Текст книги "Загадочные экспедиции"

Автор книги: Михаил Чекуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

В силу ряда причин морской путь в заманчивую Индию первыми проложили португальцы (разумеется, им пришлось при этом углублять свои географические познания). В 1498 г. экспедиция Васко да Гамы достигла индийского города Калькутты, после чего настала пора расцвета Португальской колониальной империи – страны смелых мореходов, предприимчивых купцов и колонизаторов. На первых порах португальцы мирно торговали. Однако поведение их резко изменилось, когда они создали в Индии свои фактории и уяснили, что богатейшая страна не имеет армии и флота, способных защитить ее. Более того, само понятие «Империя Великого Могола» было в то время весьма эфемерно, ибо единого государства на территории Индостана не существовало.

Стоит ли удивляться тому, что сравнительно небольшие отряды португальцев закреплялись в ключевых районах Индостана, где вели торговлю, весьма похожую на грабеж.

Разумеется, немало голов в Лондоне, Париже, Мадриде, Амстердаме задумывались над тем, а нельзя ли наладить собственную торговлю с Индией. В среде европейских географов и мореплавателей возникла идея найти иной (не португальский) путь в Индию. Так, Христофор Колумб, следуя в Индию курсом на запад, открыл, сам того не сознавая, континент, неизвестный его современникам.

Когда же европейцы осознали это, поиски западного пути в Индию были продолжены. Фернан Магеллан, в частности, пытался дойти до нее, обогнув открытый Колумбом материк. Чем это закончилось, вы знаете. Затем отец и сын Каботы (итальянцы на английской службе) пытались достичь Индии, огибая Америку с севера. Это привело к открытию Ньюфаундленда и Лабрадора. И наконец, свой оригинальный план достижения Индии предложил француз Жан Анго: из Европы курсом на восток вокруг Сибири. Реализацией же этого плана первым занялся англичанин Джон Уиллоби. В ходе экспедиции сам он погиб, а его помощник Ричард Чепслер достиг русских владений в Белом море. Но от Архангельска до Индии было далеко, а попытки прочих европейских мореплавателей пройти далее на восток Северным Ледовитым океаном кончались неудачей. Разумеется, Индии можно было достичь и по маршруту Афанасия Никитина – тверского купца, еще в XV в. совершившего «хожение за три моря». Но путь этот, в значительной степени сухопутный, означал опять-таки транзитную торговлю. К тому же португальцы быстро изгнали арабские суда из Бенгальского залива.

Как видим, Индия продолжала манить к себе взоры негоциантов, мореходов и политиков Европы. Маленькая Португалия, в экономике которой ведущее место принадлежало торговле, а не промышленности, не смогла сохранить свою монополию на индийскую торговлю. В XVII в. у берегов Индостана начали появляться корабли других европейских держав, а в XVIII в. борьбу за ключевые позиции в этой стране вели между собой уже Англия и Франция. Португалия сохранила к тому времени лишь крохи своих былых владений.

А теперь вернемся к теме моего повествования – к идее Петра I наладить политико-экономические контакты России с Индией. Надеюсь, вы уяснили из вышесказанного, что попытка реализации этого замысла встретила бы активное противодействие со стороны правящих кругов Лондона, Парижа, Лиссабона. Более того, есть основания предполагать, что дело могло дойти до применения оружия. Добавьте к этому пиратов различных рас и национальностей, европейскую конкуренцию на индийских рынках, а также непомерные транспортные расходы, и бесперспективность морской русско-индийской торговли станет очевидной.

Как видим, замысел экспедиции был нереален с политической и экономической точек зрения. И Петр I со временем осознал это. В немалой степени изменению царских планов способствовала информация, полученная из зарубежных источников. Так, в 1724 г. в Ревеле объявился вышеупомянутый командор Ульрих (как и Вильстер, он решил сменить подданство). О своей службе под шведскими знаменами командор рассказал весьма подробно. Поведал он, в частности, об экспедиции на Мадагаскар в 1722 г. и о ее бесславном завершении.

Судя по всему, эта информация повлияла на решение Петра I. Вот, пожалуй, и все, что мне известно о планах русской экспедиции в Индийский океан в первой половине XVIII в.

Присутствующие начали было благодарить Геннадия Васильевича за интересный рассказ, но тут не помню кто именно задал вопрос: правда ли, что в XVIII в. группа русских каторжников бежала с Камчатки на Мадагаскар и пыталась создать там государство социальной справедливости?

