355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Милослав Стингл » Последний рай » Текст книги (страница 4)
Последний рай
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 17:51

Текст книги "Последний рай"


Автор книги: Милослав Стингл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

ЗАГАДКА ПИСЬМЕННОСТИ РОНГО РОНГО

Стремление познать историю и культуру жителей острова Пасхи побуждало меня исследовать как поверхность, так и катакомбы Рапануи. А чтобы проникнуть в некоторые тайны острова, мне пришлось даже совершить путешествие в другие части света. Например, в Чили, страну, которой принадлежит остров Пасхи и где я проходил все формальности, связанные с его посещением. Я провел долгие часы в Национальном музее Сантьяго. Там меня особенно заинтересовали странные кохау ронго-ронго, «говорящие дощечки».

Эти дощечки – одна из самых драматических тайн острова Пасхи. Первая из них была найдена совершенно случайно. Таитянскому епископу Тепано Жоссану, в епархию которого входил остров Рапануи, один из первых миссионеров на острове Пасхи, отец Гаспар Иумбон, в 1968 году сделал подарок. Это был пояс, сплетенный из волос верующих и обернутый вокруг Куска дерева. Его, в хвою очередь, подарили миссионеру островитяне. Но этот кусок дерева заинтересовал епископа намного больше, чем волосы его паствы. Дело в том, что он сверху донизу был исписан какими-то знаками. Жоссан внимательно изучил их и понял, что это довольно пространная иероглифическая надпись.

Но откуда же взялась письменность на самом изолированном острове Полинезии, в то время как в Океании и даже на континентах, соседствующих с южной частью Тихого океана – в Южной Америке и в Австралии, ее никогда не существовало?

Тепано Жоссан был не только отцом церкви. Он глубоко и серьезно интересовался историей и культурой Полинезии. Не имея специального этнографического образования, он в то же время стремился собрать и описать все, по его мнению, достойное внимания в полинезийской культуре.

Но тут таитянский епископ впервые столкнулся с вопросом, который никто до него не изучал. Он понял, что открыл новую, до сих пор неизвестную науке письменность. Более того, первую письменность, которая была (и будет) открыта в Полинезии! Естественно, что ему захотелось узнать о ней побольше, но для этого нужны были другие таблички. Преемником Гаспара Иумбона на Рапануи стад отец Рассел. Епископ попросил достать ему несколько «говорящих дощечек». Миссионер с помощью своих доверенных лиц приобрел еще пять кохау, причем в лучшей сохранности, чем та дощечка, которую ранее подарили Иумбону.

Теперь можно было составить ясное представление, как выглядят рапануйские кохау ронго-ронго. Размеры первой кохау – 43х16 сантиметров. Она, так же как и все остальные дощечки, с обеих сторон исписана знаками. Всего их насчитали тысячу сто тридцать пять, вырезанных на дереве зубом акулы или другого морского хищника. Причем линии были выведены с необыкновенной точностью. Графические способности рапануйских писарей просто удивительны.

Знаки, которые я впервые увидел на одной из табличек музея в Сантьяго, повторялись и на других кохау. Я встречал их в разных местах, например в Ленинграде. Часто попадается на дощечках символ морской ласточки. Рядом с изображением этой самой «священной» птицы на Рапануи можно различить знаки рыб, морских моллюсков, цветов, звезд, полумесяца.

Однако знак рыбы и слово «рыба» неоднозначны. Поэтому понять смысл письменности рапануйцев не так-то просто. С того самого дня, когда епископ Таити и апостольский викарий Океании Тепано Жоссан увидел первую кохау ронго-ронго, ученые и дилетанты всего мира стараются расшифровать странную письменность самого изолированного полинезийского острова. Но работа не завершена до сих пор.

Первым, кто решил раскусить этот орешек, был сам епископ. В то время на Таити жило несколько сотен рапануйцев. Их привез сюда плантатор Брандер, который имел землю на острове Пасхи, но главные владения его были на Таити. Тепано Жоссан начал искать себе помощников среди сельскохозяйственных рабочих Брандера. Один из них, Меторо, заявил, что умеет читать кохау ронго-ронго. С ним епископ и начал опыт, который вошел затем в историю океанистики.

