Текст книги "Успех"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Само собой. Уж потонуть он точно не может, тем более в самом начале миссии... Вот если акула... – Бо Тоне вскочил, напуганный ужасной мыслью. Его может укусить акула? – Ну ладно, я пошел спасать. – На камни полетел пеньюар, шляпка, шарфик. В лунном свете вырисовался плечистый торс на коротких кривых ногах, увенчанный узкой головой с могучей, дыбом торчащей шевелюрой. Амарелло набычился, засвистел носом, делая дыхательные упражнения, перед тем, как нырнуть в океанскую пучину.

– Отставить! Я вижу его! – Шарль отчаянно замахал руками: – Мы здесь! Сюда, сюда, экселенц!

Послышались ритмичные всплески, фырканье, над волной явились крепкие плечи и блестящая смоляным глянцем голова. Затем пловец притормозил у берега и мечтательно произнес: – "Любовь – восхитительный цветок, но требуется отвага, что бы подойти к краю и сорвать его". Стендаль. "Каждый час, посвященный ненависти, – вечность, отнятая у любви". Не помню кто. Я повторял во время заплыва изречения классиков по интересующей теме. Том туда, том обратно. Кажется, немного задержался. Прошу прощения, время ещё скользит мимо меня.

Знакомый по путешествию в трансазиатском экспрессе смугляк – мокрый и нагой, запрыгал на песке, вытряхивая их ушей воду. Капли разлетались сверкающим дождем, успев прихватить драгоценный карат лунного света и поиграть им налету.

– Пора ужинать, экселенц. – Шарль поспешил набросить на плечи пловца большое мягкое полотенце, Бо Тоне ловко подставил шлепанцы, Ама Релло, вновь облачившись в дамское, заняла охранную позицию с тыла. Персоны, сопровождавшие припрыгивающего, беспечно фыркавшего гостя, осторожно двинулись к дому, ежесекундно оборачиваясь и опасливо оглядывая опустевший пляж.

Вскоре все сидели в большой гостиной вокруг овального стола, накрытого для обильного пиршества. Горели свечи в жирондолях, пылал камин, от огромного блюда с жаренным мясом распространялся обморочный для диетика запах. Светлые легкие шторы, скрывающие распахнутые в сторону океана широкие стеклянные двери, чуть колыхались от ветра, приносившего ароматы водорослей, кипариса и ночной фиалки. Загляни кто-нибудь ненароком сейчас в эту комнату, удивлению не было бы придела. Сама по себе комната, конечно, ничего особенного не представляла – среднестатистическая гостиная в хорошем калифорнийском доме со всеми полагающимися декоративными атрибутами мягкой мебелью светлых тонов, коврами, драпировками пышных штор, легкой гаммой ненавязчивых картин в стиле утренних импрессионистов, деталями интерьера, сводящимися более к предметам антикварной ценности, нежели изделиям из современных супермаркетов. Повсюду – мягкое свечение ламп под абрикосовыми абажурами, блеск зеркал и удачное присутствие букетов пестрых, без помпезности, удачно сочетающих бурьян с оранжерейными изысками. Да и стол в центре гостиной был накрыт вполне приемлемо для людей с хорошим пищеварением и дурным вкусом, поскольку соединять в поздней трапезе ассортимент блюд разных кухонь мира – лобстеров с гамбургерами, свиной шашлык с копченой осетриной и артишоки с вареной картошкой, может исключительно обладатель надежного желудка, крепкого кошелька и разнузданной фантазии. А вот уж лица, костюмы... Такие могут превидеться только во сне, да и то – после неудачного смешения крепких напитков. Но удивление, замешательство и даже страх могли бы охватить лишь тех, кто никогда прежде не встречал пирующих. И решили бы такие неискушенные в литературном отношении соглядатаи, что единственным из сотрапезников, не вызывающим опасений за состояние психики своим внешним видом, является приятный шатен, совершивший морское купание. Он облачился в светлый вечерний костюм, в котором мог бы появиться хоть в ресторане "Плаза", хоть на голливудской вечеринке без опасения попасть в список самых экстравагантных или наиболее дурно экипированных гостей. Правда, галстук отсутствовал и в распахе бледно-голубой сорочки виднелась смуглая грудь, а прилизанные и схваченные на затылке в хвост волосы, роняли на ткань пиджака капли морской воды. "Милашка, стоит познакомиться поближе" – решила бы глядя на него дама со вкусом и пониманием мужской индивидуальности.

