Текст книги "За Путина, за победу!"

Автор книги: Михаил Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Претензии к идеологичности отдельных наших кинопродуктов звучат анекдотично, если сравнить их с признанными западными образцами. Тот же упомянутый здесь «Кандагар», это, конечно, притча, имеющая сложные отношения с реальной действительностью. Можно напомнить, что история эта, прямо связанная с противоборством больших спецслужб, имеет свое прямое продолжение в судьбе того самого кандагарского авиаперевозчика Виктора Бута. Есть мнение, что это вообще месть американцев за Кандагар.

Так вот, степень исторического вымысла что в «Кандагаре», что в «Колчаке» (там, собственно, и вымысла никакого нет, есть только некоторая «избирательность») ни в какое сравнение не идет с совершенно банальными образцами исторической пропаганды, принятой во всем западном мире. Чего там Соединенные Штаты – у интеллигентных англичан пользовался популярностью фильм «Елизавета. Золотой век», где из всех исторических деталей этой патриотический эпопеи реальна только одна – Непобедимая армада действительно погибла. Правда погибла она не от героического натиска английских каперов, а от ветра и шторма. Несколько мелких стычек, последовавших уже после гибели Армады, не потянули даже на то, чтобы эта битва получила какое-то историческое название – его просто нет. Представьте себе, какой бы визг подняла наша рефлексирующая интеллигенция, если бы у нас кто-нибудь посмел изваять подобную историческую сагу.

Тут наши авторы вспоминают, какую роль в становлении Голливуда сыграли деньги американской мафии. Забавно, что в лихие 90-е наши бандиты и полубандиты аналогичным образом использовали труп советской киноиндустрии, правда, с совершенно противоположным знаком. Если, отмывая деньги, американские бандиты создали великую киноиндустрию, то у нас ее таким образом просто добили, поскольку – знающие этот процесс люди хорошо помнят – здесь задача была не потратить деньги на кино, а украсть 90% бюджета. Казалось бы, и там бандиты, и здесь бандиты. А разница в том, что нашим – и бандитам, и не бандитам – никакая идеология, то есть никакое кино не требовалось вовсе.

Бессмысленно ждать от государства какой-либо разумной политики по возрождению киноиндустрии, если у этого государства нет идеологии. Авторы наши отмечают, что идеология – это в большой степени формирование идентичности и отличности от остальных. Это способ различения свой-чужой. Такая идеология становится совершенно операбельным практичным инструментом текущей политики: социальной, образовательной, промышленной, внутренней и внешней.

Так вот причем здесь Афганистан. Иран, Югославия, Белоруссия, Украина. Государство, не имеющее идеологии, либо исповедует чужую идеологию, то есть самоликвидируется как государство, либо просто не умеет видеть противника, определять, кто свой, кто чужой. Такое государство в прямом и переносном смысле постоянно попадает под «дружественный огонь». То есть расстреливает само себя. Такому государству в принципе не нужен противник, оно само себя обслужит. И кино ему, собственно, не нужно.

Часть II. От Манежной до Триумфальной

Олег Кашин – очень неплохой, по-настоящему талантливый журналист. То, что произошло с ним, – безусловно, мерзкое безобразие.

И Алишер Бурханович – безусловно, выдающаяся фигура в российской общественной жизни. Однако это никаким образом не объясняет того поистине истерического пиара, который всеми силами раздувается вокруг этого происшествия. Сразу оговоримся: сам Кашин ни в коей мере во всем этом не виновен, у него стопроцентное алиби. И тем более весь этот визг оскорбителен для самого пострадавшего. Чего уж больше, когда наши оперативно взнузданные следственные органы переквалифицируют обвинение в «покушение на убийство». Вот так теперь у нас убивают людей: нудно переламывая челюсти и пальцы.

Олег Кашин – очень хороший публицист. Не репортер-расследователь, не диссидент-разоблачитель. Если действительно выяснится, что Кашина побили за его публицистическую деятельность, мы будем завидовать ему нехорошей, недоброй завистью. Поскольку это будет первый на нашей памяти журналист, которого отметелили за публицистику.

