Текст книги "Вильям Гарвей"

Автор книги: Миньона Яновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Тайна сердца и крови

«В туманной дали минувших тысячелетий в древней Элладе сложился миф о чародейке Медее, переливанием крови возвращающей людям жизнь и молодость», – пишет академик Богомолец.

С незапамятных времен люди знали о великом значении и ценности крови для жизни организма. Даже животные, поранившись, сразу же стараются остановить вытекающую кровь, зализав рану.

Сознание человека подсказывало ему: с каждой каплей крови, выходящей из тела, теряется частица жизни. И это верно.

Представьте себе совершенно здорового человека, случайно разрезавшего одну из крупных артерий. Кровь бурно вытекает из сосуда, силы человека слабеют, бледнеет лицо, холодеет тело, становятся тусклыми глаза, утрачивая свой живой блеск. Все слабее бьется сердце, и наступает смерть. Только что сильный, ничем не болевший человек превращается в труп.

Так бывает, если не остановить вовремя кровотечение.

Кровь – это жизненный сок. Было известно, что без нее не может быть жизни организма. Это видели и понимали люди. И только. Все остальное оставалось тайной. Каким образом зарождается эта волшебная жидкость? Для чего служит? Как движется по организму? На эти вопросы, несмотря на усилия многих поколений ученых, ответа не было.

Человечество всегда мечтало разрешить великую тайну крови. Даже древнейшие ученые в своих трудах, на какую бы тему они ни были написаны, уделяли внимание крови и всему, что с ней связано. В старинных книгах, дошедших до нас, всюду, где речь идет о деятельности живого организма – этой необычайно сложной, трудно постижимой системы, – больше всего места уделяется крови и ее движению.

Поначалу ученые не связывали кровь с сердцем. Древние китайцы, например, считали, что в человеческом теле имеется 12 сосудов, несущих кровь по всем органам. Сердце в их учении о движении крови совсем не упоминается.

Индийцы в древнейшем труде пишут о семистах сосудах, из которых только десять выходят из сердца, остальные – из пупка, как жизненного центра.

У египтян на этот счет два противоположных мнения. В одном труде говорится, что все сосуды начинаются в голове, откуда передают дыхание и теплоту в грудь и потом распространяют по всему телу. Связь между сосудами и сердцем совсем отсутствует. В сочинении же «Тайная книга врача», написанном в 2550 году до нашей эры, о сердце говорится, как о центре кровеносной системы. Выходящие из сердца сосуды распределяются по всем частям тела и несут в себе кровь, слизь, воздух, «дух жизни» и «дух смерти». Причем сосуды, несущие «дух жизни», почему-то несут его к правому уху, а «дух смерти» – к левому. Что касается самого сердца, оно до пятидесяти лет ежедневно увеличивается в весе на две драхмы, затем на столько же уменьшается, вследствие чего в конце концов и наступает смерть.

Что и говорить, с нашей точки зрения анатомические понятия довольно жалкие! Впрочем, удивляться тут нечему: как можно было изучать анатомию, если вскрытие трупов строжайше запрещалось религией и все знания черпались из кратких наблюдений, которые любознательные люди успевали сделать во время жертвоприношений.

С течением времени, с расширением общих познаний и изменениями социального строя и религиозных устоев понятия о человеческом теле приобретали все более твердые и определенные черты.

Болезни и страдания человека требовали лечения и вызвали к жизни медицину. Чтобы лечить, врач должен был знать не только расположение органов в теле человека, но и их назначение, их деятельность. Это и послужило стимулом к развитию анатомии и физиологии.

Но «…медицина столь же мало может обойтись без общих истин философии, сколько последняя без доставляемых ей медициной фактов», – писал древнегреческий философ Гиппократ. Схоластическая же философия древности была так далека от материалистических взглядов на природу, что неизбежно должна была увлечь медицину в сети мистики и идеализма.

Так и произошло…

Гиппократа называют «отцом медицины». Это был потомственный врач, считавший, что врачом может быть далеко не каждый – только человек, обладающий врожденным талантом и особой интуицией.

Сам он в достаточной мере обладал этой интуицией, иначе говоря – талантом врача. В те далекие времена, когда искусство врачевания только пробивало себе дорогу, Гиппократ сумел создать свою методику распознавания и лечения болезней. Значение Гиппократа как врача настолько велико, что до нашего времени сохранилось многое из введенного им в медицину: хирургические повязки, некоторые термины, описание болезней и их признаков и т. д.

