Текст книги "Группа особого назначения"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Свято-Петров монастырь принадлежал патриархии. Из патриаршей канцелярии два раза приезжали с проверкой. У настоятеля была своя точка зрения относительно православия, сановные канцеляристы вначале с опаской, а потом с неподдельным интересом слушали немного развязного настоятеля.

– В советские годы мы не были атеистами, – проникновенно, никому не подражая и ни у кого не перенимая мыслей, говорил главный монах, – не жили без веры, как сейчас утверждают многие священники, особенно с нашей, православной стороны. Без веры жить нельзя, и мы верили в коммунизм, подсознательно пытаясь разглядеть за этим понятием что-то божественное. Теперь оказалось, что коммунизма нет и быть не может. Как следствие, из наших душ ушло что-то божественное. На какое-то время мы остались без веры, а душа без нее – ничто. Мы превратились из людей в неких бездушных монстров, что сразу сказалось на обществе в целом и на каждом в отдельности. Поэтому мы кинулись в храмы; священники, радуясь, получили паству и тут же вылезли наружу.

Очень опасный монах, решили патриаршие канцеляристы. Он просто пах крамолой.

Однако обитель понравилась богатым подворьем, умело ведет хозяйство отставной силовик. И… чем-то подкупил он канцеляристов, своей прямотой, смелостью суждений, верой в то, о чем думает и говорит. Но тут они проявили узость мышления, так как не знали, о чем действительно думает настоятель монастыря, в миру – Сергей Марковцев.

* * *

Время на часах – 19.15. Скоро в «Новостях» должна прозвучать информация, которую ждал Сергей Марковцев. С одной стороны, ему было все равно – говорит ли правду его маленький пленник или лжет. Но так или иначе положение дела с Виктором Толкушкиным оставалось очень серьезным, но интересным – две составляющих риска. И чем больше будет знать Марк, тем скорее разрешится целый ворох проблем, так неожиданно свалившийся ему на голову.

На семьдесят пять процентов он был уверен, что мальчик обманывает, на самом деле у него есть не только дом, но и родители, куча родственников, толпа приятелей-одноклассников, две или три маленькие воздыхательницы, – мальчишка он красивый: белокурый, синеглазый. И как не забеспокоиться родителям, когда пропало такое сокровище? Стало быть, его уже ищут.

На секунду Марковцев задумался. Затем быстро поднялся. По его приказу через две минуты перед ним предстал пленник: по-прежнему бледный, но не сломленный. Настоящий мужик, невольно одобрил Марк. Ему всегда нравились люди с твердым характером, независимо от того, враги они или друзья.

– Садись, – Сергей гостеприимно подвинул мальчику стул. – Сейчас мы посмотрим с тобой телевизор. Не хочешь раздеться?

Санька сел, но куртку не снял. На экран телевизора демонстративно не смотрел. У него свое кино в камере на нижнем этаже. Крыс-то не очень много, но на-аглые. Смело ходят по камере, не боятся. И Санька не очень испугался. Он просто не обращал на них никакого внимания. Вспоминал мать, Таню, Николая, часто думал о Витьке. Как все быстро произошло! Ведь только что перед ним был живой человек, и вот раз – и нет его.

Страх прошел, а вот неприятное чувство, наверное, останется в нем навсегда. Для себя Санька вывел собственную формулу страха: это боязнь и жуть. Без жути нет настоящего страха, так же как и без боязни. Боязно – еще не страшно. Потом он понял, что неприятное чувство, связанное со смертью друга, скорее не неприятное, а жуткое. Или какая-то смесь. У него много было времени, чтобы посидеть и пофилософствовать, хотя он и не понимал, что занимается чем-то сверхсерьезным. И постоянно терзался воспоминаниями, гоня от себя страшную картину кончины друга, его мертвые полуоткрытые глаза и кровь, брызнувшую из раны. И еще эта прилипчивая фраза: раз – и нет его.

А убийцы виделись ему неодушевленными, словно они сошли с экрана телевизора. Какие-то они плоские были в его воображении, но так быстро поворачиваются, что кажутся объемными, как в видеоигре.