Они уселись за столом: епископ – с одной, а молодой островитянин с табличкой в руке – с другой стороны. Жоссану показалось, что Меторо с трудом ориентируется в тексте. Наконец островитянин крепко сжал табличку в руке и стал не читать, а... петь! Первую строку он спел слева направо, а следующую – справа налево! В таком же духе продолжал Меторо петь дальше. Эта необычная система записи и прочтения текста в специальной литературе получила название бустрофедон – в переводе с греческого «осел» (бус) и «поворачиваться» (стрефейн). Но что общего у ослов с рапануйской письменностью? Оказывается, способ чтения, при котором кохау переворачивают, отождествляли с разворотом животного в конце борозды при вспашке поля.

Уже это первое открытие Жоссана было весьма интересным. Но дальше, к сожалению, епископ столкнулся со значительными трудностями. Сперва создалось впечатление, что Меторо понимает весь текст, который, как полагал Жоссан, являлся религиозным гимном. Но когда он попросил Меторо перевести отдельные знаки, то текст надписи оказался бессмысленным. «Гимн» в этом переводе звучал примерно так: «Это рыба, это рука, а это птица». И все же епископ опубликовал в небольшой, объемом около тридцати страниц, брошюре составленный на этом основании список рапануйских знаков. Но ни он, ни его «перевод» не помогли специалистам расшифровать тексты «говорящих дощечек».

И все же Жоссан, как и другие исследователи этой рапануйской тайны, кое-чего добились: они накопили сведения о тех, кто пользовался ронго-ронго и, что еще более важно, кто умел декламировать тексты. Рапануйцы называют их тангата ронго-ронго.

Тангата ронго-ронго были писарями, а также декламаторами текстов, записанных на табличках. В круг этих мастеров допускались лишь сыновья предводителей отдельных племен острова Пасхи, в особенности древнего племени миру. Своеобразным покровителем тангата ронго-ронго был сам король – арики мау, права которого чем дальше, тем больше ограничивались культовыми обязанностями.

Король в дни полнолуний собирал всех тангата ронго-ронго острова Пасхи. И раз в год приглашал декламаторов к себе в Анакену, на берег залива, куда когда-то причалил со своими спутниками предок рапануйцев Хоту Матуа.

И здесь, в Анакене, у шести местных святилищ проводился ежегодный торжественный фестиваль декламаторов. Председательствовал на нем сам король. Он восседал на нескольких десятках кохау и внимательно следил за певцами-декламаторами. Каждый из соревнующихся тангата ронго-ронго должен был принести на фестиваль в Анакену одну или две таблички и четко, абсолютно правильно прочитать их текст перед собравшимися. Горе тому, кто хотя бы раз ошибался! Королю прислуживал маленький мальчик, который по приказу своего господина выводил плохого декламатора со сцены за ухо, сопровождая эти действия всяческими оскорблениями. Наказанные лишались также своего символа – с их голов снимали высокую шляпу из перьев.

Первая серьезная исследовательница ронго-ронго, работавшая на острове Пасхи, госпожа Раутледж во время своего пребывания на острове познакомилась с человеком по имени Те Хаха, который в детстве побывал на таких фестивалях, так как служил в личной дружине последнего вознесенного на королевский престол «любителя литературы» Нга Ара.

Нга Ара не только устраивал фестивали и руководил ими в своей резиденции Анакене, награждая победителей и наказывая ошибающихся, но и сам с воодушевлением декламировал тексты, записанные на кохау. Это был небольшого роста, полный человек, тело которого сплошь украшала татуировка. Единственной его «одеждой» были десятки деревянных фигурок, которыми Нга Ара обвешивал грудь.

Король часто совершал поездки по острову, чтобы «проинспектировать» рапануйские школы писарей и декламаторов. Преподавали там опытные тангата ронго-ронго. Они жили в одиночестве, без женщин, в особых хижинах, стоявших в отдалении от других строений. Здесь – а иногда и на вольном воздухе – тангата ронго-ронго обучали избранных юношей искусству письма и декламации.

В этих школах основное внимание уделялось не самому письму, а главным образом каллиграфии, абсолютно точному воспроизведению знаков. «Первоклассники» вырезали глифы на банановых листьях. Дерево на Рапануи очень ценится, поэтому покрывать письмом деревянные дощечки имели право лишь самые лучшие ученики. Дощечки прятали, завернув в тростник, прямо здесь же, в хижинах.

