Текст книги "Тайны, догадки, прозрения (Из истории физиологии)"
Автор книги: Минионна Яновская
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
На двадцать девятом году непрерывных мук человек снова поступил в больницу. Ему ввели электроды и провели сеансы электростимуляции. И образ несуществующей руки, неотступно мучивший его почти тридцать лет, постепенно утрачивал свою яркость, распадался в его сознании, пока на каком-то по счету сеансе не исчез совсем. Исчезли боли, исчезла и патологическая сосредоточенность на них – только на них, исключительно на них… Личность вернулась к норме. Человек разительно изменился – стал спокойным, доброжелательным, ощутил потребность в общении с людьми, стал всем интересоваться и захотел работать.
Впервые за более чем четверть века!
Кроме этого больного, были и еще излеченные люди, в мозгу которых не разрушалась ни одна клеточка. Смирнов стимулировал электрическим током, по разработанной им стратегии, глубокие структуры мозга и добивался успеха.
Почему, на основании каких процессов? Как объяснить этот успех теоретически?
Пока никак. Пока объяснений нет.
«Сам Смирнов, – пишет И. Губерман, – полагает, что в процессе стимуляции электрическим током через вживленные электроды происходит как бы переучивание мозга, какие-то функциональные перестройки, навязанные ему извне импульсами тока, но по каким законам, почему и каким образом разрушается былая порочная связь нейронов – остается проблемой».
Физиология человека искала свои собственные подступы к мозгу и свои собственные способы проникновения в его тайны. Поиски были связаны с изучением высшей нервной деятельности у животных, с достижениями психологии, биохимии, математики, физики, а теперь и кибернетики.
Но открыть надо было доступ к человеческому мозгу, со всеми особенностями его деятельности, механизмов этой деятельности, поведенческими актами, эмоциями, присущими только человеку, с его способностью к мышлению, нейрофизиологическими особенностями законов человеческой психики.
Как бы ни были значительны и важны все исследования и полученные результаты на животных, без особенного, чисто «человеческого» подхода главное в тайнах мозга человека навсегда осталось бы тайной.
Представлялось, что жизнь целеустремлена на непрерывное уравновешивание организма со средой существования, что все действия мозга – ответы, реакции на требования среды. И этому уравновешиванию подчинено все.
На самом деле – это не так. Очень много, быть может, большинство деятельностей, направлено на «удовлетворение требований среды», но не все, далеко не все. Не все жизненные ситуации подчинены только ответам на эти требования, не все приказы мозга «суть рефлексы».
Во времена Сеченова «рефлекторное» представление было более чем прогрессивным. Во времена Павлова уже было понятно, что существуют и другие механизмы, какие – узнать не было возможности. В наши дни физиологи получили такую возможность и не только для изучения на животных – на человеке. И потому многое сумели понять и объяснить. Еще больше – открыть, пока необъяснимое.
Вы помните канарейку, которая связанными крыльями передвигала кубики и строила из них «башню», чтобы достать пищу? На какие отражательные механизмы опирались ее действия? Ведь никакого опыта она не имела и никакой рефлекс не мог у нее выработаться. Между тем она знала, чего ждет от впервые производимых манипуляций: получения еды. Мозг приказывает ей действовать определенным образом, исправляет ошибки на основании ожидаемых результатов. Но откуда взялись ожидания?
Мозг действует в этом примере, как и во множестве других, не как весы, уравновешивающие организм со средой, а как «Госплан», планирующий действия против неудобств, выдвигаемых средой. Сам мозг является здесь активным началом предвидения: зарождается мотивация, она порождает цель, цель организует средства, поступки. Вот откуда сеченовское: мы слушаем, а не просто слышим, мы смотрим, а не просто видим. Мозг не регистратор, а приемник и анализатор, не просто восприниматель, а орган, ставящий цель и делающий из восприятия действенные выводы.
Мозг человека способен предвидеть сознательно, мыслить перспективно, воспринимать ассоциативно – и еще выражать все словами.
