расстегнутыми ремешками под подбородком. За ними ехал спортивный мотоцикл цвета мокрого асфальта с парнем в черных кожаных брюках, такой же куртке, высоких сапогах и шлеме-интеграле с опущенным визором. Скутер резко затормозил, преградив Эмме дорогу.
– Заблудилась? – спросил тот, что сидел впереди.
Его глаза скользнули по длинным Эмминым ногам в коротких шортах. У нее была гладкая, белая как молоко кожа и идеальный пупок, выглядывающий из-под расстегнутой рубашки. От этого взгляда Эмме стало не по себе. Она обернулась на переход, который оставался единственным выходом. Потом спрыгнула с велосипеда и быстро забегала пальцами по карманам, ища телефон.
– Эй, мой друг задал тебе вопрос, – вступил в разговор парень, сидевший на заднем сиденье скутера. У него был гортанный голос, скрипевший между словами.
Эмма повернулась к ним спиной и стала листать список контактов в поисках номера Лючии.
– Я с тобой разговариваю, – настаивал на диалоге первый.
Он слез со скутера и подошел к Эмме медленными большими шагами. Она нашла наконец нужный номер, но не успела нажать кнопку, как парень выхватил телефон у нее из рук.
– Смотри, какая хороша игрушка, – сказал он, вертя телефон в пальцах; потом показал его своему другу, все еще сидевшему на скутере: – Штанга! Эй! Тебе нравится?
Штанга издал звук, который должен был означать «да».
– Мне тоже, – обрадовался первый, кладя телефон себе в карман, – но ты мне нравишься еще больше.
Он провел пальцами по волосам Эммы.
– Не прикасайся ко мне! – закричала она, отмахиваясь от него обеими руками.
– А то что? Прилипну?
Друг на скутере оценил шутку и даже прихрюкнул от смеха.
– К этому тоже нельзя прикасаться? – продолжал наглец, подцепив пальцем золотую цепочку на шее Эммы.
Она бросила на него велосипед, пытаясь оттолкнуть его назад. Цепочка порвалась, поранив ей шею, но Эмме удалось убежать в переход. За спиной она слышала смех с прихрюкиванием и звук преследовавших ее шагов.
– Принцесса, куда ты?
Они тут же догнали ее, она почувствовала в темноте их руки.
– Пожалуйста, не надо! – отчаянно взмолилась она.
В светлом проеме с другой стороны перехода мелькнула тонкая и быстрая тень.
Эмма услышала глухой звук и увидела, как того, кто сорвал с нее цепочку, резким ударом откинул далеко в глубь перехода высокий черный ботинок. Потом две маленькие руки схватили за волосы прихрюкивающего. Удар коленкой по ногам – и он тоже повалился на землю, громко ругаясь. Те же маленькие руки вцепились в руки Эммы и потащили ее из перехода на солнечный свет. На мгновение она ослепла после темноты, а потом увидела свою спасительницу.
– Грета, – пробормотала она, не веря своим глазам. – Ты… как ты меня нашла?
– Я бежала за велосипедом, который ты у меня украла.
– Я… прости… я правда… я хотела только…
– Где мой велосипед?! – прорычала Грета.
Эмма стояла неподвижно, парализованная паникой. Потом показала на дорогу с другой стороны перехода. Из глубины туннеля раздался шум мопеда. Они возвращались.
– Уходи.
Эмма покачала головой. Потом наклонилась и подняла с земли камень. Сжав пальцами холодную шершавую поверхность, она приготовилась сражаться рядом с Гретой. Мопед подъехал вплотную, и Грета тут же узнала обоих. Это были парни с площади, она всегда избегала их, но она выросла рядом с ними. Она была одной из них. Та же злость, та же ненависть. Злость и ненависть человека, который каждое утро просыпается с желанием проснуться где-нибудь в другом месте. Грета посмотрела на Эмму. Она была другая. Она не могла понять. Но она не убежала, она осталась с ней рядом.
– Тогда не двигайся! – приказала Грета.
Эмма кивнула, но, как всегда, поступила по-своему. Увидев, как из темноты появляется парень на мотоцикле, она бросила в него камень и промахнулась. Мотоцикл ехал прямо на них.
– Беги! – крикнула Грета.
