Текст книги "Пушкинская, 51"

Автор книги: Михаил Солдатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Повесть Пушкинская 51

Вместо пролога

Пушкинская 51, это адрес моего детства. Этот дом, исторической постройки, времён Екатерины II, построенный как арсенал во время основания города в 1743 году, находится фактически в центре города Оренбурга. Он и сейчас там стоит, но только живут в нём совсем другие люди. В нём в 60-х годах прошлого века (пишу, и самому страшно становится – вот оказывается какой я засохший мухомор) в этом доме прошло моё детство. Я любил свой район, тут было всё: летняя эстрада, на которой по вечерам показывали кинофильмы, на которые нас, ввиду позднего времени, и в силу нашего возраста не пускали, но мы с мальчишками быстро нашли выход – вдоль забора эстрады росли высокие деревья, которые служили нам отличными зрительными местами; через дорогу от эстрады был Оренбургский драмтеатр, который в 50-х годах построили пленные немцы.

Позднее, служа в Группе Советских Войск в Германии у меня был знакомый немец, который долго работал на стройках в СССР и знал матерный язык в таком совершенстве, что с лёгкостью переплюнул бы десяток наших сантехников и грузчиков вместе взятых, но это уже другая история.

Напротив драмтеатра, через дорогу находился Оренбургский Краеведческий музей, – место моего постоянного поклонения. Каждый свободный день я приходил туда, видимо от этого моя любовь к истории. Билетёры и экскурсоводы знали меня в лицо, и даже денег с меня за вход не брали, зато с удовольствием отвечали на все мои вопросы. От них я узнал, что наш город посещал А.С. Пушкин, когда писал «Капитанскую дочку» и лично приезжал в Белозерскую крепость, где ещё и лечился кумысом. От них я узнал, что посмертная маска А.С. Пушкина, хранящаяся в музее, подлинная. Всего после смерти поэта осталось четыре маски первого отлива: одна находится в Санкт-Петербурге, одна в Москве, одна в Литве, где крестили арапа, подаренного Петру I, и одна у нас – в Оренбурге. Я и сейчас могу с закрытыми глазами пройтись мысленно по залам музея, останавливаясь напротив каждого экспоната. Я устраивал экскурсии по музею, всем приезжавшим к нам в гости избежать этой участи не мог никто. Не без гордости могу сказать, что фотография автора тоже есть на стендах музея, в зале посвящённом Оренбургскому Высшему Военному Училищу Лётчиков, которое окончил Первый космонавт земли Юрий Алексеевич Гагарин. Моя же скромная фотография оказалась там, потому что я с отличием окончил Школу юных космонавтов имени Ю.А. Гагарина при ОВВАУЛ, проучившись в ней два года, но и это уже другая история.

Наш дом, на Пушкинской 51, имел свой огороженный дворик с воротами и калиткой. У каждой семьи, проживающей в доме был свой сарай, а также небольшой летний садик. Всего в доме проживало три семьи. Семья Володарских, состоявшая из 4-х человек: главы семейства дяди Вилли, его жены тёти Нелли, их старшей дочери Лариски и младшего сына Лёвы, который был старше меня лет на 7. Они проживали в отдельной, самой большой квартире дома, и у них были все удобства: ванна, канализация и туалет. В другой половине дома, квартира была коммунальная, проживали мои мама с папой и я, наша комната была размером всего 9 квадратных метров, но мне в те времена казалось, что наша комната очень большая, а в остальных пяти комнатах квартиры жила семья Никитиных: тётя Лена и двое её детей – Эдик, которому было года 23, но у него было что-то не в порядке с головой, поэтому его даже с воинского учёта списали под чистую и дочь Галина – которая была не замужем и работала учительницей в средней школе, преподавала русский язык и литературу. Она часто гуляла со мной в парке культуры и отдыха «Зауральная роща», каталась там со мной на детской железной дороге, водила на различные аттракционы. Дополняли картину нашей коммуналки общий коридор, в котором стояли кухонные столы и тумбы, на которых стояли примусы, для приготовления еды, запасы керосина. Керосин поставлял старый татарин на лошади и телеге с бочкой. Он раз в неделю останавливался недалеко от нашего двора, и народ из соседних домов, тянулся к нему за керосином, в том числе и ваш покорный слуга, начиная лет с четырёх бегал к нему с алюминиевым бидончиком за керосином. В дополнение к описанию нашей квартиры, нужно добавить общий туалет с титаном, который нужно было топить дровами, и ванной. Вода подавалась из Урала и сильно отдавала хлоркой. Вот каким был дом на Пушкинской 51 в кратком описании.

