Текст книги "«Роза» Исфахана"
Автор книги: Михель Гавен
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Конечно, Марьям. Бери, сколько хочешь, – кивнула Джин, закрыв файл со статистикой землетрясений.
На темно-голубом фоне монитора снова высветилась картина Рафаэля.
– Какая интересная картинка, – уселась в кресло напротив Марьям, разлив кофе по чашкам. – А кто этот человек с колючей проволокой на голове? Он мертвый, да? Его убили? – Она засунула в рот кусок нуги с орехами.
– Это Иисус, – пояснила Джин и взяла свою чашку. – В Коране его называют «пророк Иса». Ты должна была читать о нем в школе. И на голове у него не колючая проволока, – улыбнулась она, – а ветка терновника, терновый венец. Такой венец надевали на голову всем, кого вели на распятие. Смертникам, как теперь сказали бы. Иисуса распяли на кресте давно, задолго до появления Магомета. А на этой картине его ученики, последователи, снимают тело Исы с креста, чтобы предать земле.
– Да, я вспомнила, нам читали об этом. – Марьям отхлебнула кофе, засунула в рот еще один кусок нуги, прищелкнула языком от удовольствия. – Очень вкусно, ханум, попробуйте. – И вернулась к обсуждению картины: – Но я никогда не думала, что Иса выглядел именно так. В наших книжках не было рисунков. Теперь буду знать. И расскажу отцу. Он часто читает Коран, ему будет интересно. А кто нарисовал эту картинку? Тот, кто был там же, рядом с Исой, и всё видел? А потом эту картинку перенесли на компьютер, да?
– Да, отсканировали репродукцию и перенесли на компьютер, – снова улыбнулась Джин. – Но на самом деле это не картинка, а великая картина величайшего мастера, одного из самых великих на земле за всю историю её существования…
– Он тоже был учеником Исы? – перестав жевать, Марьям теперь неотрывно смотрела на Джин.
– В какой-то мере да, ведь всё великое в нашем мире не обходится без божьей искры. И все великие мастера живописи, музыки, литературы – люди посвященные, это совершенно точно. Автор этой картины – итальянец Рафаэль Санти. Конечно же, он не присутствовал при казни Христа, поскольку родился много позже. Но, прочитав о сцене распятия в Библии, такой же священной книге как Коран, смог представить, как всё происходило, и запечатлеть это на холсте.
– То есть попросту придумал?
– Не совсем. Скорее прозрел. Просто закрыл глаза и увидел. Христос сам подсказал ему, как всё было. Ведь Рафаэль был необычным человеком: он обладал талантом видеть то, что не дано простым смертным.
– Как интере-есно, – протянула Марьям, подавшись вперед, к монитору. Помолчав, поведала: – Однажды мы с классом были в Тегеране, и там нас поселили в гостинице. А в переулке напротив, он, кажется, назывался Мофат, – она снова смешно наморщила нос, – стояло странное здание. Похожее на мечеть, только без минаретов и большого купола. С крестом над входом. Учитель сказал нам, что это христианский храм. Мне стало любопытно, и как-то утром я потихоньку улизнула из гостиницы, подошла к этому странному зданию и заглянула внутрь. Там очень красиво пели, а на стенах висели почти такие же картинки, как у вас здесь, – девушка поднесла палец к монитору. – И перед ними горели свечи.
– Ты заглянула в храм Святого Николая, Марьям. Он принадлежит Русской православной церкви. Тебе понравилось его внутреннее убранство?
– Да, ханум, очень. Отец потом объяснил мне, что я попала на христианское богослужение, а картинки на стенах называются иконами.
– Он прав, – кивнула Джин. – И сюжеты для них иконописцы берут тоже из Библии.
– И на всех изображен Иса?
– Не только. Еще его мать Марьям, ученики-апостолы, святые… В христианстве много святых, но Иса, конечно, главный среди всех, ведь он – Сын Божий.
– Мать Исы звали как меня? – округлила глаза Марьям.
