Текст книги "Декабрь-91; Моя позиция"

Автор книги: Михаил Горбачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Я остаюсь приверженным идее глубоко реформированного Союза как целостного государственного образования. Не могу согласиться, что распад Советского Союза был предопределен, неизбежен, поскольку-де "имперский" характер унитарного государства препятствовал обретению подлинного суверенитета республиками. Если это и была империя, то совсем особого рода: не было господствующей нации, господствовала тоталитарная административно-распорядительная система, которой были подчинены все народы Союза.

Логика перестройки неумолимо вела к подлинной независимости, отвечающей воле и коренным потребностям народов. Но это должно было произойти в контексте и взаимосвязи со всеми социально-экономическими преобразованиями страны. Ибо только в этом случае процесс суверенизации прошел бы наименее болезненно – в такой стране, где степень интегрированности давно переросла в "монолитность". Именно поэтому я все время настаивал: нельзя допустить хаотического распада страны. Эта мысль и это беспокойство лежали в основе моей формулы о "Союзе Суверенных Государств", которая первоначально встретила поддержку большинства руководителей нынешних независимых государств.

Мы многое сделали, чтобы предложить народу адекватную политику. Но многое и недооценили. В частности, силу национальных чувств и устремлений, но также и то, как национализм умеет использовать реально существующие социальные, политические, культурные и иные проблемы. Оказывается, в памяти народов не стерлось, какая судьба многих из них постигла при сталинизме, как тогда (да и потом) кромсались границы, попирались национальная культура, обычаи, язык, превращались в декорацию, в формальность политические права меньшинств, автономий. Стоило обществу вдохнуть кислород демократизации -старые обиды вырвались наружу. И все же в основном удавалось через предложенные реформы придать национальному возрождению более или менее мирную направленность. Мы были уже на пороге подписания Договора о Союзе. Путч сорвал это. Приверженцы тоталитарного, бюрократического централизованного государства не приняли идею нового Союза и пошли на крайние шаги.

Я утверждаю, что эта идея была жизнеспособной. Даже несмотря на августовский путч, который резко подстегнул дезинтеграционные тенденции, нам удалось выйти на знаменитое заявление "10+1" и на формулировку краеугольных принципов обновленного Союза. Но, к сожалению, события пошли по другому руслу. Если воспользоваться выражением Линкольна, мы уподобились тем, кто меняет лошадей и колеса кареты посреди бурной реки.

Когда заявляют, будто другого выбора не было, – это неправда. Выбор был, и не какой-то умозрительный, взятый "из головы". Предпосылки для него появились не вдруг, не на пустом месте, а были подготовлены политически -мартовским референдумом, обсуждениями и решениями Съезда народных депутатов, согласованным проектом Союзного договора.

Почему возобладал иной сценарий – я попытался объяснить в книге. Но политика есть политика, и сетовать теперь на неблагоприятную политическую погоду или стечение обстоятельств – занятие бесполезное. Что сделано, то сделано. Пройден определенный рубеж, возникла новая реальность. Для политика это значит, что надо это учитывать и соответственно действовать. И главное – сохранить в новых условиях стержневой вектор развития в направлении демократии и реформ.

Надо теперь уберечь Содружество, сделать его работоспособным. Пусть это не союзное государство, а Сообщество государств. Но все же это политическое образование. И оно должно иметь свои институты, занимающиеся общими интересами в экономике, политике, в военном деле. Пока же Содружество остается формой с весьма неопределенным содержанием. В этом – моя тревога и забота.

Жизненно важно, чтобы сложнейший процесс становления СНГ не усилил разрушительные тенденции, наметившиеся в обществе. Ведь процесс идет в обстановке глубочайшего экономического, политического и межнационального кризиса, резкого снижения жизненного уровня. Народ встревожен, растет недовольство. Я не теряю надежды, что главы государств по-настоящему оценят жизненную важность взаимодействия, – в первую очередь для преодоления кризиса.

