Текст книги "Рестификатор Абрамова (СИ)"
Автор книги: Михаил Акимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Annotation
Акимов Михаил Вячеславович
Акимов Михаил Вячеславович
Рестификатор Абрамова
Конкурс технического творчества близился к концу. Комиссия, с трудом сдерживая зевоту, завершала просмотр представленных приборов, делая, впрочем, вид, что всё это ужасно интересно. Большинство экспонатов год за годом переходило из конкурса в конкурс, менялись только таблички с именами их изготовителей. Лопатин с сожалением подумал, что хорошая в общем-то идея не получает в городе должного развития: руководство учебных заведений расценивает конкурс как средство реализации олимпийского принципа: главное – участие, а не результат. По этой причине все экспонаты легко подразделялись на две группы: старые, которые участники конкурса поленились не то, чтобы подкрасить, а уж хотя бы просто помыть, и новые, явно изготовленные наспех за пару дней. Он со вздохом подумал, что проку от такого конкурса нет, и надо здесь что-то менять, только вот что?
Наконец, они подошли к последнему участнику, и Лопатин с изумлением увидел, что это далеко не школьник и даже не пэтэушник, а уже пожилой мужчина лет пятидесяти. Держался он вполне уверенно, как будто участие в детско-юношеском конкурсе было вещью естественной. Заложив руки за спину, он с независимым видом ожидал приближения комиссии, время от времени гордо поглядывая на то, что было, по всей видимости, его изобретением.
Выглядело оно так, словно средних размеров лягушку сначала до одури чем-то напугали, затем – уже в таком виде – раз в двадцать увеличили в размерах, и то, что получилось, покрасили первой попавшейся под руки краской какого-то грязно-серого цвета.
– Н-да, дизайнчик-то у него ... того, – сказал Лопатин.
Он был самым молодым в жюри технического конкурса и жутко по этому поводу комплексовал. Ему всё казалось, что остальные члены жюри его затирают: не дают высказаться, не прислушиваются к его мнению, и потому старался всех опередить.
– "Рестификатор Абрамова", – прочитал он табличку и, обратившись к изобретателю, спросил: – Простите, а что такое рестификатор?
– Не знаю, – пожал плечами тот, – просто слово понравилось, звучит красиво, – и, немного помолчав, добавил: – Я его сам придумал.
– А Абрамов – это он, – мрачно пояснил Лопатину председатель жюри. – Во всех технических конкурсах участвует. Слушай. Абрамов, – обратился он к мужчине, – ну что ты опять на детский конкурс-то пришёл?
– А куда мне идти? – огрызнулся тот. – Я что, виноват, что вы для взрослых конкурсов не проводите? А потом, я имею полное право здесь участвовать: у вас в Положении нет пункта об ограничении возраста.
– А вот на следующий год обязательно внесём, – злорадно пообещал председатель.
– Забудете! – хмыкнул Абрамов. – Вы всегда так говорите, и всегда забываете. А раз в этом году не внесли, то хватит тянуть время! Давайте, спрашивайте меня про рестификатор.
– Вадим Сергеич, ладно уж, пораспрашивайте его немного, для виду, – прошептал Лопатину председатель, и тот понял, что на первом плане оказался не случайно: просто другие члены жюри не захотели связываться с Абрамовым. Волей-неволей приходилось продолжать.
– Ну, – нерешительно начал он, – и как работает ваш прибор?
– Хорошо работает, – пожал плечами изобретатель, и все члены жюри ехидно засмеялись.
– Я имею в виду, – покраснел раздосадованный Лопатин, – какие функции он выполняет?
– Да все, какие ему положено, все и выполняет! – упрямо гнул своё Абрамов. – Вы бы лучше не пытались умничать, а сели вот на этот стул, я на вас всё и покажу!
– Соглашайтесь, Вадим Сергеич, – снова зашептал председатель. – Вы не бойтесь, у него никогда ничего не работает!
– А ты хоть раз проверял? – усмехнулся обладавший, как выяснилось, тонким слухом изобретатель.
