Текст книги "О прекрасных дамах и благородных рыцарях"

Автор книги: Милла Коскинен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

О продолжительности жизни в средневековой Англии

Все геронтологи нашего времени знают, что хронологические рамки мало что говорят о человеческом возрасте. Возраста, после которого человек становится старым, просто не существует. Как пошутил один из специалистов по заболеваниям памяти, «старик – это человек, который старше тебя на пятнадцать лет». К тому же, внутренние органы человека «стареют» с разной скоростью. Поразительно то, что это знали и в Средние века.

Винсент из Бове (1190–1264) писал, что «в событиях и работах юности ты не замечаешь, как старость подкрадывается потихоньку, шаг за шагом. Она не побеждает сразу, но отвоевывает часть за частью». Арнольд из Виллановы (1235–1311) из Салерно подмечает, что люди с холерическим темпераментом и острым умом имеют тенденцию к болезненной молодости, но к зрелым годам их здоровье улучшается, и они живут долго и старятся медленно. Что касается женщин, то старая женщина – это та, которая не протестует, когда ее называют старой. Августин из Гиппо (354–430) разделяет человеческую жизнь на 6 стадий: «ты не изменяешься от одной стадии к другой, но, оставаясь все тем же, ты будешь чувствовать новизну. Второй возраст не наступит так, чтобы закончился первый; и наступление третьего не разрушит второй; четвертый не родится так, чтобы умер третий; и пятый не станет завидовать силам четвертого; и шестой не подавит пятого. Хотя они и не приходят так, чтобы быть одновременно, они продолжаются в гармонии один с другим в душе, у которой правильные отношения с Богом, и они будут поддерживать тебя в бесконечном покое и прозрачности седьмой стадии».

В настоящее время специалисты по возрастным изменениям считают, что в возрасте от 60 до 70 лет наступает некоторое ослабление жизненной силы человека, и после 75 лет начинается собственно угасание. Представление о возрасте, в котором начинается старость, отражается в западном обществе в возрасте выхода на пенсию (около 65–67 лет), хотя девиации в рамках одной и той же возрастной группы очень сильны. Ученый, если ему не изменит память, может продолжать работать до самой смерти. Пожарник или медсестра, не говоря о строителях, вряд ли выдержат и до 63 лет.

Широко распространено мнение, что в Средние века люди старели раньше, что человек 40 лет уже считался старым. Эти поверья основываются на понятиях о средней продолжительности жизни человека тех эпох. Историки, придерживающиеся этой точки зрения, обосновывают свое мнение текстами Средних веков, касающихся вопросов «возраста человека» и «стадий жизни», а также на пертональных записях людей того времени, в которых те излагают свои понятия по вопросу, а также описывают свои ощущения старения. Это не лучший способ для выводов о том, как быстро люди старились в старые времена, потому что ощущение возрастного упадка сил – дело очень субъективное. Гораздо более надежно обращаться к юридическим текстам, определяющим понятие «старый человек», причем в привязке к культуре и социуму отдельно взятого общества.

Деление жизни на стадии типично для Средних веков и отражается как в литературе научной, медицинской, дидактической, гомилетической, так и в искусстве. Определялись эти стадии по-разному. Цикл человеческой жизни делили на три (по биологии Аристотеля), четыре (по физиологическим показателям), шесть и семь стадий (по теории Птолемея, предполагающей, что за каждую стадию человеческой жизни «отвечает» определенное небесное тело, наделяя ее своими характеристиками), иногда – на пять и двенадцать. Иногда стадии старения описывались без определения их возрастных границ, что, в общем-то, имеет смысл. Бывали и другие вариации, например, деление жизни на четыре стадии по «временам года» (весна до 32 лет, затем лето до 35–40, потом осень до 60, и, наконец, зима), на семь – по семи каноническим добродетелям (мужество, умеренность, справедливость, благоразумие, вера, надежда, любовь) и так далее.

