Текст книги "Мой голос останется с вами."
Автор книги: Милтон Эриксон
Жанр:
Психология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Обследование.
Когда моя дочь училась в медицинском училище, к ней в руки попала моя с Эрнстом Росси статья о двойной связи. Она вошла в комнату и сказала: «Так вот, оказывается, как я это делаю!»
Росси спросил ее: «Так что же вы делаете „вот так“?»
Она сказала: «Все пациенты имеют право отказаться от обследования прямой кишки, грыжи и влагалища, если его проводит студент. Ни одна из студенток этого не делала, а я провожу обследование и прямой кишки, и влагалища, и грыжи с каждым пациентом».
Я спросил, как ей это удается, если все они имеют право отказаться.
Она сказала: "Когда я перехожу к этой части обследования, я мило улыбаюсь и говорю с большой симпатией: «Я понимаю, что вы устали от того, что я смотрю вам в глаза, лезу в уши, в нос и в горло и верчу вас и так и сяк. И как только я проведу обследование прямой кишки и грыжи, вы, наконец, от меня избавитесь».
И все они терпеливо ждали момента, когда, наконец, они с ней попрощаются. Этот подход является прекрасным примером установления двойной связи. Для того чтобы уставшему пациенту избавиться от Кристи, сперва нужно позволить ей провести обследование прямой кишки, влагалища и грыжи. Однако сперва она присоединялась к пациенту, вербализуя его усталость и желание быть оставленным в покое.
Когда эту историю рассказали мне, она вызвала посредством косвенного внушения чувство, что я должен попросить Эриксона: «Продолжайте. Обследуйте прямую кишку». Иными словами, я чувствовал, что он просит разрешения углубиться в мое бессознательно. Я моментально поймал себя на том, что у меня всплыли давно забытые детские воспоминания о клизме. Я обнаружил, что когда пациенты чувствуют, что им помогают или подталкивают к обнажению глубоко сокрытых «внутренних чувств» или воспоминаний, то в их снах или фантазиях часто всплывают ассоциации с клизмами или обследованиями прямой кишки. Затрагивание темы обследования половых органов у некоторых пациентов может очень легко вызвать ассоциации с сексуальным опытом и чувствами.
Катлин: лечение фобии.
Из приводимой ниже полной записи мы имеем счастливую возможность увидеть весь процесс психотерапии с применением косвенного внушения. Мы можем увидеть способы, с помощью которых Эриксон внушает нужные мысли, а потом возвращается к ним позже. Мы имеем возможность понаблюдать за тем, как он использует долговременное постгипнотическое внушение и переструктурирование.
Стенограмма является записью работы Эриксона с Катлин, студенткой, проходившей обучение на его практических семинарах. Невозможно определить, как Эриксон выяснил, что она страдает от своеобразной фобии – страха перед рвотой. Когда его спрашивали, он просто отвечал: «Слухами земля полнится». Наверное, ему рассказал кто-то из студентов. Или, может быть, он сам пришел к такому выводу. Но как бы там ни было, он не сомневался в выборе метода терапии и не ошибся.
Эриксон: Вы отдаете себе отчет, что находитесь в трансе, не так ли? Вы лучше поймете это, если закроете глаза.
Теперь я хочу, чтобы находясь в трансе вы ощутили уют и спокойствие. Я хочу, чтобы вы ушли в транс очень глубоко, так глубоко, что у вас возникнет ощущение, что вы являетесь чистым сознанием, лишенным тела, что вы можете парить в пространстве и что тело вас больше не держит, вы можете свободно парить и передвигаться во времени.
И я хочу, чтобы вы выбрали частицу своего прошлого – то время, когда вы были еще совсем маленькой девочкой. И мой голос пойдет за вами. И мой голос превратится в ваших родителей, в ваших соседей, в ваших друзей, одноклассниц и подруг, в ваших учителей. Я хочу, чтобы вы перенеслись в свою школу и снова стали сидящей в классе маленькой девочкой, полной счастья от чего-то, что произошло много лет назад и что вы сами давным-давно позабыли.