А что можно сказать о джентльмене не первой молодости, оснащенном ухоженной бородкой и чеховским пенсне, который решил перещеголять Элтона Джона сногсшибательностью парчового костюма, щедро украшенного стразами, элементами ювелирного декора и даже, если приглядеться, перьями? Ладно, бывает. В любой компании найдется подобный эстет. Но плечистый коротышка с торчащими дыбом огненным клоунскими патлами, с кирпичным рубленым лицом в мундире наполеоновской гвардии – он то откуда? Какие соображения могут возникнуть у наблюдателя, обратившего внимание на оттопыривающий губу клык, скорее всего, искусственного происхождения и довольно основательное бельмо? Негативные, естественно. Это, извините, через чур – решил бы каждый. Стоит ли добавлять, что могучие пятерни рыжего обтягивали белые дамские гипюровые перчатки, а его колоссальные ступни покоились в кокетливых "домашниках", отороченных гагачьим пухом? – Не стоит. Кто будет обращать внимание на пустяки, если рядом с прикольным хмырем восседал, вальяжно обмахиваясь хвостом, колоссальный котище?! Да, именно – настоящий живой кот размером с десятилетнего дуралея-школьника, светло рыжего окраса, толстомордый, упитанный с удивленными желтыми глазами победителя межобластной математической олимпиады. И тут гипотетический наблюдатель, будь он не американец, а лучше – россиянин, опускает на рычаг телефонную трубку, поднятую для вызова полиции или машины неотложной психиатрической помощи, облегченно вздыхает и расплывается в широкой улыбке – он узнал старых друзей!

Вот какая исключительно важная компания спокойно трапезала в гостиной виллы "Приятная встреча", обмениваясь многозначительными взглядами и пустыми репликами, как доброе семейство очаровательного, но шкодливого ученика в ожидании объяснений последнего. Иногда наступало напряженное затишье и тогда кто-либо отпускал смущенную шутку.

– Почти как в нашем московском особнячке. "Где-то далеко, где-то далеко идут грибные дожди..." – Задушевно пропел гость, не удержав вздох. Хорошее было время. На Земле минуло лишь несколько лет, а как все переменилось! – Он с аппетитом пробовал все подряд, сменяя острое сладким, тайландское сибирским, сырое – выдержанным в маринаде или запеченным до хрустящей корочки.

– Здесь переменилось? – Пожал плечами Амарелло. – Ничуть.

– Во мне. Переменилось во мне, друзья мои. Признаться, я был удивлен, встретив вас здесь. На этот раз я прибыл один. Мне не нужны помощники. То есть, – Роланд обвел присутствующих извиняющимся взглядом, – не полагаются по сути задания. Я должен во всем разобраться сам.

– Разумеется, экселенц, сами! Уверяем вас, наша встреча – всего лишь случайное совпадение! – Живо отреагировал кот, сверкнув честными глазами. Мы не привязывались за вами, экселенц. Но не могли же настолько снахальничать, настолько пренебречь элементарными правилами приличия, что бы не пригласить вас к ужину, если уж по случаю, по счастливому стечению обстоятельств оказались здесь?

– Не пригласить вас на ужин – жуткий кошмар! – Горячо поддержал его Амарелло.

– Позвольте полюбопытствовать... – Шарль аккуратно утер бородку палевой льняной салфеткой, подобранной в тон майсенскому сервизу. – Ведь на сколько мы понимаем, вы лишены на время этого судьбоносного для Земли Визита некоторых своих привилегий. Э-э-э... я имею ввиду, экселенц... Скажите честно: вы способны, как прежде читать наши мысли?

– Увы, нет. Ни ваши, ни даже людские. Возможности в этом плане не больше, чем у чуткого интеллигента. – Роланд развел руками и не заметил облегченный вздох присутствующих.