На том симпозиуме, о котором шла речь, в своем вступительном слове Н. П. Бехтерева говорила:
– Известно, что в мозгу есть механизм, обеспечивающий избыточные возможности при встрече с каждой новизной. Те, кому удалось «подсмотреть», что происходит в мозгу в момент, когда обстановка оказывается новой, когда неожиданно совершается переход к старой обстановке, когда есть хоть какие-нибудь основания для того, чтобы «удивиться», могут сказать, что мозг в этих случаях как бы «проигрывает» массу готовностей к этой новой ситуации. В это время активизируется огромное количество нервных элементов, включается масса связей между различными участками и элементами мозга. Не исключено, что этот же механизм, хотя бы частично, лег в основу сохранения возможностей мозга, возможностей вида. Весьма вероятно, что эта реакция на новизну и есть что-то вроде механизма, который, обеспечивая избыточную готовность в каждой конкретной, даже маленькой новизне данной минуты, на долгие века сохранил бесконечно большие возможности мозга…
Мозг такой, как он есть сейчас, мало изменился в веках. Но до наших дней никому не удавалось «подсмотреть», какими процессами обеспечивает он высшую нервную деятельность. Поиски электрофизиологических характеристик, связанных с психическими актами, тоже имеют уже многолетнюю историю.
Грей Уолтер, известный английский нейрофизиолог, посвятивший себя изучению электрической активности мозга, разработавший прибор для анализа волн этой активности, многие годы «ловил» законы их разнообразия и изменчивости. Он открыл различные биоэлектрические ритмы, записываемые на электроэнцефалограммах, и дал им названия. С конца пятидесятых годов Грей Уолтер начал лечение вживленными электродами одного из видов эпилепсии, расстройства движений при некоторых трудно поддающихся медикаментозному воздействию неврозах.
Ученый искал объективные показатели изменения поведения мозга в период психической деятельности человека. Одно из важных открытий пришло «случайно». Такие «случаи» знает история науки, как знает и то, что толчком к открытию они становятся только для исследователей, которые их ждут. Так было с Луи Пастером, случайно использовавшим старую культуру куриной холеры, после прививки которой курица не заболела – что и послужило началом создания вакцин из ослабленных микробов; так было с Кохом, обнаружившим на срезе сырой картофелины разноцветные пятна, оказавшиеся различными колониями микробных культур и подсказавшие ученому бактериологическую технику разъединения бактерий на твердых питательных средах; так было с Флемингом, «случайно» открывшим пенициллин в плесени, уничтоживший в чашке с питательной средой все находившиеся там стафилококки.
Ну, а у Грея Уолтера случай был особый по своей тонкости, и заметить его, скажем, во времена даже Флеминга, просто не было бы никакой возможности. И сам Уолтер, и его увлеченные делом сотрудники обладали адским терпением – однообразная бесконечная работа ничуть не наскучила им. Они записывали биотоки у людей, анализировали их, сравнивали друг с другом, замечали малейшие изменения в графическом изображении, до красноты век всматривались в рисунки электроэнцефалограмм.
И в одно из таких обычных исследований одного обычного больного на пол упал какой-то металлический предмет. Звук раздался довольно звонкий и – вот это новость! – волны биотоков мгновенно изменились. Таких никто из исследователей прежде не видел – это были волны совершенно особой конфигурации. Откуда взялись они? Неужели от звука упавшего предмета?
Верно, именно так. Мозг человека откликнулся на неожиданный звук, насторожился – что-то за сим последует?..
Уолтер назвал обнаруженный ритм «волнами ожидания» и, поскольку электрическим волнам обычно присваиваются буквы греческого алфавита – альфа, бета, тета и др., – он обозначил их как «Е-волны». «Е-волны» возникали всякий раз, когда человек настораживался в ожидании последствий какого-либо явления. Они были как бы «стрелкой», указывающей на то, что наступит «после». Это открытие Уолтера легло в основу множества работ, связанных с направленностью мозга в будущее.