– С одинаковой убежденностью можно сказать, что это было и что этого не было, – ответил штурман после короткого раздумья. Но это, собственно говоря, уже другая история.

Присутствующие дружно изъявили желание услышать ее, и Геннадий Васильевич рассказал нам, как во времена царствования Екатерины II произошло бегство с Камчатки группы политических ссыльных. Возглавлял это предприятие барон Мориц Аладар де Бенев – венгр по национальности, австриец по подданству, авантюрист по натуре.

С другой стороны, он был во многих отношениях незаурядной личностью, в частности талантливым организатором, обладающим к тому же способностями лидера.

Родовые владения и пределы отечества барону пришлось покинуть из-за конфликта с родственниками, принявшего, судя по всему, криминальный характер. Он перешел польскую границу и предложил свои услуги польским конфедератам, которые вели боевые действия с русскими войсками. Предложение было принято, и Бенев превратился в Беневского.

Служба его под польскими знаменами очень скоро закончилась русским пленом. Однако красноречие и находчивость помогли ему выпутаться из опасной ситуации. Свое пребывание на польской территории венгерский аристократ объяснил столь невинно и убедительно, что его отпустили на свободу «под честное слово». Обещание не поднимать оружия против России Беневский немедленно нарушил и через год снова вынужден был сдать саблю русскому офицеру.

Не имею сведений, был ли он опознан, или его участие в делах конфедератов было слишком заметным. Возможно, имело место и то и другое, и все это привело к ссылке в Казань. Очевидно те, от кого зависела судьба барона Бенева (Беневского), надеялись, что в России он одумается и угомонится.

Увы, эти должностные лица явно не учли особенностей данной натуры. Ссыльный конфедерат бежал из места, ему предназначенного, в Петербург, откуда намеревался покинуть Россию морем. В силу ряда причин он был схвачен по дороге, после чего в Петербурге решили, что столь активному и коварному врагу место на Камчатке.

В те времена эта отдаленнейшая окраина Российской империи служила местом ссылки «отпетых голов». Однако Беневский не пал духом и не смирился под ударами судьбы. Он активно изучал обстановку, знакомился с людьми, устанавливал полезные контакты, изучал русский язык, причем в последнем, судя по всему, преуспел. Во всяком случае, к моменту прибытия на Камчатку он уже достаточно хорошо мог объясняться по-русски. (Об этом говорит та роль, которую он сыграл в последующих событиях.)

Столь же успешно Беневский разобрался в антиправительственной оппозиции. Суть ее заключалась в отрицании частью российского дворянства законности царствования императрицы при наличии совершеннолетнего наследника престола.

Эта «салонная» оппозиция носила в общем-то характер фронды, и Екатерина II без особого труда ликвидировала ее: одних купила чинами и крепостными душами (туманные обещания об освобождении которых она быстро забыла), других отправила – кого в деревни, кого в тюрьмы, кого в отдаленные уголки своей обширной империи, в частности на Камчатку.

Надо сказать, что ссыльные камчадалы были относительно свободны, т. е. могли встречаться втайне от коменданта Большерецкого острога. А он, кстати, и не стремился быть цербером для своих поднадзорных. Более того, капитан Нилов «пил горькую» и к служебным обязанностям относился «зело нерадиво». Поэтому ссыльным Большерецкого острога охраной скорее были отдаленность края да суровая природа.

Среди ссыльных были дворяне и простолюдины, сторонники свергнутой Анны Леопольдовны и участники заговора с целью освобождения Ивана Антоновича (шлиссельбургского принца-узника), а вместе с Беневским туда была доставлена группа офицеров гвардии, которые считали Екатерину II узурпаторшей.

Оторванные от родных мест и людей, лишенные привычного образа жизни и положения в обществе, принуждаемые к тяжелому физическому труду, они, конечно, страдали (духовно и физически) и, разумеется, надеялись: а вдруг в Петербурге верх возьмет кто-то другой, а вдруг всемогущий господь «призовет к себе» треклятую узурпаторшу или (чего на свете не бывает) пробудит у нее совесть. И ссыльные Большередка ждали, ждали, ждали.