– Возможно, в честь нее тебя и назвали, – предположила Джин, с улыбкой наблюдая за девушкой.
– Обязательно спрошу у отца, – закивала та. – Он говорил, что имя мне придумала мама. Интересно, почему именно такое?..
* * *
– Что показывают анализы?
Человек, лежавший на больничной койке, вызвал у Джин ассоциацию с египетской мумией, которую только что извлекли из саркофага и распеленали. Скелет, обтянутый желтой, совершенно обезвоженной и потрескавшейся как старинный пергамент кожей. Практически голый череп, хилые клочки волос топорщатся только на висках и затылке. Лицо без бровей, глаза без ресниц. Вместо глаз – две глубокие черные дыры.
Когда Джин подошла, человек с огромным усилием повернул голову в её сторону, и на подушке остался клок совершенно бесцветных волос. Больной шевельнул потрескавшимися губами, по сморщенной желтой щеке скатилась слеза. Сердце Джин сжалось. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять: дни несчастного сочтены. Тем удивительнее показался ответ доктора Нассири:
– Анализы не показали ничего существенного, ханум. Кроме, пожалуй, резкого снижения уровня лейкоцитов, который продолжает неуклонно снижаться.
– И вы считаете это несущественным? – Джин повернулась к доктору, взяла протянутые им результаты обследования. – А по-моему, это говорит о поражении костного мозга, не способного более обеспечивать деятельность организма. Такие показатели, – кивнула она на бумагу, – характерны обычно для лейкемии, причем в последней стадии. Какой вы поставили диагноз?
– Отравление таллием, ханум.
– Таллием? – недоуменно воззрилась на коллегу Джин. – На чем основано ваше заключение?
– Видите ли, ханум, – Нассири взял Джин под локоть и отвел в сторону, – обстоятельства начала заболевания таковы, что я не уполномочен посвящать вас в подробности. Надеюсь, вы меня понимаете? – понизил он голос. – Данное решение зависит не от меня. Могу сказать лишь, что Дермиан Эбаде – мой друг, мы вместе учились. Позднее он прошел специальную подготовку и в последнее время работал в радиохимической лаборатории, где проводил опыты, связанные с применением таллия в лечебных целях. В частности, при лечении туберкулеза. Во время недавнего землетрясения в лаборатории произошла авария с отключением электричества, и несколько ампул с таллием разбилось. Чтобы не пострадали другие сотрудники, Дермиан, рискуя жизнью, в одиночку собрал рассыпавшееся вещество, и в результате отравился им.
– Вы уверены в этом? – Джин внимательно посмотрела на доктора.
– Все признаки налицо, – развел руками Нассири. – Резкое повышение температуры, рвота, боли в животе, кровавый понос… Я приступил к лечению, как только узнал о трагедии. Промыл Дермиану желудок, первые четыре часа поил сиропом ипекакуаны, сделал гемодиализ, усилил экскрецию почек хлоридом калия, начал регулярно вводить ферроцин – самый эффективный антидот из всех мне известных. Казалось бы, состояние больного должно было улучшиться, но оно почему-то все ухудшается, ханум, – потерянно посмотрел он на Джин. – Признаться, я в полном отчаянии. Особенно мне не дает покоя эта необъяснимая потеря лейкоцитов…
– Вы видите, какой процент таллия обнаружен в крови? – протянула она ему бумагу с анализами. – По сути, ничтожный. Я знаю, что вы хирург и от ядерной медицины далеки, поэтому подскажу: период распада таллия длится всего четыре минуты. Следовательно, чтобы им отравиться, нужно специально положить его в рот. Или чтобы это сделал кто-то другой, но тоже намеренно. Ничего подобного, насколько я поняла, в случае с вашим другом места не имело. К тому же при таком периоде распада таллия процент его содержания в крови был бы гораздо выше. Кроме того, – назидательным тоном продолжила Джин, – таллий, конечно же, поражает желудочно-кишечный тракт, задевая попутно печень и селезенку, однако в первую очередь он влияет на состояние нервной системы – вызывает психоз и судороги. Выпадение же волос у пациента свидетельствует о запущенности заболевания. Ведь при лечении ферроцином волосяной покров, как нам с вами известно, восстанавливается, а в случае с вашим другом мы этого не наблюдаем. Другими словами, несмотря на прием антидота заболевание интенсивно прогрессирует. Кишечник, судя по анализам, не задет, – она снова заглянула в бумагу, – а вот костный мозг, который таллием обычно не поражается, практически прекратил свою деятельность. Причем, если исходить из ваших слов, уже на второй или третий день после отравления! На основании всего этого, уважаемый коллега, я позволю себе предположить, что относительно истинной деятельности господина Эбаде вас ввели в заблуждение. Поэтому при его лечении вы пошли по ложному пути, и теперь предпринимать какие-либо меры для спасения вашего товарища уже поздно. – Нассири побледнел, но Джин безжалостно добавила: – И еще, господин Нассири, прежде чем приступать к лечению своего подопечного, вам не помешало бы надеть защитный костюм.