Это сверхэффективная обратная связь с аудиторией. Из кашинского дела, не без участия официальных структур, сделали гигантский матюгальник. И после этого стоит ли удивляться, что к нему бросились матюгаться штатные специалисты по этой части. Профессиональные борцы за свободу – Немцов, Рыжков и компания – обвинили «нашистов» Якеменко и самого Суркова в попытке убийства Кашина. На каких нетрезвых бомжей рассчитана эта публицистика, понять сложно.

Кашин неоднократно, можно сказать, систематически и профессионально уличал именно этих политических деятелей в полном ничтожестве. При этом стоит напомнить, что означенные товарищи также не были чужды властным коридорам: один из них возглавлял аппарат партии власти, а второй трудился целым вице-премьером и гордился тем, что считается царским преемником.

В этот период некоторых журналистов также довольно ощутимо били, а убийц Холодова и Листьева не просто не нашли – их, собственно, не особенно и искали. Более того, на замечание одного такого журналиста в адрес господина Немцова о том, что он является политическим насекомым, господин Немцов не задумываясь ответил ударом в морду (вещественные доказательства доступны в Интернете).

То есть на основаниях, гораздо больших, чем бессмысленные инвективы Немцова и компании, этих товарищей следует заподозрить в организации убийства публициста Кашина. Налицо и мотив, и очевидные косвенные улики.

Уже раздались призывы разработать специальное законодательство, защищающее безопасность журналистов отдельно от прочих человеческих тварей. Невольно вспоминается фильм Юрия Мамина «Бакенбарды», где банда озверевших Пушкиных громит беззащитный город.

Не надо так с журналистами! А то господ Немцова, Рыжкова и далее по списку не спасет даже искусственная кома и третья операция на пальце правой руки.

//__ * * * __//

После Манежной тысячи экспертов и трибунов с полным на то основанием заявляют: «Вот, мы же говорили!» Действительно, Манежной не могло не случиться. Более того, в данном конкретном случае все обошлось удивительно легко. Притом что и милиция проявила, можно сказать, профессиональное мастерство и собственно «фанаты» вели себя настолько деликатно, насколько это вообще возможно в этой не совсем балетной среде. То есть обошлось. Пока. Потому что рано или поздно точно не обойдется.

Поскольку контекст проблемы во всех аспектах многократно обтерт, попробуем по существу. Не открытие: самым уязвимым местом для российского общества, политической системы, вообще существования страны являются межнациональные отношения. Всякий социальный протест у нас будет политизироваться в первую очередь и в основном одним образом – как межнациональный конфликт.

То есть в своей развитой форме – как погром. Понятно, что вести диалог, всяческие дискуссии можно и нужно, наверное, до и после погрома. Во время погрома надо мочить погромщиков. Слава Богу, эта мысль как-то присутствует в сознании нашей власти. Однако с остальным большие проблемы. Потому что не всякий погром власть, в принципе, способна замочить. И не всякая власть.

Здесь придется сказать пару слов о природе нашей власти. Не о высшей власти, не о первых лицах, которые «отвечают за все». А о власти как о иерархической сети, о ее системном наполнении. Как формировалась эта ныне действующая система? Зачем вообще развалили Союз?

И в чем практический смысл всей постсоветской трансформации?

В определенный момент, можно даже предположить примерно в какой, сообразительные люди сообразили, что все реальные прибытки в советской системе производит один источник – валютно ликвидное сырье. Условно говоря, «труба». Все остальное – мировая коммунистическая система, нерентабельная промышленность, армия и оборонка, наука и образование -есть чистые убытки. И если мы освободим «трубу» от обременения, это как мы заживем!!!

Вся постсоветская трансформация – это освобождение трубы от обременения. Для простейшего освобождения от этого обременения развалили государство как институт, как действующую систему власти. Та система – сеть, которая свивалась на ее месте на самом деле, собственно, властью и не является, поскольку она так же ликвидна, как обслуживаемая ей задача. И иерархическая связь внутри нее обеспечивается не приказами, а денежными потоками. И никакие усилия Кремля не смогли изменить сущность этой квазивласти. Как заметил молекулярный биолог К. Северинов: «Раковая опухоль всегда адаптивна. Во всяком случае, с точки зрения самой опухоли ».

