Текст книги "Так навсегда!"

Автор книги: Mike Lebedev

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Школа

И пошел я в школу…

Наверное, это будет самая неоригинальная глава во всем тексте, ибо уверен, что все прошло ровно так же, как и у подавляющего большинства его читателей. Было прохладно и пасмурно. Взволнованные, мы стояли в обнимку с гладиолусами и астрами, директор Григорий Палыч произносил в «эхающий» микрофон что-то торжественное, ободряющее и напутственное, а потом прозвенел звонок, нас разобрали раскрашенные, завитые старшеклассницы и небритые, пахнущие табаком и тройным одеколоном старшеклассники и под невидимые миру слезы родителей увели внутрь… Из неординарных событий отмечу лишь тот факт, что уже второго сентября я умудрился в школу опоздать. Слишком долго настраивался, попутно прикидывая, кого из своих новообретенных одноклассников следует зачислить в нашу будущую футбольную команду… этот толстый… тот сопливый какой-то… те вон вроде ничего, но они «шоссейные», хорошо друг друга знают и сразу сели особняком… ладно, разберемся. Разбирался в итоге до двадцати минут девятого, после чего, в ужасе подхватив «ранец, а на нем сияет глянец», полетел в Страну знаний, благо всего лишь наискосок через дорогу, и под укоризненным взглядом дежурившей у входа завучихи мышкой проскочил внутрь. С полученного страху более в ближайшие лет пять я себе таких финтов не позволял.

Кстати, «с ранцем» как таковым я отходил недели две. Потом старшие товарищи приняли нас в интересную игру под названием «дерни первоклашку сзади за ранец вниз», как раз ручка торчит рядом у него за ушами, очень удобно. Если первоклашка хиленький, то коленки его очень забавно подогнутся, а сам он завалится на спину. А если он при этом, что вполне вероятно, еще и запутается ногами в мешке со сменкой – то и вообще будет умора! Я всем рекомендую эту интересную игру… Сам я, правда, хиленьким не оказался, а отец вечером кое-как приладил оторванные лямки на место. Но спустя неделю нас снова позвали поиграть – и далее уже всю начальную школу я посещал с аккуратным таким, красного цвета портфельчиком.

В общем, светлый лик Школы поблек в моих глазах довольно быстро (тоже, полагаю, на откровение не тянет). И «учительница первая моя» оказалась совсем не похожей на тот чарующий образ, который навязчиво подсовывали нам популярная литература и разучиваемые в саду песенки… Не было у нее ни ног в сто десять сантиметров, ни бюста третьего номера, ни, на худой конец, золотисто-русой косы до пояса. Зато были тяжелый характер, какой-то ужасный, сидящий на голове наподобие валенка парик и внук Сашенька, которого она тут же усадила на первую парту и к которому апеллировала по всякому вопросу, дабы дать Сашеньке проявить себя во всей красе. Нет, в целом, конечно, она была тетка ничего, тут просто весь вопрос в соотнесении концепций, вымышленной и реальной. В «Б»-классе вон вообще была, за волосы их таскала… С другой стороны, откровенно и между нами говоря – с этими «бэшками» по-другому и нельзя было… просто мы тогда на «продлёнке» заодно с ними под раздачу попали… а так – это всё они виноваты. Сами.

Но то на уроке, тут Полина Алексеевна за нами хотя бы присмотрит. А на перемене? В туалет сходить, благо он, хвала Провидению, в нашем углу, не надо пробираться сквозь бушующий страстями коридор… но и то лишь пока не начнется борьба за дисциплину и вся курящая публика не спустится из туалета третьего этажа на наш второй. И будет смотреть на тебя уничтожающим взглядом, мол, что пришел, зачем… до дома не мог потерпеть? Не видишь – тут люди делом заняты, а ты своей малой нуждой им мешаешь…

И – дежурные. Когда еще старшим товарищам выпадет такой шанс на законных основаниях разъяснить нам тонкую разницу между понятиями «пендаль» и «поджопник». Да еще на личном примере. Бегал, не бегал – тут я решаю! Я сказал – значит, бегал… «Пацаны, шухер! “Дежурки” идут!!!» И мы в ужасе замираем, как в игре «колдунчики», хотя помогает далеко не всегда.