– Защитный? – растерянно переспросил доктор. – Но для защиты от чего?
– От радиации, – отрезала она. – Чтобы не пострадало ваше собственное здоровье. Однако вернемся к пациенту. Итак, у него налицо сочетание признаков острого отравления и последней стадии лейкемии. На фоне очень короткого инкубационного периода и стремительного развития воспалительного процесса очень похоже на лучевую болезнь. Остается только выяснить, чем она была вызвана.
– Радиация? – Казалось, Нассири её больше не слушал. Он беспомощно оглянулся на Лахути, сидевшего за столом у двери. – Но мне сказали…
– Вам сказали в надежде, что я не догадаюсь, – усмехнулась Джин. – И совершенно, видимо, упустив из виду, что в составе миссии Красного Креста я принимала участие в лечении сотрудников японской атомной станции в Токаймуре, когда там произошла авария. Поэтому если вы оба действительно хотите, чтобы я дала какой-нибудь дельный совет – хотя, как мне кажется, время для советов уже упущено, – будьте любезны изложить мне всю картину происшедшего без утайки. Либо, как говорится, я умываю руки. Меня не прельщают подобные игры, извините.
– Но я… – в поисках поддержки Нассири снова взглянул на Лахути. Тот молча кивнул, и тогда доктор, глядя в пол, приступил к покаянному признанию: – Видите ли, ханум, мой друг и в самом деле работал в радиохимической лаборатории. Только… имел дело не с таллием, а…
– Опишите мне обстоятельства, при которых произошло заражение, и самые первые симптомы. А там уж я сама пойму, с чем он имел дело, – перебила его Джин.
Нассири в очередной раз бросил умоляющий взгляд на Лахути, и тот, сдавшись, подошел. Твердо глядя Джин прямо в лицо, сказал:
– Во время землетрясения на объекте, где работал Дермиан Эбаде, действительно отключилось электроснабжение и прервался отвод остаточных тепловыделений реакторов. Без достаточного охлаждения снизился уровень теплоносителя, вследствие чего повысилось давление. В результате произошел взрыв водорода, образовавшегося за оболочкой реактора. При аварии пострадал не только Эбаде, но и другие люди.
– И вы решили показать мне одного Эбаде, чтобы узнать, как помочь остальным, – догадалась Джин. – Резонно. Непонятно другое: как вы намеревались использовать мои советы, заведомо зная, что к реальности они не имеют никакого отношения?
– Я решений не принимаю, – отчеканил Лахути. – Так распорядились сверху. И для этого, кстати, имелись достаточно веские основания.
– Какие, например? – не преминула поинтересоваться Джин.
– Фактическое отсутствие радиации и крайне низкий уровень гамма-излучений, – подключился к их разговору более-менее пришедший в себя Нассири. – То есть фон был практически нормальный. Так что надобности в защитном костюме, ханум, у меня, полагаю, не было. А в крови пострадавших обнаружилось наличие именно таллия, – взглянул он на Джин почти победоносно.
