Текст книги "Бог-Император"

Автор книги: Михаил Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава 17. В ТЮРЕМНОЙ ЯМЕ

– Рождаться, страдать, умирать… К чему? Мы думаем, что живем, а сами лишь проекция на экране, призраки, жаждущие надежды и любви. Жизнь зажигается и рассыпается пеплом. Пустыня, беременная зимним холодом, тьма подземелий, шум крыльев невидимых птиц… Множество убитых на рассвете и днем, удушенных ночью, и стены тюрем, и смрад падали, в которую Бог-Император превратил детей своих. К чему? Неужели только для того, чтобы кто-либо один из миллиардов постиг высокое? Чтобы мужественно умереть?

В темноте ямы голос Семена Кочетова задавал эти вопросы не спеша, очень спокойно, как бы самому себе.

Из мрака плотного, как нечто осязаемо-твердое, ему ответил Малинин:

– Не будем раздумывать над смыслом всей суммы перерождений. Этого не дано понять и нашему дражайшему Богу-Императору, который, как известно, и не Бог вовсе, а лишь управитель той сложной интеллектуальной машины, которую оставили нам предки. Своими стараниями человек заслуживает гармонию в следующих перерождениях, ибо, если в одном месте чего-то много, в другом уже меньше. Я давно покончил бы с жизнью, если бы не уверенность в существовании загробной справедливости. Иначе нельзя принять временные несправедливости бытия.

Нашел в себе силы для разговора и Исаев:

– В тебе говорит слабость, наш бедный философ. К чему нам, считай уже неживым, топтаться на алтаре, отшлифованном самоутешающимися слепцами? Не надо искать подпорок в истории, оглянись на нашу жизнь и ответь, почему побеждают всегда хитрые, лживые и подлые? Вот возьми: зеркальную копию нашего предводителя, копию несостоявшегося Премьер-министра Николая Орлова. Все знают, что его обвинили зря, что он был невиновен и никто – никто! – не выступил против дикого обвинения тогда, десять лет назад.

– Я это знал и говорил, – вмешался Сергей.

– Да кому интересно ваше мнение, дражайший Сергей Владимирович?

– Мне. Может, я и в паломничество пошел, только, чтобы найти справедливость у Бога-Императора.

– А может, и нет? – язвительно спросил Исаев. Сергей промолчал.

– Ах, Кирилл, Кирилл! Твоя революционная страсть делает тебя нетактичным, – сказал Малинин.

– Прости, – с неожиданной теплотой отозвался Исаев. – Я никого не хотел обидеть. Я знаю, как трудно, каждому из нас. Но я хотел бы все-таки когда-нибудь, спросить его прямо: зачем? Зачем он позволяет эти мучения, эту ложь, эту дикость? Зачем наделил людей стремлением доминировать?

– Увы, ты не хочешь видеть систему и потому тонешь в частностях. Быть может, наш путь наименьшее из зол? – мягко упрекнул его философ.

– Нет, – вмешался Кочетов, – просто Кирилл умеет думать.

Воцарилось молчание. В тишине было слышно шуршанье жучков, перестук копыт стражников. В тесной, яме, измученные пытками, они лежали, почти касаясь, друг друга.

– Я не понимаю вас, – сказал вдруг Радим. – Все так, просто: есть общий враг, есть Бог-Отец, который ведет нас к победе… К чему дрязги, непонимание?..

– Это потому, мой друг, – ответил Малинин, – что вы живете в племени. А человек и был создан изначальна для маленького коллектива, для жизни в составе рода, семьи. Людьми были только члены рода, все другие считались не просто чужими, а нелюдями. И нелюдей так, много, что спасает только родовое братство. Мы жили в обществе, где миллионы, миллиарды людей, а нелюдей – нет. На нашу долю выпала свобода выбора своего врага. Зачастую только подводят критерии…

– Ты хочешь сказать, что человек обречен постоянно искать врага, потому что он так создан? – задумчиво спросил Радим.

– Примерно так, хотя есть еще масса других инстинктов, которые, в свою очередь, делают нашу жизнь адом.