Всё это начинало напоминать цирк, и Лопатин решил, что лучше всего действительно согласиться. Он уселся на стул и позволил засуетившемуся от неожиданного внимания Абрамову опутать себя какими-то проводами и присосками. После этого тот снял со своей лягушки голову – оказалось, что это шлем, опять-таки, с проводами – и надел на Лопатина. И члены жюри, и юные дарования, собравшиеся вокруг, дружно захихикали. Он невольно подумал, что теперь, наверное, похож на лягушку больше, чем рестификатор. Тем временем изобретатель пощёлкал какими-то тумблерами и поднял вверх руку, что, по-видимому, означало, что сейчас-то всё и произойдёт. Абрамов картинно включил ещё один тумблер, расположенный отдельно от других – очевидно, главный – и стал выжидающе смотреть на Лопатина. Но тот абсолютно ничего не ощущал, кроме, разве что, лёгкого покалывания в затылочной части. Гораздо больше интересовала его стрелка индикатора, которая медленно, но уверенно ползла к отметке на шкале, возле которой рукой Абрамова было написано: "Всё". И действительно, едва стрелка подошла к этой отметке, Абрамов выключил свой прибор и озвучил эту надпись.
– В каком смысле – всё? – поинтересовался председатель. – Поясните нам.
– Всё – значит всё, – отрезал изобретатель. – А пояснять ничего не буду. Вы мне никогда не верите. Пусть он вам сам всё расскажет.
– В самом деле, Вадим Сергеевич, вы можете что-то объяснить? – спросил председатель.
– Ничего, – пожал плечами Лопатин. – Абсолютно ничего не было.
– То есть, как это – ничего? – заволновался Абрамов. – Вы что, действительно ничего не поняли?
– Ничего – значит ничего, – передразнил его Лопатин, сдирая с головы шлем и отдирая присоски.
– Э, нет, подождите, подождите, – замахал руками Абрамов, привлекая внимание членов жюри. – Ладно, так и быть, я вам сам всё продемонстрирую, раз вы так ничего и не поняли. Скажите-ка, – обратился он к Лопатину, сколько будет, если 487 умножить на 3200?
– Один миллион пятьсот пятьдесят восемь тысяч четыреста, – ответил Лопатин, помедлив самую малость.
Не говоря ни слова, победным жестом Абрамов указал на него: ну, вот, мол, теперь-то убедились? Среди юных дарований послышалось восторженное "ух ты!", но члены комиссии расхохотались. Председатель пояснил:
– Вадим Сергеевич хоть, скажем, и не кандидат физико-математических наук, но способность к быстрому счёту у него с детства. Мы, когда с ним работаем, всегда без калькулятора обходимся: чем считать, быстрее у него спросить. Ну, господа, – обратился он к членам жюри, – я думаю, всё ясно. Можно подводить итоги конкурса.
Лопатин, наконец, освободился от своих пут и, молча пройдя мимо растерявшегося Абрамова, вместе со всеми направился к столику жюри.
Всё дальнейшее происходило как обычно, за одним исключением: первую премию решено было присудить впервые выставлявшемуся, пусть и спешно сработанному электрическому экзаменатору. Схема была очень простенькая: никакой электроники, только тумблеры и лампочки, зато действовал он весьма надёжно и, самое главное, мог – и, наверняка, будет – использоваться практически. Представители техникума были удивлены и раздосадованы тем, что их, побеждавший последние два года и действительно здорово сработанный автотренажёр, занял лишь второе место. Лопатин почувствовал удовлетворение от мысли, что, может быть, теперь они захотят привлечь к творчеству новых ребят, а не пользоваться заслугами прошлых лет. После церемонии награждения он по не понятной ему самому причине поискал Абрамова, не нашёл и увидел, что опоздал к традиционному заключительному перекуру, на котором обычно члены жюри обменивались впечатлениями. Когда он подошёл, все уже заканчивали курить и расходились. Ему оставалось только попрощаться и тоже уйти.
Выйдя на улицу, он достал сигарету и полез в правый карман пиджака за зажигалкой. Рука быстро нащупала привычную форму, и он собирался её уже достать, но тут его внимание привлёк другой предмет, тоже находившийся в кармане. Его конфигурация была Вадиму абсолютно не знакома, и он удивился: что это у него там? А когда вытащил, то удивился ещё больше: это была тоже зажигалка, но чужая. И он даже знал, чья: Геннадия Ильича, одного из членов жюри. На перекурах все они дружно этой зажигалкой восхищались и откровенно Ильичу завидовали. Зажигалка и в самом деле была хороша, по крайней мере, необычна: выполнена в форме горбатого дракона. В горбу находилась кнопка, если её нажать, то из пасти дракона вырывалось пламя.