– Отлично! Тогда поясню ситуацию. – Ляпнул кот и огляделся. Амарелло корчил многозначительные рожи, напоминая об осторожности. Шарль бурно закашлялся, пряча лицо в салфетку и роняя пенсне, Батон изобразил застенчивую откровенность: – Мы здесь находимся в качестве наказания за чрезмерные вольности поведения, отмеченные во время прошлого визита. Стыдно признаться, экселенц.

– Я знал, что вас на время лишили выезда и был удивлен, получив приглашение от Шарля. Я правильно использую прежние имена? Ведь в смысле внешности вы остались почти полностью верны себе. Или этот маскарад ради ностальгической вечеринки в мою честь?

– Традиция, экселенц. – Развел руками Шарль. – С любимыми не расставайтесь – так тут говорят. Нас здесь любят, мы любим их, вас... Шарль от волнения запутался и смахнул слезу... – Столько всего пережито вместе...

– Объясняю толково и по порядку. – Вклинился Амарелло. – Нас лишили выезда, экселенц, но мы здесь. Это не выезд, это – ссылка. Мы на трудном фронте, на передовой линии разведывательной войны. – Он смиренно вздохнул, глядя на стол. – Форма одежды – свободная. Шарль офигенно нарядный, Батон оттягивается в котовом прикиде, если время от времени по долгу службы не изображает голливудский фак-символ. А я... говорят, мне идет алое с золотом... – Амарелло смутился, отряхивая с мундира живописные мазки криветочного коктейля.

– Скромная трапеза организована, конечно же, по случаю вашего визита. – Шарль довольно оглядел щедрый стол. – Мы не знали, каковы ваши кулинарные предпочтения на сей раз и на всякий случай предложили широкий ассортимент. Сами же застольем не злоупотребляем. Наш девиз: диета, воздержание и неустанный труд. Никаких былых сумасбродств, никаких фантазий, экселенц. Тишайшие, незаметнейшие, смиреннейшие бойцы невидимого фронта.

– Угу. – Подозрительно глянул Роланд. – Впечатляющая команда. И в таком виде – без сумасбродств? – Естественно, приходится слегка прихорашиваться при исполнении задания. Разведывательные операции требуют конспирации. – Строго объяснил Шарль. – Вчера я выбрал удачный имидж для участия в банкете Всемирного братства. Батон ловко фиглярничал, изображая киноактера, особенно тут модного...

– Да я в самом деле жутко на него похож! – Кот, мгновенно преобразившись в симпатичного юнца, одетого по пляжному в черную майку и цветастые бермуды, отбросил со лба густые русые пряди и чмокнул себя в загорелое плечо: – Мм – ! Очаровашка!

– Тоже мне – Ди Каприо! Ты курнос, рыж, непозволительно толст. "Титаник" затонул бы без всякого айзберга, имея на борту такого увальня. И одет кое-как. – Фыркнул Шарль, неодобрительно сверкнув пенсне в сторону застиранной маечки, обтягивающей плотный торс "фак-символа".

– Зависть, экселенц. – Смиренно опустил рыжие ресницы Батон. – Супруги Беласко ни минуты не сомневались, распознав любимого актера под вымышленной фамилий. И справился я с ролью, скажу без ложной скромности, потрясающе. Вот только диву даюсь, как это прелестную Аму Релло не выкинули с позором из своего клуба приспешницы Лолики Ширински!

– Однако, вы активно взялись за дело. И такой диапазон вмешательства... Ведь речь идет, как я понял, о выполнении некоего задания? – Уточнил гость. Троица переглянулась. Возникла пауза.

– Ах, экселенц, трудно привыкнуть к тому, что вы задаете вопросы не с подковыркой, то есть, без иронии и умысла подшутить над нами, а обычно что бы получить на них ответ, которого вы не знаете. – Таращил недоуменные глаза Бо Тоне.

– Непостижимо! – Всплеснул руками то ли обрадованный, то ли обескураженный Шарль. – Вы в самом деле лишились возможности читать мысли, экселенц...