На этот раз у Эммы не было выбора, она отскочила назад и в панике бросилась бежать. Увидев открытые ворота, она прошмыгнула внутрь, закрыла за собой калитку, пронеслась через двор, перепрыгнула через стену и оказалась в самом центре большой оживленной улицы. Она была спасена, парни отстали. Но Грета осталась одна.
– Рыжая удрала, – хрюкнул Штанга.
Второй пожал плечами, давая понять, что ему наплевать.
– Мы загоним ее мобильник за две сотни евро. Хорошая вещь. У нее, видать, водятся деньжата. – Потом спросил, повернувшись к парню на мотоцикле: – А с этой что делать, командир?
Командир поднял визор и оглядел Грету с головы до ног.
– Ты из 506-й, да? – узнал он ее.
– Нет, – солгала Грега.
Этого парня звали Эмилиано, она знала его с детства. А еще она знала, что от таких, как он, лучше держаться подальше. А если уж придется разговаривать с ними, лучше не говорить правды.
– Ты зачем обидела моих друзей, а?
– Угадай, – с вызовом ответила Грета.
Он не принял вызов:
– Это нехорошо. Ты родилась здесь и кое-что должна понимать. Здесь каждый занимается своим делом. А ты впуталась не в свое. Ты плохо себя ведешь и должна просить прощения.
Ей просить прощения у них?! Ни за что.
– Эй, я с тобой разговариваю, – настаивал командир.
– Заткнись.
Неверный ответ.
За такой ответ надо наказывать. И удара кулаком или ногой здесь недостаточно. Надо бить больнее. И он прекрасно знал куда.
– Ну и характер у тебя, Грета Бианки. Наверное, отец от вас с матерью поэтому и ушел.
Грета услышала идиотский смех с прихрюкиванием.
– Ушел и больше никогда не вернется, – добавил приятель Штанги, шипя у нее за спиной.
Волна ярости поднялась по ее телу до самых глаз, превратив их в узкие щелки. Она почувствовала напряжение в мышцах. Сжатый кулак поднялся сам собой и опустился на нос похитителя цепочек и мобильных телефонов. Потом еще раз, и еще раз, и еще. Она не могла остановиться, пока Штанга не вцепился в нее сзади.
– Вот теперь ты меня разозлила всерьез, – зарычал воришка, утирая рубиновую струйку крови под носом. Его лицо превратилось в маску разъяренного беса. Бес схватил ее рукой, испачканной в крови, крепко сжал челюсти и плюнул в лицо. Штанга разжал пальцы, и она упала на землю. Удар сапогом в спину. Дыхание застряло у нее в легких. Еще удар. Над ней появилось высокое небо. Кулак. Небо почернело. Кулак. Тишина. Небо исчезло. Стало темно и жарко. Ветер. Запах ветра и дороги. Ансельмо. И снова тихо. Темно и мягко.
Она открыла глаза, подняла голову и увидела лицо Ансельмо. Она каким-то образом оказалась на раме его велосипеда и сидела в ограде его рук, прижавшись к широкой надежной груди, чувствуя быстрые удары его сердца в свою спину и слыша далеко за ними шум мопедов.
Командир затормозил, подав остальным знак остановится.
– Пусть катят, – сказал он, разворачиваясь, – мы с ними позже поговорим.
Он узнал этого типа на велосипеде. Он прекрасно знал, где его искать. И знал, как он ему отомстит. И он сделает это очень скоро.
– Больно? – спросил Ансельмо, глядя на руку Греты. Она в кровь разодрала костяшки и порезала ладонь.
– Нет, – солгала она.
От ударов ногами и кулаками еще гудели мышцы и кости. Она с трудом держалась на велосипеде. Ансельмо остановил у фонтана. Взял ее руку и сунул под струю холодной воды. Кожу жгло как в аду.
– Жжет?
– Нет.
Ансельмо провел пальцем по порезу, осторожно смахивая песчинки асфальта:
– Хочешь домой?
Это было последнее место, куда она хотела в этот момент.
– Нет.
Ансельмо покачал головой с полуулыбкой, сложил ладони чашкой и, подставив их под струю, набрал немного воды:
– Ну а воды-то ты хочешь?
Грета едва заметно улыбнулась:
– Да.