Многочисленные труды Гиппократа, посвященные физиологии сердца и сосудов, – только часть его обширного учения о медицине. Но часть наименее достоверная, полная ошибок, беспорядочная и противоречивая.

Что такое сердце, по Гиппократу? Сердце – мышца, состоящая из двух половин, – левой и правой; в каждой из них имеется по одному предсердию и по одному желудочку. Вполне правильное утверждение! И… единственное правильное во всем, что касается сердца и сосудов. Все остальное так же мало похоже на действительность, как воззрения древних алхимиков на современную химическую науку.

В чем же заключается «все остальное»? А вот в чем. Сердце – источник крови. Заключается она в его правой половине. Левая не содержит крови: здесь находится источник теплоты. Сосуды делятся на две системы: кровеносные вены и воздухоносные артерии.

Все жизненные процессы аккуратно разложены по полочкам. Тело состоит из четырех элементов: воды, огня, воздуха, земли; им соответствуют четыре жидкости: кровь, слизь, желтая и черная желчь. Источник крови – сердце, слизи – мозг, желтой желчи – печень, черной – селезенка. И все это одухотворяется теплотой, постоянно поддерживаемой пневмой. Пневма – эфирное вещество, в организм она поступает через легкие вместе с воздухом и разносится по всему телу.

Сейчас для нас совершенно очевидна ошибочность взглядов Гиппократа на строение и функции органов человека. Но в свое время Гиппократ завоевал себе огромный авторитет как врач и основоположник медицины, и эти взгляды были приняты как непреложная истина.

В дальнейшем у Гиппократа появились ученики и последователи. Они варьировали его теории, добавляли кое-что от себя. Но эти «добавки» были чаще всего такими же неверными и еще больше запутывали молодую науку. Изредка, правда, мелькали правильные наблюдения, но они тонули в море ошибок.

Крохи истины добывались с помощью случая, а случай, как известно, самый ненадежный источник знаний. Да и случаи попадались редко. Научная медицина, как и все научное естествознание, лишенная метода, в течение тысячелетий развивалась чрезвычайно медленно.

Вслед за Гиппократом на философской сцене появляется Аристотель, по выражению Энгельса, «самая всеобъемлющая голова среди древнегреческих философов».

Аристотель не занимался анатомией, но, постоянно наблюдая жизнь самых разнообразных животных, сделал немало выводов, способствовавших развитию анатомии и физиологии. Он первый ввел само слово «физиология», подразумевая под физиологами людей, занимающихся изучением природы. Теперь рамки этой науки определились точнее: физиология изучает функции, совершающиеся в организме с момента его зачатия и до самой смерти, процессы, совокупность которых и составляет жизнь.

Аристотель считал, что уже в развитии зародыша сердце играет роль основной движущей силы; у взрослого же организма – это центр всех ощущений и местопребывание жизненного начала, источник жизни и теплоты, всех движений внутри тела и передвижения в пространстве. Мозгу отводилась весьма скромная роль: чтобы телу, наполненному теплотой, не было слишком жарко, мозг служит местом охлаждения.

И, наконец, аристотелева поэтическая теория «приливов и отливов», с которыми сравнивалось движение крови.

В этом учении тоже очень много неверного. Но уже одно то, что сердцу приписывалось значение центрального жизненного органа, направило мысль ученых на исследование деятельности сердца, а это в дальнейшем способствовало важнейшим открытиям в анатомии и физиологии человека.

Идеи Аристотеля господствовали в естествознании около двух тысяч лет, хотя в книгах, прошедших через руки многочисленных переводчиков и комментаторов, очень мало что осталось от собственных высказываний великого философа.

В 323 году до нашей эры, когда со смертью Александра Македонского пала основанная им монархия, центром культуры стала избавившаяся от ига Александрия (Египет). В александрийских медицинских школах было разрешено препарировать трупы и даже производить вивисекции (Вивисекция (вивисецирование) – живосечение, операция на живом животном для изучения функций организма, действия на него различных веществ, выяснения причин заболеваний, деятельности отдельных органов и т. д) над осужденными на смерть преступниками. Началась недолгая полоса внедрения опыта в науку.

Философ того времени Праксагор, живший после Аристотеля, имел уже возможность не только работать с трупами, но и наблюдать деятельность отдельных органов на живом организме – он занимался вивисецированием.