– Таково одно из условий моего Визита – максимальное приближение к психофизическому статусу обычного землянина. Что за скорбные лица? К чему эти ахи и вздохи? Я в восторге от своей заурядности! Откровенно говоря, чрезмерная умелость пресыщает. Достали меня эти привилегии! Все есть, все можешь – и при этом кругом виноват. Требования немыслимые. Работа на износ. Обыкновенный человек – это так трогательно! И звучит гордо. – Шатен поднялся, пружинистой походкой подошел к окну и распахнул шторы. Тут же Кот с рьяной поспешностью задул свечи и плечистый силуэт коротышки вырос перед гостем, заслоняя его от незримой опасности.

– Экселенц! Умоляю, отойдите от окна, здесь в моде ружья с лазерным прицелом. Вам нельзя рисковать! – Просипел Амарелло, тараща глаза и тесня неосмотрительного визитера в глубь гостиной.

– Вижу, вы неплохо осведомлены относительно местной ситуации и моей миссии. Впрочем, ничего удивительного, все почти как в прошлый раз при аналогичном задании. Минуло всего лишь пятьсот лет. Я прислан на тех же условиях. – Шатен расположился на диване у камина поближе к кофейному столику с бокалами и фруктами. – Раз уж мы собрались, то стоит поболтать. Ничего, если я погрызу фисташки? От перевозбуждения. Тянет к великому деянию, прямо руки чешутся, а заняться нечем. Увы, ни нашего всевидящего зеркала, ни девиза о ненависти и мщении, ни даже моего любимого кальяна у нас здесь нет.

– Хрен с ней, с ненавистью, но кальян, экселенц... Почему вы отказались от маленького удовольствия? – Бо Тоне, спешно обросший шерстью и соответствующими деталями котовости, услужливо вытянулся столбиком у кресла на задних лапах. Преображенный Роланд, а это, конечно же, был он, озадаченно посмотрел на кота и рассмеялся: – Отставить церемонии! Сейчас вы не слуги, а я не хозяин. Не руководитель операции и даже не учитель. Один из вас.

– Это немыслимо, экселенц! – Горячо заверил кот, прижимая лапы к пушистой груди.

– Да бросьте вы деликатничать, присаживайтесь, друзья! Право, глупость какая-то... Так хочется поболтать в тесном кругу. – Роланд кивнул на диван.

– Не можем. – Произнес стройный хор.

– Старайтесь. Я же вот прост и демократичен. – Он засунул в рот крупную сливу и промычал: – Приказываю составить мне непринужденную компанию. Первым присел на диван кот, за ним, с бокалами переместились остальные.

– Так я о кальяне. Хорошая была вещь, нужная в общении. Помню, как лично спас его из пламени. – Вернулся к прерванным воспоминаниям Батон. – И кому он, спрашивается, мешал?

– Излишество. – Роланд выплюнул сливовую косточку в камин и взялся за румяное яблоко. Все с изумлением наблюдали, как смачно вгрызлись в мякоть его молодые зубы, пренебрегая помощью фруктового ножечка. – Будь проще и народ к тебе потянется. Таков мой девиз. Ну, конечно, здоровый образ жизни, витамины и непритязательная заурядность во всем – вы же видели мои чемоданы. Как вам, кстати, моя внешность?

– Вполне. Женщинам такие нравятся. Надежный, здоровый, симпатичный, немного смурной. И в общих чертах соответствует привычному для нас облику. – Одобрил Шарль, несколько засмущавшись броскости собственного туалета.

– А шарм? – Роланд подставил лицо свету каминного пламени. Багряный контур очертил строгий профиль индейца, на скулах заиграли упрямые желваки, а в очерке мягких губ обозначилась неожиданная нежность. – Меня убеждали, что выделили море шарма и даже накинули в придачу некую изюминку. Образоделы нашего департамента, имиджмейкеры то есть, здорово попотели, выводя из совокупности человеческих черт нынешнего исторического периода наиболее подходящий для проведения миссии типаж. Я согласился на все предложения, лишь уперся, когда увидел русые кудри и голубые глаза. Ну не могу я с голубыми, если даже они вызывают наибольшее доверие.

– Светловолосый смугляк с голубыми глазами... М-м... – Вот это была бы завлекалочка! Дамы ходили бы за вами косяком! – Всплеснул руками Батон. Кто отсоветовал?