– Мы передали все эти данные наверх, – продолжил Лахути, – и эксперты пришли к выводу, что, скорее всего, имело место отравление таллием. И для подстраховки разрешили пригласить вас, ханум, строго запретив посвящать вас при этом в подробности.
– А о том, что ферроцин не действует и волосы продолжают выпадать, а организм разрушаться, вы наверх сообщили? – спросила Джин.
– Да, – кивнул Лахути. – Именно поэтому вам и разрешили осмотреть больного. В надежде, что порекомендуете более действенные препараты.
– К сожалению, более эффективные препараты для лечения отравлений таллием современной медицине пока неизвестны, – развела руками Джин, – однако я по-прежнему считаю, что в данном случае они и не нужны. Скорее, нужны другие антидоты, хотя и их принимать, я думаю, больному уже поздно. Чем вы измеряли радиацию? – обратилась она к Нассири.
– Как всегда, – пожал тот плечами, – счетчиком Гейгера. Никаких отклонений от нормы он не выявил.
– Этого не может быть, – нахмурилась Джин. И повернулась к Лахути: – У вас есть более чувствительные приборы?
– Только экспериментальный образец.
– Принесите его. Срочно. И позаботьтесь о выдаче всем нам защитных костюмов. Мне отнюдь не улыбается перспектива облучения.
– Всё настолько серьезно? – помрачнел Лахути.
– Похоже, да, – кивнула она. – А вам, доктор Нассири, я настоятельно рекомендую пройти срочное обследование и, при необходимости, не менее срочно начать прием нужных лекарств. Заодно не помешает свести к минимуму контакт с семьей. Хотя бы на время, пока не убедитесь, что здоровы. То же самое касается всего персонала, который обслуживает как господина Эбаде, так и других пострадавших от этой аварии.
– Хорошо, хорошо, ханум, я всё понял, – испуганно пролепетал Нассири и принялся нервно тереть шелковой тряпочкой очки.
– Сейчас принесу счетчик, – буркнул Лахути и вышел. Вид у него был озабоченный.
Нассири наклонился к уху Джин, прошептал вопросительно:
– Так вы подозреваете, что…
– Я не подозреваю, доктор, я знаю точно, – сказала она тоже тихо, но твердо, – что таллий можно не только обнаружить в природе, но и получить искусственным путем. Как изотоп металла под названием висмут-210. Который, в свою очередь, является прямым участником реакторной реакции получения вещества.
– Какого вещества? – подозрительно воззрился на нее Нассири, водрузив очки на нос.
– Подозреваю, что в чистом виде это вещество в природе практически не встречается, но знаю, что оно во много раз сильнее синильной кислоты и цианистого калия. Вдобавок оно необыкновенно летуче и обладает высоким заражающим свойством, почему я, собственно, и настаиваю на защитных костюмах. Именно это вещество поражает в первую очередь костный мозг, в считанные часы разрушает иммунитет и создает видимость клинической картины лейкемии. Антидот для борьбы с ним уже существует, но он эффективен только на первых стадиях заболевания. Боюсь, вашему другу этот антидот теперь не поможет, поскольку у него болезнь уже запущена, а вот лично вам и персоналу рекомендую начать принимать его незамедлительно.
– Но что же это за вещество?! – ошарашенно спросил Нассири.
– Полоний. В природе его содержание ничтожно мало, а искусственным путем можно получить только в реакторе при облучении висмута-210. Побочным же продуктом данной реакции является таллий, который и сбивает с толку многих медиков и ученых. Наверное, пару лет назад я бы тоже терялась в догадках, но теперь знаю, что в 2006 году в Великобритании произошел случай намеренного отравления человека полонием. И тогда английские медики буквально совершили подвиг, сумев выявить отравляющее вещество. Полоний крайне тяжело обнаружить, и в тот раз медики нашли его лишь за три часа до смерти пациента. Зато благодаря им у нас теперь есть описание симптомов и даже некоторые руководства к действию.
– Вы уверены, что мой друг отравлен полонием?
