Текст книги "Золотой шар"

Автор книги: Михаил Белозёров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Чепухалин хотел сказать, что все это только проекты, все это пока еще в голове, что больше он никогда ничего не напишет, потому что решил застрелиться, и тут до него дошло.

– А что взамен? – спросил он у Кабакова. – Что?! – вскричал он в страшном подозрении.

Вся чудовищность обстоятельств встала перед ним во всей своей красе. Это была неземная логика. Это была космическая неопределенность, открытая то ли Пифагором, то ли Черчиллем.

Чепухалина охватило отчаяние, он решил, что от него потребуют нечто такого, из-за чего придется отказаться от сотрудничества с ведущим издательством страны, то есть предать Родину. На это он сразу решиться не мог. Все-таки он был русским офицером. Надо было подумать.

– Сущая ерунда. Дай мне три дня пожить в твоем теле.

– Ни хера себе! – удивился Чепухалин и скрутил уже было дулю.

– А потом гуляй не хочу.

– Учти, я военные секреты не выдаю… – упавшим голосом предупредил Чепухалин и мысленно распрощался с издательством ЭКСМО.

– А они мне и не нужны, – ответил Кабаков.

– А в чем суть?

Груз размером с Эверест упал с плеч Чепухалина. Все противоречия в его душе были тут же разрешены в пользу ЭКСМО.

– Суть в том, что я полевая форма. Далеко от Дыры отойти не могу, потому как рассыплюсь на элементарные частицы. Сюда-то добрался с большим трудом, на перекладных. Поэтому мне нужно чужое тело, желательно, по согласию.

– А это очень больно?

– Не больнее, чем укол от СПИДа.

Чепухалин не знал, что такое укол от СПИДа, потому что никогда ничем не болел, кроме одной лукавой болезни, тайна которой осталась за семью печатями. Однако против предложения Кабакова устоять не смог. Поэтому махнул рукой:

– Поживи, черт с тобой!

Тело Кабакова с пробитой головой послушно рухнуло на прежнее место, а Егор Чепухалин ощутил небывалую силу. Взор его настолько улучшился, что за тридцать километров сквозь стены дома он увидел всех-всех сталкеров, бродящих по Зоне, весь хабар, разбросанный по полям и весям, и Сидоровича Ивана Каземировича, сидящего в подвале, как паук в банке, а далеко на севере – еще одного такого же скупщика, Рахиль Яковлевну Нищету, похожую на египетскую мумию. Но самое главное – он видел Дыру. Она была прекрасна. И эту красоту хотели уничтожить! Гады! – подумал Чепухалин, испытывая священное чувство преклонения. – Гады!!!

– Тихо… Тихо… – предупредил дух. – Не пыжься!

– Р-р-р… – зарычал Егор Чепухалин, чувствуя, что потихоньку звереет. – Ебическая сила!!!

Должно быть, так себя ощущал Геракл, совершая тринадцатый подвиг по женской части.

По воинской части моментально пронеслась весть – капитан Чепухалин сошел с ума. Во-первых, он подал рапорт на увольнение из рядов СА, а во-вторых, подрался с дежурным по части после того, как помочился на крыльцо штаба.

– Если он решил косить, – изрек генерал Лаптев, когда ему доложили о случившемся, – то глубоко заблуждается. У нас и после худших выходок никого не выгоняли. Приказываю посадить его на гауптвахту дней этак на двадцать, нет, на тридцать, и пива не давать!

Генерал Лаптев со дня на день ждал приказа из МО о присвоении ему очередного звания и перевода в столицу, поэтому ЧП ему были не нужны.

– Есть! – козырнул дежурный, держась за распухший нос, и вместе с нарядом из пяти человек побежал ловить буйного капитана.

Дежурный сильно сомневался в успехе своего мероприятия. Он уже один раз ощутил на себе силу кулаков Чепухалина. А сила эта была немереной.

Капитан Чепухалин по-прежнему стоял на крыльце, но теперь он был еще и в дымину пьян. Его покачивало, как тростник в бурную ночь. Увидев наряд, он произнес:

– А, явились, гады! – и бросил в них пустую бутылку из-под водки. – Пидары вареные, идите сюда, идите!

