355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Микель Маривонн » Королева Алиенора, неверная жена » Текст книги (страница 7)
Королева Алиенора, неверная жена
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 15:46

Текст книги "Королева Алиенора, неверная жена"


Автор книги: Микель Маривонн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 13
Триумф Алиеноры – рождение Ричарда

Алиенора решительно шла по коридорам замка, будучи уверенной в своем триумфе: родился третий сын – с гривой рыжих волос, как у отца, с сердитым взглядом, более крупный, чем все остальные ее дети. Своим криком он оглашал своды замка. Родители решили назвать мальчика Ричардом – так звали многих его нормандских предков. Он родился в Оксфордском замке, который в свое время без усилий взял Вильгельм Завоеватель и который во времена датского нашествия в 1075 году был местом убийств и невыносимых пыток. Старый донжон уцелел после всех нашествий, и Генрих решил на месте руин восстановить первый замок, церковь Святого Георгия и крепостную стену. Он распорядился обустроить для Алиеноры и себя просторную комнату наверху донжона, откуда открывался вид на окрестности, извилины Темзы и большой мост.

Алиеноре надо было всего лишь спуститься со своего ложа роженицы и сделать несколько шагов, чтобы увидеть знаменитые броды, по которым перегоняли быков, давшие имя Оксфорд этому городку. Впрочем, там же видны были и животные, готовые к вспашке целины и пахоте. На горизонте казались крошечными точками деревни – Сендфорд, Иффли. Некоторые поднимались по склонам холма Чилтерн [72]72
  По первым упоминаниям – Оксенфорд. См.: Cecil Headlam.Tht Story of Oxford, Ш. Herbert Raihon, Londres, Dent & Sons, 1911, p. 23, № 1; относительно замка см.: Derek Renn,Plantagenêt castle-building in England in the second half of the twelfth century, в «Les fortifications dans les domaines Plantagenêt, XII–XIV siècle, Труды международного коллоквиума в Пуатье, 1—13 ноября 1994 г., Университет Пуатье, Национальный центр научных исследований, Центр научных исследований средневековой цивилизации 2000 г. (коллоквиум «Средневековая цивилизация», 10).


[Закрыть]
, другие были разбросаны по берегам Темзы – Порт Медоу, Годстоу, Вудсток.

Генрих намеревался построить колледж, прилегающий к замку и церкви Святого Георгия, и Алиенора одобрила этот проект. Наконец-то она чувствовала себя настоящей королевой Англии. Она родила трех сыновей, и рана от смерти старшего сына постепенно и медленно зарубцовывалась.

Ее первые годы жизни в Англии не оставили приятных воспоминаний. В стране еще чувствовались лишения, принесенные войной между Стефаном де Блуа и Матильдой, а вездесущность Томаса Беккета, его постоянное присутствие рядом с Генрихом оскорбляли ее. Алиенора и вправду чувствовала себя покинутой Генрихом. Однако она понимала, что компетентный, проницательный и преданный канцлер необходим, чтобы помогать королю. Но она забыла об этом в своем стремлении к власти и завоеванию туманного Альбиона. Наступило время заставить баронов уважать себя, тех баронов, которые осудили ее брак с молодым Плантагенетом. Однако первая молодость уже позади, и, несмотря на ее прекрасное приданое, в отношениях супругов появилось некоторое отчуждение. Прошлое замужней женщины, обвиненной в супружеской неверности, продолжало ее преследовать. К счастью, она рожала мальчиков, и это ее радовало.

Подобно своему деду Гийому IX Аквитанскому, Алиенора любила свободу и любовь и, просыпаясь в объятиях Генриха, радостно смеялась от избытка переполнявшего ее счастья после ночи любви. Бродя по коридорам замка, она предавалась воспоминаниям о недавнем прошлом и их последних любовных играх. Когда она снова увидела Генриха после его внезапного отъезда из Бордо, сразу после Рождества, Алиенора была одержима одной мыслью: вернуть спокойствие мужу, вновь дать ему почувствовать удовольствие, которое они пережили вместе, которое придавало еще больше пыла их страсти.

Да, она любила Генриха, ее восхищал в нем воин, мужчина, способный царствовать над своими подданными и над ней, ей нравилась его способнось управлять своими чувствами. Она с завистью заговорила о восхитительном шатре, который Генрих собирался подарить Барбароссе, этому германцу, который ей не нравился.