– При чем тут смугляк? Если бы! Все надо было брать в комплекте. Они хотели упаковать меня в нежную, плохо загорающую кожу северянина. Да к тому же предложили усы, бородку, мягкие ляжки музыкального вундеркинда. Мол, типаж мачо сильно скомпромитирован киношниками и трансвеститами. Тонко чувствующая дама на него не клюнет. А вот от ляжек впадет в экстаз!.. Увы, конфликта избежать не удалось.

– Представляем, экселенц, как не легко вам пришлось в подборе внешнего фактора. – Сочувственно кивнул Шарль, освободившийся под предлогом жары от своего вызывающего пиджака и даже расстегнувший длинноухий ворот атласной сорочки. Амарелло предложил ему дамский веер из страусовых перьев, каким пользуются опереточные примадонны при исполнении коронных арий, но Шарль с брезгливостью отклонил вещь. Роланд, не обратив внимание на суету, продолжил рассказ:

– Они пошли на компромисс, но заявили, что снимают с себя ответственность за результат при таком оформлении харизмы. А я потребовал в качестве компенсации двойной шарм. И вроде получилось! Уже опробовано! Огрызок яблока полетел в камин.

– Ба! Два дня на Земле и... все уже определилось!? – Изумился Шарль.

– Ну, не все. Однако кое-что вырисовалось с полной определенностью не поверите, друзья... – Роланд сделал интригующую паузу и объявил: – Мне страшно нравятся женщины!

Компания изобразила восторг и понимание, скрывая замешательство: привыкнуть к юному облику и совершенно непосредственному тону своего всемудрейшего, ироничнейшего патрона было не просто.

– Извольте, я объясню. – Прихлебывая вино, помолодевший, неузнаваемо изменившийся экселенц, взялся за кисть лилового винограда. Хорошо информированная относительно случившихся с ним перемен троица не могла скрыть удивления, тараща глаза на раскованного паренька, не обремененного комплексами всеведения и навязчивого кодекса чертовского джентльменства.

– Я выбрал место для своего приземления методом тыка. Вот этим пальцем – прямо в глобус. Приятно, знаете ли положиться на волю случая, а не ждать, когда Фортуна положиться на тебя, навалиться то есть всей своей тяжестью и застонет: "Возьми меня, властвуй! Направляй, направляй..." Фу, хоть на время избавился от руководящей роли себя в распределении счастливого случая. – Роланд ловко сплюнул виноградные косточки в камин, распустил длинные влажные волосы, растрепал их, запустив в шевелюру пятерни. – Пусть сохнут. – И утер нос быстрым движением тыльной стороны ладони – юный шалопай, переполненный бурлением жизненных сил.

– Ой, экселенц, шарм есть! – Обрадовано захлопал в ладоши кот.

– Ткнул я в глобус и попал прямо в Трансазиатский экспресс! Являюсь ба, он уже ждет отправления на вокзале в Бангкоке! Ладно, думаю, попутешествую. Присмотрюсь, расслаблюсь, почитаю прессу, осознаю себя как личность, как полноценную физическую особь...Успел приобрести лишний билетик в первый класс и занять купе, как все люди. Лежу, сплю, ем – кайф! Никакого там ясновидения, ни малейшего представления о тернистых путях земного прогресса, ноль эмоций относительно собственной судьбоносной роли в истории и главное – полное отсутствие мужского опыта. То есть – круглый чудила. Будто родился в горах и тридцать лет провел в глухом монастыре в пылище сумрачной библиотеки, среди засушенных наставников, летучих мышей, холодных камней, растрескавшихся от ледяного северного ветра, изучая исключительно отвлеченные от житейских нужд предметы и созерцая с башни микроскопическую фигуру пастушки. Этакой сорокалетней кувалды на сто кг... В общем – пребываю в умственной прострации и совершенном окоченении телес. И вдруг – полный облом! Батюшки ты мои! За окном буйствуют тропики, солнце воспламеняет кровь, в ресторане сожрать хочется буквально все – от "а" до "я", а в брюках... извините, у нас ведь мужской разговор, – Роланд покосился на атласные тапочки Амарелло, отороченные розовым пухом.

