Текст книги "Дорога в Ауровиль"

Автор книги: Михаил Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Прочитав всю доступную информацию, я задумался. Что такого, уехав на чужбину, оставлю я здесь дорогого для себя? Друзей, с которыми из-за работы и постоянной загруженности разнообразными проблемами я не вижусь годами? Культуру, которая в последнее время настолько замаскировалась, что ее и днем с огнем не увидишь? Смешно, но в самом деле, кроме такой пошлости, как рассуждения о березках и полях, мне нечего было себе сказать. Как же быстро умудрились мы довести Россию до такого состояния, когда кроме березок ничего ценного для души найти уже невозможно! В начале прошлого века бежали от революции на Запад интеллигенты и дворяне и потом всю жизнь мучались ностальгией, мечтая о том, что, может быть, вернутся когда-нибудь в свободную от большевиков страну. В брежневские времена, по серости и скуке напоминавшие непроходимое болото, изгнанные или сбежавшие за границу писатели, режиссеры и музыканты также страдали от тоски по родине, зачастую и не надеясь, что выпихнувший их коммунизм когда-нибудь закончится. Сейчас же как-то не видно людей, рвущихся обратно в Россию, если только их не ждет более высокая зарплата или еще какие-нибудь карьерно-материальные блага.

Что-то важное потеряли мы за последние годы. Может быть, даже самое важное, что отличало нас от других стран и народов. И, похоже, потеряли безвозвратно. А если и найдем мы в себе разум, силы и мужество попытаться вернуть утерянную уникальность в нашу жизнь, сделать это будет ой как непросто. Как человеку, вставшему на путь преступлений, очень легко отбросить все принципы и начать воровать и убивать, но почти невозможно повернуть назад.

Мне смешно и грустно смотреть, как все больше и больше превращаем мы нашу культуру в американскую, с ее кичем и тупым материализмом, не замечая при этом, что делаем мы даже не копию, а пародию, вечно забывая о том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Как неуклюже пыжится Россия, стараясь стать европейской страной, вбирая прежде всего недостатки западной цивилизации и старательно сохраняя свои собственные, умудрившись создать потрясающий по своей уникальности винегрет из всех возможных социальных проблем, пороков и недостатков. В мире нет (да, наверное, и не было) ничего подобного современной России. В отличие от западных стран здесь нет уважения к закону, собственности и правам человека. В противоположность Востоку отсутствуют духовные установки и ориентиры. По сравнению со странами, управляемыми тоталитарными режимами, непомерно велик уровень уличной преступности и неразвита социальная поддержка населения. В местах же полного беспредела и анархии где-нибудь в Африке нет такого количества спецслужб, государственного контроля и засилья бюрократии, как у нас.

В кратчайшие сроки нашим правителям удалось превратить российское государство в какого-то удивительного, невиданного в истории монстра, не уставая лицемерно заявлять при этом, что «великая Россия возрождается».

И вертелись передо мной вечные вопросы, которые любят у нас задавать человеку, пожелавшему сменить страну пребывания: «Кому ты там нужен?» и «Что ты там будешь делать?»

На первый вопрос я теперь отвечаю: «А кому я здесь нужен?» Честно говоря, я не вижу, чтобы кто-нибудь здесь нуждался во мне, в моем опыте, знаниях и профессионализме, за исключением государства и сросшихся с ним коммерческих структур, желающих постоянно получать от меня деньги за любое телодвижение (причем с каждым годом все больше и больше).

На вопрос, что я там буду делать, я отвечаю одним словом: «Жить». А если говорить о работе, то не думаю, что может быть что-то хуже ежедневного восьмичасового сидения в офисе перед монитором. Насмотрелся я на молодых еще ребят, после нескольких лет такой работы начинающих походить на инвалидов. И дело тут не только в безусловном физическом вреде подобного образа жизни, но, прежде всего, в отсутствии какого-либо морального удовлетворения. Да и какое может быть удовлетворение от зарабатывания денег для богатого дяди, отстегивающего тебе небольшую зарплату. А западный опыт успешных компаний, когда все работники фирмы являются ее акционерами, на нашей российской земле как-то не приживается.