И первым ударом выломал столб, поддерживающий козырек над штабом, вторым – разметал по плацу наряд, а по ходу дела опрокинул командирский «уазик», оказавшийся у него на пути. После этого он прошелся по казарме, и все, кто там были, покинули ее спешно через окна или двери.

В дело вступил сам генерал Лаптев. Он сел на БТР-90 и, крича в «матюкальник»: «Сдавайся, Чепухалин!», принялся гоняться за ним по военному городку. Генерал Лаптев страшно спешил, потому что до пуска ракет оставалось меньше часа. Наконец Чепухалина все же загнали на хозблок, а точнее, в новую столовую, и генерал Лаптев разрешил применить огнестрельное оружие, потому что капитан Чепухалин не сдавался, а очень метко кидался из окон всем, что ему попадало под руки, и помощники Лаптева уже все были в синяках. Самому Лаптеву пришлось прикрыть левый глаз черной повязкой, под которой расплывался отвратительный фиолетовый синяк, полученный от точно и сильно брошенной картошины.

* * *

Калите повезло. Вход в город со стороны автовокзала никто не охранял. Но все равно он предпринял меры предосторожности, и на разведку ушел весь световой день. Конечно же, вначале они воспользовались «планшетником» и обшарили окрестности, но действовали наверняка. Калита больше никого не хотел терять. Без Куоркиса с его опытом и силой боеспособность группы уменьшилась на треть.

Впрочем, даже если кто-то их и заметил, то предпочел убраться восвояси. Умный сталкер – живой сталкер.

Обычный сталкер трусоват и предусмотрителен. Экономит на оружии и обмундировании. Довольствуется краюхой хлеба и глотком воды из фляги. Больше всего Калита боялся столкнуться с недавними сослуживцами. Они были безжалостны, как все государевы люди, и могли убить, образно говоря, за никчемную «пустышку», потому как по закону все, что находилось в Зоне, принадлежало государству. А лицензии для частных лиц на добычу хабара выдавались за очень и очень большие деньги, и лицензии у Калиты, естественно, не было.

Видать, Семен Тимофеевич не соврал, думал Калита. Он понимал, что зря его обидел, что из-за этого погиб Куоркис. Но, как бывалый военный, отгонял от себя эти мысли, потому что знал: на любой войне все предусмотреть невозможно, что есть сотни случайностей, которые ты себе даже вообразить не можешь.

К вечеру они сидели в девятиэтажке, на самом верху, и отдыхали. Ели стандартный армейский паек. Огонь Калита разводить запретил, так же как и вести разговоры о хабаре – кто, когда и что притащил и кто как продал. Считалось, что упоминания в Зоне о хабаре – дурной вкус, который может иметь дурные последствия. Опытные хакеры даже думать об этом не смели, боясь накликать беду.

Когда совсем стемнело, он сказал:

– Схожу-ка я по одному делу…

– Ты куда, командир? – приподнялся с матраса Венгловский.

После случая с Куоркисом он не то чтобы не доверял Калите, но стал нервным и осторожным, как зверь в чужом логове. Умирать ему не хотелось.

– Спокойно, мужики, без фанатизма. Пойдем со мной, Юра, – предложил Калита. – Здесь недалеко отшельник один живет.

– Живет ли? – переспросил Чачич, намекая на то, что на ночь глядя ходить никуда не стоит.

– Да живет, живет, – ответил Калита. – Я же рассказывал…

– Вот утром и сходил бы, – проворчал Дубасов, тем самым давая понять, что против ночной прогулки командира.

Жора Мамыра не высказал своего мнения, потому что был в карауле – сидел в угловой квартире с пулеметом ПКМ и держал под прицелом подходы к девятиэтажке. Да у Жоры Мамыры и не было такого статуса, как у Дубасова, не смел он еще перечить командиру.

Калита и Венгловский проскользнули через квартиру на восьмом этаже в соседний подъезд – единственный отход, который оставили себе, заминировав на всякий случай прилегающие квартиры, и очутились на улице. Жора, конечно, сразу их увидел. Его предупредил Чачич, к тому же он узнал обоих, потому что рассматривал двор в прибор ночного видения. Две фигуры – одна отливающая ярко-зеленым цветом, другая – почти черная, растворились в темноте.