Так продолжалось до тех пор, пока в их среде не появился этакий сорви-голова иноземных кровей, находчивый, энергичный, красноречивый. На черную работу он не пошел, а устроился домашним учителем сына коменданта острога, получив тем самым возможность познакомиться с камчатскими проблемами и должностными лицами поближе. Затем Беневский установил контакты с другими ссыльными, после чего разработал план их освобождения, несомненно рискованный, но ему-то нечего было терять. Суть задуманного сводилась к тому, что бывший польский конфедерат «надел политическую личину». Он объявил товарищам по ссылке, что пострадал за сына императрицы Павла Петровича, несправедливо лишенного матерью престола. Мало того, он имел поручение от царевича: просить для последнего руки дочери австрийского императора. В подтверждение этому Беневский демонстрировал ссыльным бархатный конверт, скрепленный якобы личной печатью Павла Петровича, с его письмом на имя австрийского императора.

По уверению барона, миссия его была сорвана в результате незаконных действий недругов цесаревича, но, если ее все же удастся довести до конца, в России многое может измениться. Тем самым «доверенное лицо престолонаследника» не только зародило надежду в исстрадавшихся душах, но и заставило смотреть на себя как на мессию.

Оставалось только найти способ бегства, и тут произошло счастливое стечение обстоятельств. Во-первых, Беневский узнал, что в Челавинской гавани (недалеко от Большерецка) готовится очередная морская экспедиция в Русскую Америку. Во-вторых, в Большерецке произошел конфликт. Дело в том, что один из местных богатеев, пользуясь поддержкой коменданта, зверской эксплуатацией аборигенов края и русских ссыльных довел их до отчаяния. Произвол этот вызвал волнения, и комендант приказал арестовать смутьянов. Правда, сил, имевшихся в его распоряжении, для подавления бунта было явно недостаточно, да и отсутствие оперативной связи с центром он не учел, а главное, не знал того, что против него действует энергичная, смелая личность, способная убеждать и вести за собой массы. Одним словом, произошло вооруженное выступление ссыльных Большерецкого острога, в ходе которого комендант был убит, а Мориц Беневский занял его место.

Здесь, пожалуй, уместно сделать отступление. Кажется, ни одна страна в мире не имела столько самозванцев, сколько Россия. И было бы неправильно думать, что они обманывали только темных людей. Им верили (иногда делали вид, что верят) даже представители привилегированных классов, особенно если эти самозванцы действовали им наруку. И в то, что барон Беневский именно тот человек, за которого он себя выдает, очевидно, верили не все ссыльные Большерецкого острога. Но человек в беде пойдет на многое во имя надежды, хотя бы и призрачной. Казаки же Большерецкого гарнизона, будучи в большинстве своем неграмотными и лишенными достоверной информации о положении дел в столице империи, также оказались загипнотизированными страстными призывами и радужными посулами Морица Белевского. Именно поэтому весь гарнизон и все ссыльные Большерецка были приведены к присяге «законному государю» Павлу Петровичу.

Затем в Челавинской гавани повстанцы захватили галеот «Святой Петр», экипаж которого также не устоял перед чарами Беневского. На береговых складах были обнаружены запасы продовольствия, пороха и всего необходимого для плавания. Таким образом, дорога к бегству была в общем-то открыта. Новый комендант Большерецка деятельно готовился к будущим испытаниям, и в частности, весьма предусмотрительно провернул одну политическую акцию. Суть ее заключалась в следующем.

Участникам выступления было предложено называть себя «Собранная компания для имени его императорского величества Павла Петровича». Короче говоря, антиправительственное выступление прикрывалось авторитетом августейшего лица.

Затем было составлено «Объявление сенату». В этом обличительном для Екатерины II и оправдательном для самих себя документе члены «Собранной компании» утверждали, что цесаревич незаконно лишается престола, что вмешательство в польские дела разоряет Россию и выгодно только Понятовскому (фавориту Екатерины II), что система винных и соляных откупов разоряет многих и обогащает немногих и т. д. Одним словом, все в России плохо, и «Собранная компания», следовательно, не какие-то там пугачевцы, а патриоты, болеющие за законность и процветание отечества.

Учитывая классовый состав повстанческой верхушки, можно сказать, что этот документ был изрядно пропитан дворянской демагогией и истинной целью его была не забота о благе общества, а круговая порука. Подписав это дерзкое обличение царствующей императрицы, участники выступления отрезали себе дорогу к отступлению, т. е. становились вольными или невольными соучастниками всего того, что намеревался совершить их руководитель Беневский.