И я хочу, чтобы вы испытали еще одно состояние. Пусть, когда я скажу вам пробуждаться, пробуждение начнет распространяться от шеи к макушке головы. Ваше тело будет продолжать спать глубоким сном. И хотя пробуждаться от шеи вверх к голове будет трудно, вы можете это сделать.
Скоро вы начнете пробуждаться, начиная с шеи. Не бойтесь, потому что ваше тело крепко спит. Потратьте столько времени, сколько будет нужно для того, чтобы пробудиться, начиная с шеи вверх к голове. Это трудно, но вы это можете. (Длинная пауза)
Вот начинает пробуждаться ваша голова. Ваши глаза постепенно открываются. (Пауза) Вы это можете. И, может быть, ваше тело, спящее крепким сном, окажется телом маленькой девочки. Вы медленно пробуждаетесь, начиная с шеи к голове. Ваши глаза начинают раскрываться. По мере того как вы поднимаете голову, к вашей шее возвращается способность двигаться. (Пауза) Поднимите голову и смотрите на меня – вы меня видите.
Ваша голова проснулась?
Вы знаете, что в этом мире много способов приспособиться к жизни. Я бы очень не хотел пойти окупаться в Северном Ледовитом океане, а вот моржу это нравится; и киту это нравится. Я знаю, что в Антарктиде холодно. Я бы очень не хотел быть пингвином и высиживать яйцо при шестидесяти градусах ниже нуля, держа его между лап и оставаясь без пищи два месяца, пока моя толстая супруга не вернется с океана и не наступит ее очередь высиживать яйцо.
И вы знаете, что киты, эти огромные млекопитающие, питаются мельчайшим планктоном, живущим в океанской воде. Хотел бы я знать, сколько тонн океанской воды им надо пропустить через рот, чтобы набрать достаточное количество планктона. Вы знаете, я рад, что кит может питаться планктоном и вырасти большим и толстым. А знаменитые австралийские ныряльщики любят кататься на спине тигровой акулы, когда она медленно плавает, вбирая жабрами кислород и поедая планктон, чтобы доставить питание своему огромному телу.
Надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы киты и акулы жили таким образом? А недавно я видел учебный фильм о дятлах, снятый одним орнитологом в Черном Лесу. Дятел три недели подряд выдалбливал в дереве дупло, чтобы оно было достаточно глубоким и просторным для выведения потомства. Пока дятлы-родители летали за кормом, ученый вырезал заднюю стенку дупла и заменил ее стеклянной пластиной, восстановив таким образом его целостность и прочность. Затем он установил электрическую подсветку, чтобы можно было заснять рост птенцов, когда они вылупятся. И в конце он укрепил на шее птенца колечко, чтобы в отсутствие родителей достать пищу и посмотреть, чем он питается. Таким образом он открыл, что дятел крайне необходим для жизни леса. Он обнаружил в пище вредителей, жуков, пожирающих листья и кору деревьев.
Конечно, родители летали искать жуков, у них имеются шейные мешки, в которых они частично переваривают этих твердых жуков, чтобы, вернувшись в гнездо, отрыгнуть содержимое в клюв своего потомства. Конечно, со своей человеческой точки зрения я полагаю, что сосать материнскую грудь – это гораздо лучший способ получения пищи для младенца. Но если бы я был птенцом дятла, я бы гораздо больше предпочитал отрыжку из полупереваренных жуков. Итак, человек – это вершина развития животного мира, однако все эти навыки, столь характерные для животных, имеют свои параллели в человеческой жизни. Отрыгиванием, рвотой мы спасаем себе жизнь. Люди постоянно что-нибудь глотают и только для того, чтобы их желудок говорил им: «Жалкий ты дурень, избавься от этого немедленно, самым кратчайшим путем». Разве это не так?
И я думаю, что людям очень повезло, что у их желудков, не имеющих мозгов, все же хватает ума сказать: «Избавься от этой дряни, и как можно скорее».