А причем здесь Манеж? А притом что все, что там случилось, не о «фанатах», «националистах», «кавказцах». Все это – о власти.

1. Обеспечивать права мигрантов, меньшинств, тех, кого значительная часть населения так или иначе считает «чужими» вне зависимости от гражданства и легальности, власть обязана. Но обеспечить эти права она может, только гарантировав права и безопасность «своим». Иначе власть некоторым образом себя теряет. Ненастоящая власть не обеспечивает прав ни «своим», ни «чужим». Она ими торгует.

2. Прежде чем выстраивать гармоничные межнациональные отношения, власть должна заставить себя уважать. И бояться. Вообще функция власти -осуществлять и оберегать свою монополию на насилие. Никто, и в первую очередь представители гордых народов Кавказа, не может уважать и бояться власть, которую они ежедневно имеют за деньги.

3. Настоящая власть должна себя любить и защищать. Или хотя бы пытаться выжить – как власть. Нет сомнений в том, что каждый представитель нынешней квазивласти себя любит и уж точно хочет выжить. Но не как «власть», как винтик единой властной машины. А как индивид, торгующий предоставленным ему административным ресурсом. Кстати, и предоставленным не всегда бесплатно. Наша сетевая власть как власть себя не любит и уж точно не уважает. Такая власть, в принципе, выжить не может.

Причем все это не касается собственно межнациональных отношений. Это вообще отдельный вопрос: о том, кто, собственно, «свой», кто «чужой». И в России он решается исключительно на основе другого уровня идентичности. Конкретно – имперской идентичности. Нет другого народа в мире, который был бы настолько адаптивен к многонациональной поликультурной империи, чем русский.

Это в известном смысле единственный способ его существования. Но Империя – это вещь, самым непосредственным образом связанная с Властью.

На самом деле вся проблема в том, чтобы власть себя полюбила по-настоящему. И по-настоящему захотела бы выжить именно в этом качестве. Тогда все правильные действия будут легко определяться инстинктом самосохранения. И никто тебя не полюбит, если сам себя не полюбишь.

//__ * * * __//

Основной информационный повод последних недель – по-прежнему Домодедово. Нетрудно догадаться, что первая реакция – «усиление» в вопросах безопасности. Понятно и то, что первое требование – найти виноватых. Ни в кой мере не отрицая необходимость оперативно_ полицейских мер по обеспечению безопасности и пресечению террористических актов, хочется все-таки заметить: нигде и никогда ни при каких сверхусилиях невозможно гарантировать противодействие терактам в местах скопления людей. Особенно терактам, производимым смертниками. Можно поставить рамки на аэро– иж/д вокзалах, в кинотеатрах, в местах массовых празднований и гуляний, хотя и это создает практически невыносимые условия существования. Общество может жить довольно долго в ситуации осажденной крепости. Но тогда это состояние войны. Для этого нужно особое общество, особые мотивы, особая политическая система, и все равно население не может так жить без конца (пример – Израиль). Не даете взорвать вокзал – взорвут переход.

То есть, необходимо в очередной раз напомнить, что террор —это инструмент, причем инструмент, тщательно дозируемый заказчиком в зависимости от его целей и возможностей. Представьте себе некий инструмент, условно, резец: можно его ломать, портить, тупить. Это, собственно, и есть традиционные меры безопасности. Можно заняться тем, кто непосредственно орудует инструментом – слесарем_ инструментальщиком: вычислять, ловить, мочить. Есть еще мастер, начальник цеха и есть, наконец, и хозяин предприятия. Хозяина ловить, а тем более мочить не всегда возможно, а иногда и нецелесообразно. Но хотя бы вычислить его, наверное, стоит. Это очень полезно для общественного здоровья.

Единичный теракт, вроде домодедовского – вещь вроде как не требующая глобальной организации и больших средств. Хотя даже тут трудно представить себе, что необходимые средства собрали по знакомым и соседям. Любой сетевой террор, а уж наш отечественный точно, – это большая система. Это отбор, вербовка, подготовка террористов, инфраструктурное их обеспечение, система их передвижения, размещения, конспирации, как правило, коррупционного взаимодействия с различными структурами безопасности, управление, планирование и соответствующая отчетность. Это достаточно серьезные деньги. Эти деньги кто-то выделяет, переправляет, а кто-то просто позволяет их выделять. Последнее и есть ключевая позиция. Контроль, позволяющий выделять деньги на конкретные задачи, и есть функция управления террористическими потоками, такая же, как и функция управления финансовыми потоками. Это не тотальный контроль, а как бы мягкий, сетевой. Но если управляющему какие-то потоки террора требуется пресечь или активировать, это вполне в его власти.

