Текст книги "Группа особого назначения"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Этот пацан что-то знает. Может, это он предупреждал нас по телефону? П-придется захватить его с собой.

Второй ответил что-то о головах, которых не сносить. Наверное, имел в виду свою голову и товарища.

И тут Санька опомнился, хотел убежать, но было поздно. Его ухватили за куртку, заломив руку, пакет с угощением для Витьки упал на пол. Чьи-то руки расшвыряли продукты, сигареты, что-то искали. Потом сознание Саньки погрузилось в темноту…

И вот он здесь. Один. А ведь только недавно рядом были и Витька, и Таня, и Николай.

«Глазок»-волчок. Дверка-кормушка. Беги, Санька».

Мальчик, сжав руками голову, долго просидел в таком положении. Дышать стало еще труднее, он взялся за грудь. Под рукой оказалось что-то прохладное. Санька опустил глаза. К куртке была приколота эмблема элитного подразделения спецназа «Черные беркуты». Мальчик крепче прижал к груди руку, подняв голову к узкому оконцу:

– Коля, найди меня…

Глава седьмая

22

Сергей Марковцев вышел на широкий двор мужского Свято-Петрова монастыря. Потянувшись, широко зевнул. Прикрикнув на рабочую братию подворья, спустился с крыльца и – наступил ногой в свежее, исходившее на морозе паром собачье дерьмо.

«Вот мерзость запущения…»

Он осторожно разулся, помогая себе щепкой. Обувь оставил там, где снял. И широко шагнул, благо до крыльца всего-то чуть-чуть.

Марковцев был одет в спортивный костюм, сейчас на ногах были только носки. Он прошел в свою комнату и надел кроссовки. Внезапно изменил решение – как всегда, пробежаться утром вдоль реки.

У Сергея были длинные волосы, перехваченные на затылке резинкой, борода короткая, тщательно ухоженная, усы умело подстрижены по контуру верхней губы. Взгляд у Марковцева острый, нос с горбинкой, лоб высокий с массивными надбровными дугами. От этого он всегда казался хмурым, даже когда улыбался, складывалось впечатление, что через силу.

Отец Сергея, Максим Марковцев, дослужился до полковника, входя в одну из двадцати четырех бригад спецназа ГРУ (в отличие от КГБ – организация небольшая). Каждая бригада насчитывала более тысячи бойцов со специальным образованием. Кроме того, в каждом отряде было по одному особому подразделению с исполнением функций устранения политических деятелей и глав руководства противника. Часто противники оказывались русскоязычными или на худой конец азербайджаноязычными.

Сергей пошел по стопам отца и попал в особую бригаду спецназа «Ариадна» уже как специалист высокого класса, прошедший школу в войсках специального назначения, и вскоре он возглавил бригаду. В определенных кругах Марковцев был известен по кличке Марк, такой же псевдоним носил советский резидент в США полковник Абель, он же Вильям Генрихович Фишер.

В тридцать девять лет Марковцев неожиданно уволился из бригады и, что уж совсем поразило многих его знакомых, ушел от мирской жизни, став настоятелем мужского Свято-Петрова монастыря в Новоградской области.

Но удивлялись недолго, то тут, то там, подобно эпидемии, возрождались монастыри, настоятелями становились и военные – от мичмана до генерала, от выпускника гуманитарного университета до кандидата наук. Один женский монастырь возглавила член-корреспондент АН Российской Федерации. Как-то по делам Сергей оказался в Псковской области, где любопытства ради познакомился с коллегой. Приятная, еще не старая женщина с фигурой, напоминающей знак параграфа.

Свято-Петров монастырь был основан в начале XVII века монахом Петром. Место очень красивое: ниже обители – заливные луга, речка, лес – не какая-то там лесопосадка, а настоящий сосновый бор. После революции разграбленный большевиками монастырь приспособили под колонию для малолетних. Тащить оттуда было уже нечего, малолетки сами стали пропадать.

Сейчас новый настоятель мог похвастаться богатым подворьем, свинарником, парой конюшен. В одной стояли два четырехгодовалых жеребца, в другой – три роскошных иномарки 1997 года рождения. Возглавлял табун полноприводной «Лендровер» с демультипликатором и отличным коэффициентом аэродинамического сопротивления, принадлежащий лично настоятелю монастыря.