На первый взгляд, ничего особенно загадочного в этой ситуации не было: ну, в самом деле, кому из курильщиков не случалось попросить прикурить , а потом по ошибке положить в карман чужую зажигалку? Всё это так, да только Вадим точно знал: от этой зажигалки он ни разу не прикуривал, да Геннадий Ильич её никому в руки и не давал. Мало того, он помнил, что когда после безуспешных поисков Абрамова пришёл в курилку, Ильич снова демонстрировал её всей компании, после чего положил в карман, попрощался и ушёл. Получалось, что это – другая зажигалка, но тогда чья? И, главное, как она у него оказалась? Так ничего и не поняв, Вадим решил, что вечером узнает у председателя телефон Геннадия Ильича и выяснит, не пропадала ли у него зажигалка.
Покончив с этим вопросом, он прикурил от дракона и не спеша пошёл по улице. Погода была просто чудесная, и Вадим почувствовал, что идти домой сейчас не хочется, лучше зайти в какое-нибудь кафе, выпить пивка, чего-нибудь съесть и погулять ещё. Оглядевшись по сторонам, он увидел то, чего искал, и зашёл внутрь.
Народу в кафе почти не было, и это ему тоже понравилось. Подойдя к стойке, он взял бутылку "Старого мельника" и котлету с картофельным пюре. Сидя за столиком, Вадим потягивал пивко, ожидая, когда ему принесут разогретую в микроволновке еду. Есть хотелось уже очень ощутимо, поэтому, когда официантка принесла заказ, он тут же принялся за него. Но, едва отведав, поморщился: котлета была неплохая, а вот пюре абсолютно не солёное. Вадим поискал глазами по столу, увидел солонку и протянул, было, к ней руку. Но в этот момент солонка дёрнулась и сама подъехала к его руке, как будто кто-то потянул её за ниточку. Вадим оторопело оглянулся назад – там никого не было, рассмотрел солонку – всё нормально. Через три столика от него сидели парень с девушкой, они тоже попивали пиво, о чём-то потихоньку беседовали и не обращали на Вадима никакого внимания. За столиком у входа сидел немолодой мужчина, и единственным объектом его внимания была тарелка, из которой он что-то ел. Даже барменша, воспользовавшись почти полным отсутствием посетителей, ушла в подсобку. В общем, заниматься такими шутками было абсолютно некому.
Вадим машинально посолил пюре, перемешал, затем озарённый идеей, отложил в сторону вилку и, взявшись за крышку стола, попробовал покачать его вверх-вниз. Безрезультатно. Значит, просто скатиться по полированной поверхности стола солонка не могла. Но тогда что заставило её двигаться? Он поставил солонку на место и подставил руку так же, как в прошлый раз. Но теперь солонка прочно стояла на своём месте и передвигаться явно не хотела. Совершенно озадаченный, Вадим допил пиво, затем снова принялся за еду и, только доев, подумал, что совсем не обратил внимания на то, достаточно ли он посолил пюре. Он думал о другом. За последние полчаса произошло два абсолютно не объяснимых события. У него в голове вертелась мысль о причине их возникновения, но мысль эта была настолько идиотской, что ему даже не хотелось её обдумывать, чтобы не выглядеть в собственных глазах полным дураком.
После кафе Вадим зашёл в магазин "Музыка". Он часто сюда заходил. Даже если не было денег, всё равно приятно было убедиться, что вполне реально существуют диски "Deep Purple", "Beatles", "Pink Floyd", и их в любой момент можно приобрести. Вот и сейчас его заинтересовал сборник "Rock Ballads". Он повернулся, чтобы подозвать продавщицу, и в этот момент что-то довольно больно ударило его по пальцам и упало на прилавок. Потирая руку, он повернулся и обомлел: на прилавке лежал диск "Rock Ballads"! Не зная, что и делать, он машинально взял его в руки и стал рассматривать. Это заметила продавщица.
– Мужчина, – возмущённо сказала она, – как вы его взяли?
– Он здесь лежал, – соврал Вадим.
– Что вы обманываете? Не мог он там лежать!
