Текст книги "Звездные снайперы. Сталинград XXII века"

Автор книги: Михаил Парфенов

Соавторы: Юрий Стукалин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 8

– Тоскливо тут как-то, – ворчит идущий в авангарде Вальдер.

– А тебе веселье подавай? – подначивает его Вонючка.

Вальдер не реагирует, ему не до того. Он внимательно осматривает станцию, озирается, пытаясь предугадать, откуда можно ждать внезапного нападения. Пока все тихо. Подозрительно тихо.

На той, прежней войне, тишина во фронтовой зоне всегда вызывала у меня тревожные чувства. Да и не у меня одного. Мы крепко засыпали под стрекот пулеметов и пальбу орудий и просыпались, слыша те же звуки. А когда наступала тишина, становилось страшно. Страшно по-настоящему. От неведения, от ожидания.

– Брюннер, Вальдер, – командует Дронов, – проверить периметр.

Судя по нервозным ноткам в его голосе, от тишины нашему командиру тоже не по себе.

Станция метро «Площадь Согласия» представляет собой две большие просторные платформы. С обеих сторон лифты с прозрачными стенками, в прошлое время увозившие и привозившие пассажиров. Кроме лифтов есть еще широкие лестницы наверх. Все здесь оформлено без изысков, зато практично.

Станция не пострадала от бомбежек. Тут светло и сухо.

– Никого, командир, – сообщает после осмотра Брюннер.

Соблюдая осторожность, мы поднимаемся на одну из платформ. Наши шаги эхом отдаются под сводами огромного зала. Повсюду раскиданы различные вещи. Наверное, когда началось вторжение инопланетян, люди в спешке покидали станцию, побросав свой скарб.

– Чагин, – зовет меня Дронов, – поднимись по лестнице и проверь обстановку наверху. Возьми Максима. Он местный, поможет тебе сориентироваться.

– Пошли, – я тяну Максима за рукав.

Парень стоит, молча взирая под ноги. Потом молча поднимает с пола кусок сиреневой ткани и прижимает к лицу.

– Это ее платок.

– Чей? – я не сразу понимаю, что он имеет ввиду.

– Моей девушки, – обреченным голосом произнес он.

– Нужно идти, – тяну его за собой. Не хватало еще, чтобы он совсем расклеился.

– Она умерла, – лицо Максима искажается, на глаза накатывают слезы. Он явно на грани истерики: – И мы тоже все умрем.

Хватаю его за плечи, разворачиваю к себе и говорю, пристально глядя в глаза:

– Ты ее не воскресишь, но можешь за нее отомстить. И если погибнешь, твоя смерть не будет напрасной. Понял?

Он неуверенно кивает.

– Понял?! – рявкаю так, что Максим вздрагивает.

– Да, – рассеянно бормочет он.

– Громче, солдат! – ору ему в ухо.

– Да! – парень отвечает уже более уверенно.

– Вот и славно. Пошли, у нас дел много.

Максим поворачивается и идет к лестнице. Вонючка ухмыляется:

– Леша, ты прямо педагог.

Я бросаю на него такой взгляд, что ухмылка сразу сползает с его лица.

Максим ждет меня у начала лестницы, мы прислушиваемся. Кажется, что наверху так же тихо, как и здесь. Что нас ждет там?

Способ узнать это только один. Смотрю на Максима. Он уже справился с собой, и стоит, крепко сжимая оружие. Мои слова возымели действие, и это хорошо. Наша жизнь напрямую зависит от того, как каждый поведет себя в минуту опасности.

Начинаем подъем. Ступени покрыты похожим на резину материалом, мягким и светлым. Ступать по нему удобно, ноги пружинят, шагов не слышно. Максим старается не отставать.

– Что там наверху? – спрашиваю его. Карта у меня подробная, но парень может знать то, что не отмечено на экране.

– Там выход из метро завалило, но узкий лаз остался. Мы его тщательно замаскировали. Раньше мы сразу выходили из высотного здания к большому проспекту. Очень красивое место было. Но сейчас дом полуразрушен, как, впрочем, и все окрестные строения.

– Веселенькое дело. Ты выбирался наружу?