На подворье работали так называемые трудники, в основном бомжи. Много их бывало при монастыре на сезонных работах – с весны до осени, а так личный состав трудников насчитывал четыре человека.

Молиться их не заставляли. Не придут на утреннюю службу – хорошо, придут – выгонят.

Да они и не обижались.

Монахи в Свято-Петровом напоминали шаолиньских – мускулистые, с короткими стрижками, все в себе.

Переобувшись в кроссовки и приоткрыв дверь, Марковцев поманил монаха в спортивном костюме:

– Юра, веди сюда пацана. Заодно покличь Качуру и Ещеркина.

Монах кивнул. Поднявшись по стертым ступеням лестницы, он открыл келью, которая в тридцатые годы служила карцером для малолетних преступников. Вошел, осмотрев помещение, и только после этого остановил свой взгляд на маленьком пленнике.

Монаха абсолютно не тронул болезненный вид мальчика, его напуганные глаза. Он коротко приказал:

– На выход!

Эта команда Саньке была знакома. В груди зародилась надежда: может, отпустят? Хотя вряд ли: «он слишком много знает». Он встал, надев шапку, и, не спуская глаз со спортсмена, приблизился к двери. Парень, пропустив его вперед, закрыл за ним дверь.

– Прямо… Направо… Стой!

Как в тюрьме…

Он открыл низкую дверь, кивком головы показывая пленнику, чтобы тот вошел внутрь. Мальчик, вздохнув, выполнил указание.

Наверное, решил он, глядя на длинноволосого человека, – это начальник. Главный бандит. Однако на бандита не похож: с бородой, уже немолодой, лет, наверное, сорок или чуть поменьше. Обычно бандиты бывают молодыми. А вот их начальники… Начальники, решил Санька, должны быть в возрасте. Правда, их никто не видит, а кто увидит хоть раз… И опять, как в сказке про Морозко: «Кто хоть раз моего посоха коснется – никогда не проснется!»

– Садись. – Марковцев указал рукой на стул. Взгляд тяжелый, недобрый.

Мальчик сел.

В это время в комнату вошли два человека. У Саньки волосы встали дыбом: он узнал в них людей, которые убили Витьку. Он и так был бледен, а тут просто посерел. Рот приоткрылся. Теперь он мог ожидать всего, что угодно, вплоть до того, что его сейчас же начнут убивать.

Они встали в центре комнаты, как показалось Саньке, в ожидании приказа.

Главный закончил изучать лицо мальчика, теперь он бесцеремонным взглядом пробежал глазами по его одежде. И – вперился глазами в грудь Саньки.

– Что это у тебя там? – он показал пальцем на символику спецотряда.

Санька невольно опустил голову, дотрагиваясь до беркута.

– Значок, – ответил он, вновь встретившись взглядом с главным.

– Значок, – тот покивал головой. – А кто тебе его дал?

– Купил в магазине, – нашелся мальчик.

– А где берет? – задал вопрос Марковцев.

– Какой берет? – не понял Санька.

– Черный. Вот от этого значка. Такие знаки выдаются только к беретам. А ну-ка дай мне его, – потребовал он, протянув руку.

Санька медленно покачал головой и скрыл эмблему ладонью.

– Какой плохой мальчик, – деланно сокрушаясь, произнес настоятель. И кивнул Ещеркину: – Сними с него знак.

Нет, просто так он не отдаст память о Колином погибшем товарище. Завязалась короткая, но, самое главное, настоящая схватка, в которой Санька хоть и остался побежденным, но сумел укусить парня за руку. Тут же получил хлесткий удар открытой ладонью по лицу.

Щеку ожгло огнем.

Ещеркин передал знак начальнику. И, не сдержавшись, спросил:

– Что это?