Справа тянулся городской парк, который превратился со временем в чахлый лес. Здесь во множестве водились поющие улитки «кудзу», но сегодня они молчали.

Ученый не любил город. Он и в столице-то жил скромно, а здесь выбрал нору. Об этой норе не ведали даже самые пронырливые сталкеры. Даже, наверное, черный сталкер, думал Калита, пробираясь в Колодезный овраг. Сам Калита узнал об овраге при весьма странных обстоятельствах. Когда он уже начал выкарабкиваться из лучевой болезни, в палату вошел странный человек – пузатый, чернявый, с отрешенным взглядом карих глаз.

– Сашка?! Ген?! – безмерно удивился Калита и приподнялся на своем ложе, хотя был облеплен трубочками и проводами, как муха паутиной.

Они обнялись, и Ген, глядя на него своими безумными глазами, сказал ему на ухо:

– Я ее предвидел!

– Что? – спросил Калита.

В нем уже проснулась тяга к жизни, и он начал всем интересоваться.

– Дыру и ее воздействие на вас, то бишь на нас.

Калита схватил его за руку:

– Ты тоже попал под облучение? – и хотел задать сотню других вопросов, но Ген, хитро улыбнувшись, так же тихо сказал:

– Зайди ко мне через пару дней, – и дал адрес, конечно, не улицы и не дома, а третьего Колодезного оврага за городским парком.

Действительно, через три дня Калита поднялся и первым делом улизнул к другу. Они долго беседовали. Ген открыл ему глаза на суть Зоны, а потом они ходили в Дыру по тайному лазу.

Оказалось, что облучение Дыры спасло жизни всем тем, кто попал под него. Они стали суперлюдьми. Уже после ликвидации последствий катастрофы, когда наступило время для анализа, было замечено, что очень маленький процент чернобыльцев не восприимчив к радиации. А эффект облучения Дырой вообще превзошел все нормы физиологии человека. Из чернобыльцев, лежащих в левом крыле больницы, государство создало засекреченный отряд «Бета» военных сталкеров. Долгие годы «бетовцы» «таскали» хабар не только из Зон, находящихся на территории СССР, но из Зон на территориях других стран. После распада СССР «бетовцы» остались не у дел. Большая часть из них ушла в черный бизнес и, конечно, его не афишировала. Остальные разбрелись кто куда. Когда же государство спохватилось, восстановить службу «Бета» оказалось не с кем. Калита создал собственную команду, и они много чего интересного нашли в Зоне. А потом золотое время сталкеров закончилось – Зоны взяли под контроль, и бизнес пришлось срочно менять. Но и эту напасть они пережили. Теперь перед ними со всей очевидностью стояла новая задача – освоить Дыру.

Калита еще не знал, как конкретно это будет выглядеть. Может быть, он поставит свой КПП на входе в Дыру и будет брать мзду со всех желающих посетить это притягательное место. А может быть, стоило первыми проникнуть внутрь и набрать как можно больше хабара. Можно было поделить территорию Дыры. Но зачем делить, если никто не предъявлял на нее права. Поэтому Калита считал себя единственным полноправным хозяином Дыры. В крайнем случае у него был еще один выход – обратиться к бывшему руководству «Бета». Но это только на крайний случай, если их мероприятию будет грозить опасность.

Перед чертовым колесом его что-то насторожило. Мягко и почти беззвучно «оно» прошло огромной тенью, и звезды за ним искажались, как в увеличительном стекле. «Рок судьбы», вовремя сообразил Калита, и они замерли. Калита – за детской горкой, Венгловский – за поребриком, в кустах. При появлении такой бочки пользоваться связью, даже слабосильной, не рекомендовалось – можно было получить смертельный удар молнией. Но почему она летает? – удивился Калита. Обычно «рок судьбы» проявлял себя только днем. И как бы в подтверждении самых худших опасений, он услышал над собой, высоко в небе звук БЛА. Неспроста они их запускают, неспроста, подумал Калита и, пригнувшись, пересек некогда большую площадь. В этом был риск, лучше было бы двигаться за деревьями, но Калита чувствовал, что ночь сегодня будет спокойной и, главное, теплой – с юга наползали тучи. Венгловский, как тень, скользнул следом.