Ставки велики, и как никогда нужен государственный подход. А он требует первостепенного внимания созданию механизмов и институтов реальной работы на общий интерес. Для этого есть предпосылки. Неразумно пустить на ветер накопленный капитал совместной жизни народов, пренебречь преимуществами общего экономического и культурного пространства. Стремление решить свои проблемы за счет других выйдет боком. Я уж не говорю о возможных междоусобных конфликтах и соперничестве в борьбе за благосклонность окружающего мира.

К сожалению, пока что вольно или невольно новорожденные государства СНГ придерживаются кредо, что им лучше выжить в одиночку. Иначе трудно объяснить, почему так заторможенно решаются (или не решаются) основные крупнейшие проблемы. Такой размеренно-упорядоченный стиль могут себе позволить члены Европейского Союза, которые давным-давно создали мощную интеграционную группировку и благоденствуют.

Но у нас ситуация совсем иная. Развал, хаос, потрясения угрожают всем в Содружестве и предотвратить это можно только общими усилиями. Сейчас – не до политических игр. Призрачны шансы на выигрыш в таких играх. Всякие могут быть расчеты и прогнозы, но лучше сообразовываться с реальным положением дел.

Время тает на глазах. Само собой ничего не образуется. Нужны координационные структуры, полномочные и пользующиеся доверием участников СНГ. Их надо создавать не мешкая. Судя по всему, нужен Совет полномочных представителей глав государств Содружества, действующий на постоянной основе. Думаю, что хорошо бы также создать на паритетных началах российско-украинскую правительственную комиссию, которая в конфиденциальной обстановке тщательно прорабатывала бы двусторонние вопросы. По-видимому, и главам государств и правительств стоило бы собираться почаще до тех пор, пока не начнется процесс стабилизации.

В судьбе СНГ велика роль и ответственность России. Она кровно заинтересована в том, чтобы развиваться в окружении свободных, благополучных, стабильных соседей.

Демократические силы России, Украины, других независимых государств просто обязаны сделать все, чтобы вместо старого тоталитарного режима не возникло много новых, которые вполне могут стать худшими вариантами. Мелкие тирании, как правило, отвратительнее, чем крупные.

Нужны гражданский мир, общественное согласие, готовность объединить усилия хотя бы ради народного самосохранения. Не война всех против всех, хотя бы и "холодная", а согласованность и готовность идти навстречу друг другу. Это решающее условие успеха экономической реформы – перехода к рыночным отношениям. Необходимо развязать инициативу производителя, фермера, предпринимателя, торговца, госпредприятия. Учитывая масштабы госсобственности, отсутствие возможности изменить ситуацию в короткий срок, это особенно важно для госпредприятий.

Правительство реформ получит поддержку жизнеспособных сил общества, если превратит граждан из поденщиков в собственников, работающих на себя. Ничто теперь не в состоянии отменить этот основополагающий тезис: кто владеет и распоряжается богатствами страны, тот и должен определять ее политику. Преодолеть отчуждение человека от собственности – это и значит найти ключ к решению главных проблем России.

Рабочие требуют права распоряжаться конечным продуктом, частью прибылей. Этот вопрос надо решать, чтобы развязать инициативу госпредприятий. Здесь необходим и пакет защитных мер, особенно для малоимущих. При такой последовательности была бы логичной и либерализация цен.

Правда, должен сказать, что вопрос о последовательности и темпах реформ – это вечная тема споров среди реформаторов. Вчера требовали – ускорить реформы; сегодня, когда отпустили тормоза и ситуация приобрела угрожающий характер, говорят, что надо было сделать по-другому. Сперва провести приватизацию, ликвидировать монополизм, создать налоговую систему, стимулирующую производителей. И теперь российское руководство критикуют за то, что оно этого не сделало. И критикуют поделом, ибо оно повторяет ошибки предыдущих правительств.

Но в рассуждениях на эту тему слишком много некомпетентности. Не учитывают: то, что было сделано за шесть лет – причем поначалу в рамках сверхцентрализованного, тоталитарного режима, – это просто невероятно. С другой стороны, ведь и сегодня огромная масса людей выступает против частной собственности. Критикам проще: они могут говорить что угодно. Если ошибутся, скажут: моя задача была – привлечь внимание. А решать – тем, кому положено...