– Это? – переспросил Марк, держа на ладони эмблему. – Это знак элитного спецподразделения «Черные беркуты», его выдают вместе с беретом при зачислении в бригаду. Значит, – сказал он, снова обращаясь к Саньке, – ты не знаешь, кто тебе его дал? Или забыл. Сейчас я тебе напомню. Сюрприз, – дурашливо и нараспев произнес он, переворачивая значок. На обратной стороне были выгравированы всего два слова и четыре цифры: «Алексей Ремез. 1995».

– Вот теперь мы знаем хозяина. Да, – протянул он, – не знал, что дело окажется столь серьезным. А теперь, мальчик, скажи мне, где мне можно повидаться с Алексеем?

У Саньки полыхнула вторая щека, но не от удара. Он смело посмотрел на главаря и отчеканил:

– Он погиб на войне.

– Вот в это я верю, – отозвался бывший подполковник ГРУ. – Просто так такими значками не разбрасываются. Так кто же тебе дал этот знак? Назови мне имя этого человека. А может, ты его украл?

– Я не вор!

– Не верю. – Марковцев, продолжая играть с мальчиком, всплеснул руками. Но глаза остались настороженными. Дело с Виктором Толкушкиным действительно оказалось очень серьезным. Бригада «Беркутов» входила в ведомство Департамента «А» – управление по борьбе с терроризмом. Каким образом кто-то из членов отряда мог быть связан с Толкушкиным? На первый взгляд связи никакой нет, но связующим звеном послужила записка, написанная Толкушкиным, и сам мальчик, который носит на груди знак элитного подразделения.

Марковцев взял со стола записку и снова перечитал ее: «…Скоро у меня будут деньги, о которых я говорил тебе». Настоятель пока решил оставить в покое спецназ и заговорил о Толкушкине:

– Что тебе известно о деньгах?

– Что они не пахнут, – дерзко ответил Санька.

– Зеленые – и не пахнут? – подыграл ему Сергей Марковцев. – Ты же не хочешь, чтобы тебя привязали за ноги к лошади и провезли по двору? Не хочешь, по глазам вижу. Тогда давай поговорим начистоту. Ты мне все расскажешь о деньгах, и я тебя отпущу. Значок отдам, носи, пожалуйста.

– Я ничего не знаю ни о каких деньгах, – начал сдаваться Санька. Он понял, что его действительно могут прокатить по двору и санок не дадут. Но он и в самом деле ничего не знает, однако кто ему поверит? Витька несколько раз заводил разговор о деньгах, но мальчик не вникал в суть разговора, который и носил-то чисто поверхностный характер. А главарь словно подглядывал в шпаргалку: прочитает что-то, спросит. Потом снова. Интересно, что там написано? Санька даже вытянул шею, силясь прочесть хоть слово.

Марк помог ему, протянул записку.

Мальчика вновь резанула жалость к своему другу, когда он читал предсмертные строки Витьки, адресованные ему. И последнее, что сказал в своей жизни Витька, были слова о нем: «Беги, Санька!»

Он нехотя вернул записку, хотя ему хотелось оставить ее себе как память о друге. Ведь она написана ему.

Из горьких дум его вывел надоедливый голос главаря:

– Ты вспомнил что-нибудь?

Санька покачал головой.

– Витя просто говорил о деньгах, что у него их много.

– Допустим, – согласился Марковцев. – А кто ты ему? Родственник? Или друг того человека, который дал тебе этот знак?

– Я не родственник, у меня нет родных и нет дома.

– Глядя на тебя, об этом нетрудно догадаться, – иронично произнес Сергей.

Ну почему Санька сейчас не в своей кепке, драных ботинках, грязной, не по размеру куртке! Они бы поверили ему сразу, может быть, действительно отпустили бы… А сейчас никак не отпустят. Все одно к одному. И почему он так заинтересовался значком?

Марк теребил бороду. «…Поживи пока в нашем подвале… я надеюсь на тебя, друг Санька…» Что бы это значило? Мальчик не похож на бездомного, прилично одет, чистенький, по словам Ещеркина и Качуры, принес в подвал домашние пельмени, колбасу, еще что-то… Но самое главное – это деньги, о которых знает мальчик. Очень большие деньги, его, Сергея Марковцева, бывшего командира бригады спецназа. Несомненно одно: мальчик является связующим звеном между Толкушкиным и человеком, знак которого он носит на груди. Никак нельзя поверить, что это случайность. А Толкушкин, оставляя записку, постарался не раскрыть главного.

