Текст книги "Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Михаил Ахманов
Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров

Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров

В нынешние времена только ленивый не пишет про вампиров.

Из статьи репортера В. Разуваева,

опубликованной в еженедельнике

«Кровь нации»

Гадюшник

Это был молодежный клуб – не из самых шикарных, но все же не последняя помойка. Гадюшник средней руки: танцы-обжиманцы, «однорукие бандиты», секс в сортире, выпивка и, конечно, ширево. Когда-то здесь, в солидном здании на Грузинском Валу, [15]15
  Буэно – хорошо (исп.).


[Закрыть]была пельменная, а рядом с ней – почта и книжный магазин. Теперь вот – клуб «Доза». От почты остались крыльцо в три ступеньки и прочные двери, от пельменной – неистребимый запах варева, а от книжного магазина – ничего. Книжный, помнится, назывался «Светоч» или что-то в этом роде… Недолог путь от света к тьме!

Я вылез из «жучка» и расправил плащ, стараясь, чтобы железки под ним не гремели. Было около двенадцати, но светились только окна «Дозы». В жилых домах – ни лучика, ни проблеска, подворотни пусты, да и на улице прохожих не видать – научены горьким опытом и мимо не гуляют. Кроме Влада, затаившегося у мусорных бачков, никого.

Клуб заказал мне депутат Булыга, решивший приподнять свой рейтинг перед выборами. Думаю, окрестные жители всю плешь ему проели. И то сказать: детишек во двор не выпустишь, при школьниках и бабах нужен конвой, да и не всякий крепкий мужик уцелеет в этаком соседстве. Даже в собственной квартире, с решетками на окнах и железной дверью.

Я не спеша направился к ступенькам. Над ними навис козырек со световой рекламой: сочная девица пляшет танец живота. Все мигает, сияет, девка крутит задом и буферами трясет оч-чень завлекательно. И подмигивает, подмигивает! Мол, заходите, вьюноши, я вам еще не то покажу. Покажет, не сомневайтесь! Пасть покажет с дюймовыми клыками.

Влад отлепился от мусорного бака и – бочком, бочком – стал приближаться ко мне. Был он во всеоружии: камера за ухом, другая – на запястье, под курткой и свитером – магнитофоны. Воротник свитера сильно топорщился – наверняка пристроил на шею серебряный обруч. Я ему раз двадцать говорил, что это пустая затея, сплошные суеверия, но Влад непрошибаем. Упрямый осел! Но в прочих отношениях партнер что надо. Конечно, не Забойщик, тут я не нуждаюсь в помощи, но в моем ремесле отчетные документы не менее важны, чем проведенная акция. Все из-за по-по, тварей гнусных и продажных! Отступишь слегка от закона, и прощай, патент.

При дверях стоял мордоворот, не инициант-вторичный, а из прислужников. Голый до пояса, с затейливой татуировкой: на животе – дракон, а вместо башки у змеюки – оскаленный череп. Патлы длинные, глазки мутные, и на шее явственный знак, пара красных точек на сонной артерии.

Он заступил мне дорогу.

– Куда лезешь, козел? Чего тебе надо?

– Догадайся с трех раз, придурок, – ответил я и двинул его в челюсть.

Глазки у парня закатились, он икнул и рухнул на ступени. Столкнув его с крыльца, я приоткрыл дверь, вошел и огляделся. Веселье было в самом разгаре: кто хороводы водит, кто дурью пробавляется, кто пьет и жрет, кто ловит кайф, улегшись под столом. Марши гремят боевые, девки пляшут топлесс, на помостах – стриптизерки у шестов, зелень с подвязок свисает, а пацаны суют еще, чтоб ущипнуть где помясистее. На нас с Владом – ноль внимания.

Влад сопел за спиной.

– Этих видишь? Где они?

Глаз у меня наметанный, нюх отменный.

– Бармен и двое у стойки. Случайная парочка, подкормиться пришли. А справа, у игральных автоматов, – хозяева, тоже наши клиенты. Баба с жетонами, и при ней мужик – тот мордастый хмырь, у занавески… Навар снимает.

– Иницианты?

– Само собой. Первичные нас бы с порога унюхали. – Я прищурился, выбирая удобную позицию. – Ты вот что, партнер… ты забейся в уголок и не дыши. Будь наготове.