Сейчас нельзя ни останавливаться, ни пятиться назад. Общество должно и способно собрать силы и резервы, чтобы вырваться из порочного круга негодных, устаревших форм жизни. Ему трудно отрешиться от привычной российской веры в начальников и вождей. Кстати, и вожди должны наконец понять эту простую истину и перестать по-царски давать клятвы вывести "слепых" на истинную дорогу счастья. Побольше думать о том, как быстрее создавать предпосылки, которые давали бы человеку возможность реально использовать дарованные перестройкой свободы и права. Общество, надо сказать, все больше понимает, что придется полагаться на собственные силы. На это и была рассчитана перестройка. В этом – один из ее главных, принципиальных замыслов.

Первейший приоритет – сохранить демократические завоевания последних лет. Свобода слова, печати, собраний, свобода совести, разделение властей, выборность должностных лиц – этот прорыв страны в будущее должен быть развит и закреплен. Многие из тех, кто у власти, еще не умеют пользоваться доверенными им правами, нередко плоды демократии, пусть еще незрелые, беззастенчиво присваивают люди без чести и совести. А страдает от этого народ.

Как бы ни было тяжело, надо идти вперед дорогой свободы. Установление диктатуры, о неизбежности и желательности которой говорят и справа и слева, – гибельный путь. Железной рукой можно навести относительный, временный порядок. Иллюзия, будто таким способом можно приучить людей к свободной жизни. А без свободы не видать и достатка.

Я бы хотел ошибиться, но риск хаоса, из которого уже не выбраться демократическим путем, очень высок. Мы должны быть предельно внимательными, чтобы победа демократии не стала победой над здравым смыслом. Чтобы этого не произошло, во всем надо исходить из понимания Содружества как многонационального образования при абсолютном равноправии не только государств, но и живущих в них национальностей, а также всех граждан, независимо от их вероисповедания, традиций, обычаев и происхождения.

Мало просто подтвердить Декларацию прав человека и демократических свобод. При уникальной рас-селенности людей на огромных пространствах, где на протяжении веков перемешивались и пересекались судьбы миллионов семей, где десятки миллионов смешанных браков, проблема открытости границ должна быть проработана особенно тщательно. Вопрос о границах – это вопрос, обращенный и в прошлое, и в будущее. Нельзя эти вопросы решать "кавалерийскими наскоками", а тем более превращать в разменную монету национал-популизма. Нельзя забывать, что почти все европейские войны начинались на почве территориальных споров.

Не менее острой может стать проблема национальных меньшинств. Стремление некоторых новых государств конституироваться как государства национальные может поставить некоренное население этих стран в положение граждан второго сорта, спровоцировать взрывоопасные миграционные процессы. Все это может породить такие "выбросы" супернационализма, на фоне которых политические амбиции и проблемы версальской эпохи покажутся ничтожными и несущественными.

Остро стоит вопрос реформирования и сокращения армии. Это теперь -крупнейшая социальная проблема. Одновременно это проблема политической безопасности на территории всей страны, обладавшей испокон века едиными вооруженными силами.

Очень многое зависит от международных отношений СНГ с внешним миром.

Вхождение новых государств в устоявшуюся структуру международных отношений – процесс всегда непростой, особенно когда речь идет о странах, ослабленных внутренними кризисами. Неоспоримо стремление этих государств стать самостоятельными участниками международной жизни, обладать всеми необходимыми для этого атрибутами, соответствующим статусом. Вместе с тем никому не дано войти дважды в одну и ту же реку: современный мир неузнаваемо изменился, и его определяющей чертой является сегодня тенденция к интеграции, объединению усилий государств.

Возможно ли, чтобы на том геополитическом пространстве, которое составлял Советский Союз, события пошли бы в противоположном направлении? Опасности такого развития нетрудно предвидеть. Речь пойдет уже не просто о распаде бывшей великой державы, а о тяготении отдельных ее частей к различным "полюсам притяжения", о новой перекройке карты мира, о формировании в новой конфигурации той же по сути конфронтационной модели мира, от которой мы с таким трудом отказались.