Праксагор первый ввел понятие «пульс». По его мнению, пульс возникает в артериях под влиянием «особой силы». Он подтвердил высказывание Гиппократа о том, что сердце – мышца.

Праксагор был дотошным человеком и обладал большой наблюдательностью, препарировать он любил тщательно и аккуратно. И вот однажды, отделяя сосуды трупа от остальных тканей и вскрывая их, он обратил внимание на любопытную подробность: вены были наполнены густой темной массой – «застывшей» кровью, а артерии… артерии не содержали ничего! Он повторил свое наблюдение не раз и не два, и всегда видел одно и то же.

«Но не может же быть, чтобы природа, – рассуждал, должно быть, Праксагор, – создала в такой сложной машине, как человеческий организм, ни для чего не предназначенную, пустую систему сосудов! Ведь в живом организме каждая, даже самая маленькая частица имеет свое, совершенно определенное назначение. Допустимо ли, чтобы целая сосудистая система существовала впустую и пустая?!»

Значит, сделал логический вывод Праксагор, что-то в артериях есть и это «что-то»… воздух.

Как же это могло случиться? Ведь теперь каждому школьнику известно, что по артериям течет кровь, а не воздух! Почему же такой большой ученый, как Праксагор, пришел к столь нелепому выводу?

Все это легко объяснить. Кровь переходит из вен в артерии через сердце и легкие, в которых она очищается, обогащается кислородом и принимает алый цвет. Когда человек умирает, легкие прекращают свою деятельность, а сердце какое-то время продолжает еще биться. Оно успевает перегнать всю кровь, которая скопилась в левом желудочке, в артерии, а оттуда из капилляров она немедленно переходит в вены. Артериям же получить пополнение больше неоткуда: кровь уже не поступает в левый желудочек сердца из легочной вены, левый желудочек пуст, вслед за ним пустеют и артерии. Поэтому в артериях трупа кровь почти отсутствует.

Сделав совершенно верное наблюдение на трупах, Праксагор, а за ним Эразистрат и другие, перенесли свои выводы на живой организм, допустив, что и в нем происходит то же самое. Так учение о крови почти в самом начале попало в сети ложного утверждения.

Праксагор создал теорию: легкие через сердце посылают в аорту и в остальные артерии не кровь, а воздух, или «жизненный дух». Потому-то Гиппократ и разделил сосуды на две системы: кровеносные вены и воздухоносные артерии!

Таково, по Праксагору, нормальное перемещение крови и воздуха в организме. И только в тех случаях, когда у живого человека или животного повреждена (перерезана) артерия, из нее начинает бить кровь. Но и это легко объяснить: из вскрытой артерии воздух, естественно, моментально выходит наружу, и венозная кровь заполняет освободившееся место.

Эта стройная и, казалось бы, убедительная теория была совершенно ошибочной. Созданная одним человеком, она сыграла печальную роль в истории медицинской науки. Она надолго затормозила развитие учения о движении крови и послужила основанием для множества других серьезных ошибок.

В конечном счете у древних ученых сложилось определенное и твердое представление о содержимом вен и артерий и о движении крови в организме. Если внимательно присмотреться к этим представлениям, можно, пожалуй, даже понять, почему они возникли и почему так долго продержались.

То, что сердце в движении крови играет роль первого двигателя, определил еще Аристотель. Стало быть, кровь двигается по сосудам благодаря движениям сердца. Но раз кровь нашли только в венах, то, само собой разумеется, что течет она по ним от сердца, сверху вниз. Ведь невозможно было представить себе, что кровь, если даже допустить, что вниз она течет благодаря собственной тяжести, поднимается от конечностей к сердцу с помощью… того же сердца! Где конечности, а где сердце-двигатель?

Никто не подозревал, что между артериями и венами существуют еще сосуды, через которые кровь переходит из первых во вторые, тем более, что и в самих-то артериях ее не обнаружили!

Значит, решили древние ученые, по венам от сердца к периферии движется кровь. А для чего же служат артерии? Должны же они для чего-то предназначаться! По артериям движется «дух», «жизненная сила», «теплота».

Таким образом, все становилось на свое место: и вопрос «целесообразности всего в природе», как говорил Аристотель, и вопрос о местопребывании «божественного начала», без чего не могла обойтись религия.