– Что же я, по-вашему, перелез через прилавок и взял? – огрызнулся Вадим, прекрасно понимая, что уличить его невозможно.
– Нет, но ... – продавщица остановилась, не зная, что и сказать.
Вадим решил воспользоваться паузой, с негодованием положил диск на прилавок и. всем своим видом изображая оскорблённое достоинство, вышел из магазина.
На улице его, однако, пробил озноб. Ситуация выходила из-под контроля, а что делать, он не знал. Идиотская мысль уже не казалась идиотской, по крайней мере, её следовало хорошо обдумать. Вадим увидел, что находится рядом с небольшим сквериком, и решил посидеть на скамеечке, покурить и успокоиться. Пустую скамейку он нашёл легко, сел, достал сигарету, снова прикурил от дракона и стал анализировать. Собственно, и анализировать-то было нечего. Всему могло быть только одно-единственное объяснение: после воздействия рестификатором Абрамова у него развились какие-то магнетические способности, что позволяет ему притягивать к себе понравившиеся предметы. Не все, а именно понравившиеся. Очевидно, этот дурацкий рестификатор каким-то образом задействовал ранее не задействованные клетки головного мозга, способные к ... чему? Магнетизму, телекинезу? В общем, чёрт его знает, к чему, но в результате получилось то, что получилось. Другой вопрос: что со всем этим делать? Ответов два: научиться контролировать желания, воровать понравившиеся вещи потихоньку и, как следствие, обогатиться, или найти негодяя Абрамова и заставить вернуть всё на свои места. По поводу первого варианта Вадим не стал даже фантазировать: врождённая порядочность была одной из главных составляющих его натуры. Он подумал, что в Доме детского и юношеского творчества, где проходил конкурс, должны что-то знать про Абрамова: ведь, по словам председателя жюри, он – постоянный участник. Значит, поиски следует начинать оттуда. Решив так, он вернулся из мыслей к окружающей реальности и как раз вовремя: мимо проходила потрясающе красивая девчонка! Она знала, что красива, и это чувствовалось во всём: в горделивой осанке, походке, уверенно-царственном взгляде, который милостиво разрешал всем прохожим любоваться ею. Вадим воспользовался разрешением и стал откровенно её разглядывать.
И тут с её походкой и с ней самой что-то случилось: она сбилась с горделивого шага и, нелепо ковыляя, откидываясь назад и оглядываясь, стала приближаться к скамейке, на которой сидел Вадим. Со стороны это выглядело так, будто кто-то невидимый толкал её в спину. Доковыляв до скамейки, она плюхнулась рядом с Вадимом и, испуганно заикаясь, спросила:
– Ч-ч -что в-вам н-нужно?
– Мне? – пожал плечами Вадим. – Ничего.
Она и сама понимала, что он здесь не при чём, и это пугало её ещё больше. Её лицо, ещё минуту назад красивое, стало злым, каким-то испуганным и глупым и утратило для Вадима всякую привлекательность. И как только это произошло, невидимые путы, сдерживающие девчонку, исчезли, она вскочила и бросилась бежать, со страхом оглядываясь на него.
Вадим достал новую сигарету и нервно закурил. Вот это да! Что там предметы – он может управлять людьми! Как же ему теперь жить? Ведь это надо постоянно подавлять любые свои желания! А что, если ему, допустим, захочется, чтобы какой-то человек выпрыгнул к нему из окна пятого этажа? Вадим в ужасе помотал головой, отбросил сигарету и почти бегом направился к ДДЮТу.
По дороге в его голове мелькали опасения, которые, к счастью, оказались напрасными: дежурная знала, где живёт Абрамов, мало того, его дом был всего в двух минутах ходьбы. Это была частная ветхая хибарка на одного хозяина с маленьким неухоженным огородом и болтавшейся на одной петле калиткой – Вадим почему-то именно так и представлял его жилище. Приподняв калитку, он с трудом сдвинул её в сторону, постучал во входную дверь и вошёл.
Хозяин был дома, и это было хорошо. Посмотрев на Вадима, он не сразу, но всё-таки узнал его и очень удивился.
– Вот что, Абрамов, – сказал Вадим, с трудом переводя дыхание, – где этот твой рестификатор?