По теории небесных тел, от рождения до четырехлетнего возраста в человеке доминирует Луна, затем, от 4 до 14 лет, на него воздействует Меркурий, который уступает место Венере, доминирующей в жизни человека до 24 лет. От 24 до 34 лет жизнь человека находится в зените и управляется Солнцем. Затем приходит черед Марса, который длится до 46 лет, и от 46 до 58–60 лет на человека воздействует Юпитер. После 60 лет начинается закат, и в жизни человека доминирует Сатурн, до самого конца. Бернар де Гордон из Монпелье в 1308 делит жизнь человека на три стадии. Первая длится от 0 до 14 лет (детство), 14–35 (молодой возраст), 35 —? (просто возраст). В другой своей работе он обозначает верхним пределом человеческой жизни 60 лет. То есть, в его понимании, у человека сразу после 60 начинается возраст «столько не живут». Данте в своем «Пире» делит жизнь совершенно по другому: 0 – 25 (подростковый возраст), 25–45 (взросление), 45–70 (старение), 70 —? (старость). Филипп де Новара, 13-й век, предлагает следующее деление (не являясь, впрочем, медиком, но крестоносцем, поэтом, писателем и консервативным философом): 0 – 20 (юность), 20–40 (возраст расцвета), 40–60 (возраст созерцания), 60–80 (старость).

Что касается вариаций в рамках жизненных стадий женщин, то Винсент из Бове упоминает вскользь, что молодость женщины заканчивается после 50 лет, когда она теряет способность к деторождению. Кстати сказать, это приблизительно на 5 лет больше, чем средний идентичный период в наши дни. Остальные ученые, очевидно, предполагали, что и женщины, и мужчины проходят стадии жизни одинаково. Томас Аквинский даже утверждал, что нет такой стадии в жизни женщины, когда она достигает той стадии совершенства, за которым наступает только увядание. Можно сказать, разумеется, что поэты куртуазной любви, утверждающие, что мужчина способен на любовь до 60, и женщина – до 50 лет, принимали во внимание возрастные гормональные изменения, которые именно в этом возрасте определяют эмоциональность человека, но скорее всего, поэты просто делали вывод на основании того, что видели. То есть биологические часы человеческой жизни в Средние века тикали абсолютно в том же темпе, в каком они тикают сейчас. Нет, поэты отмечали, что к сексуальным отношениям люди способны и далеко за данными границами, но вот та горячность чувств, которая свойственна молодости и зрелости, та сосредоточенность на объекте собственных чувств – они уходят, оставляя место холодноватой рациональности и спокойной привязанности.

Что касается старости и смерти, то, как писал Альбертус Магнус (1193–1280), старый человек начинает холодеть, высыхать и, говоря современным языком, терять иммунную защиту. Признаком ясно надвигающейся смерти он считал начало болезней памяти, и это более или менее подтверждается современной нам медициной, хотя нынешние лекарства довольно долго поддерживают физическое существование и абсолютно сенильного человека. Другой вопрос, можно ли такое существование назвать жизнью. Магнус писал, что человек, умирающий от старости, даже не чувствует перехода из мира этого в мир иной. Филипп де Новара был даже убежден, что дожившие до 80 лет сами будут молить Бога о смерти (сам он прожил 70 лет). Что касается указов и декретов королей, то здесь имеется масса примеров, что старыми считались люди от 60 до 70 лет и старше. Список доказательств, в общем-то, просто огромен. Здесь и указ Филиппа Пятого Французского от 1319 года, разрешающий лицам старше 60 лет платить налог местному сенешалю, а не ехать ко двору короля, и указ Филиппа Шестого Французского от 1341 года о пенсиях, сохраняемых для старых служак старше 60-ти, и распоряжение Педро Жестокого от 1351 года об обязательных работах для всех, от 12 до 60, и распоряжение Эдуарда Второго Английского о военной подготовке всех мужчин от 15 до 60, и пенсия солдатам старше 60 лет Генриха Седьмого Английского, и много чего еще. Во многих регионах Европы (например, Кастилия и Леон) пенсионный возраст для служащих наступал и вовсе в 70 лет. Другим островком удивительного статистического долголетия в средневековой Европе была Венеция.

В принципе, нет никаких оснований предполагать, что в Средние века человек жил меньше и сохранялся хуже, чем в наше время. Один интересный момент все-таки был: в Средние века существовал обычай округлять возраст до ближайшего десятилетия, 63-летний говорил, что ему 60, а 55 летний мог считать себя либо 50, либо 60 лет от роду.

Как писал Петрарка Боккаччио «молодые люди уменьшают свой возраст, а старые увеличивают».