Глава 1 Маленькие тайны нашего двора.

Как я уже писал, главой семьи Володарских был дядя Вилли. В жизни у него было две слабости: «Российская» водка, которую он употреблял только в виде чекушек и голуби, с которыми он мог возиться часами: у Володарских была своя голубятня. Мне дядя Вилли, в силу моих 4 лет, казался великаном. Сейчас я уже знаю, что он был сухощавым человеком среднего роста. В войну, он, наверное, был сапёром, потому что своё достояние – чекушки с «Российской», он умело маскировал по всему двору нашего дома. Помню, как я случайно несколько раз находил его «фугасы» в самых разных местах двора дома, говорил об этом маме, но мама категорически запрещала их трогать, но когда «фугас» находила жена дяди Вилли, вот тут начиналось «ледовое побоище» и дядя Вилли шел «ко дну», так как вес тёти Нелли был сравним с княжеской дружиной и засадным полком, вместе взятыми. Иногда дяде Вилли удавалось избежать физического замечания, и тогда он отсиживался часами на голубятне, где у него, конечно-же была припрятана чекушка на случай «ядерной войны». Их сын Лёва был не только на 7 лет старше меня, но и в несколько раз толще. От него мне частенько доставалось «на орехи», но я никому никогда не жаловался. Вообще я рос довольно терпеливым ребёнком. Помню, я как– то запнувшись упал с крыши сарая, и сильно расшибся, разбил голову и поцарапал в кровь руки и ноги, но больше испугалась мама, а я её успокаивал.

Получилась ну прямо Есенинская картина

«И навстречу испуганной маме

Я цедил сквозь кровавый рот:

«Ничего! Я споткнулся о камень,

Это к завтраму все заживет».

Старшая дочь Володарских Лариса, училась в классе 10-том и дружила с одним корейцем старше её лет на пять, за которого потом и вышла за муж. Вот такая семья жила с нами по соседству. Люди, впрочем, они были не плохие, и всегда были готовы прийти на помощь по первому зову.

Недалеко от их квартиры был вход в подвал дома, где семьи, проживавшие в доме, хранили картошку и различные овощи. Мы с папой как-то в бочках заквасили капусту с арбузами и яблоками, вкус скажу я вам ни с одним корейским салатом не сравниться!

Потолки подвала были сводчатыми. Во времена Екатерины II там хранили порох. Помню, на входе в подвал, с левой стороны лежал кирпич с вензелем Екатерины Великой.

У меня и сейчас дух захватывает от того, что в наш дом теоретически могли заходить А.С. Пушкин, Даль, Аксаков, Шевченко и другие великие исторические личности.

Осознание этого пришло ещё в детстве, после моих походов по Государственному Краеведческому музею.

Потом, уже будучи взрослее, я пешком прошелся по всем Пушкинским местам города, какие только смог найти. Включая и «золотой дворец» Емельяна Пугачёва – обычный деревенский дом, обитый фольгой, из которого он руководил осадой крепости «Оренбург», обстреливая её из пушек пятаками, желая этим привлечь на свою сторону гарнизон крепости, но впрочем это ему не удалось. Александр Сергеевич Пушкин был и этом доме после подавления пугачёвского восстания, собирая материалы к «Капитанской дочке» и «Истории пугачёвского восстания». Бывали в этом доме Сергей Тимофеевич Аксаков и Владимир Иванович Даль, и другие известные исторические личности. Настоящий дом Пугачёва к моему времени конечно не сохранился, это была уже историческая реконструкция.