– Вон, – показал тот рукой в угол, – а что? – и, оживившись, спросил: – Ага, никак-таки решили первое место присудить?
– Первое место? – злобно сказал Вадим. – Как же! Рожу тебе надо за такие штуки набить! Ишь, чего выдумал – на живых людях эксперименты проводить! А ну, быстро включай свой чёртов агрегат и отменяй всё, что со мной натворил!
– А чего я с вами натворил? Вы же сами говорили, что ничего не было, – резонно возразил Абрамов.
– Мало ли чего я тогда говорил! Тебя это не касается! Ты делай, что тебе говорят, а иначе я тебя, мерзавца, под суд отдам!
– Вот те раз! Да за что под суд-то? Вы хоть толком объясните, а то только кричите да ругаетесь! – забеспокоился и Абрамов.
Вадим подумал, что тут он, пожалуй, прав, и, насколько смог, спокойным тоном рассказал обо всём, что с ним произошло. Выслушав, Абрамов задумчиво сказал:
– Н-да, значит, всё-таки рестификатор-то работает? – и, немного помолчав, решительно добавил: – Вы извините, Вадим Сергеевич, но я вам ничем помочь не могу.
– Как это – не можешь? – ошеломлённо спросил Вадим и заорал: – Хватит дурью маяться! Говорят тебе: делай из меня опять нормального человека!
– Да не могу я! – прижав руки к груди, повторил Абрамов.
Вадим собрался, было, броситься на него с кулаками, но тут ему в голову пришла более удачная мысль.
– Значит, не можешь? – уже спокойно спросил он. – Ну, что же, ладно. Не хочешь – не надо. Прощай, Абрамов, извини, если что не так.
И он решительно направился к выходу. Абрамов нагнал его сразу же за дверью.
– Вадим Сергеич, да что же это такое? – испуганно верещал он. – И не хочу идти, а что-то меня толкает!
– Это ещё что! – не останавливаясь, сказал Вадим. – Видишь, вон лужа? Глубокая, между прочим. Так вот, я пойду вон по тем досочкам, а ты уж прямо по ней! И отныне будешь ходить со мной везде, пока я сам тебя не отпущу!
– Вадим Сергеич, – сдался Абрамов. – Я согласен! Давайте вернёмся!
– Так-то лучше!
Вадим повернул назад. Абрамов, облегчённо и в то же время покаянно вздыхая, потащился следом.
Они вернулись в дом и уселись возле стола.
– Вадим Сергеевич, – тихо сказал Абрамов, – вы уж извините, но я действительно ничего не могу. Послушайте, я вам всё расскажу.
Слушая его рассказ, Вадим с ужасом понимал, что у него на самом деле нет никаких шансов. Из рассказа Абрамова следовало, что предыдущую часть жизни он проработал в одном жутко засекреченном НИИ. Работал лаборантом, потому как никакого серьёзного образования у него не было. Его шефом был профессор, выдающийся специалист по исследованию человеческого мозга. Деятельность Абрамова сводилась к тому, что он делал, что ему скажут: паял, привинчивал, соединял что-то с чем-то, не имея ни малейшего представления ни о назначении прибора, ни о принципе его работы. Тем не менее, работу свою он очень любил, делал её с удовольствием, и у профессора к нему никаких претензий не было. Особенно льстило Абрамову, что работает он в НИИ и делает, по-видимому, какие-то очень важные для страны вещи. По вечерам, когда все уходили, он любил оставаться один, смотрел на хитрые схемы, не знакомые ему детали и представлял, как между ними всё связано и как в результате этого осуществляется работа прибора в целом. Но десять лет назад профессор ушёл из жизни, и Абрамов в качестве лаборанта оказался не нужен. Его перевели в охранники территории, и это было для него страшным ударом: ведь теперь он не мог участвовать в работе института! Невыносимо было каждый день с территории двора смотреть на окна лабораторий и знать, что там каждый день происходит что-то важное, и это важное происходит без него! Чтобы не растравлять себя, он уволился. Отпустили его легко, рассудив, что лаборанту суть исследований попросту не известна.
