Текст книги "Тень летучей мыши"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 10

Мухаммед пригласил Султана в свою юрту. Когда он приходил сюда, величие отца подавляло его. Качества Мухаммеда не внушали преклонения, хотя пренебрежения к другим он в себе никогда не выдавал. Ничего выдающегося в нем, включая внешность, не наблюдалась, но он мог решить дела, требующие тонкого подхода. Именно это удивляло, настораживало, даже пугало. Если бы он объявил себя преемником пророка, в его окружении никто бы не удивился. Его и почитали в схожем качестве.

Каждую неделю по его голове проходила, как беспощадная газонокосилка, опасная бритва. Никто, кроме его личного парикмахера, не видел этой процедуры. Поговаривали, что Мухаммед сам брился, а парикмахер только держал зеркало и, прикусив губу от напряжения, мысленно водил рукой с опасной бритвой, мысленно заклинал хозяина: «Не порежься!»

Снова сравнив отца с пророком, Султан подумал о неизбежности: от него ничего нельзя было скрыть.

У входа в шатер они с Батыром разулись. Султан поставил свою обувь рядом с ботинками отца, а Батыр свою – чуть позади и сбоку от обуви товарища, даже в этом придерживаясь дурацкого правила о тонком удовольствии в послушании.

Прежде чем войти в эту огромную палатку, украшенную изнутри бесценными коврами из верблюжьей шерсти, Султан пророчески прошептал: «Когда-нибудь я снесу ее. Не могу представить, что я здесь рос». Он взглядом еще раз спросил Батыра: «Готов?». На самом деле вопрос был много длиннее и глубже по смыслу: «Готов ли ты натурально лжесвидетельствовать против того, кому собирался лгать?». Лгать не простому смертному, но мессии.

«Кто ждет мессию – не дождется, что он вдруг спустится с небес. Мессия слишком человечный, чтобы иметь небесный вес».

Это четверостишие принадлежало перу Мухаммеда, который был талантлив во всем. Когда Султан заставал его, низко склонившегося над столом, ему всегда казалось, что писанина в любой ее форме – его призвание, его жизнь. Вот и сейчас он что-то строчил на листе бумаги.

Блеснув в повороте головы своей лысиной, он жестом руки подозвал сына.

Султан и Батыр приблизились. Обычно в такие моменты, когда отец не отделял мух от котлет, то есть ставил сына в один ряд с другими членами клана, он виделся Султану военачальником. Тем же Ногаем, союза с которым добивались русские княжества, Сербия, Польша, Болгария. Вперив в Султана колючий взгляд, отец молчал не меньше минуты. Султан мог бы подумать, что на него дыхнула пролетавшая мимо Снежная королева. Но грудь его вздымалась (и дальше он углубился в анатомию человека), а значит, работали легкие, обогащая кровь живительным кислородом; а значит, его большое, без единого рубца сердце билось, качая кровь по идеально отполированным венам, проталкивая ее до глубины мозга...

Мухаммед очнулся раньше Султана. А тот пропустил его вступительное слово. Показалось, отец поздоровался с ним. И он поздоровался тоже.

– Здравствуй, отец.

Ответом послужил раскатистый смех. А дальше... Дальше случилось непоправимое. Мухаммед отвел взгляд от сына и в упор посмотрел на Батыра.

– Подойди ближе, Батыр. Сядь.

Вот оно что... Султан тяжело сглотнул. Выходит, он пригрел на груди змею. Батыр сдал его. Султан сделал ошибку, когда не удосужился развить эту мысль. Батыр оказался хитрее лисицы и, чтобы удержать голову на плечах, решил снести голову товарища. Он предал Султана, защищая себя. Можно ли говорить о качестве предательства – оно предательством быть не перестало. Султан знал своего отца. Мухаммед мог переварить мышьяк, но только не предательство.