– Моя жизнь была ошибкой, – внезапно произнес Кочетов. – Я думал, что в Империи можно сохранить честность и непоколебимость убеждений. Я не заметил, как стал робким. Я жил трусом. Вместе с другими ничтожествами. Я был крупицей безответной толпы. Я спокойно наслаждался нравственной жизнью. Никто в Империи не может не изувечиться, не задохнуться. Я не буду сожалеть о своей гибели.

– Ты, мой побратим, не трус, – вмешался Радим. – Я горжусь, что сражался рядом с тобой.

– Спасибо… мой побратим. Может… Снова молчание в темноте, настоящая темнота пещер или подземелий. И звезд не видно, одни тучи…

– Семен! – позвал Малинин. – Ты жестоко осудил себя. Однако ты ведь жил чем-то?

– Я пытался найти правду в истории. Я пережил нашу республику и отверг ее.

– Почему? – спросил Исаев.

– Не было в истории Империи, которая существовала бы не ради грабежа. Метрополия рано или поздно всегда начинала извлекать все из провинций. Империи кормили свой центр, как мы столицу, и приручали жителей к тунеядству. Каждый гражданин центра становился вольно или невольно участником этого грабежа. Империя живет за счет налогов. А человек, как мы тут уже говорили, создан для жизни в племени. Империя – это слишком много. Управлять ею можно только силой и ограблением подданных. Наш Бог-Император, наш Бог-Отец – творец этого грабежа.

– Вот уж не думал, где могу найти сторонника, – с горечью сказал Исаев. – Хотя…

– А может, Бог-Император сам в тисках необходимости? – вдруг первый раз за все время отозвался Илья. И в яме вновь воцарилось молчание…

Глава 18. ТИРАННОЗАВР РЕКС

Утро было прохладным, и израненные тела пленников зябли. Однако чувствовал себя Сергей неплохо. Накануне, перед тем как сбросить в эту яму, раны их смазали сильно пахнущей травами мазью и сверху, для совершенной законченности, густо присыпали горячим пеплом.

Туман, проплывая, опустился и к ним. Капельки росы оседали на грязные тела. Хотя наверху и слышался приглушенный гул огромной массы живых существ, их не тревожили. И было непонятно, хорошо ли это или плохо.

Между тем стало теплее. Солнце, букашки, мелкие жители трав и птицы со всей убедительностью свидетельствовали, что день начался.

Потом наверху началось шевеленье. Им была торопливо опущена корзина с жареным мясом, пучками дикого лука и хлеба. Мучители не поскупились, и люди хорошо поели. Кроме Кочетова, впавшего в беспамятство из-за боли в отрубленной руке.

Кто-то высказал предположение, что причиной того, что о них забыли, может быть Арсун, возможно, его очередь… Но тему развивать не стали. Когда за ними пришли, тревога уступила место непонятному облегчению.

Им опустили веревку с петлей, кто-нибудь просовывал внутрь ногу и держался руками, пока кентавры споро выдергивали ее вверх. Кочетову помогали, как могли, да и кентавры, насколько это можно, проявляли терпимость.

Они шли обратным путем на площадь, и это было неприятно.

Вдруг устрашающий вой, подобно стону безумного гиганта, долетел до них. Кто-то из конвоиров нервно передернулся. Но не более.

Что это было?..

В свое время они узнали… И даже скорее, чем думали.

Над площадью пыток в небе, едва шевеля крылами, парил беркут. Вожди молча разглядывали пленников., поставленных в центр, метрах в пяти. Вперед вышел давешний шаман все в том же шлеме. Он оглянулся на ту небольшую группу сильно потрепанных жизнью, но богато украшенных кентавров, перед которыми стояли люди.

Один из вождей кивнул, шаман махнул рукой, и пространство за ними гулко выдохнуло.

Привели Арсуна, обычно желтые глаза его горели красным пламенем, но он внешне казался спокойным, только устал, а может быть нервничал. Однако пытался держать себя в руках.

Шаман еще раз оглянулся на вождей и достал свой бубен. В наступившей тишине гулко разнеслись удары, и тут же где-то запела флейта. Пронзительный звук странно сплетался с низким ритмом, создавая тревожные ощущения и ожидания чего-то…

Молодой кентавр выехал к ним с шестом, на котором было что-то круглое, словно арбуз, раскрашенный золотой и синей краской: цвета взаимно переплетались, мягко перетекая один в другой. Вдруг бубен и флейта смолкли. Шаман обращался к Арсуну:

– А теперь, обр по имени Арсун, повтори тот вопрос, с которым ты обращался к человеку-паломнику.