– Слушаюсь, сэр. Рад стараться, сэр. Пинта крови за вами, сэр.

Влад исчез. Мордастый торговался с парнем. Уговорил, откинул занавеску и потащил куда-то – надо думать, в интимный кабинет. Нравы здесь простые: если бабок нет, за дурь и жетоны платят натурой. Обычно стакан кровушки за дозу.

Я начал протискиваться в чаще потных тел. Народ тут веселился моложавый, пацаны да девки. Кольца в носу и ушах, пупки проколоты, и болтаются в них всякие фитюльки, зубы и ногти намазаны черным, и в губах да бровях тоже разное понавешано. Головы у кого бритые, у кого с петушиным гребнем либо иным сооружением, татуировки во всех обозримых местах – а их, ввиду летнего времени и скудости одеяний, совсем немало. В своем плаще я, разумеется, выглядел вороном в фазаньей стае, но интерес к моей персоне был невелик. Меня, как обычно, принимали за по-по, сборщика дани.

Протолкавшись к помосту, где извивалась стриптизерка, я ущипнул ее за мягкое. Тоже привилегия по-по – щипать любые задницы и груди.

Девица взвизгнула.

– Слазь, подруга. Хватит бабки сшибать.

Я столкнул ее прямо в лапы пацанов, крутившихся рядом, и залез на помост. Обзор с него был великолепный: бармен, две твари у стойки, крыса с жетонами и пятый хмырь – этот снова появился и стоял сейчас у игрального автомата. Я ощущал эманацию каждого.

Тут бы мне призадуматься!.. Хмырь снова в зале, а парень где?.. Тот парень, которого за занавеску утащили?.. Взяли с него стакан – обязаны выдать жетонами или дурью… Но парня-то нет! Кому его мордастый хмырь оставил? И зачем?.. Мог бы я порассуждать на эту тему, но, как говорится, жадность фраера сгубила: пять клиентов, и все – точно на ладони… Стреляй, не хочу!

И я выстрелил. То есть сначала достал из-под плаща обрез, верный мой «шеффилд» с укороченным стволом, вскинул его на уровень глаз и выпалил.

П-пах! – негромко сказало ружье, и череп бармена разлетелся кровавыми клочьями. П-пах, п-пах! – и твари у стойки рухнули на пол. П-пах! – и баба с жетонами свалилась со стула. П-пах! – и мозги хмыря забрызгали серым месивом игральный автомат. Стрелял я клиентам в голову, точнее, между глаз, чтобы клыки уцелели. Кончать вампиров нужно умеючи, живучесть у них потрясающая, регенерация идет стремительно; бывает, что после многочисленных ранений они способны расправиться с Забойщиком – даже иницианты, не говоря уж о первичных. В голову, только в голову, судари мои! Чтобы мозги полетели фонтаном!

В зале поднялся рев и визг. Веселье кончилось, народ, переворачивая стулья и столы, ринулся к выходу, а пяток держиморд – прямо к моему помосту. Убивать прислужников я права не имел – такие уж законы в нашей демократической державе. Одному я врезал носком под челюсть, другого огрел прикладом, а после распахнул плащ и предъявил оставшейся троице свои игрушки. Были там сюрикены, были метательные ножи, обрезок железной трубы, цепь с шипастым шаром и, разумеется, клинок, добрая японская катана. Это их отрезвило.

Бросая на меня злобные взгляды, охранники попятились к дверям. И правильно сделали: конец пришел их службе. Пять ублюдков валялись мертвыми, публика разбежалась, и лишь запахи и звуки напоминали о былом веселье. Пахло пельменным варевом, потом и спиртным, да музыкальный автомат наигрывал что-то бодрящее. П-пах! Я всадил в него пулю, и музыка смолкла.

Я чувствовал себя победителем. Акция прошла как по маслу – ни лишних трупов, ни больших убытков заведению, даже стекла уцелели. Я мог рассчитывать на премиальные, хотя, сказать по правде, мой наниматель Булыга был скуповат. В пустом зале царили тишь и благодать, у потолка мерно вспыхивали разноцветные огни, и чуть слышно стрекотала камера Влада. Чистая работа! Красота! За окнами уже слышался отдаленный вой сирены – к нам торопились по-по. Сейчас составим протокол, подумал я, приобщим к нему видеозапись и…

Занавеска в дальнем конце помещения отдернулась. Нечто темное, похожее на огромного краба с растопыренными клешнями, взметнулось над полом в стремительном прыжке. Вот и шестой клиент… – мелькнула мысль. За долю секунды я не успел разглядеть лица и пасти чудища, но в этом не было нужды – повидал я их хари и зубы во всех возможных ракурсах. Тварь неслась ко мне со скоростью снаряда, не было времени прицелиться, я выпалил наудачу и, очевидно, промазал. В следующее мгновение страшный удар сбросил меня с помоста, ружье отлетело в сторону, и у горла лязгнули клыки.

