Текст книги "Подземный человек"

Автор книги: Мик Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Странно: заглянув в себя на границе Дебрей, не обнаружил почти ни следа страха. Может, чуточку тревоги, но не более. Ничего панического. Перелез через скрипящую ограду и погрузил ноги в листву. Двинулся вперед. Крадучись, совсем как лиса. Зима все еще стояла на своем; темнота по-прежнему таилась среди деревьев и кустов. Земля пружинила под моими башмаками – совсем как древний, отсыревший матрас. Но какое изобилие отовсюду исходит. Какая зеленая надежда вокруг.

Углубился в лес. Ни одна птица не пела. Достал из кармана пальто совок, встал на колени и погрузил его в землю. Она была как черный пудинг. Насыщенная влагой и червями. Копнул дюжину раз, потом достал платок. Осторожно отогнул четыре уголка и взял кусочек своей кости.

Положил его в холодную нору. Помню, какое-то время дал ему там просто полежать. Думаю, я мог сказать несколько слов. Обстоятельства к этому располагали. Засыпал почву обратно, поверх костяной монеты, и слегка примял землю.

Побродил вокруг, пощупал папоротник и ветки, затем посидел на камне. Нашел хворостинку, чтобы вычистить грязь из-под ногтей. Согрел комочек земли между большим и указательным пальцем.

– Ты жива? – спросил я.

Когда я вставал, мне показалось, что камень подо мной шелохнулся. Я посмотрел на него. Немного поднатужившись, мне удалось его откатить и заглянуть, как мне показалось, в некое подобие колодца. Спичек при себе у меня не было, но я смотрел туда достаточно долго, чтобы разобрать щербатые каменные ступени. Стало быть, никакой это не колодец, а нечто вроде шахты. И постепенно я сообразил: это то самое место, куда выходит старый тоннель монахов. Скромный лаз – предшественник моих собственных подземных аллей.

Будь у меня лампа, я мог бы спуститься на пару ступенек, но вместо этого решил зайти с другой стороны. Вернулся в свои комнаты незамеченным. Большую часть пути бежал трусцой.

2 марта

Оставил Клементу записку:

Пожалуйста, снимите все цепи со входа в монашеский тоннель. Также прошу заметить, что в обозримом будущем я буду общаться со всеми работниками дома при помощи подобных записок.

Просунул ее под дверью в коридор и через полчаса почувствовал, как сюда направляется Клемент. Услышал, как он осторожно развернул записку, и мысленно увидел его лицо – сперва озадаченное, потом все более хмурое. Через минуту под дверью появился грубый клочок бумаги, на котором было нацарапано карандашом:

«Ваша Светлость больна?»

– Нет, вовсе нет, – прошептал я через дверь.

Еще записка.

«Тогда почему Ваша Светлость прячется?»

Поскольку на этот последний вопрос у меня не было подходящего ответа, я позволил вязкой, тугой тишине говорить за меня, и через минуту или две Клемент оставил меня в покое.

Мне еще предстоит ужиться со своими голосами. Я выяснил, что, когда я подхожу ближе двадцати ярдов к другому смертному, его мысли начинают вторгаться в мои. Вчера я слышал, как фермер в Дербишире жаловался на свой обед. «Это мясо слишком жесткое», – сказал он.

3 марта

Сегодня около десяти вечера свистнул в трубу, и по лестнице, пыхтя, взбежал Клемент. Отправил ему записку, в которой попросил зажженный фонарь, и, пять минут спустя, он доставил его под дверь, вместе с собственной запиской, в которой советовал одеться потеплее. Воспользовавшись лестницей за дверью рядом с камином, я отправился вниз, вниз, в темный низ.