– Я спросил его, кто ходит утром на четырех ногах, днем – на двух, а вечером – на трех.

– И что он ответил? Говори так, чтобы все слышали.

– Он сказал, что это Бог-Отец.

– Почему он так сказал?

– Он утверждал, что Бог-Отец стареет вместе с миром, который он создал, и что ему тоже нужны подпорки, дабы существовать.

– Покажи нам этого человека-пилигрима? Покажи нам его, осмелившегося сказать такое!

Арсун повернулся, посмотрел на Сергея и протянул руку:

– Вот он.

Волков после этого ожидал самого худшего. Впрочем, что может быть хуже нынешнего положения? Тут он посмотрел в сторону реки и толкнул стоявшего рядом Михайлова.

– Посмотри! Там, на том берегу реки, – прошептал он.

– Кто тебе, человек, подсказал ответ, ранее никому из вас, паломников, не известный? – громко, чтобы слышали собратья, говорил шаман.

– Кажется, наши… – шептал Михайлов, и за ним стали всматриваться в сторону реки Исаев, Малинин и Илья. Лишь Кочетов внезапно сел на землю, но никто не обратил внимания на его слабость.

– Никто не подсказывал, шаман, или как ты там прозываешься. Ответ очевиден, хотя и случаен. Если бы спрашивал ты, я мог бы так не ответить: Создатель ведь и вам Бог-Отец, для вас он мог бы выступить в вашем обличье.

– Поясни нам, человек-пилигрим, что значит в «нашем обличье»?

– Это значит, что образ Бога всегда выбирают из тех форм, среди которых живут разумные. Обличье Бога меняется с ростом силы цивилизации и культуры. Если вы считаете себя сильнее всех, то и Бог может выступать в виде полуконя-получеловека.

Среди поднявшегося шума к Сергею долетели перешептывания товарищей.

– Это нереально, – говорил Исаев, – они не смогут форсировать реку.

– Почему? Если построить плоты и посадить на них стрелков… – вмешался Михайлов.

– Наших не более пяти тысяч, а кентавров, судя по всему, тысяч двести. И они тоже вооружены луками.

– Не хочешь ли ты сказать, – продолжал расспросы шаман, – что единого Бога нет?

– Не хочу. Это смешно. Любое разумное существо знает, что Бог есть. И это правда. Только облик его никому не известен. И это тоже правда. Мне задавал вопрос обр, и он так же двуног, как и я. Я знаю, что в истории людей было много Богов, наш Создатель другой, он немощнее старых, потому что и мы стали сильнее. Вот и все, что я хотел сказать.

– Я желал бы убить тебя за такие слова, – сказал шаман, – но правило гласит, что ответивший правильно на загадку, а потом победивший в честном поединке, – любом поединке, – имеет право на свою жизнь и жизнь своих подданных. Тебе придется доказать это право.

Сергей вспомнил, что после арсуновской загадки удавил того здорового обра. И только сейчас узнал, зачем все тогда понадобилось. Он посмотрел на Арсуна, словно прочтя его мысли, тот отвел глаза.

– Я уже доказывал в поединке… – начал Сергей, но шаман перебил:

– Но не здесь. Тебе придется доказать нам.

– Пожалуй, наши не смогут нас выручить, – спокойно сказал Малинин. – А жаль! Однако что это за кутерьма вокруг сфинксовой загадки? И поединок какой-то…

– Не знаю… Вскоре узнал.

Их, кроме Кочетова, от слабости не имеющего сил уверенно стоять на ногах, отвели за пределы лагеря.

– Раз они пришли с тобой, они могут помогать. Но могут и не помогать. По желанию каждого, – пояснил шаман.