Так откуда пошла легенда о средневековой глубокой старости в 40 лет? Дело в статистике тех времен, которая учитывает и эпидемии, и войны, и детскую смертность. Такая статистика невероятно редка и не слишком систематична, но в одной из коммун Флоренции она сохранилась, и ее нашла историк Суламифь Шахар. Так вот, если учесть даты регистраций рождений и смертей по той отдельно взятой коммуне, то картина получается действительно безутешная: 1300 год – средняя продолжительность жизни около 40 лет, 1375 (чумные годы) – около 18 лет, 1400 – около 20 лет, и 1427 – около 28 лет. Но: здесь учтены и детская смертность, и смертность от эпидемий, и смерти в результате военных действий разных масштабов во всех социальных слоях населения коммуны.

Англия не была абсолютно изолированным островом, так что эпидемии не миновали и ее, но особенностью средневековой Англии всегда был достаточно высокий, по сравнению с материковым, уровень достатка низших классов. Даже пресловутое восстание Уота Тайлера отнюдь не было проявлением безнадежного положения бедноты, но неплохо организованной попыткой воспользоваться малолетством короля и провести административную реформу. «И тогда названный Уот прочел вслух пункты, которые они требовали, и потребовал, чтобы не было никакого другого закона, кроме Уинчестерского закона, и что впредь ни в каком судебном процессе не будет объявления вне закона, и что ни один сеньор не будет иметь сеньории, и все они будут справедливо разделены между всеми, и только один сеньор король будет их иметь, и что имущество святой церкви не должно находиться в руках монахов, приходских священников и викариев, ни других из святой церкви, но те, кто владеет ими, будут получать достаточное для жизни содержание, а все остальные имущества должны быть разделены между прихожанами; епископов не будет в Англии, кроме одного, и прелатов, кроме одного; и все земли и держания, находящиеся у этих владетелей, будут взяты у них и разделены между общинами с оставлением им умеренного содержания, и что в Англии не будет ни одного крепостного, ни крепостничества, ни холопства, но все должны быть свободны и одного состояния», – перечисляет хроника аббатства св. Марии в Йорке требования восставших. Заметьте, никто не кричал «хлеба, хлеба!».

В результате и продолжительность жизни в средневековой Англии была несколько другой, даже если принять во внимание чумные эпидемии. Во всяком случае, между 1350 и 1500 годами 30 % состава палаты лордов находились в возрасте 60 лет, и 10 % были старше 70 лет. Это в эпоху-то от чумной эпидемии до Войн Роз, которые палату лордов проредили более чем порядочно. Более того, многие аристократы, достигшие 60 лет, пользовались возможностью прекращения активной службы на благо королевства, которую им даровал закон о «пенсиях» того времени, и просили освобождения от заседаний. И даже иногда это освобождение получали. Слово «пенсии» взято в кавычки потому, что сэры и пэры, в отличие от своих собственных служащих, работали на королевство бесплатно. Солдатам, которых они были обязаны поставить по призыву короны, платили, а вот им – нет. Подразумевалось, что те доходы от графств, которые были даны в управление с правом наследования титула определенным семьям, должны покрывать их расходы. Вместо пенсии корона могла пожаловать пользование какой-то синекурой или доходы от каких-то поместий пожизненно, но это и все. От лордов тоже ожидалось, что они обеспечат будущее своих служащих и работников либо ежегодными выплатами, либо единовременной суммой. Такая вот средневековая пенсионная программа по имени «ответственность за тех, кто на тебя работал».

Для историка эта граница в 60 лет означает, что общество, ее установившее, признавало, что за ней начинается снижение способностей и упадок сил. То есть, пожалуй, именно этот возраст, 60, можно определить в качестве возраста, с которого средневековый человек начинал считать себя старым. Расцвет же сил признавался у людей от 30 до 60 лет, потому что возраст в 30 лет был нижней границей у многих административных и управленческих должностей. Впрочем, монах и, впоследствии, аббат Джоселин из Бреклонда возражал против двух кандидатур в приоры Бери-Сент-Эдмундс на основании того, что кандидатам всего по 40 лет, и они слишком молоды. Но относительно тех, кто занимался тяжелым физическим трудом, средневековой статистики просто нет. Есть, например, Закон о рабочей силе от 1351 года, обозначающий «пенсионным» возрастом 60 лет, после чего работник больше не был ничего никому обязан. Не верьте в «здоровый труд на свежем воздухе»! В современной Европе, снимающей с пенсионеров высокий налог, попытка поднять возраст выхода на пенсию до 67 лет вызвала бурю протестов потому, что средняя продолжительность жизни у разнорабочих и вообще людей физического труда – всего 68 лет. В 2014 году. Так что вполне вероятно, что и в Средние века люди не слишком заживались после достижения заветного рубежа. Это было бы в интересах экономики короны.