Говоря о поиске нового «Субъекта Стратегического Действия», можно отметить, что факт применения системного террора в отношении России свидетельствует о том, что этот «Субъект Стратегического Действия» находится вовне. Что бы ни говорили и мы сами о нынешнем кризисе, полезно лишний раз напомнить, что этот самый «Субъект» все тот же, и никакого другого субъекта в рамках нынешней мировой системы не просматривается. Тем более актуальны те вроде как абстрактные историкополитические проблемы, которые поднимают наши авторы. Поскольку если для кого-то это абстракция, то ее конкретизация – это куски человеческих тел в зале прилета аэропорта Домодедово.

Нет никакого международного терроризма. Это очень удобный демагогически-дипломатический жупел, вокруг которого, по возможности, можно «крепить солидарность» неоднозначно настроенных друг к другу политических субъектов. Есть терроризм как инструмент, и нечего здесь распускать сопли по поводу двойных стандартов. Здесь стандарт всегда один, ион у каждого свой. Если одна из сторон по каким-то субъективным или объективным причинам отказалась от использования инструмента, у нее нет никаких рациональных оснований полагать, что от него добровольно откажется какая-нибудь другая сторона. Это такая же ерунда, как одностороннее разоружение. То есть, в принципе, есть способ купировать терроризм – это капитуляция перед террором. Причем не столько перед «слесарем» и «начальником цеха», сколько перед конечным заказчиком. Собственно, и сам факт терроризма свидетельствует о том, что такая капитуляция пока еще не произошла.

В этом контексте особо странно выглядит идея ввести так называемые цветные уровни террористической угрозы. При этом замечательна ссылка на богатый американский опыт. Представьте себе: государство систематически вводит более «цветастые» уровни террористической угрозы, что так же систематически приводит население в состояние паники и стресса. Или, наоборот, власть отказывается повышать уровень «цветастости», не желая провоцировать социальное напряжение. Если в этом случае происходит теракт, власть автоматически расписывается в своей безответственной слепоте. То есть власть наша намеренно, находясь в здравом уме и трезвой памяти, готова поставить себя в раскоряку.

Дело в том, что американский опыт здесь в известном смысле очень показателен. Америка не является объектом «международного терроризма», поскольку смысл такого террора – уничтожение государства. То есть такая дестабилизация, социальная и политическая, которая может представлять собой угрозу существованию данного государства и данной политической системы. То есть совершенно очевидно, что нынешняя американская политическая и социальная система по отношению к такому терроризму пока еще, к счастью или к сожалению (кому как нравится), неуязвима. Посему никакого системного террора против Америки быть не может. Вот против Израиля может, потому что это специфическое средство ведения совершенно конкретной войны. А против Америки – нет. Именно поэтому против Америки никогда не было терактов, в том самом смысле «международного терроризма». Ни одного. Объясняется это отнюдь не эффективностью американской полицейской или антитеррористической системы, а отсутствием угрозы как таковой. В Америке можно с легкостью расстрелять школу, университет и супермаркет, убить выстрелом в голову конгрессмена (вы удивитесь, но есть прецеденты даже среди сенаторов и президентов). А просто взорвать бомбу на людной улице, наверное, ну никак невозможно? Пример 11 сентября является доказательством от обратного. То есть это просто означает, что это было не совсем то и не совсем так, как это трактуют официальные источники.

Именно поэтому Америка может, во всяком случае пока, достаточно свободно экспериментировать с «цветастыми» угрозами. Это удобный инструмент манипулирования общественной температурой и возможностями спецслужб. Россия – не может. В свете реального опыта и реальных угроз.