А может, он что-то зашифровал в тексте? Нет, на это у покойного боевика Марковцева мозгов не хватило бы. Однако подтекст должен быть, в записке все противоречило друг другу: «поживи в нашем подвале», но у мальчика наверняка есть дом, родители, просто не верится, что какое-то время он мог прожить в подвале. Хотя… временный разлад в семье, мальчик убежал из дома, но вот вернулся, затем снова пришел, но уже в качестве гос-тя, принеся домашнюю еду. Это объяснение было вполне приемлемым.

Но своим необыкновенным чутьем холодного профессионала Марк угадывал за всеми этими противоречиями, недомолвками и подтекстами очень значимую фигуру, тоже профессионала, причем его класса. Как модно сейчас стало говорить: «знаковая фигура». И словно насмешка или подтверждение – знак элитной бригады спецназа у мальчишки. Он гордо красовался у него на груди, то ли насмехаясь, то ли бросая вызов самому Марку. Или все вместе.

«Черные беркуты»…

Костяк этой бригады состоял из лучших чистильщиков спецназа бывшего Министерства безопасности. Сергею даже не пришлось бы разуваться, чтобы пересчитать по пальцам профи его класса из этой бригады. Время идет, профессионалов становится больше, а с другой стороны – меньше, и вот из «стариков»-чистильщиков он мог бы сейчас назвать только: Игоря Орешина, Николая Кавлиса, Вдовина, Степина; ходили разговоры о классном снайпере подразделения, но у того по большому счету узкая специальность, хотя это совсем не так. Только вот фамилия пока не дается в руки… Олег, кажется, Аносов. Ну да бог с ним.

Из молодых Марковцев почти никого не знал. Но это не означало, что они ниже классом. Однако и тут есть «но». «Старик» всегда даст фору более молодому товарищу. Марковцеву почти сорок один, но кто из молодых в его отряде сможет противостоять ему даже в рукопашном бою? Никто. Пожалуй, только Вадим Ещеркин. Марк одним взглядом выиграет поединок, задавит своим авторитетом. А если спец не ведает об авторитете соперника? Что ж, тем хуже для него, вот тогда он действительно покажет класс.

И вот у себя на затылке Марк ощутил неутомимое, «старческое» дыхание кого-то из «беркутов». Но кого? Он, уже давно осев в провинции, не слышал новостей о коллегах из родственных подразделений. Алексей Ремез – из молодых, сомневаться тут не приходилось. Сергей даже поверил мальчику, что обладателя знака уже нет в живых. Этот знак достается с кровью и слезами, за него порой отдают жизни, и просто так с ним не расстаются.

– Назови мне адрес, где ты живешь.

– У меня нет дома.

– Это очень легко проверить. Если ты меня обманываешь, тебя будут искать твои родители. Они обязательно заявят в милицию, а по телевизору покажут твою фотографию, маленький врун, и твои приметы. Что тогда?

Санька промолчал. А что отвечать, когда последний раз его фотографировали в детсаду, да и снимков тех не осталось.

– Кто тот человек, который дал тебе… что ты знаешь… кто ты ему… ты его украл… это ты звонил по телефону…

Вопросы сыпались на мальчика, как снег на голову, он уже перестал что-либо соображать. Знал только одно: просто так он отсюда не уйдет. В его душу не просочилось ни капли досады на Витьку, написавшего ему записку, на Колю, который прикрепил к его груди знак элитного подразделения. Наоборот, было что-то очень важное во всех этих событиях, которые сплелись воедино, четко не прорисовывались, но ставили в центр его, Саньку.

Эхом прокатились от уха до уха слова главаря:

– Мне не хочется делать тебе больно, но, наверное, все-таки придется. – Марковцев посмотрел на Ещеркина. – Он укусил тебя? – И, получив утвердительный кивок, продолжил: – Посади его в самую темную камеру. К крысам. Сам не трогай его, пусть над ним поработают злые-презлые грызуны. Ух, я тебе! – И погрозил мальчику кулаком.