– Да, ночью. У нас кончились припасы, и мы решили вылезти на поверхность. Перебегали от воронки к воронке.

– Чужаков было много?

– Несколько патрулей, но мы проскользнули.

– Будем надеяться, что нам тоже удастся.

Станция находится на небольшой глубине, и вскоре мы протискиваемся через узкую щель наверх в некогда просторный, а ныне заваленный обломками холл. После блуждания по подземельям и туннелям с искусственным освещением яркие солнечные лучи, пробивающиеся внутрь сквозь зияющие оконные проемы и трещины в стенах, слепят глаза.

Крадучись подбираемся к окнам и внимательно осматриваем округу. Весь проспект, как и говорил Максим, изрыт взрывами, а здания в пределах видимости полуразрушены. Страшно представить, что тут творилось во время бомбардировки.

Особой активности чужаков на проспекте не наблюдается, но и пустым его назвать нельзя. В самом его конце виден зависающий над землей летучий танк. Вдали колышатся маленькие точки. Настроив оптику шлема на увеличение объектов, распознаю в них несколько легких открытых машин. Размерами они напоминают мотоцикл с коляской, но развивают высокую скорость и очень маневренны. Двигаются они, как и танки, в полуметре над землей, и колдобины с рытвинами им нипочем. На вооружении у «мотоциклов» мощный пулемет, а экипаж состоит из трех чужаков. Преследователи на таких легких машинах очень опасные противники. Но пока они нас не заметили, мы в относительной безопасности.

Для обычного поста слишком много техники, но рассмотреть, чем вызвано такое скопление, обзор из окна первого этажа не позволяет. Дабы оценить обстановку, нужно забраться повыше – на самый верх здания.

Сообщаю о своем намерении Дронову, и командир дает «добро». Оставляю Максима в холле встречать группу, а сам отправляюсь наверх.

В стенах зияют дыры от снарядов, несколько пролетов лестницы разрушены взрывами, и приходится карабкаться, цепляясь за обломки руками и ногами. Подниматься чертовски трудно, винтовка за спиной создает дополнительные неудобства. Пока добираюсь до последнего этажа, кажется проходит целая вечность. «Последним» его назвать можно только условно-верхние этажи сметены во время массированной бомбежки. Пол усеян обломками бетона и искореженными стальными балками. Над головой то и дело проносятся эскадрильи «крабов». Приходится не только следить за небом, чтобы не быть обнаруженным ими, но и под ноги смотреть, иначе можно навернуться и переломать кости.

Центр города, куда нам так и не удалось пробраться, виден отсюда очень хорошо. Авиация чужаков усердно поработала, чтобы уничтожить город – многие дома разрушены до второго этажа, а некоторых и вовсе нет. Я на базе видел обзорное кино прошлых лет, в котором нам показали красивые высотные здания, опоясывавшие восстановленный после Третьей мировой Кремль. Теперь твари так измордовали центр Москвы, что на город больно глядеть. Кремль уничтожен, одни камни от него остались.

Но меня сейчас больше интересует, а скорее даже пугает активность чужаков километрах в пяти-шести южнее. Инопланетяне расчистили огромную площадку, причем постарались серьезно. Чтобы представить, сколько мусора им пришлось убрать там, где в прошлом стояли высотные дома, достаточно посмотреть на горы обломков, вывезенные тварями за периметр. Площадка напоминает здоровенный плац, вокруг которого ощетинилась орудиями боевая техника. Сверху в небе зависают десятки «крабов», а несколько эскадрилий постоянно облетают прилегающие районы. Улицы на подступах к площадке кишат постами, усиленными бронетехникой.

Нда… Охраняется плац будь здоров!

Но самое любопытное творится на площадке – над ней нависает диковинный летательный механизм, из днища которого то и дело вырывается яркий огненный луч, плавящий поверхность плаца. Ставлю настройку оптики шлема на максимальное увеличение и вижу отверстие метров десяти в диаметре, прожигаемое лучом странного аппарата. Любопытно, что они затеяли…

– Что у тебя? – звучит в наушниках голос Дронова.

– Не понимаю, – честно признаюсь я. – Могу включить транслятор, но лучше тебе подняться и самому посмотреть.