Впрочем, все эти вопросы и ответы имели бы смысл, если бы я собрался уезжать в какую-то абстрактную зарубежную страну. В случае же с Ауровилем все обстояло несколько иначе.

Семья в принципе не возражала против переезда, однако ее смущало географическое расположение города. Вообще я заметил, что при слове «Индия» у людей, ни разу там не бывавших, возникает паника. Они делают круглые глаза и начинают говорить про болезни, жару, всеобщую нищету и убогое индийское кино. Я не знаю, почему у этой замечательной страны сложился такой образ в головах моих соотечественников. Хотя, с другой стороны, чего можно ожидать от людей, для которых чуть ли не единственный источник информации об Индии – мультфильм про Маугли.

Конечно, глупо было бы отрицать, что в Индии бывает жарко, а на улицах встречаются мусор и нищие. Но Россия, по-моему, тоже не везде блещет чистотой, и в ее городах и селах далеко не все живут в достатке. На мой взгляд, многие современные российские деревни и небольшие города с их бездорожьем, разрухой и массовым алкоголизмом производят более удручающее впечатление, чем деревни индийские. К тому же Индия настолько разная, что в ней можно увидеть абсолютно все. В том же Гоа есть такие шикарные районы, в сравнении с которыми Беверли-Хиллз не покажется чем-то особенным.

Что же касается климата, то это, конечно, вопрос личных предпочтений. Существуют люди, которые вообще не переносят жару, и таким, естественно, нахождение в Индии в летний период противопоказано. По мне же отсутствие солнечного света по три-четыре месяца в средней полосе России гораздо хуже двухмесячной жары. Тем более, что в наше время доступных кондиционеров и вентиляторов с жарой бороться намного легче, чем с отсутствием солнца.

К тому же индийская жара переносится совсем не так, как, например, московская. Когда в Москве термометр показывает тридцать градусов, жизнь становится невыносимой, хочется плюнуть на все и сбежать из города, или залезть под прохладный душ и не вылезать оттуда до наступления вечера. В Индии же – особенно вблизи морского побережья – подобная температура воспринимается абсолютно комфортно. Двадцать пять градусов днем уже означают, что ночью спать будет холодно. Московские тридцать по восприятию соответствуют индийским сорока. По-настоящему жарко, когда невозможно находиться на солнце дольше пары минут, становится, если температура в тени переваливает за сорок градусов – что, впрочем, бывает довольно редко.

Еще один немаловажный момент, который необходимо учесть, – глобальное изменение климата. Я уже давно не сомневаюсь, что данный процесс имеет место быть. За последние годы лето на юге Индии стало прохладнее, а зимой и весной теперь случаются кратковременные дожди, чего не помнят не только старожилы, но и древнейшие ведические книги. Летне-осенние муссоны, в свою очередь, становятся не такими дождливыми и продолжительными, как раньше. Так что вполне возможно, что южноиндийский климат через некоторое время станет лучше московского не только зимой, но и летом.

Итак, решено было ехать сразу после Нового года, как говорится, на разведку. Принимая во внимание, что у жены работа, у сына учеба и что отдыхали мы нормально последний раз очень-очень давно, план был следующий: неделя отдыха в Гоа; переезд в Ауровиль, где жена с сыном пробудут две недели и затем вернутся в Москву – я же собирался находиться там до конца марта.

В последний момент, как это иногда бывает, планы наши рухнули – не буду сейчас распространяться, почему. Жена, а следовательно, и сын, поехать не смогли. Мне стало грустно, что со мной не будет моей любимой женщины и моего сына. К счастью, совсем один я не остался. Мои школьные друзья Арсен и Ольга, воодушевленные возможностью отдыха у теплого южного моря, решили составить мне компанию на первые две недели.

Гоа

Родина, конечно, просто так не отпустила. Забрала-таки напоследок хорошую порцию нервных клеток.