Цепи лежали на земле около монашеского тоннеля, аккуратно смотанные. Я поднял лампу и устремился внутрь. Тоннель этот – очень длинный и узкий, очевидно, вырубленный прямо в земле. Пол его усеян холмиками заскорузлой грязи в тех местах, где обвалился потолок. Примерно посредине, там, где он немного ныряет, расположен огромный, около 15 футов в длину, участок цветущей плесени цвета заварного крема с карамелью. Через какое-то время я начал мерзнуть и уставать и, чтобы скоротать время, представил себя монахом, топающим по тем же самым тоннелям несколько веков назад, в сандалиях на босу ногу. Сочинил подобие мадригала. Лампа моя швыряла свой убогий свет в темноту, но та не обращала на него внимания. Я будто бы находился в собственном домике из света, со всех сторон окруженном мглой. Она медленно отступала передо мной и шла по пятам сзади.

Со временем мои ноги ступили на каменные плиты, и по изменившейся температуре и свойствам воздуха я узнал, что уже в Дебрях. Я подошел к подножию старых ступеней. Валун над входом был сдвинут, как я его оставил, и под землю проник ломтик лунного света. Я отодвинул камень плечом, и ночной воздух медленно потек внутрь. Затем, как дитя природы, я выполз из холодной земли и направился в бормочущий лес.

4 марта

В последнее время я почти ничего не ем и сплю дни напролет. Но каждое утро, перед болезненным рассветом, я спускаюсь в грот по своей собственной лестнице и, держа перед собой фонарь, через подполье пробираюсь в Дебри вместе с духами костлявых монахов. По тоннелю, пахнущему сырою землей.

В последнее время много думал об одежде и начал осознавать, что слишком долго был закован в запонки для воротников и манжет. С самого рождения я был связан поясами и пуговицами, слишком тесными сюртуками и чересчур накрахмаленными рубашками. Совершенно в них запутался. Злился и топал ногами. Так что теперь, в своих еженощных походах по монашескому тоннелю, я задерживаюсь у подножия каменных ступеней, чтоб перед выходом наружу снять все до последней нитки, меня стеснявшей. Насекомые – единственные очевидцы этого церемониального разоблачения. Земля не находит во мне ничего дурного.

В Дебрях минуты отчаяния отступают. Ужасный скрежет Прошлого и Будущего, которые трутся друг о друга, стихает, успокаивается. В самой почве есть что-то – что-то ревностное, оно заполняет каждый атом до последнего, придавая смелости даже коре деревьев. Оно дает насекомым их микроскопическую силу, птицам – отвагу, чтобы петь.

Но маленькие Люциферы тоже здесь, с их маленькими трезубцами и ядовитыми усмешками. Один сказал мне, что с удовольствием посмотрел бы на мою кровь. Но я заметил, что скромный венок из плюща держит их на расстоянии. Я в два счета соорудил себе такой и ношу его с гордостью.

Последний час перед рассветом – мое любимое время. Я хожу меж деревьев. Мои босые ноги внемлют, и тиканье часов Природы проникает в меня. Я слышу, как поднимаются штыки. Я слышу, как бутоны готовят канонаду.

Показания второго лакея

Примерно в это время я начал получать записки. Их подсовывали под дверь по ночам, и, когда я вставал, они уже меня ждали.

Первую я получил во вторник.

В сущности, луна – это дыра в небе. Подумай об этом.

Или что-то в этом роде. Что ж, я думал об этом довольно долго, но так ничего и не надумал.

О первой записке я никому не сказал. Я, в общем-то, надеялся, что она от одной из девушек. Запоздалая валентинка. Но на следующую ночь я получил еще одну, в которой говорилось что-то вроде:

Что есть состояние нашего разума, которое мы называем «сознанием», если не постоянное вылезание из тоннеля?

И тут я понял, что это не кто иной, как Его Светлость.

Наверно, я поделился с кем-то из других ребят – скорее всего, в среду, – и он сказал, что этим самым утром получил свой первый клочок бумаги, подсунутый под дверь, как и мой. У него было что-то про сарсапарель. Кажется: «Сарсапарель – правда или миф?»

Выяснилось, что почти все мы их получали. Мэгги Тэйлор утверждает, что один раз открыла дверь и увидела, как он удирает во все лопатки.

Он, должно быть, пользовался тайными ходами, которые проложил к тоннелям. Уж я-то знаю, потому что один из них подходит вплотную к моей комнате и я иногда слышал, как он крадется. Своеобразное ощущение, надо заметить, когда лежишь глубокой ночью в своей постели и слышишь, как кто-то шныряет между стен.