Дронов улавливает взволнованные нотки в моем голосе и тут же принимает решение:

– Сейчас будем.

– Осторожнее на лестнице, ноги берегите.

– Понял тебя.

Чужаки трудятся усердно, старательно пробивая в центре площадки пласты грунта. Огненный луч сменяется синими мерцающими потоками направленного света, они входят в землю, и под их действием она взрывается клубами пыли и снопами искр. Отверстие получается глубоким, ровным и округлым. Невероятно!

Завороженно смотрю на работу инопланетян, пока не слышу шаги поднявшихся на этаж бойцов. Оборачиваюсь. Первым карабкается Дронов. Парни отряхиваются и подходят ко мне. Нет только Вальдера, которого Дронов оставил вести наблюдение внизу.

– Смотри, командир, – указываю Дронову направление.

– Что за строительство? – удивляется Дрын.

– Понятия не имею, но очень похоже, что они клад ищут.

– Не поленились такой кусок земли расчистить, – размышляет вслух Дронов. – И на черта им это?

– Мама родная! – присвистывает за моей спиной Вонючка. – Такого мы еще не видали.

– Что будем делать? – спрашиваю командира.

– Нам туда не пройти, – сетует Дронов.

– Командир, надо спешить, – вмешивается Кузя, – иначе не успеем на катер. Летуны дольше отведенного срока ждать не будут.

Кузя прав. Хорошо бы уйти по-тихому, не привлекая внимания и не ввязываясь в бой. В следующий раз можно будет продумать другой маршрут или заглянуть сюда да полюбопытствовать, что с таким усердием копают инопланетяне. Сидеть здесь или под землей на станции до следующего прилета катера и ждать, когда нас засекут чужаки, сродни самоубийству.

То, что наша попытка пробраться в самый Центр провалилась, уже понятно. Главная задача теперь – уйти отсюда живыми. Но это мое мнение, а как посчитает Дрын, я, естественно, не знаю.

– Вы как отсюда выбирались? – спрашивает Дронов Максима.

– Пошли вон туда, направо, – указывает он. – К тому зданию.

– А потом?

– Потом снова повернули направо и через узкий проулок проскользнули по двум кварталам, надеясь уйти подальше от центра города.

– Удалось?

– Нет, нас засекли, – тяжело вздыхает Максим. – Мы сами виноваты. Расслабились и налетели на патруль чужаков, а те тут же открыли огонь.

– Ясно, – Дронов возвращается к наблюдению за действиями чужаков, размышляя, что предпринять дальше.

Представляю, что пережил Максим во время нападения патруля и мне становится его жаль. Обычно твари реагируют на появление человека мгновенно, сразу стараясь уничтожить всеми доступными способами: поливают огнем из оружия, режут острыми когтями, рвут зубами. Чужаки в своем поведении напоминают стаю голодных волков, которая бросается на добычу, только заприметив ее.

– Сильно потрепали? – спрашиваю его, заранее зная ответ.

– Они стреляли из больших автоматов, взрывы были повсюду. Нескольких человек сразу накрыло осколками. Женщина с ребенком погибла, ей голову оторвало. Ребенка тоже убило. Оставшиеся бросились врассыпную. Я схватил Соле за руку, потащил к ближайшему пролому в стене. Мы уже почти добежали, когда я почувствовал сильный толчок в спину. Такой мощный, что меня подбросило в воздух и отшвырнуло далеко вперед. Я ударился о стену и потерял сознание.

– А девушка?

– Погибла, – он говорит об этом спокойно, бедолага смирился с потерей.

Я молчу. Все, что мог, сказал ему чуть ранее, а начни сейчас болтать с ним об этом, не выдержит, даст волю чувствам, успокаивай его потом.

Возвращаюсь к созерцанию местности. На площадке ничего не изменилось. Тут пока все по-прежнему. Чужаки ловко орудуют своими механизмами, и яма на глазах увеличивается в размерах.

Все молчат, увлеченно разглядывая плац и то, что на нем происходит.

– Мы так далеко забрались, – с сожалением ворчит Дронов. Ясно, что он понимает необходимость эвакуации группы, но ему чертовски не хочется возвращаться с пустыми руками. – Практически в двух шагах от цели.