Если бы кто-то третий смотрел на главную парковую площадь в прибор ночного видения, то он увидел бы, как за людьми метнулись два «привидения» и пропали в зарослях. Калита же ничего не заметил. Даже его новомодная следящая система молчала, как во сне. В шлеме справа лишь тлел зеленый огонек.

На Юру Венгловского можно было положиться. И вовсе не потому что тот прошел суровую школу спорта и спецназа, просто был по натуре бывалым человеком и знал цену жизни. Калита вообще умел подбирать людей и берег их, он только к чужим относился по-свински. Свои это знали и прощали его. Правда, в последнее время он перегибает палку, думал Венгловский, как бы оправдывая командира. Но все равно не мог взять в толк, зачем нужно было посылать на заклание журналиста, ведь в трех километрах севернее был еще один мост. Пусть даже этот мост был «плохим мостом». Но ведь можно было попробовать!

Рассуждая таким образом, Венгловский споткнулся. Поперек тропинки лежал сталкер. И сразу же зашумел старый радиоактивный парк, и луна окончательно спряталась за тучи.

Калита уже был тут как тут. Присел и, повозившись над сталкером, равнодушно сказал:

– Стрела… прямо в горло. Умер мгновенно.

У Венгловского отлегло от сердца. Хотя ясно было с первого взгляда, что ловушкой здесь и не пахнет – тропинка-то была «холодной», к тому же ею давно не пользовались. Как этого бедолагу сюда занесло, надо было разобраться.

Калита тут же определил:

– Это «турист».

– Дорогой «турист», – согласился Венгловский, оценив экипировку, половину из которой можно было смело выкинуть в ближайшую канаву, как то: инфракрасный фонарик, ночной прицел, накомарник, пилу с алмазными зубцами, сапоги-скороходы фабрики «Зоря», резиновую электрошоковую дубинку, нунчаки, наручники, огромный нож и прочий хлам.

«Туристами» называли богатых экстремалов, которые ходили в Зону за приключениями. Обычно их сопровождали бывалые сталкеры, которые переквалифицировались в инструкторов. Они не светились ни у Сидоровича, ни, конечно, у военных, ни даже у северного клана, во главе которого стояла Рахиль Яковлевна Нищета. Как они проникали в Зону, какими тайными ходами и тропами, никто не знал. Шли на свой страх и риск. И шансов вернуться у них было крайне мало. Но все равно желающих рискнуть не убывало. А деньги в этом бизнесе крутились очень большие.

– Почему его не вытащили?

– А черт его знает. Может, испугались. А может… А-а-а… вот почему…

Венгловский тоже присел, потому что Калита глядел куда-то чуть-чуть назад и влево. Туда, под куст вяза, уходил свежий кровавый след. Хотя Венгловский навидался всякого, но вид и запах крови переносил плохо. Даже на войне он вырубался, когда видел развороченные животы и оторванные конечности. Поэтому и полез за Калитой не сразу, а несколько раз глубоко вздохнул, словно собирался прыгнуть в омут, и только потом сунулся в кусты. Видать, человек в горячке пробежал эти последние метры, потому что ломиться в здравом уме сквозь густой подлесок глупо.

Они увидели его тут же. Он сидел, схватившись за живот, и в нем еще тлела искра жизни, потому что тепловизор, в отличие от «туриста», показывал теплые участки кожи.

– Хемуля, – узнал Калита, сняв с человека шлем.

– А я думал, куда он пропал?

– Он мне бутылку самогона должен, – вспомнил Калита. – Мы с ним вместе начинали.