Но хуже всего – пение. «Пеша». «Музыкальный час» я ненавижу еще с садовских времен. Петь я не люблю, не умею и не хочу – а надо. Наставник, Петр Михайлович, как и положено работнику Искусства и служителю Муз, – мужчина экстравагантный. На шее он носит бант, и еще он мультиинструменталист. Это потом уже, в старших классах, он окончательно рассортирует нас на солирующих агнцев и подпевающих козлищ и выработает специальный язык жестов. Безголосые «козлища» сидят поближе, на первых двух рядах, и показанные им четыре пальца – это сигнал заткнуться. Запевает только четвертый ряд. А, ну пусть себе надрываются… но это потом. А пока он выбивает тебе пальцем по одной клавише, и надо тянуть – «Аааа»… тьфу ты, чёрт… «ааааа»… пся крев, опять не так… «Аааандрей-воробей»… Садись, это два. Ничего не поделаешь, так предусмотрено принципами гармонического развития молодежи, которых Петр Михайлович прогрессивно придерживается: каждому должен быть предоставлен шанс. А еще перед вокальной экзекуцией мы должны выстроиться по стеночке у кабинета Музыки, зажав в ручонках дневнички. Для чего? Ну, «пеша» находится в самом узком месте школы, в переходе между корпусами – наверное, для того чтобы всяк без исключения более опытный коллега, движущийся мимо по своим делам, мог выхватить твой дневничок и непринужденно настучать нам по бошкам – раз-два-три-четыре! Ан-дрей-во-ро-бей!

Но вот вроде все опасности позади: и четыре урока, и «пеша», и завтрак на большой перемене, с сосиской, которая иной раз надкушена кем-то еще более оголодавшим и для маскировки засунута до половины в картофельное пюре, – тут уж как повезет. Теперь вперед, навстречу заключительному испытанию – поиску куртки и мешка со сменкой. Перевесят – не перевесят… и не вздумается ли кому-то использовать твой мешок для любимого тобою же футбола? Я до сих помню тот отчетливый, холодный ужас, когда однажды я облазил и весь наш детский угол, и даже, замирая от страха, обошел все вешалки «больших», и не по одному разу, и вроде вот она уже, моя куртка с олимпийским медведем (нет, ну а с кем же в тот год?), вроде нашлась, и я тяну руки… И вдруг куртка бесследно исчезает где-то в средоточии прочих одежек. И я уже готов разрыдаться от бессилия, потому что не вижу: это отец, взволнованный моим долгим отсутствием, прибежал в школу и теперь тащит ее с другой стороны…

И – скорей на выход! Упражнение «одевание и переобувание» должно быть выполнено не только правильно, но и в строго отведенные временные рамки. Со звонком на пятый урок на вахту у входной двери заступает суровый и неподкупный страж – нянька первого этажа Евдокия Васильевна. Евдокия Васильевна глуха, слепа и плохо соображает, но стоит насмерть. Она знает твердо: ни один потенциальный прогульщик или курильщик не должен покинуть святые стены. Раз начался урок – будь любезен, и всяк пытающийся просочиться сквозь дверь теперь рассматривается, очевидно, как злобный нарушитель спортивного и учебно-воспитательного режима. Маленький, не маленький – говорю же, слепая. И глухая. А выпроситься наружу до двенадцати двадцати, скажем, в поликлинику – задача, в элементарных функциях просто нерешаемая.

А потом – наоборот: вернуться обратно, когда уже «продленка». Потому что нельзя тащить снег, который Евдокии свет Васильевне за нами подтирать. А у меня как назло – белая шерстяная шапка, и ей мерещится ненавистный снег на моей голове, и я захожу снова и снова, и она снова и снова орет «Отряхни снег!», а уже, в общем, и в туалет хочется не на шутку… Но, с другой стороны, нет худа без добра, и на продленку с того случая я больше не приду ни разу…

Ну, достаточно. Ничего оригинального. Все одинаковое настолько, что я даже не помню ни одной выдающейся игры «Спартака» в сезоне «первого класса»… Как-то не до того было, что ли…

Кроме одной, само собой.