Пленников подхватили под локти и так, зажатыми между пары кентавров, отнесли за пределы лагеря…

Небо расчистилось, ветерок высушил травы. Перед ними до горизонта лежала ровная степь. До горизонта по всему широкому пространству виднелись разбросанные редкие кряжистые корявые деревья. Одиночки разрастались больше вширь, чем вверх. Много было бугров от пней, заросших землей. Были здесь и сожженные деревья, видимо, в сушь побитые молниями.

Наконец прибыли. Пленников поставили на землю. Деревья в два-три обхвата располагались на двадцать-тридцать метров друг от друга. Возле одного такого великана стоял бревенчатый барак высотой пять метров и метров десять по фасаду. Он был выкрашен в те же две краски, что и шаманский значок на шесте: золотую и синюю, и покрыт магическими символами, похожими на клинопись. Бревенчатые двери были закрыты на засов, который мог бы выдержать настойчивую осаду целого войска.

И тут вновь раздался тот же устрашающий вой, полный злобы и мертвящего безумия, который они услышали еще утром.

Вой этот доносился из барака.

Сложенное из толстенных бревен строение вздрогнуло, словно бы изнутри кто-то очень могучий ударил в стену.

Кентавры – числом около десяти-двенадцати – подошли к воротам барака и все вместе взялись за бревно засова. Изнутри ударили еще раз, и вой из ночных кошмаров прогремел снова.

Сергей огляделся, полный тревоги и решимости дорого продать свою жизнь. Он знал, что им приготовили нечто ужасное. Его товарищи невольно прижались к стволу дерева. Кентавры выжидали, держась за засов, видимо рассчитывая успеть снять его между ударами чудовища.

Огромная равнина в солнечном мареве. Бескрайние дали. Небо, намыленное голубым. Дерево. Облака, Щекочущие ухо трели птиц, трескотня насекомых. Снова громовой крик тролля, попавшего в западню. И вновь – лишь слаженное дыхание десяти кентавров.

– Раз, два, три-и-и! – Кто-то закричал, полукони слаженно отскочили, брошенное бревно вскинулось концом, и тяжелые ворота взмахнули створками, словно бабочка легкими крылышками – столь мощно вырывался зверь.

Кентавров сразу рассыпало во все стороны. Лишь один, потеряв голову от страха, или, наоборот, обретя мужество перед лицом ужаса, пролетая мимо людей, кинул им короткий меч, тут же подхваченный Виктором Михайловым.

И тут прямо на поляну вырвалось нечто!.. Столь ужасное и огромное, что не могло бы присниться в самом пугающем кошмаре!

Пожиратель всего живого!..

Могучий и прекрасный!

Слияние радуги и смерти!

Сергей не предполагал, что Тираннозавр Рекс так изумительно ярок и красив. Каждая чешуйка его бронированной плоти сияла, словно кусочек цветного солнца. Как ядовитые коралловые змеи калейдоскопом своей раскраски предупреждают о смерти, заключенной в их гибком тельце, так и это чудовище торжествующе сияло и гремело: я сама смерть!

Зверя еще отвлекали сломя голову убегающие полукони. Но скоро он должен был увидеть людей. Огромный! Как слон! Как два слона!!

Все застыло. Неподвижные облака. Неподвижные деревья. Безнадежность. Слепящие разноцветные блики узорчатой смерти. Трава. Мошкара. Чей-то затянувшийся вздох за спиной. Жажда. Неподвижное время, неподвижное, как жара, как сама вечность.

– Забирайтесь на дерево! – крикнул Сергей.

Тираннозавр повернул тяжелый монолит головы и расколол его вдоль: из чудовищной расщелины едва не вывалился розовый язык, удерживаемый частоколом сахарно белых зубов. Заревев, тварь шагнула, словно примериваясь, еще раз и… резво зачастила, будто локомотив.

Сергей посмотрел назад: из ветвей выглядывали грязные, посуровевшие лица товарищей. Он подумал, что никто так и не мылся со вчерашнего дня – грязные, в засохшей крови, пыли, пепле… Глупые мысли.

Он спрятался за ствол. Тяжкий удар сотряс дерево и почву под ногами.

Обегая ствол, он видел тянувшиеся сквозь ветви маленькие передние лапки зверя – маленькие лишь относительно, – они были толще человеческих тел.

Михайлов, на мгновение выглянув из ветвей, могучим ударом отрубил левую кисть хищника. В последовавшем громовом реве слышалось оскорбление и боль.