Хемуля, он же Иван Перчеклин, тоже пережил Чернобыльскую катастрофу, но, в отличие от прочих счастливчиков, сумел избежать крепких объятий государства, то бишь призыва в ряды государственных сталкеров. Ходил в Зону много лет и ничего не боялся. Все думали, что он и есть черный сталкер. Уж очень был удачлив. Считал себя равным Богу, но денег за хабар не брал. Только накладные расходы. Думал, что это грех. Работал за идею, которая виделась ему в процветании Земли, а Зону почитал как божественный дар человечеству. А потом пропал. Лет десять о нем никто ничего не слышал. Поговаривали, что ему наконец повезло, что он взял редчайший бигхабар и теперь летает в Майами и на Гавайи. Но из бывалых мало кто в это верил. А те, кто верили, говорили, что, мол, тогда он уже не жилец, потому что наверняка потерял нюх на Зону и начал себя беречь. А Зона любит смелых и удачливых. Впрочем, это не правило. Не было в Зоне правил. А те, кто устанавливали себе правила, погибали еще до того, как эти правила становились правилами.

– Поэтому и не слышал, – сказал Калита, – что «туристов» водил. Шифровался. Я таких знаю. Бегемот в прошлом году погиб. Стал сдуру вытаскивать «туриста» из «ведьминого студня», и его засосало.

Конечно, бывалые сталкеры друг друга не очень-то жаловали, но и жлобство среди них было редчайшим явлением. За жлобство оставляли в Зоне навечно. Поди потом разберись. Полиции здесь нет. Военные сюда лазают только по необходимости. А на Бога никто не надеялся.

Судя по экипировке, Хемуля действительно приподнялся. На нем была такая же мягкая броня «булат», как и на Калите, и оружие супер-пупер – штурмовая винтовка F2000. Однако ни броня, ни новомодное оружие не спасли его.

– Чем же его так? – спросил Венгловский. – Пробили «булат»?

Хотя ответ был налицо. Калита поежился. На нем была точно такая же броня, и он не хотел опробовать ее качества. Выходит, здесь, в кустах, что-то такое хоронится, о чем мы даже не подозреваем, подумал он, вытирая о Хемулю окровавленные руки. Напоследок он уколол ему промедол, чтобы тот не мучился, и они, пятясь, ушли, не забрав ни дорогой амуниции, ни оружия, словно страшась потянуть за собой эту непонятную смерть. И по тропинке они тоже не пошли, а вернулись назад, чтобы зайти со стороны реки.

* * *

– А ну, поворотись-ка, сынку! – гудел высокий пузатый человек, то тиская Калиту, то отстраняя его и разглядывая, как невесту. – Ну здорово! Здорово! Сколько лет прошло! Сколько лет!

– Семь, – скромно сказал Калита, из последний сил пытаясь противостоять медвежьим объятьям Гена. – Осторожно, без фанатизма, кости сломаешь.

Юра Венгловский скромно топтался в темной прихожей. Его никто не замечал.

– Дай-ка и мне взглянуть! – произнес кто-то в углу, и Калита оглянулся, прищурившись.

– Рахиль Яковлевна Нищета! – воскликнул он. – Собственной персоной!

– Я! Я! – проскрипела старуха, поднимаясь из кресла с высокой спинкой. – А ты что подумал, сукин сын?!

Она была высокая и сухая, как мертвая сосна, и прокуренная, как боцман на рыбацкой шхуне.

– Узнаю, узнаю, – шутливо вскинул руки Калита.

Появление Рахили Яковлевны Нищеты накануне открытия Дыры его насторожило. Это не могло быть простым совпадением. А с Рахилью Яковлевной Нищетой он не хотел тягаться. Не то что это было ему не по силам, но о ней всегда говорили с опаской. А за два года, в течение которых он ее не видел, многое могло измениться, и он не знал соотношений сил в Зоне, поэтому осторожничал. В любом случае, подумал он, плохой мир лучше войны, которую неизвестно кто выиграет.

– Что-то ты неприветлив, – заметила она.