– Я пока ни в чем не уверена, – грустно усмехнулась Джин. – Но если моя догадка верна, с другом вы можете попрощаться. Когда Шахриар принесет низкофоновый дозиметр, постараемся уловить с его помощью гамма-излучение. Если оно присутствует, тогда мы точно имеем дело с полонием. Но потом потребуется второй прибор – для измерения уже не гамма-, а альфа-излучения. Вы же пока распорядитесь поставить пациенту капельницу: нам нужно добиться мочевыделения и замерить уровень радиации еще и в моче.
– Сию минуту, ханум, – кивнул доктор Нассири и подозвал санитара.
«Полоний, получаемый из облученного висмута в соединении с бериллием, широко применялся до недавних пор при изготовлении детонаторов для атомных бомб, – задумалась Джин. – Иранцы же наверняка начнут меня уверять, что производят его из отходов атомной станции для лечения онкологических заболеваний. Однако известно, что из отходов получается мизерное количество полония, для лечения рака действительно достаточное. А вот та его доза, которая вылетела в атмосферу при взрыве на объекте, где служил Эбаде, возможна только при производстве начинки для ядерной бомбы. Это не подлежит никаким сомнениям».
– Мы принесли дозиметр, – объявил Лахути, вошедший в палату с молодым человеком в гражданской одежде. – Я приказал выставить на всех этажах охрану и эвакуировать из отделения других больных.
– Разумно, – одобрительно кивнула Джин.
– Это инженер Парвани, – представил Шахриар спутника. – Он сам разработал переносной гамма-спектрометр и вызвался помочь вам.
– Отлично, – еще раз кивнула Джин. – Тогда приступим. Только сначала пусть инженер облачится в защитный костюм. Да и вы, капитан, тоже.
Когда мужчины выполнили её распоряжение и вернулись, они все вместе приблизились к больному.
– Насколько мне известно, гамма-составляющая присутствует в любом радиоактивном веществе, – сказала Джин, обращаясь в основном к Парвани.
– Совершенно верно, – подтвердил инженер. – Она может быть очень слабой, но всё же определяемой. Сейчас посмотрим. – Он подключил прибор к монитору, а потом приложил его к телу Эбаде. Через несколько мгновений на экране появилась едва видимая глазу метка-блин, похожая на маленький пик – остроконечную вершину кривой, чуть выступающую над линией предельной нормы гамма-радиации. – Да, прибор зафиксировал излучение, – показал инженер на метку. – Оно составляет примерно восемьсот килоэлектронвольт, не больше. То есть менее одного процента.
– Таллий имеет примерно такую же величину гамма-излучения, – заметила Джин, – но период его распада не позволяет нам принимать этот показатель во внимание. Иначе клиническая картина выглядела бы совершенно по-другому. Значит, все-таки полоний. Скажите, господин Парвани, а альфа-дозиметры у вас есть?
– Переносных, к сожалению, нет, – ответил тот, выключив счетчик. – Есть только базовый, стационарный, но он довольно громоздкий.
– Тогда не могли бы вы взять с собой на анализ мочу больного, чтобы установить уровень его заражения альфа-радиацией на месте?
– Без проблем, – кивнул он.
– Доктор Нассири, – повернулась Джин к коллеге, – обеспечьте, пожалуйста, срочное взятие у пациента анализа.
– Хорошо, ханум.
– Но сначала перечислите мне еще раз первейшие симптомы больного.
– Сразу после аварии его неоднократно вырвало серой массой, – принялся перечислять Нассири, заглянув предварительно в карточку. – Вскоре он потерял сознание. В бессознательном состоянии и был доставлен в больницу. Проведенные тотчас анализы и токсикологические тесты показали, что у пациента серьезно повреждены костный мозг, печень, селезенка и почки. Придя в сознание, больной сразу стал жаловаться на мучительные боли во всем теле. Уже на второй день болезни началось сверхбыстрое старение организма, разрушение иммунной системы, выпадение волос.