Санька невольно посмотрел на телевизор, боковым зрением уловив жест хозяина. Монотонный голос с экрана назвал Санькину фамилию, имя, а до этого сказал: «Пропал мальчик» – как в мультике про почтальона Печкина.

И вдруг Санька увидел… себя? Да нет, это не он. Хотя… Вон он, значок с «беркутом», у него на груди; куртка такая же, шапка. Но как-то глупо он улыбается, почему-то схватился за подбородок, словно небрит. Эх, чуть бы покрупнее показали, он бы сразу определил.

Коля…

Это Коля дает ему знать, что помнит о нем.

«Мальчик был одет… в этой одежде он ушел и не вернулся… фотография сделана за неделю… просьба сообщить… большое вознаграждение… родители…»

Санька уткнулся лицом в ладони. Нет, он не плакал, он прятал свои горящие глаза. А этот проницательный человек мог многое прочесть в них.

Марковцев рассчитывал именно на такой результат, он понял состояние мальчика, угнетающая действительность, «плохие дяди» и – где-то рядом близкие ему люди, которые встревожены, ищут его. И еще неизвестно, у кого сердце болело больше – у них или у самого мальчика.

Сергей громко рассмеялся:

– Ну вот ты и попался, маленький врун! Теперь мне есть куда позвонить и поговорить с твоими родителями.

«Давай, – думал Санька. – Коля тебя уже заждался».

Сергей увидел все, что хотел. Теперь предстояло серьезно обдумать дальнейшие шаги.

– Вот и все, мой маленький друг, – сказал он. – Вечерняя сказка для малышей окончена. Ступай в свою комнату, там тебя ждут твои мохнатые игрушки.

* * *

Еще долго Марк мерил шагами то свою комнату, то полутемный коридор монастыря, изредка бросая взгляды на часы. Он думал, стоит ли сообщать о заложнике своему компаньону.

«Если бы не предательство Виктора Толкушкина…» – в который раз пришли мысли. И так же ушли.

Думать можно до конца своих дней, а решение принимать нужно сейчас.

Ну, подстегнул себя Марк, давай.

Он вернулся в свою комнату и, накинув поверх спортивного костюма пуховик, вышел на мороз.

Десять километров по промерзшей грунтовке, и он сделает очередной телефонный звонок. Ему ответит голос с кавказским акцентом и на предложение срочно встретиться ответит утвердительно. Только утвердительно. Ваха Бараев от подобных сделок еще ни разу не отказался. Это его работа.

«И моя тоже». – Сергей завел двигатель и, включив дальний свет, выехал со двора.

Глава десятая

32

Рутинная работа по дополнительному осмотру места происшествия заняла немного времени. Практически Аксенов только прослушал обстоятельный доклад своего помощника. Теперь предстояло ознакомиться с материалами первоначального осмотра, проведенного следственной группой капитана милиции Бочарова, прочитать кипу протоколов, ознакомиться с показаниями соседей и прочее, прочее.

Капитан передал следователю прокуратуры полуобгоревший фотоальбом – одну из немногих вещей, которая так или иначе заинтересовала его. Вчера Бочаров успел побеседовать с родителями погибшей. Их ответы почти полностью совпали с показаниями Радеева. Дочь позвонила им, сказав, что надолго уезжает. Нет, они не обеспокоились, она и раньше уезжала: в Москву за товаром, часто ездила отдыхать за границу, два или три раза была на Кипре. Дочь самостоятельная. Несколько отдалилась от них, перестала родниться, но такова уж теперешняя жизнь. В последний раз она звонила им неделю назад, сказала, что отдыхает в Афинах, скоро приедет. Голос у Елены был усталый, да и связь плохая, успели обменяться только несколькими фразами. А родители звонили ей буквально вчера, выслушав ее голос по автоответчику. Какое сообщение оставили? Родители, мол, звонят, что же еще…

Теперь самому Аксенову предстояло побеседовать с родителями погибшей. И задать вопрос про ее знакомого Виктора.