В решении этой проблемы многое будет зависеть от России, ее способности выстроить новую систему отношений со своими ближайшими соседями, от формирования целостной внешнеполитической стратегии, учитывающей и собственные интересы, и интересы СНГ, всех сопредельных государств и всех партнеров. Это возможно только на базе принципов нового политического мышления и при освоении уже имеющегося опыта его осуществления на практике.

Было бы не просто заблуждением, но непростительной ошибкой, если бы, формулируя нынешнюю и предстоящую внешнюю политику, делали это так, будто до того ничего не было, ничего существенного не произошло, что за последние годы коренным образом не были изменены и условия, и критерии международной деятельности. Российские творцы внешней политики не должны поставить себя в смешное положение изобретателей велосипеда. Это недостойно и опасно для страны.

Понятно также, что этот процесс нуждается во встречном движении со стороны мирового сообщества. Труден будет путь полного переосмысления правил, по которым мир жил до сих пор. Многие лоцманские карты для плавания к новым и подчас неизвестным берегам уже не годятся. На них, случается, целые новые материки не обозначены.

Существует мнение, что мы вступаем в период новой глобальной неустойчивости, идущей вслед за крушением биполярного мира. Однако дело современных политиков – предвидеть и нейтрализовать возможные опасности. Один из путей – создание новой по своим географическим рамкам структуры международной безопасности, включающей Россию, другие государства СНГ, и корректировка собственных концепций национальной безопасности.

Отсюда – важнейшее значение, которое имеет для всего мира процесс мирной трансформации на пространстве бывшего СССР. И сейчас, на решающем ее этапе, нужна определенная синхронизация и поддержка партнеров в критических точках усилий. Ведь в конечном счете – это вклад в общее будущее, вклад в стабильность завтрашнего дня.

Конкретно речь идет и об экстренных мерах, и о долговременных программах. Что-то в последнее время сдвинулось в продовольственной помощи, в поставках крайне необходимых товаров, в кредитах для стабилизации финансов. Не могу, однако, удержаться от того, чтобы не напомнить: на протяжении целого года, если не больше, я убеждал, аргументировал, доказывал своим партнерам по "семерке" и в контактах с представителями других стран необходимость, срочность оказания такой поддержки. Не могу не подчеркнуть, что принципиальный сдвиг в подходе к проблеме мирового значения был достигнут в 1991 году. Но в реализации договоренностей продолжалось топтание на месте – до тех пор пока процессы у нас действительно не начали приобретать опасно хаотический и явно разрушительный характер.

Было упущено драгоценное время. И это тем более обидно, что понимание международного значения грандиозных преобразований в такой стране, как Советский Союз, уже было налицо, проникло не только в широкие круги общественности, но и на высокий государственный уровень.

Конечно, мы сами должны усвоить: настоящая помощь извне придет тогда, когда там окончательно, на фактах убедятся, что мы действительно взялись учиться жить по-новому, иначе говоря – как все в цивилизованном мире. Тем не менее в глобальном балансе интересов сейчас, в данный момент, акцент должен быть сделан на создании наиболее мощными государствами Запада режима наибольшего благоприятствования для возвращения России и других стран СНГ в мировую цивилизацию.

Ни мы, ни Запад не можем упустить открывшийся в результате политики нового мышления шанс. Сегодня время не бухгалтерских расчетов, а стратегических решений.

Я много думаю об этом. И все больше убеждаюсь – оказавшись в новой ситуации, я должен, нравственно обязан сделать все, чтобы помочь успеху того, что было начато в 1985 году. Сдвиги к новым отношениям в Европе и в мире привели в движение большие, ранее замороженные силы. Появились и новые возможности, и новые опасности. Поэтому все должны думать. И не с позиций политиканства – как бы себе урвать побольше в данный смутный момент, а с позиций разумного и ответственного выбора, в конечном счете – в собственных же интересах. Все, кто привержен начавшемуся движению, уже покончившему с "холодной войной", запустившему процесс разоружения, снявшему многие страхи (хотя некоторые считают, что это плохо, – видно, привыкли жить в состоянии испуга), должны и дальше идти избранным путем.