Сергей что есть силы помчался к оставленному бараку. Заметив его маневр, мозг рептилии секунду-другую рассчитывал варианты, прежде чем скомандовать приказ всей горе мышц и костей.

Ловко повернувшись, Тираннозавр бросился за Сергеем, вложившим все свои силы в этот бег наперегонки со смертью. Выигранные секунды и страх помогли Сергею успеть. По створкам ворот он быстро вскарабкался на крышу строения и посмотрел назад. Сверкающий снаряд приближался.

Тираннозавр всем телом врезался в угол барака, но тот, хоть и сильно перекосился, выдержал. Вытянув вверх морду, чудовище смогло взглянуть на крышу. Его голова была почти с человека длиной. Узкие полоски прозрачной липкой слюны стекали с клыков.

Не сумев достать Сергея, динозавр отошел и вновь бросился на барак. Строение перекосилось так, что крыша была уже на уровне груди зверя, который тут же обежал вокруг, предполагая легко снять добычу.

Перескочив на другую сторону крыши, Сергей увидел Михайлова, бежавшего к бараку. За ним мчались остальные.

Он едва не застонал от досады: как глупо!

Волков закричал изо всех сил. Тварь вновь разбежалась, и снова последовал многотонный удар. Последний, потому через мгновение со скрипом и грохотом, во все стороны разбросав бревна, строение нехотя рассыпалось.

Сергей успел отпрыгнуть в сторону. Раскатившиеся бревна отвлекли зверя, но ненадолго. Он уже начал обходить завал, но тут подоспевший Михайлов, едва равняясь ростом с высотой задней конечности Тираннозавра, а мужеством (или глупостью?) превосходя всего зверя, целое стадо зверей, ударил мечом по сухожилиям гигантской ноги. Ему удалось перерубить связки, от боли тварь завопила с какими-то человеческими нотками в голосе. Сергей был забыт. Подскочив к бревнам, он лихорадочно рылся в этой массе, выбирая ствол потоньше, с более острым концом. Бревна были сухими и весили немного. Те два, что привлекли его внимание, были килограмм по пятьдесят, не больше, и сантиметров двадцать в диаметре. Это вполне подойдет.

Волков изо всех сил метнул первое бревно, которое громко стукнуло зверя в затылок. Забыв о Михайлове и спешащих к нему смертниках, Тираннозавр, огибая завал, быстро, но из-за волочащейся ступни неуклюже заковылял к своему обидчику.

Сергей упер тупой конец в яму, оставленную упавшим опорным столбом, и нацелился наклоненным острием на врага. Он рассчитывал на примитивность сознания гиганта. И в чем-то задуманное ему удалось.

Рекс грудью напоролся на острие и несколько мгновений напирал на него всей своей мощью, впихивая в себя кол. Сергею через ствол передавались страшные усилия титанического тела.

От неудобства, боли, неожиданности, покалеченной ноги и немыслимой преграды между собой и мелкой добычей Тираннозавр закинул голову и вновь взревел, словно грузовой звездолет на старте, сумев вложить в свой крик отчаяние и ярость. В этот момент он потерял равновесие и завалился на бок, загребая в воздухе здоровенной лапой.

Откуда-то сбоку появился Михайлов и ударил мечом зверя в глаз. Илья, Радим, Малинин и Исаев – все были здесь, и – слишком близко.

Сергей похолодел: динозавр, перекатившись на другой бок, здоровой передней лапой вдруг подхватил Илью поперек туловища, быстро поднес к пасти и молниеносно укусил. Михайлов ударил мечом по оставшемуся, налитому кровью глазу – и промазал. Радим, Малинин и Исаев навалились на бревно, торчавшее из груди гиганта.

Тираннозавр отбросил Илью, вернее то, что от него осталось, дернулся еще раз – бревно, едва не покалечив людей, отбросило всех прочь. Зверь зарычал и вдруг рыгнул, выплюнув ноги Ильи. Сильное зловоние расплылось в воздухе.