Дублер

Кроме одной… Весна восемьдесят первого года – поздняя. На День Победы еще толком нет листвы, хотя уже наконец-то тепло. И это хорошо. Вернее, плохо, потому что мы с родителями едем гулять в лес. Я ехать не хочу, по программе днем – финал Кубка, и играет «Спартак». Но вроде должны успеть вернуться, и я надеюсь, что прошлогоднее фиаско с «Шахтером» будет «закрыто». Тем более что соперничек не ахти, СКА из Ростова-на-Дону, это не самый сильный коллектив в высшей лиге. Но мы – не успеваем. Электричка как всегда опаздывает. Хорошо хоть на соседней лавке едет мужик с радиоприемником и слушает репортаж. Слышно плохо, приемник то и дело не ловит. Но можно разобрать, что мы атакуем. Атакуем, но пока не забили. Еще я сквозь треск помех разбираю, что был назначен пенальти, реализовать который нам не удалось. Но в целом прогноз благоприятный: раз пенальти, хоть и незабитый, то это наше преимущество. Дожмем, обязательно дожмем – ничьей быть не может! И вот наша станция, я выскакиваю и мчусь домой бегом, с ходу включаю телевизор – не успел… На экране уже – обычная картинка завершившегося матча, оператор берет общий план трибун, комментатор благодарит режиссера Раису Панину (или Яна Садекова, что, как хорошо известно всем любителям спорта, на самом деле одно и тоже), но ладно, это не страшно, главное в данном случае – положительный результат, который я… и тут возникает заставка: «0:1. СКА Р-н-Д – обладатель Кубка СССР-81». И все во мне ухает куда-то вниз, и я силюсь и не могу понять, как это произошло… и за окном вдруг снова становится холодно… Май. «Черемухины холода». Вот тебе и опять – «кубковая команда»…

Вот в таком минорном ключе я встретил новую надвигающуюся на меня напасть, имя которой – «лагерь».

Нет, конечно, про лагерь я знал всегда. И что я в него однажды поеду. Художественная литература и кинокартины продюсировали красочный образ счастливого, беззаботного отдыха пионеров: прогулки, игры, купание в реке, сбор грибов и ягод, футбол, конечно… Собственно, я так это и видел: футбольное поле с почему-то высоченной травой, и мы носимся по нему с утра до вечера, с утра и до вечера… Но чем ближе становилось лето, тем сильнее накатывала тревога. А как оно там – на самом-то деле? Без папки-то с мамкой? Почти полтора месяца? Кто, скажем, будет заворачивать меня в полотенце после ванной? Да и как мы будем туда ходить? Маловероятно, что в лагере будут стоять ванны сразу на всех… по очереди залезать, что ли? Пока хватало школьных забот и треволнений, размышлять об этом было особенно некогда – но вот школа подходит к концу, и разнообразные вопросы стальною лапой все сильнее берут за горло.

Покидаемые папка с мамкой, надо заметить, внесли свою изрядную лепту, непрерывно распевая песню со словами «Отдохнешь, наберешься сил, подружишься с ребятами, с вожатыми, будете играть, ходить на линейки, свежий воздух, запишешься в кружок какой захочешь…». В конце концов я и впрямь в это поверил. Ну, почти поверил…

И вот этот торжественный день настал. Был снят с антресолей крокодиловой кожи чемодан, на него наклеена бумажка с моей фамилией, и на вещи нашиты бирки с ней же, и на серванте гордо выставлена чем-то вкусным пахнущая путевка, собран в сумку «гостинчик» в дорогу из расчета, что ехать нам как минимум трое суток, и мне в который раз напоминают о необходимости регулярно чистить зубы и насухо вытирать после мытья ноги… И вот мы уже собираемся во Дворце спорта, строимся под табличкой «Тринадцатый отряд», в воздух взлетает последнее «прости-прощай», мы грузимся в автобус, крепко прижимая к груди «гостинчики», рассаживаемся, чувствительные мамаши смахивают слезы, автобус трогается, и я торжественно вскидываю руки. Так, как это делают футболисты после забитого гола!

Тридцать лет прошло, и все это время мать пеняет мне данным эпизодом. Мол, все дети расстроились, многие даже расплакались, прижимаясь носом к стеклу и размазывая по нему тушь и сопли, – один ты обрадовался, что из родительского гнезда вылетаешь… что мы тебе плохого сделали, сынок?! И все тридцать лет я оправдываюсь, раньше устно, а теперь, наконец-то, и через свободную демократическую прессу и средство массовой информации.