Из дневника Его Светлости

5 марта

Вчера поздно ночью, или сегодня рано утром, был в Дебрях. Меж деревьев лился лунный свет, покрыв меня пятнами, но брести приходилось по колено в тумане. Я прислонился к кусту отдохнуть. Оглядевшись, чтобы решить, куда двинуться дальше, я остановил взгляд на заросшем плющом валуне ярдах в двадцати, выхваченном луной.

Я подошел, разделся, надел венок, думая: «Какой странный валун... нет, вовсе не валун. Слишком прямоугольный и вертикальный для валуна». И уже тогда какой-то инстинкт предостерегал меня. Заговорил мой роковой внутренний голос.

Я подергал плющ, но он обвил камень, как веревка. Не хотел выдавать тайну. Но я настаивал и обнаружил, что камень под ним был гладким и плоским, с идеально обработанными углами. Это был не природный валун, притаившийся в подлеске. Это была могильная плита.

И ужас немедленно заполнил меня. Я заплакал, еще не увидев ни единого слова. Запустил ногти под мох и принялся сдирать его. Он трещал и скручивался в моих руках. Но я все рвал его, отчаянно рвал, пока не очистил надгробие. И я увидел дату собственного рождения, выбитую на камне.

Я услышал свой голос: «Я мертвец».

Прочел слова:

Наш Возлюбленный Сын

Родился

12 марта 1828 г.

Утонул

1832

И небо навалилось на меня всей тяжестью. Я бегу что есть духу.

Как безумный, пробиваюсь сквозь туман. Потом выбегаю из леса в чистое поле. На бегу я испускаю горестный стон, но он не доходит до моих ушей. Я старик, который пытается убежать от воспоминания, но звук моих шагов выбивает барабанную дробь для его танца. И теперь воспоминание почти настигло меня. Проявляется. Медленно накрывает. Пощады не будет. Беспощадно.

Карета брошена, и мы спешим по туманному песку. Мой отец держит меня за одну руку и тащит вперед так быстро, как только я могу идти. Через плечо я вижу свою мать, которая бежит следом, подобрав свои юбки. Она держит за руку другого мальчика, примерно того же роста, что и я.

Воспоминание несет меня сквозь туман раннего утра, увлекая в сторону дома.

– Быстрее, чем лошадь скачет, – слышу я. Старик, лицом к лицу со мной, говорит: – Будь поосторожнее с этим приливом, малыш. Он прибывает быстрее, чем лошадь скачет.

И я, наконец, понимаю, от чего мы бежим – мать, отец, я и другой мальчик.

Мы бежим по песку, спотыкаемся и падаем. Но мы упрямо поднимаемся, чтобы упасть снова. И мой детский разум заполнен этой скачущей лошадью, которая теперь возвещает о приливе и ведет в атаку целое море. Я слышу, как ее ужасные копыта грохочут у меня за спиной. Я представляю полные ужаса лошадиные глаза.

Мы все задыхаемся в изнеможении. Я опять спотыкаюсь и падаю на песок. Отец тянет меня вверх со словами:

– Пошли, малыш. Пошли. Еще минута, и мы на месте.

Туман расступается, и вдалеке я вижу крошечные домики, отступившие от берега. Я снова на ногах и бегу к благословенным домикам, зная, что мы почти добрались. А потом нас внезапно настигает вода. Мы бежим по ней. Она мчится подо мной, несется впереди, а когда я смотрю под ноги, у меня кружится голова.

– Не останавливайся, малыш, – кричит мне отец. Но теперь вода повсюду. Она взобралась по моим ногам и через секунду почти достала мне до пояса. Я слышу крик, оборачиваюсь и вижу, как мама исчезает в море. Когда она поднимается, она вся промокла и перепачкалась, и маленький мальчик больше не держит ее за руку. Она стоит в своем мокром платье и озирается.

– Где мой мальчик? – визжит она. – Где мой мальчик?