Теория эта просуществовала в нетронутом виде несколько сотен лет, вплоть до работ Галена – завершителя античной медицины, самого крупного после Гиппократа теоретика, создателя целой системы медицинских и биологических знаний.

Клавдий Гален жил в 131–200 годах нашей эры. Всесторонне образованный человек своего времени, он прославился как зачинатель экспериментальной медицины, написавший более ста двадцати книг по анатомии и физиологии. Он занимался анатомией животных, в том числе и обезьян, изучая строение и деятельность их органов. Наблюдая деятельность живого организма на свиньях, собаках, обезьянах, Гален сделал многие выводы, перенеся их и на человека. Между тем большая часть из того, что он наблюдал, присуща только животным и к человеку никакого отношения не имеет.

Гален затронул многие вопросы, которые до него вовсе не затрагивались, хорошо изучил строение сердца, довольно правильно понял работу клапанов и, что особенно важно, экспериментально доказал наличие крови в артериях, тем самым исправив важнейшую ошибку своих предшественников.

Проведенный им опыт гениален по своей простоте. У живой собаки или обезьяны он осторожно разрезал верхние ткани, отделял артерию и накладывал на нее две тугие повязки-лигатуры. Участок между лигатурами оказывался совершенно изолированным от остального организма, ни жидкость (например, кровь из вен), ни что-либо другое в него не могли проникнуть. Потом он перерезал артерию, и, как и следовало ожидать, из нее фонтаном била кровь.

Значит, справедливо заключил великий естествоиспытатель древности, кровь не попадает в артерии неизвестно откуда, а движется непосредственно по ним.

Это было очень важное заключение: благодаря ему вторая половина сосудистой системы – артерии – включалась в кровеносную систему.

Если бы Гален не побоялся быть до конца последовательным, он бы сделал и другой важнейший вывод: в живом организме есть только одна кровеносная система, хотя она и несет по своим сосудам кровь различного химического состава. А если бы он сделал этот вывод, то оказался бы недалеко и от открытия кровообращения по замкнутой, сообщающейся между собой системе вен и артерий.

Но тогда куда бы девался пресловутый «жизненный дух», «одухотворяющее жизненное начало»? Ясно, что для него не нашлось бы места, пришлось бы признаться, что никакого духа нет и ничего мистического в физиологических процессах организма не происходит – все ясно, понятно и познаваемо. И тогда…

Нет, Гален, хотя и был великим ученым, не мог вступить в такой серьезный конфликт с религией! В человеке должна быть некая высшая сила, все равно, как бы ее ни называли, – «дух», «пневма», «жизненное начало». А лучшего вместилища, чем артерии, для нее не придумаешь!

И Гален объявляет всему ученому миру: да, в артериях я обнаружил кровь, и я утверждаю, что наличие ее там – вполне нормально для живого существа; только крови в артериях не так уж много, главная же их задача – нести по телу «теплоту» и «жизненную силу»!

Гален создает законченную теорию, настолько талантливую и увлекательную, что никто не может, да и не желает брать ее под сомнение…

Итак, по этой теории Галена, вместилище крови – и вены и артерии, но системы эти самостоятельны и совершенно независимы друг от друга. Вены берут начало в печени, артерии – в сердце. Вены несут кровь «грубую», предназначенную исключительно для питания организма. Артерии получают кровь в сердце, сердце присасывает из легких «дух», и артерии несут «одухотворенную» кровь, снабжая тело «жизненной силой».

Следовательно, «дух» попадает в артерии из легких через левую половину сердца, откуда артерии берут свое начало. А как же попадает в них кровь? Вены приносят ее из печени в правую половину сердца… Но ведь между правой и левой половинами сердца находится плотная перегородка…

А вот как говорит Гален. Грубая кровь из печени поступает в правую половину сердца, где благодаря теплоте от нее отделяются негодные части. Из сердца она идет по венам ко всем тканям тела, где и потребляется. Но некоторая, совсем незначительная часть крови предназначается для более высоких целей – она не уходит на питание тканей и органов, она переходит из правого желудочка сердца в левый, где и происходит ее смешение с «духом», заполняющим левый желудочек. Отсюда «благородная» кровь – живительная, воздухоносная влага – вытекает по артериям. Но как же перегородка? Каким образом кровь и «дух» могут через нее перемешиваться?