При исследованиях, проводимых Бехтеревой, Смирновым и другими сотрудниками коллектива, во время сложной психической деятельности закономерно изменялось функциональное состояние всего мозга – вовлекались глубокие структуры, соучаствующие в этой деятельности. Исследования были настолько точны, что позволяли отметить тончайшие нюансы изменений при тончайших изменениях ситуаций. Менялся рисунок постоянных потенциалов некоторых глубоких отделов в момент «удержания в памяти», по-другому выглядел во время ответа на вопрос, более того, становился другим, когда ответ бывал правильным, по сравнению с возникавшим во время неправильного ответа. Так воочию было показано, что при изменении вида психической деятельности, как и при изменении условий существования, в зависимости от свойств поставленной задачи или ее значимости, вовлекаются не только обязательные для данной реакции структуры, не только близкие их резервы, но и весь мозг целиком.
Метод вживленных электродов, так много давший клинике, – с его помощью теперь лечат гиперкинезы, рассеянный склероз, некоторые формы эпилепсии, тяжелые болевые синдромы, болезнь Рейно, целый ряд психических заболеваний, – быть может, «чистой» науке дал еще больше. Он помог определить, какие «точки» мозга за что «ответственны»; что происходит в глубинах мозга при «думанье», гневе, раздражении и других эмоциях.
Погруженные в глубину мозга золотые электроды во время электрических воздействий, необходимых для уточнения «больных» участков мозга, и позже, когда эти участки разрушаются, позволяют без какого бы то ни было ущерба для больного регистрировать состояние прежде недоступных структур. Раздражения определенных участков, куда были вживлены электроды, вызывали различные по типу и окраске эмоции (потому их называют «вызванными») – в зависимости от того, какие ядра или клетки или их группы в тот момент раздражались. И всегда воздействие на определенную точку вызывало строго определенную эмоцию; по-видимому, эта точка и есть «место жительства» данной эмоции. И никогда положительные эмоции не переходили в отрицательные в одном и том же «адресе».
Вот, значит, какое дифференцированное разделение труда существует между клетками глубоких структур мозга!
При этом больные лежат или сидят, сознание их ясно, они ориентируются во времени и пространстве, определяют, где находятся, понимают, что больны и чем больны и – что важно – рассказывают о своем состоянии. Бывают иногда случаи, когда больной чувствует сонливость, должно быть оттого, что на время снижается уровень активности коры из-за снижения влияния на нее ретикулярной формации.
На пути изучения механизмов эмоций человека стояли два долгое время казавшихся непреодолимыми препятствия: невозможность проникновения далеко внутрь мозга и нравственный запрет на экспериментирование над человеком. Потому-то так долго и не было ничего известно о нервных механизмах эмоций. Испокон века эмоции считались атрибутом души, пока в конце прошлого столетия не появилась прогрессивная по тому времени теория. Мозговых процессов, она, правда, не касалась, но все же пыталась материализовать ощущения, оторвав их от слова «душа», – речь в ней шла о том, что все переживания объясняются изменением состояния периферических органов. Затем, в первой трети двадцатого века, Каннон и Бард сформулировали «мозговую» теорию эмоций. Основная роль в ней отводилась главному подкорковому центру, зрительному бугру (таламусу) и его связи с корой. Теория эта неоднократно пересматривалась, уточнялась и дополнялась, согласно новым возможностям и новым открытиям, в процессе которых на сцене появился другой подкорковый отдел – гипоталамус (подбугорье), играющий одну из ведущих ролей в эмоциональных механизмах. Позже возникло и учение о ретикулярной формации и ее активирующего влияния на положительные и отрицательные эмоции.
У глубоких структур мозга – как и у всех других – есть постоянное выражение биоэлектричества: постоянный потенциал. Как изменяется он при различных эмоциях?