Он разговаривал с Санькой, как со взрослым, не умея общаться с детьми.

– Крысы, – напомнил настоятель.

Крысы…

Да Санька в своей жизни столько крыс видел, что ими можно было всю жизнь кормить и главаря, и его бандитов. Нашел чем испугать! Да он с ними на «ты»! Может, у него дудочка в кармане! Заиграет, как Нильс из сказки, и все крысы пойдут себе прямо в кабинет к главарю. Однако он мысленно поторопил Кавлиса: «Давай, Колян, вытаскивай меня отсюда. Плохо мне».

23

Сергей уселся за руль «Лендровера» и завел двигатель. Выезжая с подворья, резко повернул. Боковые валики прочно удержали водителя в кресле. Отличная машина, в который раз порадовался Марковцев. Попробовать бы ее в настоящем, тропическом бездорожье – наше, российское, для этого джипа как скоростная магистраль.

Выехав на шоссе, Сергей утопил педаль газа, стрелка спидометра уползла к отметке 120 километров в час. Но дискомфорта не чувствовалось, шумоизоляция надежно поглощала рокочущие звуки дизеля.

Марковцев ехал на железнодорожную станцию Курени (десять километров от монастыря), чтобы позвонить по телефону. В монастыре телефона не было, а в таком деле сотовой связью бывший разведчик воспользоваться не рискнул. Он десятки раз пользовался услугами диспетчеров маленькой станции, где было два телефона: в самой диспетчерской и в небольшой пустующей конторке, где раньше располагались весовщики и кассир. Сейчас взвешивать было нечего, билеты продавать некому: пассажирские поезда и грузовые составы за редким исключением проносились мимо.

Перебросившись ничего не значащими фразами с диспетчером, Сергей прошел в конторку и набрал номер. Ему ответил начальник отдела информации областного УВД майор Маханов.

– Привет, Слава, – поздоровался Марковцев. – «Пробей» Ремеза Алексея. Похоже, местный, из Новограда.

– Ни разу не слышал такую фамилию. Тебе срочно? – спросил Маханов.

– Да нет. Устроит через пару минут, – пошутил Сергей.

– Позвони через полчасика.

Для человека, возглавляющего отдел информации УВД, «пробить» нужного человека особого труда не составило. Но это не значило, что Маханов ведал всей информацией в управлении. В частности, в его задачи входила работа с прессой. У него был помощник и секретарша. Самая легкая в управлении работа, на которую метили многие офицеры, – практически отсутствовала какая бы то ни была ответственность.

Через полчаса Марковцев имел на руках несколько странную информацию. Квартира Алексея Ремеза была продана Кавлису Николаю Александровичу. В деле фигурировала справка о смерти Ремеза, выданная в городе Полярный, Мурманская область.

Кавлис…

Еще одна редкая фамилия. Но не для Марка. Он-то слышал о майоре спецназа, заместителе командира бригады «Черные беркуты», хотя лично они не встречались. Но профессионалы такого уровня, как Кавлис и Марк, знакомы заочно. Но что Кавлис делает в Новограде? Неужели тоже оставил службу? А если нет? Придется вплотную заняться «беркутом».

Марковцев усмехнулся: достойный противник, с таким даже ради интереса стоило иметь дело.

Глава восьмая

24

Квартира Елены Окладниковой после пожара выглядела весьма плачевно. Пожарная команда прибыла на место оперативно, но огонь сделал свое дело: квартира буквально тонула в копоти и почерневшей от сажи воде. Командир отряда пожарников авторитетно указал на очаг возгорания.

– Можете считать мои выводы предварительными, – сообщил он следователю капитану Бочарову, – но скажу, что пожар возник от лампочки. Скорее всего ее обмотали тряпкой, пропитанной легковоспламеняющейся смесью.

– Умышленный поджог? – осведомился следователь, склонившись над обгоревшим трупом женщины.

– Выводы будете делать сами. Мое дело – определить очаг возгорания и написать рапорт. А дальше пусть разбираются специалисты.