Одновременно с этой морально-политической подготовкой была проведена и материальная: галеот был вооружен, загружен необходимыми припасами. Летом 1774 г., когда все приготовления были закончены, а море очистилось ото льда, «Святой Петр» вышел в море.

Покинуть пределы России и идти в Европу, чтобы оттуда добиваться справедливости, – ничего другого Беневский не мог предложить своим сподвижникам. Куда именно идти, от кого ждать помощи, в какой форме она будет оказана и каких конкретно целей они будут добиваться – все это, судя по всему, было достаточно неопределенно. Но и сама Европа была очень и очень далеко, т. е. до нее еще нужно было добраться. На повестке же дня стояли проблемы технического, кадрового и политического характера.

Прежде всего на галеоте не было карт для плавания в трех океанах и штурман не имел необходимого опыта.

Кроме того, в распоряжении восставших вряд ли были сколь-либо значительные суммы в иностранной валюте. Отсюда возникала проблема: как рассчитываться с поставщиками продовольствия в портах и не сочтут ли тамошние власти, что перед ними бунтовщики? Но, как уже отмечалось, мосты были сожжены.

Погода в целом благоприятствовала россиянам, однако попытка пополнить запасы на встречных островах положительных результатов не принесла. Японские власти, в частности, не пустили их на берег и отказались от переговоров. Более того, они даже пытались арестовать «Святого Петра», и только угроза применения артиллерии обеспечила свободу камчатским беглецам. На Тайване обстановка сложилась еще хуже. Дело в том, что аборигены островов Тихого океана к тому времени уже убедились, какие беды приносят белые люди, приплывающие на кораблях, и люто их возненавидели. Вследствие этого происходили вооруженные столкновения россиян с туземцами, сопровождаемые потерями с обеих сторон. Запасы удалось пополнить только в Макао (португальской колонии на территории Китая), где россияне установили контакты с колониальными властями. А далее произошло в общем-то неизбежное – политическая организация камчатских ссыльных распалась. Однако, прежде чем переходить к описанию всего, что случилось в Макао, вспомним, в каких условиях происходило плавание на «Святом Петре».

Начнем с того, что галеот не был рассчитан на столь продолжительный вояж. К тому же он был явно перегружен. А если добавить к этому скудное однообразное питание, изнуряющую качку и тропическую жару – станет ясно, сколь мучительно было это путешествие. Нет ничего удивительного и в том, что со временем в среде повстанцев возникли подозрения относительно Беневского (действительно ли он персона, приближенная к особе престолонаследника, и вообще насколько реальны его прожекты?). Сомнения эти, возможно, переросли бы в бунт, если бы Беневский, предупрежденный доброжелателями, не принял соответствующие меры. Представители оппозиции были высажены на берег с запасом продовольствия, что помогло им благополучно вернуться на Камчатку.

Однако данная радикальная мера не изменила в целом психологический климат на борту галеота, и Беневский наверняка сознавал это. А впереди были еще два океана и приличный отрезок третьего. К тому же камчатские запасы кончились, а пополнение их оказалось трудной проблемой. И наконец, штурман «Святого Петра» оказался в числе оппозиции.

Учитывая все эти трудности, Беневский решил продать галеот и продолжить плавание в Европу в качестве пассажиров. Очевидно, это решение не встретило возражения со стороны его спутников. Протест вызвала его очередная политическая метаморфоза – Мориц Беневский объявил губернатору Макао, что он является австрийским подданным, католиком по вероисповеданию. Своим русским спутникам он приказал последовать его примеру. Надо сказать, что это решение Беневского было вполне резонным и даже оправданным. Ведь губернатор Макао, узнай он, с кем имеет дело, мог стать на позицию официальной законности: заковать в кандалы бунтовщиков и отправить их в трюме какого-нибудь корабля в распоряжение российской императрицы.

С другой стороны, католику-португальцу нужды единоверцев-австрийцев были, несомненно, ближе, чем нужды «схизматов»-россиян.

Однако в стане новой оппозиции из-за маневра Беневского начался раскол: одни подчинились приказу, другие категорически отказались признать себя католиками и австрийскими подданными. Вот тут-то Беневский и показал, на что он способен. Губернатору Макао было представлено сообщение (правильнее было бы назвать его доносом), из которого следовало, что группа русских людей из числа тех, кто прибыл в Макао на галеоте «Святой Петр», планирует захват колонии. Опровергнуть эту клевету члены оппозиции не могли прежде всего потому, что только Беневский мог говорить с губернатором (оба они знали латынь), т. е. языковой барьер и дипломатические способности делали начальника экспедиции камчатских ссыльных хозяином положения.