Если перейти от общего к частному, то из аббатов вышеупомянутого Бери-Сент-Эдмундс Самсон из Тоттингтона прожил 76 лет (1135–1211), а Хью из Нортвуда только в должности аббата просидел 41 год, так что на день смерти ему явно было хорошо за 80. Из архиепископов Кентерберийских знаменитый Лафранк прожил более 84 лет (1005–1089), его последователь, воинственный Ансельм, умер в возрасте 75 лет (1033–1109). Томас Бекет (1118–1170) был убит, можно сказать, во цвете лет, всего в 52 года.

У королей жизнь была более нервная, чем у прелатов, хотя средневековые прелаты жили практически той же жизнью, что и высшая аристократия. Разве что жизнь им продляла мощь интеллекта, на что напирает и современная теронтология: чем лучше человек образован, тем дольше он проживет и здоровее будет. Так что короли жили меньше. Эдуард Исповедник (1002–1066) – 64 года, Вильгельм Завоеватель (1028–1087) немного не дотянул до 60. Его правнук, Генри I, умер в 67 (он тоже был интеллектуалом, но желудок у него оказался слабее головы). Воюющие между собой Стивен Блуасский и императрица Матильда прожили до 58 и 65 лет соответственно. Стивен, собственно, умер в походе, от какой-то кишечной заразы. Генри II, который жег свечу с двух сторон, умер в 56 лет, а Джон то ли траванулся молодым сидром, то ли был отравлен монахами в 49 лет. Его сын и внук порадовали нацию долголетием, 65 и 68 лет. Да и праправнук не подкачал, 64 года. А вот после этого Эдварда III никто из английских средневековых королей не умер своей смертью. Ричард II и Ричард III погибли в возрасте 33 лет, Генри IV умер от сердечной болезни в возрасте 45 лет, а Генри V был, очевидно, отравлен в возрасте 35. Генри VI был преднамеренно или непреднамеренно убит (у него были более тонкие черепные кости, чем у обычного человека, так что убить его мог и обморок, если бы его величество приложился головой не на перину), когда ему было 49. Веселый и красивый гигант, король Эдвард IV, свел себя преждевременно в могилу излишествами, когда ему было всего 40 лет, но именно этот король интеллектом не блистал. Практическим умом – да, но этого явно не хватило. Причем по жизни этот король был таким везунчиком, что отпущенная на его век удачливость в какой-то момент просто закончилась.

Портрет Эдуарда IV. Неизвестный художник XV века

Перейдем от королей к королевам. Эдит Эдуарда Исповедника умерла от какой-то болезни после смерти мужа в возрасте 50 лет. Матильда Вильгельма Завоевателя родила девять или десять детей и умерла в возрасте 52 лет, раньше мужа – тоже в результате болезни. Генри I был женат дважды. Первая его жена, Эдит/Матильда, умерла, когда ей было всего 38, а вторая, Аделиза – в 48. Алиенора Аквитанская, супруга Генри II, была ярчайшей интеллектуалкой своего времени, и прожила она около 82 лет. Помимо политики, войны, администрации, дипломатии и поэзии, она преуспела и в роли матери, родив двум мужьям десять детей в общей сложности. Изабелла Ангулемская короля Джона прожила 58 лет, Элеанора Прованская Генри III – 68, Элеанора Кастильская Эдварда I – 49. Обе Элеаноры нарожали мужьям кучу ребятишек, девять одна (из которых выжили пять) и шестнадцать другая, из которых дожили до взрослого возраста восемь. Эдвард III был многодетным отцом – ему Филиппа, прожившая 55 лет, родила четырнадцать детей, из которых выжили десять. Мэри де Бохун Генри IV умерла родами в возрасте 27 лет, родив мужу семерых детей. И после этого все для английской короны повернулось достаточно скверно. Вторая жена Генри, Жанна Наваррская, прожила 67 лет, но совместных с английским королем детей у нее не было. Генри V настолько не торопился жениться, что успел произвести на свет со своей Катериной Валуа только одного сына, который оказался не то чтобы слабоумным (совсем наоборот, с интеллектом там было получше, чем у многих), но уж слишком своеобразным для короля. Катерина потом, в 35 лет, умерла от родовых компликаций, но тогда она рожала детей уже то ли Эдмунду Бьюфорту, то ли Оуэну Тюдору, кто знает. Маргарет Анжуйская Генри VI прожила 52 года и только чудом умерла своей смертью. Неукротимая была женщина, но мужу она родила всего одного сына, по поводу рождения которого счастливый отец, очнувшись от длительной кататонии, растерянно пробормотал, что отцом принца является, по-видимому, Святой Дух. У Эдварда IV все было бы хорошо, если бы он не оказался двоеженцем, что сделало его выводок из десяти детей незаконнорожденными. Жена, Элизабет Вудвилл, прожила 55 лет, и эти годы не были легкими. Монахини жили несколько дольше. Св. Хильда из Витби прожила 67 лет, св. Леоба прожила 72 года.

