Текст книги "Двойник мафиозо"

Автор книги: Михаил Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА 17

ПОДСАДНАЯ УТКА

Из-за крайней колонны вышел с пистолетом, глушетелем устремленным к небу, Жора Меченый. Спустился по ступенькам к трупам внизу, бегло осмотрел, потом поднялся к Рустему и только после остановился перед Александр и, глядя ему снизу вверх, сказал, покачивая головой: – Ну и везет тебе, парень! Стрнный человек, этот Жора Меченый. Хотя, кто в этом приморском зазеркалье не странный? Впечатление такое, что из обычной московской обывательской квартиры каким-то неведомым колдовством его перенесло на другую планету, где нормой является то, что в обычном мире – чудовищное преступление. Между тем Меченый деловито обыскивал трупы. Оставлял на телах все, кроме денег и документов. Закончив обыск, он взглянул на Александра и мотнул головой в сторону входной двери в дом. – Пошли, что-ли, посмотрим, что ты там натворил. Творение Александра его удивило. Если не больше. Время от времени, со странным выражением на лице, он поглядывал на Александра. Спросил, где тот так научился трелять. – Я занимался стрельбой из пистолета. – Спортсмен, значит. Ну-ну. Возле Алишера он остановился и долго разглядывал тело. Повернулся к Александру. – Вот уж не думал, что Алишер так кончит. Кстати, в чем-то я твой должник. Ты мою работу сделал. Алишера должен был убрать я. – Вы меня спасли, – сказал Александр. – Ну, это точно не считается. Зачем, думаешь, я все время возле тебя кручусь? Вот-вот. Моя задача – отстреливать всех этих гавриков, что охотятся на тебя. Александр все ещё туго соображал. Помолчав, он спросил: – Почему? – Что почему? рассеянно спросил Меченый, ловко обшарив карманы и сумки убитых. – Почему меня хотят убить? – Почему?.. – Меченый закончил пересчитывать доллары, обнаруженные у Рыжего и поднял глаза на Александра. – Потому, что ты подсадная утка. А ещё потому, что у Алишера была пассия, местная королева красоты семнадцати лет от роду. Наш Санек сумел её как-то обработать и через неё добыть файлы с номерами банковских счетов Алишера. А потом, пользуясь паролями, перевел наличные куда-то себе на свои счета. Ничего себе афера! Представляешь, как он Воронова подставил? Даром что сынок приемный, мозгов мало. Девку, конечно, пристроили, а то Алишер её сразу бы убрал. Саньку она и не нужна была, хотя и обещал жениться. Во всем, конечно, заслуга шефа, то есть, Воронова. А Алишер, понятное дело, зверь. Вернее, был... Твоим старанием. Да... здорово ты его! Таллант! – А я? – А ты вовремя объявился. Где-то тебя Ленка выискала, вот тебя сюда и заманили. Как лоха. Я думал, ты больше суток не продержишься. – Кто на меня на вокзале напал? И кто резал? – Санька напал. Санька и резал. Никому не доверил. Его Алишер после той аферы через пару дней нашел. Санька и следы особенно не заметал, обнаглел от своей принадлежности к городской власти. Алишер в гневе, понятно, ничего толком сделать не мог. Разок махнул своей бритвой, хотел по горлу попасть, но промазал. Люди Санька пальбу устроили, но так, для шумового эффекта. Войну никто спонтанно начинать не хочет. На следующий день у Воронова с Алишером была стрелка, они договорились обо всем. В ближайшие два дня со мной заключили контракт и вызвали из Москвы тебя. – Контракт? – тупо переспросил Александр, у которого вся эта информация сейчас плохо укладывалась в голове. Они как раз поднялись по лестнице, куда устремлялся перед кончиной Алишер и попали, вероятно, в комнаты хозяина. Здесь же валялась на диване его одежда, дипломат, оружие... – Я же не местный. Как и ты. Но ты московская штучка, а я Ростовская. Я – специалист. Когда надо где-нибудь убрать много и чисто, связываются со мной. Платят неплохо, а за качество исполнения заказа я отвечаю. Мне была поставлена задача убирать всех, кто хочет тебя грохнуть. – Почему же вы позволили меня похитить? – Ты не понял, парень, – сказал Меченый. Он как раз закончил осмотр. – Пошли, пива глотнем. Жара, – добавил он, – сейчас бы в море нырнуть, да недосуг. А пива пойдем глотнем. – Так о чем это я? – спросил он позже, когда они вернулись в комнату, где нашли свой конец Рашид и Рыжий, соединенные теперь не только созвучием имен, но и Судьбой. – Ты не врубился, – продолжил Меченый, рассеянно занимаясь поисками чистой посуды, – ты не врубился, что я работаю. По контракту работаю. Ну, убил бы я тех двоих ещё в порту, что из того? Раз они тебя сразу не шлепнули, значит их послали привезти клиента с собой. Я проследил, куда они направляются, вычислил, что плывут на загородную хазу Алишера этот домик он недавно приобрел – и явился как раз вовремя. – Но меня могли убить, – угрюмо сказал Александр. – Я тоже так думал. Лично я рассчитывал захватить Алишера и побольше его шестерок уже расслабившихся. Так что можешь понять, как я был поражен, что они не только тебя не сломали, но и недооценили. Впрочем, как и я. Впрочем, как и все. Меченый с наслаждением выдул свою кружку пива. Покосился на Александр. – Не куксись. Пей лучше. Давай за твое везенье. Хочешь совет? – неожиданно спросил он и, не ожидая согласия, сказал. – Советую тебе стать профессионалом. Конечно, ты сейчас салага, ничего не умеешь, сейчас ты птенец, которого, по