Кое-кто из соседей, толпившихся у подъезда, уже успел дать показания. В этой квартире жила Елена Окладникова, обеспеченная молодая девушка, не замужем, ездит на иномарке, хорошо одевается. Где работает? Содержит две торговые точки, современные мини-магазины. Один тут, рядом, второй где-то у кинотеатра «Слава». Последний месяц ее не было видно, соседи не особо дружат с респектабельными жильцами, даже не всегда здороваются. Особенно это относится к молодым женщинам: ну просто неприятно видеть, как – вся накрашенная, в шикарной дубленке, высоких сапогах, в золоте – выходит она из роскошной иномарки и – топ-топ своими посеребренными копытцами к подъезду. Почему ей позволено жить красиво, а им, большинству соседей, нет? Как будто она другой породы. Ну, такая чистокровная!

– Это ее бог наказал, – прошамкала какая-то старуха, тыча высохшим пальцем на почерневшие окна квартиры Окладниковой. Оттуда валил пар.

Оперативник Владимир Лындин наведался в магазин Окладниковой, который назывался просто: «Ларчик». Две продавщицы были крайне взволнованы, до них уже дошла весть о пожаре в квартире их начальницы, и они по очереди ходили к ее дому смотреть, как работают пожарники.

Оказалось, что у Окладниковой есть партнер по бизнесу, некто Юрий Радеев. Одна из продавщиц сообщила, что сейчас он на месте происшествия.

– Пойдемте, – предложила она Лындину, – я покажу его вам.

Радеев стоял чуть в стороне от основной массы народа, глубоко затягиваясь сигаретой. На вид ему было около сорока, несмотря на мороз, без шапки, стрижка короткая, под глазами густая сеть морщин, от носа протянулись две глубокие складки.

Лындин представился.

– Как давно вы не видели Елену Окладникову?

– Три недели уже, – ответил Радеев. В толпе прошел слух, что в сгоревшей квартире обнаружили тело хозяйки. Но подтверждений пока не было.

– И не обеспокоились, что пропал ваш партнер? – осведомился Лындин.

– Она предупредила меня. Уезжаю, говорит, может быть, на месяц. Сказала, что у нее проблемы. – И пояснил: – У нас, как и у каждого в бизнесе, есть друзья, способные разрешить любые вопросы. Я напомнил ей об этом. Она ответила, что у нее проблемы личного характера. Добавила, что все будет хорошо, вернется – все расскажет. И положила трубку.

– Так вы разговаривали по телефону?

– Да.

– И вы ей больше не звонили?

– Зачем? Она же сказала, что уезжает.

Лындин нутром опера почуял, что Радеев что-то недоговаривает.

– Значит, вы не звонили ей?

– Ну звонил, – довольно резко отозвался коммерсант. – И что из этого?

– И что она вам сказала?

– Ничего, – Радеев покачал головой. – Я слышал ее голос, записанный на пленку автоответчика. Оставил ей сообщение: мол, беспокоюсь за нее. Просил еще раз подумать о помощи.

– С Окладниковой у вас были только деловые отношения?

– На этот вопрос я могу и не отвечать, – недовольно проговорил Радеев. – Нет, иных отношений у нас не было. У меня жена, двое детей, один уже достаточно взрослый.

– У нее был кто-то близкий?

– Естественно. Его фамилию я не знаю, но зовут Виктор, я видел их вместе несколько раз.

– Оставьте мне свои координаты. Позже я возьму с вас официальные показания. Вот здесь телефон следователя. Если вспомните что-то существенное, звоните.

Юрий Радеев позвонил следователю Бочарову в половине восьмого вечера, после выхода ежедневной программы местного ТВ. В сводке о происшествиях, которые так или иначе интересовали партнера Окладниковой, прошел короткий репортаж с места пожара. Радеев видел, как из подъезда выносили тело Елены, накрытое тканью. Он, конечно, не знал, что к этому часу судебные медики уже дали заключение: смерть наступила в результате нанесенных травм в области шеи. Орудием убийства могла быть кухонная разделочная доска, высокая спинка стула и так далее.

Сам следователь не очень-то обрадовался этому заключению; еще раньше он нахмурился от предварительного рапорта начальника пожарного отряда: умышленный поджог. Уже тогда пахло убийством, а не несчастным случаем. И вот судебные медэксперты поставили точку.