Великий ученый и смелый экспериментатор, Гален не мог ответить на этот вопрос чисто умозрительно, как это утверждают многие ученые. Он допустил огромную ошибку. Но эта ошибка не была чистым вымыслом, плодом досужей фантазии. У Галена она могла возникнуть на основании какого-либо опыта или наблюдения.

Можно предположить, что Клавдий Гален, вскрывая обезьян, наткнулся как-нибудь на врожденный порок сердца с незаращением межжелудочковой перегородки и сделал вывод, что перегородка эта и не должна зарастать. А всего вероятнее, он вскрывал труп зародыша, быть может даже человеческого, и обнаружил в сердечной перегородке одно или несколько отверстий. У зародышей это явление вполне закономерное: в эмбриональном периоде легкие не функционируют, система легочного кровообращения не нужна и кровь из правой половины сердца непосредственно переходит в левую через отверстие в сердечной перегородке…

И теория, которой недоставало важнейшего звена, приобрела законченность и стройность: кровь, поступающая из вен в правую половину сердца, смешивается с «духом», проникающим в левую его половину, через отверстие в сердечной перегородке!..

А легкие? В чем же значение легких?

В этом и заключалась самая непростительная ошибка Галена: легкие начисто устранялись с пути движения крови по телу, их роль и значение так и остались неизвестными. Более того, никто и не пытался определить функцию легких. Зачем? Все ведь и без того ясно!

Четырнадцать веков эта «ясность» задерживала развитие анатомии и физиологии. Тщетно старались последователи Галена увидеть пресловутое отверстие! Они не могли его видеть: после рождения ребенка, с момента начала самостоятельного дыхания, эмбриональные отверстия в перегородке сердца сжимаются и зарастают, в противном случае у человека остается врожденный порок сердца.

Теория Галена была ошибочной, но опровергнуть ее, даже если бы нашелся в то время смельчак, который не побоялся бы покуситься на его святое имя, оказалось невозможно.

С падением языческого мира, а вместе с ним и языческой культуры александрийская школа философов-экспериментаторов была предана проклятью. Опыт и наблюдения признавались теперь вредной забавой, рассечения трупов были признаны «ложной наукой». Наука «истинная» не нуждалась в подобных средствах. Христианская наука объявила земную мудрость греховной. Душа человека, как стали утверждать, предназначена для более высоких целей, для лучшей деятельности.

Все это преградило путь к самостоятельным исследованиям, и в медицинской науке на долгие века наступил беспросветный мрак. Анатомия находилась под запретом церкви; нельзя и негде было анатомировать трупы, не говоря уже о живосечениях.

Арабы, носители новой культуры, занимались исключительно переработкой и переводами сочинений греческих врачей, снабжая их мистическими добавлениями. Арабские сочинения и переводы были затем переведены на латынь, и их, в свою очередь, тоже достаточно исказили. Вот эти-то сочинения, авторов которых уже трудно было узнать, составляли единственную основу анатомических и медицинских знаний. Культ Галена безраздельно царил в медицинской науке. Никто не смел самостоятельно мыслить, никто не шел дальше комментариев, не создавал ничего, кроме компиляций.

Случалось, что какой-нибудь ученый, проявив некоторую самостоятельность в исследованиях и столкнувшись с фактами, противоречащими описаниям Галена, объявлял, что это не Гален ошибся, а тело человека резко изменилось за несколько веков…

Только редкие смельчаки шли наперекор запретам церкви. Они анатомировали трупы людей и животных и убеждались в ошибочности учений древних.

Настоящее возрождение наук началось в шестнадцатом веке, когда у общества возникла потребность незамедлительно перейти от теоретических умствований и словопрений к опыту. Отвлеченные понятия древних греков о явлениях природы больше никого не могли удовлетворить. Развивались морские пути, увеличивались объемы производств, в медицинской науке медленно и робко, но все же рождалась хирургия – при таком положении вещей на одних умозрительных заключениях и разговорах о высоких материях далеко не уедешь!