Все эти вещи в жизни человека очень-очень важны и достойны восхищения.
Считаете ли вы теперь, что у вас когда-либо снова возникнет страх перед рвотой? Это вовсе не нужно. Вам не нужно зависеть от вашего мозга, и это здорово. И вы можете согласиться с тем, что реакция организма часто более разумна, чем реакция ума.
Итак, не расскажете ли вы нам, как вы боялись рвоты?
Катлин: Как вы это узнали? Эриксон: Слухами земля полнится. Вы знаете, когда у вас появился страх рвоты? Катлин: Давно.
Эриксон: Вам знакомо выражением «Онтогенез повторяет филогенез»? Развитие индивида повторяет развитие вида. Несмотря на то, что вы можете дышать носом, анатомически у вас там имеются рудименты жабр. Что значит чувствовать полностью в ясном сознании? Как велико ваше тело? Вас не удивляет, что вы можете им пользоваться? Нет, вы не можете встать.
Катлин: Что я не могу делать?
Эриксон: Вы не можете встать.
Катлин: Вы в этом уверены?
Эриксон: Я уверен, а вы?
Катлин: Минуту назад я была уверена, я думаю, что могу.
Эриксон: Каждый, сидя в этой в этой комнате, знает, что он может. А вы только думаете, что можете.
Катлин: Я знаю, что могла это сделать минуту назад. У меня всегда был сильный страх того, что я не смогу двигаться, став калекой, как моя мать.
Эриксон: Что сделало ее калекой?
Катлин: Много лет я думала, что это полиомиелит, но потом я поняла, что дело было в ее психике. Полиомиелит у нее действительно был, но реальной причиной была ее психика.
Эриксон: У меня действительно был полиомиелит, был по-настоящему, к тому же организм порядочно износился за эти годы. В один прекрасный день я развалюсь, как старая телега. Однако же до этого момента я собираюсь держаться.
Знаете, когда я был маленьким, родители повезли меня в гости к брату моей бабушки. Его семья держала овец, и они их стригли. Я слышал, как блеяла овца. Я убежал, потому что не понимал, что это значит, стричь овцу. Тетя Мэри подала к столу жареную печенку и с тех пор я много лет не мог есть печенку, потому что вспоминал уши той овцы. Сейчас, имея подагру, я не могу съесть столько печенки, сколько бы мне хотелось.
А сейчас закройте глаза и пробуждайтесь полностью. Полностью.
Пробуждайтесь полностью. Свободной. Постарайтесь сейчас не улыбаться. Так что же вы думаете о рвоте? Это похоже на ощущение, которое возникает, когда вы выпьете слишком много содовой воды. И у вас тошнота, вас тошнит.
Катлин: Неужели вы тайно собираете слухи?
Эриксон: Сегодня зашла ваша подруга и сказала, что у вас был плохой сон, от которого в памяти остались только эмоции. Это навело меня на мысль, что у вас есть фобия. Другой мой собеседник сказал, какая именно. Разве вы не рады, что существуют сплетни? Вы верите в переселение душ?
Катлин: Я собираюсь вернуться в качестве французской дудочки.
Эриксон: Я думаю, вам придется расстаться с этой мыслью.
Катлин: Знаете, я всю свою жизнь возвращалась в качестве такой французской дудочки, сама не зная этого! Сейчас у меня возникает зрительный образ; раньше я слышала только звук!
Эриксон: Пусть вам это послужит уроком: ваша способность мыслить не ограничена вашей черепной коробкой. Вы помните слова Шекспира: «Стадии жизни по-настоящему начинаются во младенчестве».
Сейчас, я думаю, вы должны сделать хорошее начало в жизни.
А в Послании Апостолов к Коринфянам говорится: «Когда я был ребенком, я говорил как ребенок. Я поступал, как ребенок. А теперь я стал взрослым человеком и отложил детские забавы». Значит, и страхи тоже, правда? Какое ваше первое имя?
Катлин: Кэти.
Эриксон: Может быть, мне официально изменить его вам? Отныне вы будете только Катлин, а не Кэти, с ее кошачьим оттенком имени и рвотой. Как вы себя чувствуете?