– Маскировка это, экселенц. – Смутился клыкастый, сбрасывая тапки и ставя на ковер крупные жилистые ступни с корявыми пальцами. – Устал от шпилек, а совсем отменить маскировку нельзя. Вдруг дамы нагрянут... ну, из этого самого орального общества... Я ж, вроде, по легенде разведчика, перешился.

– Не понял. – Отмахнулся Роланд, возвращаясь к своему рассказу. – В общем, мужики, попадается мне классная краля... Представьте – в природе сплошное томление, над холмами разлился закат, ветер задирает её юбки вплоть до... она была в трусиках, джентльмены. Коктейль, ароматы, то да се... В меня будто черт вселился... я верно выражаюсь? – Абсолютно по-людски. – Нервно дернув щекой, одобрил Шарль.

– Мы провели ночь вместе. Это что-то, скажу я вам, друзья... Полный атас. – Словно пустяшное "Пепси", Роланд прихлебнул из бокала вино сказочной ценности.

– Любовь?! – Ахнуло разом три голоса.

– Роскошнейшая похоть! Чистейшей воды физиология без примеси того что движет солнце и светила. Изрек, кажется, Данте. Ну, тот самый, что писал про ад и рай. Так вот, об этом деле... – Роланд покачал головой, поверьте, игра стоит свеч. М-да, скажу я вам – у человечества есть, чем занять свободное от совершенствования общественной и природной среды время. Я подарил ей "черное солнце". Имени её не знаю и даже лица не помню – ночь же была, господа! Чистое удовольствие и никаких последствий.

– Ошибаетесь, экселенц. Последствия есть. Вашу даму разыскивают по подозрению в убийстве одного из пассажиров. Видите ли, в экспрессе произошло жуткое событие, – Шарль порылся в газетах и представил снимок. На окровавленных простынях запрокинулось искаженное ужасом лицо индуса-молодожена.

– Ах, что мне за дело? – Роланд с досадой поморщился.

– Так ведь ищут и вас! Вот уж не подумал бы, что в данной ответственной ситуации вы возьмете столь бурный старт. – С отеческой укоризной проскрипел Шарль.

– Разминка, пристрелка. Нормально все! – Роланд вскочил, роняя газеты. – И не надо смотреть так, словно меня уже уводят в наручниках за убийство или растление! Перед вами, конечно, человекоподобный экземпляр, но не до такой же степени! Меня наделили душевной чуткостью и высокой организацией той материи, которую называют здесь душой. Я тонко чувствую прекрасное, обожаю поэзию, я нежен и добр, в конце концов! Мое самое любимое слово милосердие. И никакого криминала!

– Это так опасно, экселенц! – Испуганно округлил глаза Батон.

– Они вас подставили... – Гневно прорычал Амарелло.

– С такими качествами нечего делать на Земле! – Скорбно вздохнул Шарль.

– Но без них я не сумею влюбиться. "Любовь – это доброта, это внутренний свет, озаряющий тебя и дарящий неиссякаемое тепло..." Так сказал какой-то вдумчивый очевидец данного явления. Видите – свет, тепло, доброта... Разве они могут возникнуть в криминогенном сознании?

– Экселенц, поймите главное: вы должны быть крайне осторожны. Взмолились трое.

– Оставьте, друзья, это смешно. У меня столь много преимуществ перед коренным населением, что я испытываю неловкость. Поверьте, мне стыдно прикидываться таким, как они, это не честно и я дал себе обещание ограничить сверхвозможности. – Вдохновенно сверкнул глазами Роланд, став похожим на все портреты утопистов, будь то Томас Моор, Рылеев или Павка Корчагин.

– Экселенц, у вас впереди кошмарные две недели, зачем начинать с отказа от законных преимуществ? – Плаксиво заканючил Батон.

– Давайте обсудим спокойно. – Роланд закинул ноги на кофейный столик. – Что я имею? – Возможность прямой телепортации, то есть беспрепятственного и мгновенного перемещения в пространстве. Мало того – с получением полного пакета документов, необходимых для легального проживания в данном географическом месте. Шарль позвал меня и я стартовал прямо из купе Экспресса в холл этой виллы. И как сие назвать?