Она поднесла губы к его рукам, сделала глоток и только тогда поняла, как ей хотелось пить. Вода растопила льдинки ярости, засевшие у нее в горле, и Ансельмо видел, каким спокойным стал ее взгляд, когда она снова раскрыла глаза над его уже пустыми ладонями.
– Слушай, а что ты там делала с этими ребятами? – спросил он.
Грета отодвинулась:
– Это не твое дело.
Увидев, как робкая улыбка растаяла на ее губах, он кивнул, потом погладил ее по голове, провел рукой по щеке, задержал свой взгляд в зелени ее глаз:
– Хорошо. У каждого свои секреты.
Грета этого не ожидала. Ни такого ответа, ни тем более ласки. Она замерла под его взглядом со странным, незнакомым чувством благодарности.
– А теперь мы поедем за твоим велосипедом.
Боль
В одно и то же место можно прийти разными
путями. Иногда дорога оказывается труднее,
чем ты думал, иногда подъемы заставляют
сожалеть о том, что ты вообще вышел из дома.
Но именно в конце подъема горизонт
расширяется и поездка превращается
в приключение. Наш голос – это призыв
к горизонтам, бесконечным,
как небо.
Серена всматривалась в лицо своей дочери с тех пор, как та встала. Грета спокойно цедила из чашки кофе с молоком и поглядывала на стрелки-гусеницы. Спокойно. Серена никогда не видела ее спокойной. Казалось, дочь все делала под воздействием какой-то силы, которая толкала ее прочь из дома. Как будто в любом другом месте ей было лучше. Сегодня она даже села за стол, чтобы позавтракать. С ней что-то случилось.
– Что это у тебя? – заволновалась Серена, вдруг заметив порез на ее ладони.
– Ничего.
– Дай-ка посмотреть.
Грета дала матери изучить рану:
– Мам, правда ничего, я просто упала с велосипеда.
«Мам»? Она уже года два не называла ее мамой. Хорошо было снова услышать это слово. Оно пахло молоком без кофе. И тем временем, когда Серена мазала зеленкой разбитые коленки дочери. Теперь Грета могла сама о себе позаботиться.
– Ладно, послушай, – сказала «мам», присаживаясь на соседний стул, – не хочешь мне ничего рассказывать – не надо. Но если тебе захочется с кем-нибудь поговорить – я всегда рядом.
Грета смотрела в чашку. Ее щеки медленно краснели от смущения. Она думала об Ансельмо, о вчерашнем вечере, о прощании у подъезда.
– Я знаю, что ты всегда рядом, – ответила она матери.
В ее голосе не было обычного раздражения. В нем была нежность. Что-то новое, едва уловимое, но Серена тут же все поняла: ее дочь влюбилась.
– Если так и будешь смотреть в чашку, опоздаешь, – сказала она с заговорщической улыбкой.
Грета вдруг очнулась. Сегодня жирная гусеница ползла по часам быстрее обычного. Торопливо проглотив остатки кофе, она побежала в свою комнату за Мерлином и через несколько минут уже была на улице.
Площадь, которую она всегда ненавидела, сегодня была самым прекрасным местом на земле. Она посмотрела на газон, изрытый колесами скутеров и велосипедов. Здесь всего несколько часов назад Ансельмо попрощался с ней, скользнув губами по щеке. Они нашли Мерлина, брошенного у подземного перехода, и возвращались домой на двух велосипедах, съезжаясь на каждом светофоре, чтобы потом снова выровняться в линию друг за другом. Они подъехали к Корвиале уже на закате. Тихие пустынные улицы заливал золотистый свет. Грета прислушивалась к двум велосипедам, которые переговаривались без слов, и смотрела, как их колеса катят по асфальту, то отстают, то обгоняют друг друга, играя с дорогой, как будто в жизни нет и не может быть ничего другого.
Она села на седло и услышала одинокий звук цепи, покатившейся по зубчатому колесу. Давя на педали, она вспоминала всю их историю с самого начала. С того момента, как они случайно встретились, когда у нее прокололо камеру. Потом подумала о Бахар, о письме, которое пришло накануне ее отъезда, о вчерашнем вечере. Ансельмо всегда возникал из ниоткуда в тот самый момент, когда нужна была его помощь. Просто совпадение? Чистое совпадение, чтобы создать совершенное мгновение? Спокойное утро дрогнуло, дорога запрыгала под колесами. Асфальт перешел в брусчатку из маленьких кирпичей, на которых ее велосипед задребезжал, путая мысли.