Глава 2 Васисуалий Лоханкин на Пушкинской 51

Жил в нашем доме, а точнее в квартире Никитиных, и свой Васисуалий Лоханкин, только звали его Эдиком Никитиным. Он был младшим сыном Елены Ивановны Никитиной, дородной женщины 50-ти лет, хозяйки квартиры из 5 комнат. В четырёх комнатах проживала она, со своими детьми, Эдиком и Еленой, а пятую комнату, через коридор, они сдавали. Так как недалеко от дома было Оренбургское Высшее Зенитно-ракетное училище, в простонародье «Зенитка», комната никогда не пустовала. Проживал в ней как-то артист драмтеатра, который постоянно репетировал свои роли, а после него уже жил лётчик – инструктор, со своей женой – зубным врачом. Все жильцы комнаты меня любили и баловали, как могли. Вообще, Никитины, по сравнению с нами, жили зажиточно. У них был даже телевизор с маленьким экраном перед которым стояла огромная лупа, который мне Елена Ивановна иногда разрешала посмотреть, а у её дочери Елены, учительницы русского языка и литературы, был маленький планетарий, который она иногда специально включала для меня. Она знала наизусть стихи многих поэтов и часто читала их мне. Видимо любовь к поэзии и литературе передалась мне от неё. Всё было-бы хорошо у Никитиных, если бы не одна беда – младший сын Елены Ивановны, Эдик, который был неизлечимо болен. У него была шизофрения. При обострениях его ложили в клинику, затем опять выписывали. На момент моего рассказа, как я уже говорил, ему было 23 года. Любимым занятием Эдика было вылавливать мясо из стоящих на примусах кастрюлях. Причём делал он это бесцеремонно, откидывал с кастрюли крышку и грязными руками вылавливал из супа мясо, тут же его поедая. Ну чем вам не Васисуалий Лоханкин? Мы к этому привыкли и прятали кастрюлю в комнате, а вот жильцам съемной комнаты Никитиных, это, мягко говоря, не нравилось. Поэтому жильцы съёмной однушки постоянно менялись. Наступил день, когда после очередного обострения Эдика увезли в клинику и домой он больше не вернулся. Потом мы переехали, и о дальнейшей его судьбе, и судьбе Никитиных я ничего не знаю.

Глава 3 Мама, папа и я.

Как я уже писал, комната, где проживала наша семья, была всего 9 квадратных метров. В ней были кровать, раздвижной стол, моя кроватка и шифоньер, который и сейчас стоит в квартире моего брата.

Родители мои были оба из деревни, только мама из села Екатериновка, Шарлыкского района, Оренбургской области, а отец – из села Красная Балтия, Кузоватовского района, Ульяновской области. Отец служил срочную в городе Оренбурге и остался там. Мама окончила медицинское училище и работала медсестрой на Оренбургском Машиностроительном заводе. У обоих было по 7 братьев и сестёр. Матери их, мои бабушки были живы, а вот ни одного деда у меня не было – оба полегли в Великую Отечественную войну: дед Иван, отец моей мамы погиб 13 апреля 1942 года под Ржевом (Уже будучи офицером, командиром части, я нашёл его могилу и свозил туда маму, её младшую сестру Елену Ивановну и своего родного брата Ивана), а дедушка Яков, отец моего папы, пропал без вести в районе Нижнего Новгорода. Следов его отыскать не удалось до сих пор. В 1962 году мои родители познакомились, а 16 октября 1963 года на свет появился я. Свою сознательную жизнь я помню с 3 – 4 лет. Вот от этого времени и веду своё повествование. Не знаю, на сколько интересно оно будет читателям. Делаю это в основном ради внуков.

Дома я оставался один. Сидеть со мною было некому. Родители оставляли мне еду, запирали дверь на замок, и уходили на целый день на работу. Вероятно, поэтому я рано научился управляться с примусом, и готовить. В свои 3 года я уже готовился к путешествиям. Однажды мама вернулась с работы, дверь квартиры открыта, меня нигде нет. Мама в плачь, выбегает на улицу, а тут я собственной персоной, в ползунках цвета асфальта, и с таким же лицом, и белыми– белыми зубами. -Ты где был?! -, обняла меня мама. Я говорю, – в соседний двор ходил играть к ребятишкам! Так что путешествовать я начал гораздо раньше Пржевальского.

Маму очень беспокоил мой продовольственный вопрос, чтобы я не голодал, она договорилась в местном кулинарном подвальчике, чтобы мне давали всё, что я захочу, а потом она расплатится. Сказано – сделано. На следующий день, я собрал всю дворовую ребятню, и решил поразить всех аттракционом невиданной щедрости, спускаюсь в подвальчик и говорю: «Тётя Лена, мне вон ту вон шоколадку». Она мне даёт. Я поднимаюсь, а меня уже ждёт детвора. Раздаю всем по кусочку, и спускаюсь в подвальчик и говорю: «Тётя Лена, мне вон ту вон шоколадку». Она опять даёт, картина повторяется, и так раз 5. Потом тётя Лена заметила неладное и потихоньку пошла за мной и всё увидела. После этого шоколадок она мне больше не давала, а вечером всё рассказала маме. Та с ней расплатилась, провела со мной разъяснительную беседу, и больше доступа в кулинарию я не имел. Но слава – она вечна, до сих пор когда я встречаюсь с кем ни будь из дворовых приятелей, первое, что они говорят: «А помнишь, как ты нас шоколадом угощал?!».