Завитки волос, крашенных «басмой», ниспадали на высокий, морщинистый лоб. Происходила Рахиль Яковлевна Нищета из партийных работников еще советских времен. Курила «Герцеговину Флор» в подражание Сталину и ругалась матом не хуже грузчиков в одесском порту. В Припяти она заведовала городским парком и сделала его образцово-показательным, изгнав оттуда всех бомжей и нищих. Даже колесо обозрения завезла. Но, в отличие от большинства ее партийных чиновников, из Зоны, не убежала, и не только потому что попала под излучение Дыры, а потому, что быстро поняла свою выгоду и, как Сидорович, стала торговать экипировкой и скупать хабар, но только со стороны Мозорьских ворот, в густых лесах Полесья. Конечно, к Рахили Яковлевне ходили реже, чем к Сидоровичу – дорога была «плохой», да и территория контролировалась Россией, и такого бара, как у Сидоровича, не было, однако товар у нее «водился» лучше и за хабар она платила щедрее. Специализировалась она на бигхабаре. Он был ее коньком. Говорят, что Сидорович трижды подсылал к ней убийц, пока однажды ему не принесли посылку с головой самого крутого из них. После этого Сидорович затаился в ожидании удобного случая. Однако найти исполнителя уже не мог, потому что умудренные жизнью «южные» сталкеры не соглашались ни за какие деньги искать встречи с Рахилью Яковлевной Нищетой.

– Это вам кажется, Рахиль Яковлевна, – ответил он почтительно, делая лицо приветливым.

– Ох, смотри у меня! Ох, смотри! – погрозила она пальцем и засмеялась, блеснув свежей фарфоровой улыбкой. – Кто там с тобой?

Венгловский почтительно снял шлем и, как рыцарь, вышел из темной прихожей.

– А! Юра! Юра! Юрочка… – обрадовалась Рахиль Яковлевна и вдруг на полпути к нему замерла. – А кого ты с собой притащил?

– Я?.. Никого, – оглянулся Венгловский.

– Ну, б…ть, ну паскуда! Тля заморская! Виолончель ржавая! Я же говорила, Зона опасное место! А ну, и ты покажись!!! – велела старуха, крутанув Калиту так, что он сделал пол-оборота на пятках.

Александр Ген побледнел и отступил к стене. Он безоговорочно полагался на чутье и знание Рахили Яковлевны.

– Вы знаете, кого вы притащили, сукины дети? – гневно спросила она.

– Кого?! – в один голос откликнулись Калита и Венгловский, невольно поводя плечами.

– «Наездников»!

– Ничего не вижу! – признался Ген, глядя на Калиту и Венгловского и подслеповато щурясь.

Он даже взял большое увеличительное стекло, но подойти побоялся и подслеповато разглядывал их издали, на всякий случай загораживаясь ладонью, словно это могло помочь.

– В общем, так, рыцари мои, от «наездников» могу избавить за полторы тысячи. С каждого! – подняла вверх корявый палец Рахиль Яковлевна Нищета. – И то – по знакомству. Обычно я беру в три раза дороже.

– Я ничего не чувствую, – сказал Калита, поеживаясь. – Может, обойдется?

– Я тоже ничего не чувствую, – поддакнул Венгловский, с надеждой глядя на командира – мол, как он решит, так и будет.

– Это потому, что они еще корни не пустили и соки не начали тянуть, – безапелляционно заявила Рахиль Яковлевна. – Ну, раскошеливайтесь, раскошеливайтесь, мальчики. Я этих «наездников» в свое время навидалась. Где вы их подцепил? Сейчас это уже большая редкость.

– Похоже, когда мы на «туриста» наткнулись?.. – Венгловский вопросительно посмотрел на Калиту и в двух словах рассказал о Хемуле и его подопечном.

– Не нравится мне все это! – заявила Рахиль Яковлевна. – На тебя охотятся? – она посмотрела на ученого Гена, который так и стоял у стены, не смея приблизиться к гостям.

– Да кому я нужен? – Ген растерянно взъерошил волосы. – Сижу себе в этой дыре… теоретизирую, практически ни с кем не общаюсь.

Он развел руки, показывая на стены, увешанные коврами. Эту пещеру он выкопал много лет назад, и Калита мог поклясться, что в ней было множество тайных ходов, которые вели, наверное, даже в Дыру.

– Значит, нужен, раз самострелы на твоих тропинках ставят! – наставительно произнесла Рахиль Яковлевна Нищета.

– Помню, помню твою историю, – беззлобно сказал Ген. – Но с Сидоровичем я вроде не ссорился?

– Наивный ты человек, – ответила Рахиль Яковлевна Нищета, слюнявя прокуренные пальцы и поправляя кокетливый завиток на лбу.

Калита представил, как она это делала в молодости. Обалдеть можно, подумал он. Вот баба, хоть и старуха. Зачем ей это все? Нянчила бы внуков, так нет, играет в мужские игры. Азартная, наверное?