Последователи таитянского епископа, которые под влиянием его брошюры стали продолжать расшифровку загадочной письменности острова Пасхи, имели в своем распоряжении не больше десятка кохау. Поэтому они искали новые дощечки. Но из-за удаленности Рапануи от цивилизованного мира до первой мировой войны сюда не удалось проникнуть ни одному специалисту.

Время от времени на острове Пасхи появлялись торговые и военные корабли. На борту их иногда находились люди, которые, кроме своих прямых служебных обязанностей, тщательно изучали культуру удивительного острова.

Серьезнее всего отнесся к этой задаче капитан американского военного корабля «Могиканин» Уильям Томпсон. Он договорился с Национальным музеем в Вашингтоне, что будет собирать на Рапануи современные предметы материальной культуры и составит список святилищ острова – знаменитых аху.

Наряду с рапануйскими статуями его заинтересовала проблема местной письменности, о которой за несколько лет до прибытия Томпсона на Пасху сообщил таитянский епископ. И капитан стал усиленно искать новые кохау. Он предлагал за них огромные деньги. Но все его усилия сначала были тщетными. Потому что вопреки интересу, проявленному епископом к «говорящим дощечкам», новые миссионеры заставляли жителей острова Пасхи сжигать все оставшиеся таблички как «дьявольское наваждение».

И все же упрямый Томпсон приобрел две, правда значительно поврежденные, дощечки. И даже нашел человека, который якобы понимал, что там написано. Это был старик по имени Уре Вае Ико. Но когда Томпсон попросил прочитать таблички, старик отказался. И так было всякий раз, когда американец предпринимал попытки уговорить его. Дело в том, что старик перешел в веру новых хозяев острова и не хотел обречь свою душу на вечные муки, прочитав таблички, которые имеют какое-то отношение к дьяволу.

Однако Томпсон не отступал. Он каждый день посещал хижину Уре Вае Ико, и вот однажды на помощь к нему пришла сама природа. Над островом сгустились тяжелые тучи, беспрерывно сверкали молнии. И в эту непогоду сопровождаемый переводчиком, метисом Соломоном, Томпсон вошел в хижину старика. Тот спал. Капитан разбудил его, предложил виски и, когда старик слегка опьянел, попросил, чтобы он прочитал текст табличек, найденных на острове.

Уре Вае Ико продолжал отказываться. Томпсон налил ему еще виски и выложил наконец на стол своего козырного туза:

– Так ты не хочешь читать таблички, которые вырезал дьявол, – сказал он. – Взгляни-ка тогда на это!

И капитан показал совершенные по тому времени фотокопии кохау ронго-ронго, которые он приобрел у епископа. Старик, естественно, никогда в жизни фотографий не видел. И так как они были из бумаги, а не из дерева и, кроме того, принадлежали епископу, самому большому жрецу новой веры, то старик решил, что проклятье миссионеров на «бумажную табличку» не распространяется.

Жуткая ночь, буря, еще одна рюмка виски – все это оказалось на руку Томпсону. Старик решился. Он стал свободно и бегло декламировать текст, репродуцированный на фотокопии. Американец, не понимавший по-рапануйски, старался как можно точнее записать перевод Соломона. И здесь Томпсону показалось, что старик декламирует текст, не глядя на табличку. Было похоже, что кохау ронго-ронго является просто неким священным мнемотехническим вспомогательным предметом.

Отдельные знаки старик прочитать не смог. И все же весь текст объяснил без единой ошибки! Так что пребывание на острове Томпсона также не пролило свет на загадку ронго-ронго.

Через двадцать восемь лет после «Могиканина» в воды острова Пасхи зашло экспедиционное судно «Мана». На его борту находилась Раутледж, первый этнограф, попавший на остров Пасхи. Ей удалось многое узнать об Уре Вае Ико. Старик сам писать на дощечках не умел. Однако жил при дворе короля Нга Ара. Удивительная память Уре Вае Ико, вероятно, и была причиной того, что он свободно пересказывал содержание дощечки, хотя и не умел ее читать.

Госпожа Раутледж не могла предположить, что на острове остался хотя бы один абориген, знающий ронго-ронго. Но каково было ее удивление, когда однажды в книге доходов и расходов одного из магазинов Ханга Роа она обнаружила связный текст, написанный на ронго-ронго. Естественно, что Раутледж приложила все усилия в поисках человека, который в XX веке умел писать на этом языке.