Кавлис постоянно находился рядом. Что-то неприятное шевельнулось в Аксенове: как телохранитель. Неужели так чувствуют себя те, кто вверяет свою жизнь охранникам? В нем сразу зародилась обеспокоенность, появилась неуверенность в себе, ожидание… «Да, не сладко приходится важным персонам», – подумал следователь. Не хотел бы он оказаться на их месте. А может, они быстро свыкаются с такими ощущениями? «Не знаю, я бы не свыкся».

Так или иначе, но двоюродный брат стал действовать ему на нервы, Дмитрий не мог сосредоточиться на простых мыслях. Сейчас Николай сидел в его кабинете. В отсутствие Прокопца занял место помощника.

– Коля, как ты думаешь, – спросил следователь, – мне что-нибудь угрожает?

Кавлис оторвался от полуобгоревшего фотоальбома Окладниковой и удивленно посмотрел на брата.

– В каком смысле?

– Ты был когда-нибудь телохранителем?

– Нет.

– Я так и понял. У тебя это получается непрофессионально. Я видел, как работают профессиональные телохранители. Один раз возле банка остановился громадный лимузин. Спереди и сзади него взвизгнули тормозами джипы с мигалками. Из них вывалились… – следователь тщетно подыскивал определение. – Даже и не знаю, как их назвать. Одним словом, вывалились. Мне-то ничего не угрожало, но, честное слово, стало не по себе, когда они провожали своего босса в банк. А он словно и не замечал их, спокойно думая о своем, даже как-то рассеянно шагая к дверям банка. Понимаешь, о чем я хочу сказать?

– Понимаю, – отозвался Кавлис. И пояснил: – Это все видимость. Тебя они напугали, клиентам банка стало нехорошо. Но снайперу на крыше эта суета до лампочки.

– Да, здорово ты понял, – вздохнул Аксенов. – Я просто удивляюсь твоей сообразительности. Ты закончил разглядывать альбом?

– А что?

– Дай его мне, – потребовал следователь. Изображая нетерпение, он пощелкал пальцами.

– Одну минутку. Я нашел одну интересную фотографию.

– Знаешь, Коля, мне лавры триумфатора ни к чему, и ты всю свою жизнь от них отказывался. Но, честное слово, я бы первым хотел обратить внимание на одну интересную фотографию. Дай сюда альбом.

Кавлис вынул из него один снимок и передал альбом брату.

Аксенов даже не взглянул в него. Он сердито стал рыться в бумагах дела.

– Очень четкий снимок, – через какое-то время сообщил Николай. – На удостоверении Виктора отчетливо просматриваются три золотистые буквы. Ниже – то ли «Щит», то ли… Не разберу.

У Аксенова не получилось выйти из-за стола спокойно: опрокинув стул, он мгновенно оказался за спиной брата.

* * *

В тот день было очень жарко. Июль. Бетонные коробки домов раскалились до предела. Редкий случай, но корейский кондиционер в квартире Елены вышел из строя. Животворный микроклимат в ее комнате, который благоприятно влиял на организм, сменился духотой. Пришлось открыть балконную дверь. Квартира тотчас наполнилась уличными звуками, снизу донесся запах пыли и выхлопных газов. Такие запахи особенно остро ощущаются человеком в период болезни, ранней весной, когда организм подвержен авитаминозу. Человек с глубокого похмелья порой не различает других запахов, вся атмосфера кажется ему зараженной.

Они обедали вдвоем. Виктор снял легкую рубашку с коротким рукавом, повесив ее на спинку стула. На пол упала пачка сигарет и удостоверение. Он поднял их и положил на стол.

Он был крепким парнем. При малейшем движении под кожей перекатывались мускулы.

У Елены сложилось впечатление, что сейчас Виктор должен ступить на подиум, где, как лучшему атлету, ему вручат кубок.

– Не двигайся! – предупредила она.

Взгляд девушки метнулся к серванту с хрусталем. Она сняла со стеклянной полки высокую цветочницу, действительно походившую на кубок, и вручила Виктору.

– Улыбочка! – Она смотрела на него в видоискатель камеры «Кодак». – Ну, Витя!

Толкушкин дурашливо наморщил нос.