– Под сводами шатра я снова вижу мужчину, которого я люблю и который держит меня рядом с собой.

Плантагенет знал, что она влюблена и способна быть агрессивной, если он не ответит на ее любовь. И он понял, что лучше примириться с Алиенорой, впрочем, несмотря на то что ему достаточно быстро надоедали женщины, в жене Генрих ценил королевские манеры. Ему нравились ее улыбка, голос, когда она была нежна, ее бурная страсть за пологом алькова. Нравилась ее плодовитость, которая ему льстила, потому что соответствовала его личным амбициям: иметь наследников мужского пола. Когда они встретились в промерзшей от зимы Нормандии и согревали друг друга у огня большого огромного камина, продолжив затем объятия в большой удобной кровати, он рассказывал ей о жестоких ледяных ночах, когда его воины должны были осаждать крепость. Но она сменила тему и отдалась ему, веря в будущее, которое, казалось, ей улыбалось.

Прежде чем по весне раскрылись первые почки на деревьях, Алиенора почувствовала признаки новой беременности. Ее охватила неведомая сила, которая с каждым днем укрепляла ее в убеждении, что она носит мальчика. Это придавало уверенности и бодрости. Королева думала о матери Александра Великого, ожидавшей рождения сына и считавшей, что ее оплодотворило божество, а не царь Филипп, – настолько необыкновенной была жизненная сила будущего завоевателя мира. После рождения Матильды Алиенора желала другого мальчика и чувствовала, что ее желание осуществится. Она надеялась иметь еще сыновей, чувствуя себя сильной, всегда готовой разделить ложе и судьбу своего избранника, в которого была влюблена больше, чем отдавала себе в этом отчет. Однако Генрих опасался ее настроений, но, когда они встретились после долгой разлуки, претензии разлетелись прочь, как листья с дерева.

Если случалось так, что в момент родов он находился рядом, Алиеноре были нипочем любые страдания, настолько она была счастлива от восхищенных взглядов супруга, когда показывала ему только что родившегося сына. Между ней и Ричардом, третьим сыном, с самого рождения установилась необъяснимая связь, и ребенок ревел во все горло, когда его разлучали с матерью. Алиеноре источали комплименты по этому поводу. После смерти юного Гийома Алиеноре приходилось преодолевать себя, чтобы заняться Матильдой. А теперь маленький Ричард приносил радость всем в замке. Однако Генрих воспринимал такую связь между матерью и ребенком как препятствие. Несмотря на гордость, что снова стал отцом мальчика, он испытывал некоторую ревность к этому существу, которое занимало слишком много места в сердце королевы.

– Вы его любите больше других, Алиенора. Надо вам скорей сделать еще одного.

– Супруг мой, у нас получилось прекрасное потомство: Генрих станет наследником английской короны, Ричард – Аквитании, вот о чем следует объявить кузенам Туарам, которые оспаривают законность моей герцогской короны. Мои сыновья существуют, – она закусила удила.

– Что за прекрасные распоряжения, которые надо будет выполнить, – ответил Генрих. – Уж не думаете ли вы, что я забыл манеры Туаров? Они поставляли войска и продовольствие моему брату Жоффруа, который хотел осадить замок Шинон.

– Эти Туары [73]73
  Jean Philippe Collet.Le combat politique des Plantagenêt en Aquitaine: l’exemple des vicomptes des Thoires (1158–1199), в «Noblesse de l’espace Plantagenêt (1154–1224), Edition des Actes de la Table ronde de Poitiers (3 mai 2000). Директор работы, профессор истории Средних веков в университете Пуатье и директор Cahier de civilisation medievale, Martin Aurell. Пуатье, Центр высших исследований средневнековой цивилизации 2001 г., с. 147.


[Закрыть]
всегда готовы разорвать нас в клочья, – подхватывает Алиенора. – Жоффруа IV издал хартии, чтобы подтвердить аббатству Фонтевро все, чем оно уже владеет по его воле. Он свел к минимуму нашу роль и наше действие перед лицом духовенства.

– Безусловно, но у нас есть свои ходы в Фонтевро, – сказал Генрих. – У меня имеется проект нового замка для Туаров, как только я призову к порядку этого Жоффруа, который оспаривает ваше наследство. Мы используем знаменитый каменистый отрог, заставляющий дрожать всю Аквитанию. Мастера, которые уже работают в Шпионе, будут осуществлять и этот проект. Бриен де Мартинье, надежный человек, преданный мне, займется замком от моего имени.