Можно попытаться сформулировать два обстоятельства, определяющие возможность и интенсивность использования террора против той или иной страны. Первое – это наличие «интереса» со стороны заказчика. Однако это недостаточное обстоятельство, для того чтобы террористическая деятельность разворачивалась в серьезных масштабах. Второе и необходимое условие – чтобы данная страна была эластична к террористическому воздействию. Чтобы существовали серьезные основания считать, что ее политическая и социальная система уязвима по отношению к системному террору. Мы помним, что в течение нескольких лет Россию вроде как оставили в покое. И это время чудесным образом совпадает с периодом очевидной политической стабилизации. Что касается противодействия террору не на уровне полицейском, а на уровне стратегическом, то здесь тоже можно представить себе различные способы давления на заказчика, позволяющие убедить его отказаться от такого экстремального инструмента. Или, если точнее, применить имеющиеся у него средства и возможности воздействия, чтобы пресечь несанкционированную деятельность инструментальщиков.

//__ * * * __//

Честь и слава учителю Волкову из легендарной 57-й школы, остановившему хотя бы на время неумолимую поступь нашей образовательной реформы. Однако создается впечатление, что, подкладывая каменюки под это безумное колесо прогресса, мы боремся с ветряными мельницами. Конечно, обязательных предметов в этом самом стандарте не четыре, а несколько больше, и можно вставить еще пару, идея вариативности образования – вещь вполне достойная обсуждения. Но бессмысленно корректировать данную реформу, отвлекаясь от ее реального и публично заявленного содержания. Это содержание – прагматизация. Как заметил один из авторов стандарта, главный просвещенец Кондаков, «то, что входит в школьную программу, должно ребенку обеспечить его дальнейшую успешность». Успешность в чем? Если наиболее успешными поприщами в нашей стране являются чиновник и проститутка? И какое это вообще имеет отношение к ОБРАЗОВАНИЮ?

То есть если действительно задача формулируется как предоставление образовательных услуг (кстати, заметьте, как здесь невольно и неумолимо просачивается платность, хотя не в этом главное), то все делается в принципе правильно. При обратном подходе идея народного образования не в обслуживании верно или неверно осознанных потребностей образовываемых, а в том, какие граждане, какого качества и возможностей нужны стране. Классическое гимназическое образование, как и следовавшее ему советское, были действительно направлены на формирование самостоятельно мыслящей личности. Фундаментальное образование, по сути своей, непрагматично. Прагматизация образованного и мыслящего человека – это его собственная проблема, а также проблема работодателей, ищущих нужного им работника. Фундаментальные знания не могут быть лишними. В конце концов, если человек по собственному желанию и возможности не получил должного объема образования, то его просто следует считать плохо образованным. И всего-то. Ну не может образованный человек знать меньше гимназической программы! Больше может, а меньше нет! Идея выдать плохое образование за прагматичное – это деликатный PR-ход, препятствующий образованию тяжелых комплексов у широких народных масс.

Народное образование искомого качества – это потребность страны, если таковая существует, и страну никак не трогает, нужно ли это самому учащемуся, его маме и папе, если таковые имеются. Вообще ребенок – это существо, которое, безусловно, нуждается во внешнем принуждении, его надо «ввести в Образ», хочет он того или нет. С другой стороны, требование к качеству массового образования – это самая точная характеристика государства, его целей и амбиций. Советскому государству нужно было всеобщее гимназическое образование. А нынешнему, стало быть, не нужно?

Системным принципом постсоветской эволюции является предельная ликвидность. То есть вы не можете произвести велосипед, потому что металл, резина и краска продаются быстрее. Да и стоят дешевле. Образовательная услуга тоже стоит дешевле и продается быстрее. И продукт этой услуги тоже более ликвиден. Его проще использовать в качестве низкоквалифицированного трудящегося или низкоквалифицированного паразита. Это и есть успех прагматизации.

//__ * * * __//

«Не надо грустить, господа офицеры. Что мы потеряли – уже не вернуть. Уж нету Отечества, нету и веры .» И чем-то отмечен нелегкий наш путь . Главную тему номера – «Армия новой России» или, как принято говорить, «новый облик Вооруженных сил» – мы приурочили к Дню защитника Отечества. Притом что широко распространившееся отношение к нынешней попытке этот «новый облик» создать, трудно назвать праздничным: это какой-то праздник «инвалидов» в известном историческом значении этого слова. Удивительно, что предыдущие попытки реформ, не отличавшиеся, мягко говоря, ни системностью, ни результатом, никакой подобной реакции не вызывали. Это свидетельствует как минимум о том, что реформа-таки есть. Это свидетельствует о том, что армии больно и она вопит дурным голосом. Интересно, что в отношении сердюковских реформ удивительным образом солидарны и пламенные патриоты, и конченые либерал-предатели.