Батыр приблизился к Мухаммеду и сел – спиной к Султану. «Иуда – он не посмел посмотреть мне в глаза». Он потерял все мужское, кроме единственного ребра. Султан не мог сравнить его с женщиной, потому что более подходящий, образ собаки, выткался перед ним.

Отец отчего-то тайную операцию, которую провернули его сын и Батыр, назвал сделкой («Ничего себе – сделка! – фыркнул Султан. – Подобрать похожего человека, убить его, представить за другого, ощетинившись нервами, и так дальше»), добавил, что она – выдающаяся. «Жаль, что она – последняя».

– Как же ты мог допустить в свою голову мысль, что тебе это сойдет с рук? Бог решил тебя наказать и лишил разума?

Он говорил, а Султану оставалось лишь молчать, испытывая к нему неприязнь; и скоро она переросла в лютую ненависть. Султан ненавидел этого божка; его уже не слепил блеск его головы, который многие принимали за ореол, – скорее это отсвет его личного солнца, которое он сам и зажег, и оно стремительно падало за горизонт. Рушился его собственный мир. А мир Султана Узбека поднимался, рос на глазах. Он мог поклясться, что видел будущее. Самое страшное он пережил, чего же еще ему было страшиться?

Он поглаживал рукоятку пистолета, как если бы поглаживал голову бойцовой собаки перед финальной командой: «Фас!»

В кармане его куртки лежал пистолет, которому мог позавидовать любой ценитель огнестрельного оружия. Это был подарок отца. Именной – он настаивал на таком названии, хотя пистолет системы Калашникова был трофейным, автоматический пистолет от самого именитого оружейника всех времен и народов.

Султану надо было форсировать события, и действовал он быстро и хладнокровно. Он ожег Батыра взглядом:

– Когда же ты успел, собака, донести на меня?

Батыр не ожидал нападения и пропустил удар рукояткой пистолета. Охнув, он схватился за голову и повалился на пол.

Султан был уверен, что это всевышний водит его рукой. Он не хотел убивать отца сразу – одной пулей, навылет. Он стрелял ему в левую половину груди, в сердце. Мухаммед рухнул на одно колено, одной рукой оперся о пол, а другую протянул к сыну. Может быть, он защищался, кто знает? Он открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег, но наружу не вырвалось ни звука, даже хрипа.

Султан опустился рядом и взял отца за руку, и если бы посмел – обнял бы его. В эти минуты мысли о том, что это он убил его, оставили Султана. Он покидал этот мир – это все, что ему нужно было знать. Ему было чертовски тяжело провожать отца, но такова участь детей – провожать своих родителей в последний путь. И он сказал это вслух.

И он не мог видеть, как страдает его отец. Если бы мог позвать помощь... Но он был единственным человеком, который мог оказать Мухаммеду Узбеку содействие. Держа левой рукой его правую руку, Султан выстрелил ему в грудь. И еще раз нажал на спусковой крючок пистолета. Выпустив его из рук, он отпустил руку отца, и тот повалился набок. Его рот снова открылся и закрылся – то вылетел из его груди дух, и Султан даже поднял глаза к куполу шатра, провожая его блуждающим взглядом.

Он рассчитал все точно. Вложив в руку Батыра пистолет, из которого был убит Мухаммед, он лег рядом с ним и не без труда перекатил его на себя, оказавшись в положении поверженного. Ему был важен один только момент, один миг, когда дверь пропустит в шатер личного телохранителя Мухаммеда по имени Шарип.

Очнувшийся Батыр подарил ему несколько секунд борьбы. И они стали самими достоверными в жизни Султана. Телохранитель вбежал в шатер в тот момент, когда Батыр схватил Султана свободной рукой за горло, а вооруженную руку приподнял, как будто не знал, что делать с пистолетом. Но ствол «калашникова» оказался направленным в сторону Шарипа. Батыр большего для Султана сделать не мог. Шарип не дал ему ни одного шанса, не оставил бы никакой надежды никому другому. Он навскидку попал Батыру точно в висок. Не успела его голова дернуться, как телохранитель еще дважды спустил курок. Султан всегда завидовал скорострельности Шарипа.