– Эмма, завтрак готов.
Услышав голос домработницы, Эмма побурчала и повернулась на другой бок.
Женщина поставила на письменный стол поднос с чаем, стаканом свежевыжатого сока и только что вынутым из печи круассаном и открыла окно. Свежий мартовский воздух и ясный утренний свет обдали комнату как ушатом ледяной воды. Эмма свернулась калачиком с твердым намерением даже носа не показывать из-под теплого одеяла.
– Мама разозлится, если ты опоздаешь в школу. Вставай.
Нет. Сегодня нет. После того что случилось вчера, она не хотела никуда идти, ее мать могла злиться сколько угодно. Ее утренние занятия йогой для того и предназначались: выместить зло.
– Я простудилась. Я не пойду в школу, – хрипло прошептала Эмма. – Мама все знает.
Домработница посмотрела на гору одеял, наваленную на кровати. Сложила руки на груди и нахмурила брови. Она понимала, что Эмма лжет, но сказала только то, что должна была сказать:
– Ну, хорошо, если мама все знает.
– М-м-м.
Эмма услышала удаляющиеся из комнаты шаги и звук закрывшейся двери. Запах горячего круассана проник сквозь толщу одеял и защекотал нос. Она почувствовала резь в животе и провела рукой по шее, на которой сорванная цепочка оставила красную полосу. Тонкую и глубокую. Потом вскочила на ноги и побежала под душ. Это было в четвертый раз со вчерашнего вечера. Горячая вода стекала по телу вместе с пеной.
– Килдэр Эмма, – отчеканила Моретти, водя ручкой по журналу.
Ответа не последовало.
– Отсутствует, – сделала логичное умозаключение училка.
Грета и Лючия обменялись тревожными взглядами.
Пока Моретти нудно перечисляла имена и фамилии других учеников, Лючия оторвала клочок бумаги и стала что-то быстро писать. Потом передала записку назад, и та зашуршала из рук в руки, пока не добралась до парты Греты.
«Я звонила ей вчера весь вечер, но она не отвечала.
И сегодня утром тоже!
Сходим к ней после уроков?
Я должна вам сказать что-то очень важное».
Значит, Лючия ничего не знает ни о драке, ни о краже телефона. Если Эмма даже ей ничего не рассказала, видно, ей совсем плохо. Грета перевернула листок бумаги и написала: «Да».
– Эмма болеет. У нее температура, ей надо отдыхать, – встретила их домработница.
Она стояла перед дверью огромной квартиры Килдэр как сторожевая собака. Ростом чуть больше метра, смуглая кожа, густые черные волосы с редкой проседью собраны в длинный хвост.
– Пожалуйста, всего пять минут, и мы уйдем, – умоляла Лючия.
– Ее мать сказала, что Эмме нельзя выходить из дома.
– Так ей и не надо выходить, впустите нас! – настаивала Лючия, расплываясь в обворожительной улыбке. Бесполезно. Домработница была крепким орешком. Она невозмутимо стояла на пороге дома, скрестив руки на груди. Лючия подумала, что эта маленькая женщина похожа на злого мультяшного зверька.
– Ее мать сказала, Эмма должна отдыхать, – уперся зверек.
Переговоры, очевидно, должны были на этом закончиться, но тут по коридору медленно прошла сама Эмма. На ней был банный халат и полосатые носки. Мокрые волосы спутались на спине. Глаза опухли от бессонной ночи. Она была похожа на больную принцессу. Больную и очень грустную. Устало кивнув подругам, она положила руку на плечо домработницы и тихо попросила:
– Пусть они войдут. Пожалуйста.
– Нет. Вы болеете, – упорствовал мультяшный зверек.
Конечно она болеет, но от одного голоса Лючии ей становится легче.
– Если ты их впустишь, я поем.
Домработница некоторое время обдумывала предложение:
– Если ты поешь, твоя мать будет довольна, так?
– Так.
Предложение казалось выгодным, и зверек отступил в комнату, пропуская девочек:
– Только на пять минут.
– Спасибо! – пропищала счастливая Лючия и проскользнула в дверь.