После этого он работал грузчиком, экспедитором, сторожем и ещё Бог знает кем, но основная часть его жизни начиналась с того момента, когда он приходил домой. Все заработанные деньги он тратил на электронику: микросхемы, платы, радиодетали. Названий многих из них он не знал и поэтому покупал, ориентируясь на внешний вид: не прошло даром многочасовое разглядывание схем! А затем из этих деталей он собирал знакомые по памяти приборы, о назначении которых даже не догадывался. Что такое человеческий мозг, он представлял очень смутно, зато свято верил в одно: у всех этих приборов одно предназначение – сделать мозг гениальным. А стать гениальным Абрамову было просто необходимо: ведь тогда он сможет вернуться в институт, но уже в качестве учёного! Действие приборов он всегда проверял только на себе, но результатов никаких не было. Мысль о том, что что-то не так с приборами, ему и в голову не приходила: в конце концов, он решил, что настолько бездарен, что лично ему даже такие приборы не помогут.
Тогда он подумал о своих знакомых, в круг которых входили исключительно сторожа, грузчики и дворники: ведь не может быть, чтобы они были довольны своей судьбой! Но неожиданно для него все они предложения Абрамова поумнеть с помощью прибора с негодованием отвергали: по их мнению, согласиться на это – значит, признать себя дураком. И он понял, что из этого круга надо вырываться. Так он стал участвовать в конкурсах технического творчества. Но ни члены жюри, ни даже дети никогда не соглашались подвергнуться воздействию его приборов. (Мысль о том, что такое воздействие может быть опасным, никогда в голову ему не приходила: ведь не мог же профессор, которого он боготворил, заниматься чем-то плохим!) В общем, Вадим оказался первым, кто согласился надеть на голову шлем.
– А почему всё-таки ты назвал свой прибор рестификатором? – спросил Вадим просто, чтобы о чём-то спросить.
– Слово мне очень нравится, – сказал Абрамов, – какое-то ... такое ... решительное! Рестификатор! Я соврал, что сам его придумал, я его где-то слышал. А вы его разве не знаете?
– Нет, – сказал Вадим, но тут его осенило: – может быть – мистификатор?
– Во-во! – обрадовался Абрамов. – Точно, мистификатор! А что это такое?
Но Вадим только махнул рукой.
– Абрамов, дорогой, – уныло сказал он, – да пойми ты, наконец, что произошло! Я ведь сейчас страшный человек! Монстр! Представь себе, что я сейчас сижу и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не пожелать тебе с разбегу головой об стенку стукнуться! Ведь стукнешься, как миленький!
– Вадим Сергеевич, успокойтесь, пожалуйста, – испуганно проговорил Абрамов, и немного помолчав, спросил: – А вы разве сами в этом ничего не понимаете? Ведь вы в жюри были, значит, разбираетесь ...
– Да какое там! Я в этом отношении от тебя недалеко ушёл. В школе я работаю, труды преподаю, вот и назначили в комиссию.
– Но вы же так здорово считаете! Как вы эти числа перемножили!
– А толку что? В цирке, разве что, выступать? Практической пользы от этого никакой – калькулятор взял и считай!
Они надолго замолчали. И тут Абрамову пришла в голову мысль.
– Вадим Сергеевич, – сказал он с просветлённым взором, – а что, если сделать так: вы снова наденете шлем, а я в рести ... в своём приборе поменяю плюс на минус? В тот раз он вам это добавил, значит, сейчас – уберёт!
– Сложно всё это, – опасливо сказал Вадим, – ведь это надо, чтобы воздействию подверглись те же самые клетки. А это представляешь, какая точность! Микроны, а то, поди, ещё меньше! – но тут же махнул рукой и сказал: – Давай, всё равно больше делать нечего!
Они вместе подтащили рестификатор к электрической розетке, Абрамов надел ему на голову шлем, Вадим взялся, было, подсоединять присоски, но Абрамов сказал:
– Не надо, я это просто так, для солидности сделал, они даже ни к чему не подсоединены!
После этого он поменял местами провода и с молчаливого согласия Вадима включил свой прибор. Снова медленно поползла стрелка к одиозной надписи "Всё", и Вадим почувствовал знакомое покалывание. Абрамов на сей раз ничего не сказал, а просто выключил прибор и хотел снять с Вадима шлем, но тот, осенённый новой мыслью, его остановил:
– Подожди, сначала кое-что проверю!
Некоторое время он посидел с закрытыми глазами, было видно, что он занят какой-то умственной деятельностью.