Он промахнулся совсем чуть-чуть – клык оцарапал кожу у сонной артерии. Мы ворочались среди обломков мебели: он – сверху, я – снизу. Обрезок трубы впился мне в ребра, ножи и рукоять катаны давили в живот, но этот мой арсенал был бесполезен – ничего не достать, не ухватить! Обеими руками я упирался в челюсть монстра, ощущая, как его когти пронзают плащ и царапают кожу. Он был чудовищно силен – должно быть, только что напился крови. Как объект питания я его не занимал, не кровушки моей ему хотелось – он жаждал прикончить врага. Таков инстинкт у всех первичных, и те, кто может с ним совладать, те самые опасные.

Этот не смог. Глаза у него были обезумевшие, бессмысленные – взгляд зверя, не человека. Впрочем, к роду хомо сапиенс он не относился. В этом разница между преступником и вурдалаком: первый, каким бы он ни был злодеем, все-таки наш собрат, а для второго мы лишь низшее звено пищевой цепочки. Примерно как для нас коровы.

Есть, однако, коровы, и есть бодливые быки. Продолжая упираться в челюсть левой рукой, я на миг ослабил правую и ударил его в скулу браслетом, охватившим запястье. Удар был слаб, но пружина сработала, выпустив под ладонью острое лезвие. Я вонзил его в шею твари, дернул к себе, перерезав горло, и хватка монстра ослабела. Но он не умер, он по-прежнему тянулся ко мне жуткой своей пастью, и рана на шее была как второй рот – огромный, переполненный хлеставшей кровью.

Я перевернул его на спину, оседлал и, наконец, дотянулся до катаны. Секунда – и все было кончено. Голова – отдельно, тело – отдельно… Таких упырей я люблю.

Пошатываясь, я поднялся и стер с лица кровавую жижу. Затем сунул руку в карман, вытащил клещи и выломал верхний правый клык. Два сантиметра… Не самый крупный в моей коллекции, но все же впечатляет. Острый, белый, похожий на отшлифованный кусочек кварца.

– Ты не ранен? – послышался голос за моей спиной.

Я обернулся.

– Все тип-топ. Драку заснял, партнер?

– Разумеется. – Камеры Влада тихо стрекотали. Внезапно он сморщился и с тоской произнес: – Хороша, ведьма! Дает же бог такую красоту проклятым тварям… Или тут дьявол постарался?

Я моргнул. Передо мной, на грязном затоптанном полу, лежала нагая женщина. Маленькие твердые груди с розовыми сосками, тонкий гибкий стан, длинные стройные ноги и – нелепый штрих! – обрубок шеи с торчавшим позвонком. Откатившуюся голову окружал ореол черных волос, с прекрасного лица ушло выражение свирепости, и теперь оно казалось умиротворенным и спокойным. Лоб высокий, глаза карие, губы алые… Верхняя в крови – там, где я выломал клык.

– Где она сейчас? В преисподней? – спросил Влад. – Ты как думаешь, Петр?

Поделиться своим мнением я не успел – с грохотом рухнули входные двери, и в зал ворвалась спецбригада по-по. Не меньше дюжины легавых – все в бронежилетах с высоким воротом, в тонированных шлемах, шипастых наплечниках и с автоматами. За боевой командой шагал старый знакомец комиссар Фурсей из полиции нравов, а с ним чины рангом помельче, шестерки да эксперты. Рожи у всех были кислые: понимали, что заведение накрылось и дохода от этой кормушки больше не предвидится.

– Так-так, – пробурчал Фурсей, окидывая взглядом помещение. – Что мы имеем здесь, коллеги? Восемь трупов, а при них – герр Петер Дойч, наш вершитель правосудия – и, как всегда, в кровище… Чувствую, кто-то расстанется с лицензией!