Недалеко от нас, за рекой Урал, через мост, был парк культуры и отдыха «Зауральная роща», о котором я уже писал. Там были карусели, тир, и всякие аттракционы.

Больше всего я любил пропадать в тире, и это мне в дальнейшем очень пригодилось и в армии, и после, но это уже другие истории. Зимой мы всей семьёй и друзьями родителей, ходили в «Зауральную рощу» кататься на лыжах и санках. Это были самые счастливые дни моего детства.

Глава 4 Мои маленькие тайны

Как и у всякого мальчишки моего возраста у меня были свои маленькие тайны. Я часто любил сидеть под столом, представляя себе, что это мой дом, любил там, лежа на животе, рисовать в альбоме акварельными красками и карандашами. Рисованию меня учил дядя Петя, житель съемной квартиры Никитиных, а по жизни – лётчик-инструктор Оренбургского лётного училища. Вообще, стол был моим маленьким миром: там у меня кроме альбома с красками и карандашами, был фильмоскоп, по которому я, как путешественник на воздушном шаре изучал экзотическую растительность Африки, общался со своими друзьями – волком и зайцем из «Ну погоди!», Чебурашкой и крокодилом Геной, героями русских народных сказок.

Помню свой первый опыт в освоении керогаза, я решил к приходу родителей приготовить рисовую кашу. Высыпал весь рис, который нашёл в кухонном столе, в одну большую кастрюлю, разжег сам керогаз и начал кашеварить. Минут через 20, рис набухая, начал лезть изо всех щелей. Я еле успевал раскладывать его по разным чашкам и плошкам. К приходу мамы и бабушки их накопилась целая гора. Помню, как мама и бабушка, расстелив на полу газеты, высыпали на них полусырой рис для сушки, устраняя последствия, моих кулинарных экспериментов.

Еще я любил лазить по крышам сараев, открывая для себя много интересного. Сараи соседнего двора не везде плотно примыкали к нашим, образуя в некоторых местах довольно широкие карманы, которые я любил исследовать. Чем закончился один такой поход я уже писал.

Но всё когда-нибудь заканчивается. В 1970 году мама забеременела и нам дали квартиру в другом районе города. Детство на Пушкинской 51 заканчивалось, начиналось отрочество и юность, но это уже тоже другие истории.

Эпилог

В повести, конечно-же не всё моё детство, а только эпизоды и зарисовки, касающиеся Пушкинской 51. На деле детство моё было гораздо более насыщенным, тут были поездки на летний отдых в село Донское Сакмарского района оренбургской области, и в село «Красная Балтия» в Ульяновскую область на родину моего отца. Когда ни будь я обязательно обо всём этом напишу.

Рассказы

Старьёвщик

Молодое поколение не помнит, а старшее, 60– х годов рождения, должно хорошо помнить, что в 60-х годах по дворам разъезжали старьевщики, которые меняли всякий хлам: всякое ненужное тряпьё и макулатуру по весу на всякие дешевые детские безделушки пупсиков, мячики блестящие, из фольги, шарики на резиночках и всякую другую мелочь. Клиентурой их была в основном детвора. Случай, о котором я хочу рассказать произошёл с моей двоюродной сестрой Женей. Она просто мечтала заполучить пупсика, и когда в их двор приехал старьёвщик, родителей дома не было, и она не задумываясь отнесла ему новую мамину шубу, за что получила сразу двух пупсиков и шарик на резиночке в придачу. Довольная и счастливая Женя побежала с долгожданной добычей домой. Но когда вернулась тётя Клава, Женина мама, то радости от приобретения она не испытала. Зато женя испытала на себе всю подлость окружающего мира. Про этих пупсиков Женя и сейчас, наверное, помнит.