– Предоставите ли вы мне привилегию сопровождать вас в Туар, чтобы дать насладиться этой будущей победой? Туары доказали, что они наши враги.

– Я все знаю, Алиенора, но понимаю также, какой интерес представляет собой эта цитадель на границе Анжу и Пуату. Послушайте меня хорошенько, моя дорогая, как только вы оправитесь от родов, после ассамблеи в Нортгемптоне мы покинем Оксфорд. Я поделюсь со всеми баронами своими проектами против валлийцев. Мне также надо разобраться с Малькольмом Шотландским по поводу пресловутых границ графства Хантингдон и Нортумберленд. Он молодой, но упорный. Затем, к следующей Пасхе я намерен устроить нашу коронацию во второй раз в Вустере. И потом, надеюсь, покорю этих невыносимых валлийцев.

Алиенора запомнила обещание о коронации в Вустере и улыбнулась.

– Вы будете мне необходимы в Англии, чтобы представлять меня, – шепнул он. – Я вам передам некоторые полномочия, потому что мне необходимо вернуться в Нормандию, чтобы уладить брак нашего маленького Генриха с дочерью Людовика.

Ей было все равно, главное, она добилась от Генриха, чтобы он отправился на войну против тех, кто поклялся отнять Аквитанию. Алиенора знала, что затем он попытается отобрать Тулузу у графа Раймонда V, который и слышать ничего не хочет о ее законных претензиях на наследство бабки Филиппы.

– Поскорее приходите в себя, моя дорогая, вы мне необходимы для множества дел, и надеюсь, что вскоре мы опять будем вместе, потому что день ото дня вы становитесь все прекраснее.

Он знал, что среди огромного числа обещаний далеко не все будут выполнены. Генриху милее всего обещание – утвердить династию Плантагенетов в своей империи. Место Алиеноры не в Туаре, чтобы принимать участие в осаде, которую Плантагенет решил провернуть скорее из хитрости, чем от сознания своей силы. Однако, учитывая хорошее состояние королевы, он обещал себе вскоре сделать супруге еще одного ребенка, который удалит жену от слишком требовательного маленького Ричарда. А потом будут и другие дети… Испытывая огромную радость оттого, что все ее желания выполняются, Алиенора не замечает ловушки.

Всего через несколько месяцев после рождения Ричарда Генрих вновь собирается покинуть ее, чтобы отправиться в Онфлер, но становится все более внимательным. Он оставляет жену на английском берегу и во время плохой – как всегда, когда Плантагенет пересекал Ла-Манш, – погоды грузится на корабли вместе с войсками.

Очень скоро королева почувствовала признаки новой беременности, которую переносила тяжелее, чем предыдущие. Иногда на Алиенору наваливалась страшная усталость, но она старалась держаться. Королева отправляется в Туар, чтобы вместе с супругом срывать плоды победы. Радость, которую она испытывает при мысли, что баронам, которые – стоя на коленях – приветствовали их проезд по Вустеру, придется наконец признать ее королевой Англии во время второй коронации, помогала ей переносить все трудности.

Глава 14
Триумф Генриха

Генрих стоял на носу корабля, молчаливый, неподвижный и задумчивый. Его прекрасное судно, длинное, широкое, прочно устроенное, держится на волне.

На легкой зыби оно грациозно перекатывается с левого на правый борт. Скрипят блоки, команда в работе, а Плантагенет размышляет. Он видит, как позади в утренней дымке постепенно исчезают меловые скалы Англии. Даже в самом их вертикальном положении ему казалось, что этот остров, столь долго негостеприимный к его семье, может снова оказаться недружественным по отношению к нему.

Гордые, отважные и часто успешно воюющие валлийцы взяли за привычку выходить за свои границы с бардами и арфистами. Их трудно сдержать. Генрих, у которого голова была занята только одним – завладеть землями валлийцев, утверждал, что они только и ищут чем поживиться и лгут, когда заявляют, что сокровища спрятаны под древними камнями или в пещерах воинами короля Артура. Однако Генрих Плантагенет на всякий случай покорил двух из их вождей, и не каких-нибудь, а Оуэна и Риса, опасных воинов, вынудив их принести ему вассальную присягу. Равнодушный к красоте волн, при выходе из порта превращающихся в крупную зыбь, он мучительно размышляет. Иногда на Генриха, стоящего на носу судна, падали лучи, словно утреннее приветствие солнца, которое было радо принять его в открытом море; оно смеялось над его настроением, играя золотыми лучами в рыжих волосах короля.