Поездка от дома до аэропорта по морозной и бесснежной Москве прошла без приключений. На наших билетах было обозначено время вылета: 23:20. Мы, как честные пионеры, приехали за два часа, подошли к табло и начали искать свой рейс. Его не было. Мы еще раз внимательно просмотрели все строчки и вдруг обнаружили, что наш самолет вылетает через двадцать минут! Мы рванули к стойке регистрации – там сказали, что посадка закончена. «Подойдите к представителям турфирмы, у которой вы билеты покупали».

Рывок к стойке «Капитал Тур». За ней стоит девушка с видом «я – не я, и корова не моя». Лениво рассматривает наши билеты. «Регистрация, – говорит, – закончена, сделать ничего не могу, претензии к сотруднику, который выписывал вам билеты».

В такой момент где-то внутри тебя начинаются паника и отчаянье.

Слава богу, есть свои люди в руководстве авиакомпании. Звоним им. Там, естественно, все пьяные (вечер второго января), ржут над нами. В общем, позвонили они, куда надо: вылет задержали на час, снова открыли регистрацию. В сопровождении человека от «Трансаэро», в черном костюме и с рацией, мы пулей, минут за десять проскочили через все кордоны, рентгены и таможни и, взмыленные, ворвались в самолет.

В общем, все закончилось благополучно. Нас только расстроило, что мы не успели заскочить в «дьюти фри» – намечалась перспектива трезвого, а значит, и бессонного (что и подтвердилось в дальнейшем) перелета.

Стюардесса рассказала про спасательные жилеты и запасные выходы, и мы взлетели.

Народ вокруг активно откупоривал припасенные бутылки и разливал по пластиковым стаканчикам из-под выпитой воды. Постепенно салон наполнился нестройным хором нетрезвых голосов. Компания молодых ребят врубила магнитолу и под музыку в стиле гоа-транс организовала дискотеку в проходах.

Кто-то из ребят закурил. Стюардессы тщетно пытались их утихомирить – чуть потише танцоры стали вести себя только после реплики «мы вас в Баку высадим!»

Когда самолет начал снижаться, я прильнул к иллюминатору. Помню, какое впечатление в прошлый раз произвел на меня вид побережья с высоты птичьего полета: ярко-зеленый ковер, прорезанный стальными лентами дорог с игрушечными машинками; широкие реки с перекинутыми через них длинными белыми мостами; полоса песка вдоль берега синеголубого моря с бесконечным количеством корабликов в нем.

Но в этот раз ничего этого видно не было – плотная дымка закрывала все вокруг. Только перед самой посадкой сквозь нее показалось блестящее бледносерое море, и самолет плюхнулся на бетон.

Утренний Гоа встретил легким туманом и неожиданной жарой. Самолет приземлился около девяти утра по местному времени, а на улице уже было, как в бане, в которой погасла печка, но парная до конца еще не остыла.

Стоя перед зданием аэропорта, я смотрел на тянущуюся от самолета вереницу туристов. Еще с бледными, но уже довольными лицами, они проходили мимо меня со своими чемоданами на колесиках, рюкзаками и сумками. Компания, устроившая дискотеку в самолете, продолжала неутомимо горланить. Какой-то мужик с толстым пузом и радостной улыбкой подмигнул мне. На нем была белая майка с изображением серпа и молота и надписью: «Коси и забивай!»

Я глубоко вдохнул ароматный воздух и расправил плечи. Куртку я оставил на полке в самолете – неохота было таскать ее всю поездку. Без нее я чувствовал себя легко и свободно.

В очереди на паспортный контроль мы встретили Аню и Машу, которым я продал лишние билеты. Аня направляется в Карнатаку[10]10
  Карнатака – штат на юго-западе Индии.


[Закрыть]. Маша, как выяснилось, едет в ашрам Ошо[11]11
  Ошо (Чандра Мохан Раджниш) – основатель учения, декларирующего своей целью свободную и счастливую жизнь, свободную от предрассудков и ложных ценностей общества.


[Закрыть], но перед этим собирается провести неделю на пляже. Она с радостью приняла наше предложение доехать вместе до Арамболя, чтобы разделить расходы на такси.