– Так?

– Нет. Просто скажи букву «ы».

– Ы.

– Витя! Я не успела. Затяни.

Толкушкин, забавляясь, затянул: «Ой, мороз-мороз».

Девушка бессильно засмеялась. Топнув ногой, наигранно закапризничала. Наконец парень удовлетворил ее просьбу, и она сделала хороший снимок. В кадр попала пачка сигарет; поверх нее – удостоверение.

Жаль, что Виктору только изредка удавалось остаться у девушки на ночь. Она понимала его – работа, отряд спецназначения. И он запретил ей кому бы то ни было называть его фамилию. Такая полулегальная жизнь ее не устраивала, они словно прятались от всех, занимались любовью, опасаясь, что за ними наблюдают.

И все это закончилось в один момент, когда однажды она не увидела на лице любимого человека привычной улыбки, глаза его смотрели настороженно.

– Сядь, Лена. Сегодня я просто обязан рассказать тебе, кто я на самом деле.

Поначалу девушка растерялась, но постепенно ее растерянность перешла в испуг.

Виктор положил перед ней удостоверение, которое она не раз держала в руках, смеясь над фотографией, где Виктор был запечатлен, как она выразилась, «в скверном расположении духа». Такое же дурное настроение полностью овладело и ей. Еще ничего не понимая, но ожидая объяснений, она тронула пальцем золотистый оттиск трех букв: ГРУ. Даже непосвященный мгновенно разберется с этой аббревиатурой. Но то была не аббревиатура. Эти буквы имели продолжение и сплетались в довольно простое, но рокочуще звучащее слово…

* * *

– Черт возьми, – проговорил Аксенов, поднося снимок к лицу. – Глазам не верю. Так вот что за птицу ты нашел в подвале. – Внезапно лицо следователя стало каменным. – Да, Коля, ты оказался прав, Саньке действительно угрожает серьезная опасность. И мне. И тебе.

– Объясни, что случилось, – терпеливо попросил Кавлис.

– Дело в том, Коля, что все три убийства и похищение мальчика, насколько я правильно разобрался в ситуации, совершены небезызвестной силовой структурой под названием «Группа «Щит». Слышал что-нибудь о ней?

– Нет.

– Так я тебя просвещу на этот счет, – невесело усмехнулся Аксенов. – Три более мелкие буквы внизу удостоверения ты разобрал правильно: «щит». А вот от слова «группа» осталось только три: ГРУ. Тут, на мой взгляд, расчета нет, однако с этими тремя буквами удостоверение смотрится весьма грозно.

– Что это за организация? – спросил Кавлис. – Легальная?

– Ты мне не поверишь. – Аксенов, вернувшись за свой стол, нервными пальцами размял сигарету. – Однажды я делал запрос в Министерство внутренних дел по поводу деятельности агентов «Группы «Щит» в нашем городе. Они требовали от прокуратуры доступ к материалам одного дела, которое я расследовал. Ответ из Москвы пришел на удивление оперативно. Согласно приказу министра внутренних дел России за номером 214-РММ от 23 июля 1995 года – как сейчас помню, – утверждалось создание подразделения «Группа «Щит». Мне рекомендовали содействие агентам этой организации.

Аксенов остановил движение Кавлиса жестом руки.

– Погоди, Коля, мне нужно срочно связаться с Москвой. – Следователь достал с полки книжного шкафа ежедневник за 1996 год и долго искал нужную ему информацию. Он был чрезвычайно сосредоточен. Его настроение тотчас передалось Кавлису, хотя он и так чувствовал себя скверно.

Аксенов набрал московский номер телефона, положил перед собой фотографию агента «Группы «Щит», которого знал только по имени.

На звонок долго не отвечали, за это время следователь успел сказать Кавлису:

– Человек, которому я звоню, возглавлял следственную группу по делу «Щита».

– Значит, все-таки криминал?

– Тихо, – Аксенов выставил ладонь. – Николай Николаевич? Добрый день. Аксенов Дмитрий Иванович из прокуратуры Новограда. Не вспомнили?