В итоге новая оппозиция угодила в португальские застенки. Причем Беневский обещал ее членам освобождение, если они в письменной форме пообещают ему верность и послушание. Тяжелейшие условия содержания в португальской тюрьме, непривычный климат и перенесенные тяготы свели в могилу часть камчатских беглецов, остальные решили покориться. Сам же Беневский и его спутники, похоже, успели изрядно надоесть португальцам, и те искали способы избавиться от беспокойных гостей. Во всяком случае, им была предоставлена возможность отбыть в Европу на зафрахтованных кораблях.

Во Франции пути участников экспедиции окончательно разошлись. Беневский с немногими русскими спутниками отправился в Париж с предложением завоевать Тайвань для французской короны. Остальные тоже двинулись в столицу Франции, но с иными целями. Пешком и наверняка без денег добрались они до русского посольства и поведали там столь драматическую историю своего странствия, что Екатерина II на их просьбу вернуться на родину наложила резолюцию: «Своими муками беглецы с Камчатки сами себя наказали, пускай возвращаются».

Что же касается Беневского, то он предстал со своим прожектом перед соответствующими инстанциями, но поддержки не получил. Точнее говоря, от них он услышал контрпредложение: основать на Мадагаскаре факторию (как базу для дальнейшей колонизации острова). Беневский согласился и с жаром принялся за дело. Была организована морская экспедиция, целью которой являлось создание небольшой фактории на Мадагаскаре. К тому времени бывший барон австрийской империи, бывший польский конфедерат, бывший приближенный русского престолонаследника, бывший руководитель камчатских повстанцев решил стать владыкой Мадагаскара.

Узнав его намерения, французы нашли способ избавиться от непомерно честолюбивого авантюриста. Был организован заговор, в результате которого барон Мориц Аладар де Бенев был убит.

Американская негоциация вятского купца

Статую красит вид, а человека – деяние его.

Пифагор

Как-то раз после очередного прослушивания по радио политических новостей в кают-компании нашего корабля зашла речь о том, с чего началась американская государственность, каков был характер на первых порах экономических отношений Соединенных Штатов с Западной Европой и Россией.

Геннадий Васильевич Соловьев бросил при этом реплику насчет того, что американцы проявляли в свое время инициативу в деле установления дипломатических отношений с Россией, а попытка одного русского купца организовать русско-американскую торговлю встретила у них живейший интерес. Присутствующие заинтересовались подробностями, и штурман рассказал нам историю, как он выразился, «американской негоциации вятского купца». Представляю ее вниманию читателя в том виде, в котором она сохранилась в моей памяти.

Русское купечество можно было делить не только на гильдии. Были в его среде Разуваевы и Дикие – бессердечные обиралы и невежественные стяжатели; были Шелиховы и Третьяковы – предприимчивые коммерсанты, меценаты и патриоты. К категории последних стоит отнести и Ксенофонта Алексеевича Анфилатова. Родился он в 1761 г. в небогатой купеческой семье и значительную часть жизни провел в городе Слободском (Вятская губерния). Образование молодой Ксенофонт получил обычное для детей своего века и сословия. Азбука, счет, письмо, чтение – вот, пожалуй и все науки, которые вятские просветители (священники, отставные солдаты, мелкие чиновники) преподавали местному юношеству. Однако природный ум, любознательность и трудолюбие позволили Анфилатову накопить запас знаний, выделявших его из среды провинциального русского купечества.

Коммерческая и общественная деятельность Ксенофонта Алексеевича началась довольно успешно. Был он учредителем и участником торгово-промышленных обществ, строил богоугодные заведения, избирался на общественные должности, основал один из первых в России общественных городских банков, имел солидную клиентуру (в том числе и за рубежом), ворочал большими капиталами – одним словом, некоторое время преуспевал.

Примечательно, что его начинания отличались профессиональной смелостью, новизной и оригинальностью замысла и пользу несли не только самому Анфилатову, но и его согражданам. Заразительный, казалось бы, пример коллег-современников не побуждал его жертвовать совестью во имя корысти. И в том, что конец коммерческой деятельности Анфилатова был печален, есть своя закономерность. К 1812 г. он разорился и в 1820 г. умер всеми забытый [61]61
  Замятин Г. А.Ксенофонт Алексеевич Анфилатов: Очерки его жизни и деятельности. СПб., 1910.