В зале появился человек в форме работника аэропорта. Он держал в руках мою куртку, ходил между шеренгами очередей и громким голосом взывал откликнуться ее обладателя. Я спрятался за Арсена.

Очередь понемногу продвигалась. Бодрые гоанские пограничники долго паспорта не рассматривали и штамповали их довольно бодро.

Над нашими головами шумели вентиляторы, создавая приятную циркуляцию воздуха.

– Смотрите, какая штука! – сказал Арсен показывая пальцем. За стеклянной стеной стояла, подтверждая наше перемещение в пространстве, расписная деревянная скульптура Дурги – многорукой супружницы Шивы.

Мы прошли границу и направились к лестнице. Я оглянулся назад, мысленно попрощавшись с индусом, который все так же продолжал размахивать моей курткой.

В «дьюти фри» Арсен приступил к выбору напитков основательно.

– Нужно проверить это дело, – сказал он, взяв с полки бутылку «Баллантайнз». – Не доверяю я индийскому производителю алкоголя. Один раз пробовал их виски – чуть не умер.

Он поглядел по сторонам и принялся открывать бутылку. Я тоже оглянулся и заслонил его корпусом. Арсен сделал глоток, задумался ненадолго и сказал:

– Годится.

Закрыв крышку, он опустил бутылку в корзину и взял с полки водку.

– Арсен, кончай дурака валять. Здесь все настоящее, без подделок. А если ты собираешь бар и будешь отхлебывать из каждой бутылки, то…

– …то что? – с вызовом спросил он.

– …то тебя развезет на жаре.

– Если я куплю некачественный продукт, будет еще хуже, – сказал Арсен, открывая водку.

– Зубную пасту тоже будешь в магазине проверять?

– Конечно. Я же сказал, что не доверяю индийской промышленности.

– И презервативы?

– Презервативы, – веско сказал он, – я взял с собой в достаточном количестве. А в индийские презервативы я вообще не верю. Вон их сколько тут населения!

Такси тронулось. Водитель включил магнитофон, и салон наполнился звуками бодрой индийской песни. Я откинулся на спинку сиденья и только молча смотрел вперед, растворяясь в Индии – в ее звуках и запахах.

В обычной жизни мы все время куда-то бежим. Особенно в Москве. Спешим быстро поесть, быстрее доехать из точки А до точки Б, быстрей сделать эту работу, успеть забежать, заскочить… В Индии эта спешка прекращается. Все вопросы и проблемы решаются последовательно, по мере их поступления. Даже важные дела делаются спокойно, неторопливо. Я не припомню, чтобы я куда-нибудь спешил в этой стране. Вернее, если быть точным, спешил я по одному разу в каждой поездке – на самолет обратно в Москву. Видимо, наше житие автоматически предполагает суетливое к нему отношение – даже на удалении в несколько тысяч километров.

Когда я первый раз приехал в Гоа в компании с одним состоятельным человеком (он уже старался вести себя не как «браток», но старые манеры иногда проглядывали), у нас произошел следующий эпизод. На второй день мы пошли завтракать в шек[12]12
  Шек – небольшой ресторан или кафе, построенное из тростника и пальмовых листьев. Обычно сооружают в сезон на берегу моря, где запрещено возводить капитальные постройки.


[Закрыть] на берегу моря. Десять минут ждали, пока официант протрет стол, потом еще десять минут – пока принесет меню, еще десять минут – пепельницу. Товарищ мой сначала пытался воздействовать на него интонацией, показывая, что к такому сервису не привык. Наконец, в какой-то момент не выдержал, стукнул кулаком по столу и начал орать на маленького индуса страшным голосом, вставляя «fucking» через каждое слово. Тот спокойно подошел к нему, положил руку на плечо и негромко сказал: «Look. You are from Russia. I am from India. You’re my friend. I’m your friend. Don’t worry.»[13]13
  Слушай. Ты из России. Я из Индии. Ты мой друг. Я твой друг. Не волнуйся (англ.).


[Закрыть] Самое интересное, что после этого товарищ мой действительно расслабился и больше уже из-за таких пустяков не переживал.