всем законам, мимоходом можно прихлопнуть. Но ведь пока не смогли. Сколько народу полегло!.. И все, чтобы тебя достать. А ты все ещё жив! – взмахнул он кружкой в так своим словам. – Таллант. Таллант надо пестовать. Так что предлагаю тебе свою бескорыстную поддержку. Пока мне не предложили за тебя взяться. Тогда будет уже поздно. Думай. – Почему вы мне это говорите? спросил Александр. – Потому, что меня восхищает твоя живучесть. А ещё потому, что если не примешь мое предложение, то тебе в любом случае не жить. Ворон – это голова! Ворон – это стратег, каких мало. Алишер и его ещё живой братец так, мелочь, заезжая шушера. Это им в нашей неразберихе кажется, что все можно. На самом деле их время закончится не сегодня, так завтра. А Ворон умный. И он обязательно начнет подчищать тылы. Зачем тогда ему, спрашивается, будешь нужен ты? А если кто любопытствовать начнет? – Вы имеете в виду наличие двух Александров? – Естесственно? – сказал он. – Сам подумай: два Санька! Нет, друг, ещё два-три дня, и все будет кончено. Понимаешь, Санек приговорен. Это вопрос принципа и ихней кавказской чести. Алишер, брат, сват, пусть все будут убиты, но и Санек тоже. Он оскорбил весь род. Я так понимаю. Если предъявят твой труп, Санька можно временно спрятать и все такое. – Вы предлагаете мне сбежать? – спросил Александр. Куда? – покачал головой Меченый. Он вновь наполнил кружки. По щеке его, огибая большое коричневое родимое пятно ползла струйка пота. – Все предопределено, тем более, что твой паспорт, как ты понимаешь, у Саньки. Так что, либо ты будешь работать со мной, либо Ворон тебя уберет. Если, конечно, не произойдет что-то из ряда вон, – добавил он, допивая уже вторую кружку пива. Вытер пену с губы и, задумчиво посмотрев на Александр, добавил. – Впрочем, может с тобой как раз и может выйти из ряда вон выходящее. Давай, дерзай. Между тем в открытое окно слетались мухи, вероятно, привлеченные запахами. Густо пахло пивом, кровью, сигаретным дымом, так что под потолком уже вилась нескончаемая плотная карусель пока ещё черных мелких тварей, иногда прорезаемая тяжелым, стремительным пролетом зеленой твердой мухи. – Да, – спохватился Меченый, – чуть не забыл. Он вытащил из сумки пачку долларов, изъятую в ходе обысков и, отсчитав часть, передал Александру. – Бери, заработал. Это твоя доля, четырнадцать тысяч баксов. Так сказать, на мороженное. И пора нам отсюда сваливать. Я думаю, сюда пока больше никто не явится. Он посмотрел на Александра со знакомым выражением. – Ну и рожа у тебя! – сказал он с интонацией почти Жигловской. – Пошли. Я тебя до больницы подброшу.

ГЛАВА 18

ВЕРЕ ХВАТАЕТ РАБОТЫ

Меченый довез Александра до городской больницы, попросил не трепаться Воронову о Саньке, о разных подсадных утках и главное, не тянуть с окончательным ответом на его предложение. С тем и уехал. Александр подождал, пока черный джип Жоры не скрылся за углом, отвернулся и пошел к главному входу. Сейчас в разгар утра – на стене вестибюля часы показывали без десяти девять – народ уже здесь был. Больные в пижамах выходили проветриться на свежий воздух, бесконечные старушки сидели по лавкам вдоль стен, стояла очередь посетителей к окошку, где воседала сердитая пожилая медсестра. Александр, чувствуя себя старожилом, проследовал сквозь разношерстные толпы и прямо в кабинет дежурного врача. Веру он застать не надеялся, но все же заглянул. Она была ещё там. Причем, не одна. Разговаривала с большим, полным мужчиной с гладким благообразным лицом дореволюционного демократа. Он был одет в легкий бежевый костюм, сорочку. Даже был при галстуке, несмотря на все усиливавшуюся жару. По оживленному виду Веры Александр, почему-то, решил, что мужчина не больной, а гость здесь. Как оказалось, был прав. Вера взглянула на Александра и удивленно встала ему навстречу. – Что с вами? – невольно воскликнула она. – Да вот, со ступенек упал, – попробовал ухмыльнуться Александр и впервые почувствовал, что улыбаться больно. Вопросительно поглядывая на мужчину, он продолжил говорить Вере. – Не могли бы вы мне оказать первую помощь? Или, если вам трудно после дежурства, то направьте к другому врачу. Мне был хотелось уйти побыстрее, я ещё ничего не успел, даже к вашему знакомому, Субботину. Речь его удивила Веру скорее дипломатической интонацией, чем смыслом. – Конечно, – сказала она. Оглянулась на мужчину. – Кстати, познакомтесь . Это и есть Субботин Павел Андреевич. Я ему позвонила на счет вас, но он твас не дождался и, вот, он и заехал сюда. Александр пожал полную руку поднявшегося Субботина, приветливо улыбнувшегося ему. – Очень рад. Поразительное сходство, несмотря на ваше падение со ступенек. Если бы меня Верочка не предупредила, я бы вас обязательно спутал с нашим молодым общественным деятелем. Вера усадила Александра на знакомую ему кушетку, осмотрела – ужаснулась. – Где это так можно упасть?! – Ничего страшного, сказал Александр. – Только с ухом осторожнее, оно почти отрезано. И валец, вот, все время кровоточит, двух фаланг лишился. Вера не ответила, вся ушла в работу. Попросила Субботина подождать, если у него есть время, и увела Александра в операционную, где, сделав на этот раз местную анестезию, довольно быстро пришила ему ушную раковину и обработала культю пальца Заодно перевязала и лоб. Сказала, что несмотря на его бурную жизнь, шов заживает неплохо. Чему Александр был только рад. Минут через сорок его мучения (мучения!) кончились, и они с Верой вернулись в комнату держуноного врача. Павел оказывается беседовал с юркой рыжей красоткой в открытом коротеньком сарафанчике. Она сидела на стуле, закинув ногу на ногу и обнажив в разрезе юбки длинное загорелое бедро. Александр лишний раз отметил, что здесь, на юге, все женщины, особенно помоложе, выглядят как спелые сливки – так и хочется сорвать и в рот положить. Рыжая обольстительница оказалась сменщицей Веры, на Александра, как на больного и слишком молодого, внимания не обратила, зато: Павел Андреевич, Павел Андреевич рассыпалась в наглом (Вера улыбалась через силу) кокетстве. Наконец, вышли. – Итак, – сказал Павел Андреевич, лучась на солнце всем своим улыбающимся лицом, – Верочка мне уже все рассказала, так что я в курсе. Очень интересно. Предлагаю подвести Верочку домой, ей после дежурства надо отдохнуть, а мы с вами побеседуем. Вера жила недалеко. Да и вообще, здешние расстояния после Москвы Александру после Москвы казались смешными. Через пятндцать минут доехали до её дома, одноподъездной семиэтажной башни, и она, попрощавшись, ушла. – У вас не найдется сигареты? – спросил Александр и Павел Андреевич, которого, несмотря на молодой ещё возраст – лет двадцать шесть-двадцать семь – иначе как по имени-отчеству назвать язык не поворачивался, с готовностью протянул ему пачку. Закурил и сам. – Так куда мы направимся? – спросил он. – Ко мне в редакции не стоит, слишком много народу, а у вас, как я понимаю, с аппартаментами не богато. Сейчас ещё рано, но нет ли какого-нибудь кафе, или ресторана? – спросил Александр. – Я проголодался. И еще, где можно доллары поменять? Я сегодня разбогател, одни доллары в кармане. – Разбогатели? – поднял брови Павел Андреевич. – Банк ограбили? – спросил он, заранее лучась улыбкой. – Нет, Алишера убил, – спокойно сказал Александр, и Павел Андреевич, поперхнувшись дымом, вильнул рулем, выскочил на встречную полосу, счастливо избежал столкновения с салатным "Запорожцем" и, вернувшись на свою полосу, выровнялся. – Предупреждать надо, – сказала он и тут же спросил на самом деле уже веря. – Это, конечно, шутка? Или вы фигурально выразились? – Какая шутка, на меня посмотрите, – указал себе на лицо Александр. – Н-да!.. сказал Павел Андреевич. – С вами интересно общаться. А обмен валюты прямо в ресторане. Между тем они уже ехали по набережной, но в сторону противоположную от порта и скоро приехали. Ресторан назывался "Приморский", был двухэтажный, имел открытые, уставленные столами террасы, с матерчатым пологом над каждой, что давало тень и прохладу. Столики, несмотря на ранний час, не пустовали, публика была приезжая, судя по вольности костюмов. За одним столиком сидели две пары в купальниках, то есть девушки в купальниках, а парни в плавках. Официант объяснил, где можно поменять валюту, Александр передал в окошко симпатичной Кармен сто долларов, получил взамен валюту местную и вернулся к Павлу Андреевичу, который, переварив сообщение Александра, сидел красный и взволнованный. Пока делали заказ (Александр преже всего заказал пива), ерзавший в своем красном пластиковом креслице Павел Андреевич сдерживался, но когда официант удалился, уже не мог терпеть. – Вы должны мне все рассказать. и не бойтесь, все, что вы расскажите, сохранится в тайне. Уж поверте, как в могиле. – На счет этого я не сомневаюсь, – ухмыльнулся Александр. – У вас в городе, я вижу, именно таким образом решают все проблемы. – Какие? – не понял Павел Андреевич. – Я по поводу могилы, – все ещё ухмылялся Александр. Однако, смешно ему не было. Официант принес заказанное пиво и прочие блюда. – Дело в том, сказал Александр, – что мне нужна помощь. Вернее, информация. Я чувствую, я знаю, что разгадка всему где-то рядом. Представляете, – всем телом повернулся он к журналисту, – я ведь в западне. Уеду ли я, или останусь здесь, мне все равно в ближайшие день-два конец. Но я чувствую, что все можно повернуть как надо. Но как? Где? Не вижу,не понимаю. Мне нужна информация, – повторил он. – И мне надо знать как можно больше о Воронове Станиславе Сергевиче. Я, почему-то, надеюсь, что вы мне поможите. – А на счет Алишера... Это правда? – спросил Павел Андреевич. – Увы. Потом можете съездить на виллу Алишера. Знаете, наверное? Ну да, прямо у моря, белый дом с колоннами. Только осторжнее, смотрите, чтобы там не застать кого из живых. Мало ли, могут уже приехать друзья и знакомые. Можете и в милицию сообщить, мол, позвонил неизвестного, и все прочее. Меня, конечно, не впутывайте.Я человек сейчас опасный, да и Воронов, конечно, дело замнет, а вам может не поздороваться. Да что я все вокруг да около, я лучше вам все расскажу. Следующие полчаса, осторожно жуя одной стороной рта (жевать на другой не позволяла болезненная пустота от выбитого зуба), он неторопливо рассказывал все свои приключения. И странно, поглядывая с высокой террасы на кипарисы внизу, на пляж, густо усеянный румяными телами, на искрящуюся синь моря с белыми чайками, приноровившимися, видно, питаться за счет пляжного лежбища, Александр сам дивился, как несовместима спокойная нега южного отдыха с событиями, участником которых все эти дни был он. А что уж говорить о журналисте, которого все сильнее охватывал азарт охотника за сенсациями. Только что руки не потирал, но был весь внимание. Так что, от такого слушателя Александр испытывал даже тщеславное удовольствие. Однако, после того, как рассказ был окончен, Павел Андреевич хмыкнул и с видимым сожалением констатировал, что выжать из этой истории ничего не удасться. И тут же пояснил, что имел в виду лишь собственный интерес. – Пока не прояснится, в какой мере Воронов заинтересован в вас и во всей этой истории, то есть, в какой степени затронуты здесь его личные интересы, амбиции, может быть, сама его судьба, мне, во-первых, не разрешат ничего печатать, а если и разрешат, то потом может последовать летальный исход, он рассмеялся. – Для меня и редактора. А на счет информации, о которой вы говорите, боюсь, я не представляю, что вам надо. Могу предложить вот что: я вас быстро-быстро катаю по городу, показываю основные предприятия, которые либо принадлежат Воронову, либо где он имеет контрольный пакет акций. Потом я вас покину, хочу съездить на эту вашу виллу, то есть, на виллу Алишера. Об этом как раз теперь можно писать. Вот будет сенсация, если удасться сделать и снимки! – загорелся он. Вынув из сумки мобильный телефон, позвонил, как оказалось, фотографу и попросил через час ждать его у входа в редакцию. После чего в нетерпении стал ерзать на месте, хотя из вежливости и не торопил Александра. Но вот доели, допили, сели в машину и поехали по городу. Уже минут через двадцать Александр понял, что, рассказав все журналисту, сделал ошибку. Не потому, что информация могла повредить ему, но его спутник – это чувствовалось – был уже занят написанием нового репортажа, и экскурсию свою проводил сейчас рассеянно, все время поглядывая на часы. Однако, даже обычный распорядок дня Воронова откуда-то знал. Как оказалось, именно потому, что Станислав Сергеевич старался строго придерживаться собственного распорядка. И лишь экстремальные случаи выбивали его из графика. К слову сказать, случаев было достаточно мало. В восемь часов утра он выезжал из дома и направлялся в порт. Может, нравилось лишний раз видеть собственные и зафрактованные им суда. В порту Павел Андреевич показал Александру самоходную баржу, танкер и два буксира, принадлежащие Воронову. Это из тех, что, кроме "Альбатроса" сейчас находились здесь. – Я так понимаю, что Воронов не боится покушений, сказал Павел Андреевич, – поэтому почти наверняка можно всегда предсказать, где его можно найти в то или иное время суток. Это все, конечно, из-за знаменитого досье. У него имеется информация почти на каждого, кто, так или иначе, может быть ему опасен. И в свое время Воронов публично предупредил наш деловую элиту, что в случае его смерти весь его архив будет немедленно обнародован. А так как хранимые им сведения касались и некоторых персон из кругов правящих, тем могло бы показаться обидным такой исход событий. Так что виновного в нарушении общего равновесия – все это знали – найдут и накажут. – А не мог он просто блефовать? – спросил Александр. – Может у него ничего и нет, и разговоры о компромате просто ловкий ход, чтобы обезопасить себя? Павел Андреевич притормозил перед светофором. Он внимательно посмотрел на Александра. – К несчастью для некоторых, все уже убедились, что досье существует. Когда Воронову нет нужды держать кого-либо на поводке, а главное, надо убрать того или иного человека, он бывает решителен и действует без сантиментов. Александр не совсем понял. – То есть уже были доказательства? Он уже обнародовал какие-нибудь документы? – Да, именно. – И чем все это кончилось? Хоть какой-нибудь пример. Я плохо представляю механизм подобного мероприятия. Человека сажают или из бизнеса выгоняют? – По разному, – сказал Павел Андреевич. Красный свет погас, и он погнал машину вперед. Теперь они были в центре города и время от времени Павел Андреевич показывал разные здания и предприятия, тоже принадлежащие Воронову. И продолжал рассказывать. – Вот для примера... Случай был. Это случилось года полтора назад. У нас на пост мэра балотировался некий Орлов Гурий Петрович, из коммунистов и противников Воронова. А за неделю до выборов – кстати, имел все шансы быть выбраным – его убила собственная жена. Никто и помыслить не мог. Отличная семья и все такое. Орлов женился не ней давно, взял с маленьким ребенком, дочкой, души в падчерице не чаял, много времени проводил с ней вместе. А жена убила, потому что ей пришло письмо с фотографиями интимных сцен между мужем и этой самой подросшей, конечно, дочкой. То есть Орлов занимался с ней любовью в промежутках между политическими мероприятиями. Орлов имел зарегистрированный пистолет, из которого жена его ночью и прихлопнула. Здорово, да? Александр покачал головой. – Но ведь это было почти невозможно предвидеть. – А Воронов все рассчитал верно. Он знал характер жены Орлова, её темперамент – в общем, расчитал. Другие случаи не так эффектны. Вдруг он остановился разом, прервав свою шуструю речь и быстрое движение автомобиля, приткнувшегося мигом под кружевной тенью большой акации. – А знаете, вы вот с чего начнете. Все равно я уже на этой вашей вилле, экскурсия будет скомкана в любом случае, спешу, понимаете. Но вам подскажу сейчас начать с истоков. Воронов, вы знаете, местный, здесь родился и вырос. Тут не так далеко, у моря, его родной дом. Там сейчас живет какая-то старушка, дальняя родственница Воронова. Но вот что интересно, сам хозяин неукоснительно продолжает ездить туда каждое воскресенье. Приезжает не на долго. Когда полчаса, когда час, но обязательно. Раз уж вам нужна информация о Воронове, начните с его детства. Старушка добренькая, я как-то заезжал, пустила. Машина вновь рванулась с места. Воодушевленный идеей, Павел Андреевич гнал быстро. Остановился только раз, купить в обощном магазине фруктов и тут же, конфет. Объяснил, что это в подарок божьему одуванчику, старушке охранительнице родного Воронова очага. Дом был похож на все южные дома: то-ли каменный, то-ли из глинобитный, но неровно оштукатуренные стены свежепобелены, крыша крыта шифером, в саду арочно протянута проволока по которой ползут усы созревающего черного винограда. У ворот была прикреплена кнопка звонка, после нажатия которой в доме еле слышно отозвалась переливчатая трель,, зато очень громко залаяла куцая собаченка, прикованная к дилнной и гремящей цепи у дверей дома. – Сейчас выйдет, – торопился Павел Андреевич, в нетерпении грызя ногти. – Некуда ей уходить, конечно, дома. И верно: открылась дверь и вышла маленькая высушенная жарой старушка в цветном платке и широкой юбке такого же неопределенного рисунка. Впустив их, она долго ничего не понимала, с разинутым черным ртом глядя вверх на высоких гостей. Подарки приняла; Павел Андреевич, подмигнув Александру, исчез вместе с автомобилем, а старушка, что-то мяукнув, пошла впереди оставшегося гостя.

ГЛАВА 19

ИСТОКИ ВОРОНОВА

Они вступили в чистенькие, низенькие комнатки с неизменной звонкой мушиной каруселью под абажуром на потолке. Старушка с фруктами ушла на кухню ставить чай, пришла с вазочками варенья, печеньем, сахаром, пригласила Александра сесть и тут же запела о детских годах Стасика, то бишь, Станислава Сергеевича: какой хороший был мальчик, вежливый, воспитанный и хорошо учился. Тема была привычная, бесконечная и – через пару минут становилось ясно – информации не несущей. Александр, увидев телефон на столике, покрытом кружевной вязанной салфеткой, решил позвонить. Хозяйка не возражала, особенно, когда узнала, что звонить предстоит домой к семейному благодетелю. Трубку взяла Мария Степановна. Узнав кто звонит, всполошилась, но тут же телефон забрала Лена, забросав Александра вопросами. Пришлось говорить правду, тем более, что скрывать нужды не было. Да и Жора Меченый, естесственно, в курсе всего. Однако, Лена, как видно, ничего не знала. Ее интересовало, куда он исчез, зачем и где он сейчас. Он сказал, что находится в доме, где жил и вырос Станислав Сергевич. – А как там оказался? – не понимала Лена. – Знаешь что, оставайся там, я сейчас тебе машину пришлю, ты обо всем расскажешь, как приедешь. Ну хорошо. Александр положил трубку и попросил старушку показать ему дом. Та с готовностью вспорхнула, и короткая экскурсия началась. Основной достопримечательностью оказался сильно продавленный в одном месте диван, где в каждое свое посещение сиживает Станислав Сергеевич, вероятно, думая о своих важных делах. Александр попросил разрешение сесть, получил его и утонул в престарелом диванном нутре. Напротив на стене висела большая семейная фотография, видимо, увеличенная с более мелкого снимка, если судить по размытой условности черт запечатленных людей; мужчина весело смотрел в объектив, держа за гибкую талию молодую женщину, стоявшую подле и подбрасывавшую на ладони мячик, к которому снизу тянулся малыш в матроском костюмчике. Даже старое фото не могло скрыть прелесть этой семейной сценки; лучащееся счастьем милое лицо женщины было так прекрасно, что даже у него, постороннего, возникло странное ностальгическое чувство, вероятно, от сознания того, что эти люди давно уже умерли... кроме разве что мальчика. Да, да, это Стасик с родителями, а Вита, его мама, моя двоюродная сестра, царство ей небесное! – перекрестилась смотрительница семейного музея. И в этот момент, особенно когда сходство между матерью Воронова и Леной стало для него очевидным, мысль, что он назходится в шаге от тайны, вернее, от разгадки её, поразила Александра. Он даже не представлял, что может здесь крыться, просто понимал, что приехал сюда не зря. – А кем приходится Лена Станиславу Сергеевичу? Она его родственница по какой линии? Старушка не знала ни о какой Лене. Ни у Виточки, ни у Сергея – так звали родителей Стасика – братьев-сестер не было. Она сама была двоюродной сестрой Виточки, но ей Бог детей не дал, никакой Лены не знает. Вот так. Стасик, правда, усыновил одного мальчика, сына своего умершего друга, но она его не видела, а никакой Лены не знает, не слышала. Александр сам уж её не слышал. Внезапно все кусочки головоломки вдруг стали по своим местам: еженедельный обязательный приезд сюда Воронова, фотография его родителей, мать, похожая на неизвестно как появившуюся племянницу Лену, озабоченную поисками шифра домашнего сейфа, сам сейф с компроматом на всех и вся, и над всем тяжелая, властная фигура Воронова, с затаившейся усмешкой в черных блестящих глазах. И все же чего-то самого важного не хватало. Но эта необходимая ему тайна была совсем близко, рядом, и только его отупевший от нагромождения всех событий мозг не мог связать одно с другим... С улицы послышался автомобильный гудок. Распрощавшись с любезной старушкой, байковыми шажками проводившей его до дверей, Алекандр вышел во двор, где вновь был облаян озверевшей от своей цепной жизни собачонкой. Горошинки винограда над головой – он тронул пальцами – были твердыми, непрозрачными. Вышел за ворота, ожидая увидеть одну из машин Станислава Сергеевича: кадиллак, "Опель". Но стояло обшарпанное такси и шмыгающий носом, несмотря на жару, худощавый низенький парень с большой грузинской кепкой на голове, поинтересовался, не он ли Александр, от которого пришел заказ? Все правильно. Александр сел на переднее сиденье рядом с водителем и назвал адрес: Бульвар Богдана Хмельницкого, дом двадцать три. Поехали. На этой почти сельской улице машин не было. Но уже через пять минут и два поворота, выехали на вполне городской асфальт, с двух сторон зажатый каменными, хотя ещё двух-трехъэтажными домами. Навстечу изредка с ревом проносились машины, чаще старые иномарки. У подъездов домов, открывающих двери прямо на асфальт, сидели кошки, часто в компании совершенно на них не обращавших внимание мелких грязных собачонок. Водитель, надвинув пониже козырек своего аэродромного кепи, прятал глаза от солнца и рассеянно насвистывал какой-то шлягер, Александром угадываемый, но из-за фальшивого исполнения не до конца. О Воронове Станиславе Сергеевиче Александр знал сейчас не больше, чем до встречи с газетчиком, и все же ему казалось, что он начинает разбираться в том, что раньше было для него лишено всякого смысла. Он видел дом, где родился Воронов, дом, который оказался превращенным в музей, где единственным ценным экспонатом была фотография родителей. Итак, Воронов каждую неделю приезжал на полчаса или час, смотрел на фотографию, думал, вспоминал, расчитывал... Перед внутренним взором Александра вновь появилась эта фотография: юная женщина подбрасывала мячик, только что перехваченный у сына, и весело улыбается в объектив. А через много-много лет, так же будет улыбаться чем-то на неё похожая псевдоплемянница Воронова Лена, о которой не подозревает смотрительница этого музея. И главное... – Виктория! Конечно, Виктория! – невольно произнес он имя матери Воронова, так что водитель, вздрогнув, повернулся к пассажиру, являвшего своим видом зрелище неординарное. – Под поезд попал? – счел нужным спросить шофер, но ответа никогда уже не услышал; летевший навстречу, дребезжащий кузовом и железом, старый "Зилок" внезапно вильнул на встречную полосу и всей своей остаточной мощью врезался им лоб в лоб. Ремень безопасности спас Александра и на этот раз, зато только что говоривший с ним водитель был превращен (уже, кажется за эти дни самое привычное для Александра) – в очередной труп.

ГЛАВА 20

ОЧЕРЕДНОЙ ТРУП

Все в салоне как-то сместилось, рулевое колесо раздавило грудную клетку мужчины, выдавив силой напора часть крови изо рта, носа, ушей... Александр хотел выскочить, не смог. Его точно что-то сдавило, хотя боли не чувствовалось. Кто рвал дверцу с его стороны, и, скорее повинуясь инстинкту, он закрыл глаза и обмяк в кресле. – Семен! Кажется готов! крикнул кто-то рядом и, распахнув наконец дверцу, заглянул внутрь салона. Сквозь ресницы Александр видил только дуло глушителя совсем рядом. – Кончай давай! Контрольный выстрел в голову и айда! Уже, наверное, кто-нибудь легавых вызвал, – очень ясно раздалось со стороны грузовика. – Сам, что ли, не знаю, – недовольно сказал ближний, и Александр почувствовал прикосновение холодного металла к виску. Вот и всё! – подумал он и услышал щелчок. Еще раз. – Вот гад! Слышь? Санек мне разряженную пушку подсунул, закричал ближний голос. – Иди сам его кончай! Но тут вдруг сладостная музыка: звуки милицейской сирены раздались совсем близко. Еще слышна была какая-то возня киллеров, но уже один торопил другого. – Черт с ним! Все равно не жилец. Давай сматываемся отсюда, а Саньку скажем все как есть. Правильно, нечего пустую пушку предлагать. А сирены становились все громче, громче, и вместе с ними крепла надежда. И все равно из суеверия Александр не пытался открывать глаз, пока рядом с визгом не затормозили машины; кто-то щупал у его пульс на шее и несколько рук стали осторожно вынимать его из покореженного салона. Вслед за милицией прибыла "скорая помощь", бинты Алкександра тут же перестали бросаться в глаза и вписались в общий контекст автокатастрофы. Как всегда,никто ничего не видел, единственный свидетель – Александр – был выделен, с его слов составлен протокол, его, конечно, узнавали несмотря на бинты, и скоро майор, старший опергруппы, вызвался доставить его домой, то есть, к Воронову Станиславу Сергеевичу. Дорогу, конечно, майор знал. Вел машину, однако, сержант, который тоже не нуждался в указаниях. Расстояния, не в пример московским, здесь были смешные. Пятнадцать-двадцать минут, потраченные на дорогу, пролетели быстро. Майор сетовал, что последние дни в городе черт знает что творится, какая-то шушера активизировалась, но главное, что-то витает в воздухе, тревожное!.. И ладно бы в воздухе, но и земля усеяна покойничками. Вчера, вот, в море выловили несколько свежих экземпляров, накануне двое известных в городе по оперативным разработкам парней найдены мертвыми. И ни где-нибудь, а в городской больнице; кто-то устроил резню на больничной кухне. Так как майор не упомянул о событиях на Алишеровой вилле, Александр решил, что милиция ещё не в курсе. И пожалел, что направил туда журналиста. Впрочем, нет. Почему это все пули должны сыпаться на него? Нет, нет, чем больше будет шума – а Павел Андреевич сумеет, если успеет, выудить все из натюрмортов внутри виллы, – тем для него лучше, и наоборот, чем тише все будет проходить, тем активнее будет действовать его убийцы. Последние часы ему стало казаться, что убийцы, или ихние пособники, прячутся буквально в каждом встречном. Вот и этот майор, чем не подозрительная личность. Поет диффирамбы Воронову... какой был начальник, как хорошо и спокойно было служить под его началом, правда тогда время было другим, но ведь предлагал тогда Станислав Сергеевич и ему, майору Пшеничному, уйти с ним в бизнес... Не рискнул, да... а полковник Воронов ушел. И кто теперь Пшеничный? А кто теперь Воронов? Да, судьба, вздыхал майор. – Зайдете, товарищ майор? пригласил его Александр. – Предлагаю пиво. А то жара какая! угостимся. Хотите и крепче что-нибудь? Майор посмотрел на сержанта впереди и сказал поучительно: – На службе нельзя пить даже пиво. Но если приглашают, зайду. Хоть посмотрю, как полковник Воронов устроился. Я у него так и не бывал. Он теперь птица иного полета. А Александр был рад гостю. Это избавляло его от немедленных распросов, которые он желал избежать хоть первое время. Время, сейчас для него значило очень много: нужно было во что бы то ни стало протянуть этот день, следующую ночь, утро нового дня... К него было такое ощущение, что не сегодня, так завтра точно, наступит окончательная развязка. В первую очередь для него лично. И он вновь почувствовал, как болит все его избитое тело. Телекамера на верху железных ворот нацелилась в лобовое стекло, покрутилась на месте, видимо, плохо различая внутренности салона; наверное, ничего не разглядев, за ворота вышел знакомый уже охранник, подошел к машине, узнал Александра и майора. – Привет, Андрей Николаевич! – поздоровался он с майором и покачал головой, глядя на Александра. – Вот до чего доводят ранние прогулски. В аварию попал? – А как ты узнал? – внезапно заинтересовался Александр, вспомнив сетование киллера на счет того, что Сашек не обеспечил того боеприпасами. Он, Александр, здесь всего несколько дней, Сашек живет в этом же доме, хоть сейчас, по понятным причинам, и скрывается. Охранники могут и должны по идее исполнять приказы приемного сынка тоже. – Трудно, что ли, догадаться, – засмеялся между тем охранник. – Ты в зеркало взгляни. – Ладно, открывай, товарищь майор мой гость, – сказал Александр. Он был рад присутствию майора, рад возможности не оставаться сразу один на один со всеми. – Станислав Сергеевич дома? – крикнул он уже отходившему от машины охраннику. Тот повернулся и махнул рукой. – Позже будет. Ворота отъехали в сторону, и милицейский "Жигули" проехал мимо второго охранника, державшего за ошейник вмиг озверевшую кавказскую овчарку. – Ну и зверь! – сказал доселе молчавший сержант. По грунтовой дорожке доехали до парадного крыльца. Под навесом, спасающим от солнца (бывают ли здесь дожди? – уже сомневался Александр) стояла Мария Степановна. Увидев вышедшего Александра, всплеснула руками. Тут из дверей дома вылетела Лена, кинулась Александру на шею и, едва не оторвав напрочь подрезанное ухо, повисла на нем, что-то радостно восклицая. И сразу подозрения, которые и Лену отодвигли в стан врагов, стали таять. Не потому, что сомнения по поводу её причастности к его собственным бедам пересилили доводы рассудка, нет, просто ощущение её тепла, воспоминаие о прошедшей ночи, её восторженные взвизги сейчас сделали и самое её предательство (предательство ли?) не столь уж важным. По идее, именно Лена сделала его здесь пребывание наполненным чувством, наличие которого он в себе и не подозревал. А то, что она явилась причиной и других его ощущений... Он решительно отбросил все эти свои мысли и сомнения, и сам её обнял. – Осторожно, – сказал он. – У меня ухо повреждено. – Ты, ты!.. восторжено сказала она, отрываясь, наконец, и смотря на него своими лучистыми, бархатно-черными глазами. – Ты просто чудо! Ему же было приятно. Отвернувшись, он сказал улыбающему майору. – Заходите, Андрей Николаевич. И крикнул водителю "Жигули": – Сержант! А ты чего сидишь? Давай и ты. – К нас гости, – сказал он Марии Степановне. – Что-нибудь к пиву для наших гостей. Сказал и подивился тому, что сам успел так освоиться здесь. Конечно, осознание того, что находишься среди врагов-друзей, изменяло и его поведение. Появлялось ощущение недолговечности всех этих отношений, а также убежденность, что использование его в своих целях, делало и хозяев чем-то обязанными ему. Он не хотел акцентировать на этом мысли. Они прошли в каминный зал. Милиционеры оглядывались по сторонам и смотрели под ноги, словно боялись наследить на паркете и ковре. Обоих поразил камин и