– Туда не пройти, – говорит Брюннер. – Тут же нарвемся на танки. Они нас непременно засекут. А вот в обратном направлении можем попробовать. Техника у них стоит так, что нормального обзора с этой стороны у них нет.

– Вижу, – отвечает Дронов.

– Время теряем, командир, – озабоченно вздыхает Кузя.

– Не нравится мне, что они в земле ковыряются, – в слух размышляет Дронов. – Раньше за ними такого не водилось. Что-то строить, возможно, собираются.

– Слишком много новшеств, – соглашаюсь я. – Что ни день, то сюрприз.

Прямо под нами по улице в сторону Центра проходят отряды чужаков. Двигаются они ровной цепочкой друг за другом, процессию возглавляет «лейтенант». Я раньше не видел, чтобы твари ходили так, и это удивляет. Обычно они рассыпаются цепью, или прут нестройной толпой, а тут, как на параде. В сердцах сплевываю.

Краем глаза замечаю, что палец Максима играет на спусковой кнопке. Судя по лицу парня, наш с ним разговор о Соле все же не прошел даром, и он готов в любой момент открыть по чужакам огонь. Этого только не хватало! С такой высоты попасть у него вряд ли получится, слишком руки дрожат, но шуму он точно наделает. Чужаки тогда за пару минут сровняют наш дом с землей, мы даже вниз спуститься не успеем.

– Даже не думай, – говорю я ему как можно спокойнее. – Ну-ка посмотри на меня.

Максим поворачивает голову, и по блеску в его глазах я понимаю, что парень плохо соображает. Пальцы его крепко сжимают оружие, аж костяшки побелели.

– Палец с кнопки убери.

Он пару секунд медлит, затем послушно выполняет мое указание.

– Ты же не хочешь, чтобы нас всех укокошили по твоей глупости?

– Н-нет, – мотает он головой.

– Тогда сиди спокойно и не дергайся. Я тебе советовал мстить, а не напролом под пули лезть.

– Извини, – оправдывается он. – Я понимаю.

– Надеюсь…

– Что было в том месте, где они роются? – отвлекается от созерцания работающих чужаков Дронов.

Максим поживает плечами:

– Да ничего, дома. А за ними сразу Кремль стоял, его после Третьей мировой восстановили.

– Странно, – задумчиво произносит Дронов. – Рядом глубокая станция метро, и копать ничего не надо.

– Значит, есть какой-то смысл, – ворчит Кузя.

– Ладно, – говорит командир, оглядывая нас. – Немного передохнем, и уходим к месту эвакуации. Ребята обещали подлететь по возможности ближе. Главная задача сейчас – дойти до катера. В бой не ввязываться, двигаться скрытно. Карта у всех есть, координаты места встречи загружены. Кто отстанет, добирается самостоятельно.

Дронов поворачивается к Максиму:

– Покажешь путь?

– Постараюсь.

– Командир, нужно понаблюдать за их возней, – встреваю я. – Нельзя так оставлять это дело.

– Поставим камеры, и довольно, – отрезает Дронов.

У нас с собой имеются миниатюрные камеры, которые записывают и передают кино прямо на наши пластины и на базу. Оставлять их, конечно, гораздо безопаснее, чем человека.

– Сам знаешь, что чужакам теперь удается глушить наши сигналы, – резонно возражаю я. – Информация придет либо с большими помехами, либо вообще не пройдет.

– Потом вернемся и заберем их, – парирует Дронов.

– Может, мне остаться тут? – неожиданно для себя говорю я.

Все поворачивают головы, удивленно взирают на меня.

– Тебе жить надоело? – Кузя крутит пальцем у виска.

– В любом случае, я увижу то, чего не заметят камеры. Смогу проанализировать ситуацию, а потом, если их глушилки будут мешать, найду место, откуда ее передать. Подумай, командир.