И она нашла его. Это был некий Томеника; жил он в лепрозории, недалеко от деревни. Но в тот момент, когда отважная исследовательница посетила прокаженного, тот уже был при смерти. Он умер меньше чем через две недели после первой встречи с англичанкой.

И все же умирающий сумел написать на бумаге несколько строк текста, но перевода так и не дал. Однако из рассказов его друга Капиеры госпожа Раутледж выяснила, что на Рапануи, кроме уже известной, хотя и не прочитанной письменности, существовала другая, которую Капиера и умирающий Томеника называли тау. Причем тау не была таким священным письмом, как ронго-ронго. Ею пользовались, скорее всего, для записей «служебного» характера – составления летописей, возможно, изложения статистических данных, но не религиозных текстов.

Капиера подсказал исследовательнице, что писаря сокращали тексты. Поэтому их «экономное письмо» весьма затрудняло расшифровку ронго-ронго. Таитянский епископ Жоссан, американский моряк Томпсон, английская исследовательница Раутледж – все они собирали сведения о загадочной письменности острова Пасхи. А их подопечные – Меторо, Уре Вае Ико, Томеника – каждому указывали иное направление. Вот почему эти исследователи оказались абсолютно дезориентированными.

Из текстов «говорящих дощечек» ученые стремились получить сведения о древней родине и происхождении рапануйцев. Но так как в 1914 году, через две недели после первой встречи госпожи Раутледж с Томеникой, умер последний рапануец, который хоть в какой-то степени знал тайну письменности ронго-ронго, становилось все более очевидным, что «говорящие дощечки» уже никогда не заговорят. Ответ на этот столь важный для истории острова Пасхи вопрос, к сожалению, видимо, никогда не будет найден.

ЗАГАДОЧНЫЙ ОСТРОВ

Я изучил сведения, сообщенные Меторо, Уре Вае Ико и последним «грамотным» рапануйцем – Томеникой. Перечитал все написанное Жоссаном, Томпсоном, Раутледж, которым посчастливилось хотя бы беседовать с местными жителями, знавшими что-то о ронго-ронго.

Томеника умер. Его сыновья и внуки уже не знают письменности своих предков. И поэтому исследователи, которые до сих пор мучаются загадкой странных текстов, посещают остров Пасхи все реже. Они ищут и иногда находят, хотя, как правило, лишь внешнее, поверхностное, сходство ронго-ронго с письменностью, которая была распространена в других частях света – у шумеров, египтян, древних китайцев. Поборники этих теорий не высказывают своих взглядов открыто, но они считают, что прародину рапануйцев следует искать в Египте, Шумере, или же связывают культуру острова Пасхи с семитской.

Большинство этих теорий, которые пытались установить происхождение рапануйцев от евреев, египтян или китайцев, не нашло широкого распространения. Но однажды в рядах исследователей истории и культуры острова «взорвалась бомба». Ее подбросил, как ни странно, вовсе не специалист, а любитель, венгерский инженер Хевеши, предложивший в 1932 году Французской академии список нескольких десятков рапануйских знаков, которые были очень похожи на надписи и глифы, обнаруженные на не менее загадочных печатях древних индийских городов Мохенджодаро и Хараппа.

Внешнее сходство рапануйской и хараппской письменности было действительно поразительным. Но так как расстояние между тихоокеанским островом и долиной в Индостане превышает двадцать тысяч километров да, кроме того, они и очень далеки по времени (хараппская письменность датируется третьим тысячелетием до нашей эры, когда Полинезия вообще не была заселена), из этого внешнего сходства нельзя сделать вывод о том, что предки жителей острова Пасхи пришли из Хараппской долины.

Кроме того, Хевеши кое в чем ошибался. В некоторых символах ронго-ронго он разглядел изображения обезьян и даже слонов. Это еще больше укрепило его представления об индийском происхождении рапануйской письменности. Но дело не только в слонах и обезьянах. Например, для письменности острова Пасхи характерна бустрофедоновая запись. И самое главное – культура жителей древнеиндийских городов не имеет ничего общего с культурой острова Пасхи. Хараппцы жили в больших городах, а рапануйцы настоящих городов вообще не знали. Хараппцы обрабатывали металлы, а жителям Пасхи они не были известны. В хозяйстве хараппцев было много домашних животных, а рапануйцам не знакомы ни свиньи, ни собаки, ни крупный рогатый скот. Таким образом, на мой взгляд, трудно предположить, что исходным пунктом миграции аборигенов Пасхи была древняя Индия.