Да не обрадовался я!!! Просто я послушный. Был. Сама же рассказывала, как первый день меня в сад отвели и как я в тихий час лег и уснул. Воспитательница все поражалась потом, мол, уникальный случай в многовековой педагогической практике… обычно же доходит до истерик, отрывания подолов и покушений на собственную и чужую жизни… а тут раз – и под одеяло… Ну мне ведь сказали: «Тихий час, надо спать», – я же не буду спорить, хотя если и хотелось уснуть, то лучше бы сразу вечным сном… Так и здесь. Сказано: «Будет радостно!» – вот я и изобразил радость. Так, как ее всегда показывали кумиры. Вот и все! А так, конечно, на душе скребло и рвалось на части…

Зато с соседом по коленкоровому сиденью, кажется, повезло. Во-первых, он рослый, как и я. А то был эпизод на весенних каникулах, когда бабушка отвела меня в кино на утренний сеанс, и я, коротая время в фойе перед началом, подошел к одному маленькому мальчику, познакомился с ним, а затем с важным видом поинтересовался, как он закончил третью четверть, много ли пятерок, если не брать, конечно, в расчет «пение»… А мальчик посмотрел на меня и робко так ответил: «А я еще в школу не хожу…» То есть вышел натуральный конфуз, и я, роняя лицо, задружился с никчемным малолеткой… Во-вторых, этот Андрюша Кружков – и в самом деле крутой парень! Например, он спросил, отобрала ли у меня медсестра «Байкал» из «гостинчика», и, когда я подтвердил, что да, таки отобрала, Андрюша с гордостью заявил, что у него хотели отобрать, но он не отдал! Правда, на просьбу поделиться счастливо сохраненным напитком Андрюша отреагировал как-то вяло. Потом мы с ним поиграли в «камень-ножницы-бумага», и Андрюша выиграл, потому что каким-то образом сумел убедить меня, что в решающем раунде при счете 9:9 «камень» может оказаться сильнее «бумаги». А потом на остановке, когда девочки ушли налево, а мы направо, он предложил еще более интересную игру, смысл которой состоял в… впрочем, ладно.

По возвращении в автобус сфера интересов Андрюши была расширена. Спасенного от расправы «Байкала» мы так и не увидели (по слухам, конфискованное питье медсестра, вступив в преступный и коварный сговор, отдавала вожатым, а те уже тайком от нас выпивали его сами – это тоже поведал мне мой новый друг). Зато у мальчика, сидевшего наискосок от нас, октябренок Кружков отобрал «Буратино», поделив его, правда, по совести: половину выпил сам, а оставшееся вылил мальчику обратно на голову. А чтобы мальчику было чем вытереться, Андрюша вытащил бант из кудрей какой-то очень кстати оказавшейся рядом девочки. А еще одному мальчику Андрюша двинул по уху просто так, минуя, так сказать, прелюдию и предварительные ласки, – в общем, совершил массу хотя и не вполне одобряемых общественной моралью, но весьма пацанских поступков. А когда наш вожатый Витя сделал ему замечание, Андрюша четко доложил, что дедушка его – генерал МВД и что в случае чего – за дальнейшую карьеру Вити в Органах он, Андрюша, не ручается. Поскольку вожатых в наш лагерь с гордым именем «Дзержинец» традиционно набирали из курсантов высшей школы милиции, над посулом питомца Виктор, наморщив лоб, призадумался…

Тут мы наконец-то приехали. В Лагерь. Асфальтовые дорожки с наглядной агитацией по бокам и длинные корпуса вогнали в смертную тоску. В столовой пахло хлоркой и казенной едой, тут же заставив вспомнить самые тягостные минуты детского сада – память «по запахам» вообще самая эмоциональная. «Палаты» с застеленными к нашему приезду кроватями смотрелись более чем сумрачно. Футбольного поля я что-то на горизонте не приметил. Составив чемоданы на веранде, мы направились на обед, а потом по команде выстроились в шеренгу по двое. После чего Зло, как это редко, но все же случается в нашем лучшем из миров, было наказано. Появилась старшая воспитательница и сообщила вожатым следующее:

– Тринадцатый отряд? У нас получился перебор по детям… В двух палатах на двадцать восемь кроватей, ну хорошо, по две еще можно поставить. А ребят тридцать три… Одного надо куда-то как-то пристроить… перевести в другой отряд. Виктор, что вы скажете?

Тут, надо заметить, Виктору много времени на анализ сложившейся ситуации не потребовалось, и он, ласково, можно даже сказать «елейно», улыбнувшись, произнес:

– Слышь, ты, генеральский внучок… иди-ка сюда! – и, уже повернувшись к воспитательнице, добавил: – Вот. Андрей Кружков. Искренне рекомендую!