– Рациональное использование стратегических возможностей. – Пожал эполетными плечами Амарелло.

– Нет! Шалость, ребячество, выпендреж. И вот, что я решил: – Роланд достал из кармана паспорт: – Эти документы останутся со мной до конца пребывания. Что конечно, усложнит задачу перемещения. А к чему мне перемена мест? Я что – президент, наемный убийца, журналист, звезда в гастрольном туре? Решил железно: от излишних перемещений отказываюсь!

– Останетесь здесь, экселенц!? – Не поверила своим ушам троица.

– Не обязательно прямо тут, но буду разъезжать, как обыкновенный гражданин. – Роланд открыл паспорт: – Гражданин Объединенной Европы Корон Анима. Прошу обращаться ко мне соответственно. Только так: КОРОН АНИМА. Ударение на первых гласных. И без всяких иерархических предрассудков. Уяснили? Я вижу некоторое непонимание на ваших лицах. В чем проблема? Ксива в порядке, имя сносное, страсть к перемене мест умеренная. Буду летать самолетами, ездить в автомобилях, на поездах, пользоваться собственными ногами на худой конец.

– Ужасно, экселенц! – Поник Батон.

– Натуральное мальчишество! – заявил обнаглевший Амарелло.

– При таком ограничении сроков и расширении диапазона поиска тратить время на длительные переезды совершенно неосмотрительно. – С придельной деликатностью аргументировал Шарль. – Чем вас не устраивает телепортация? Удобно, дешево, гигиенично. И совершенно никому здесь не мешает. Вы больше навредите аборигенам, если начнете оттаптывать им ноги в трамваях и занимать инвалидные места в транспорте.

– Согласен с аргументами опытного земноведа. Сформулируем это условие так: я отказываюсь от преимуществ мгновенного перемещения в тех случаях, когда речь идет о соревновательности с людьми. Допустим, мне придется принять участие в рыцарском турнире, или как-то угодить даме. То есть, вступить в равную борьбу с соперником за её чувства. И в то время, как человек, преисполненный героических намерений, будет пересекать пространство на автомобиле или скакуне, я чудом явлюсь первым, что бы перехватить приз? Стыдно, друзья и совершенно не честно. – Разгорячившись, Роланд метался по комнате.

– Сомневаюсь почему-то, что вам придется участвовать в рыцарских турнирах. – Робко заметил Шарль. – И в героических намерениях гипотетических соперников – не уверен.

– Но мое решение справедливо! К тому же временно. Можно подумать, что речь идет о пожизненном заключении в условиях земных ограничений! Отстреляюсь – и снова в дамках.

– Речь идет о задании архиважном. Можно ли так рисковать? Как самый старший из вас, я настаиваю на благоразумии. Легкомыслие равносильно самоубийству! – Весомо изрек Шарль, в тайне возмущенный тем, что экселенца прислали на Землю столь безоружным – слишком зелен, слишком наивен, начинен устаревшими кодексами чести, обременительными нравственными догмами.

– Успокойтесь. Отказ от некоторых преимуществ – всего лишь робкое заигрывание с людьми. Главное ведь остается неизменно – я бессмертен, друзья мои... – Горько усмехнулся гражданин Корон Анима, той самой знакомой Роландовской усмешкой. – Стыдно, конечно, играть на равных с такой картой в рукаве... Но я – уязвим! Меня можно ранить и это будет очень больно... Посмотрите, я попробовал кольнуть себя тут, – он задрал брючину, обнажая колено. – Ничего! А была дырища... Впечатление вообще отвратительное: кровь, адская боль, аж в глазах темнеет. Потом все затянулось и через час вовсе исчезло. Чего же мне бояться, скажите?

– Вот этих самых отвратных явлений – слабости, боли.. – Поморщился Амарелло. – Они повергают в смятение, отнимают у бойца силу и волю к победе.

– Но прежде всего стоит остерегаться врачей, полиции, наблюдательных граждан! – Возмутился Шарль. – Что они подумают, когда на их глазах изувеченный воспрянет, растолкав хирургов?