Следствие только началось, разрабатывались несколько версий, первым делом пытались найти друга Окладниковой, Виктора. И вот неожиданно помог партнер погибшей.

Вначале следователь не понял, о чем ему толкует коммерсант Радеев, но постепенно лицо его стало проясняться. Репортаж о происшествиях заканчивался телеобращением к гражданам Новоградской области: опознать по фотографии мужчину. С большим трудом, но несколько сомневаясь, Радеев узнал в нем человека, в компании которого несколько раз видел Елену. В этой ситуации он сделал все, что смог, ему помогла хорошая видеотехника японского производства. На пульте дистанционного управления он выбрал опцию capture still – захват изображения, нажал на кнопку и тут же получил распечатку на принтере. Фотографию мужчины показывали достаточно долго, пока шло само сообщение, этого времени Радееву вполне хватило, чтобы сориентироваться. И он в течение нескольких минут разглядывал мертвое лицо. Да, несомненно, это тот самый Виктор, знакомый Елены Окладниковой.

Нина Радеева не могла одобрить его выбора – нашел что «захватывать», она все еще была под впечатлением смерти девушки, однако муж снял трубку телефона и, сверившись с номером следователя, позвонил.

25

Для Бочарова выяснить, кто давал информацию на канал ТВ об опознании трупа, было несложно, вскоре он знал, что это дело ведет старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры Аксенов. И появился неплохой шанс спихнуть дело об убийстве Елены Окладниковой на горпрокуратуру. Все говорило за то, что два убийства тесно связаны друг с другом и являются одним делом. Бочаров возбужденно потер руки и связался с Аксеновым. Слава богу, несмотря на поздний час, тот оказался на месте.

– Дмитрий Иванович? – осведомился он. – Следователь Бочаров из городского. У меня хорошие новости для вас, – посмеиваясь про себя, сообщил капитан. – Опознали мы парня, которого показали по телевизору.

Аксенов прикрыл трубку ладонью и шепнул Кавлису:

– Кажется, у нас известия. – Николай кивнул и ближе придвинулся к рабочему столу брата. – Да-да, слушаю, – отозвался Дмитрий.

– Фамилию его мы не знаем, – сообщил Бочаров, – но вот зовут его Виктор. Он являлся близким другом Елены Окладниковой. Ее адрес вам продиктовать? – спросил он.

– Конечно, – откликнулся Аксенов. – Записываю.

– Улица Краснодонская, 61, квартира 29.

– Большое спасибо, – Дмитрий Иванович искренне поблагодарил коллегу.

– Не за что. У меня есть некоторые дополнения, – сказал Бочаров, раздуваясь от самодовольства.

«Ну надо же, какой сердобольный», – подумал Аксенов и сказал, что с удовольствием выслушает. Однако любезный тон капитана породил в нем некоторое беспокойство.

– Дело в том, Дмитрий Иванович, что сегодня в районе 16.30 по местному времени гражданка Окладникова скончалась в своей квартире от сильного удара тупым предметом в область шеи. Затем преступник или преступники обмотали лампочку полотенцем, предварительно пропитав его легковоспламеняющейся смесью, предположительно этиловым спиртом, и включили свет. В результате этих действий в квартире возник пожар. Ни отпечатков пальцев, ни каких-либо других улик, указывающих на преступников, моей следственной группой обнаружено не было. Осмотр места происшествия производился согласно статье 178 УПК до возбуждения уголовного дела, по кругу участников – с привлечением специалиста. Имеется в виду эксперт-пожарник как специалист в уголовном процессе.

«Скотина! – обругал про себя Бочарова следователь прокуратуры. – Вот и выяснил новые обстоятельства дела об убийстве…» Как принимать дела от коллег по сыску, он знал хорошо. Эта процедура начнется с самого утра.

– Что-то случилось? – спросил Кавлис. – Новости оказались плохими?

– Хорошими, – буркнул Аксенов и положил трубку. – Еще один труп по этому делу. Убита подруга того парня, которого ты нашел в подвале котельной. Причем почти в одно и то же время. Такое чувство, что это твой пацан замочил трех человек и скрылся.