Оказавшись в большой гостиной, уставленной свежими цветами, она снова принялась пищать:
– Как у вас красиво!
Грета пыталась поймать блуждающий Эммин взгляд, потом посмотрела на забинтованную руку:
– Болит?
– Болит.
– А где твоя комната? – не унималась Лючия.
Эмма едва заметно улыбнулась:
– Пойдемте со мной.
Комната была размером с квартиру Греты. Лиловые стены, кровать под балдахином с розовыми гортензиями, розовые шторы и небольшая беседка из ивовых прутьев со столиком и стульями, на которых уютно лежали мягкие разноцветные подушки. Лючия плюхнулась в кресло рядом с кроватью.
– Как во сне! – вздохнула она.
– Да, здесь красиво, – согласилась Эмма, усаживаясь рядом с ней.
Грета осталась стоять, чувствуя себя скованно и неловко.
– Когда у меня температура, я тоже не могу есть, – тарахтела Лючия, осматривая нетронутый завтрак на подносе. – Но поесть надо, Эмма, так нельзя.
Эмма покачала головой:
– У меня нет температуры.
Лючия оторвала глаза от завтрака и удивленно посмотрела на подругу.
– На меня вчера напали рядом с веломастерской.
– Когда?!
– Когда я преследовала Ансельмо. Если бы не Грета, не знаю, чем бы все это закончилось…
– Ничего не понимаю.
– Что непонятного? Я не хочу туда больше возвращаться.
– Кто на тебя напал? При чем здесь Грета?
– Их было трое. Они украли у меня телефон и цепочку. Грета с ними подралась.
– Как – подралась?! Одна с тремя парнями?!
– Не одна, а с Эммой, – сказала Грета, потирая раненую руку.
– Да, я в них камень бросила.
Лючия не сводила со своих подруг больших влюбленных глаз:
– А-бал-деть! Я… А-бал-деть! Нет… правда… Абалдеть!
Эмма и Грета переглянулись. От детского удивления в голосе Лючии что-то внутри у них зашевелилось, страх и злость ушли, и девочки улыбнулись друг другу. Да, им пришлось нелегко, но…
– Вы потрясающие! – добавила Лючия, подводя итог истории.
Они и в самом деле были потрясающие. Сильные и смелые.
– Слушайте, – продолжила Лючия, – мы не можем сейчас все это бросить.
– Лючия, – тут же остановила ее Эмма, – это становится слишком опасно. Может, мы ввязались в какую-то историю, в которой замешаны и эти типы. Сама подумай, мы же ничего не знаем обо всех этих письмах, конвертах, а вдруг в них что-то…
– Я все знаю об этих конвертах, в них нет ничего такого. Наоборот…
Лючия открыла рюкзак и достала из него блокнот в переплете из коричневой кожи. Блокнот был очень старый, углы загнулись и растрепались. Светлая рамка бежала по всему его периметру и рисовала на коричневой коже резкие зигзаги. Черный перекрученный шнурок охранял страницы тугим узлом, завязанным на корешке.
– Это секретный дневник Ансельмо.
Грета и Эмма молча смотрели на Лючию.
– Я читала его всю ночь. Не то чтобы я все поняла, но я уверена, что это ключ ко всем загадкам.
– Но где ты его нашла? – спросила Эмма.
– Когда вы убежали, я осталась в мастерской. Я ждала вас до вечера, потом вернулся Ансельмо. Он казался таким взволнованным! Бросил сумку на диван и стал говорить с отцом. Я хотела спросить его, куда вы делись, но они все говорили и говорили, кажется, они даже немного поругались. В общем, я села на диван и стала ждать, когда они закончат, потом увидела, что из сумки выглядывает блокнот, и взяла его.
С этими словами Лючия развязала шнурок и раскрыла блокнот на первой странице.
Эмма подошла ближе. Листы были исписаны карандашом и ручкой. Каждая запись начиналась с даты, места, времени и имени ветра.
– Как полки в тайной комнате, – пробормотала Эмма.
Ниже стояла надпись «адресат», имя человека и его адрес. Рядом шло краткое описание предмета, который был ему доставлен: конверт, письмо, открытка, посылка или пакет.
– Смотрите сюда.