Не одна Алиенора в эти последние месяцы убедилась в том, что он изменился. Глубокие морщины залегли на лице Генриха: одна из них пересекала лоб сверху вниз – признак того, до какой степени ум был подвержен сомнениям и тягостным размышлениям. Однако рядом с ним Томас – спокойный, сдержанный, у него на все находится ответ, и он в восторге, что наконец-то остался с Генрихом наедине. Канцлер знает, что вопрос, с которым он должен подступиться к королю, сложен – это вопрос о кончине 27 июля 1158 года младшего брата Генриха Жоффруа Плантагенета, недавний траур, вызвавший тайную радость некоторых бретонцев, которые желали бы, чтобы Конан, их герцог, получил обратно графство Нантское. Некоторые из этих бретонцев находились на корабле, но они не разговаривали, потому что были до смерти напуганы и вздрагивали при одной мысли о том, что Плантагенет сочтет их предателями и по малейшему доносу заставит выбросить за борт.

Жоффруа был избран графом Нанта, но внезапно, в возрасте двадцати четырех лет, умер. Томас уважает молчание, которое, по-видимому, Генриху не хочется нарушать. Он знает, до какой степени этот король может быть жестким, даже бесчеловечным, когда на кон поставлены вопросы власти. Но также знает, что в глубине души король чувствителен, хотя и скрывает это качество. Жоффруа, несмотря на соперничество и превратности судьбы, которые сделали братьев противниками, оставался его вторым «я». Его уход оставил после себя пустоту. Однако Томас прекрасно понимает, что на большой шахматной доске норманно-бретонского завоевания это исчезновение было нежданным подарком для Генриха. Никто из его советников не позволил себе ни малейшего вопроса об их конфликте по поводу наследства. Нельзя сказать, что Генрих чувствовал вину перед Жоффруа. Не раз он убеждался, что его брат вел себя предательски по отношению к нему, но не мог отрицать, что он, Генрих, освободился при помощи Папы от клятвы, данной отцу на смертном одре. Он должен был уступить графство Анжу своему брату, но отказался это сделать.

Томас наблюдает за Генрихом, у которого все более напряженный вид от обуревающих его дум. На этот случай канцлер уже готовит доводы о том, что будущее многообещающе, и при этом приводит сведения о балансе, редко отрицательном, на службе короне. Генрих ему за это благодарен. Образцовое ведение свитков [74]74
  На этих свитках записывались счета, расходы и доходы королевства, а также реестры, отчеты за финансовый год (они представляли сшитые между собой и свернутые в свиток листы пергамента, сшиты). Это самые древние документы в Англии и хранятся они как сокровища.


[Закрыть]
, в которые записываются скрупулезно счета государства, – не заслуга ли это Томаса, после запутанного клубка долгов, наделанных Стефаном де Блуа? Сундуки, в которых хранятся эти свитки, находятся в трюмах корабля, охраняемые часовыми и собаками. Нет, Томасу не в чем себя упрекнуть. Генрих сожалеет о потере флота в открытом море у острова Англси при завоевании страны валлийцев.

– Ваш дед, Генрих Боклерк, видел, как потонули все, или почти все, его потомки во время кораблекрушения «Белого корабля», за исключением дочери, вашей матери, которой на этом корабле не было. Все это в прошлом, – спокойно продолжает Томас. – Вы получите во Франции вознаграждение за умиротворение Англии, и замки упадут вам в руки, как пешки на шахматной доске.

– Ты в самом деле так думаешь? – спросил Генрих, в надежде, что он ему предсказывает победу на континенте, в результате которой будут объединены все территории, подчиняющиеся новой власти. – Мне еще понадобятся деньги, чтобы убедить этого нелепого Капетинга не только уступить мне Вексен и свою дочь, но и признать меня как сенешаля королевства вместо Тибо де Блуа. Я встану во главе объединенной армии во имя королевства Франции, перед носом этого зазнайки из Блуа!

– Вы с этим прекрасно справитесь. Ваши доходы увеличились и даже превзошли двадцать две тысячи ливров, это поможет вам забыть потопление королевского флота у Англси и даст вам возможность содержать ваших солдат.