Цивилизация сегодня получает сигналы тревоги отовсюду – из всех "внешних сред", окружающих человека, – не говоря уже о не до конца отключенном сигнале ядерной тревоги. Надо осмыслить – как жить дальше? Если Запад не будет проявлять внимания к Югу, если ситуация там не будет оздоровляться, если не будет видно, что жизнь там улучшается, пусть и не так быстро, возникнет опасный заряд, похлеще ядерной угрозы. А возможность движения к лучшему есть. Возьмите Китай. Можно за что-то критиковать китайцев, но факт остается фактом: миллиард с лишним людей там накормили и одели. Прецедент колоссального масштаба. А если на Юге ситуация взорвется -все взорвется.

Всем этим и должна заняться политика, ориентируясь на XXI век. Я буду делать это в рамках международного Фонда, взявшего девиз "К новой цивилизации".

Когда я смотрю на сегодняшнюю российскую жизнь, меня охватывают противоречивые чувства надежды и тревоги. Тревоги потому, что еще не пройдена нижняя точка кризиса и не забрезжил свет в конце туннеля. Надежды потому, что в этой ситуации люди проявляют удивительное самообладание и терпение. Они надеются выйти на новую дорогу, чтобы достойно войти в двадцать первый век. Буду счастлив, если моя книга поможет в этом поиске. От тоталитаризма к демократии

В последний момент перед изданием книги я решил сделать к ней дополнение – как бы второе послесловие. Наиболее подходящей по теме мне показалась лекция, с которой я выступил 8 марта перед большой аудиторией в Мюнхене во время своего визита в Германию уже в качестве председателя Фонда. Там – мои размышления о сущности перестройки, об объективной логике ее развития, о том, что сделано и что не удалось сделать – и почему. У нас этот текст нигде не публиковался.

XX век подходит к концу. Может быть, исторически он уже завершился. На наших глазах идет формирование политических, экономических, моральных очертаний нового мира. Так или иначе приходит, а может быть, уже пришло время подводить итоги.

Чем же был XX век? Это был век крупнейших, поистине революционных свершений в науке и технике, в производстве и потреблении, в развитии материальной цивилизации. Этот век породил новые формы общественной жизни. Я уверен, что все это наложит отпечаток на дальнейшее развитие мирового сообщества, на жизнь последующих поколений.

Но одновременно с этим XX век оказался и самым жестоким, самым антигуманным веком в летописях человеческой истории. Он был свидетелем чудовищных, не сравнимых с прошлым войн. Противоречащее здравому смыслу и разуму использование достижений человеческой мысли привело к созданию оружия, способного уничтожить цивилизацию, самого человека. Реальностью стал экологический кризис, масштабы которого приобретают взрывоопасный характер.

В XX веке мир оказался расколотым на противостоящие друг другу социально-экономические системы, отношения между которыми с течением времени все больше приобретали конфронтационный характер.

XX век стал веком возникновения и длительного господства небывалых тоталитарных, воистину античеловеческих режимов. Они существовали и в Европе, и в Южной Америке, и в Африке, и в Азии. Как, чем это объяснить?

Глобализация экономических и социальных процессов XX века происходила на фоне и под воздействием ожесточенной борьбы классов и наций, государств и целых континентов, через революции, войны и экономические потрясения. Конфронтационная логика этих процессов и тяжелейшее материальное состояние, в котором оказались десятки, сотни миллионов людей, позволяли манипулировать массами, навязывать им демагогические доктрины. В этих условиях и стало возможным возникновение авторитарных, диктаторских, тоталитарных обществ и режимов. В конечном счете они не могли решить, да и не решили возникавшие проблемы. А выход из создаваемого ими самими тупика искали в насилии над собственным народом или в поиске внешнего врага, в нагнетании напряженности, в развязывании военных конфликтов.

Однако канун третьего тысячелетия христианской эры ознаменовался началом поворота в мировой цивилизации. Один за другим пали диктаторские режимы. Огромные массы людей, причем в большинстве случаев не прибегая к оружию, сумели добиться того, что процессы государственных преобразований пошли мирным, демократическим путем.