Как я работал дедом Морозом

Было это в 1967 году. Родители мои работали с утра, до вечера, а со мной сидеть было некому, в садик не пробиться и я «хозяйничал» один. Мама, чтобы я не голодовал, договорилась в местном кулинарном подвальчике, чтобы мне давали всё, что я захочу, а потом она расплатится. Сказано – сделано. На следующий день, я собрал всю дворовую ребятню, и решил поразить всех аттракционом невиданной щедрости, спускаюсь в подвальчик и говорю: «Тётя Лена, мне вон ту вон шоколадку». Она мне даёт. Я поднимаюсь, а меня уже ждёт детвора. Раздаю всем по кусочку, испускаюсь в подвальчик и говорю: «Тётя Лена, мне вон ту вон шоколадку». Она опять даёт, картина повторяется, и так раз 5. Потом тётя Лена заметила неладное и потихоньку пошла за мной и всё увидела. После этого шоколадок она мне больше не дала, а вечером всё рассказала маме. Та с ней расплатилась, провела со мной разъяснительную беседу, и больше доступа в кулинарию не имел. Но слава – она вечна, до сих пор когда я встречаюсь с кем ни будь из дворовых приятелей, первое, что они говорят: «А помнишь, как ты нас шоколадом угощал?!».

Как мы с бабушкой Людмилой коз пасли и овец

Бабушка Людмила, это мама моего отца. Жила она в Ульяновской области, Кузоватовском районе. селе Красная Балтия. Я почти каждое лето ездил к ней в гости. Помогал чем мог по хозяйству. Коровы у нее не было, зато были коза Любка и козлёнок Васька. В очередной мой приезд, а было мне лет 6, бабушке Людмиле выпало пасти деревенское стадо овец и коз. Те, кто держал коров – нанимали пастуха, а овец и коз пасли поочерёдно, по дворам. В то лето выпала наша очередь. Утром мы поднялись рано, и пошли к центру села, где собиралось стадо. Вообще пасти баранов и козлов легко – они всегда идут за вожаком, и мы погнали их и заброшенный колхозный сад и там расположились. Потом смотрю, ори какое-то соревнование, подхожу – на кусте наша сетка с припасами. Они выстроились вокруг неё и прыгают по очереди. Постепенно время подошло к обеду. Присели мы с бабушкой Людмилой под яблоней, достали наши припасы и приготовились обедать. Я взял бутерброд с маслом, приготовился его есть, а тут из-за спины наглая бородатая козлиная морда, выхватывает у меня из руки бутерброд и ходу! В общем удалось пообедать только на яблоне. До дежурили мы с бабушкой до вечера и погнали стадо домой. Вожаком был старый здоровый баран, его хозяева жили в начале деревни, но он каждый раз вёл всё стадо в центр села к колхозному пруду, где останавливался как, вкопанный. Наконец приходил хозяин барана, давал ему тумаков, после чего грузил барана на плечи и нес его домой.

Баран победно покачивал головой. Повторялось это изо дня. И посмотреть на этот аттракцион сбегалось пол деревни.

Как я был кабаном

Мой отец родом из Ульяновской области, Кузоватовского района, села Красная Балтия, единственного компактного проживания латышей в России. Пересилили их туда в конце 19-го века, так оно и стоит по сей день. Желающих переехать на историческую родину почти не былою. Стоит село и сегодня, все давно считают себя русскими, об исторических корнях напоминают только фамилии, да имена: Карл, Виестур, Август, Ирма, Отилия и другие, также соблюдение народных латышских праздников и обрядов, среди которых особое место занимает Лыго (аналог русского праздника Иван Купала который даже празднуется и один день – 7 июля. Празднику дома украшаются цветами, кустами деревьев травой. В детстве, когда была жива бабушка Людмила – мама моего отца, я очень любил этот праздник. Когда лет в 5 в очередной приезд к бабушке началась подготовка к празднованию Лыго, мы с моей двоюродной сестрой Ирмой, которая была старше меня лет на 5, пошли в лес за цветами и кустами и стали рвать цветы на одной из лужаек. В друг слышим, бидончики позвякивают, и детские голоса послышались. Потихоньку выглядываем – две девчушки землянику собирают, одной лет 8 будет, а другой – лет 5. Ирма мне говорит: «Давай их напугаем!». «Давай, – говорю, а как?!». Ирма мне говорит: «Тут много кабанов водится давай говорит в кустах спрячемся, а как они подойдут затрясём кусты, словно кабан». «Давай!»: говорю. Сидим в засаде, ждём. Когда они подошли к нам метра на 4, мы с силой затрясли кусты. Такого эффекта мы не ожидали, старшая бросила бидончик, перепрыгнула младшую и стала быстро убегать. Младшая, увидев такое дело, бросила свой бидончик, и припустила за старшей. Мы с Ирмой хохотали минут 20. Затем подобрали брошенные бидончики, и пошли в деревню. Когда мы выходили из леса, старшая уже вбегала в деревню, а младшая отстала от неё метров на 300. Мы шли, хохоча всю дорогу. Роль кабанов нам удалась!