– Так и есть, – сказал он, наконец, – не на те клетки попали! Считать не умею, даже таблицу умножения не помню! Ну, а от этого-то хоть избавился?
Он посмотрел на стоящий на столе стакан, в который до половины была налита прозрачная жидкость, и стакан тут же прыгнул ему в руки.
– А от этого не избавился, – констатировал Вадим и, посмотрев на стакан, спросил: – Водка?
– Водка, – подтвердил Абрамов. – Я тут перед вашим приходом ... с расстройства ...
– Ясно, – сказал Вадим, не закусывая, выпил и, показав на прибор, добавил: – меняй обратно провода, давай по новой!
После того, как всё было проделано, он перемножил 746 на 915, проверил результат на бумаге столбиком и убедился, что всё вернулось.
Но главная задача была не решена, и Вадим впал в прострацию, настолько глубокую, что даже не слушал Абрамова, который ему сначала что-то долго и убедительно говорил, потом спрашивал, потом, не получив ответа, принял молчание за согласие, поменял положение шлема на голове Вадима, включил прибор, потом выключил, снова что-то спрашивал, снова поменял, снова включил , и так несколько раз. Вадим пришёл в себя только от его громкого крика:
– Чёрт, я же обратно плюс-то с минусом не поменял! Получается, что я это у вас не убирал, а опять что-то добавил!
Обеспокоенный Вадим стал экспериментировать над собой. Выяснилось, что за то время, пока он был в отключке, он приобрёл способность взглядом зажигать огонь, видеть сквозь стену, одним усилием мысли парить в воздухе и, опять-таки, взглядом превращать водку в родниковую воду (обратный процесс, почему-то, не получался). Наверняка, было и ещё что-то, о чём он пока ещё не догадывался. Со всем этим можно было бы мириться, гораздо хуже было другое: проклятая телекинезо-магнетическая способность не исчезла, а, по-видимому, даже обострилась, свидетельством чему было то, что Абрамова довольно сильно ударила по голове деревянная лопата, которая до этого мирно стояла в углу. Удар этот, как ни странно, стимулировал изобретателя к дальнейшим экспериментам.
– Ничего, Вадим Сергеич, не расстраивайтесь! – заорал он. – Я сейчас всю эту гадость напряжением задавлю!
И не успел Вадим ничего возразить, как тот крутанул какой-то резистор до отказа и включил тумблер.
На сей раз вместо покалывания Вадим получил довольно сильный удар током и почувствовал, что куда-то проваливается ...
Он пришёл в себя от громкого голоса Абрамова:
– Всё!
Вадим открыл глаза. Он сидел на стуле в актовом зале ДДЮТ. Вокруг него толпились члены жюри и ребята – участники конкурса. Выходит, он незаметно заснул, и всё это сон?
– В каком смысле – всё? – поинтересовался председатель. – Поясните нам.
– Всё – значит всё! – отрезал изобретатель. – А пояснять ничего не буду. Вы мне никогда не верите. Пусть он вам сам всё расскажет.
– В самом деле, Вадим Сергеевич, вы можете что-то объяснить? – спросил председатель.
Вадим, со смутным ощущением, что всё это уже когда-то слышал, молча содрал с себя шлем и присоски и, не отвечая, направился к столику жюри. Он услышал, как за его спиной сориентировавшийся председатель заключил:
– Ну, господа, я думаю, всё ясно. Можно подводить итоги конкурса.
Всё дальнейшее происходило, как обычно. Первое место, по единодушному мнению жюри, было присуждено автотренажёру. Представители техникума в таком исходе конкурса и не сомневались. Вадим настаивал, чтобы хотя бы третье место присудили электрическому экзаменатору, но остальные члены жюри его не поддержали. Геннадий Ильич, выражая общее мнение, снисходительно разъяснил Вадиму, что изготовлен он довольно небрежно, в явной спешке, да и схема уж больно простенькая: никакой электроники, только лампочки да тумблеры, а где же полёт технической мысли?
После церемонии награждения Вадим пошёл, было, по традиции в курилку, но понял, что никакого обмена мнениями он слушать не хочет. Он развернулся и пошёл на улицу. Выйдя из Дома творчества, Вадим достал сигарету и прикурил от зажигалки.
Зажигалка была в форме дракона.