И в то же время, хотя сейчас уже нет в живых ни одного островитянина, который мог бы прочитать ронго-ронго, изучение «говорящих дощечек» приводит к новым и, как правило, неожиданным открытиям. Через несколько лет после венгерского инженера свои выводы опубликовал еще один одержимый и очень талантливый любитель. В 1940 году Музей антропологии и этнографии Академии наук СССР в Ленинграде посетили несколько школьников. Один из них, Борис Кудрявцев, увидел среди предметов полинезийской коллекции, которые подарил музею Н. Н. Миклухо-Маклай, две кохау ронго-ронго.

Школьника так заинтересовали таблички и странные письмена, что он решил попытаться их расшифровать. Подобные мальчишеские увлечения могут показаться несерьезными, но Борис Кудрявцев оказался действительно упорным и одаренным юношей. Он привлек в помощники двух своих одноклассников – Валерия Чернушкова и Олега Китина, причем эти ребята стали называть себя «потомками Маклая».

«Потомки Маклая» принялись за работу с огромным энтузиазмом. Но так как в их распоряжении не было иностранной литературы и фотокопий остальных девятнадцати табличек, они стали изучать лишь ленинградские ронго-ронго, которые из-за их формы называют «нож» и «бумеранг».

Школьники выписывали знаки в том порядке, в котором они следовали друг за другом при бустрофедоновом способе письма. Когда выписки сравнили, то обнаружили удивительный факт: группы знаков на обеих кохау ронго-ронго в точности повторялись. Ребята получили копии еще двух табличек: одной – из Сантьяго, другой – из Бельгии. И тут их открытие подтвердилось!

К сожалению, исследования Кудрявцева продолжались недолго. Началась война. Школьник с одним из эшелонов отправился на фронт и погиб в первом же сражении. К счастью, он оставил свои скупые записи профессору Д. А. Ольдерогге, который опубликовал их после войны в одном из сборников ленинградского Музея антропологии и этнографии.

Незавершенные исследования Бориса Кудрявцева свидетельствовали о самостоятельном развитии рапануйской письменности и, следовательно, всей культуры острова Пасхи. В этой области, однако, господствует много романтических представлений. Рапануи – остров совершенно изолированный, расположенный в центре величайшего океана. Откуда же здесь появились гигантские статуи и письменность ронго-ронго?

Напрашивается один ответ: остров Пасхи является остатком значительно большей части суши, которая исчезла в волнах. И если в Атлантическом океане можно предположить существование Атлантиды, то почему же в Тихом океане не могла оказаться Пацифида? Из этих рассуждений вытекает единственный ответ на вопрос о прародине рапануйцев. Они ниоткуда не приходили, а жили здесь всегда, причем не только на этом клочке суши, но и повсюду там, где сейчас шумит океан и где раньше существовал, по мнению одних, огромный Тихоокеанский континент или, по убеждению других, по крайней мере архипелаг.

У этой оригинальной теории был и свой пророк – английский этнограф профессор Джон Макмиллан Браун. А задолго до него ее высказал один знаменитый французский путешественник – Дюмон Дюрвиль. Он утверждал, что не только остров Пасхи, но и все острова Южных морей – это остатки гигантского материка, который когда-то заполнял все пространство между Азией и Америкой. И острова Тихого океана – всего лишь вершины гор разрушившегося континента.

Существование исчезнувшего ныне материка, соединявшего Америку с Австралией и даже Азией, по мнению сторонников Пацифиды, подтверждает в первую очередь присутствие на тихоокеанских островах Фиджи и Галапагос различных представителей континентальной фауны.

Но в отличие от Дюмона Дюрвиля профессор Браун полагает, что существовал не Тихоокеанский континент, а лишь обширный архипелаг, заселенный могущественным и высокоразвитым народом. Жители этого архипелага, к которому принадлежал и остров Пасхи, по мнению Брауна, создали на Рапануи огромный некрополь своих королей и жрецов. А величественные статуи острова – это изображения умерших вождей исчезнувшей страны.