– Снимай уже быстрее! – попросил он, протягивая ей деньги. – А то мне действительно что-то шею жжет.

– Эх, милки вы мои, милки, – Рахиль Яковлевна Нищета достала из толстого ридикюля лечебный хабар. – Ежели бы начало жечь, то между лопаток, ближе к сердцу. Поначалу-то люди от инфаркта умирали. Теперь-то уже лечить научились. Первым преставился, царство ему небесное, Кирилл Панов. Был такой красавчик в первой Зоне. – Она подперла кулаком подбородок и предалась воспоминаниям. – Я как раз в институт внеземной культуры по обмену опытом приехала. И была я в те времена, мальчики, писаной красавицей. Вокруг меня мужики штабелями валялись. Но мне нравился только он один! Только у него были пронзительные, как угли, глаза. А какие он песни пел! Сердцеед, одним словом.

– Кто? – спросил задумавшийся Ген.

– Как кто? – словно очнулась Рахиль Яковлевна Нищета. – Панов! Было в нем что-то! Было! А он пошел в эту Зону и «наездника» принес, который его через два часа и убил.

Она вновь переживала давно забытое горе и была безутешна.

– Снимать броню или нет? – забеспокоился Венгловский, зачем-то подставляя зад.

– Не вертись, сукин сын! Не вертись! – строго сказала Рахиль Яковлевна и так шлепнула его костлявой рукой меж лопаток, что крепкий Венгловский пал на колени и закряхтел, словно в него вогнали кол.

– Следующий! – она крепко выругалась, и Калита, закрыв глаза, сделал шаг.

Он вдруг вспомнил, как ему в детстве делали прививки, было точно так же страшно.

А потом они пили крепкий чай с ромом и беседовали о Зоне.

– Наше представление о Зоне меняется, – сказал Александр Ген. – Я переписываюсь с Гавайской Зоной GP5V по натовской классификации. Они ее пытались уничтожить в момент открытия Дыры.

– Вот как! – воскликнул Венгловский, успокоившись только после того, как Рахиль Яковлевна Нищета этих самым «наездников» спрятала в специальную магнитную сетку, а сетку засунула в ридикюль и сказала: «Пригодятся. Я знаю, куда их пристроить». По лицу ее было видно, что речь идет о Сидоровиче.

Сплетничали, что она умеет насылать порчу и сглаз. Но Калита в подобную чертовщину не верил. Вот разве что с помощью Зоны? – думал он, внимательно следя за Рахиль Яковлевной Нищетой. Что-то в ней его настораживало. Он не мог понять, что именно. Несколько раз он вопросительно поглядывал на своего друга детства – Александра Гена, но тот делал вид, что ничего не происходит. В общем, ситуация была неоднозначной, и Калита на всякий случай поставил свой АК-74М не дальше чем на расстоянии вытянутой руки, хотя считал возможным ситуацию, когда оружие может оказаться бесполезным. Но береженого Бог бережет.

– Так чем же Зону пытались уничтожить америкосы? – спросил Венгловский, бесконечно потея в своем кевларе.

Он потянулся, взял чайник, налил себе новую порцию чая и положил три ложки малинового варенья, полагая, что хуже уже не будет.

– Ядерной бомбой, конечно? – с усмешкой предположил Калита.

В голове Калиты, несмотря на то, что он был практик, не укладывалось, как можно уничтожить то, что вокруг нас: свет, огонь, воздух. В его понимании Дыра была именно такой – бессмертной. Он считал, что Зоны – это бескорыстный дар человечеству. Пусть иногда с жуткими свойствами, но дар, который нужно понять. Однако, как ни странно, человечество до сих пор не выработало политику в отношении Зон, потому что ученые до сих пор не могли понять, что же это такое. А вот военные готовы были действовать быстро и решительно, но, слава богу, до сих пор волю им не давали.

– Ну естественно. Чем американцы еще могут? Так у них во время пуска сгорела вся электронная начинка. А что это значит? – Александр Ген поднял палец. – Это значит, что у Зоны есть сознание, и она защищается!