У следователя московского РУОПа Николая Баженова была отличная память. Однако в этот раз он попросил собеседника напомнить о себе более конкретно. И тут же пожалел об этом, потому что вспомнил молодого следователя по особо важным делам городской прокуратуры. В 1996 году он лично приезжал в Новоград, чтобы побеседовать с Аксеновым, тогда его интересовали контакты следователя с агентами «Группы «Щит».

Несколько неумело реабилитируясь, Баженов перебил следователя на полуслове:

– Ну как же не помнить, Дмитрий Иванович? Даже вкус вашей «Новоградской» водки отлично помню. Честно говоря, не ожидал от вас звонка. Слушаю вас.

Баженов знаком отпустил нарочного из районного отделения милиции, принесшего в управление важный для полковника материал. Прикрыв трубку ладонью, бросил ему вслед:

– Посиди в коридоре. Я позову тебя. – Когда за офицером закрылась дверь, продолжил разговор с Новоградом. – Да, я слушаю, Дмитрий Иванович.

Баженову было сорок два года, небольшого роста, крепкого телосложения. Когда учился в школе, всегда носил длинные волосы, сейчас от них мало что осталось. Он всегда выглядел безупречно: свежие рубашки, хорошо отутюженные брюки; тщательно ухаживал за своими усами цвета пшеницы, любил запах хорошего одеколона. Стереотип российского сыщика бледен, почти неосязаем, однако Баженов выглядел именно следователем. Может быть, его выдавал прозорливый взгляд, высокий лоб, непринужденная и спокойная манера вести разговор.

– Николай Николаевич, вас все еще интересует информация по делу «Группы «Щит»?

Да, полковника РУОПа эта информация интересовала. Два месяца назад, несмотря на то, что многие члены криминальной группировки «Щит» были осуждены на различные сроки, прокурор страны под нажимом президента России своим приказом вернул дело на доследование. В нем осталось много белых пятнышек и два больших: равно как и руководитель преступной группировки, следствию не были известны имена так называемой группы особого резерва – боевая единица этой криминальной организации, занимающаяся заказными убийствами и похищением людей. А дело пытались закрыть только по одному предположению, подкинутому сверху: руководителя как такового не существовало вообще. Была только правящая группа лиц, куда входили высокопоставленные чиновники. Но их голов наказание не коснулось, они сдали удостоверения, оружие и документы, подтверждающие ношение огнестрельного оружия и его применение. Как правило, разоблачения такого рода носят довольно скандальный характер, а тут еще их связь с криминальными элементами (или даже непосредственное руководство) порочила целые государственные ведомства.

Одним словом, избегая черных пятен, их хотели заменить на белые и дело закрыть, ограничившись судом над рядовыми членами «Группы «Щит». Но неожиданно грянул гром: полковник Зарецкий со своей следственной группой вышел на руководителя отряда особого резерва «Щита» Усманова и его боевиков. При проведении силового акта группа Усманова была уничтожена. На базе боевиков были найдены неопровержимые улики, доказывающие их противоправные действия. В частности, оружие, из которого были убиты несколько человек.

Но не всех бандитов сумел обезвредить Зарецкий. Буквально на следующий день он был убит возле подъезда своего дома. Чьих рук это дело, было ясно как день. Но главное, несмотря на трагический исход, был обезврежен руководитель резервной группы «Щита» Усманов.

Так думали год назад. Но вот сейчас вскрылись новые детали, инициатором которых выступило ФАПСИ. Следственная группа агентства правительственной связи доказала, что Усманов и его коллеги по работе никоим образом не могли совершить преступления, в которых их обвиняли. Тяжелая, долгая работа, на которую ушло почти двенадцать месяцев. Их старания четко доказывали, что в деле Усманова присутствовала жесткая провокация, инициатором которой мог выступить только один человек: полковник милиции Леонид Зарецкий. Стало быть, «резервисты» продолжали существовать. То есть могли продолжить свою преступную деятельность, воодушевленные безнаказанностью. И рядовые члены этой боевой единицы (по непроверенным данным, количество боевиков составляло восемь человек), и их руководитель представляли серьезную опасность.