Катлин: Что-то среднее между растворением в пространстве и умиротворением.
Эриксон: Есть одна старая ирландская песня, я не хочу звать свою жену, чтобы она процитировала ее. Я никогда не цитирую точно. Я вам могу представить мнение Маргарет Мид, считающей, что я не умею точно цитировать поэзию. Но у меня не вызовет трудности представить вам доктора Маргарет Мил. И еще одно, в чем я был уверен: в том, что я мог процитировать стихотворение Гертруды Эпстайн «Роза, это роза, это роза, это роза». Был уверен только для того, чтобы потом узнать от членов своей семьи, которым нравилось это стихотворение, что в имени Гертруды Стайн нет «Эп», и что там только три розы! Сейчас мне приходит на ум «Нырнул Мак-Гинти в глубину моря». Он поклялся, что если бы это было море ирландского виски, то он бы никогда не стал выныривать. А если бы в этом море не было воды, то он не потратил бы зря ни одной его капли, отрыгивая ее!
А Катлин – это хорошее ирландское имя! Сейчас вы видели психотерапию в действии. Не было ничего похожего на то, чтобы я встал в позу. Я смеялся и шутил. Может быть, я утомил кого-либо из вас разговорами о китах и планктоне и тому подобном. О дятлах и жуках.
Вышеприведенная запись так богата примерами косвенного внушения и использованием символического языка, что понадобилась бы целая книга, чтобы обсудить все тонкости. Не будем лишать читателя удовольствия открыть для себя некоторые из них.
Окольным путем, начиная с разговоров о различных животных и способах их адаптации, Эриксон проводит мысль о том, что рвота, это приспособительная реакция человека, спасающая ему жизнь. Он говорит о том, что «внутренние реакции» организма очень важны. Он представляет свою оптимистическую, жизнеутверждающую философию в противовес страху пациентки стать калекой, «как моя мать». Он говорит: «В один прекрасный день я развалюсь, как старая телега. Однако же до этого момента я собираюсь держаться». Он делает отступление, вспоминая дом, и утверждает ее исцеление, ссылаясь на «младенца» у Шекспира, и обрывает цитату так, чтобы пациентка смогла сама ее закончить. («Сперва младенец, пищащий и отрыгивающий в руках матери».) И чтобы убедиться, что она приняла эту мысль, он ссылается на Послание к Коринфянам, в котором говорится: «…И сейчас, став взрослым человеком, я, отложил детские забавы». Он добавляет: «Значит, и страхи тоже, правда?» Чтобы изменить ее отношение к себе, он даже меняет ей имя на Катлин, чтобы это прежнее отношение к себе она смогла оставить позади, вместе с его «кошачьим оттенком имени и рвотой». Он заканчивает словами: «Сейчас вы видели психотерапию в действии». Я это было по-настоящему изящное действие!
Эриксон использует для целей психотерапии все высказывания и мысли пациентки – в данном случае, чтобы изменить ее отношение к рвоте. Например, когда она говорит, что хотела бы перевоплотиться во французскую дудочку, он немедленно отвечает ей словами: «Я думаю, что вам придется эту мысль отбросить». Иными словами, она должна быть готова очиститься, выбросить из себя все влияния, которые накопила до этого момента. Она должна быть готова к рвоте. Катлин принимает это внушение, и ее принятие выражается словами: «Раньше у меня был только звук». Она говорит этим, что внутри нее – некая сущность, которую можно вытащить наружу.
Когда Эриксон цитирует Шекспира и Библию, он относится к пациентке как к студентке, готовой учиться. Он укоренил эту мысль в исходном гипнотическом внушении, сказав: «И я хочу, чтобы вы оказались сидящей в классе». В данном случае Эриксон идет кратчайшим путем. Он не может знать наверняка, какие внушения сработают или какой способ переструктурирования использует пациентка, поэтому он, похоже, атакует ее со всех сторон.