Советский Союз, где шесть лет назад началась перестройка, оказался в центре грандиозных перемен конца XX столетия. Это объяснимо, ибо речь шла об огромной стране, раскинувшейся на двух континентах, о стране, в которой произошла великая революция. Но речь шла и об обществе, в котором сформировался тоталитарный режим. И наконец, о государстве, которое превратилось в державу с огромным ядерным потенциалом.

Сейчас я не собираюсь углубляться в нашу сложную, противоречивую, трагическую, беспрецедентную историю. Скажу только, что она была именно такой в силу различных внутренних и внешних обстоятельств. Отмечу здесь лишь одно из них – может быть, при нынешнем нашем разговоре, его направленности, его теме, – главное.

Из опыта всех стран Европы – да и не только Европы – известно: стремление масс к прогрессу не получало должного развития в тех случаях, когда власть, проявившая стремление к диктатуре, не имела демократических противовесов. У нас, в России, гражданское общество до октября 1917 года сформироваться не успело. Существовал царистский режим. И после Октября политическая инициатива безраздельно оказалась в руках партийных структур, изначально склонных к монополизму и диктаторским методам.

Все тоталитарные режимы в чем-то схожи, но каждый имеет свои особенности. Наша система – система сталинизма, а затем постсталинизма -отличалась тем, что была всепроникающей и всеохватывающей. Сверху донизу, по вертикали и горизонтали, она сковала все общество, подавляла любое инакомыслие, используя для этого и репрессивные методы.

Однако правящая верхушка понимала, что нельзя постоянно держать миллионы людей на одном страхе. Отсюда – целая система всеподавляющей демагогии, дезинформации, изоляции общества от внешнего мира, от других стран и народов. В целях сохранения тоталитарного режима безнравственно эксплуатировались высокие идеалы – народности, равенства, справедливости, счастливого будущего для всех. Ложь облекалась в демократические декорации.

У нас была конституция, у нас были выборы, у нас были советы, многочисленные общественные организации и многое другое. Но вся их деятельность так же, как и массовые кампании и движения, от начала до конца направлялась партийными структурами, их постановлениями, их директивами, их решениями и указаниями вождей. В результате общество стало сверхцентрализованным, бюрократизированным. По существу, оно оказалось в стадии окостенения.

В бесправном положении находились не только местные органы, но даже законодательно-исполнительные органы власти республик, государств, как они именовались в конституции.

Отличительной особенностью советской тоталитарной системы было то, что в СССР фактически была полностью ликвидирована частная собственность. Тем самым человек был поставлен в полную материальную зависимость от государства, которое превратилось в монопольного экономического монстра. Господство государственной собственности в той или иной ее форме было полным – ив этом не должно быть никаких заблуждений, в том числе и относительно колхозов: назывались они кооперативными хозяйствами, но на самом деле они действовали в рамках тех же принципов, что и предприятия, находившиеся в государственной собственности.

Все это привело к анемии, к экономической и социальной апатии. Массы народа, отчужденные от собственности, от власти, от самодеятельности и творчества, превращались в пассивных исполнителей приказов сверху. Эти приказы могли носить разный характер: план, решение совета, указание райкома и так далее – это не меняет сути дела. Все определялось сверху, а человеку отводилась роль пассивного винтика в этой страшной машине.

В обществе в такой ситуации были подорваны стимулы к эффективному труду, да и к участию в общественно-политической жизни, стимулы к предприимчивости и инициативе, хозяйственной и другой, глубоко укоренилась уравнительная психология.

Причем – и это правда – недовольство существующим положением в обществе практически было всегда. Вы можете сказать: а в какой стране все всем довольны? Наверное, это так: общество, в котором все всем довольны, обречено на умирание. Но я в данном случае говорю о другом.

Люди не мирились с тоталитарной системой. Люди видели, что живут гораздо хуже, чем могли жить, располагая такими огромными ресурсами, такими огромными возможностями. И все время общество было в ожидании перемен. А это ожидание подкреплялось пропагандой, утверждавшей: вот-вот перемены наступят. Сменялись программы, и каждая из них твердо, надежно, со статистикой, с заключением научных центров доказывала: завтра все будет иначе, завтра все будет лучше. Это тоже сдерживало людей, не давало им пойти на решительные меры.