– Да, такая информация меня очень интересует, – ответил Баженов, акцентировав слово «очень». – У вас дополнения или вскрылось что-то новое по этому делу?

– По пустякам я бы вас тревожить не стал. Новое, Николай Николаевич. В настоящий момент я веду дело, которое насчитывает три трупа. У меня есть все основания предполагать, что один из них – член «Щита». Также я допускаю, что его убийцы – бывшие агенты этой организации.

– Когда произошли убийства? – осведомился Баженов, делая пометки в перекидном календаре. Если бы следователь не отослал нарочного в коридор, тот наверняка бы отметил тень беспокойства на лице полковника.

– Позавчера. Трупы обнаружили только на следующий день.

Баженов задумался, помрачнев еще больше. Дела, которые возвращают на доследование, почти всегда носят определение «висяк». Очень трудно спустя довольно продолжительное время, в который раз перечитывая материалы дела, выжать из них что-то полезное. По сути, это тропа, причем хорошо утоптанная. Редко бывает, когда с грязной обочины на тропу вдруг выходит некто грузный и оставляет хорошо видимые отпечатки. Сейчас же реально существовал «некто», следов он не оставил, но, образно говоря, над тропой все еще витала его недавняя тяжелая поступь. Может быть, в этот раз полковнику повезет, и он сумеет выйти на след группы профессиональных убийц.

Баженову предстояло доложить о разговоре с Аксеновым руководству, согласовать вопрос о командировке в Новоград, а также потребовать от следователя прокуратуры официального сообщения на свое имя или на имя руководителя московского РУОПа (обычно это телефонограмма). Однако в таком деле Баженов решил исключить всех «посредников», включая и операторов. Он продиктовал Аксенову номер личного факса.

– Дмитрий Иванович, сбросьте мне ваше интересное сообщение как можно быстрее. – И, может быть, преждевременно благодушно произнес: – Ваш спиртзавод по-прежнему выпускает качественную водку?

– Можно подолгу смаковать ее во рту, – доходчиво объяснил Аксенов.

– Так я надеюсь на угощение, Дмитрий Иванович. Ждите в гости. Завтра не обещаю, но послезавтра буду у вас.

Сурово, подумал Аксенов. Очень сурово. Вот тебе и Санька… Похоже, малец поможет поставить в этом деле последнюю точку. Но вот какова цена… Зацепок пока маловато: явная охота на агента «Щита», его труп, труп подруги, орудия убийства, одно из которых оказалось весьма любопытным: шнур от куртки. Сейчас работают в этом направлении штатные эксперты-товароведы Российского федерального центра судебной экспертизы МЮ РФ (Москва, Кропоткинская набережная, 15), куда срочно отправили шнур от куртки, пытаются определить модель одежды. Следствие только в начале пути, и не с такими уликами выходили на след преступников, но главное – это мальчик. Он сейчас в руках членов, без преувеличения сказано, таинственной и очень мощной криминальной группировки. Собственно, поиски Саньки напрямую выводят на «групповцев».

Но в следственных делах Аксенов не привык хлопать себя по бедрам, закатывать глаза от бесконечной и нудной рутины. На то он и следователь. В свои неполных тридцать два года столько листов бумаги исписал – десяток романистов позавидует; столько версий выдвинул – самому порой страшно. И столько преступлений раскрыл – самому не верится. Это сейчас. Но каждый раз, заводя новое уголовное дело, он верил, что оно будет раскрыто. Глаза боятся, руки делают.

– Ну что, Коля, – сказал Аксенов, закончив телефонный разговор с полковником Баженовым. – Подмога к нам едет из Управления по борьбе с организованной преступностью. Вместе с московскими сыщиками мы быстро это дело раскрутим. – Неожиданно Аксенов вспомнил еще одного руоповца, новоградского (шестой отдел ГУВД, региональное управление по борьбе с организованной преступностью), майора Кабанова, который за деньги продавал информацию о преступных группировках другим злоумышленникам. Тогда это дело, которое вел Аксенов, неожиданно предстало совсем в ином свете, и он по своей личной инициативе – впервые за свою следственную практику – так и не довел его до конца. Оно и сейчас висит на нем нераскрытое.

Что удивительно, он и преступников знал, с тремя из них, включая самого Кабанова, здоровался за руку, но именно поэтому лежит в его сейфе такой серьезный «висяк».

Аксенов достал из шкафа портативную пишущую машинку «Свияга» и со скоростью опытной машинистки отстукал сообщение на имя Баженова. Через десять минут следователь московского РУОПа, вложив в рабочую папку полученный из Новограда факс, входил в кабинет начальника.

33

– Вам кого? – спросила Татьяна, слегка испугавшись вида молодого человека. Перед ней стоял рослый парень: здоровый, лицо квадратное, с мороза красное, нос седлом, выражение глаз, однако, доброе.

– Пардон, – парень разогнал перед собой сигаретный дым и щелчком отбросил окурок на лестничную клетку. («Очень культурный», – подумала женщина.) – Мне Николая Александровича, – сказал он.

– Его сейчас нет. Может, ему что-нибудь передать?

Тот пожал плечами.

– Я Зенин Михаил. – Сказал как отрезал.

– Ах, вы тот самый Миша… – Татьяна посторонилась, пропуская гостя в квартиру. – Мне Николай говорил, что вы должны приехать. Только… – Она замялась. Перед ней стоял настоящий «беркут», за плечами которого два десятка успешно проведенных боевых операций, спасший не одну человеческую жизнь. Николай рассказывал ей о нем, но… Она никак не ожидала, что у Колиного боевого товарища такой разбойничий облик.

Женщина справилась со смущением и сказала:

– Николай не описал мне вашу внешность.

– Я бы сам затруднился, – ответил Зенин, снимая куртку в прихожей.

– Не холодно вам? – спросила Татьяна, с сомнением глядя на кожаную куртку без меховой подкладки.

– Привычка, – отозвался Зенин, довольно бесцеремонно разглядывая хозяйку. – Да и на улице тепло.

– Ого! – смеясь, воскликнула женщина. – Двадцать два градуса! Проходите. Сейчас я пельменей сварю. Только магазинные. Будете?

– Буду. В кастрюлю положите пару луковиц и лавровый лист, – распорядился он и по-хозяйски расположился на диване. Потом, спохватившись, встал и шагнул к женщине. – Вы не сказали, как вас зовут.

– Таня, – представилась она.

Он осторожно пожал ей руку и кивнул на телефон:

– Я позвоню?

– Пожалуйста, – она скрылась на кухне, слушая, как громко и радостно приветствовал гость какого-то Костю:

– Как дела, мазила? Угадай, откуда я звоню? Не-а… Не-а… Ну куда тебя занесло?! Там холодно. Бери ближе… Еще ближе… Ну надо же, как быстро догадался! И года не прошло. Хохол тебе не звонил?..

Зенин бросал пельмени в рот, как в топку, ел их с хлебом. Проглотил обе вареные луковицы. Татьяна невольно поморщилась: жареный лук – даже вкусно, маринованный – просто объеденье, но вареный…

Она молча смотрела на Михаила и с каждым проглоченным им пельменем убеждалась, что с Санькой все будет в порядке. Она улыбнулась «беркуту»:

– Еще сварить?

– Да нет, – отказался гость, – спасибо. Николая дождусь. А вы давно тут… эта, – он окинул взглядом кухню, – хозяйничаете? Я ведь ничего не знаю. Может, вас поздравить надо? А я без подарка!

– Рано пока поздравлять, – слегка смутилась женщина. На ее лицо снова набежала тень беспокойства.

Гость заметил перемену в ее настроении.

– Что-то серьезное случилось?

Она кивнула. Глаза ее непроизвольно наполнились слезами.

– Ничего, – успокоил Зенин, – это бывает. Разберемся.

34

Директор новоградской обувной фабрики «Сапожок» принимал Аксенова у себя в кабинете. Юрий Логинов около года назад подписал очень выгодный контракт с итальянской фирмой «Эпин-Дизайн», и фабрика под своей торговой маркой стала выпускать довольно качественную обувь. А раньше… Раньше про обувь новоградского «Сапожка» можно было сказать следующее: «Папе сделали ботинки. Папа ходит по избе, бьет мамашу. Папе сде… лали ботинки…». И все сначала. А сейчас Логинову не стыдно было закинуть ногу на ногу, показывая пару изящных полуботинок собственного производства.

Он тепло приветствовал гостя, долго не отпуская его руку.

– Ты впервые у меня на фабрике? – Логинов тронул спинку кресла. – Садись сюда, Дима. – А сам прошел за свой стол. Гордясь новым компьютерным оборудованием и обращая на него внимание гостя, директор нацелился на клавишу «Enter» и лихо нажал на нее. Тут же перевел взгляд на экран монитора.

– Я к тебе по делу, Юра.

– Конечно, – ответил Логинов, оторвав взгляд от экрана. – Бездельничать мы будем в субботу. Не забыл?

– Как можно! – горячо откликнулся Аксенов. – Только вот все забываю, сколько твоей Надежде исполнится… Помню только – юбилей. Двадцать пять? Тридцать?

– Это ты ей скажешь, – довольно рассмеялся Логинов. Одет он был с иголочки, белоснежные манжеты рубашки были видны настолько, чтобы можно было заметить элегантные запонки. Ногти аккуратно подстрижены, но не под корень, а опять-таки выставляя на обозрение белесые каемки, что намекало о чистоте и породистости директора.

Аксенов был не без глаз и все это заметил, однако подумал про себя, что еще год назад те же ногти были грубо обкусаны, манжеты рубашки застегивались на обычные пуговицы, подошвы сугубо отечественных ботинок оставляли вмятины на линолеуме, а сейчас совершенно бесшумно новая продукция пронесла директора по паркету. И порадовался за мужика: встал на ноги благодаря обуви.

Следователь окинул взглядом богатую коллекцию элегантной обуви на стеллажах, протянувшихся вдоль одной из стен кабинета, и возобновил разговор.

– Юра, тема разговора весьма необычна. Не все, что ты услышишь, должно остаться в тайне от твоих подчиненных, кое-что придется рассказать им.

– Интересно, – протянул Логинов. – Давай, давай, слушаю.

– Одним словом, Юра, мне нужна твоя помощь.

– Давай уточним: тебе лично или следствию? – Логинов устремил на свояка проницательный взгляд.

– А тебе самому как удобнее?

Директор пожал плечами.

– Мы мало общаемся, Дима, как говорится, не роднимся. У тебя свои дела, у меня свои. Одним словом, дела. Работать стало интересно – это факт, но личной жизни поубавилось. Мне удобнее помочь тебе лично.

Сказал как ботинки примерил, подумал Аксенов. Ни одной искренней ноты.

– Хорошо. Просьба необычная, сразу скажу. Можешь на время устроить к себе на работу одного человека?

Логинов слегка помрачнел. Если честно, то такой просьбы от свояка он не ожидал. Он вообще не любил все, что связано со словами «мохнатая лапа» или «волосатый кулак». Особенно сейчас, когда сам проявил инициативу, поднял на ноги свою «кирзовую» фабрику. Тяжелая работа, бессонные ночи, вечные переживания за производство и прочие сопутствующие штуки. Сейчас самому надо бороться за жизнь, неужели Дима этого не понимает? – подумал Логинов.

Видя изменившееся настроение свояка, Аксенов поспешил его успокоить.

– Это ненадолго, Юра, максимум на неделю.

– Да?.. А в чем смысл твоей просьбы?

– Смысл в том, чтобы ты устроил этого человека на руководящую должность. Скажем, подойдет пост твоего зама.

От неожиданности директор свистнул.

– Не свисти, денег не будет, – предупредил его следователь. – Причем оформить его нужно задним числом, примерно месяц-два назад. Теперь о том, что я сказал в начале нашего разговора. Естественно, в курсе будут твой заведующий кадрами, бухгалтер, еще пара-тройка человек. Хотя нет, вру, придется вводить в курс дела весь твой руководящий аппарат.