Истинные служители науки стремились самостоятельно разрабатывать научные проблемы. Правда, таких людей было еще немного и попытки их делались с оглядкой на то, что сказали «святые отцы» и что «написал Аристотель». Но уже кое-кто производил химические опыты, чтобы определить состав неживой природы, уже появился в астрономии Коперник, уже Геснер и Цезальпин пересмотрели законы ботаники, и великий Везалий осмелился реформировать древнюю науку – анатомию человека…

В 1545 году французский врач-самоучка Амбруаз Паре доказал вредность варварского способа лечения ран каленым железом и кипящим маслом и предложил заменить его повязками и остановкой кровотечения. В середине шестнадцатого века врачи начали производить операции – до этого хирургия не могла развиваться, так как доподлинно была известна только анатомия обезьян, описанная еще Галеном. Везалий, Евстахий, Фаллопий и другие творцы современной анатомии открыли многие особенности человеческого тела.

Обаяние идеалистических представлений древних было несколько развенчано. Правда, только у сравнительно немногих и то не до конца…

Первый удар по Галену нанес Везалий: родоначальник знаменитой медицинской школы в Падуе, он заявил, что никакого отверстия в межжелудочковой перегородке сердца не существует. Андреа Везалий первый покусился на непререкаемый авторитет. Он своими работами вызвал великую полемику среди ученых. Эта полемика послужила толчком к самостоятельным исследованиям, к развитию опыта и наблюдения.

Почти все предшественники Везалия описывали строение тела человека на основании вскрытия животных (остальные вообще не занимались вскрытиями и строили свои учения на догадках и фантазии). Ошибочные описания передавались из поколения в поколение, узаконенные временем и традицией.

Везалий произвел полную ревизию анатомии человека и животных, восстановил забытые со времен глубокой древности опыты с вивисекциями; он никогда не говорил о деятельности органа, прежде чем не наблюдал его работу на живом организме. Он доказал, что анатомию нельзя конструировать умозрительно и строить на основании данных анатомии животных, что ее надо основывать на непосредственных наблюдениях – препарировании человеческих трупов.

Свои дерзкие покушения на авторитет древних ученых Везалий обставлял всяческими предосторожностями: как мог, расхваливал великого Галена, признавал истину его открытий, с разными оговорками сомневался в их точности и в конце концов нашел у него двести ошибок. За это его называли нечестивцем, клеветником, перебежчиком, чудовищем, нечистое дыхание которого отравляет Европу.

При помощи вскрытий и вивисецирования Везалий твердо установил отсутствие отверстия между левым и правым желудочками. И это его утверждение послужило краеугольным камнем, той основой, на которой потом было построено учение об общем круге кровообращения.

Но даже Везалий не смог до конца освободиться от преклонения перед Галеном, и эта скованность великого анатома привела его в конце концов к непростительной ошибке: он заявил, что хотя перегородка и не имеет отверстий, кровь все-таки просачивается, «пропотевает» через невидимые поры в ней…

За одной ошибкой неизбежно последовали и другие. По Везалию, легочная артерия приносит в легкие только небольшое количество крови, необходимое для питания самих легких, а легочная вена несет… все тот же «дух» и «теплоту». Кровь изготовляется в печени и оттуда по венам поступает в сердце, где начинаются все сосуды. Вены же из сердца несут ее тканям организма для их питания, тогда как по артериям от сердца движется немного крови и много «духа» и «теплоты».

Везалий не сумел до конца воспользоваться своими опытами – необходимость окончательно опровергнуть учения древних оказалась непреодолимым препятствием, толкнула на ошибочные выводы. Малый, легочный круг кровообращения также остался ему неизвестен.

Легочный круг впервые был описан Мигелем Серветом в его книге «Восстановление христианства»: «Сообщение между правой и левой половиной сердца происходят не через перегородку сердца, как обычно думают, а путем удивительного приспособления кровь переходит из правого желудочка в легкие; тут она перерабатывается, принимает желтый цвет и проходит из легочной артерии в легочную вену. Затем она в легочной вене смешивается с воздухом и в момент выдыхания очищается от копоти».

Если вспомнить, что ни кислород, ни углекислый газ не были известны в шестнадцатом веке и, следовательно, никто не подозревал о газообмене, происходящем в легких, станет ясно, что описание Сервета довольно близко нашим современным понятиям.

Но и Сервет – этот богослов-бунтарь, смелый философ и врач – и он все-таки не смог до конца оторваться от взглядов своего века и освободиться от галеновских воззрений. Вслед за приведенными словами он пишет:

«…Наконец, в момент диастолы (Диастола – фаза в ритмической деятельности сердца, расслабление, наступающее после сокращения сердца (систолы). Во время диастолы сердце наполняется кровью) эта смесь (воздуха и очищенной от „копоти“ крови) поступает в левый желудочек, где она служит для образования… жизненного духа»! И дальше: «Кое-что (то есть часть крови) все-таки может просачиваться через перегородку сердца».