Дронов устало прикрывает глаза. Мои слова разумны, но я понимаю его переживания. Предложенная мною миссия самоубийственна, и именно он может либо разрешить ее, либо запретить. Если я погибну, он будет считать это своей виной. Даже если останусь в живых, неизвестно, смогут ли меня забрать. А скитаться в городе одному долго не удастся, чужаки рано или поздно вычислят. Группу по пути к катеру тоже ждут вражеские патрули и засады, их тоже могут перебить всех до единого. Но все же у них есть шанс, а у меня, если я останусь здесь один, шансов вернуться практически не будет. Если же группа не дойдет до катера, ни обо мне, ни о моем задании вообще никто знать не будет. Даже если в одиночку выберусь из города, попасть на базу без катера невозможно. Слишком велико расстояние.

Однако, оставшись следить за чужаками, я могу выяснить, что за новую пакость они затевают и, вероятно, это даст ответы на многие интересующие наше командование вопросы.

Дронов медлит, и это начинает нервировать. Ясно, что катер – не извозчик. Он всегда забирает нас в определенное, заранее обговоренное время. Летунам тоже приходится несладко, они постоянно рискуют нарваться на вражеских «крабов» или попасть под огонь понатыканных повсюду в огромном количестве зениток.

Нашему командованию необходима информация, и мы ее добываем, это наша боевая задача. А любой приказ необходимо выполнять на «отлично», иначе не видать нам победы, как своих ушей. Сегодня наше задание провалилось, мы не добрались до цели. Возможно, сделаем это в следующий раз, или же туда проскользнут другие группы. Но именно мы обнаружили изменения в поведении чужаков, мы выяснили, что им тоже требуется отдых, и как они спят. Наконец, мы застали их за странным рытьем ямы на расчищенной площадке. Дронов понимает, что в моей просьбе есть резон, но он знает, какая опасность меня поджидает здесь.

– Командир, – настаиваю я. – Мне не впервой сутками сидеть в засаде, пробираться по занятой врагом территории. Я умею быть незаметным, справлюсь.

– Хорошо, – наконец, неохотно соглашается Дронов. – Оставлю тебя наблюдать. Но только наблюдать. Никаких других действий не предпринимать. И дам тебе напарника.

Я пытаюсь воспротивиться, но командир слушать меня не хочет, жестом прекращает мои излияния. Он внимательно оглядывает людей:

– Парни, это должен быть доброволец, так что решайте сами.

Все призадумываются. Трусов среди нас нет, каждый отличился и в сорок третьем, и здесь. Однако затея моя слишком опасна. Мы привыкли работать в тылу у инопланетных тварей, но оставаясь на одном месте прямо у них под носом, превращаемся в смертников. Риск быть обнаруженными очень высок. Если нас засекут, рассчитывать нам не на кого, кроме как на себя. Огневой поддержки спасательных групп не будет. А чужаки, в случае нашего обнаружения, вмиг превратят наш дом в гору камней.

Молчание длится недолго.

– Я останусь, – вдруг говорит Курт Брюннер. – Хочется узнать, что эти твари затевают.

– Хорошо подумал? – прищуривается Дронов.

– Да, – спокойно кивает Брюннер.

– Только без самодеятельности, – приказывает нам Дронов. – А теперь надо перекусить, путь предстоит неблизкий.

У нас с собой стандартные армейские пайки «неприкосновенного запаса»: небольшие брикеты, плотно запакованные в серебристый, напоминающий фольгу материал. Ко всему прочему, у нас имеется такой шедевр, как Вонючка, который, будучи вечно голодным, постоянно таскает что-то из магазинов.

Брикет «неприкосновенного запаса» весит не больше ста грамм, но в каждой упаковке полноценный рацион дней на десять, плюс напитки. Достаточно высыпать в любую емкость содержимое одного из находящихся внутри упаковки маленьких пакетиков и добавить каплю жидкости из хранящейся там же специальной капсулы, спустя минуту получается довольно густой ароматный горячий суп или же каша с кусками мяса и овощей. С напитками точно так же. Как нам объясняли, все это искусственно синтезировано, но витамины при этом не исчезают, плюс ко всему в пищу добавлены безвредные стимулирующие препараты, состоящие исключительно из органических веществ.