В общем и целом можно сказать, что практически единственным отличием продолжительности жизни в средневековой Англии от аналогичного параметра нашего времени было то, что женщины жили, в среднем, на 10 лет меньше, чем мужчины, умирающие своей смертью. Впрочем, долгожители были и среди женщин, и среди мужчин. Но вышеприведенные конкретные факты хорошо иллюстрируют, что среднестатистическая жизнь королев и королей Англии после битвы при Гастингсе окажется гораздо короче, если в нее включить факторы детской смертности даже в королевских семьях, и тех королей, которые были убиты. Возможно, тогда-то мы и выйдем на сакральные 40 лет. Как понимаете, статистика – это такая загадочная вещь, что о реальном положении вещей она не говорит ничего.

О ценности вдов для экономики королевства – и не только

Вдовы – эта довольно интересная для изучения часть населения в средневековой Англии. Для начала, их было очень много. Поскольку в этой книге рассматриваются судьбы дам высшего звена общества, поговорим о богатых вдовах. На 1436 год высшая аристократия страны состояла из трех герцогств и одиннадцати графств. Из них два герцогства и десять графств находились по разным обстоятельствам под контролем женщин. Маргарет Холланд, герцогиня Кларенс и графиня Сомерсет, Катерина Невилл, герцогиня Норфолк, Элеанор Беркли, графиня Арундел, Мод Ловелл, графиня Арундел (она как раз умерла в 1436 году), Мод Клиффорд, графиня Кембриджская, Джоан Стаффорд, графиня Кентская, Анна Вудстокская, графиня Стаффорд, Джоан Бьюфорт, графиня Уэстморлендская, вдовы имели под собой 27 % всех аристократических владений королевства. Анна Тальбот, графиня Девон, Констанс Холланд, графиня Маршал, Изабель Расселл, графиня Вилтшира и Алис Сарджес, графиня Оксфорда, в этой статистике отсутствуют по причине того, что они заключили новые браки, так что данные о размере уплаченных персонально ими налогов получить затруднительно, но общий их годовой доход достигал около 1883 фунтов (около £1,193,000.00 на современные деньги). Отсутствуют в статистике и владения Жакетты, вдовствующей герцогини Бедфорд, которая тоже несколько скандально вышла замуж. Ее владения, по мнению специалистов, приносили ей около 525 фунтов годовых (около £328,300.00 на современные деньги).

Частично благосостояние вдов обеспечивалось их брачными договорами. Текст законов XII века под названием «Tractatus de legibus et consuetudinibus regni Angliae» («Третиз по законам и обычаям королевства Англия», или просто «Гланвилл»), написанный юстициарием короля Генри II Ранульфом де Гланвиллом, говорит о том, что вдовство женщины должно быть предусмотрено уже в день свадьбы. Муж был обязан обеспечить свою жену ее «вдовьей долей» – третьей частью своего состояния на день свадьбы. Обычно землей, которая ценности не теряла, но не только. Вдова получала полные и неоспоримые права на свою долю, которые оставались за ней и в том случае, если она снова выходила замуж. По крайней мере, свод законов по общему праву, написанный в XIII веке Брактоном, говорит, что она имеет на это права. Считалось, что сам по себе брак – это, кроме прочего, и экономический союз тоже, в который жена вносит свой вклад работой. И любая женщина что-то приносила из семьи в виде приданого, так что обмен был только справедлив. Был один момент, по которому жена могла потерять право на свою вдовью часть имущества: доказанная ситуация, в которой брак, по сути, не вступил в силу. Но в таком случае, как правило, и приданое в руки мужа не переходило. Как правило, потому что наверняка случалось всякое, особенно если речь шла об очень влиятельных персонах. В случае любого вида развода жена получала свою «вдовью часть», если только развод не случился из-за ее измены.