Помните – врач показывал на обследовании своим пациентам различные картинки? В это время в определенных подкорковых образованиях происходит сдвиг уровня потенциала. Врач беседует о погоде – опять, сдвиг, но уже другого характера. Совершенно другое изменение и в другом образовании происходит, когда пациент рассказывает о своем прошлом, вспоминает приятные или неприятные случаи, так или иначе волнующие его. Выявилась закономерность: чем сильнее переживание, тем значительнее сдвиг уровня постоянного потенциала, чем дольше это переживание – тем на большее время задерживается и сдвиг. И еще более точные вещи узнали исследователи, снимая биотоки через вживленные электроды: при отрицательных эмоциях сдвиг наблюдается более стойкий, а испытуемые при этом рассказывают: внутреннее успокоение еще не наступило, еще остался осадок от неприятного чувства.
Механизм искусственно вызванных эмоций очень сложен, хотя отличается от естественных только тем, что вызван электрическим раздражением. Совершенно очевидна важная роль подкорковых образований, которые и подвергаются стимуляции. Но не только им присуща эта роль…
Обследовали больную Г. Ощущения, вызванные у нее, были чрезвычайно приятны. Но с самого начала она сознавала, что вызваны они искусственно, и строго следила за своим поведением после сеансов – стремилась отвлечься, переключиться на какую-нибудь привычную деятельность.
Больные, у которых электрические раздражения вызывали приятные эмоции, естественно, охотно шли на сеансы исследований. Но поскольку это были люди, они не стремились, как крысы, к бесконечному повторению искусственных раздражений, не пытались сами себя стимулировать, напротив, стеснялись своих чувств. Отчего так? Оттого, что человек отлично понимал: переживания, подобные вызванным, ему несвойственны. Понимал потому, что сознательно анализировал их.
Сознательно, значит, с участием сознания; значит, в сложных механизмах искусственных эмоций у человека участвуют не только подкорковые, но и корковые образования.
Это как раз то, что можно доказать только на человеке.
Ни Сеченову, ни даже Павлову не снилась такая тонкость и точность материальных исследований в области человеческих ощущений. Да и нашим современникам еще четверть века назад…
Куда уж тут поместить душу – разве что она и есть биоэлектрические потенциалы. Но они-то исходят от материального вещества – мозга! Стало быть, то, что прежде именовалось таинственным и необъяснимым словом «душа», так же материально, как и любая часть организма, именующаяся любым, вполне понятным и привычным словом.
Но в силу того, что сам мозг – орган особенный, в «отношениях» с ним возникает нравственный аспект. Наталья Петровна Бехтерева в рассуждение этого аспекта пишет: «В этот период исследователь как бы держит в своих руках живой человеческий мозг… Огромная ответственность лежит в этот период на исследователе. Это ответственность, прежде всего, нравственная. Имея в своих руках инструмент тончайшего воздействия на многочисленные глубокие образования мозга, он не только должен умело пользоваться этим инструментом, но применять его только с одной целью – на благо больного. Нельзя оправдать осуществление даже безопасных воздействий, если они делаются исключительно для удовлетворения научных интересов».
На этом нравственный аспект не исчерпывается. История недавней «кейптаунской лихорадки» тому пример. Пересадки сердца, если можно так выразиться, были «явными», более того, широковещательными. Вирус лихорадки заразил хирургов почти всех стран мира, и об этом было известно не только деятелям медицины, но и простым людям. И, наконец, человек с неудачно пересаженным сердцем «всего лишь» погибал.
Манипуляции на мозге можно совершать в тихих кельях, никто о них не будет знать, как не знают сейчас о многих возможностях влиять на психические процессы даже широкие массы ученых не медицинского профиля, не говоря уже о широких кругах людей вообще. Нейрофизиологи не делают из своих достижений сенсации – тем меньше возможностей судить о их поступках.
«Держа в руках живой человеческий мозг», ученый получает возможность не просто убить его обладателя – навечно изуродовать, лишить всего человеческого, превратить в тупое вымуштрованное животное или в жестокого хищника.