Дронов приказывает первым уничтожившему свою порцию еды Вонючке сменить Вальдера, несущего вахту на первом этаже. Сашка вздыхает, выражая покорность судьбе, и, тяжело пыхтя, идет к ведущей вниз лестнице. Оно и понятно, после еды скакать по разбитым ступенькам мало кому захочется. Остальные тем временем могут немного расслабиться, расчистив от камней место на полу под балками перекрытий. Кузя, по обыкновению, тут же засыпает.

Завидую ему черной завистью. У парня крепкие нервы и железная выдержка. Несмотря на то, что я смертельно устал, все равно не могу сомкнуть глаз. Чтобы хоть как-то отвлечься, спрашиваю Максима:

– Слушай, а кто были те двое с тобой, когда вы атаковали чужаков?

– Обычные люди, – партизан пожимает плечами. – Я на них натолкнулся вскоре после гибели Соле. Они называли себя «Движением сопротивления» и устраивали вылазки на чужаков.

– И много ты с ними сделал вылазок?

– Та была первой, – вздыхает Максим.

– Не подоспей мы, она бы для тебя стала последней.

– Мне было наплевать.

– Не забывай, о чем я тебе говорил. Тебя никто воскрешать не будет.

– Я помню, – кивает Максим.

Глава 9

Время небольшого перерыва быстро истекает, Дронов по переговорному устройству спрашивает Вонючку, как обстоят дела в холле.

– Все то же, – слышится недовольный Сашкин голос. – Патрули, правда, зачастили.

– Готовимся к выходу, – приказывает нам Дронов. – Всем проверить оружие и экипировку.

Ребята собираются быстро, два раза никому повторять не приходится. Командир поворачивается к нам с Брюннером:

– Даю вам двое суток, чтобы все тут разнюхать. По истечении этого срока на прежнем месте вас будет ждать катер.

– Ясно, – отвечаем мы одновременно.

– Постарайтесь успеть, – говорит он, и слова его звучат, как просьба, а не приказ.

Мы начинаем прощаться. Никто из нас никогда не говорит «до свидания» или «пока». Тем более мы не произносим слова «прощай». Вместо этого желаем друг другу удачи или говорим «возвращайся».

– Удачи вам, ребята, – я пожимаю руку каждому. – Мы проследим за отходом и, если что, прикроем.

– Категорически запрещаю! – бесстрастное лицо Дронова сразу становится суровым. – Не вздумайте себя раскрыть. Я вас не для того здесь оставляю.

– Командир… – начинаю я, но Дрын не дает закончить.

– Чагин, Брюннер! Слушайте меня очень внимательно. Что бы ни произошло после того, как мы покинем это здание, я запрещаю вам вмешиваться. Пусть хоть ад разверзнется и нас всех переколошматят, вы обязаны сидеть как мыши. Вы теперь наши глаза и уши. Обзор местности во время нашего отхода и корректировка, не более.

Спорить с ним бесполезно.

– Петров, – Дронов вызывает наблюдающего за чужаками внизу Вонючку. – Как там дела? Включи этот чертов транслятор, чтобы мы видели.

Сашка выводит изображение Дронову на пластину, и мы подходим поближе, чтобы взглянуть.

– Там справа, – Вонючка комментирует возникающие на экране картинки, – патрули появляются реже. Я попытался отследить по времени, но график их движения хаотичен.

– Продолжай, – велит командир.

– Вон та широкая воронка у стены, край которой еле видно, достаточно глубока. Можем там после первого броска затаиться и отдышаться.

– Отлично, жди, будем через десять минут.

Дронов отключается и обсуждает с парнями план отхода.

Я испытываю щемящее чувство. Так обычно ощущаешь себя, когда твои близкие покидают тебя, а ты не знаешь – увидишь ли их еще когда-нибудь. Слишком часто за последние несколько лет мне приходилось расставаться с людьми. Ледяное, тянущее чувство безвозвратной потери засело глубоко в сердце.

Переживаю за наших ребят: впятером им придется пройти почти десять километров до места эвакуации, пробираясь через цепь постов и вражеских патрулей, рискуя каждую секунду попасть под вражеский огонь.

Парни отправляются домой, а мы с Брюннером остаемся, чтобы провести среди тварей двое суток. Конечно, мы рискуем больше остальных. Но мы – снайперы, и долгое ожидание не тяготит нас, как других людей. В этом наше отличие. Железная выдержка, умение сутками находиться на одном месте и ничем не выдавать себя – вот основные качества хорошего стрелка.