Лючия открыла одну из последних страниц: на ней было имя Бахар, ее адрес и описание конверта, который она получила накануне.
– Вручив послание, он записывает время и место.
В мыслях Эммы несколько фрагментов пазла нашли свое место.
– Возможно, тайная комната – это склад, в котором Ансельмо и Гвидо собирают все эти вещи, – сказала она, указывая пальцем на страницы дневника. – Это могут быть неотправленные письма, как письмо Бахар, на котором не было почтового штемпеля. Или потерянные вещи, как белый пакет в автобусе.
Рассказав подругам все, что она видела во время преследования, Эмма подвела итог:
– Да, точно, они находят все эти письма и пакеты, хранят какое-то время на складе, а потом Ансельмо их развозит как почтальон. Но как они их находят и почему не доставляют сразу?
У Эммы изменился взгляд, грусть сошла с ее бледного лица, как грим по окончании спектакля, и глаза засверкали всегдашним дерзким и любопытным огоньком.
– Чтобы создавать совершенные мгновения! – ответила Лючия без тени сомнения в голосе.
Грета и Эмма вопросительно посмотрели на подругу.
– Здесь так написано.
Она полистала страницы и остановилась на одной, совершенно не похожей на все остальные. Ни даты, ни времени, ни места, ни имени ветра. Только длинная исповедь, записанная синими чернилами. Эмма прочла вслух:
– «Воздух исчерчен узором, невидимым для глаз. Но если ты знаешь ветер и умеешь слышать его дыхание, ты можешь разглядеть, как сплетения слов распутываются в небе словно клубки света. Это потерянные послания, никогда не произнесенные слова, мысли, доверенные ветру. Воздух соткан из тонких нитей, которые иногда рвутся. Мы умеем читать небо, находить послания, связывать разорванные нити и исправлять траектории судьбы, чтобы создавать совершенные мгновения».
– Он умеет читать небо, понимаете? – выдохнула Лючия. – Вот как он находит эти сообщения. Он смотрит в воздух и видит тонкие нити, которые иногда рвутся. И эти нити ведут его к адресату, а он должен только ждать нужного момента и следовать за нитями.
Эмма недоверчиво посмотрела на подругу. Ей все это казалось полным вздором. Но Лючия продолжила.
– Смотрите, – сказала она, – здесь много таких страниц с признаниями. Некоторые я не совсем поняла. Но я точно уверена: Ансельмо – ангел. Как тот, на фотографии Бахар. Ангел-хранитель! Который всегда рядом, когда нужен тебе.
Так оно и есть, и Грета знала это лучше других. Мысль казалась безумной, но это была чистая правда: он всегда появлялся в самый нужный момент.
Эмма молча листала страницы. Бред, все это полный бред. Очередная фантазия маленькой Лючии. Но, с другой стороны, она чувствовала, что в этом блокноте скрыт ответ на все ее вопросы, осталось только найти и понять его. На последней странице она увидела надпись еще более загадочную, чем все остальные:
27.03 «КМ» 22.17, Колизей
– Вот почему Ансельмо такой сдержанный и скромный, – продолжала Лючия, – он должен хранить свои секреты.
От этих слов Грета взвелась, как курок револьвера. Выхватила дневник из рук Эммы и прижала к груди:
– У каждого есть секреты.
– Ты что? – разозлилась Эмма.
Не удостоив ее ответом, Грета встала и решительно направилась к выходу, унося с собой дневник.
– Подожди! Это не твое! – бросилась вдогонку Лючия.
– И не твое! – прорычала Грета, отмахиваясь от нее. – Я верну его владельцу.
И она вышла из элегантного салона Эммы Килдэр, хлопнув дверью.
– Что на нее опять нашло? Все так хорошо складывалось…
Эмма смотрела на Лючию невидящими глазами, думая о том, что она только что прочитала.
– Я не сделала ничего плохого, я только увидела блокнот и…
– …и взяла его.
Лючия кивнула, вдруг почувствовав себя виноватой:
– Я поступила плохо, да?
Подруга пожала плечами:
– Не знаю.
Лючия не ожидала такого. Во всяком случае, не от Эммы. Эмма всегда все знала, у нее всегда был какой-нибудь план или, по крайней мере, блестящий ответ на любой вопрос.
– И что мне теперь делать?
– Не знаю.