[Закрыть]. Жизнь и деятельность этого человека сами по себе достойны описания, но я остановлюсь лишь на одном его предприятии, и начать мне придется с небольшой исторической справки.

В 1776 г. в результате борьбы американских колонистов против английского господства на политической карте мира появилось новое независимое государство – Северо-Американские Соединенные Штаты. Отдавая должное мужеству американских борцов за свободу и организаторским способностям генерала Вашингтона, все же следует признать, что их победа в значительной степени была обусловлена тремя внешними факторами: во-первых, военными действиями, которые Британская империя вынуждена была вести в Европе и Азии (особо следует отметить борьбу народов Индии против английских колонизаторов); во-вторых, разносторонней и обширной по масштабам помощью со стороны Франции; в-третьих, той позицией, которую заняла в американо-английском конфликте Россия.

Екатерина II отказалась предоставить Англии русских солдат для борьбы с восставшими колониями. Объясняется это обострением англо-русских противоречий, имевших место в то время. Более того, Россия оказала США существенную помощь, провозгласив Декларацию о вооруженном нейтралитете.

Здесь я сделаю отступление и напомню вам о романе Лиона Фейхтвангера «Лисы в винограднике». Основная тема его – деятельность французского драматурга Бомарше и американского ученого и дипломата Франклина по обеспечению французской помощи Соединенным Штатам.

Деятельность эта была весьма успешной, и результаты ее заметно повлияли на развитие событий за океаном. Все это так. Однако ни Фейхтвангер, ни современные американские историки не показали своим читателям, почему могущественный английский флот (а Англия была в то время первой морской державой в мире) не смог помешать переброске военных грузов из Франции в Америку.

А объясняется этот парадокс именно вышеупомянутой декларацией. Сущность ее сводилась к провозглашению не только нейтралитета, по и права на свободную торговлю с обеими воюющими сторонами, т. е. Россия отвергала блокаду Англией Соединенных Штатов и грозила применением силы в случае противодействия ее торговому мореплаванию. Позднее явно под влиянием русского демарша к этой декларации присоединились ряд других государств Европы. Как видим, сформировалось что-то вроде антианглийского блока. Ведущая роль в нем принадлежала, конечно, России. Именно угроза иметь дело с русским флотом заставила Лондон лишь пассивно наблюдать за потоком транспортов, следовавших в восставшие колонии с грузом военного снаряжения.

Стоит отметить и то, что значительная часть французских грузов в Соединенные Штаты направлялась на транспортах под русским флагом. Отправители грузов считали его самым безопасным для подобной цели. И наконец, в числе этих грузов были товары русского происхождения (железо, парусина и т. д.) [62]62
  Болховитинов Н. Н.Становление русско-американских отношений, 1775–1815 гг. М., 1965. С. 18 (рукоп.).


[Закрыть].

Как видим, Россия оказала Соединенным Штатам немалую услугу в трудный для них период. Американцы, как известно, добились независимости, однако англичане не оставили мысли о реванше. Обстановка, сложившаяся в мире к началу XIX в., как будто этому благоприятствовала: франко-американский союз канул в Лету, в Канаде стояли английские войска, господство Англии на море также было очевидным. Одним словом, независимость молодого государства была под угрозой. Сознавая все это, правительство Соединенных Штатов обращало свои взоры к Европе в поисках союзников или хотя бы дружественных нейтралов, И нет ничего удивительного в том, что с особой надеждой в Вашингтоне поглядывали в сторону Петербурга. Конфликтные отношения Англии с Россией были известны, и о «вооруженном нейтралитете» американцы еще не успели забыть. Вот и решили государственные мужи заокеанской республики отправить миссию в Петербург с целью установления дипломатических отношений, очевидно действуя по принципу: враг моего врага – мой друг.

Послом в России континентальный конгресс назначил Фрэнсиса Дейна, а секретарем и переводчиком у него был Джон Адамс – будущий президент Соединенных Штатов. Надо сказать, что господа конгрессмены несколько поторопились со своей «иррегулярной» дипломатией (назначили посла без согласия на то русского правительства), но, главное, они не учли политических взглядов и симпатий Екатерины II. Конечно, самодержица всероссийская имела основания ненавидеть английское правительство, т. е. политические подножки премьеру Британской империи Вильяму Питту она ставила с великим удовольствием. Но вступать в союз с мятежными подданными государя брата своего Георга III – это уж слишком! Принимать посла бунтовщиков, у которых парижские цареубийцы списали свою богомерзкую Декларацию прав, как можно! Здесь, пожалуй, уместно напомнить о том, что, перечисляя «грехи» журналиста Новикова, Екатерина констатировала следующее: он (Новиков) бунтовщик похуже Пугачева, он хвалит Франклина. То есть российская императрица не видела принципиальной разницы между мятежным казаком и одним из основателей американской государственности.