И это свидетельствует о том как минимум, что поддерживать этот вопль политически выгодно. Нельзя не признать, что многочисленные частные претензии к процессам реформирования выглядят зачастую если не обоснованными, то во всяком случае конкретно мотивированными (не то сливают, не тех сокращают, не тем вооружают и т. д.). Каких-либо внятных претензий к самой логике и концепции реформы слышно крайне мало. Оппозиционные оппоненты предпочитают подразумевать, что никакой концепции в принципе нет и быть не может – в парадигме «все продано и предано». Нам представляется, что ценность текста по армейской реформе, и даже не самого текста, а монографии под названием «Новая армия России», в непредвзятом, корректном и критичном освещении содержания нынешней реформы и того объективного положения, в котором наша армия окажется по ее завершении.

Предваряя такой профессиональный разбор, попытаюсь насколько возможно последовательно отрефлексировать основные системные претензии к реформе.

4. ЧТО ИМЕЛИ. Самое общая претензия – «Сердюков разваливает армию!». Не будет преувеличением заметить, что разваливать, собственно, нечего. (Если, конечно, не сравнивать с состоянием февраля 1918_го, к которому, собственно, и относится дата нынешнего торжества.) 90 тысяч бойцов – это тот предел – вот хоть ты лопни, – который могла выдавить из себя наша более чем миллионная армия что в первую Чечню, что во вторую. Подавляющей частью необученных, наспех собранных из разных соединений. Солдаты-срочники, ни разу за всю свою службу не бравшие в руки оружие, офицеры, годами не встретившие ни одного подчиненного им солдата. Ну не мог не утонуть «Курск», если вы десять лет вообще не финансировали флот! С другой стороны, такую армию невозможно перевооружать, потому что некому реально это оружие применять. Конечно, есть очаги профессионализма и боеготовности, незначительные в общей массе. Но все это в целом трудно назвать Вооруженными силами.

5. ЧТО ДОЛЖНЫ ИМЕТЬ. Опять же не пытаясь конкурировать с профессиональным анализом новой структуры: дело даже не в том, локальный или глобальный конфликт вероятнее – логика поддержания стратегических сил сдерживания подразумевает возможность глобального конфликта, – дело в том, что новые Вооруженные силы должны быть ориентированы на совершенно другую войну. Войну, в которой не требуется обеспечение огромного численного превосходства, не существует единых фронтов, окопов и многомесячных позиционных боев. Римские легионы бессильны против рыцарской кавалерии, а «линии Мажино» – против танковых клиньев . Дело даже не в том, что Советская армия соответствовала другим амбициям. А в том, что она соответствовала совершенно другой военной доктрине, не имеющей сегодня отношения к действительности.

6. КАК ДЕЛАЕТСЯ. Реформа проводится заведомо зверскими методами. Чего стоит задача уволить в короткий срок более трети офицеров и прапорщиков?! А это люди, так или иначе связавшие свою жизнь с армией в ситуации, когда эта служба не являлась ни самой престижной, ни самой благодарной. Тем не менее если эта численность комсостава действительно не нужна, то идея содержать его из жалости и уважения, мягко говоря, контрпродуктивна. Армия может позволить себе быть благотворительной организацией еще в меньшей степени, чем коммерческая корпорация. При этом все, естественно, делается, как всегда у нас, через известное место – с ошибками, подставами и т. д. Похоже, что тактика нынешней реформы -любой ценой не останавливаться. Потому что, остановившись, она захлебнется, как и все предыдущие. Удивительно в нынешней военной реформе не то, что она делается коряво, а то, что она вообще делается. Потому как ни в каких других областях никаких системных реформ не происходит совсем. Есть основания полагать, что после завершения мероприятий нынешней реформы армию придется реанимировать. Однако если бы не реформа, то реанимировать было бы нечего.