– Трупов шесть, и это не люди, – уточнил я. – Мои клиенты! Проверяйте, пан комиссар.

Словно подтверждая сказанное, зашевелились два охранника, которых я приласкал ботинком и прикладом. Комиссар мигнул своим бойцам, и те, ухватив мордоворотов за ноги, потащили их улицу. Свидетели как-никак!

Застрекотала камера Влада.

– Прекратить съемку! – гаркнул Фурсей. – Ты кто такой, гнида недобитая?

– Как будто вы не узнаете… Разуваев, репортер газеты «Кровь нации»! – гордо сообщил Влад, выставляя напоказ свой журналистский значок. – Вы бы полегче, комиссар… Закон о свободе прессы еще не отменили.

– В самом деле? – Фурсей поглядел на своих подчиненных, и те кивнули с мрачным видом. – Ну, тогда снимай, журналюга, но с места не сходи. И ты, Забойщик! – Это уже мне. – Мертвяков сюда!

Он харкнул на пол, и бойцы принялись стаскивать к его ногам покойных. Все это было спектаклем, рассчитанным на идиотов. Фурсей знал, что правила мной не нарушены, но, как всякий босс из силового ведомства, хотел продемонстрировать свою власть и крутизну. И оба мы знали кое-что еще: с этой «Дозы» шел откат в полицию, причем немалый. Что благодеяние для местных жителей, то для по-по острый нож… Но с этой проблемой будет разбираться депутат Булыга.

– Документы! Сюда! Быстро!

Фурсей подставил ладонь, и я вложил в нее контракт и свой опознавательный жетон. На жетон он даже не взглянул, впился глазами в контракт, вычитал имя нанимателя и разом присмирел. Булыга – фигура видная, член московского ЗАКСа от партии «Чистые руки», противник Легализации. Такого на арапа не возьмешь!

– Чистоплюй… – буркнул комиссар с явным разочарованием, возвращая мне бумаги. – Ладно! Поглядим, кого ты укокошил, мистер Дойч.

– Исключительно врагов народа, Фурсей-сан, – ответил я.

– Проверим. Если что не так, я тебе матку выверну. И тебе! – Он ткнул пальцем в грудь Влада. – Мое слово – что банковский вексель!

– Свобода прессы!.. – пискнул мой партнер.

– Ма-алчать! Будет тебе свобода и миска баланды в придачу! – Комиссар свирепо оскалился, сделавшись похожим на вампира. – Медэксперт и фотограф здесь? Приступайте! А ты, Петренко, пошарь в карманах у покойничков. Хорошо бы личности выяснить…

Ставлю еврик против деревянного, что троих комиссар уже опознал, хоть были они безголовы. Своих кормильцев не забудешь! Но имелись еще двое у стойки и эта голая красотка из первичных. Ее голову подкатили к обрубку шеи, и медик, взглянув на зубки красавицы, повернулся ко мне и с уважением произнес:

– Первичная! Ловко вы ее успокоили, Дойч… Снести башку одним ударом! Давно я такого не видывал!

Щуплый инспектор – должно быть, Петренко, – обшарил мертвецов, а заодно кассу бармена и столик с жетонами. Главным вещдоком были валюта и рубли, а также снимки уцелевших челюстей – медик разжимал их особым ланцетом, фотограф давил на кнопку, и камера тихо жужжала, увековечивая мои труды. По-по в боевом снаряжении исчезли – должно быть, Фурсей убедился, что персонально ему ничего не грозит. Трое его сотрудников сунулись в коридор за занавеской и притащили мертвого парня – голого и плоского, как выжатый лимон, с отметинами от клыков на шее. Медэксперт его осмотрел, пожал равнодушно плечами и, поглядев на тело обезглавленной вампирши, заявил:

– Обычное дело: он ее трахал, а она сосала кровь. Эта первичная, а остальные пятеро – иницианты. Никаких претензий к Забойщику, комиссар.

– Могу собрать оружие, дон Фурсей? – осведомился я.

– Можешь, ловец божий. – Физиономия комиссара помрачнела. – Собирай барахло, бери своего недоумка и валите отсюда к ядрене фене.

– Сам туда вали, оборотень в погонах, – прошептал Влад, но очень-очень тихо. Что до меня, то пререкаться я не стал, вытер клинок, сунул в ножны и подобрал обрез. Ружье было чистым, как стеклышко, ни запаха дыма, ни нагара в стволе. Чудесная вещица!