Сергей подскочил к оскаленной морде, сияющей цветными отблесками и залитой кровью с одной стороны, и изо всех сил ударил кулаком в здоровый глаз Тираннозавра. Глаз был размером в два его кулака и мгновенно расплескался кровью и скользкой плотью, – но ему не удалось пробить кость глазницы, оказавшейся крепче, чем он рассчитывал.

Зверь мгновенно схватил его своей только издали казавшейся маленькой передней лапой. Все четыре его пальца так сдавили Сергею грудь, что приходилось только удивляться, как выдержали кости. Не пытаясь подняться, зверь потянул добычу в открывшуюся пасть.

Сергей выбросил обе руки навстречу и уперся в коричневые десны. Они были покрыты слизью, и ладони через мгновение начали медленно соскальзывать внутрь. Он изо всех сил старался давить на нижнюю челюсть. Зверь и человек на секунду застыли.

И как же все было безнадежно!

Вдруг рядом возник Михайлов, с размаха вонзивший меч в пустую глазницу Тираннозавра, и тут же мимо Сергея просунулось давешнее бревно, усилиями Радима, Исаева и Малинина нацеленное точно в бездонную глотку.

Волков взлетел в воздух, отброшенный, как и Илья, но целый и полный такой дикой ярости, какая охватывает душу каждого честного человека при виде вопиющей несправедливости. Все пережитое им в эти затянувшиеся мгновения схватки причиняло такую боль, будто кровь сочилась из всех пор его кожи. Болело тело и мозг, ныло у корней волос, под ногтями, между зубами…

Он – человек!

И тут, от возмущения перестав быть человеком и дико вопя, он уже лез к этой морде, мимоходом смахнув майора и забив торчащий из глазницы меч по самую рукоять… Радим еще цеплялся за бревно, Сергей отбросил и его… Бревно сразу ушло вглубь, к Сергею снова тянулась огромная лапа, но он сумел отломить ее средний толстый палец, а когда лапа вернулась – еще один… Ярость переполняла Сергея, все вокруг стало мягким, податливым, все, кроме него самого и его тела!.. Он сломал еще один палец зверя – те болтались, и лапа беспорядочно металась… Бревно наконец-то провалилось, тело Тираннозавра дернулось раз, другой… Все было ясно. Сергей сполз вниз и отошел от умирающей твари.

Они, его друзья, стояли в стороне… А Илья лежал чуть дальше…

Метрах в двухстах стояла толпа кентавров.

Тихо. Все застыло. Тучи мошкары впивались в разгоряченное лицо. Крылатый яд, носимый ветром. Пахло рекой и болотом, потерявшимся в бескрайней степи со всеми своими звездами, рыбами, гадами…

Они победили!.. И то дикое, колдовское, словно подземелье, заселенное гоблинами, словно тени мертвых в пещерах слепых – все, что еще переполняло его, заклекотало в глотке, и Сергей закричал, чтобы не быть разорванным зловещими пастями, от которых шевелился каждый волосок на голове…

Он закричал так, что отшатнулись его друзья и вздрогнули кентавры, и далеко-далеко за рекой оглянулся Доброслав – не уж то?..

Сергей кричал, потому что победил, потому что был жив, потому что был счастлив!

Да, он был счастлив!

Потом он очнулся и смог собрать себя, потерянного в крови, звере, откушенных ногах Ильи, в ветре и траве, покорно ложащейся под ногами.

Илья истекал кровью. Зверь перекусил ему ноги чуть выше колен, других повреждений не было, но было ясно, что парень умрет, если не остановить кровь. Сергей махнул кентаврам, подзывая, а когда те подошли, указал на Илью:

– Берите осторожнее, он должен жить. И приведите наших лошадей.

– Они уже здесь, – ответил кто-то из полуконей.

Сергей кивнул. Илью, так и не пришедшего в себя, галопом унесли два кентавра. Подошли еще два полуконя, ведущих под уздцы шесть лошадей.

«Их осталось пятеро», – подумал Сергей и устыдился этой мысли.

– Что будете с ним делать? – кивнул он на Тираннозавра.

Белый кентавр с черным пером в пучке волос на голове удивленно ответил:

– Как что? Снимем шкуру и сделаем чучело в память… Ведь такого еще не случалось с создания мира!

Сергей посмотрел на него. Что он хотел сказать? И что произошло? В голове было мутно.