– Подумают, что это один из бессмертных героев популярного сериала "Горец". – Решил кот. – Нормальные дела.

– Ты помешался на кино. А тут – жизнь. Военная ситуация. – Отмахнулся Амарелло гипюровой дланью.

– Оставьте споры. Я постараюсь избегать врачей. И почему за какие-то пятнадцать суток меня должны непременно стрелять, резать, сбрасывать с вертолетов, госпитализировать, оперировать, арестовывать?

– Потому что здесь так принято. – Сверкнул клыком Амарелло. – Это повседневная ре-аль-ность.

– Да что вы о ней такого особенного знаете, а? Ну-ка, раскалывайтесь, жизневеды. – Прежде всего, экселенц, мы знаем, что у вас есть ВРАГИ. – Едва слышно произнес Шарль.

– Они не дремлют и будут очень сильно стараться помешать вашей миссии. А вы даже не сможете предвосхитить удар, потому что никого сейчас не видите насквозь. Вы лишены всевидения, всезнания, несколько... хм... по молодости лет наивны. И ко всему прочему – физически уязвимы. Простите, если был груб, вы сами толкнули меня на откровенность.

– Вот новость – "враги"! С ними всегда были проблемы. Но ведь борьба идет почти на равных. Эти господа давно научились прятать свои мысли от инородного проникновения. Как и мы ухитряемся оставаться непроницаемыми для них. А те из наших противников, кто работает среди землян, бояться и пуль и огня. – Роланд сбросил пиджак, изобразил перед зеркалом стойку культуриста и довольно улыбнулся. – Посмотрим, кто останется в дураках.

– Вы даже не подозреваете как далеко зашла технология подлости! Они не погнушаются использовать самые грязные методы. Постараются подловить вас в самый пикантный момент. – Запугивал кот, скорчив плаксивую мину многопритерпевшего страдальца. – Непостижима мерзость порока...

– Но, к счастью, ограничена информированность. Моим противникам вряд ли известно, что я имею некий особый благотворительный фонд в честь юбилейной даты. По случаю начала третьего тысячелетия мне выдали три Визы, друзья! – Сюрпризно сияя доложил Роланд.

– Только три?! – Ужаснулся хор.

– Три права на чудо! Да это же потрясающе, парни! Трижды я могу прибегнуть к использованию нечеловеческих возможностей, осуществить все, что захочу. Ну... кроме, глобальных вмешательств в судьбы человечества и основного задания, естественно. Я не в силах, к примеру, изменить мир, остановить войны или природные катастрофы. Не могу заставить полюбить себя и влюбиться сам. Это должно случиться самым естественным путем. Хотя он-то мне кажется совершенно невероятным... Любить кого-то – это значит отречься от себя, обрести способность умереть за другого с радостью, принять муки, позор... Полнейший бред, противоречащий основному закону выживания – инстинкту самосохранения! И ведь они идут на это с восторгом! Не понимаю... Вот где чудо, друзья мои, вот где притягательнейшая из тайн!

– Вам удалось разгадать ее! Вспомните Мастера и Маргариту! – подскочил Батон, сжимая розовые ладони. – Тогда вы говорили нам о настоящей, верной и вечной любви с большим пониманием дела. И они – физик и та девушка любили друг друга именно так!

– Припоминаю... Симпатичная, весьма симпатичная особа... Пожалуй даже, невероятно красивая! – Удивился Корон. – Но тогда я чувствовал это как-то иначе... Совсем не так. Абстрактно – с отрывом от личной заинтересованности. Без, так сказать, эротического момента. М-да, интересная была крошка!

– Но вам уже не раз приходилось любить по-людски, экселенц. Осторожно напомнил Шарль. – И вы справлялись с этим делом отменнейшим образом! Сколько шедевров осталось на Земле благодаря вашему вдохновению.

– Пол тысячелетия назад... Согласитесь, даже для такого уникального явления, как любовь, срок великоват. И кроме того – чувственная память стирается начисто к началу новой миссии – таков закон. "И память покрыта такими большими снегами..." – С неожиданной грустью продекламировал Корон.