Сам Рапануи во времена, предшествующие гибели архипелага, населен не был. Здесь было мало воды и неплодородная почва. Статуи и святилища острова свидетельствуют о том, что правители исчезнувшего архипелага сгоняли на работы в мавзолеи Рапануи десятки тысяч людей. Ибо все эти аху и моаи рапануйцы никогда не смогли бы создать собственными руками.

Этот тихоокеанский архипелаг, по теории профессора Брауна, исчез между 1687 годом, когда английский авантюрист Дэвис увидел западнее Чили незнакомый остров, к берегам которого, однако, не приблизился, и 1722 годом, когда голландец Роггевен открыл миру Рапануи.

Первое возражение против этой теории, которое сразу же напрашивается, заключается в следующем. Если рапануйцы помнят о приходе около тысячи лет назад на остров своего короля Хоту Матуа, то как же они не сохранили ни единого воспоминания, ни одной легенды о страшной катастрофе, которая уничтожила весь их континент менее трехсот лет назад?

Но, может быть, лучше спросить геологов, что они думают о Пацифиде, о прошлом этой части планеты? Они действительно не отрицают, что поверхность этого участка земного шара могла когда-то выглядеть несколько иначе, чем сейчас. По мнению ряда геологов, Азия в глубокой древности соединялась с Индонезией, Австралией и Новой Зеландией. Поэтому на Новой Зеландии и встречаются представители животного мира, характерные для материков.

Однако все это было очень давно. Задолго до того, когда на первый остров Южных морей ступил человек. Шведская этнографическая экспедиция, которая наряду с другими задачами занималась и геологическими исследованиями, обнаружила, что Рапануи геологически не меняется уже миллионы лет. Американский профессор Чубб, издавший первую монографию о строении острова, считает, что в течение того периода, когда Рапануи был заселен людьми и там создавались огромные статуи, «берег острова не опустился ни на один ярд».

Таким образом, теория об исчезнувшей суше в водах Южных морей не подтвердилась и не внесла в вопрос о происхождении жителей Рапануи ничего нового. Поэтому ученые и фантасты вновь разошлись по всей планете и даже вышли за ее пределы, чтобы найти объяснение существованию загадочной культуры на не менее таинственном тихоокеанском островке.

Тех, кто верит в космическое происхождение аборигенов Рапануи, не много. И тем не менее их взгляды довольно популярны. Я упомяну только швейцарца Эриха фон Дёникена, автора известной книги «Воспоминания о будущем», который старается объяснить целый ряд фактов, связанных с древними культурами в разных частях земного шара, посещением космонавтов, прибывших к нам с других планет, из других галактик. На Рапануи, впрочем, не обнаружено ни одного довольно убедительного свидетельства посещения острова представителями внеземных цивилизаций.

Остров Пасхи в свете этой гипотезы описал француз Франсуа Мазьер в своей книге «Фантастика на острове Пасхи». Он приписывает создание огромных статуй на Рапануи некоей странной «первичной» расе, которая, по его утверждению, сохранилась с «допотопных времен». Мазьер даже сообщает, откуда эта непонятная раса появилась на Рапануи. Она пришла с востока, то есть из Америки, но ее представители резко отличались от доколумбовых жителей этой страны – индейцев.

По сведениям, якобы полученным Мазьером, эта раса населяла, кроме Пасхи, еще один полинезийский остров, а также те части Азии и Африки, где есть Вулканические зоны. В книге Мазьера можно найти целый ряд подобного рода «оригинальных» мыслей, раскрывающих отдельные загадки острова Пасхи. Так, например, согласно этой книге, моаи Рано Рараку – святые. Смотрят они каждая в том направлении, где находятся их владения, за которые статуи несут ответственность. Именно поэтому остров Пасхи стали называть «Пупом вселенной».

«Первичная», «допотопная» раса, воздвигнувшая на Рапануи гигантские статуи, ведет свое происхождение, «естественно», откуда-то из космоса. Поэтому в заключение своего повествования Мазьер предоставляет слово пришельцам, тем, кто, помимо всего прочего, сообщил ему, что «первая планета, с которой познакомились эти люди, была Венера», что «наши тела не могут жить на другой планете больше двух месяцев», что «на всех планетах есть культ солнца», но «лишь некоторые из них населены».