Его внушение здоровья неотразимо. Он даже вытаскивает ее из сумятицы, в которой она находится, давая ей новое имя, новое чувство самотождественности. Ее новое имя будет ассоциироваться с внутренней переменой почти по схеме павловского рефлекса. Присваивание людям новых имен или предоставление возможности пациентам самим выбирать себе новые имена Эриксон применял задолго до того, как этот подход стал практиковаться в группах встреч в шестидесятые годы. Новое имя становится постгипнотическим сигнальным стимулом, и каждый раз, когда она его произносит или слышит, оживают вновь привитые ассоциации самообладания и самоуважения. Такой подход гораздо более привлекателен эстетически, более естественен и глубже связан с индивидуальностью, чем, например, лечение с помощью биологической обратной связи, когда выбор ключевого стимула осуществляется механически. Например, при одном способе леченном гипертонии с помощью биологической обратной связи у пациентов был выработан рефлекс снижения кровяного давления каждый раз, когда они смотрели на красную точку на циферблате своих часов. Сигнальный стимул Эриксона – в данном случае имя Катлин – мастерски вплетен в систему других стимулов и внушений. Джеффри Зайг прокомментировал это следующим образом: "Он дал этой женщине усиленное питание. Он дал ей порцию нового материала, который она должна была переварить, но который она не могла выплюнуть. Разве не было это блюдо красиво и вкусно приготовлено?
5. Преодоление привычных ограничений.
В нижеследующих историях Эриксон объясняет два способа, которые очень важны для расширения ограничений. Первый состоит в том, что создается психологическая установка, более широкая или менее ограниченная, чем предыдущая. Второй состоит в том, чтобы подходить к проблеме, сосредотачиваясь на ней самой, а не на ограничениях. Например, играя в гольф, «каждую лунку вы считаете первой». Иными словами, каждый новый бросок вы воспринимаете как отдельное событие и перестаете чувствовать общий контекст игры, включая число лунок, предыдущий счет и так далее. Вопрос об ограничениях тогда даже не возникает. Каковы были пределы, вы узнаете позже, когда посмотрите на табло.
Если вы хотите стать творческой личностью или мыслить творчески, то вам нужно практиковать то, что называется «дивергентным мышлением» в противовес «конвергентному мышлению», которое с возрастом овладевает людьми все больше и больше, делая их поведение все более стереотипным. При конвергентном мышлении ряд историй или тем сводятся к одной. При дивергентном мышлении одна идея разветвляется по множеству направлений, как ветвь дерева. Для стимуляции воображения и усиления творческой способности оказалась полезной книга Рида Дайтсмана «Разбудите вашу мысль». В ней приведены 365 упражнений для ума типа: «Назовите семь способов не пролить кофе во время езды на машине».
С помощью подобных же историй Эриксон заставлял людей думать.
Камни и квантовая механика.
Вы все видели мои камни, отполированные двести миллионов лет назад. Мой пятнадцатилетний внук сказал: «Эти камни были отполированы двести миллионов лет назад. Ясно, что человек здесь ни при чем. Я хочу знать, кто их так отполировал. Только не надо мне показывать камни, отполированные водой. Я жил на Окинаве и видел отполированные водой камни. И рядом с вулканом я тоже был, это не то. Ты показываешь мне что-то непонятное, пришедшее из седой древности. И в то же время я знаю, что ты показываешь мне то, что мне известно. Мне нужно перестать думать про песок и воду, про лед и человека».
Пока он так размышлял, я сказал: «У меня есть для тебя еще одна загадка. К. чему это относится? „Как мне хочется выпить, алкоголя разумеется, после прочтения нескольких сложных глав по квантовой механике“?»
Он ответил: «Не понимаю. Я не знаю квантовой механики».