Такова была ситуация.

Но есть и еще одна правда. Когда ты десятилетия живешь в таком обществе, то возникают определенные стереотипы, привычки, создается своя особая культура (если это можно назвать культурой – может быть, это антикультура), свои правила и даже традиции. Участью общества была боязнь перемен. Для многих стала характерной неприязнь к новым формам жизни, к свободе. И не только в экономической жизни, но и в духовной культуре.

И вот сейчас нас, может быть, больше всего сдерживают эти привычки, эти традиции, которые сложились за долгие десятилетия, когда мы реализовывали сталинскую концепцию организации жизни общества. Иждивенческая психология, суть которой можно свести к двум-трем словам: пусть думают вожди, политики, а мы подождем и посмотрим, что они нам могут дать, – живуча и сегодня. Она сказывается до сих пор. И без учета этой реальности понять нашу ситуацию невозможно.

Словом, сознание необходимости перемен в обществе зрело давно и приобретало самые разные формы. Одной из них было явление, которое получило название диссидентского движения. И его наиболее выдающимся представителем был академик Андрей Сахаров. Читая его оставшиеся без ответа письма бывшим руководителям страны, видишь, насколько точно он определил причины и последствия общего нашего кризиса, насколько разумными были многие его рекомендации.

Ощущение, что не все в системе было благополучно, появлялось, проявлялось после смерти Сталина не раз и в высшем руководстве страны. Предпринимались попытки частичных реформ. Но они ничего не меняли в политической структуре общества, не затрагивали отношений собственности, не затрагивали монополии партии на власть, на духовную жизнь. И поэтому все они оказались обреченными. Нужны были не меры, пусть даже и крупные; нужна была принципиально иная политика, новый политический путь.

"Так больше жить нельзя!" – эта фраза была произнесена в ночь перед мартовским пленумом Центрального Комитета партии 1985 года, который после смерти Черненко должен был избрать нового Генерального секретаря -фактически в наших условиях главу государства. Именно с этого времени, а особенно с апреля 1985 года, начала формироваться и проводиться такая новая политика, начал прокладываться новый политический путь.

Понимали ли те, кто начинал, кто осмелился поднять руку на тоталитарного монстра, что их ждет? Понимали ли они масштаб того, на что они идут?

Поскольку это впрямую и в первую очередь относится ко мне, я скажу: мы хорошо знали существующую систему. Знали ее изнутри. И понимали, что придется пойти далеко и что это будет не просто. Мы это чувствовали уже тогда, с самого начала.

Я хочу сказать, что развитие философии перестройки, политики перестройки прошло через ряд этапов. Это был мучительный и сложный процесс. Приходится ломать себя. Ведь прежде всего перестройка – это революция умов. Все остальное – это вторично.

Все мы были детьми своего времени, сформировались в командно-административной системе, в атмосфере, в которой жило общество. И мы были частью этого общества. Да, делая свой выбор, мы были за перемены, мы были недовольны существовавшими порядками, не хотели мириться с безобразиями, творившимися под прикрытием социалистических лозунгов. И тем не менее на всех наших инициативах и методах действий сказывались привычки, выработанные нашим прошлым опытом. Все приходилось делать с оглядкой на идеологические догмы и на возможную реакцию партии. А как партии следят за своими вождями? За каждым словом!

Однако, повторяю, принципиальный выбор был сделан. На избранном пути были неудачные попытки. Была поначалу и недооценка того, с каким обществом и с каким наследием прошлого мы встретились.

По мере того как силы старого осознавали, что им грозит, стало нарастать сопротивление и в обществе развернулась настоящая ожесточенная схватка. Политическая схватка. И только расширение демократии и утверждение гласности все же позволили нам в самых сложных условиях накапливать, наращивать потенциал демократии и тем самым создавать защитные механизмы для проведения нового политического курса, для перестройки. И делать перемены необратимыми.