Хуже всего приходилось семьям тех, кто был казнен или приговорен к казни заочно по обвинению в государственной измене. Вот тогда ни о какой «вдовьей доле» речь не шла. Там жене могли позволить, и обычно позволяли, оставить то имущество, которое она принесла в виде приданого, но имущество предателя полностью конфисковывалось короной. Правда, обычно с тем, чтобы потом восстановить в правах наследника титула и вернуть ему все или большинство конфискованных владений, но не всегда.

Завещать свою треть вдова могла кому угодно. Однако законы, такие четкие сами по себе, никогда на практике не были простыми из-за всевозможных «в том случае, если», то есть дополнений. Более того, даже если «вдовья доля» невесты была совершенно однозначно оговорена при вступлении в брак, нигде не было запрета мужу делать что угодно с этой долей при его жизни. Он мог ее продать, у него могли ее отобрать, и, в конце концов, он мог ее проиграть. Далее, поскольку законы писались на официальной латыни, которую зачастую каждый трактовал по-своему, шли там и тут ожесточенные дебаты о том, как нужно понимать термин legitim: имущество мужа на день его свадьбы или на день его смерти. Ну и приплюсуем сюда частные соглашения между составляющими договор сторонами, которые могли и букву, и дух закона перевернуть с ног на голову и с которыми повзрослевшая и поумневшая вдова могла оказаться совершенно не согласной, тем более что при заключении договора ее мнения никто не слушал. В таком случае дело о наследстве передавалось в суд. К чести средневековой юриспруденции нужно сказать, что годами судебные разбирательства не длились. Очевидно потому, что английское право не знало института адвокатуры до самого правления королевы Мэри, но это произошло уже во второй половине шестнадцатого века. Сессии суда происходили дважды в год, и на рассмотрение судье передавались основательно изученные местными юристами проекты решений, в которых были кратко изложены суть дела и аргументы сторон, с которыми судья соглашался или нет. В первую очередь суд всегда старался добиться компромисса между спорщиками, потому что однозначное решение в пользу одного могло привести просто-напросто к затяжному вооруженному конфликту, как в случае с Беркли и Тальботами.

Даже если вдовья доля сохранялась как положено, вдова должна была находиться в хороших отношениях с главным наследником, чтобы вступить во владение, если земля была свободна, или затребовать ее у арендатора, если земля была в аренде (переписать договор об аренде и пересмотреть условия аренды как минимум). Потому что вступление во владение имуществом не происходило автоматически, оно происходило в суде. Наследник должен был либо официально признать права вдовы на ее долю, либо опротестовать его. В случае протеста начиналось интересное. Женщина могла либо сама вызвать наследника на дуэль, либо найти свидетеля, который своими ушами слышал, как истице у дверей церкви была обещана ее доля, и был готов биться за нее. Такие битвы, разумеется, были огромной редкостью уже потому, что только малая часть браков заключалась у этих самых дверей. Это согласно своду законов Гланвилль. Битвы же судебные редкостью не были. Только в 1227–1230 годах королевскому суду пришлось разбирать около пятисот тяжб по наследству! Ведь было столько всяких «но». Что, если у мужа права на подаренную жене землю были не совсем бесспорны? Умер ли муж действительно (если он пропал в битве)? А что, если он ушел в монастырь? Даже если женщина была уличена в неверности, и с ней был осуществлен развод, она могла на голубом глазу заявить на суде, что муж незадолго до смерти ее простил. Так оно, кстати, нередко и было. Мало кто хотел тащить на ту сторону груз земных обид и распрей.