Одна из первых достопримечательностей, встречающих туристов, – огромный плакат у дороги с рекламой пива «Кингфишер», официального, как утверждает надпись, «освежителя» Гоа: белые мужчины с красными носами и окосевшими глазами, одетые почему-то в смокинги, накачиваются вышеназванным пивом.

Такси наше пересекает половину маленького штата. На обочинах валяются раздавленные кокосы. Впереди все время возникают грузовики, которые надо с бибиканьем обгонять. Вдоль дороги проносятся поля, затем рядами лепятся дома, гестхаусы, хижины, мастерские, кафе – та самая Индия, которая тянется на тысячи километров, в какую сторону ты бы ни поехал. Разнокалиберность строений и хаотичность застройки скрепляются в единое ощущение запахом этой страны – сладковатый дымок костра из сухой травы смешивается с неуловимыми ароматами благовоний и легкими нотками говнеца.

Мы проезжаем деревни, небольшие городки, длинные мосты через широкие устья рек с берегами, обрамленными пальмами. Слева время от времени показывается покрытое дымкой бело-голубое море. Оно блестит и переливается на солнце, и выглядит, словно сильно разбавленное молоко. Но через некоторое время растопленная жарким светом дымка рассеивается – и цвет его меняется, насыщаясь глубоким синим оттенком.

– Как же хорошо! – слышу я радостный голос Маши. – Как будто на родину вернулась!

На сиолимском мосту я показываю на мыс, вклинившийся между устьем Чапоры и морем, – место, где жил два года назад.

Наконец мы въезжаем в Арамболь и останавливаемся в начале главной улицы поселка. Расплачиваемся с водителем и тащим свои чемоданы в противоположную ей сторону по пыльной грунтовке, спускающейся с горки вниз. Ориентир для нас – местный джус-центр, который мы и находим через минуту.

По двору бродит пара ощипанных куриц. У забора роет землю маленькая черная свинья. Неподалеку от нее трое таких же черненьких мальчишек лет пяти увлеченно во что-то играют.

На двери нашего дома висит замок. К нам выходит хозяин джус-центра.

– В доме уже кто-то живет, – сообщает он нам «радостную» весть. – У меня ключи забрал Джон две недели назад, поселил здесь кого-то. А больше я его не видел.

Мы кинули вещи на террасе кафе. Маша пошла искать банкомат, а мы решили подождать квартирантов и заказали сок. Я сел за стол и закурил. Арсен принялся ходить между столиков с озабоченным лицом.

– Арсен, сядь, не парься. Найдем что-нибудь.

– Как «не парься»? – горячился он. – Я не могу не париться. Приехали черт знает куда, не знаем, где остановиться. Кругом индусы грязные без штанов ходят, – сказал он, глядя вниз на маленьких детей, тихо игравших во дворе.

– Почему без штанов? Они все в трусах.

– Грязюка кругом…

– Да, – сказал я, оглянувшись, – грязюки много.

– Антисанитария полная, – кивнул Арсен.

– Слушай, здесь мусор – это пластик и бумага. Его, конечно, много, но что может быть антисанитарного в пластике? Наша московская грязь и пыль гораздо вреднее – полная таблица Менделеева. Да потом здесь не везде так. Я тебе говорил, что в Арамболе раньше не был. Люди рассказывали, что это прелестное место. Здесь в конце шестидесятых первые хиппи поселились. Говорят, сюда даже «Биттлз» приезжали.

– Может, в шестидесятых здесь и было чисто, но с тех пор они, по-моему, ни разу не убирали.

– А что, может, это трусы Джона Леннона, – сказала Ольга, показывая на какую-то тряпку, висевшую на заборе.

Через полчаса появилась тетя, проживающая в наших апартаментах. От нее мы выяснили только, что она сняла этот дом две недели назад и больше ни о чем не знает.

Мы оставили Ольгу в кафе и следующие три часа провели в поисках жилья, облазив поселок вдоль и поперек. Все было занято. Свободные комнаты стали появляться только на значительном расстоянии от моря. Да и варианты эти были, прямо скажем, не очень симпатичные.