– Я к тебе хорошо отношусь, Томас. Ты – украшение английского двора, человек, имеющий сотню шуб, тысячи лошадей и соколов… Твоя поездка в Париж по поводу брака моего сына с маленькой Маргаритой меня разорила. Ты – транжира, но ничего не жаль, когда дело касается нашего престижа. Без тебя Капетинг не отдал бы нам свою дочь. Мне пришлось бы на него нажать с помощью оружия.

– Мир вам будет более полезен и обойдется дешевле, когда вы приедете в Авранш, – возразил Томас. – Вы там будете внушать уважение, и могущество королевской армии заставит вас бояться. С помощью мира вы получите то, что было бы слишком разорительно, если добиваться военным путем.

– Как ты уверен в себе, Томас, – сказал Генрих. – Как тебе удается заранее предвидеть события, хорошо проводить сделки?

– Я никогда не уверен в себе, но всегда уверен в вас.

– Вот настоящий комплимент. Мой брат Жоффруа был товарищем моих детских игр, и тогда мы были с ним близки, но жизнь развела нас в разные стороны. Ты лучше, чем кто бы то ни было, знаешь, чего мне стоил граф Анжуйский. Я должен был выплатить ему баснословную сумму. Прибавь к этому, что в момент, когда Алиенора пыталась встретиться со мной, он чуть-чуть не увел ее у меня из-под носа, чтобы жениться на ней насильно. Разве это достойно брата? Как он узнал о намерениях Алиеноры?

– Вам надо будет убедить Конана IV, признанного графом Ричмонда, уступить нам Нант.

– А затем намереваюсь усмирить Бретань, я хочу все герцогство. Конан будет сохранять спокойствие, имея две тысячи стерлингов и две тысячи анжуйских ливров дохода, которые он получил за графство Ричмонд, иначе я не дам дорого за его шкуру! Без меня Конан уже гнил бы в застенке замка Рауля де Фужера или Эдона де Пороэ, чьи хозяева оспаривают у него герцогскую корону.

– Вы же собираетесь произвести на Конана впечатление развертыванием ваших войск в Авранше, и он станет кротким, как ягненок. Вы добьетесь его покорности, Генрих.

– Самый неуступчивый из них – Эдон де Пороэ. Этот засылал к нам в Аквитанию шпионов еще до Рождества. Надо было его убить!

– Отделите сначала тех, кто не соглашается, от тех, кто с трудом примет, что король Франции, став обязанным вам, больше не отвечает их требованиям.

– Этот французский королек только и мечтает о паломничествах. Привезите его в Мон-Сен-Мишель в присутствии Робера дю Нёйбурга, чтобы он убедился, что малышка в хороших руках. Мы вместе поедем молиться в аббатство. Самое главное, не забудь передать достойные пожертвования во все аббатства Нормандии – он очень набожный. Подумаем прямо сейчас, Томас, о том, чтобы подготовить роскошный визит для короля и королевы Констанции, потому что эта кастилийка захочет сопровождать свою дочь как можно дальше. Надо также считаться со стремлениями женщин к власти. Милостью небесной, я добился своего от Алиеноры с помощью чисто мужских доводов. Благодарю небо за то, что она осталась вне всего этого. Она вполне способна провалить столь важный замысел своими требованиями к Капетингу, которого презирает. А заставляет действовать этого коронованного осла только страх нашествия со стороны Барбароссы с востока или с моей стороны – с запада. Он нам даровал мир.

– Знаете ли вы, что короля Людовика во всем королевстве называют Rex Pacificus? А не называют ли вас в Англии также Генрих Rex pacificator?

Осенний ветер на заре этого ноябрьского дня 1158 года мел ступени аббатства Мон-сен-Мишель, поднимая за собой песок. Король Людовик VII был неподвижен, словно статуя, и удрученно смотрел на враждебное море. Он не спал всю ночь. Его жизнь была сплошной чередой неудач и капитуляций. Людовик злился на себя за то, что не был достаточно боеспособным в поединке с этим Плантагенетом и теперь должен заплатить слишком большую цену за мир, который, как утверждал Генрих, он принес королю. Он горько упрекал себя, что согласовал с ним границы Бретани и Нормандии, в то время как Рауль де Фужер и его союзники Пороэ лишь только ждали от него сигнала, чтобы спасти свои герцогства.