7. КЕМ ДЕЛАЕТСЯ. Здесь не о министре Сердюкове, призванном стать «чистильщиком» без каких бы то ни было корпоративных связей и пристрастий. Об этом достаточно много сказано. Реальное реформирование проводится через ту же систему, которую мы характеризовали выше. И через тех же людей. Ни через кого другого она проводиться не может. Не говоря об известных недостатках человеческой натуры, буйно расцветших в системе управления в посткатастрофный период, армия в принципе реформироваться не хочет никогда. Это самая костная структура в любом обществе. Можно представить себе восторг стрелецкой старшины в процессе петровского реформирования русской армии (кстати, этот восторг описан в классической картине «Утро стрелецкой казни».)

И, наконец, самое главное. Реформа делается в системе политических, социальных и финансовых ограничений (последнее, наиболее естественное, и наименее трагическое). В логике системной деградации, в которой работает российский социум с момента катастрофы, как раз военная реформа является противным и чужеродным этой логике элементом. Может быть, одним из немногих, если не естественным свидетельством воли власти как-то противостоять этой логике. Однако не факт, что этой логике вообще можно противостоять в рамках действующей системы.

Основанием Вооруженных сил, как это ни смешно, является не оргструктура, не разделение военных и гражданских функций, не вооружение, и даже не военная доктрина – во всех этих элементах нынешняя реформа так или иначе предполагает какие-то ответы, – а система комплектования. Здесь нынешняя реформа и осуществляющее ее военное ведомство безвластны. Спор о том, какая нам нужна армия -профессиональная или призывная, – существует только в плоскости политической демагогии. Ныне действующая система нам дана как данность, не зависимая от воли и сознания, с которой, с другой стороны, долго сосуществовать невозможно. На самом деле никакого общего призыва у нас нет и в помине. А существует и возможна только воинская повинность, ориентированная на социально незащищенные слои трудящихся. Наша армия сегодня «рабоче-крестьянская» в гораздо большем смысле, чем это можно было сказать о послевоенной советской. А как заметил один из бывших советских военачальников: «Рабоче-крестьянская армия ваше поганое буржуйское отечество защищать не станет». И это вполне реальная проблема.

Что такое пресловутая «профессиональная армия»? Есть наемная армия: «буржуйское отечество» могло бы себе такую армию просто купить. Немцовская идея – о том, что «жирные» могли бы откупаться от службы, чтобы на эти деньги нанимать «чумазых», – из этого рода. Однако такая наемная армия все равно будет состоять из чумазых, что для страны с критическим социальным неравенством всегда проблема. Финансовая проблема для России – это как раз реально призывная армия. Это когда людей призывают для обучения, а в бой идут именно обученные резервисты, а не недоученные солдаты-срочники. Это и дорого, и хлопотно. С другой стороны, не факт, что в современной и будущей войне резервисты эффективнее профессионалов. Не совсем в тон нашему министру иностранных дел, отказавшемуся от «комплексов сверхдержавы», хочется заметить, что любая страна, имеющая амбиции на суверенитет, должна сегодня иметь элитную армию. То есть армию, построенную на абсолютной престижности и необходимости воинской службы для вхождения в государственную элиту. Речь идет, грубо говоря, о замене «повинности» на «привилегию». Если вы, конечно, хотите иметь лояльную своей стране государственную элиту. Другое дело – зачем это все элите нынешней?

Однако принцип комплектования армии – это вопрос социальный. А социальная система в любой стране всегда и полностью определяется действующей элитой. За пороки социальной системы военное ведомство ответственности не несет. А жаль .

//__ * * * __//

Предсказуемое весеннее обострение параполитической активности разогревается заранее, и по градусу разогрева уже можно предположить, что нас ожидает. Неизбывный как календарь Ходорковский – вечный образ русской свободы, «наколка на левой груди». Планомерно выжимается все: от Госдепа до судебной секретарши. Тут «Единая Россия» подсуетилась с предложением вынести Ленина из мавзолея. Как раз вовремя, чтобы внести туда Ходорковского и написать на опустевшем пилоне – «Ходорковский» . Наш президент, помнится, говорил, что наше общество любит «сигналы».