Он сделал то, что должен был сделать: расслабился. Но едва дышал под навалившимся на него Батыром.

Шарип столкнул с него обмякшее тело, мельком глянул на Султана и бросился к Мухаммеду. Секунда, и сам Султан оказался рядом. Пальцы Шарипа пробежали от заднего угла нижней части челюсти вниз по шее, пока не легли в углубление рядом с дыхательным горлом Мухаммеда, в то место, где хорошо прощупывается пульсация сонной артерии... «Нет», – сказали его глаза. «Бесполезно».

Прошла минута, не меньше, прежде чем телохранитель окончательно уверился, что потерял хозяина, которому служил на протяжении долгих лет. А тот, полный безнадеги, взгляд предназначался Султану и настраивал самого Шарипа к самому худшему.

Султан не стал переигрывать, шептать «отец», заламывать руки и прочее. Его взгляд и так был опустошенным. Он боялся пошевелиться. Боялся посмотреть на Батыра – вдруг он жив?.. Но это не беда. Он придушил бы его голыми руками.

Султан снова ощутил приступ дежавю, выдавая желаемое за действительное: Батыр виделся ему убийцей отца. Вопросы же Шарипа сводились к следующему: «Что случилось с Батыром? Почему ум его помрачнел до такой степени, что он поднял руку на хозяина, своего покровителя, своего бога?» Султан отвечал, но только мысленно: «На этот вопрос может ответить только он. Кто знает, может быть, он в эту минуту держит ответ перед всевышним». И эта мысль оказалась такой острой, что в эту ночь Султану приснился сон.

Батыр сидит на отполированной до блеска скамье. За судейским столом явно кто-то находится, но его не видно из-за яркого ореола, который подобно ткани ниспадал на все четыре стороны, и это было символично. Батыру странно смотреть на солнце, не чувствовать жара, но – тепло.

Вечером Султан, разбитый, выжатый как лимон, придавленный событиями этого тяжелого дня, попросил... вишневого вина. Ему принесли именно то венгерское, с которым он сравнил домашнее, что пил в компании Василия Исакова. Он не добавил – «и Батыра». Все, хватит о нем.

Утром он проснулся главой клана, семьи, этой первой ячейки мафии. Семья состояла из родственников и связанных с семейством людей, составляла основу и суть мафии. Сегодня признанным главой семейства стал не самый авторитетный член семейного клана, но – преемник. Он отождествлял свою свободу с полной слепой покорностью своего отца. Он давно усвоил (а вчера доказал): «жизнь сурова и жестока, и достигать каких-либо преимуществ можно любой ценой, в том числе и пролив кровь своего вожака». И это была цитата, а не его слова.

На экстренно созванном совете Султан Узбек впервые произнес слова из так называемого кодекса чести.

– Наш отец покинул нас. У него была только одна причина на это – смерть. Мы знаем имя обидчика. Он мертв. Но живы его родственники. Уверен, правосудие свершится.

* * *

Рассказ Султана занял весь обратный путь. Мысли Сергея Марковцева, так или иначе взволнованного откровением Узбека, были противоречивыми. Это Мухаммед обосновался близ места, где покоился Адам, а Султан лишь смиренно принял этот факт, размышлял Сергей. А потом... потом все стали считать, что это была идея Султана. Наверное, потому что на месте шатра, украшенного изнутри дорогими коврами из верблюжьей шерсти, вырос каменный дворец. Обитателя шатра быстро забыли. Точнее, постарались быстро забыть. Мухаммед отдал Богу душу, и его влияние распространялось разве что в царстве мертвых. Безграничная власть... Он всегда стремился к ней, и вот однажды преуспел.