«А тебе и не нужно ее знать, – сказал я, – можно дать и неграмотный ответ. Смотри. Нужно вбить два столба в землю, примерно в полуметре друг от друга. Положить на них сверху перекладину так, чтобы она на несколько сантиметров выступала по бокам столбов. Вот тебе и неграмотный ответ,»
Внук Эриксона задумался на несколько минут, а затем воскликнул: «Никогда в жизни я не думал, что возможен такой ход мысли!» Большинству читателей, вероятно, потребуется даже больше времени, чтобы зрительно представить себе этот «неграмотный» ответ, или нарисовать две вертикальные черты с горизонтальной линией над ними – символ числа "p". Эриксон делает еще один намек. Он говорит: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Таким образом, вместо того, чтобы сказать просто: «Эта задача требует работы памяти», Эриксон приводит пример с задачей на мнемоническое правило, тоже требующей работы памяти, предоставляя читателю самому устанавливать логические связи.
Камни, которые Эриксон показывал внуку, когда то находились в зобу у динозавра. Они были отполированы в процессе перетирания пищи перед ее попаданием в желудок. Таким образом, внук был прав, когда понял, что камни были отполированы не песком, водой, льдом или руками человека и ему следует подумать о чем-то другом. Ему нужно было выйти за привычный круг мысли, чтобы решить эту загадку. Эриксон говорит своим слушателям и читателям, что им следует выйти за пределы обычного мышления. Загадка с камнями не связана с загадкой с символом числа «Пи», если не считать того, что обе они являются загадками.
Если читатель еще не установил логической связи, он может попробовать сосчитать число букв в каждом слове английского предложения «Как мне хочется выпить…»’ Правильно! "p" равно 3,14159265358979…
Как пройти из комнаты в комнату.
Я спросил студента: "Как пройти из этой комнаты в другую? "
Он ответил: «Сперва нужно встать. Затем сделать шаг…».
Я остановил его и сказал: «Назовите все способы, какими можно перейти из одной комната в другую».
Он сказал: «Можно бегом, можно шагом, можно прыгая на одной ноге или на двух, можно проделывая сальто. Можно выйти из здания, обойти его снаружи и зайти в комнату через другую дверь. Если хочется, то можно залезть через окно…».
Я сказал: «Вы обещали мыслить масштабно, а сами допустили промах, серьезнейший промах. Когда я привожу этот пример, я обычно говорю: если мне нужно попасть из этой комнаты вот в ту, я бы вышел через эту дверь, поехал бы на такси в аэропорт, купил билет в Чикаго, оттуда полетел бы в Пью Йорк, Лондон, Рим, Афины, Гонконг, Сан-Франциско, Гонолулу, Чикаго, Даллас, затем обратно в Феникс, подъехал бы к дому на лимузине, вошел бы через задний двор, через черный ход, через заднюю дверь в эту комнату. А вы подумали только о движении вперед? И не подумали о движении в обратном направлении, ведь так? И к тому же забыли о том, что в комнату можно добраться ползком».
Студент добавил: «Или, разогнавшись, проехаться на животе».
Как же сильно мы ограничиваем себя в своем мышлении!
Я всегда побеждаю на Олимпийских чемпионатах.
Я спросил Эриксона о своем пациенте, концертирующем пианисте. Он боялся, что за клавиатурой у него возникнет неспособность двигаться из-за артрита рук. Реакция Эриксона была следующей: "Пианист, что бы у него ни произошло с руками, знает музыку. И он знает, как сочинять. Именно это он никогда не должен забывать. Рука может отняться, но он может сочинять, и сочинять лучше, чем прежде. Будучи в инвалидной коляске, я все время побеждаю на Олимпийских чемпионатах".
Д ональд Лоуренс и золотая медаль.
Дональд Лоуренс занимался метанием ядра целый год. Тренер колледжа сам возил его каждый день на занятия на своей машине. Дональд был около двух метров ростом и весил килограммов сто двадцать, но у него не было ни грамма жира, и тренер очень надеялся на национальный рекорд в соревновании, между колледжами по метанию ядра. В конце учебного года, когда до соревнований оставалось две недели, Дональд мог метнуть ядро только на семнадцать метров – а это было слишком далеко от рекорда.