– Вы передаете нашу дочь этому дьяволу во плоти, Плантагенету, – упрекает его Констанция, – и в то же время жалеете, что у вас нет сына. Лишь один Бог знает, что бы он задумал сделать с этим ребенком, если бы тот родился, – добавила она. – Будем надеяться, что Бог в своей доброте избавит нас от худшего. За королем Генрихом следует страх и ужас. Знаете, что говорят о брабантцах, его наемниках? Что они снимают кожу с живых людей!

– Вы полагаете, Констанция, что я этого не знаю? – мрачно отвечает Людовик. – Война – это бич. Я больше не хочу навязывать ее несчастным невинным людям. Если Конан, который вернул себе город Нант после смерти Жоффруа, вновь отдает его Генриху вместе со своим графством Me, то делает это только для того, чтобы избавить простых людей и своих солдат от опасности попасть в руки жестоких наемников. Для видимости король Англии осуждает все бесчинства брабантцев, но стоит отвернуться, как он потакает им. Плантагенет наказывает нескольких мучителей, чтобы завоевать доверие и соблюсти приличия, но никого этим обмануть нельзя.

– Меня тоже нельзя обмануть лицемерными церемониями, которыми Генрих окружает нас с самого Парижа. В Эвре граф Симон де Монфор, ваш вассал, очень напугал меня. Ему кажется, что он улыбается, а получается жуткая гримаса. Все эти люди очень жестоки, а вы не такой, как они, Людовик. Отдайте им Вексен, и заберем нашу дочь.

Маленькая кастилийка, покорная с виду, внезапно распрямляется во весь рост, готовая услышать самое худшее. Людовик настолько потрясен, что не мешает ей считать, будто он одобряет то, что она сказала, прекрасно зная, что Плантагенет в конце концов отнимет у них ребенка.

– Дорогая Констанция, Генрих заставил Либо, моего вассала, отдать ему в знак уважения замки Амбуаз и Фретеваль на анжуйской границе. Он ничего не предоставляет случаю. А что касается Тьерри Фландрского, то когда в прошлом году тот отправился в Иерусалим, то доверил своего сына Филиппа не мне, своему сюзерену, а Генриху Победителю.

– Ну хорошо, давайте вернемся в Кастилию, там мы будем под защитой.

– Добрая и нежная супруга моя, как бы мне хотелось защитить вас, нашу дочь и себя самого. Я всего лишь довольно плохой король и никуда не годный защитник тех, кого люблю. Однако не следует полагать, что за англичанином останется последнее слово. Если гарантии будущего нашей дочери не будут отражены в брачном контракте, вы поедете в Шампань к моей дочери Марии, где будете в полной безопасности. А если будет необходимо, возвратитесь в Кастилию. Я назначу залог, чтобы вернуть Маргариту. Пусть Бог отнимет у меня жизнь, которую дал. Дайте мне подумать обо всем сегодня ночью. Мне необходимо увидеть канцлера Беккета.

Томас совсем не спал, думая о своем паломничестве в Мон-Сен-Мишель, ставшем символом мира, который достигнут с таким трудом. Генрих приехал поздно ночью с маленькой Маргаритой. Родители хотят забрать девочку, Томас догадался об этом. Генрих же, перед тем как заснуть мертвым сном, успел сказать Томасу, что поменял с графом Ротру дю Перш, зятем Тибо, владение Беллем на городки Бонмулен и Муленла-Марш на нормандской границе. Томас спустился по ступеням аббатства, направляясь навстречу Людовику, который, словно призрак, появляется в холодном воздухе. Напротив них, в бледно-розовом небе, возникая из ночного тумана, вздымается большая стрела аббатства. Быть может, она тоже подтверждает единство и серьезность бытия в тот момент, когда остров отделяется от земли, как душа от тела, чтобы достичь иного мира… Томас приближается к Людовику и, не говоря ни слова, начинает молиться рядом с ним.

– Сир, – шепчет Томас, – я даю слово христианина, что вам не придется жалеть о том, что вы доверили нам вашу дочь и подписались под этим миром, о котором мечтают наши королевства.

Людовик, качая головой, протягивает руки Томасу, своему брату во Христе. Они обнимаются в этот торжественный и строгий час. В этот момент вырисовывается силуэт женщины с маленькой спящей девочкой на руках. Заря золотит их нимбы из пара.

– Дочь моя, – шепчет Людовик, направляясь к ней.

Ребенок просыпается, вырывается из рук кормилицы и бросается в объятия отца.

На лице Томаса появляется одна из его редких улыбок; аббатство же, столь дорогое сердцу Матильды и Генриха, благословляет эту трогательную сцену.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю