Текст книги "Дорога в Ауровиль"

Автор книги: Михаил Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Бангалор

Мне пора в путь.

Я снова надеваю кроссовки. Чувствую себя в них неуютно – за две с лишним недели привык к шлепанцам.

До автобусной остановки меня провожают Ольга, Арсен и Дима, вызвавшийся нести мой чемодан. Он обнимает меня и, обдав перегаром, желает удачной дороги.

С одной пересадкой я доезжаю до агентства, от которого отходит мой автобус слипер класса до Бангалора. Такие автобусы очень распространены на междугородных маршрутах в Индии и не имеют аналогов у нас – внутри них вместо привычных сидений вдоль салона в два яруса расположены спальные полки.

Я занимаю свое место. Напротив меня две симпатичные девушки. Одну зовут Стефани – она из Голландии. Вторая – немка с оригинальным именем Петруша. Они живут уже почти год в Бангалоре – работают фрилансерами в интернете. Индия им явно не нравится. На их лицах застыло выражение озабоченной усталости. Им жарко и тесно. Они ползают по полке и влажными салфетками протирают все поверхности вокруг себя. Я попытался выяснить, зачем они здесь живут, если чувствуют себя некомфортно, но внятного ответа не получил.

Между прочим, по сравнению с нашими российскими поездами, полки автобуса показались мне вполне чистыми. К тому же покрыты они были не прилипающим к телу дерматином, а синим бархатом. От попутчиков можно отгородиться занавеской.

Автобус, наконец, трогается и потихоньку выезжает из Панаджи, столицы Гоа. Здесь этот город называют Панджим. Я лежу и смотрю в открытое окно на проплывающие мимо бесконечные лавки и магазины с сувенирами, одеждой, фруктами, кувшинами, мебелью. Представьте, что вы едете по бесконечному универмагу на автобусе. Закатный темно-розовый свет играет в резных деревянных фигурах индийских богов, выстроенных шеренгой вдоль дороги. Автобус движется вдоль всего этого ассортимента настолько медленно, что кажется, можно успеть что-нибудь купить. В нужных местах он останавливается, под окнами сразу скапливаются продавцы простыней и выразительные нищие. Один из них сидит с протянутой рукой у входа в автобус, словно контролер. Я кидаю в окно монету. Нищий подбирает ее в пыли, прячет в карман и бросает на меня суровый взгляд.

Я специально купил два билета, чтобы не делить ни с кем двухместную полку, и теперь, когда совсем стемнело, лежу на широкой мягкой кровати и смотрю на яркие звезды Ориона и сияющий Сириус.

Свежий ночной ветер врывается в открытое окно, завораживая букетом тропических запахов, и треплет занавеску.

Автобус поворачивает, Орион уплывает вправо, появляются Телец с Альдебараном и желто-красным Марсом. Еще один поворот – купол планетария кружится в обратном направлении, являя взору невидимый в Москве Канопус.

На остановке автобус наполняется новыми пассажирами. Шустрый кондуктор трогает меня за ногу, показывая, что нужно подвинуться и освободить одно место. Какой-то индус уже уверенно уселся рядом со мной. Я показываю кондуктору билеты и сгоняю индуса с полки. Выражаю свое решительное «ноу».

Через час – еще одна остановка. Можно прогуляться, поесть в кафе. Все пассажиры выстроились в очередь в туалет в тесном коридоре на втором этаже. На стене черным фломастером корявыми буквами написано «Toilet» и нарисована фигурка страдающего энурезом человечка. Кабинки находятся на террасе с внешней стороны здания, за углом от меня. Я вижу, что у каждого, кто заворачивает за угол, на лице возникает изумление. «Неужели туалет настолько страшен?» – думаю я.

Наконец, подходит моя очередь. Я захожу за угол и тоже застываю с открытым ртом. Передо мной небольшой темный двор, за которым, словно видение из сказочного сна, стоит огромный, подсвеченный в ночи разноцветными огнями красавец-храм.

Проснувшись утром, смотрю в окно. Похоже, мы подъезжаем. Дорога становится шире, появляются двух– и трехэтажные дома, и вот мы уже едем по городу в плотном потоке транспорта.

Автобус останавливается перед светофором, и я могу разглядеть людей, спешащих на работу в этот ранний час. За рулем мопедов и мотоциклов сидят в основном мужчины, большинство из которых одеты по городскому стандарту: рубашка, брюки, шлепанцы. А вот сзади частенько восседают женщины в непременных сари. Сари всегда разные, никогда не повторяются. Лица у всех серьезные и озабоченные. Как все-таки легко мегаполисы убивают в людях желание улыбаться и радоваться жизни. Кто-то поглядывает на меня, лежащего на полке автобуса, все так же без тени улыбки.

Мы снова трогаемся и будто плывем по реке из мотоциклов в компании с катерами-легковушками и баркасами-грузовиками. В реку вливаются притоки из примыкающих улиц, и она становится все полноводнее.

Мне начитает казаться, что этот город бесконечен, что мы будем ехать так час за часом, день за днем, а мотоциклов не станет меньше. Что нет больше ни пустынь, ни степей, а весь мир превратился в огромный муравейник под названием Бангалор.

Наконец автобус останавливается на какой-то площади. Я выхожу на улицу. Теперь мне надо добраться до конторы, торгующей билетами.

Вот уж с чем нет проблем в Индии, так это с такси. Стоит только остановиться на секунду и с ищущим выражением лица оглядеться вокруг, как к вам сразу подлетит моторикша, и белозубый водитель спросит:

– Такси?

– Мне нужны билеты на автобус до Понди.

– Да. Садитесь. Это рядом.

– Сколько?

– Двадцать рупий.

Двадцать рупий за поездку на такси – с такими деньгами даже расставаться приятно.

Едва я сел на продавленное дерматиновое сиденье, как с треском взревел мотор, и тук-тук[23]23
  Тук-тук – народное название моторикши.


[Закрыть] рванул вперед, словно реактивный.

Короткая поездка на моторикше по Бангалору показалась мне похожей на аттракцион в луна-парке. Тебя все время кидает из стороны в сторону на поворотах и во время бесчисленных маневров. Перед глазами, двигаясь во всех направлениях (иногда даже, по-моему, сверху вниз), мелькают автомобили, дома, автобусы, пешеходы, мотоциклы, рекламные щиты, рикши, деревья, магазины, конторы, велосипедисты. Полное впечатление, что катаешься на карусели со сложной траекторией движения. Уловить какую-либо упорядоченность в этом калейдоскопе невозможно. Запомнить дорогу нереально.

Через несколько минут тарахтение двигателя стихает, меня перестает трясти, здания и деревья прекращают кружиться и останавливаются, а транспорт начинает двигаться чуть более организованно. Мы приехали.

Закинув на плечо рюкзак с ноутбуком, я выдвинул ручку чемодана и покатил его за собой, направляясь к пешеходному переходу. Быстро идти никак не получалось – чемодан кренился и подпрыгивал, отмечая многочисленные неровности рельефа, и постоянно пытался вырваться из моих рук. Конечно, брать с собой чемодан на колесиках для путешествия по Индии – идея, мягко говоря, не очень хорошая. Даже в таком большом городе, как Бангалор, на асфальте все время попадаются трещины, возникают куски кривой брусчатки, периодически на пути встречаются неизвестной глубины лужи.

На другой стороне площади, совсем недалеко, обнаружилось несколько гостиниц. Я зашел в ту, которая выглядела с виду прилично и при этом не очень пафосно.

– Мне нужна комната до вечера, – сказал я стоящему за стойкой портье.

– Двести пятьдесят рупий, – ответил тот и кивнул в сторону подлетевшего ко мне шустрого мужичка. – Он покажет вам.

Мы поднялись на второй этаж, где мне был продемонстрирован номер, оказавшийся вполне чистым и просторным, с душем и даже телевизором.

Удовлетворенный увиденным, я спустился к стойке, предъявил паспорт и заполнил анкету.

Коридорный опять повел меня наверх, но на этот раз почему-то не в тот номер, который только что мне показывал, а на третий этаж и гораздо дальше по коридору. Комната оказалась меньше размером и уже не сияла чистотой.

Я знал, что мне нужно сейчас делать, следуя советам опытных бэкпэкеров[24]24
  Бэкпэкер (от английского backpack, рюкзак) – свободный путешественник, как правило, с низким бюджетом.


[Закрыть]. Я должен строго, не допуская никаких возражений потребовать отвести меня в тот номер, который был мною осмотрен. Если же индус выразит непонимание, то просто самому направиться туда или потребовать скидку.

Но я не стал этого делать. Во-первых, чувствовал себя уставшим с дороги: все, чего мне хотелось в данный момент – принять душ и прилечь на кровать. Во-вторых, номер, в принципе, не был грязным. Я бы назвал его даже чистым, если бы он не выглядел таким обшарпанным.

– Душ? – спросил я, заглядывая в ванную комнату.

– Да-да! – горячо закивал индус.

Мне кажется, он чувствовал, что со мной можно и на скандал нарваться.

– Горячая вода?

– Да, сэр! Очень горячая!

Я бросил рюкзак, повалился на кровать и закрыл глаза, давая понять, что общение закончено. Скандалить у меня сил не осталось. Да и смысла я не видел. За двести пятьдесят рупий, в центре города, рядом с местом, откуда отойдет мой автобус, я получил вполне приличный номер с чистым бельем, горячей водой, телевизором и, как выяснилось через несколько минут, беспроводным интернетом. Впрочем, как я узнал позже, бесплатный беспроводной интернет покрывает весь Бангалор – сервис, о котором в Москве пока приходится только мечтать.

Коридорный еще немного помялся в надежде получить от меня чаевые, но, увидев, что я не подаю признаков жизни, вышел, тихонько притворив за собой дверь.

Однако долго отдыхать я не собирался. Все-таки было интересно посмотреть на новый для меня город.

Приняв душ и переодевшись, я уже собрался выйти из номера и даже приоткрыл дверь, как вдруг услышал какой-то странный шум в коридоре – словно негромкий топот маленьких ног. Я выглянул наружу, но мгновенно отпрянул назад и захлопнул дверь – по коридору неслась целая стая жирных упитанных крыс. Вообще-то я не боюсь крыс (у меня дома одно время даже проживало забавное белое создание по имени Масяня), но это были не просто крысы, а какие-то зверюги, каждая величиной с небольшую кошку.

После того, как топот затих, я выждал еще минуту и осторожно выглянул в коридор. Убедившись, что там пусто, быстро вышел из номера, запер дверь и поспешил к лестнице, внимательно озираясь по сторонам.

Выходишь на улицу и сразу же хочется зайти обратно. Слепит яркое солнце, пешеходы и транспорт движутся нескончаемым потоком. На постоянный, непрекращающийся шум моторов накладываются гудки легковушек и мотороллеров, кряканье резиновых клизм тук-туков и, подобные фанфарам, клаксоны грузовиков. И так час за часом, день за днем, год за годом. Лишь глубокой ночью всего лишь на пару часов немного стихает эта вакханалия звуков, чтобы с первыми лучами солнца зазвучать с новой силой.

Мне жаль, что в Бангалоре на улицах не видно коров. Они бы вносили долю неспешности и хоть какое-то разнообразие в это царство двигателей внутреннего сгорания.

У меня было две цели: снять денег с карточки в банкомате и позавтракать. Первое удалось сделать буквально в ста метрах от гостиницы. Со вторым оказалось чуть сложнее. Пара кафе, которые я увидел по дороге, были забиты до отказа.

Пройдя два квартала, я вдруг заметил за одним из примыкающих переулков большой вещевой рынок, свернул туда и прошелся вдоль торговых рядов.

Никакого экзотического товара на рынке не нашлось. На прилавках лежали кроссовки, ботинки и шлепанцы. Над ними висели спортивные костюмы, футболки и рубашки. Все это был обычный ширпотреб с названиями «Адидас», «Рибок» и «Найк», с виду довольно качественный и похожий на настоящий. Тем не менее, глядя на цены, я понимал, что к данным лейблам вся это одежда не имеет никакого отношения. Думаю, ассортимент вьетнамских рынков в Москве мало отличается от того, что я видел сейчас, – может, только у вьетнамцев качество похуже. В общем, это было то самое место, где одеваются среднестатистические индусы, и белому туристу, падкому до колониальной продукции, делать там нечего.

Я поймал себя на мысли, что первый раз нахожусь в Индии на рынке, где продавцы не зазывают меня к своим прилавкам, предлагая купить свой самый лучший на свете товар. На меня искоса поглядывали, как на некий чужеродный элемент – точно так же какой-нибудь абхазский продавец мандаринов на московском рынке смотрит на бродящую между прилавков собаку.

Я покинул рынок с его плотной толпой народа и снова вышел на улицу, где та же толпа перемешивалась с автотранспортом. С прежней силой на меня накатилась шумовая волна.

И тут я почувствовал запах…

Мне много раз приходилось читать и слышать о том, что в индийских городах попадаются дурно пахнущие места, но как-то до сих пор сталкиваться с проблемой запахов не приходилось. Может быть, я еще не забредал в такие районы – хотя и бывал в местах, с виду очень неприглядных…

Но это был не просто запах. Это была вонь старого деревенского сортира, в котором уже многие годы не делали уборку.

Улица шла вниз. Я спускался по ней все ниже и ниже, а вонь становилась все сильней и сильней. И когда, наконец, мне стало казаться, что достигнут максимум, и сильнее вони уже быть не может, улица закончилась небольшой площадью.

Тут я смог наблюдать следующую картину. На противоположной стороне улицы, по которой я пришел, располагался кинотеатр. У входа толпились люди, ожидающие сеанса. Стояли они, правда, спиной к зданию и внимательно смотрели на площадь, примерно треть которой занимала огромная лужа. Именно от нее шла та вонь, которую я почувствовал еще за несколько кварталов. Судя по запаху и виду, это было содержимое канализации, каким-то образом оказавшееся на поверхности.

По узкому тротуару, огибавшему угловое здание, торопливо шли люди, стараясь не наступить в зловонную жидкость. Многим удавалось проскочить опасный участок, но некоторым везло меньше, так как периодически из-за поворота вылетал какой-нибудь автомобиль или тук-тук, со всего маху въезжал в лужу и фонтаном искрящихся на солнце коричневых брызг окатывал очередную группу прохожих. При этом каждый раз в толпе зевак у кинотеатра все, как один, сочувственно охали и качали головами. Похоже, вся эта забава интересовала их гораздо больше предстоящего сеанса.

Уже позже я увидел множество фотографий Бангалора, на которых были запечатлены прекрасные тенистые парки, кварталы современных домов с чистыми улицами, живописные пруды, симпатичные научные городки и великолепные храмы. Я понял, что этот огромный город богат контрастами и местами весьма красив и ухожен. Но в моей памяти он так и остался похожим на шумный огромный муравейник.

«Дикие волны»

На рассвете следующего дня тук-тук с ветерком примчал меня из Пондичерри на Ауробич – длинный пляж, принадлежащий Ауровилю.

Шоссе Пондичерри-Ченнай тянется параллельно береговой линии. В том месте, где рикша остановил свой тарахтящий агрегат, влево отходит дорога к Ауровилю, расположенному в нескольких километрах от моря. По другую сторону от шоссе, вдоль берега, перемежаемые рыбацкими деревнями, находятся всего семь коммьюнити – в основном гестхаусы для туристов. В одном из них, под названием «Уайлд Вэйвс», я заранее забронировал место, зная о том, что в сезон найти комнату может оказаться делом весьма проблематичным.

С дороги гестхаус обнаружить не удалось. Я стал расспрашивать местных жителей, в изобилии присутствующих на перекрестке, но все только недоуменно хлопали глазами. Несмотря на ранний час, народ выглядел вполне вменяемым и деловитым, но помочь мне был не в состоянии. Как выяснилось чуть позже, «Вэйвс» находится как раз недалеко от того места, где мы остановились. Почему жители соседних домов не среагировали на произнесенное мной название, для меня так и осталось загадкой.

Я еще раз сказал водителю название геста, а также сообщил известную мне примету: от шоссе к нему ведет новая бетонная дорога, которую, следовательно, нам и нужно найти.

Рикша внимательно выслушал меня, кивнул и крутанул ручку газа до упора. Тук-тук так резво рванул вперед, что меня вместе с рюкзаком откинуло на спинку сиденья, а ноги подбросило вверх.

Недели и месяцы, проведенные в Индии, дают возможность привыкнуть к бестолковости, проявляемой подчас некоторыми представителями местного населения – в основном, кстати, бестолковостью отличаются водители тук-туков. К этому моменту привыкание у меня еще не выработалось, но я уже точно знал, что взывать к логике, кричать, требовать и сучить ногами совершенно бесполезно. Подобные действия могут ввести аборигена в полный ступор, из которого его не вытащить даже щедрыми чаевыми.

Вместо того, чтобы не спеша поискать нужный поворот, водитель разогнал свой тарантас до максимальной скорости, так что глаза не успевали фиксировать мелькающий ландшафт. Через пару минут я начал понимать, что прибрежная часть Ауровиля, видимо, закончилась.

– Эй! – крикнул я. – По-моему, мы едем не туда! Поехали обратно! Только, пожалуйста, медленнее!

Водитель опять кивнул, лихо развернулся, подрезав какого-то мотоциклиста, и с той же скоростью помчался обратно. Возможно, он вообще был не в курсе, что ручка газа на мотороллере может занимать промежуточное положение.

Заметив прилегающую к шоссе дорогу, я хлопнул его по плечу:

– Похоже, это здесь.

Тук-тук остановился. Я протянул обговоренную заранее сумму – двести рупий.

– Нужно еще пятьдесят, – неожиданно заявил рикша. – Мы проехали дополнительное расстояние.

– Я не знаю, сколько мы проехали. Меня это не интересует. Я сказал, что мне нужен гестхаус «Уайлд Вэйвс». Ты сказал: «Двести рупий». И мы даже его не нашли.

– Мы проехали дополнительное расстояние, – повторил водитель.

– Ты возьмешь двести рупий? – спросил я, давая понять, что других вариантов не будет.

– Мы проехали дополнительное расстояние, – упрямо сказал он в третий раз.

Я взял чемодан и начал вылезать из машины.

– О’кей, о’кей, – торопливо сказал индус. С недовольным выражением лица он забрал деньги и грустно добавил: – Но этого мало.

Не обращая больше на него внимания, я зашагал по раздолбанному асфальту. Это была деревенская улица со стоящими впритирку друг к другу обшарпанными разнокалиберными домами. На дороге почти у каждой двери сидели на корточках женщины и девочки – по двое, по трое – и рисовали на асфальте цветные узоры. Эти узоры называются коламы, и делают их с помощью специальной краски, приготовленной из рисовой пудры. По древним поверьям каждое утро перед входом в дом нужно нарисовать колам, который будет охранять семью от врагов и злых сил, дарить счастье, удачу да и просто хорошее настроение. К вечеру колам, возможно, выцветет и сотрется. А утром следующего дня на его месте появится новый. У каждой хозяйки свой узор, не похожий на другие, все линии и цветовые сочетания которого несут определенный смысл, а умение создавать семейный колам передается от матери к дочери из поколения в поколение. Этакое романтическое и рутинное мероприятие, повторяющееся изо дня в день, из года в год, из века в век.

Двигался я сложной змейкой, старательно объезжая гремящим чемоданом выбоины на асфальте, лужи, коровьи лепешки и женщин, ползающих на карачках вокруг своих коламов и косящихся на меня. Пару раз я попробовал обратиться к ним с вопросом о местонахождении «Вэйвс», но в ответ видел лишь неопределенное покачивание головой. Белых людей в такую рань не было заметно, а задавать тамилам подобные вопросы, видимо, не имело смысла.

Мне бросилось в глаза, что внешне тамилы заметно отличается от тех, кто населяет часть западного побережья Индии. Конкан – так называют полосу суши, протянувшуюся вдоль Аравийского моря от Бомбея до Кералы, ограниченную с востока горами Западные Гхаты. А конканцы – соответственно народ, населяющий эту территорию, куда входит и маленький штат Гоа.

На первый взгляд большой разницы между ними не заметно. Но когда приглядываешься повнимательней, когда уже перезнакомишься, пообщаешься и тут и там с представителями этих двух, в сущности, совершенно разных народов, начинаешь видеть все различия. Во-первых, кожа у тамилов темнее и имеет другой оттенок – бронзовый, в отличие от темно-серо-коричневого у конканцев. Но прежде всего не цвет кожи, а черты лица отличают тамила от индийца с запада или севера. Глядя на этих худых, невысоких и, в то же время, гордых и самодостаточных людей, постоянно вспоминаешь геологическую теорию, утверждающую, что полуостров Индостан в свое время был частью Африки. Они действительно совершенно непохожи на жителей евро-азиатского континента, а их лица с высокими скулами, впалыми глазами и резко очерченными губами очень органично смотрелись бы где-нибудь в Центральной или Восточной Африке.

Я глядел вокруг на крашеные бетонные дома с черными потеками на стенах от бесконечных во время муссона дождей, на покатые конусовидные крыши, покрытые матами из темно-серых высушенных пальмовых листьев, похожие на лесные муравейники, на окна домов, которые, в сущности, и не окна в нашем понимании, а заделанные цементом проемы с вырезанными в них отверстиями разных для каждого окна форм, и – вот странное дело – не покидало меня ощущение, что все это я уже видел множество раз, все мне здесь знакомо, что ходил я по этой улице и знаю, куда она приведет.

Все это время откуда-то издалека, не умолкая ни на минуту, неслась громкая задорная музыка, напомнившая виденные в детстве индийские фильмы.

Дома с правой стороны улицы закончились, после них протянулась сплетенная из кустарниковых веток ограда. Через минуту передо мной были ворота коммьюнити Симплисити. Рядом висела табличка с надписью «Spirulina Farm».

Открыв калитку, я зашел внутрь с надеждой встретить кого-нибудь, способного указать мне дорогу. Центральную часть большого двора занимали длинные узкие бассейны из бетона. По периметру стояли домишки, больше похожие на сараи. Все двери были закрыты, да и вообще территория производила нежилое впечатление – похоже, что сюда приходят только работать. Хотя, возможно, я и ошибаюсь – ведь слово «коммьюнити» предполагает совместное проживание, пусть и небольшой, группы людей.

Я побродил между рядами бассейнов с зеленой кашей, затем вышел на улицу и через деревню прошел к морю. Передо мной раскинулись серые воды Бенгальского залива. Прибой белой пеной набрасывался на песчаный берег, круто обрывающийся к воде. По пляжу, вроде как бесцельно, слонялась мужская половина деревни. Вдоль горизонта протянулся неширокий плотный слой разноцветных облаков, через который, словно золотые мечи, раскинутые веером, вычерчивая бледно-голубое небо ровными линиями, пробивались лучи восходящего солнца.

Город рассвета… Вот я и прибыл сюда. Слева и справа от меня – бесконечный пляж, равномерно усыпанный пластиковым мусором. Впереди бескрайний океан. Сзади рыбацкая деревня, каких в Индии бесчисленное множество.

Я достал телефон. Придется звонить Тане, хозяйке «Вэйвс» и, видимо, будить ее – сомневаюсь, что русский человек в шесть утра уже не спит.

Так и есть. Я разбудил Таню своим звонком, и она спросонья послала меня – как выяснилось спустя несколько минут – не в ту сторону.

Вернувшись на шоссе, я пошел направо. Музыка, звучавшая все это время, стала усиливаться. Наконец, когда грохот стал совершенно нестерпимым, источник его локализовался в небольшом стоящем у дороги храме, на углах синей ограды которого восседали белые изваяния львов, неожиданно напомнившие мне Питер.

Как же индийцы любят громкую музыку! Они врубают ее даже не на максимум, который могут выдать дешевые динамики, а еще немного сверх того, добиваясь оглушающего эффекта с помощью перегрузок и дребезжания. И, надо сказать, что в этом мы с ними похожи – вспомнились мне советские времена, когда в пионерских лагерях или в парках во время какого-нибудь Первомая из куцых громкоговорителей с хрипами и треском радостно неслось: «Эй, товарищ, больше жизни!..»

Паствы в обозримом пространстве вокруг храма не наблюдалось. Видимо, музыка предназначалась для всей округи.

Бетонная дорога так мне и не встретилась. Пришлось снова достать телефон и, прежде чем набрать номер, отойти на почтительное расстояние от этой жуткой дискотеки.

– Храм?!! – кричала Таня в трубку. – Какой храм?!!

«Интересно, – подумал я, – люди живут тут десятилетиями и не знают, что под боком у них храм находится».

– Такой синенький! Со львами!

– А что там еще видно?!!

– Мост вроде впереди какой-то! И дорога поворачивает!

– А! Поняла! Ты не в ту сторону ушел!.. Иди обратно по шоссе!.. Господи! Где ж это так музыка орет? Я даже без телефона слышу!..

Еще через пятнадцать минут я, наконец, добрел до «Вэйвс» и встретился с хозяйкой. Предназначенное мне бунгало еще не освободилось, и я расположился в столовой.

Столовая требует отдельного описания, поскольку в ней пройдет значительная часть времени моего пребывания в Ауровиле. Представьте себе круглый бетонный пол метров пятнадцать в поперечнике. По краю окружности стоят колонны, а в самом центре круга – толстая пальма, служащая основной несущей опорой. Сверху на всем этом огромным конусом лежит сложенная из пальмовых веток крыша. Часть бокового пространства закрывает кирпичная стена с небольшими окнами, вдоль которой располагается собственно кухня: газовая плита, мойка, холодильник, шкафчики для продуктов. Там же имеется место для тандура, которым, правда, никто не пользуется. Посреди столовой по обе стороны от пальмы стоят два длинных стола и четыре скамейки. Сама пальма используется в качестве информационной доски – к стволу прикалывают меню, афиши концертов и объявления о разнообразных мероприятиях, коих в городе проходит великое множество.

Из столовой через решетчатые ворота в плетеной ограде видны море и кусочек пляжа. Иногда ночью, сидя за столом и попивая чай, через ворота можно увидеть, как восходит огромная темно-оранжевая луна. Сейчас, когда солнце уже поднялось высоко, море искрится и пенится белоснежными барашками волн на ярко-синем фоне, ничем не напоминая ту мрачную свинцового оттенка стихию, которую я видел утром.

Столовая – не только место для готовки и приема пищи, но и еще что-то вроде клуба, где читают книги, ведут беседы, слушают музыку, смотрят кино или играют в настольные игры.

На столе лежит огромная доска, похожая на те, на которых на Кавказе играют в нарды. Служит она для индийской игры, название которой мне неведомо. На поле, расчерченном и разрисованном узорами, определенным образом расставляются обычные шашки. Процесс заключается в том, что два человека щелбанами сбивают шашки противника, предварительно определяя условия хода бросанием игральных костей. В детстве мы играли в нечто похожее в пионерском лагере, а игру эту называли «Чапаев».

Назад к карточке книги "Дорога в Ауровиль"