Его отец удивлялся. Он привел Дональда ко мне. Я усадил Дональда в кресло и сказал ему войти в транс. Я попросил его поднять руку и научиться чувствовать все мускулы руки, а затем, когда он пришел в следующий раз, я снова ввел его в транс и попросил слушать внимательно. Я спросил его, знает ли он, что долгое время рекорд в забеге на милю составлял четыре минуты и что он простоял многие годы, пока Роджер Бэннистер не побил его. Я спросил, известно ли ему, как Роджер Бэннистер добился этого.
Я сказал: «Итак, Бэннистер будучи знаком со многими видами спорта понимал, что, например, лыжную гонку можно выиграть, улучшив результат на сотую долю секунды, на десятую долю секунды, затем он начал понимать, что четыре минуты в забеге на милю составляют 240 секунд. Если ему удастся пробежать милю за 239 и пять десятых секунды, он побьет рекорд. Подумав таким образом, он побил четырехминутный рекорд в забеге на милю».
И еще я сказал: "Ты уже метнул ядро на семнадцать метров. И скажи мне честно, Дональд, неужели ты думаешь, что знаешь разницу между семнадцатью метрами и семнадцатью метрами и одним сантиметром? Он сказал: «Конечно, нет».
Я сказал: «А между семнадцатью метрами и семнадцатью метрами и двумя сантиметрами?1» Он ответил: "Нет.
Я довел разрыв до тридцати сантиметров и он не мог сказать, в чем разница. Мы встретились еще пару раз, и я медленно увеличивал его возможности. А через две недели он установил национальный рекорд в соревнованиях между школами.
Летом он приехал ко мне и сказал: «Я буду участвовать в Олимпийских играх. Мне нужен ваш совет».
Я сказал: «Олимпийский рекорд по метанию ядра составляет около восемнадцати метров шестидесяти сантиметров. Ты еще восемнадцатилетний мальчик. Будет хорошо, если ты вернешься домой с бронзовой медалью. И не привезешь ни серебряной, ни золотой. Потому что тогда тебе придется соревноваться с самим собой. Пусть Перри и О’Брайен забирают и золото, и серебро».
Перри и ОБрайен забрали. А Доналад вернулся домой с бронзовой медалью.
Следующие Олимпийские игры должны были состояться в Мехико. Дональд вошел ко мне и сказал: "Я еду на игры в Мехико".
Я сказал. «Сейчас ты на четыре года старше, Дональд. Будет справедливо, если ты завоюешь золотую медаль». И он вернулся домой с золотой медалью.
Уезжая в Токио, он спросил: «Что мне нужно будет сделать в Токио?»
Я сказал: «Требуется время, чтобы спортивные достижения созрели. Привези золото снова».
Он вернулся домой с золотой медалью и поступил в медицинский колледж учиться на зубного врача. И тогда выяснилось, что перед ним открываются две возможности, которые были для него одинаково привлекательны. Он пришел ко мне и сказал: «Приближается официальное собеседование в колледже, и мне надо делать выбор. Что мне делать с метанием ядра?»
Я сказал: "Дональд, люди всегда ограничивают себя. В метании ядра они ограничивали себя олимпийским рекордом, немного превышающим восемнадцать метров, и это длилось многие годы. Честно говоря, я не знаю, как далеко можно толкнуть ядро. На восемнадцать с половиной, это точно. Я даже считаю, что его можно толкнуть на двадцать один метр. Так почему бы тебе не толкнуть его метров на девятнадцать – двадцать?" Если не ошибаюсь, он толкнул его на двадцать метров десять сантиметров.
В следующий раз он пришел ко мне и спросил: «И что мне делать теперь?»
Я сказал: «Дональд, ты доказал, что Олимпийский рекорд, державшийся так долго, преодолим. Ты перешел двадцатиметровый рубеж, но это еще только начало. В следующий раз посмотри, насколько близко ты можешь подобраться к отметке в двадцать один метр». Дональд сказал: «Хорошо».
Он толкнул ядро на двадцать метров семьдесят сантиметров.