– В отличие от всепроникающей гамма-радиации альфа-радиация не попадает внутрь организма через неповрежденную кожу, – задумчиво произнесла Джин. – Видимо, Эбаде просто вдохнул полоний, но в довольно большом объеме. Можно было бы проверить еще и легкие, хотя теперь, я думаю, в этом уже нет необходимости. Анализ мочи на альфа-спектрометре покажет нам не только отравление больного полонием, но и степень отравления. Тогда всё станет окончательно ясно.
* * *
Впервые с отравлением людей полонием Джин действительно столкнулась в 1999 году, когда произошла авария на японской станции Токаймура. Но тогда степень заражения оказалась минимальной, и больных удалось вылечить с помощью антидота «Димеркапрол», хотя и не без угрозы образования у них всевозможных опухолей впоследствии, даже спустя десятилетия.
Через два года, во время военной операции на юге Афганистана, американцы обнаружили в деревне Тарнак под Кандагаром центр по производству ядерного оружия, созданный явно для террористических целей. Именно тогда, во избежание неконтролируемого перемещения полония через границы, ЦРУ распространило по своим ведомствам секретную записку, в которой особо подчеркивалось практически полное отсутствие у вещества Po84 гамма-излучения, что и создает трудности при обнаружении его на таможне.
Выводы ЦРУ были наглядно подтверждены русскими спецназовцами, уничтожившими в Лондоне в 2006 году с помощью полония своего агента-перебежчика. Тогда британские врачи, проводившие обследование и лечение пациента, обратились за помощью ко всем ведущим экспертам в мире, ибо терялись в догадках: у больного были налицо все признаки лучевой болезни, однако симптомов, обычно сопутствующих радиационному заражению, не наблюдалось. Другими словами, ожоги и высыпания на коже отсутствовали, однако происходивший внутри процесс скрытно, но неумолимо разрушал иммунную систему и весь организм пострадавшего.
Результаты анализов агента-перебежчика переслали тогда в Ливерморскую атомную национальную лабораторию США. И там американские военные врачи, совместно со специалистами британского военного научно-исследовательского центра «Организация по атомному оружию» из Олдермастона, смогли не только выделить «тайного убийцу», но и определить количество использованного при отравлении полония. Его оказалось так много, что чашку, в которую он был положен, отмывали потом целых тридцать пять дней, тогда как обычное альфа-радиационное загрязнение относительно легко удаляется даже посредством посудомоечной машины.
Установили также и «происхождение» полония – для уничтожения перебежчика он был «позаимствован» из российского ядерного реактора. В этом, собственно, ничего удивительного нет: в Сарове, ядерном центре России, производится девяносто семь процентов полония. Но откуда он взялся в Иране?! Предположение, что здешний полоний получен из отходов Бушерской АЭС, Джин отбросила сразу: атомная станция еще не введена в строй окончательно и, следовательно, отходами, из которых можно было бы получить такое количество полония, обзавестись не успела. Значит, пришла к выводу Джин, иранцы получают полоний путем облучения висмута. Её убеждение подкреплялось недавним заявлением инспекторов МАГАТЭ, которые по некоторым косвенным признакам заподозрили наличие на территории Ирана завода по производству полония. Иран, конечно же, всё отрицал, а Россия и Китай его как всегда поддерживали. С их подачи ангажированные СМИ распространили по всему миру возмущенные заявления, что американцы-де опять наговаривают на бедный Иран, желая поскорее начать с ним войну и оккупировать.
Ан нет, дыма без огня не бывает, как говорит в таких случаях её мать, бывшая русская княгиня. Ситуация с заболеванием Эбаде однозначно свидетельствует, что подозрения инспекторов МАГАТЭ были далеко не беспочвенными. Полоний в Иране производится, и теперь Джин убедилась в этом лично. Остается только понять, откуда иранцы берут висмут для его производства, если собственных висмутовых месторождений в Иране нет. Во всяком случае, в достаточных количествах. С другой стороны, Иран легально закупает висмут для строительства Бушерской АЭС, где из него изготавливаются теплоносители реакторов. Поэтому не исключено, что люди, связанные с КГБ (вроде небезызвестного торговца оружием Виктора Бута, получавшего «товар» прямо с тайных государственных складов), завозят контрабандный висмут в Иран через какие-нибудь посреднические фирмы. И даже, возможно, оформляют его поставки официально, делая на этом сумасшедшие деньги.