Книга Сервета была сожжена вместе с ним. Но два экземпляра ее были спасены из огня чьей-то смелой рукой. На них остались следы изуверского костра. О книге забыли, и только в 1694 году англичанин Ваттон сделал неожиданное открытие: в богословском сочинении Сервета оказалось несколько страниц, описывающих легочное кровообращение.

Ученым шестнадцатого, семнадцатого веков не были известны ни сама книга, ни мимоходом сделанное в ней важное физиологическое открытие.

Не были они известны и Реальду Коломбо, профессору Падуанского университета, ученику Везалия. С Серветом он тоже никогда не встречался. Коломбо, как и Сервет, описал в своем труде легочный круг кровообращения, и это его открытие было вполне самостоятельным.

Но Коломбо избежал ошибки Сервета, и его теория легочного круга как две капли воды похожа на современную.

Однако, как и Сервет, он не подозревал о том, что кровь циркулирует по всему телу круговым движением, не знал, что легочный круг – часть общего. А стало быть, не подозревал и о цели «малого круга», как части общего, и считал, что в легких обращается только незначительное количество крови.

Еще раз убедившись в отсутствии отверстия в перегородке сердца, Коломбо искал путей перехода крови из одной половины сердца в другую. И открыл легочный круг.

«Кровь через легочную артерию идет в легкие, где она становится более тонкой; оттуда она вместе с воздухом поступает по легочной вене в левый желудочек – этого никто раньше не замечал и не описал, хотя все должны были это видеть и знать».

Коломбо завершил учение Везалия в той части, где речь идет об отсутствии отверстия в перегородке: он проследил истинный путь движения крови по малому кругу кровообращения. Но в другой части ученик сделал шаг назад по сравнению со своим учителем.

Вопрос о том, что представляет собой сердце, вызвал достаточно много споров в науке. Гиппократ считал сердце мышцей. Гален опроверг его мнение. Везалий подтвердил точку зрения Гиппократа. Коломбо утверждал, что сердце не есть мышца.

В чем же суть этого спора? А вот в чем. Если сердце не мышца, значит оно не может активно сокращаться, то есть выбрасывать из себя кровь, сообщая ей движение на весь дальнейший путь; оно, стало быть, подобно кузнечным мехам (что и говорил Гален) и может только всасывать в себя кровь, двигающуюся независимо от него. Следовательно, сердце не центр кровообращения, а только этап в пути крови. Участие его в этом важнейшем для организма процессе пассивное. Не оно основной двигатель крови – кровь движется по сосудам при помощи некой «особой силы».

Наоборот, если сердце мышца, способная на активные самостоятельные движения, то, исходя из того, что все кровеносные сосуды выходят из этой мышцы, логически напрашивается вывод: сердце своими сокращениями выталкивает, а не присасывает кровь, и этими сильными выталкиваниями сообщает ей движение на весь дальнейший путь. Сердце – это центральный орган всего движения крови в организме.

Как мы увидим дальше, правы оказались те, кто считал сердце мышцей.

Учеником и последователем Везалия, преемником его по кафедре анатомии Падуанекого университета был знаменитый итальянский хирург Иероним Фабриций. Занимался он анатомией и эмбриологией – наукой о развитии плода, едва только зачинавшейся в то время. Фабриций восстановил аристотелеву сравнительную анатомию и физиологию, пользуясь своим оригинальным методом: он сравнивал между собой голоса и движения животных, ища определенных закономерностей. Как эмбриолог, он внес значительный вклад в науку: установил сходство и различие в развитии и строении яйца, зародыша, зародышевых оболочек акул, птиц, млекопитающих; сравнительное исследование эмбрионального развития целого ряда позвоночных он первый описал с такой полнотой. Как анатом, он сделал ряд открытий в строении уха, глаза, гортани. И самое главное – он описал венозные клапаны – заслоночки, которые через определенные расстояния прикрывают отверстия вен. Для чего они существуют, Фабриций так и не понял. Он считал, что заслоночки регулируют движение крови от сердца; на самом же деле они являются непреодолимым препятствием для такого движения и позволяют крови течь по венам только в сторону сердца.