Кентавры ждали, пока люди сядут на коней. До городка юрт было совсем близко. При въезде на главную улицу их пропустили вперед.

Все было так же, как и вчера (только вчера!). И все же не совсем так.

Так же кричали толпы полуконей по сторонам дороги, так же чествовали… только на этот раз чествовали их!

Сергей ехал впереди и первым принимал всеобщее ликование. И от приветственных криков падали с небес птицы. И удивленно смотрело солнце!..

На площади пыток стеной стояли вожди. Все смолкло. В молчании Сергей выехал вперед и остановился в десятке метров перед ними.

К нему приблизился шаман. Вновь застучал бубен, запела флейта. Потом, словно отрубив мелодию, шаман, надсаживаясь, прокричал:

– Арланы! Сбылось великое предсказание. Человек-предтеча, пророк Бога-Отца нашего явился к нам.

– Пророк пришел к нам! – взвыла толпа.

– Предтеча! Предтеча явился! – вторили другие.

– Мы были сиротами, но теперь Бог-Отец вспомнил о нас, о любимых детях своих и прислал нам гонца своего! – кричал шаман.

– Прислал! Прислал!..

– Он победил ужасное чудовище, вождя всех чудовищ!

– Вождя чудовищ!

– Да будет Пророк править нами, как Бог-Отец правит!

– Пусть Пророк правит нами! – вторила толпа.

Когда по знаку шамана наступила тишина, казалось, в голове все еще гремят крики.

Шаман тяжело, кряхтя, опускался на колени, подгибая передние ноги и склоняя тело к земле. Повторяя за ним, позу рабьей покорности принимали все вожди. И Сергей слышал, как степь со всех сторон слаженно шелестела, когда великое множество кентавров склонялось перед ним.

Прошла минута, другая – ничего не изменилось. Полукони застыли в неудобной позе, никто не смел шевельнуться, все лежали, опирались руками о землю. Сергей оглянулся и поймал горевший восторгом взгляд Радима. Рядом довольно хмурился Михайлов, с интересом, уже абстрактным, осматривался Малинин.

– Да будет так! – громко, так громко, чтобы голос его слышали как можно дальше, крикнул Сергей. – Будьте же моими детьми, как вы были детьми Богу-Отцу, и я буду править вами, как Отец ваш. Поднимитесь с колен, дети мои!

И вновь оглянулся, чтобы увидеть округлившиеся от сдерживаемого смеха глаза Исаева, богоборца и революционера.

Потом началась бестолковая кутерьма, пока Сергей не сообразил, что кентавры всерьез переложили на него груз ответственности за себя. Оказывается, даже вожди жаждали быть любимыми детьми Бога-Отца, через Волкова, конечно. Вождь, отрубивший вчера руку Кочетову, чуть было не умер на месте, едва Сергей вздумал в досаде отослать его. Может, и умер бы, но Сергей выяснил, что с Кочетовым все в порядке, рука заживает, так что, на всякий случай, осчастливил вождя прощением.

Он подозвал Радима.

– Бери пять-шесть вождей, посоветуйся с шаманом, кого взять, и скачи к воеводе Доброславу. Сообщи ему обо всем, пусть приезжает, надо договориться с кентаврами о переправе.

Шаману Сергей указал лечить Илью так, чтобы вскоре можно было посадить его на коня.

Потом новому пророку выделили ослепительно белую с золотым шитым узором юрту, где все было устлано мягкими коврами и шкурами. Ему прислуживали маленькие, очень нервные кобылки. Разумеется, наполовину. Все человеческое было у них на удивление прекрасно. И волос он не заметил ни на груди, ни на спине. Вместо гривы до лошадиной холки падали чудной волной длинные, разного окраса волосы.

Служанки легким галопом нанесли ему воды в такой огромный котел, куда могли бы поместиться и сами. Воду подогрели, и Сергей отлично отмыл грязь и кровь – свою и чужую.

Потом лег спать, наказав разбудить вечером, когда солнце коснется горизонта, как он объяснил, и они поняли.

Уже засыпая, спросил одну из красавиц, устроили ли его товарищей? Получил утвердительный ответ. И отключился.