Недавно «Литературная газета» приводила подобные примеры, имеющие место в США. Испытываются методы воздействия на поведение людей, чтобы изменить его в «заданном» направлении. В нескольких научных институтах страны разрабатывается техника воздействия на тех, чье поведение не устраивает власти. Разумеется, все это хранится в строгой тайне, но случайно достоянием прессы стала жалоба нескольких политических заключенных американцев на то, что их долгое время «лечили» по методу доктора Макконелла.
Доктор Макконелл – профессор психологии Мичиганского университета; метод его – редкий пример садистского человеконенавистничества, напоминающий «методы» фашистских медиков, экспериментировавших на людях. Для обезвреживания «революционных элементов» Макконелл предлагает комбинировать лишение чувствительности с медикаментами, гипнозом, чередованием поощрения и наказания, чтобы добиться полного контроля над поведением индивидуума. В частности, он рекомендует использование нейрохирургии для выжигания или дробления частиц в мозговых центрах…
Если существуют «ученые» типа Макконелла – а они существуют; если они превращают величайшие достижения науки о мозге в орудия лишения человека интеллекта, способности «саморегулировать» собственное поведение; если есть возможность проделывать все зверства в тайне – а она есть, – значение нравственного аспекта становится более чем очевидным.
В чьи руки попадет власть над мозгом – центр нравственной проблемы.
Велика ответственность ученых перед человечеством – ученых, приобретающих реальную власть над мозгом. Не меньшая, чем та, которая стояла перед физиками, открывшими тайны ядерных сил.
Золотой ключик может находиться только в чистых руках, отпирать замок – только в гуманных целях…
Изучение нейрофизиологических основ психической деятельности человека – важнейшая и сложнейшая проблема физиологии. Сколько ни раскрывают тайников, число их почти не уменьшается.
Общество ставит перед нейрофизиологами множество вопросов. Ученые должны попытаться ответить на них. Многие из этих вопросов и некоторые ответы привела в своем вступительном слове на Международном симпозиуме 1972 года Наталья Петровна Бехтерева:
«Современная социология обеспокоена тем, как мозг нашей планеты справится с обилием информации, с возросшими и растущими требованиями, адресованными мозгу… Есть ли действительно угроза того, что человек может не справиться с этой сложностью?.. Что будет с мозгом, если и дальше с огромным ускорением будет увеличиваться нагрузка на него? И почему до наших дней не произошло „катастрофы“ в плане возможностей мозга (а мы можем сказать, что катастрофы не произошло)? Есть ли в мозгу механизм самосохранения, самозащиты?.. Сдаст ли эмоциональная система и повлечет за собой „крах“ возможностей теснейшим образом с ней связанной системы, обеспечивающей интеллектуальную деятельность, или, наоборот, выйдя временно из строя предохранит интеллект? Надо ли „обезвреживать“ эмоциональную систему и тем самым открывать простор интеллекту или надо сохранять этот „предохранительный клапан“?
Чем больше количество новизны, чем больше раз за короткие отрезки времени „удивляется“ мозг, чем больше сведений поступает через уши, через глаза, через другие сенсорные входы, тем быстрее развивается мозг ребенка и тем полнее выявляется потенциал мозга планеты, тем больше возможностей появляется у человечества. Может быть, не будет большим преувеличением сказать, что научно-техническая революция сегодняшнего дня есть результат взаимодействия по принципу положительной обратной связи мозга человечества и внешней среды, изменяемой этим мозгом… Где-то, сами того не заметив, мы перешли ступень, за которой наступила общая активизация мозга человечества, после чего произошел „взрыв“ в форме научно-технической революции…
Но научно-техническая революция – это и огромное увеличение возможностей изучения самого мозга, решения задачи, что же такое наш мозг…»
Добавить к этому нечего. Разве что прощальные слова известного американского психолога Прибрама, обращенные к возглавляющей симпозиум Бехтеревой:
– Впервые за много лет я почувствовал, что стремление, высказанное еще Вашим дедом, реализуется: мы изучаем механизмы поведения человека. Куда мы движемся? К выяснению, наконец, – что именно делает человека человеком.