То, что полоний производится в окрестностях Исфахана, сомнению уже не подлежало: пострадавшая при землетрясении лаборатория располагалась как раз неподалеку от него. А в том же радиусе, согласно данным американской и израильской разведок, из известных ядерных объектов Ирана находился именно завод «Роза», на котором, как сообщил Дэвид, помимо комплекса по обогащению урана размещалась еще и секретная линия по производству деталей центрифуг. Теперь стало очевидно, что объект «Роза» осуществляет и другой аспект работ, доселе неизвестный: производство полония. И если Джин удастся это доказать, Ирану придется поискать для мирового сообщества исчерпывающие и убедительные объяснения, почему он этим занимается.
Для подтверждения своей догадки Джин решила взять несколько волосков с головы умирающего Эбаде: она знала, что полонию свойственно накапливаться в фолликулах волос в довольно большом количестве. Если потом ей удастся передать облученные волоски хотя бы на иракскую базу США, туда сразу вызовут специалистов с необходимым оборудованием, и те смогут выделить из них полоний и подвергнуть его тщательному анализу Так что в итоге с высокой степенью точности смогут установить даже «происхождение» висмута – российское или китайское – и добиться проверки его поставок по легальным контрактам.
Но как осуществить изъятие волос у Эбаде? Полоний обладает высочайшими «заражающими» свойствами: достаточно вспомнить дело русского агента, когда вместе с ним заражению подверглись посетители бара, в котором происходила его встреча с русскими, пассажиры самолета, на котором те летели, и даже жители нескольких примыкавших к аэропорту улиц в Гамбурге. Джин прекрасно понимала, что выполнение столь опасного мероприятия может стоить жизни как ей самой, так и тем людям, которым она намеревалась передать волосы Эбаде: членам временно законсервированной американской группы, связанной с боевиками группировки ОМИН. Только они смогут переправить радиоактивные волоски через границу и доставить их на американскую базу в Ираке. Значит, чтобы обезопасить себя и других, ей надо раздобыть где-то свинцовый контейнер, не пропускающий радиацию. Но где?..
Оставалась и другая сложность: о её догадке насчет полония Лахути, какие бы чувства он ни питал к ней, обязательно доложит своему начальству. Это его служебный долг. Значит, слежка за ней будет усилена. А времени в обрез: Эбаде оставалось жить не более трех-четырех дней, то есть пока полоний не доберется до сердца. Сердце – самый стойкий орган человека. Оно борется до последнего, и в критической ситуации все другие органы устремляют свои силы на поддержку работы именно сердца. Когда сдает сердце – кончается жизнь. Значит, у нее есть максимум три дня, чтобы успеть что-то придумать…
– Ханум, анализ, проведенный инженером Парвани, показал, что это действительно альфа-радиация, – протянул ей бумагу вернувшийся Лахути.
Внимание Джин неожиданно привлекли покачивающиеся на его руке четки. Обыкновенные черные шарики, скрепленные один к одному и довольно крупные. «Если изготовить такой же шарик из свинца, – мелькнула у нее мысль, – несколько волосков в него точно поместится. А с учетом малых размеров шарика я легко смогу спрятать его в складках одежды. И, в случае обыска, даже положить в рот. Главное – донести шарик до миссии Красного Креста, а там уж я найду, как уберечь его от чужих глаз. Конечно, идеально было бы включить этот шарик в целые четки, но все знают, что я христианка, и четки в моих руках вызовут ненужное подозрение. К тому же в исламе четки – по большей части принадлежность мужчин. А привязать шарик к четкам самого Лахути не получится: он сразу заметит его свинцовую тяжесть по сравнению с другими бусинами. Значит, придется прятать на себе, даже если потом стану светиться как тот русский офицер, которого теперь его начальники отказываются выдать Британии. Не очень веселый юмор однако…»
– Наличие полония доказано измерением энергии альфа-частиц, она составляет 5,3 Мэв, – продолжал между тем Лахути. – Измерено и количество вещества, попавшего внутрь организма при вдохе, – около шести милликюри. Тут всё написано.