О том, как я готовил Дональда Лоуренса, я рассказал тренеру сборной штата Техас. Тренер слушал очень внимательно и сказал: «Для соревнований по толканию ядра я готовлю Мастерсона».
Когда тренер рассказал Мастерсону, как я готовил Дональда Лоуренса, Мастерсон сказал: «Если Эриксон готовил Дональда Лоуренса к рекорду таким образом, то я собираюсь посмотреть, насколько дальше мне удастся толкнуть ядро, чем Дональду Лоуренсу».
Он толкнул его на двадцать один метр. Сейчас, если не ошибаюсь, он улучшил этот результат на десять сантиметров.
Эриксон переключается на тему игры в гольф.
Играя в гольф, вы попадаете в первую лунку, а потом должны попасть во вторую за определенное число ударов. И тогда возникает вопрос: «Можете ли вы так же успешно поразить и третью лунку?» Поэтому о каждой следующей лунке вы думаете как о первой. Подсчет очков по лункам вы оставляете судье.
Ко мне подошел один из игроков и сказал: «Обычно я получаю около семидесяти с небольшим очков, и я хочу выиграть чемпионат штата, прежде чем уйти в профессиональный гольф. Я хочу победить на любительском чемпионате штата Аризона. Но каждый раз, участвуя в турнире, я заканчиваю игру со счетом в девяносто с небольшим очков. Играя один, я могу понизить этот результат до семидесяти с небольшим».
Я ввел его в транс и сказал ему: "Ты будешь бить только по первой лунке. Ты будешь помнить только об этом. И на соревновании ты будешь играть один".
Он играл на следующем турнире штата. Сыграв по восемнадцати лункам, он собирался ударить по следующей, но кто-то остановил его и сказал: «Ты уже бил по восемнадцатой лунке». А он ответил: «Нет, я только что ударил по первой». Затем он сказал: «Откуда взялись все эти люди?» Мы можем увидеть, как Эриксон использует трюизмы, чтобы дать установку. «Сейчас ты на четыре года старше, Дональд. Будет справедливо, если ты завоюешь золотую медаль». Первая часть утверждения верна. Вторая часть еще только может оказаться верной. Соединяя их вместе, Эриксон их отождествляет, уравнивает в истинности. Предлагая Дональду вернуться домой с бронзовой медалью, он показывает немалую долю контроля и точного расчета. Такой вид контроля оказывается даже эффективнее, чем занятие первого места на соревнованиях. И когда спустя четыре года Эриксон подсказывает мысль, что Дональду уже следует завоевать золотую медаль, то это уже было обусловлено предыдущими проявлениями контроля. И, наконец, важно помнить, что существенным отличием этой истории является то, что Дональд Лоуренс – это реальная личность, и что он на самом деле выигрывал на Олимпийских играх. Изменено только имя и некоторые малозначительные факты. Позитивные сдвиги подобного рода не являются плодом теории или фантазии Эриксона. Дональд мог улучшать результаты шаг за шагом. Эриксон начал с того, что напомнил ему о том, что он уже знал: Роджер Бэннистер побил четырехминутный рекорд в забеге на милю. Как Бэннистер добился этого? Изменив свой образ мышления. Он стал работать с секундами вместо минут, переведя четыре минуты в 240 секунд. Стратегия Эриксона свелась к тому, чтобы заставить Дональда мыслить о привычных вещах по-другому. А изменив, подобно Роджеру Бэннистеру, свое мышление, он смог преодолеть психологические препятствия. Эриксон также вносит небольшое изменение – разницу между семнадцатью метрами и семнадцатью метрами и одним сантиметром. Он вводит это маленькое изменение и затем возводит на нем свое построение.
Любая проблема затрагивает как прошлое, так и будущее. Эриксон прекрасно понимает, что если вы искорените прошлое и измените будущее, то на две трети проблема будет решена. Поэтому, если вы будете думать о каждой лунке, как о первой, то не будет тревожности, проистекающей из прошлого. Искоренив таким образом прошлое, вы меняете будущее, поскольку будущее в таком случае может содержать только положительные ожидания.