Тем не менее, несмотря на трудности, женщины, как правило, свои тяжбы выигрывали, иногда действуя через представителей, но зачастую представляя себя самостоятельно. Например, в тринадцатом веке Агнес, вдова Ральфа ФитцХью, отсудила свою законную долю у собственного сына и еще одиннадцати мужчин, которые были кредиторами ее мужа! Реже женщины выигрывали, если им приходилось судиться с церковью, потому что юристы церкви знали и параграфы, и прецеденты закона куда как лучше самой грамотной мирянки. И да, некоторые женщины собирали настоящие состояния путем замужеств, как это сделала Изольда, дочь и наследница Уильяма Пентольфа: мало того что дама унаследовала немало от отца, она ухитрилась пережить пятерых мужей за период с 1180 по 1223 годы и наследовала свою часть за каждым из них. То же самое сделала в начале четырнадцатого века и Агнес Бересфорд, сменившая трех супругов за 15 лет и унаследовавшая за каждым вдовью долю. К тому моменту, когда прожившая очень длинную жизнь дама умерла в 1375 году, сын ее первого мужа стоял в очереди за наследством уже 57 лет! Мод Фитц Бернард в XII веке выходила замуж восемь раз, но всю жизнь успешно судилась с родственниками своего первого покойного мужа за свою вдовью долю. Надо сказать, что в день смерти первого супруга, Джона де Бигуна, ей было 10 лет, то есть фактически женой она ему не стала, но юридически все было честь по чести, и на вдовью долю она право имела. Для Мод эта тяжба-марафон была, возможно, своего рода развлечением, но ее противников она чуть не разорила (леди прожила более 70 лет, то есть 60 долгих лет родня ее покойного первого супруга скрежетала зубами). А Маргарет из Бротерстона просто прожила слишком долго, пережив двух мужей, четверых детей и одного внука. Со вторым внуком, единственным оставшимся в живых наследником, она умерла в один год, в 1399.

Тем не менее, жизнь богатых и благородных вдов отнюдь не была сахарной. Дело в том, что в глазах хозяйственных англо-норманнов, которые чуть ли не первым делом после завоевания Англии заботливо составили список «бесхозных» богатых вдов и наследниц (Register of Rich Widows and of Orphaned Heiresses), вдовы тоже были своего рода передаваемым имуществом. Они так же, как и наследницы, должны были появляться при дворе и принимать распоряжения короля о новом браке. Или не принимать, пока не подворачивался достойный с точки зрения вдовы кандидат, которого одобрил бы и король. Нет, норманны не обездоливали богатых вдов и наследниц, они просто передавали их вместе с их имуществом в качестве награды тем, кого отдельно взятый король хотел наградить. Уже Генрих Первый пытался как-то охранить вдов и наследниц от ущемления прав и принуждения к новому замужеству, но на практике получалось плохо. Женщина могла выкупить себе право не выходить замуж, но стоило это дорого. Иногда столько же, сколько все ее состояние. Дело было не в мужском шовинизме, дело все в той же королевской политике централизации власти и имущества в руках короны.

Magna Carta, переизданная в 1225 году, ясно говорит:

«7. Вдова после смерти мужа своего немедленно же и без всяких затруднений пусть получает приданое и свое наследство и пусть ничего не платит за свою вдовью часть или за свое приданое, или за свое наследство, каковым наследством муж ее и сама она владели в день смерти мужа, и пусть остается в доме своего мужа в течение сорока дней после смерти его, в течение которых ей будет выделена ее вдовья часть.

8. Никакая вдова не должна быть принуждаема к браку, пока желает жить без мужа, так, однако, чтобы представила ручательство, что не выйдет замуж без нашего согласия, если она от нас держит, или без согласия своего сеньора, от которого она держит, если она от кого-либо другого (а не от нас) держит»[1]1
  Перевод Петрушевского


[Закрыть].

Из замка, как сооружения оборонного, вдова должна была выехать немедленно, но с тем, чтобы ей было предоставлено жилье, соответствующее привычному для нее уровню жизни.

Распространившаяся с 1300-го года практика совместного владения имуществом облегчила положение вдов: они стали наследовать автоматически. На практике же это означало, что пока жива мать и хозяйка владений, ее наследники будут довольствоваться тем, что она им по доброй воле выделит. А ведь вдова могла выйти замуж и иметь сыновей от нового мужа. Так получилось, например, с состоянием, которое собрал епископ Бурнелл в бытность свою министром короля Эдварда I. Епископ по заведенной традиции оставил все племяннику, который вскоре неожиданно умер, оставив наследницей свою сестру, Мод. Мод вышла за Джона Ловелла, который был вскоре убит в битве при Бэннокберне.

Сын, тоже названный Джоном, родился уже после гибели отца, и стал наследником состояния. Но Мод вышла замуж снова, и снова по договору о совместном владении имуществом. От второго брака у нее было два сына, которые и стали основными наследниками округлившегося состояния. И сын Джона Ловелла удовольствовался только малой частью того, что ему оставил отец.