Джин взяла протянутую им бумагу, сказала негромко:
– Такую дозу мог вызвать только взрыв на атомной станции.
Стоявший за её спиной доктор Нассири едва слышно вымолвил:
– Что же делать, ханум? Мы можем спасти Дермиана?
– Боюсь, что нет, – ответила Джин, не глядя на него. – Как обычно говорят в таких случаях, медицина здесь бессильна. Слишком большое количество полония попало в кровь и накопилось в тканях. Введением димеркапрола мы лишь отсрочим конец вашего друга, доктор, чуть-чуть облегчим его страдания. Но готовьтесь к худшему, Сухраб. – Она наконец взглянула на Нассири: тот был бледен, в глазах стояли слезы. – Я понимаю ваши чувства, Сухраб, и искренне сочувствую вам. Но сейчас нам надо позаботиться о тех, кто, возможно, получил меньшие дозы облучения и кого еще можно спасти. Срочно проведите аналогичный анализ с каждым из них и, в зависимости от дозы, начинайте вводить антидот. Особое внимание уделите печени: её надо всячески поддерживать, ибо основная доза полония выводится с желчью. Что же касается доктора Эбаде, – Джин снова опустила голову, – то я понимаю, что вскрытия не будет: он ведь мусульманин. Однако я и без вскрытия знаю, что помимо легких у него больше всего пострадала печень – как главный нейтрализатор всех поступающих в организм ядов. И еще. Учтите, пожалуйста, при похоронах, что полоний всё еще находится в периоде распада и окончательно превратится в свинец только месяцев через шесть, не раньше. А до истечения этого срока он будет продолжать излучаться. Поэтому примите соответствующие меры, пожалуйста. И предупредите семью своего друга, Сухраб, – она сочувственно коснулась руки доктора Нассири. – Ему осталось жить от силы дней пять…
– Аллах всемилостливый! – доктор Нассири, не сдержавшись, закрыл лицо руками, плечи его затряслись. Очки, соскользнув с носа, упали на цветастый ковер.
* * *
– Ханум, у нас отключили воду! – встретила Джин в миссии Красного Креста взволнованная Марьям.
– Почему?
– Землетрясением повредило трубы. Я еще утром заметила, что напор воды в кране слабый, а днем выяснилось, что она, вытекая из трубы, просто не доходила до нас. Теперь придется пользоваться колодцем.
– Должно быть, трубу скоро починят, – выразила предположение Джин и, сдернув платок, устало опустилась и кресло перед компьютером.
– Вряд ли, – с сомнением покачала головой Марьям. – Сказали, что сначала надо изготовить точно такую же трубу. Ведь трубы у нас здесь старые, свинцовые еще…
– Свинцовые? – машинально переспросила Джин.
Как же она сразу не сообразила! Действительно, Исфахан – город древний, и водопроводная система была проложена здесь чуть ли ни при шахе Аббас. Последующие правители менять её не торопились, и вот несколько десятилетий назад ЮНЕСКО взяла все сохранившиеся древние коммуникации под охрану как объект культурного наследия. Теперь уж, конечно, никто не разрешит их менять. Когда-то точно такие же трубы были и в Лондоне, и в Париже, и в Риме, но с развитием цивилизации их там давно заменили. Сразу, как только выяснилось, что свинец вреден для здоровья человека. В Иране же, видимо, на полную замену водопроводной системы не хватило денег, поэтому трубы заменили частично, лишь в некоторых районах. Миссии Красного Креста «повезло»: рядом с ней их заменить не успели. А значит, проблема изготовления свинцового контейнера упрощалась.