– Мне не до шуток, Дима.

– А что? Малолетний преступник. Нашел тупой предмет, ударил девушку по шее… – Аксенов вздохнул. – Ладно, Коля, извини, устал я. Да тут еще этот кретин Бочаров, мать его!..

– Что он еще сказал?

– Что квартиру… как ее… – он заглянул в листок бумаги, – Елены Окладниковой подожгли. Не осталось никаких улик, все дымом вышло. Но все равно завтра придется покопаться среди головешек. Может быть, что-нибудь найдем. Знаешь, какая это тяжелая работа? – посетовал он. – Знакомые, родственники, сослуживцы, соседи – сотни человек, и с каждым нужно поговорить, снять показания… Ладно, дело как дело, ничего особенного в нем, кроме похищения, я не вижу. Хотя, честно говоря, и в похищение верю с трудом. Испугался парнишка, дал деру. Оклемается – придет, никуда не денется.

Кавлис покачал головой:

– Нет, Дима, тут все гораздо серьезнее. Ты ведь и сам так думаешь.

– Выпьем? – неожиданно предложил Аксенов. – У меня водка в сейфе есть.

Николай отказался.

– Пей один.

– Ну, брат, я еще не докатился до такого состояния, чтобы пить в одиночку. – Внезапно лицо Аксенова перекосилось. – Хотя лучше выпью один, чем с Надькой. Ну до чего я не люблю эту бабу!

– Ты о ком? – не понял Кавлис.

– О Наташкиной сестре, о ком же еще! В субботу у нее юбилей, сорок лет, придется идти. Ну подавила своей властью старшей сестры, все у нее лучше: и вода из крана, и район, и муж, и сват, и брат. О чем ни заведи разговор – а у меня лучше, у вас хуже. Я своей говорю: «Вот ты ничем похвастать не можешь, даже тем, прости господи, что у тебя муж в прокуратуре работает. Это не у тебя муж «важняк», это у твоей сестры свояк следователь по особо важным». Надька никогда не скажет, что вот, мол, у моей сестры, – она обязательно ввернет, что у нее. А моя Наташка – галах! Ничего у нее нет хорошего, все сестрино. Даже я своей жене не принадлежу. Я – свояк! Ты понял, Коля? Живу в дерьме, а вот посмотреть, как по-настоящему живут люди, меня приглашают в субботу. Ногу, что ли, сломать, чтоб не ехать… Коля, трахни меня по ноге своей рукой! Прошу как брата. Сумеешь сломать?

– Ставь, – улыбнулся Николай.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Смех смехом, – сказал Аксенов, – а ты мне – тоже не родня. Ты – Надькин родственник. Вот если б ты был бомжем, то – наш, кровный. Как мне надоело все это!.. И ведь не скажешь, сразу обе обидятся. И Ольга вся пошла не в мать, – продолжил Аксенов. – Хвалится, как ее тетка. Да ты, наверное, должен помнить, Ольга рассказывала Саньке, что у нее дядя – директор обувной фабрики. И голосом Надьке подражала: «Моего дядю Юру возят на работу на «Вольво». А у самого в гараже ржавеет «трешка» восьмидесятого года выпуска – насильственное прибеднение. Я все думал, что бы такое приобрести, чтобы у нас с Наташкой было лучше, чем у Надьки?.. Давай, говорю, Наташ, продадим квартиру и купим джип! Но и это не выход. Купи я джип, выяснится, что гоняет третья модель «Жигулей» лучше «Чероки», бензина жрет – пол-литра на тысячу километров: до Москвы и обратно – литр. А оборотов делает – ты мне не поверишь! Второй тахометр пришлось воткнуть. Слава богу, теща у меня человек. Знаешь, порой я тебе завидую, Коля: холостой, свободный. Ничего не сравниваешь, все у тебя лучшее… Давай выпьем, а?

Кабинет Аксенова был обставлен в спартанском стиле, ничего лишнего: сейф, два стола, пара книжных шкафов, в углу кабинета – вешалка.

Аксенов открыл сейф, достал бутылку водки, порывшись в кармане, вынул «Дирол» – вместо закуски.