Таковы «теории» Мазьера. Однако большинство писателей и специалистов ищут прародину рапануйцев на родной планете.

Английский этнограф Уэклер ограничился даже Океанией. Он устремил свой взгляд в западную часть Тихого океана, на знаменитые Черные острова – в Меланезию, обратив внимание на то, что рельефы и фрески Тангата Maнy внешне сходны с произведениями художников Соломоновых островов. Кроме того, формы черепов некоторых рапануйцев и меланезийцев близки друг другу. Поэтому целый ряд этнографов и антропологов высказывают мнение, что остров Пасхи, по-видимому, когда-то открыли и заселили именно эти чернокожие люди.

Два антрополога XIX века – Диксон и Вольц – были даже убеждены в том, что вначале на острове Пасхи обосновались австралийцы, затем уже меланезийцы, а полинезийские переселенцы пришли сюда значительно позже.

Против этой когда-то весьма распространенной теории можно привести целый ряд возражений. Прежде всего даже в наше время ни меланезийцы, ни коренные австралийцы не смогли бы на своих лодках пересечь Тихий океан. Ведь от Рапануи до тех же Соломоновых островов значительно большее расстояние, чем между Прагой и Нью-Йорком!

Некоторое сходство черепов рапануйцев и меланезийцев можно объяснить тем, что полинезийцы во время своих передвижений по Тихому океану встречались с представителями негроидных групп и эти встречи оставили некоторые следы во внешнем облике полинезийцев. У меланезийцев в отличие от рапануйцев курчавые волосы и темная кожа. А сходство между сложным, развитым культом Человека-птицы на острове Пасхи и гравюрами на Соломоновых островах, вероятнее всего, чисто случайное.

Теория американского происхождения жителей Полинезии насчитывает не меньше двухсот лет. Первым ее высказал испанский миссионер Суньига.

Однако заинтересовались ею лишь тогда, когда от южноамериканских берегов стал отходить один бальсовый плот за другим. Исследователи доказывали, что с помощью таких несложных плавательных средств можно добраться до Полинезии и принести туда местную индейскую культуру.

Самое пристальное внимание привлек к себе мужественный норвежец Тур Хейердал, который в 1947 году вместе с пятью товарищами за сто один день плавания на бальсовом плоту преодолел расстояние от Перу до полинезийского атолла Рароиа.

Я восхищался и до сих пор восхищаюсь мужественным Хейердалом. Поразительное путешествие маленького плота, экипаж которого продолжил великие морские традиции викингов, не было для руководителя экспедиции самоцелью. Оно должно было доказать правоту точки зрения Хейердала, полагавшего, что Полинезия, особенно ее восточная часть, была заселена не с запада, а с востока – из Южной Америки.

Рискуя собственной жизнью, Тур Хейердал стремился получить доказательства правоты теории, в которую твердо верил. Сейчас, когда я пишу воспоминания о посещении Рапануи, у меня, естественно, нет возможности дать подробный анализ теории американского происхождения жителей Океании. Тем более что Хейердал в доказательство ее приводит целый ряд новых аргументов в своем труде «Американские индейцы в Тихом океане».

Из нее вытекает, что существовали две волны переселенцев в Полинезию. Представители первой покинули область Анд Южной Америки в середине прошлого тысячелетия. Именно они принесли в Полинезию, и в частности сюда, на остров Пасхи, свое великолепное строительное искусство. После них, между X и XIII веками, Полинезию захлестнула другая волна американцев, на этот раз с севера, с побережья нынешней Канады и Аляски, где живут хайда, сэлиш и другие так называемые северо-западные индейцы.

Эти новые иммигранты оказались сильнее представителей первой волны переселенцев из Перу, непохожих, кстати сказать, на индейцев аймара и кечуа. Скорее наоборот. Т. Хейердал в своей книге «Аку-Аку» описывает их так: «Это были люди с продолговатыми черепами, высокие, значительно отличающиеся от нынешних перуанских индейцев. Их рыжие волосы имели все признаки, «которые отличают нордический тип волос от типа монгольского или индейского».

Представители нордического типа и создали, по мнению Хейердала, статуи острова Пасхи, построив величественные аху. Однако романтические представления о гениальных блондинах слишком уж смахивают на теории, которые не так давно чуть не поставили весь мир на грань катастрофы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю