Текст книги "Семь смертей"

Автор книги: Мила Серебрякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Они эгоистичны, – бросила Дедушкина. – На мать им наплевать, как она живет, на какие средства, не нуждается ли в помощи – все по барабану. Избаловала деток Аня, а они на шею матери и сели. Валька ни в чем отказа не знала, одевалась как маленькая принцесса, комната от игрушек ломилась, в холодильнике сплошь дефицитные продукты. Аня старшим товароведом работала, сами понимаете, на жизнь не жаловалась. Вот Валька и превратилась из маленькой принцессы во взрослую капризную королеву. Да и Сашка тоже хорош, Аня над ним как квочка хлопотала, все сыночка да сыночка. А этот сыночка вымахал под два метра ростом, махнул матери ручкой и поминай, как звали. Нет, я нисколечко не жалею, что у меня детей своих нет, раньше – по молодости – переживала: мол, состарюсь, стакан воды подать будет некому, а теперь расслабилась.

– Не все дети бросают родителей, – подала голос Ката.

– Не все, – согласилась Нина Дмитриевна. – Аня, например, особенно в последнее время о сыночке своем часто вспоминала. Говорила, что будь он жив, то никогда не поступил бы подобно Сашке с Валькой. Мучилась она, переживала, и чем старше становилась, тем больше мальчонку вспоминала.

– Вы же сказали, у Анны Дмитриевны, кроме Валентины и Александра, нет детей.

– Младший сын умер, нежеланный он был, и вначале Аня не слишком-то и убивалась, скорее напротив, радовалась, что обстоятельства сложились таким благоприятным для нее образом. А вот с годами поняла, какой грех взяла на душу, когда по умершему сыну не скорбела.

– А отчего умер ребенок?

Нина Дмитриевна прикурила новую сигаретку.

– Не знаю, – честно призналась она. – Я тогда не вдавалась в подробности, да и Аня не желала говорить на эту тему. Все как-то сумбурно произошло, скомканно.

ГЛАВА 10

Несколько десятилетий назад, когда Валентине только исполнилось одиннадцать, к Нине внезапно нагрянула старшая сестра. Переступив порог, запыхавшаяся Анна Дмитриевна спросила:

– Гостей принимаешь?

– Если только с подарками, – пошутила Нина, обратив внимание на нездоровый вид сестры.

– Подарков нет, зато есть новость, от которой у тебя волосы на голове дыбом встанут.

Нина испугалась.

– Стряслось чего?

– Беда, Нинка.

– Заболел кто?

– Все здоровы. Пока, – добавила Анна Дмитриевна, скинув с плеч дубленку. – Нин, чайку сваргань, да покрепче, разговор у меня к тебе. Посоветоваться надо, одна ничего сообразить не могу. Веришь, голова, как пустой короб, ни единой мыслишки нет.

Пока Анна мыла руки, Нина Дмитриевна, борясь с внезапно напавшим волнением, хозяйничала на кухне. А когда на столе уже покоились чашки с чаем, не выдержала и спросила:

– Ну, говори, о какой беде ты упоминала?

Анна Дмитриевна собиралась с духом около минуты. Наконец, выдохнув, она огорошила сестру новостью:

– Нин, я беременна. Четвертый месяц пошел.

– Тьфу ты! – Нина Дмитриевна зло посмотрела на сестру. – Я-то думала, действительно беда какая стряслась. Ань, у тебя совесть есть, нельзя же так людей пугать.

– Я беременна, – повторила Анна Дмитриевна.

– Слышала уже. Поздравляю! А где беду увидела? Дуреха, радоваться надо.

– Может, скажешь, чему именно? Нин, я не могу рожать. Не могу!

– Ой, кому ты заливаешь? Ты и не можешь рожать. Смешно! Да ты еще с десяток детдомовских ребятишек усыновить в состоянии. И все будут одеты-обуты, напоены-накормлены. Уж с вашими доходами грех на судьбу жаловаться.

– При чем здесь доходы, не в деньгах суть, – разозлилась Фурманова.

– А в чем?

– Не от Павла я забеременела, Нинка. Не от мужа, понимаешь теперь всю абсурдность ситуации?

– Хочешь сказать...

– Да! – взвизгнула Анна Дмитриевна. – У меня есть любовник.

– Ты изменяешь Пашке?

– Нин, по-моему, я ясно выражаюсь, не задавай глупых вопросов. И только ради бога не читай мне нотаций. В конце концов, я не старая женщина и имею право на любовника.

– Но ведь Паша...

– Что Паша? Паша – это Паша, а я – это я. Ума не приложу, как так вышло? Мы с Костиком всегда предохранялись, а тут...

– Значит, не всегда, – съязвила Нина.

Не заметив в словах сестры иронии, Анна Дмитриевна продолжала сокрушаться:

– Мне бы сразу тревогу забить, да я сглупила. На календарь глянула, думаю, что такое? И ты знаешь, вроде мыслишка шальная в голову закралась, а я, идиотка, отогнала ее. Цикл у меня давно нарушен, вот все на это и списала. А неделю назад меня тошнить по утрам начало – как с постели встану, так сразу в туалет несусь.

– Ой, Анька!

– Вот тебе и Анька. К врачу пошла, анализы сдала, а мне говорят: поздравляем, мамочкой скоро станете. Не помню, как из поликлиники выползла, руки трясутся, ноги не слушаются. А сегодня на работе усидеть не могла, такси взяла и сразу к тебе рванула. Нинок, надо что-то делать.

Нина Дмитриевна погладила сестру по руке.

– Ань, сперва успокойся, беременность – это не смертельно, не ты первая, не ты последняя. Подумаешь, ребеночек у нее будет, делов-то. Бросай своего Костика и поспеши обрадовать Павла. Он до потолка прыгать начнет, когда новость узнает. Ань, ну ты чего как маленькая? Сколько баб залетает от любовников, а детей потом законные мужья воспитывают.

Уронив голову на стол, Анна Дмитриевна разрыдалась.

– Эй, Анют, что за дела?

– Нинка, ты всей правды не знаешь.

– Господи, неужели еще не все?

– Нинка, я пропала.

– Выкладывай начистоту, не юли.

Уняв рыдания, Анна Дмитриевна тихо молвила:

– Мы с Павлом уже полтора года спим в разных спальнях.

– По причине?

– По причине его полной недееспособности! Поняла, на что намекаю? Павел не проявляет ко мне интерес, он импотент.

Теперь запаниковала и Нина.

– Вот это уже серьезно.

– А я тебе о чем толкую. Павлу о беременности говорить нельзя, от аборта меня врач отговорил, не советует беременность прерывать, да я и сама боюсь до дрожи в коленях.

– Тогда придется рожать.

– Это понятно, а ребенка потом куда? В дом малютки?

– Раньше надо было думать, – обозлилась Нина.

– Через месяц-другой живот расти начнет, что мне Павлу говорить?

– Скрывай живот под свободными одеждами. Сама сказала, вместе не спите, следовательно, голой он тебя не видит. Изловчись, продержись до родов.

– А после?

– Ань, мне нужно время, я так сразу сообразить не смогу. Ты езжай сейчас домой, а на днях созвонимся.

Анна Дмитриевна уехала, а Нина Дмитриевна начала эксплуатировать серое вещество.

Через три недели она позвала сестру для важного разговора.

– Как дела? – спросила Нина, когда Фурманова примчалась на зов.

– Как сажа бела. Вся на нервах.

– Любовника бросила?

– Он сам сбежал, как только о беременности узнал.

– Тетеха! Зачем ты ему проговорилась? Чем меньше людей знают о твоем положении, тем лучше, в первую очередь для тебя самой.

– Кончай на мозги капать, зачем позвала?

– Сядь, сейчас расскажу. В принципе твоя проблема вполне решаема, и при удачном стечении обстоятельств ты выйдешь сухой из воды.

– А поконкретней?

– Мои соседи Ивановы давно мечтают о ребеночке, обоим слегка за сорок, и, судя по всему, своих детей у них уже не будет. Короче, я разведала обстановку, переговорила с Любой и Валерием – они согласны.

– Согласны на что?

– Взять на воспитание твоего ребенка. Месяца через три ты переедешь ко мне, дома скажешь, что я захворала и нуждаюсь в помощи, на работе возьми отпуск, потом справку сваргань. Анют, не мне тебя учить, у тебя есть связи, заплати, и справка в кармане.

– Дальше.

– Родишь в нашей местной больнице, Ивановы, с кем надо, договорятся, обиженных не будет. Из больницы отправишься домой, а Любка с младенцем через пару деньков выпишутся. Все чин чином.

– Надо подумать.

– О чем думать, Аня? Ты не в том положении, чтобы долго раздумывать. Или, может, у тебя есть альтернатива?

– Альтернативы нет.

– Вот видишь. А так и дите родителей любящих обретет, и ты успокоишься. Куда лучше, чем если новорожденного в дом малютки отдадут, а затем в детский дом оформят. В этих домах, сама знаешь, у детей жизнь не сахар.

И Анна Дмитриевна дала добро. Она познакомилась с Ивановыми – супруги произвели на нее впечатление, и на сердце немного полегчало.

На седьмом месяце Анна Дмитриевна перебралась к сестре. Целыми днями Фурманова сидела в саду, дышала свежим воздухом и молила Бога, чтобы эта эпопея с рождением нежеланного ребенка быстрее закончилась.

А потом Нина Дмитриевна начала замечать, что Аня перестала спать ночами. Сядет у окна и таращится в темноту. На все вопросы сестры Фурманова отвечала:

– Я думаю.

– О чем?

– Правильно ли поступлю, отдав ребенка Любе?

– Опять двадцать пять, обсуждали уже не раз эту тему.

– Нин, он ведь будет воспитываться по соседству с тобой, и каждый раз, когда я буду приезжать, мне нестерпимо захочется на него взглянуть. Пытка! Я не смогу чувствовать себя спокойно, зная, что совсем рядом бегает мой малыш.

– Обратной дороги нет. Ань, не надо толочь воду в ступе, внуши себе, что это ребенок Ивановых. Не терзайся, не усложняй.

До родов оставалось чуть больше двух недель, когда вдруг Анна Дмитриевна объявила сестре, что намеревается на недельку поехать в город на Неве.

– Сдурела?! Живот на нос лезет, о какой поездке речь?

– Нинок, все будет в порядке, я вернусь к сроку. Ну не могу сидеть без дела, мне необходимо развеяться, сменить обстановку. Я и билеты купила.

– Вот родишь и езжай, куда угодно, а сейчас даже не думай. Сдай билеты.

– Нет, я поеду в Питер, – стояла на своем Анна Дмитриевна. – До родов время есть, я успею.

Не в силах повлиять на ситуацию, Нина Дмитриевна лишь разводила руками. Ну что за бестолковая особа: ей скоро рожать, а она развеяться собралась.

Вернулась Анна Дмитриевна через двенадцать дней. Бросившись на шею сестре, Фурманова всхлипнула:

– Нин, умер мой сыночек. Начались схватки, я упала, дело на улице было, меня увезли по «Скорой». Роды были тяжелыми, мальчик родился мертвым. Все, Нинка, будто и не было ничего.

Лет двадцать Анна Дмитриевна не вспоминала ту историю, а когда подступила коварная старость со всеми своими заморочками, пожилая женщина все чаще стала окунаться в воспоминания.

– Я его не хотела, – говорила она сестре. – Поэтому он и умер. Я виновата! Виновата, Нинка, как поздно я это осознала.

* * *

Тем же вечером Катарина, вернувшись домой и закрывшись в спальне, пыталась разложить по полочкам имеющуюся информацию.

Все ниточки, ведущие к Фурмановой, оборвались. Валентина и Александр находятся вне зоны досягаемости, об их местонахождении не ведает даже родная тетка. Татьяна, о которой Ката не знала ровным счетом ничего, но чувствовала, что девушка могла бы пролить свет на многие моменты, растворилась в воздухе. Борис с Асей на том свете.

Ну и как теперь передвигаться по этому темному лабиринту? У кого разжиться необходимыми сведениями?

Ночью Катарина вспомнила о первой супруге Плешникова. А что, это идея, тем более соседка Бориса утверждала, что некоторое время назад Надежда искала мужа и пришла в ярость, узнав о совершенном обмене. Даже адрес бывшего супруга попросила.

Не мешало бы с ней встретиться, вот только как найти Надю? По словам все той же соседки, Надежда работала в местной ветклинике и однажды стерилизовала соседскую кошку, из чего делаем вывод, что Плешникова – хирург.

Вот и появилась еще одна узкая тропинка, по которой Катарина незамедлительно отправится в самые ближайшие дни. Стоп! А почему, собственно, в ближайшие? Нет, надо ковать железо, пока оно горячо, и Ката нанесет визит в ветеринарную клинику уже завтра.

В квадратном холле лечебницы сильно пахло нашатырем. Прошествовав в узкий коридор с выкрашенными в синий цвет стенами и вышарканным линолеумом, Ката остановилась. Возле одного из кабинетов, на обитых зеленым дерматином скамейках, восседали трое: полный мужчина с персидским котом на руках, бабулька с белым пуделем и дама с морской свинкой. Не успела Катарина подойти к двери, как мужик встрепенулся.

– За мной будете, – выкрикнул он писклявым голосом, подавшись вперед.

– Мне не нужен врач, – поспешила заверить его Катарина.

– Тогда от двери отойди, – строго сказала бабуля. – Знаем мы вашего брата: на прием не нужно, а сама сейчас проскочишь. Эй, мужчина, подойдите ближе к двери, а то ведь прошмыгнет, чертовка. Я по глазам вижу, прошмыгнет.

Толстяк поспешил занять исходную позицию возле кабинета.

– Без очереди не пущу, – возвестил он.

Пожав плечами, Катарина пошла дальше по длинному коридору. В конце коридор резко сворачивал направо, и именно там Ката столкнулась с молодым парнем, облаченным в синий халат.

– Простите, где я могу найти Надежду Плешникову?

Парень прищурил близорукие глаза.

– А Надежда Михайловна здесь уже не работает.

– Как не работает?

– Уволилась Плешникова.

– И давно?

– Порядочно.

– А не подскажете, у кого я могу узнать ее координаты? Мне очень нужна Надежда Михайловна.

– Ничем не могу помочь, я не в курсе. Хотя спросите у Зои Ринатовны, по-моему, они продолжают общаться.

– Обязательно спрошу, если объясните, где ее найти.

– Идемте. – Парень пошел вперед, Ката семенила за ним.

Остановившись у двери с табличкой «Рентгенографический кабинет», молодой человек пояснил:

– Мы пришли. Заходите.

Постучав, Катарина услышала низкое «Да-да, входите»и толкнула дверь.

Зоя Ринатовна, высокая брюнетка лет сорока, сидела за маленьким столиком, аккуратно внося записи в толстый журнал.

– Что у вас? – спросила она, не отрывая взгляд от записей.

– Меня направили к вам.

– Минутку. Животное пока положите на стол, сумки и пакеты – на стул у двери.

– У меня нет животного, я пришла одна.

Зоя Ринатовна подняла глаза:

– А кому рентген требуется?

– Никому. Понимаете, я искала Надежду Плешникову, а парень сказал, что она уволилась, и посоветовал переговорить с вами.

– Хм, а почему именно со мной?

– Не знаю, но он предположил, что вы общаетесь и можете знать ее координаты.

Зоя Ринатовна встала из-за стола и прошлась по кабинету.

– Могу я узнать, зачем вам понадобилась Надя?

– Пару лет назад Плешникова стерилизовала моих кошечек.

– И?

– У нас в семье пополнение, муж принес с работы годовалую кошку, ее нужно стерилизовать. Хотела договориться с Надеждой Михайловной.

– К сожалению, Надя здесь уже не работает.

– Я поняла, мне бы адрес ее узнать или телефон. Она оставляла свой телефончик, но я его посеяла.

– Не понимаю, а зачем вам Плешникова, у нас в лечебнице работают отличные специалисты. Стерилизуют вашу питомицу в лучшем виде. Обратитесь к Ольге Никоненко. Она врач высшей категории, хирург от бога.

– Нет, – мотнула головой Ката. – Я бы предпочла, чтобы Пусей занималась Плешникова. Зоя Ринатовна, если вы располагаете номером ее телефона, поделитесь, прошу вас.

Зоя Ринатовна села.

– И вы присаживайтесь, – обратилась она к Катке. – Телефон Плешниковой я дать могу, да только проку от этого не будет.

– Почему?

– Во-первых, она живет в другом месте, где именно, не знаю, а во-вторых, там, где Надя сейчас работает, цены, наверное, заоблачные. У нас вашу киску стерилизуют в несколько раз дешевле.

– А где работает Надежда Михайловна?

Зоя Ринатовна скривилась:

– Выбилась в люди Надька, что и говорить. Раньше была вся такая белая и пушистая, а теперь, почувствовав вкус денег, превратилась в мегеру. Со мной общаться не хочет, змеюка. А ведь дружили мы с Надькой, секретами делились. Правду говорят, богатый бедному не товарищ.

– Надежда Михайловна получила наследство? – допытывалась Ката.

– А черт ее знает, что она там получила. Сама голову ломаю, с каких пирогов Надька вверх взлетела. Сначала здесь недалеко с мужем жила, потом они с Борькой разбежались: он квартиру себе оставил, она иномарку дорогую получила.

После развода Надя вернулась в московскую квартиру, оставленную ей бабкой со стороны отца. А вскоре Плешникова написала заявление по собственному желанию. Заведующей в клинике в то время работала некая Маргарита Ивановна – вредная, завистливая и до жути чопорная особа. С Надеждой она постоянно была на ножах. Надька не переносила бабу органически, но с работы уходить не торопилась. А потом вдруг бац, и заявление на стол положила.

Через восемь месяцев Маргарита Ивановна была снята с должности, место заведующей отдали Денису Осипову. Вот тогда Зоя Ринатовна и понеслась на всех парусах к Плешниковой. Надя встретила бывшую коллегу довольно холодно, пропустив Зою в прихожую, она выдавила:

– Тебе повезло, что ты меня застала, я переезжаю.

– Меняешься?

– Нет, но жить здесь больше не буду. Теперь у меня новая квартира в центре.

– На какие средства, Надь?

– Неважно, а ты зачем здесь?

– Слушай, я ж тебя обрадовать приехала. Старую грымзу Маргариту сняли, вместо нее теперь Осипов сидит.

– И что дальше? – равнодушно пожала плечами Плешникова.

– Как что, Надь, возвращайся назад. Ты один из лучших хирургов, а нам специалистов не хватает.

Неожиданно Плешникова расхохоталась:

– Ну, Зойка, ты даешь! Чтобы я вернулась в эту помойку? Да ни в жизнь. Спасибо, сыта по горло.

– Ты, никак, на новое местечко устроилась?

– Можно и так сказать.

– А куда, Надь?

Обдав надменным взглядом Зою, Надя прочеканила:

– В скором времени открываю частную ветеринарную клинику.

Зоя Ринатовна выпала в осадок.

– Частную? Ты?!

– А что тебя так удивляет? Сама говоришь, что я отличный специалист, по-моему, все вполне резонно.

– Но ведь это какие деньжищи иметь надо.

– И они у меня есть.

– А...

– Зой, извини, я спешу.

– Да-да, конечно. – Зоя Ринатовна коснулась дверной ручки. – Надь, а может, в твоей клинике и для меня местечко найдется, а?

– Может быть, – уклончиво ответила Плешникова, выталкивая Зою на лестничную площадку.

– Тогда телефончик свой новый оставь.

– Это лишнее, – последовал ответ. – Я твой номер знаю. В случае чего сама позвоню.

Стоя перед закрытой дверью, Зоя Ринатовна никак не могла взять в толк, шутила Надежда или говорила чистую правду.

В итоге, придя к мысли, что Плешникова вешала ей лапшу на уши, Зоя Ринатовна окунулась в работу, забыв о той поездке. Но совсем недавно, включив вечером телевизор, Зоя обомлела. На экране она увидела Надю, которая, к слову сказать, выглядела на несколько порядков лучше чем раньше: ухоженная, с идеальным макияжем, прической, в дорогом костюме, Плешникова была воплощением стиля.

По всем законам подлости передача подошла к концу, Зоя Ринатовна только услышала последние слова ведущего: «У нас в гостях была Надежда Михайловна Плешникова, владелица частной ветеринарной клиники...»

– Название клиники я запомнила, – сообщила Зоя Ринатовна Катарине. – И через пару дней, узнав, по какому адресу она находится, отправилась на встречу с Надькой. Думала, она местечко у себя под крылышком даст. Ага, как же, дала. Кукиш с маслом я получила.

– Плешникова вам отказала?

– Да она даже разговаривать со мной не захотела. Меня к ней не пустили. Я талдычу, мол, мне по личному вопросу к Надюхе надо, а они мне: Надежда Михайловна не принимает без предварительной записи. Ладно, оставила им свои координаты, просила, чтобы Надьке их передали с просьбой со мной связаться. И что вы думаете, ни ответа, ни привета. Конечно, зачем я ей теперь сдалась, она у нас богатая мадам, а я так, рентген кискам и песикам делаю в подмосковной лечебнице, в которой ремонта уже лет сорок не было.

– Зоя Ринатовна, где находится клиника Плешниковой?

Врач продиктовала адрес и сообщила название.

– Говорю вам, сдерут с вас там втридорога. Я ж видела эту клинику – шик, блеск, красота, как говорила моя покойная бабка. А в таких клиниках не цены, а настоящее самоубийство. Ну, если вам деньги девать некуда и вы готовы отдать за стерилизацию кошки целое состояние, то тогда, конечно. Хозяин – барин.

Поблагодарив Зою Ринатовну, Катарина поспешила откланяться.

– Если надумаете к нам кису привезти, всегда пожалуйста, – крикнула на прощание Зоя. – Мы с честных людей не дерем три шкуры, у нас совесть есть, не то что у некоторых нахалок, которые дружбой старой не дорожат и задирают нос, когда в кармане деньга большая появляется.

ГЛАВА 11

Когда звонок повторился, Розалия дала Наталье отмашку.

– Открывай!

Натка щелкнула замком, растянула рот до ушей и слегка поклонилась. Короче говоря, она сделала все в точности, как и учила Станиславовна.

Антон Сидоров, высокий загорелый брюнет с резкими чертами лица, одарил Наташку ответным кивком. А стоящий рядом с ним мальчик в черном костюме, белоснежной рубашке и темно-бордовом галстуке, теряясь и чувствуя себя явно не в своей тарелке, едва слышно поздоровался.

– Мы Сидоровы, – возвестил Антон. – У нас была договоренность с Розалией Станиславовной.

– Да-да, конечно, я предупреждена, проходите, пожалуйста. А ты, должно быть, Игорек? – Натка улыбнулась серьезному мальчугану и, решив проявить самодеятельность, подмигнула без разрешения свекрови.

– Я Игорь Антонович, – хорошо поставленным голосом ответил Сидоров-младший.

Натка растерялась.

– Ну, сын, – нервно усмехнулся Антон, – я думаю, на время тебе можно отбросить отчество. Здесь ты просто Игорь, договорились?

– Хорошо. – Игорек деловито осмотрелся по сторонам, после чего обратился к Натке:

– А где маэстро?

– А у нас нет никаких маэстро, мы...

Дверь, ведущая в спальню Розалии, с шумом распахнулась, и взору окружающих предстала свекрища. Во всей своей гламурной красе.

Делая вид, что в упор не замечает прибывших гостей, она подошла к зеркалу.

– Ми-ми-ми... – лилось из ее уст. – Ля-си-до!.. До! До! Ре! Фа-си-ля... До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до! До-о-о-о...

Затем Розалия резко обернулась и, театрально удивившись, проворковала:

– Боже, у нас посетители?! Прошу прощения, я вас не заметила. Распевалась, знаете ли. Нам, людям искусства, необходимо распеваться, для связок полезно. – До-ре-ми! Фа-фа-ля! Ре-ми-соль!

– Добрый день, Розалия Станиславовна, – поздоровался Антон. – Надеюсь, мы не рано?

– Что вы, что вы, вовремя. Ах, какой прелестный ангелочек. Игорек, я сделаю из тебя Моцарта.

Игорь насупился.

– Но Моцарт...

– Не спорь со мной, котенок, я пятьдесят лет в искусстве, поэтому знаю, что говорю. Прошу вас, Антон, проходите в гостиную. Ой, простите меня, я забыла представить вам Нателлу Голдмайер, – свекрища кивком указала на Натку. – Юная пианистка, так сказать, взращенное мною дарование. Не побоюсь этого слова, деревенский самодурок, что в переводе с нашего профессионального языка означает деревенский самородок. Одна из моих лучших учениц.

Из кухни вышла Катка. Заметив невестку, Розалия возвестила:

– А это Катарина, на нее можно не обращать внимания, она не имеет к интеллектуально-культурной элите ни малейшего отношения.

Когда Антон с Розалией скрылись в гостиной, Ката предложила Игорьку выпить чай с пирожными.

– Благодарю вас, – ответил Сидоров. – От чая не откажусь, но сначала мне необходимо помыть руки. Не подскажете, где у вас ванная комната?

Стоило мальчику скрыться в ванной, как Натка зацокала языком:

– Скажите, пожалуйста, да он настоящий джентльмен.

– И мне делается страшно от одной мысли, что будет, когда его обучением займется Розалия.

Четверть часа спустя Антон Сидоров откланялся, оставив Копейкиным своего отпрыска. Свекрища моментально взяла Игорька в оборот.

– Котик, занятия начнем завтра. Сегодня ты утомился, к тому же я вижу, что у тебя напряжена кисть левой руки. Отдыхай!

– Розалия Станиславовна, а мне можно взглянуть на ваш рояль?

– О чем речь? Конечно, иди, посмотри, он в гостиной стоит.

Стоило Игорьку увидеть рояль, как в его глазах появился блеск.

– Это рояль? – спросил он лукавым голосом.

– Да, котик, он самый.

– Мне можно сыграть на нем?

– Только недолго.

Игорь исполнил собачий вальс и засмеялся.

– Розалия Станиславовна, вам срочно надо вызвать настройщика. Рояль расстроен.

– Ты ошибаешься, зайчонок, настройщик у нас уже был.

– Значит, вызовите хорошего настройщика. Неужели вы сами не слышите, что рояль расстроен?

– Я?! Кхм... Как тебе сказать... Э-э... Конечно же, слышу, но...

– Вы знаете «Вальс вчерашнего дня»? – перебил свекровь Игорь.

– Разумеется, – выпалила Станиславовна.

И вдруг Игорек повел себя довольно-таки странным образом. Заразительно расхохотавшись, он заявил:

– Мы отлично проведем время. У меня давно не было каникул без рояля. Розалия Станиславовна, вы ведь не пианистка, правда?

– Нет, нет, я пианистка. Я лауреат...

– А «Вальса вчерашнего дня»не существует, я его выдумал. И рояль у вас расстроен, и вообще я, в отличие от родителей, умею отличать простых людей от людей, занимающихся музыкой. Вы не музыкант. К тому же Маргарита Савельевна вас выдала.

– Марго? Как выдала?

Игорь сел в кресло и спокойно объяснил:

– Лена давно хотела поехать с папой в Италию, но у него практически нет свободного времени. Папа постоянно занят, а отдыхать в одиночку Лена не хочет. Со мной тоже не отдохнешь, я очень боюсь самолетов, поэтому, когда папа сказал, что у него есть три свободных недели, Лена сразу же заказала билеты и забронировала отель в Италии.

– Подожди, Игорек, я не совсем тебя поняла. Кто такая Лена?

– Папина жена.

– То есть она не твоя мама?

– Нет. Мама нас бросила, когда мне исполнилось пять месяцев. С Леной папа стал жить три года назад. Она добрая, хоть и молодая, мы с ней ладим.

– Ага. Так-так, продолжай.

– Как назло, заболела Анна Яковлевна, она со мной занималась, подготавливала к конкурсу. И папа захотел отменить поездку, чтобы найти мне подходящего учителя. А тут вы вдруг появились.

– А почему меня Марго выдала?

– А она пришла к Лене тем же вечером и сообщила, что вы не пианистка.

– Старая сволочь! – выкрикнула Розалия. – Прости, Игорек, вырвалось.

– Я слышал их разговор. А еще слышал, как Лена просила Маргариту Савельевну ничего не рассказывать отцу, чтобы они смогли благополучно улететь в Италию. Маргарита Савельевна согласилась сохранить все в тайне. Вот такая история.

– А ты почему молчал? – встряла в разговор Катка.

Игорек подавил тяжкий вздох.

– Надоело мне мучиться, – сказал он, заерзав в кресле. – Ненавижу рояль, ненавижу эти бесконечные уроки. Я сто раз говорил отцу, что терпеть не могу сидеть за роялем, а он настаивает, чтобы я продолжал играть. Хочет сделать из меня пианиста. Папа сам хотел стать пианистом, но у него не получилось, теперь он меня заставляет. А раз вы не пианистка, то я в течение трех недель отдохну от занятий.

– А как же конкурс? – спросила Наталья.

– А папа все равно купит мне первое место, он всегда так делает. Считает, что меня это подбадривает и усиливает тягу к занятиям.

– Игорь, ты меня извини, но врать нехорошо, – проговорила Катарина. – Лена ничего не сказала папе, у нее были свои корыстные интересы, но ты должен был признаться.

– Ката! – взревела Розалия. – Как ты смеешь кричать на нашего дорогого Игорька?!

– Я не кричу, я только хотела сказать, что врать, а тем более врать родителям недопустимо.

– Замолчи, тиранка! Мальчика истязали ужасными занятиями, он выдохся, у него нервное истощение, переутомление, шок, стресс и транс. Он обязан отдохнуть! Обязан! А ты читаешь ему нотации. Посмотри в эти небесно-голубые глаза ангела, посмотри и скажи, тебе хочется, чтобы ребенок был лишен детства? Неужели тебе не жалко парнишку?

– Да делайте, что хотите, – отмахнулась Катка. – Но если его отец узнает правду, у вас возникнут проблемы.

– Папа не узнает, – заверил Игорь. – Конечно, если вы сами не проговоритесь.

– Котик, я думаю, мы с тобой сработаемся, – закивала Розалия. – Скажи, а у вас дома часто бывают знаменитые люди?

– Я их вообще ни разу не видел.

– Ну как же так? Твой папа продюсер, он знаком со звездами шоу-бизнеса, с элитой нашего общества.

– Папа не мешает бизнес с личной жизнью. Все дела он решает в офисе, а дома он уже не продюсер, а простой человек.

– Хорошо, ты меня убедил, но ведь ты наверняка в курсе, над каким проектом работает твой отец в настоящий момент.

– Розалия Станиславовна, это уже слишком, – шикнула Катарина.

Метнув на Катку гневный взгляд, Розалия встала:

– Игорек, пойдем в мою комнату, здесь слишком много посторонних. Кстати, котик, а друзей папы ты знаешь? Имена, фамилии, номера телефонов?..

Катарина даже не успела открыть рта. Пропустив Игорька в комнату, свекрища с силой саданула дверью об дверной косяк.

За ужином выяснилось, что Игорек не мыслит жизни без рыбалки, но, увы, в силу обстоятельств у паренька не получается часто удить рыбу.

– Папа рыбачить не любит, Лена тем более, а я бы все отдал, чтобы мне разрешили на пару недель на Валдай съездить. Знаете, какой там клев!

– А ты уже был на Валдае? – спросила Ката.

– Конечно. Правда, недолго, всего на два дня удалось вырваться с Сергеем, остаться подольше папа не разрешил.

– А Сергей – это кто?

– Водитель. Он тоже рыбак, но почему-то скрывает это от папы. Мы с ним иногда ходим на речку, недалеко от поселка, но там клева практически нет.

Розалия мечтательно закатила глаза:

– Я была на рыбалке со своим четвертым мужем. Мы ночевали в палатке на берегу. Романтика! Сначала меня облепили комары, потом я нечаянно пересолила уху, а вот ночью... О!..

– Да, ночью самый лучший клев, – согласился Игорек.

– Ты прав, котик. – Розалия переглянулась с невесткой. – Клев в ту ночь тоже был хорош.

– Может, хватит? – шепотом спросила Ката.

– А что такого я сказала? Я люблю природу, люблю рыбалку.

Игорь встрепенулся:

– Слушайте, а давайте на днях рванем на рыбалку. Я позвоню Сергею, он за нами заедет, отец ни о чем не узнает.

Ката пожала плечами:

– Ни разу не рыбачила, для разнообразия можно попробовать.

– Значит, договорились, – просиял Игорек. – В субботу едем.

– Минуточку, – Розалия замотала головой. – Мы так не договаривались: рыбалка – это, конечно, хорошо, но я не готова к экстремальным выходным.

– Бросьте, вам понравится. Возьмем палатку, шашлыки сделаем, уху сварим.

– А комары?

– Побрызгаемся спреем. Розалия Станиславовна, вы же обещали отцу, что я буду чувствовать себя как дома.

– О рыбалке мы не договаривались.

– Но папа думает, вы пианистка, если он узнает правду, нам всем хана. Вы ведь не хотите, чтобы все открылось?

– Ты меня шантажируешь?

– Нет, просто приглашаю вас на рыбалку.

Розалия всхлипнула:

– Но мне нечего надеть, у меня все платья старые.

– На рыбалку в платьях не ездят, спортивный костюм у вас есть?

– Он остался в прошлой жизни. Я и рыбалка – вещи несовместимые, я даже рыбу глушить не умею. Если вы дадите мне динамит, я могу взорвать не того, кого надо.

– А со спиннингом управитесь? – шутливо спросил Игорь.

– Боже, куда ты меня втягиваешь? Если бы твой папа не был продюсером. Хорошо, я согласна.

– Ура! – Игорь сорвал с себя галстук и, чуть склонив голову, признался: – Ненавижу ходить в костюмах и галстуках, выгляжу в них, как пугало. Ленка заставляет так наряжаться, говорит, я должен иметь презентабельный вид. Можно я пойду переоденусь?

– Иди, котик, – выдохнула Розалия, откинувшись на спинку стула. – Только рыбалки для полного счастья мне не хватало.