Группа спускается по лестнице, Дронов идет последним. Он задерживается на секунду, оборачивается, всем своим видом показывая, что за ослушание его приказа нам не поздоровится. Мы киваем, подтверждая, что уяснили, хотя не очень понимаем, как Дрын собирается нас наказать, если твари обложат его со всех сторон.

Нам с Куртом предстоит корректировать действия группы, когда парни окажутся на улице. Занимаем позиции, из окна отлично видна площадка перед домом и соседние здания. Минут через десять слышим голос Дронова:

– Мы у выхода. Что видно сверху?

– Пока порядок, – отвечает Курт, осторожно выглядывая наружу. – Улица пустая.

Я тем временем держу на контроле периметр.

– Хорошо, давай отсчет, – распоряжается Дронов. Слыша его спокойный голос, понимаю, что Дрына ничто не сможет сбить с намеченной цели.

Кажется, что секунды тянутся вечностью. Еще раз внимательно осматриваю окрестности, опасаясь, не пропустил ли чего. Понимаю при этом, что и медлить нельзя, ведь ситуация в любой момент может резко измениться. Но Курт медлит, и это начинает раздражать.

Наконец, Брюннер дает отсчет:

– Три… Два… Один!

– Вперед! – резко цедит сквозь зубы Дронов и нам видно, как он, пригибаясь, выскакивает на изрытый взрывами проспект. Следом за ним устремляются остальные. Вонючка бежит замыкающим.

Мы с Куртом напряженно наблюдаем, как парни бегут по открытому участку к спасительной воронке. Не знаю, о чем в этот момент думает Брюннер, а в моей голове колоколом звенит лишь одно слово: «Давайте!» Повторяю его как заклинание: «Давайте, давайте, давайте!»

Ребята беспрепятственно проскакивают открытое место и скрываются на дне глубокой воронки. Первый этап пройден!

Бросаю взгляд в ту сторону, где находится усиленный бронетехникой пост чужаков, но там пока все спокойно. Они по-прежнему занимаются своими делами, не подозревая, что у них под носом находятся люди.

Вызываю Дронова, спрашиваю:

– Как вы там, командир?

– Что с чужаками? – вместо ответа интересуется он, не отвлекаясь на мелочи. Что ж, отозвался, значит, все нормально.

– Пока хорошо, вас вроде не засекли.

– Если бы засекли, я бы это и сам понял, – пытается отшутиться командир.

– Удачи.

– Надеюсь, – замечает Брюннер, – что дело и дальше так пойдет.

– Да, – соглашаюсь я, – тогда они доберутся до переулка, а там им полегче будет.

Оглядываюсь в сторону плаца. Твари по-прежнему работают. Что же они все-таки затевают? Никогда прежде чужаки не ковырялись в земле, а всегда приспосабливали под свои нужды наши подвалы и подземные коммуникации.

Вдали появляется несколько групп чужаков-пехотинцев, Дронову с его людьми их не видно. Сразу сообщаю ему:

– По периметру чисто, но к чужакам пополнение приближается. Если хотите выбраться отсюда, то сейчас самое время.

– Понял.

Парни резко выскакивают из воронки и, пробежав метров пятьдесят, укрываются за огромным, отвалившимся от фасада дома куском стены. Этот отрезок пути им тоже удалось пройти беспрепятственно и остаться незамеченными.

Начинает смеркаться, мир вокруг окрашивается в черные тона. Чужакам ночь не помеха, они в темное время суток видят, как днем. А у нас, к счастью, есть приборы ночного видения.

Снова внимательно осматриваю окрестности, но пока ничего настораживающего не замечаю:

– Порядок. Выждите три минуты, и на следующий рывок.

Сердце мое бешено колотится. Мы с Брюннером чувствуем себя паршиво, ведь мы можем лишь наблюдать, как парни пытаются выбраться из этого кошмара, не в праве вмешаться в случае их столкновения с чужаками. Но вместе с тем мы ответственны за их безопасность. От напряжения Курт слегка барабанит по прикладу винтовки кончиками пальцев. Цыкаю на него, и он прекращает.