И я тону. Я под водой. Она смыла все звуки мира. И я вижу рядом плавающего мальчика. Плавающего мальчика, повернувшегося ко мне спиной, с детскими волосами, которые шевелит течение. Он поворачивается... медленно поворачивается в мою сторону. И когда я, наконец, вижу его лицо, я понимаю, что оно очень похоже на мое. Он погружен в раздумья. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его... дотронуться до плавающего мальчика... но вода мутнеет, и прилив опрокидывает нас... и уносит плавающего мальчика.

Дом погружен во тьму. Я хватаю сюртук из гардероба и мчусь вверх по лестнице. Но вниз спускается миссис Пледжер в тапочках, держа перед собой фонарь. Она замечает меня. Испускает ужасающий вопль.

– Ваша голова, Ваша Светлость! – кричит она.

А потом я ношусь взад-вперед по коридорам, отскакивая от стены к стене. День уже в разгаре, а я все охочусь, все ищу ту единственную неуловимую деталь. И оказываюсь у двери на чердак. Заперто. Я молочу по ней обеими руками. Теперь на мои удары вместе с воплями миссис Пледжер на лестничную площадку сбежались слуги. Их внимательные лица озарены свечами и лампами. Каждый хочет взглянуть одним глазком на безумного, лысого, безбородого Герцога.

Они сходятся у подножия лестницы и смотрят, как я скребусь и скребусь в дверь. Пока наконец Клемент – милый Клемент – не появляется среди толпы.

– Дверь заперта, Клемент, – кричу я ему. – Где ключ, старина. Где ключ?

К нему присоединяется миссис Пледжер. Глаза ее смотрят прямо на меня, но украдкой она разговаривает с Клементом. Я обращаю особое внимание на эти слова.

– Мы послали за доктором Коксом, – гласят они.

И тогда меня захватывает паника, которая заставляет меня ринуться на эти лица, размахивая руками. И все до одного кидаются врассыпную, и горничные с визгом несутся по коридору. Я пробиваюсь к двери спальни, и через минуту я снова здесь, в своей заячьей норе, запертый на все задвижки.

Должно быть, я стоял у двери целых пять минут, пытаясь отдышаться. Шум в доме постепенно улегся, беготни было все меньше, пока, наконец, я не оказался окутан тишиной. Все прекрасные голоса поднесли пальцы к губам.

Я ждал. О, я могу быть терпеливым. Я ждал, пока один из голосов не принялся мне нашептывать. Через какое-то время я почувствовал, как что-то замыкается где-то глубоко внутри меня. Медленно выстраиваются планеты. Я подошел к бюро и осмотрел его сверху донизу.

Мои пальцы начали ощупывать его. Усердные пальцы в неутомимом поиске рычажков и закоулков. Но я был как тот мальчишка с раковиной, который не может извлечь из нее ни звука. Оно просто стояло на месте, безразличное к моим ласкам. Я обшарил каждый дюйм, но оно отказалось впускать меня. И тогда мое терпение лопнуло, я снова впал в исступление, пиная его, и воя, и раскачивая его в разные стороны.

И когда я тряс его, мой средний палец обнаружил сзади незнакомую зацепку. Деревянный квадрат, податливый и очень хорошо спрятанный. Я нажал на него и услышал, как внутри стола щелкнула старая пружина. Передо мной выскочил узкий ящик.

Два сложенных листа бумаги дрожали в крохотном ящике. Я протянул руку и вытащил их. Первым было Свидетельство о Крещении. Мое имя едва различимым почерком. Следом имя другого мальчика. Где-то написано «близнецы».

Другое было Свидетельством о Смерти, на того же самого мальчика, заполненное через четыре года после первого. В крайнем правом столбце я прочел: «Утонул, Грэндж-над-Песками»[17]17
  Морской курорт на западе Англии


[Закрыть].

А потом – молчание. Ужасное молчание. И бездонная, безграничная тоска.

Закончив эту запись, я спущусь по лестнице к тоннелям. Выйду в Дебрях и прислушаюсь, что делать дальше.