Воспитательница пошуршала бумагами и просияла:

– Кружков? А, ну так очень хорошо! Он же на год старше, оказывается… а в десятом отряде как раз есть свободные места. Андрюша, выходи из строя – где твой чемодан?

Кружков понуро вышел. Но история не закончилась.

– Да, десятый отряд… – продолжила старшая воспиталка. – Правда, там 71-й год рождения (мы – 73-й. – Прим. авт.), он там самый младший будет… Ребята, никто не хочет составить Андрею компанию в новом отряде?

Тут я не знаю, что на меня нашло. В конце концов, вопрос был поставлен в не самой жесткой формулировке – не «надо позарез, это приказ», а всего лишь «никто не хочет?». Возможно, сказались накачка и некоторый избыток патриотического воспитания на уровне «Сам погибай, а товарища выручай» и «Русские на войне своих не бросают», а также ложно понятое чувство локтя… не я же, в конце концов, заставлял его поливаться «Буратиной»… Но как бы то ни было – нашло, и я совершил, возможно, один из немногих мужественных и ярких поступков в своей жизни. Аналогичные примеры подобрать довольно сложно… еще раз я сам, лично, вызвался исполнить Петру Михайловичу песню, слова которой все вдруг позабыли, а я помнил. Исполнил сам, один, без ансамбля. Ну и еще женился, конечно, это да. Вот, пожалуй, и все, что приходит на ум… В общем, я культурно поднял руку и тихо сказал:

– Я…

– Ну вот и хорошо! Фамилия твоя как, чтобы я пометила?

И мы поплелись в десятый отряд. Вид встретивших нас десятилетних лосей, уже, ко всему прочему, самых настоящих пионеров, поразил меня в самое бешено заколотившееся сердце. Я понял, что совершил самую непоправимую ошибку в своей, которая, очевидно, так и останется короткой, жизни…

Судьба. Случай. Я часто говорю об этом и еще не раз скажу. Наверное, так было надо. Да, именно так. Зато я сразу узнал о лагерной жизни гораздо больше, чем узнал бы среди себе подобных за все лето.

Я вполне, как ни странно, прижился в новом отряде. Закрепился на позиции своеобразного «сына полка», и пионер Алексей Кузнецов взял надо мной персональное шефство и патронаж. Особенно когда организовал игру в рыцарский замок и его штурм, а я оказался способен за два тихих часа производить до десятка пластилиновых рыцарей в полной экипировке, а если легковооруженных воинов или лучников – то и до полувзвода. Это мое единственное дарование в сфере Искусства, а настоящее Искусство, как известно… в общем, люди сохранят все, что им нужно.

Судьба же Андрея Кружкова сложилась не столь счастливо. Можно даже сказать, что и совсем не счастливо. Авторитарные методы, с успехом примененные им среди сверстников, в новых исторических условиях оказались бесполезными и даже обернулись против него самого. Кажется, все началось с того, что он попытался навязать Алексею Кузнецову свои правила игры в «камень-ножницы-бумага»… В печальном итоге Андрея Кружкова среди смены из-под кровати забрал дедушка. Под покровом темноты, так что мы толком и не разглядели, настоящий он генерал или выдуманный.

Этот пример среди прочего показывает, как тяжело иной раз дается переход из дублеров во «взрослый» футбол и как звезды юношества растворяются подчас среди «мужиков». И наоборот, загораются новые, ранее незаметные.

Но это лирика. И это было – потом. А пока – было самое первое утро в лагере. И я проснулся раньше и лежал в своей кровати у окна, ожидая сигнала вожатого на подъем, – горн, как мне разъяснил Алексей Кузнецов, дается только после Открытия. И вороны, просто чудовищно орущие вороны за окном! И откуда их вдруг столько взялось…

Мечта

Если говорить начистоту, то во всем был виноват Фиолетов, который… а, стоп. Или уже была глава с таким названием? Да, точно – была… Впрочем, оно и неудивительно. На то оно и детство, чтобы была Мечта. Даже много мечт. Это со временем они заменяются на цели, задачи и прочие эрзацы, суррогаты и «ароматизаторы, идентичные натуральному» той или иной степени реальности и достижимости – а сами мечты куда-то исчезают… Но хорошо. Назовем по-другому. Хотя смысл на самом деле останется прежним.