Вот Ген, подумал Калита, он складывает мозаики. Он молодец. Он знает свое дело. Побольше бы таких гениев. Но ведь и они не всегда правы. А кто тогда?

– А ты знаешь, что наша Зона окружена средними ракетами? – спросил Калита. – Вокруг Зоны напихано куча установок типа «точка».

– Думаешь, будут стрелять?

– А кто его знает? Но, согласно твоей логике, следует, что Зона должна все ракеты уничтожить.

– Громко сказано! – согласился Венгловский. – Как? Это физически невозможно.

– А может, она и уничтожит? – предположил Ген. – Может, уже кто-нибудь крадется в темноте? Или какие-нибудь новые «наездники» прискачут?

– Чего-то врешь, молодец! – прокаркала Рахиль Яковлевна Нищета из своего глубокого кресла с высокой спинкой, потягивая душистый ром. – Ты еще скажи, что Зоны связаны между собой.

– Есть и такое предложение! – подскочил Ген, расплескав при этом себе чай на колени. – Я как раз работаю над справедливостью закона четности. Если он действительно справедлив, тогда ясно, откуда появляется Дыра.

– Откуда? – полюбопытствовал Венгловский.

– Откуда, откуда? – передразнил Ген. – Из зазеркалья!

– Брось, это маловероятно! – заявил Калита. – Вчера сообщение было по телеку. Зазеркалье-то есть, конечно, но его очень мало. Не больше двух десятых процента. А если учесть, что оно размазано по всей вселенной…

– А-а-а! Вот видишь! – обрадовался Ген. – Есть! Есть!

– Ну может быть, и есть, – согласился Венгловский.

– Не может быть, а точно!

Ген был крайне возбужден. Сколько Калита его знал, столько Ген и выдумывал свои теории. Это было его хобби, смыслом жизни. Кто-то собирал марки, кто-то коллекционировал женщин – Ген копил идеи. Иногда это занятие давало хорошие результаты. Настолько хорошие, что однажды ему присудили Нобелевскую премию в области информативных полей Зон. Его заросшая седая физиономия долго мелькала на обложках таблоидов и в выпусках новостей. Но Ген не поехал в Стокгольм. Он проигнорировал приглашение ученой комиссии. А из племени журналистов к нему никто не смел приблизиться на расстояние пушечного выстрела, чтобы взять интервью. Постепенно о нем забыли. Казалось, ученого это только забавляло. Он не придавал своей славе никакого значения и вылезать из Зоны не собирался. Мало того, он считал, что только находясь здесь он может творить независимо и честно. В свое время он так был увлечен Зоной, что назвал своего сына Максимом в честь героя романа «Обитаемый остров». Но где теперь этот сын? Ген подозревал, что он сделался сталкером и ушел искать Дыру в свой «обитаемый остров». Все смешалось в жизни Гена, и, конечно, он был по-своему несчастным человеком. Как, впрочем, и все мы, думал Калита. Он считал, что его друг искал смысл там, где его не было. Если честно, Калита тихо презирал всякую науку, тем более теоретическую.

– Все это так, – согласился Юра Венгловский, – но пришельцы так и остались непостижимыми. Мы даже не знаем, были ли они. Ну, может, и пролетал какой-нибудь корабль и сбросил мешок с мусором. Кто знает?

– Чего-то они часто сбрасывают одни отходы, – иронически заметила Рахиль Яковлевна, доливая себе в чай большую порцию рома.

– Да, в космосе зафиксированы какие-то странные объекты плазменного характера, – согласился Ген. – Попытки разобраться неизменно приводят к неумышленному абсурду. Но эта теория устарела еще во времена Стругацких и Лема, потому что никто не может выскочить из собственной истории. Разве мы не пытались перетащить, например, афганцев из каменного века в век индустрии? Пытались. Что из этого вышло? До сих пор мак выращивают. Иными словами, человечество не может самостоятельно преодолеть разрыв между цивилизациями. Выходит, мы только в начале пути. Должно быть, существуют дилеммы, о которых мы не имеем ни малейшего представления. Все дискуссии впереди. Мы только лишь заглядываем в Дыру и многие вещи невольно игнорируем. Если завтра Дыра откроется, то мы приблизимся еще на один шаг в понимании материи.