Текст книги "Рубеж. Стихи"

Автор книги: Михаил Кульчицкий

 
Здесь каждый дом стоит, как дот,
И тянутся во мгле
Зенитки с крыши в небосвод,
Как шпили на Кремле.
 
 
Как знак, что в этот час родней
С Кремлем моя Земля,
И даже кажутся тесней
Дома вокруг Кремля.
 
 
На окнах белые кресты
Мелькают второпях.
Такой же крест поставишь ты,
Москва, на всех врагах.
 
 
А мимо – площади, мосты,
Патрульный на коне…
Оскалясь надолбами, ты
Еще роднее мне.
 
 
И каждый взрыв или пожар
В любом твоем дому
Я ощущаю как удар
По сердцу моему.
 
 
Но мы залечим каждый дом,
И в окнах будет свет,
Дворец Советов возведем
Как памятник побед.
 
 
И чертят небо над Москвой
Прожекторов лучи.
И от застав шагают в бой
Родные москвичи…
 

Октябрь 1941

 
Так начинают
Юноши без роду.
Стыдясь немного
Драных брюк и пиджака,
Еще не чувствуя под сапогом дорогу.
Развалкой входят
В века!
Но если непонятен зов стихами,
И пожелтеет в книгах
Их гроза,
Они уйдут,
Не сбросив с сердца камень,
А только чуть прищуривши глаза.
И вот тогда, в изнеможении
Когда от силы ты,
Когда держать ее в себе невмочь,
Крутясь ручьем,
Остановив мгновение.
Торжественно стихи приходят в ночь.
И разлететься сердцу,
Гул не выдержав,
И умершей звездой
Дрожать огнем,
И страшен мир – слепец.
Удары вытерший,
И страшен мир.
Как звездочеты днем.
Иди же, юноша.
Звени тревожной бронзой,
И не погибни кровью в подлеце.
Живи, как в первый день,
И знай, что будет солнце,
Но не растает
Иней на лице.
 

1938

 
Пропали сливы,
перезрели звезды,
и врач прошамкал,
что в больницу поздно.
Умрут ее залетные глаза,
до осени умрут! – так он сказал.
Мои глаза, как под гипнозом, никли
в его очков давно протертый никель.
А листьев не было на косяках ветвей,
и отлетели стаи журавлей.
 
 
Решетка никеля: очки, кровать —
и я не мог ее поцеловать.
Она поймет обман
по дрожи скул.
Зачем же ей
еще мою тоску?
 
 
И я, стыдясь, – уже к другим влеком…
Тугим сукном обтянутые бедра,
на гнутом коромысле вровень ведра,
смех вперемешку с финским говорком.
 

1939

 
По багровым степям,
         по квадратам на глобусе,
Как тура, идущая по прямой,
Воздух кромсали круглые
                                           лопасти —
Словно лед за кормой,
                                      он лежал за спиной..
И в параболе жизни,
                                   взлетевшей к зениту,
С 69-го – яснее всех
                                        диаграмм —
Мы видим с Дворца Советов
Историю в гранках,
                                    не по томам.
 

1. V. 1940

 
Собор Блаженного
перед Кремлем
сквозь снег,
как шахматная давка,
если – «шах»,
как комбинация —
сложнейшая из всех,
и если башня
ступит еще шаг! —
все будет кончено.
Лоб,
побежденный,
вытри.
Но длится здесь не матч
и не реванш.
И счет не в счет,
коль за победу – цифирь
и в длань историку
свинцовый карандаш.
 

1940

 
Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: «лейтенант»
звучит «налейте нам».
И, зная топографию,
он топает по гравию.
 
 
Война ж совсем не фейерверк,
а просто трудная работа,
когда,
          черна от пота,
                                       вверх
скользит по пахоте пехота.
 
 
Марш!
И глина в чавкающем топоте
до мозга костей промерзших ног
наворачивается на чеботы
весом хлеба в месячный паек.
 
 
На бойцах и пуговицы вроде
чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
с ежедневными Бородино.
 

Хлебниково – Москва,

26 декабря 1942