далекосмотрящая голова оленя. – Да-а-а! – выразил их общее мнение сержант. И майор подтвердил, усаживаясь в кресло: – Да-а-а! Оба милиционера отказались от крепких напитков, но пиву явно обрадовались. Мария Степановна принесла две упаковки баночного пива с капельками конденсата на стенках. Все кроме Лены, только из вежливости сделавшей глоток, отпили прилично. Да-а-а! – повторил майор. – Вот чего как раз не хватало. Он посмотрел на Лену и сказал. – А я тебя знаю. Ты, кажется, королева красоты прошлого сезона. А в этом сезоне конкурс будет, не знаешь? Лена бросила взгляд на Александра. Он смотрел на неё с непонятным выражением. – Может и буду. Все равно вновь выберут. Чем я не королева? – и гордо, весело вскинула голову. – Я помню,некоторое время ты работала в банке "Возрождение", так? предался проверки профессиональности собственной памяти майор. – А потом за вами Алишер увивался, – вдруг сказал молчаливый сержант. – Я ещё думал, как вам удасться увильнуть от него. Они такие настырные. Значит, вам Станислав Сергеевич помог? Лена рассмеялась. – Конечно. Мир не без добрых людей, она вновь посмотрела на Александра, но он пил пиво и не реагировал на всплеск информации, однако тут же, взяв со столика пачку "Кэмел", стал предалгать всем. Закурил и сам. – Но что с тобой-то приключилось? обращаясь к Александру, вдруг спохватилась Лена. – На тебе лица нет. И зуба нет. – Авария, – сказал майор, – уже, видно, забывая, что Александра нашли забинтованным. – Грузовик наехал на "такси", где пассажиром находился он, кивнул майор на Александра, – и вот видите результат. Водитель мертв, а шофер грузовика и его попутчик скрылись с места ДТП. – Какой ужас! озабоченно сказала Лена. – Прямо на "такси"?! – Прямо на "такси", подтвердил Александр, не упомянувший при составлении протокола о том, что оба участника ДТП были по совместительству киллеры и пытались добить его уже после столкновения. Он решил ещё на месте не впутывать милицию. Кроме лишних нервов это не принесеть ничего, думал он. Воронов Станисал Сергеевич – вот ключ ко всему, вот с кем надо договориться. – Я и не знал, что ты была королевой красоты, – сказал он Лене, и все поняли, что он просто менял тему, возвращаясь к старому. – Впрочем, я не удивляюсь этому, – сказал он, а милиционеры согласно закивали. – Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал. – Да, да, – соглашались мужчины, – да, да... – Как жаль, что мы не застали полковника, – сказал майор. – Полковника? наморщила лобик Лена. – Станислава Сергеевича, – пояснил майор. – Привыкли, понимаете ли, мы его так привыкли называть. – Да, но он будет только после трех, а сейчас... – она оглянулась на настенные часы, как раз звонившие, сейчас только пятнадцать минут двенадцатого. Милиционеры докурили сигареты и, как по команде, распрощались. Их никто не задерживал. Появившаяся Мария Степановна проводила их до входа. Дождавшись их ухода Лена резко повернулась к Александру. – Кто это были? – Ты о ком? Она досадливо нахмурилась. – Что за люди были в грузовике? – Ну откуда я знаю, – сказал Александр, частично веря своим словам. – Я никого не знаю в городе. – Да, верно, – задумалась она и тут же вспомнила. – Как ты оказался в доме Стаса... Станислава Сергеевича? – Меня подвез туда Субботин, – ответил Александ, и, видя что фамилия ей ничего не говорит, пояснил. – Это же ведущий криминальной хроники вашей газеты "Приморский рабочий". – А-а! Я газет не читаю, – сказала она заумчиво и стала пристально рассматривать ноготь своего мизинца. – А откуда ты знаешь этого... газетчика? Походило это больше на допрос, и если бы Лена не была так откровеннно занята своими мыслями, она бы это тоже заметила. Александр же добросовестно отвечал. – Я познкомился с ним сегодня в больнице. Утром я заметил, что у меня сбилась повязка и решил сходить в больницу сделать перевязку. – Мог разбудить Марию Степановну, она бы вызвала врача или "скорую". – Да что ты, Лена, мне легче самому сходить, чем кого-то беспокоить. Я и пошел. А в больнице встретил Субботина. Он собирал материал по случаю того больничного убийства. Мы разговорились, он узнал, что я москвич, сказал, что в Москве работают суперпрофессионалы. В журналистской области. Я сказал, что являюсь гостем Воронина Станислава Сергеевича. Тогда он заговорил о доме, где Станислав Сергеевич родился, сказал, что был там как-то и посоветовал сходить на экскурсию. Я сходил, посмотрел, позвонил тебе, а остальное ты знаешь. Она ещё некоторое время хмурилась, обдумывая что-то, потом её личико преобразилось, она порывисто схватила его за руку. – Знаешь, ты, все же, необычный человек. Я чем больше тебя узнаю, тем больше влюбляюсь. И тут же спросила, чем он сегодня хочет заняться, потому что ей срочно надо... она замялась... ну, занята, в общем. – Я бы хотел отдохнуть, – честно признался Александр, и она обрадовалась. – А вечером и ночью... – она взмахнула своими ресницами-бабочками и медленно прикусила губу, – ночью мы с тобой... Дальше она не стала пояснять, и так было понятно, что их ожидает грядущей ночью. С тем и расстались. Лена побежала к себе, а Александр, действительно чувствуя страшную усталость, добрался до своей спальни, не раздеваясь упал на кровать и попытался уснуть.