Отсюда ясно, почему миссия Дейна кончилась провалом. Однако в петербургских салонах посланец Соединенных Штатов получил достаточно теплый прием.

Лучшие умы тогдашней России приветствовали борьбу американского народа за свою независимость, и то, что в Петербурге у Соединенных Штатов есть друзья, а следовательно, не все еще потеряно, Дейн, очевидно, уяснил. Во всяком случае, американская сторона не отказалась от попыток установления с Россией если не дипломатических, то хотя бы экономических отношений. Так, например, в качестве частного лица, но с ведома президента Джефферсона в Россию отправился некий Джон Ледьярд. Официально миссия его имела следующую цель: достичь Камчатки, оттуда добраться до Аляски, а затем до американских владений, с тем чтобы проложить дорогу русско-американской торговле. Совершенно очевидно, что Ледьярд не по своей инициативе и не на свои деньги решился на это рискованное и дорогостоящее предприятие. Несомненно, за ним стояли влиятельные силы, которые были заинтересованы в русско-американских контактах на высоком уровне.

Увы, из этой затеи также ничего не получилось. Екатерина приказала выдворить из России настырного американца, и вождям заокеанской республики пришлось запастись терпением, т. е. дожидаться смены власти в Петербурге.

Начало новой эпохи в русско-американских отношениях совпало с царствованием Александра I. Большинство государств Европы оказались в то время втянутыми в вооруженные конфликты, и, как всегда бывает в подобных ситуациях, налаженные экономические связи оказались нарушенными. Каперы на морях, боевые действия на суше, многочисленные таможенные барьеры – все это било по карманам европейских купцов, и в частности купцов русских. Пошатнулись дела и у Анфилатова. Ряд неудачных торгово-промышленных начинаний поставил его перед угрозой финансового краха. Учитывая все это, решил купец взять компаньона, чтобы объединить два капитала и поправить расстроенные дела смело задуманной негоциацией. Суть же ее заключалась в организации прямой торговли с Соединенными Штатами Америки (без английского посредничества).

Сознавая рискованность данного предприятия, Ксенофонт Алексеевич попробовал заручиться поддержкой правительства – написал прошение с просьбой оказать содействие на имя министра коммерции графа Румянцева [63]63
  «Сиятельнейший граф, милостивый государь Николай Петрович! Поощряем будучи неусыпным Вашего сиятельства о распространении российской внешней торговли и кораблестроения попечением, построил я в Архангельске собственно мне принадлежащих пять кораблей, которые ныне продолжают плаванье только в европейские порты.
  Мое желание – стремиться начать торговлю непосредственно в Северо-Американских областях и доставить туда наши продукты и товары, а напротив того привозить оттоле наличныя произведения на собственных российских кораблях, куда и намерен отправить от Санкт-Петербургского и Архангельского портов из оных три корабля. Но как первый опыт сопряжен со многими излишними расходами, сверх того статься может по новости, что наши товары в убыток, в вознаграждение чего осмелюсь Ваше сиятельство покорнейше просить исходатайствовать у его императорского величества высокомонаршую милость, какую высочайшей воле даровать будет благоугодно.
  С глубочайшим высокопочитанием и преданностью имею счастье быть Вашего сиятельства милостивого государя всепокорнейший слуга Ксенофонт Анфилатов.
  „Декабря дня. 1805“».
  (Там же. С. 18).


[Закрыть]. Последний усмотрел в начинании Анфилатова полезное для государства мероприятие и выхлопотал ему временное освобождение от налогов, а также пособие в размере 200 тыс. р.

Ободренные компаньоны с жаром принялись за дело. Было решено отправить за океан два корабля – «Архистратиг Михаил» из Петербурга в Бостон и «Иоанн Креститель» из Архангельска в Нью-Йорк. В качестве каргадора (уполномоченного лица отправителя груза для его сопровождения и продажи) в Соединенные Штаты отправился компаньон Анфилатова Иосиф Смолин.