Нам осталось лишь позвонить Валентину из «Сансета» – у которого, как мне сказали, могут быть ключи от домика – в надежде, что он нам что-нибудь посоветует.

Я набрал номер.

– На хрена он вам сдался, этот Арамболь? – сказал Валентин. – Это же притон наркоманский. Берите такси и приезжайте к нам.

«Сансет»

Под бело-голубым небом вдоль всей необъятной линии горизонта рассыпались кораблики. Ниже идет полоса искрящегося моря, соломенные тенты, лежаки, полоса хрустящего песка, полоса воды неширокой речки и деревянный мостик через нее – пейзаж, виденный на множестве фотографий. Я сижу в прибрежном кафе, пишу эти строки и смотрю, как по пляжу ходит официант и машет папкой с меню, пытаясь разогнать собак. Собаки разбегаются в стороны, затем, через некоторое время, возвращаются на исходные позиции.

Там, где мы жили пару лет назад, не было такой речки перед пляжем и, соответственно, такого мостика, придающего дополнительный шарм этой идиллической картине. Мостик, правда, выглядит не очень надежным, когда по нему идешь, а речка дает дополнительный приплод комаров, но о такой ерунде здесь как-то совсем не думается. Да и комары здесь, по сравнению с нашими подмосковными, намного добрее и расслабленнее.

Вдоль речки пасутся коровы. Неподалеку блеет коза. Черненькая свинья, похрюкивая, гонит небольшое семейство поросят куда-то мимо шека. Тропические птички издают свои трели. Лениво каркают вороны. Шумит прибой. Позванивает на ветру буддистский колокольчик.

Когда мы первый раз вошли в это кафе, из колонок негромко играла «Под крышей дома твоего». Довольно символично – именно так я себя и почувствовал. Самое интересное, что больше ни разу русской музыки мы там не слышали.

В шеке работают симпатичные ребята – непальцы. Мы подружились и первым вечером после закрытия кафе устроили с ними небольшую вечеринку. Они рассказывали про свои суровые будни в Покхаре, а мы про свои российские приколы. Готовят они неописуемо вкусно и в обслуживании, в отличие от местных, не тормозят.

За соседним столиком сидит индийская семья – молодая красивая пара с двумя симпатичными детьми: девочкой лет восьми и мальчиком лет пяти. За ними интересно наблюдать: ведут себя очень интеллигентно и при этом абсолютно раскованно. Их подтянутость и грациозность резко контрастируют с бесформенностью недавно прибывших европейских и русских туристов.

По мостику с пляжа идет Арсен и машет мне рукой. Ольга все еще угадывается на лежаке. Арсен, видимо, решил подкрепиться.

– Видел сейчас дельфинов, по-моему, – говорит он, усаживаясь рядом. – Представляешь, плыву. Далеко заплыл. Вдруг рядом плавник вижу, и тело такое крупное выныривает. А я не пойму – дельфин это или акула. Пытаюсь вспомнить, у кого из них плавник треугольный, у кого серповидный… Тут еще один плавник появляется…

– Испугался?

– Я не испугался. Но быстро поплыл к берегу.

Орел, некоторое время круживший на небольшой высоте недалеко от шека, вдруг сложил крылья, рухнул к земле, схватил какое-то мелкое животное и снова взмыл ввысь. Через несколько секунд к нему с карканьем подлетела ворона и, летя параллельным курсом, попыталась пару раз отнять добычу. Орел несколькими грамотными маневрами ушел от нападения и совершил посадку на верхушке пальмы. Все вокруг замерли, наблюдая этот небольшой воздушный бой.

В кафе заходит наш сосед Дима – предприниматель из Самары – здоровенный парень быковатой внешности с добрым радостным лицом. Он уже несколько недель совершает гражданский подвиг – пытается выпить все крепкие напитки в окрестных барах и магазинах – трезвым я его пока еще не видел. В руках у него барабан.

– Вот, купил, – говорит он, смущенно улыбаясь. – Сто рупий всего. Он даже настраивается – вот тут веревочки надо дергать…

Двигаясь боком, плавными неуверенными шагами Дима кружит между столиками, выбирая место, плюхается на стул рядом с нами и выставляет вверх руку с растопыренными пальцами.

– Официант! Рави, друг! – кричит он в сторону бара. – Уан виски, плиз!

Маленький индиец Рави подбегает и кланяется.

– Биг! – уточняет Дима, имея в виду двойную порцию. Затем поворачивается к нам.

– Ребята! Как же здесь хорошо!.. Сейчас иду вдоль моря. Песочек хрустит, как… – он задумывается в поисках определения и икает. – Пардон… Как сухое молоко.

Мы согласно киваем.

– Как детское питание, – поддерживает разговор Арсен.

Дима обгорел и потеет. Его лицо под белой панамкой напоминает большую, только что помытую свежую редиску. Он покачивается из стороны в сторону, затем хватается за стакан и замирает в вертикальном положении.

– Сейчас пойду спать… Надо отдохнуть немного…

«Сансет» (или по-русски – «Закат») – место известное, увековеченное уже в кинематографе и в популярной беллетристике. Устроила его симпатичная пара из Москвы – Ксения и Валентин. Они арендуют у местных уже несколько лет подряд гестхаус[14]14
  Гестхаус – недорогая гостиница.


[Закрыть], создают душевную атмосферу и сдают комнаты всем желающим, от которых в сезон отбоя нет. «Сансет» они называют не гестхаусом, а любовно и ностальгически – турбазой. Турбаза включает в себя два дома с комнатами разной степени комфорта и несколько тростниковых бунгало, стоящих между рядов аккуратных небольших пальм.

Мы живем в меньшем доме и снимаем весь первый этаж. На втором этаже живет Дима. Когда мы возвращаемся с пляжа, он, не прекращая разговаривать по мобильнику, призывно машет руками, приглашая выпить. Мы благодарим и отнекиваемся.

Маленький Рави постоянно бегает туда и обратно, от ресторана до Диминой комнаты с жареными вегетарианским момами, пивом и виски. Момы – это очень вкусные тибетские пельмени. Дима ест только их, противопоставляя размаху в выборе напитков скромность и постоянство в еде.

С одной стороны главного корпуса – стоянка. Среди автомобилей, мотоциклов и скутеров красуется арендованный Димой джип. Дима, правда, на нем не ездит из-за постоянной борьбы с зеленым змием. Джип вроде бы стоит почти все время на одном месте без движения, но у него почему-то постоянно кончается бензин.

С другой стороны дома, ближе к морю, устроено два чилл-аута – места для проведения досуга. По вечерам здесь собираются все живущие в гесте и ведут неторопливые беседы, попивая напитки и используя разные курительные принадлежности.

На крыше дома стоят стулья. Мы поднимаемся сюда в начале седьмого и наблюдаем закат. Закаты всегда разные. Они никогда не повторяются. Тот, что был сегодня, не похож на вчерашний. Сегодня был «тач-даун» – когда край солнца касается моря, а не исчезает в дымке.

После заката быстро темнеет. Я выхожу на пляж, приближаюсь к кромке воды, достаю телефон и звоню домой – телефон ловит только на самом краю пляжа.

В Москве сейчас девять часов вечера. Темно и морозно. Снега нет. Мрачные люди заполняют вагоны метро.

Я разговариваю с женой, и она слышит в трубке шум прибоя.

На четвертый день пребывания в Гоа у нас с Арсеном начались желудочно-кишечные проблемы.

Редкая книга на индийскую тему обходится без упоминания о случившемся с ее героем многодневном поносе в начале путешествия. Не стану и я нарушать сложившуюся традицию. Тем более, что эта напасть действительно сваливается на добрую половину туристов.

Сложно сказать, что является причиной кишечных расстройств у вновь прибывших. Скорее всего, это не отравление, а что-то вроде акклиматизации или перехода на непривычный состав воды. Возможно также, что это какое-то вирусное заболевание, после которого в организме вырабатывается стойкий иммунитет. Так или иначе, тема эта близка большинству людей, посетивших гостеприимный Индостан, а также волнует тех, кто еще туда только собирается.

Первым загрустил Арсен. Он вернулся с пляжа, проигнорировав, к моему удивлению, обед в нашем любимом кафе.

– Чувствую себя совершенно разбитым, – сообщил он и повалился на кровать.

– Может, на солнце перегрелся? Или перекупался? – спросила Ольга.

– Может, – коротко ответил Арсен слабым голосом, давая понять, что не склонен сейчас к дискуссии.

Мы решили оставить его в покое, уселись в гостиной, включили телевизор. Не прошло и пяти минут, как Арсен вдруг вскочил с постели и бросился в туалет.

В течение следующих суток он осунулся, приобрел фиолетовые круги под глазами и, кажется, даже похудел. Есть он не имел никакой возможности – любая пища в мгновение ока проскакивала через организм и рвалась наружу.

– Самое хреновое – это даже не понос, – жаловался он, – а полный мутняк в голове. Такое ощущение, словно лопатой по кумполу треснули.

В первую свою поездку, чтобы обезопасить себя от подобных неприятностей, я действовал по схеме, предложенной на каком-то форуме одним умным человеком. Суть ее заключалась в следующем: по прибытию в Индию первые двое суток или вообще ничего не есть, или питаться в небольшом количестве какими-нибудь печеньями или сушками, привезенными с собой из дома. Воду первые дни пить, тоже доставленную с родины. Зубы чистить необходимо только бутилированной водой. Затем в рацион вводится рис, следом хлеб, омлеты, неострая вареная пища. И таким образом постепенно, в течение пяти-шести дней осваивается все разнообразие продуктов и блюд местной кухни.

Должен сказать, что данный способ оказался достаточно эффективным. Никаких проблем с пищеварением у меня тогда не возникло. Под конец поездки я даже пил воду из-под крана – естественно, кипяченую.

Опытные путешественники, возможно, скажут, что это полный маразм и перестраховка. Я тоже так подумал и на этот раз решил не заниматься глупостями.

Арсен страдал уже второй день, а я имел наглость даже подшучивать над ним. Но, как говорится, недолго музыка играла. К вечеру со мной началось то же самое.

Боже, как мне было плохо! И хуже всего – было даже не состояние полного отупения и опустошенности, а навязчивый страх, что это не кончится никогда. Всю ночь меня знобило. Днем я не мог отойти дальше, чем на тридцать метров от туалета.

Привезенные из дома лекарства никакого действия не оказывали.

На третий день у нас отключили воду – сломался насос, который обслуживал несколько домов вокруг, включая наш.

Жизнь усложнилась. Нам пришлось бегать в главный корпус «Сансета», порой включая спринтерскую скорость, чтобы успеть добежать.

Хорошо еще, что в Индии (во всяком случае там, где бывал я) в любой деревне (а Морджим и Мандрем еще недавно – Богом забытые деревни) есть канализация. У нас же, сколько я ни видел под Москвой дачных поселков, везде в основном туалеты типа «сортир» с выгребными ямами, а иногда так и просто ведро, содержимое которого выливается на грядки.

Удивительное дело! Большинство моих сограждан искренне считают себя цивилизованными людьми по сравнению с какими-то там индусами, при этом туалеты на дачах делают по средневековым схемам. Видимо, канализация к признакам цивилизованности в России не относится.

Вечером мы сидели в шеке, изнуренные режимом последних дней, и пили мятный чай – единственный напиток, который наши организмы могли удерживать какое-то время. В голове у меня было муторно. Перед глазами стояла пелена, будто я смотрел сквозь давно немытое стекло. После каждого глотка в животе угрожающе бурчало. Окружающий тропический рай не радовал.

– Ну, как вы? – спросила Ольга. У нее все было хорошо, хотя ела и пила она то же, что и мы.

– Хреново, Оля, хреново, – ответил Арсен. Он сидел, положив руку на живот, и медленно покачивался взад-вперед.

Назад к карточке книги "Дорога в Ауровиль"