Показания мистера Уокера

Я-то все больше расставляю сети – у норы или на тропе, – а то и вовсе капканы или силки. Редкой ночью могу прихватить хорька или собаку, ну а старое отцовское ружье для птиц я вообще почти не беру. Слишком много шума, и уж конечно, если с ним поймают, будет только хуже. Но той ночью светила луна, и у меня было хорошее предчувствие, так что я взял эту дурацкую штуковину с собой.

Вот, и я уже собирался отправиться домой и поднимался от озера на холм, с ружьем наперевес. Проходил мимо Дебрей, где раньше мне, бывало, уже везло, и решил наведаться туда.

Не успел я далеко забраться, как слышу – какая-то возня. Такой звук, вроде одышки или стона. Ну, я сразу притормозил и затаился, застыл на месте, чтобы посмотреть, откуда этот шум. Потом совсем рядом раздался каменный скрежет – грохот был адский – не больше чем в тридцати футах. Ну, я и пошевелиться боялся.

И увидел, как он вылезает из-под земли. Выползает. Упитанный такой зверь. Ничего подобного в жизни не видел. Он вылез на четвереньках и медленно развернулся. Подошел к камню поблизости, словно собирался погреться на нем. Я со страху места себе не находил.

Так я был перепуган, что, наверно, пошевелился. Сучок хрустнул под ногой. И этот зверь повернулся взглянуть, в чем дело. Он огляделся, сидя верхом на своем камне, и тут я вижу, что его глаза останавливаются на мне. Жизнью клянусь, я думал, это какое-то чудище. Я думал, он сейчас нападет на меня. И я в мгновение ока поднял ружье и спустил курок. Господи, прости и помилуй, но так я и сделал. А его подбросило и швырнуло назад, и перекрутило во все стороны. И он упал спиной в папоротник.

Когда я понял, что он не шевелится, я подошел к нему и перевернул ногой – словно какую-нибудь собаку – и тут же увидел, что это я человека застрелил. Лежит посреди листьев нормальный человек, только лысый и голый и с огромной дыркой в груди, там, куда я выстрелил.

Примечание автора

Проницательные читатели обратят внимание, что в качестве отправной точки для этого романа я использовал жизнь пятого Герцога Портлендского, Уильяма Джона Кавендиш-Бентинк-Скотта. Они заметят также, как стремительно и значительно разошлись жизни реального и вымышленного герцогов и какие откровенные вольности были мной допущены.

Я глубоко признателен следующим людям, которые, так или иначе, помогли мне превратить горстку идей в нечто вроде книги...

Кевину Хендли, который впервые обратил мое внимание на историю реального герцога и лично сводил меня на экскурсию по его поместью; его родителям, Тому и Уин Хендли, которые с сердечным радушием приняли меня в своем доме, пока я проводил изыскания, а также его сестре Диане, за то, что повсюду меня возила.

Газете «Уорксоп Трэйдер», Ирис Экстон, Кэро-лин Дж. Белл, Дорин Смит, Джеку Эдсону, Бренде Пенни и Маргарет Картер.

Дэвиду Дж. Брэдбери, местному историку и автору нескольких публикаций по Уэлбекскому Аббатству.

Краеведческие отделения библиотек в Уорксо-пе и Мансфилде (где выставлена карта Джона Сан-дерсона); Мисс Э. Аллен, Хантеровскому Музею, Лондон; Ричарду Сабину и Бену Спенсеру, Музей Естествознания; Профессору М. X. Кауфману, Кафедра Анатомии, Эдинбургский Университет и Веллкомовский Институт.

Библиотеке Университета Ноттингема за их любезное разрешение воспроизвести рецепт от «ревматизма» и рекламу «Сока говядины».

Джону Меллену, Тони и Мэри Лэйнгам, Уэнди Джилли, Иэну Джексону и Адаму Кэмпбеллу за помощь с некоторыми особенно загадочными подробностями.

Роуз Тремэйн за поддержку, которую я высоко ценю.

И как всегда, моему другу и наставнику Питеру Киддлу, который пятнадцать лет назад отправил меня в погоню за зеленым человечком.

В особенности же хочу поблагодарить Кэт Лэнг, за то, что предоставила мне время и место, чтобы погрузиться в написание этой книги.