Кажется, комиссар тоже так считал.

– Дай-ка сюда! Хочу взглянуть на твою игрушку.

Не люблю расставаться с «шеффилдом», но как откажешь любопытному по-по? Я подчинился.

– Осторожнее, сударь мой. Эта игрушка стоит вашего жалованья за десять лет.

Вообще-то обрез я получил в подарок, но Фурсею знать об этом не обязательно. Ни Фурсею, ни его шестеркам, ни даже Владу. Никому на свете! Мои отношения с Лавкой – мое личное дело. Впрочем, если и рассказать, кто поверит?

Фурсей направил ствол на стойку бара и попытался нажать на спуск. Ничего не получилось.

– Где предохранитель? – Он недоуменно прищурился.

– Нет предохранителя.

– Не заряжено? Какая-то хитрая блокировка?

– Заряжено, и никаких блокировок нет.

Выхватив у него ружье, я послал пулю в игральный автомат. Рявкнуло, будто гром прокатился, полетели клочья пластика, какие-то шестеренки и раскрашенная жесть. «Шеффилд» был разгневан – я отдал его в чужие руки! Ну ничего, отойдет, успокоится…

Я сунул обрез в кобуру под мышкой, посмотрел на рожи Фурсея и ошеломленных помощников и ухмыльнулся.

– Вот так-то, синьоры. Пуля «дум-дум». Когда нужно – разрывная, а в прочих случаях – бронебойная.

– Какого хрена, морочишь меня?! – взъярился Фурсей.

– Нет. Просто у нас, Забойщиков, есть свои маленькие секреты.

Повернувшись, я зашагал к выходу. Влад топал за мной, его камеры по-прежнему жужжали, так как было им что фиксировать. Запись годилась не только для телерепортажа или отчета властям, но и как свидетельство акции – если работодатель захочет с ним ознакомиться. И впереди нас ждал последний, заключительный аккорд.

Улица была полна народа – вероятно, все местные обитатели высыпали из домов. По-по из спецбригады оттеснили их с тротуара, но люди не рвались громить заведение, не швыряли в окна камни: здесь была не агрессивная молодежь, а отцы и матери семейств, бабушки и редкие дедки, дожившие до пенсии. Над толпой стоял гул:

– Кровопийцы проклятые!..

– Гады, чмо безбожное!..

– Вот и нашлась на них управа! Накрыли гадюшник!..

– Булыга-то, наш Сергей Петрович, расщедрился, Забойщика вызвал…

– Это больших денег стоит!..

– Еще бы! Забойщик – это вам не суки из по-по…

– Сволочи они! Все куплены, от постовых до генералов! Нашу кровь продают и дачи строют!..

– Нинку из пятой квартиры помните? Высосали ее…

– И мальца Андреевых, Лешкой звать…

– И Веруню… три годика малышке… Родители как убивались!..

– А наш Сергей Петрович молодец! Другие-то козлы из ЗАКСа пакет гречки дают да кулек сахара…

– Петрович, он народный радетель… Если голосовать, так только за него…

Влад, не сходя с крыльца, вскинул руки и выкрикнул:

– Правильно, братья и сестры, за него! Ну-ка хором: спасибо, Булыга!

Толпа взревела, как стадо жаждущих слонов, дорвавшихся до водопоя:

– Бу-лы-га! Бу-лы-га! Спа-си-бо! Бу-лы-га! Бу-лы-га!

Магнитофоны и камеры впитали народную любовь и благодарность, заполнив ею магнитные диски. Потом раздался щелчок – Влад отключил аппаратуру.

– Хорошие у нас люди, – с довольной улыбкой молвил он. – Сделаешь им на полушку, а радости на целый рубль.

– Ну, за полушку мы бы и пальцем не шевельнули, и за рубль тоже, – откликнулся я.

– Это гипербола. Фигура речи такая, – сказал Влад и полез в машину.

Я вытащил платок, вытер с лица остатки крови, уселся на место водителя, и мы поехали. Сквозь раздавшуюся толпу по улице Грузинский Вал, затем темными пустыми переулками – к Садовому кольцу, затем по Малой Бронной – в Третий Берендяевский проезд… Мой «жучок»-ишачок машинка невеликая, на двух пассажиров, зато с вместительным багажником и мощным мотором; при нужде на ладони развернется и сиганет под сто пятьдесят. Но сейчас я не спешил. Работа сделана, мысль о гонораре греет душу, мышцы расслабились, мерный рокот мотора навевает сон. Покой и умиротворение сердец, как любит говорить дьяк Степан… Было– было, правда, в этой благодати черное пятнышко – вспоминалась мне ведьма, мой шестой и нежданный клиент. Нет-нет да и мелькнет ее лицо на фоне сонных улиц, а как мелькнет, так и в груди защемит. Лоб высокий, глазки карие, губы алые, и верхняя – в крови… Порчу она на меня навести не успела, в этом я не сомневался. С чего бы ее вспоминать?.. Ни с чего, абсолютно ни с чего…

Выбросив ее из головы, я свернул в крохотный дворик и заглушил мотор.

Родные стены

Живу я в подвале. Мудрая предосторожность для Забойщика! Если не хочешь однажды проснуться от звона разбитого оконного стекла, выбирай подвал. Клиенты у нас шустрые, им по стене залезть или с крыши спуститься – что зевнуть. Небоскреб в этом смысле ничем не надежнее пятиэтажной хрущобы. Колька Вырий, закадычный мой дружок, на тридцатом этаже обосновался, и что с того?.. Влезли к нему двое первичных, один на грудь сонному прыгнул, другой руки придержал, чтобы до клинка не дотянулся… И все, нет Кольки! Нет друга моего! Я потом этих упырей нашел и располовинил на уровне брюха, но Николаю пользы уже никакой. А был он отменный специалист! Трудился на магометан, мормонов и на святую нашу церковь, лично на митрополита Евсевия…

Словом, хочешь спать спокойно, ищи подвал без намека на окна и с единственной дверью, укрепленный со всех сторон, как долговременная огневая точка. Разумеется, не в каждом доме такой найдешь; в нынешних коробках подвалы годятся лишь для кошек и крыс. Но особняк в Третьем Берендяевском был старинным, царских времен, прочной постройки: фундамент из натурального камня, стены метровой толщины и отдельный выход в бетонный колодец с лестницей. Проживал тут когда-то купец Синебрюхов, и хранились у него в подвале штофы с водкой, бочки с вином да ненужная мебель. В советскую эпоху, как говорили старожилы, устроили вместо винного склада котельную, а с победой прогресса и центрального отопления подвал оказался забытым и заброшенным лет на сорок. Когда настали коммерческие времена, Гильдия его откупила, разместив здесь разыскную службу. Потом для службы нашлось помещение посолиднее, и я после кое-каких переделок занял подвал.

В сопровождении Влада я спустился в бетонную щель и приложил к пластинке опознаватель. Сработала хитрая электроника, лязгнули запоры, дверь откатилась на чуть-чуть, вспыхнул свет, и мы боком протиснулись в мою обитель. За стальной дверью шел узкий десятиметровый коридор, перекрытый в дальнем конце решеткой; он просматривался и простреливался на всю длину. Решетку я открыл вторым ключом-опознавателем. За нею слева находились кухня и удобства, а справа – жилая комната. Одна, зато большая; кроме массивной мебели (дубовый новодел под старину), хватало метража для верстака, библиотеки, компьютера и моего арсенала.

Я снял плащ, стащил сбрую с оружием, бросил на диван и отправился в ванную. Кровь отмывал долго, тер щеткой руки, шею, грудь, потом переоделся и сунул брюки с рубахой в грязное. Кровь первичных нельзя оставлять на коже – когда сворачивается, жжет словно раскаленный уголь. Занимаясь санобработкой, я слышал, как Влад возится у компьютера, подключает к нему свои камеры и стучит по клавишам, набирая адрес Булыги. Компьютер у меня всегда включен, чтобы потенциальные заказчики могли со мной связаться в любое время дня и ночи. Бывает, помощь нужна так срочно, что не успеешь прыгнуть в штаны и натянуть ботинки. Бывает, бывает! Это, разумеется, гипербола – фигура речи, по словам начитанного Влада, – все же голым и босым я на дело не хожу. Хотя, если вспомнить детсад «Василек» и школу номер сто двенадцать…

Когда я вернулся в комнату, мой компаньон уже переслал Булыге видеорапорт и просматривал на мониторе самые яркие эпизоды минувшей схватки. Вдохновлялся, значит! Можно было не сомневаться, что через несколько дней появится в еженедельнике «Кровь нации» сенсационный репортаж нашего собкора Влада Разуваева… Свеженький, прямо с линии фронта! И будет рассказано в нем о герое, – конечно, безымянном, – очистившем Грузинский Вал от богомерзкой нечисти. Эти труды моего компаньона я тоже ценю, но все же главная его обязанность – служить наводчиком и регистратором. Реклама сейчас мне не требуется; кому я нужен, тот меня найдет. Адрес Гильдии тоже всем известен.

Влад оторвался от экрана.

– Удачно все закончилось, не так ли? И Фурсей не слишком наезжал… Пойдем ко мне, Петро, отметим?

Как всякий человек искусства, а особенно – литератор, выпить Влад горазд. Он утверждает, что наша действительность столь мерзка, что глядеть на нее трезвым взором невозможно и даже губительно для разума. Нужен смягчающий демпфер между реальностью и сознанием, иначе рискуешь стать дебилом или, забившись в нору вроде моего подвала, кататься от стены к стене и сутками выть от ужаса. В чем-то он прав – нынче жизнь в России тяжела, ибо кровопийцам в ней раздолье. И в Питере раздолье, и в Москве, и в прочих городах и весях… Иногда мне кажется, что та частица нашего общества, которая призвана править, охранять, лечить, учить, воспитывать, вконец обезумела и в умопомрачении своем продает людей оптом и в розницу кровавым маньякам, что народились в наших палестинах и понаехали в Россию со всех концов Земли. И что же нас ждет? Что будет, когда врачи продадут пациентов, учителя – учеников, генералы – солдат, а власти – остальных сограждан?.. Надо думать, вампиры примутся за министров и генералов, медиков и педагогов, за полицейских, прокуроров, таможенников и чиновников. И придет конец моей карьере… Пусть я с голоду сдохну, но пальцем ради них не шевельну!

– А не махнуть ли нам куда-нибудь, раз дело сделано? – предложил Влад. – Девчонок возьмем – и в Египет… Или в Турцию… Июнь – самое время для отдыха: еще не жарко, а море теплое.

Я пожал плечами.

– Какая радость в этих Египтах да Турциях? Бывал я там, бывал… Упырей тьма. Особенно среди баб, что туда наезжают.

– Тогда давай ко мне. Коньяк имеется отменный, – интимным шепотом сообщил Влад. – «Греми», из старых запасов… по пять капель на душу… чтобы сон был крепче…

– Идиот! Только крепкого сна мне не хватает, – буркнул я. – Забыл, кто у тебя в приятелях?

– Как же, помню, – с разочарованным вздохом молвил Влад. – Помню, что спишь ты вполглаза и три часа в сутки, что яйца у тебя железные, печень как у носорога и в алкоголе потребности нет. – Он снова вздохнул. – Все пьют, а ты не потребляешь… Странно! Тем более при твоих-то занятиях! Временами, Петр, я сомневаюсь, русский ли ты человек.

– Если судить по фамилии и трезвому образу жизни, то нет, – ответил я и погнал его из своей берлоги. Домой ему недолго добираться – живет он в том же синебрюховском особняке, второй этаж, четвертая квартира.

Я запер дверь и решетку, отправил отчет в Гильдию и принялся копаться в арсенале, укладывая ножи к ножам, сюрикены к сюрикенам, кистень с трубой – к прочим полезным вещицам. Под арсенал я приспособил сейф, подарок Вертикального банка, коему были оказаны важные услуги года четыре назад. Вместе с холодным оружием в нем хранятся огнемет с запасными баллонами, мощная взрывчатка, контейнеры с фосфором и напалмом и фляга со святой водой. Осиновых кольев я не держу, равно как и огнестрельного оружия, кроме моего обреза. Но для него – почетное место в стойке у дивана, и там же хранится клинок. Оружие должно быть под рукой.

Рассматривая свои сокровища, мирно почивавшие в стальном шкафу, я покосился на «шеффилд» и ощутил в который раз дрожь в коленках и холодок, стекающий вдоль позвоночника. Немногое может меня удивить – или, скажем прямо, напугать; тот, кто сражается с нелюдью, привычен к разнообразным коллизиям и таким сюжетам, какие не приснятся в страшном сне. Однако загадочное, таинственное, необъяснимое внушает мне ту же боязнь, тот же иррациональный ужас, что и рядовому обывателю. Что поделать, такова людская природа! Боимся ли мы чудовищ, их клыков и сверхчеловеческой силы? Да, разумеется. Но еще больше боимся того, что не в силах понять… Вот, например: где патроны к моему обрезу? Нет их в сейфе-арсенале, нет в письменном столе под компьютером, и на книжных полках я их тоже не прячу… А ведь патроны к «шеффилду», с коим охотятся на слонов, штука заметная! Пуля «дум-дум» толщиной с палец и весом двадцать граммов… Но нет ни пуль, ни гильз, ни пороха, ни готовых к употреблению патронов. Обрез, однако, стреляет!

Я затворил тяжелую дверь арсенала и отправился на кухню. Выпил чая, сжевал бутерброд с ветчиной. Подумал, съел еще один, с сыром. Три часа ночи, но спать не хотелось. Сплю я чутко и недолго, такая уж у меня конституция. Скорее всего, я мутант и в другое время был бы обезглавлен светской властью или сожжен инквизицией. Но в нынешнюю эпоху подобные мне уроды – надежда человечества, и инквизиция – то бишь церковники – очень меня уважают. И православные уважают, и католики, и мусульмане, и иудеи. Ибо вампиру без разницы, к какой конфессии принадлежит обед.

Вспомнив про свою добычу, я нашарил в кармане плаща выбитый у вампирши клык и подошел к верстаку. Для обработки таких раритетов есть у меня сверлильный станочек, очень компактный, немецкого производства и с алмазными сверлами. Я проделал в клыке аккуратную дырочку и добавил его к ожерелью из таких же памятных вещиц. Тридцать семь клыков, взятых у первичных… Инициантов я не считаю, но думаю, что их перевалило за три сотни.

Откуда они взялись, эти проклятые твари, терзающие род людской не первую тысячу лет? Предположений несколько, и все они изложены в ученых и богословских трудах, которые я собираю с терпением и усердием. Согласно святому Юлиану и прочим отцам церкви, вампиры – отродья Сатаны, посланные людям в наказание. Кто придумал нам такую кару, дьявол или милосердный наш Господь, о том церковники умалчивают, хотя в писаниях муфтия Багдадского Омара, недавно переведенных на русский, есть кое-какие намеки. Человек грешен, утверждает муфтий, и Бог, дабы напомнить ему о расплате в день Страшного суда, посылает всякие беды и неустроения. В прошлом наше нечестивое племя так допекло Господа, что он решил извести людей под корень с помощью Всемирного потопа. Кто-то, однако, выжил, и Бог, как говорится в древних иудейских фолиантах, дал зарок не устраивать больше глобальных санаций и мирового геноцида. Что не исключает мелких кар, землетрясений и локальных наводнений, голода, болезней и кровожадной саранчи – то бишь сатанинских ублюдков.

Об этих мнениях святого Юлиана и муфтия Багдадского я толковал не раз с отцом Варфоломеем и дьяком Степаном, но они меня не убедили. Очень уж это жидковато! Если б вампиры явились из адских бездн, я бы согласился со святым и муфтием, но ведь известно – с полной научной достоверностью! – что происходят они от людей, и хоть не с каждым, но со многими такая трансформация может приключиться. Опять же нет объяснений двум вампирским разновидностям. Есть первичные, то есть перешедшие в стадию вампира самопроизвольно, и они-то самые сильные, злобные и опасные. Они способны инициировать вторичных, высасывая часть их крови и давая взамен напиться своей – что происходит по взаимному согласию и часто в процессе полового акта. Все эти тонкости и детали опущены в богословских книгах, а потому им веры нет.

Рихард Шпеер, генетик, доктор медицины и нобелевский лауреат, считает вампиризм болезнью, чем-то вроде запрограммированной в генах склонности к СПИДу, диабету или однополой любви. Другой специалист, тоже из нобелевских гениев – сексопатолог Андре Маньяна, – уверен, что вампиризм, в основе своей, психический недуг, высшая степень садизма и сексуальной истерии. Я бы им поверил, однако сомневаюсь, что ученые мужи имели дело с настоящими вампирами и ставили на них эксперименты. Как бы не так, судари мои! Не дожить бы им до премий и всемирной славы! С упырями шутки плохи.