Если сейчас парням удастся пробежать еще немного по открытому участку, они доберутся до безопасного места, скроются из поля зрения чужаков.

– Выходим, – слышится голос Дронова.

Мысленно желаю им удачи.

Еще один рывок. Они почти преодолевают опасный отрезок, когда темное небо пронзает резкая вспышка – словно мимо пронеслась горящая огнем молния. В том месте, где только что находились ребята, раздается страшный, оглушительный взрыв. Обломки камня летят во все стороны, улицу заволакивает дымом. Успеваю отследить траекторию вспышки, и смотрю, откуда произведен выстрел.

В проеме окна на уровне восьмого этажа полуразрушенного здания напротив меня мелькает фигура чужака. Кричу что есть силы:

– Командир!

Ответа нет. Сквозь дым пока ничего не видно, и мы с Брюннером с напряжением смотрим, ожидая, что он вот-вот рассеется.

– Командир!

В эфире полная тишина. Неужели все они погибли?! Я не знаю, что предпринять. Чужак еще на своем месте, и мы легко можем снять его. Позиция у нас удачная, сверху отлично видна его голова. Хватаю винтовку, прицеливаюсь, готовый отстрелить твари башку, как вдруг через помехи доносится голос Дронова:

– Мы в порядке.

– Что у вас?

– Успели укрыться. Только Кузю слегка зацепило.

Дым рассеивается, и я вижу, что ребята залегли за грудой камней и балок. С тринадцатого этажа они напоминают муравьев. Преодолели они больше половины расстояния, но теперь, находясь в секторе обстрела, и двинуться не могут. Этот гад в здании крепко держит их на мушке.

Совершенно ясно, что долго им там не пролежать. Еще пара выстрелов из смертоносного оружия чужака, и парням конец. Странно, однако, что чужаки в конце улицы против обыкновения остаются на месте, словно их это не касается. Может, посчитали, что противник не представляет большой угрозы и для его устранения хватит одного засранца в здании? Ответа у меня нет. Сейчас важно срочно что-то предпринять, дать возможность ребятам выбраться из-за камней и добежать до угла. Они даже высунуться не могут, им нужно помочь.

– Чужак в окне здания напротив. Мы с Куртом сейчас его снимем.

– Нет! – рявкает Дронов. – Это приказ!

Чужак снова выпускает огненную молнию. Баррикада, за которой укрылись наши бойцы, разваливается на глазах. В эфире сквозь помехи слышатся крики и отборный мат.

Положение ухудшается тем, что с дальнего конца улицы в направлении группы Дронова все же выдвигаются несколько «мотоциклов» и взвод пехотинцев. Прочухались, твари!

Надо действовать, нельзя сидеть сложа руки и ждать, что все само образуется. Не образуется. Брюннер тоже явно пребывает в сомнении, но немецкая выдержка и привычка четко выполнять приказы командования останавливают его от безрассудных поступков.

И вдруг мне в голову закрадываются крамольные мысли. А что, собственно говоря, Дрын мне сделает? Отдаст под трибунал? Так это меня не особо пугает. Я уже прошел через все круги ада, и не по одному разу. Да меня уже убивали, что мне этот трибунал. К тому же, чтобы Дрыну отдать меня под трибунал, ему для начала выжить нужно. И я ему в этом должен помочь.

Риск есть. Никогда нельзя недооценивать противника. Если твари засекут нас, нам крышка. Но спокойно наблюдать, как убивают моих товарищей, я тоже не намерен. Чтобы меня не услышал Дрын, молча показываю пальцами Брюннеру, что попробую снять стрелка. Тот машет руками, как бы говоря: «Ты с ума сошел? А приказ Дронова?» В ответ я указываю ему в сторону лестницы: «Спускайся и отходи».

Брюннер понимает, что я предлагаю ему убраться. В том случае, если меня подстрелят, он останется и в одиночку продолжит наблюдение. Курт отрицательно качает головой, а затем кивает в сторону стрелка, и по старой привычке сгибает указательный палец, как бы нажимая на невидимый спусковой крючок снайперки. Что ж, немец в очередной раз показывает себя с хорошей стороны.