...Султан подошел к сейфу, тип которых всегда вызывал у Сергея Марковцева удивление: его наверняка трудно было вскрыть – на месте, но унести – легко. Он был не больше хлебницы.

Покрутив ручку, как радист тонкую настройку, Султан, прислушиваясь к щелчкам, открыл дверцу и вынул продолговатую картонную коробку. В ней могли храниться шоколадные конфеты или карандаши в два ряда. Султан открыл ее. Марк надеялся увидеть «именной» пистолет – «весь в алмазных каменьях» или хотя бы с инкрустированной рукояткой и гравированным стволом. И поначалу принял его за «макарова». Но это был «калашников», разработанный в 1950 году как штурмовое оружие, пистолет-пулемет, по сути, с вместительным двухрядным магазином на двадцать патронов. Султан Узбек сохранил этот пистолет – в кобуре, которая могла использоваться как приклад. Казалось, только она и подверглась напору времени, а пистолет как был новеньким, почти что в масле, так и остался.

– Ты не можешь прикоснуться к истории, – объявил Султан. – Не можешь дотронуться до реликвии, которая убила моего отца...

– И сделала тебя каракалпакским Карлеоне.

– Это так, – без обиды и заносчивости, без печали в голосе, но отнюдь не сухо ответил Султан. – Отец просчитался: его авторитет, его власть надо мной разрушилась, как только из его уст прозвучала угроза в мой адрес. Жить мне или ему? – Султан пожал плечами. – Может быть, и так вопрос не стоял. Я не мог умереть под ножом, как жертвенный баран. Больше всего я бежал от этого. От позора? – спросил он сам себя.

– Почему нет?

– Почему нет? – повторил Султан и снова пожал плечами.

Глава 11

Марковцев уже забыл, что такое тренироваться по-настоящему...

Кто-то из первых его инструкторов, он уже не помнил кто именно, сказал: «Главное, чтобы спина и ноги у тебя были сильными». Инструктор ничего не сказал про шею, которая у него самого была бычьей, и руки, которыми он мог поднять поддон с кирпичами. Но для Сергея с тех пор стали главными упражнения для развития силы мышц ног, целый комплекс упражнений. И сегодня он ступил на тропу воспоминаний – не щадя себя, наплевав на «схоластику»: резко начинать или бросать что-то – чревато последствиями. Он всегда придерживался обратного.

Главными в комплексе упражнений были прыжки и приседания с отягощением. Эти упражнения здорово помогли ему в совершенствовании боевого самбо и потому, что были базовыми.

Он начал с прыжков из положения низкого приседа...

Ему придавали силы эти древние руины. Он доставал головой и ногами в прыжках воображаемых предметов рядом с могилой Адама...

За ним наблюдал и вечный дух первого человека, и призраки тех, кто были похоронены здесь и отдали свою плоть падальщикам...

Он прыгал на двух ногах и на одной, чувствуя, как наливаются силой мышцы. Он прыгал в высоту через те самые пирамиды, возведенные паломниками, прыгал через спасенное им время и был им благодарен.

Здесь было где прыгать и в глубину, и он, начав с метровой высоты, закончил «рекордной» трехметровой – с глубоким приседом на обе ноги, группированием и перекатом.

Марк не удержался от шалости. Султан шел ему навстречу – может быть, для того, чтобы предостеречь, отчитать или прочитать мораль на тему святотатства, – Сергею на это тоже было глубоко плевать. Он с ходу оттолкнулся двумя ногами от пирамиды, в которой было ровно семь кирпичей, и перелетел через голову Султана. Когда тот обернулся, Марк успел сделать кувырок, смягчая руками падение.

Он стоял, раздетый до пояса, разгоряченный, в ожидании морали. И ничего не понял поначалу, когда Султан сбросил свою куртку, стянул водолазку, а потом и майку с короткими рукавами – как будто уравнял шансы.

«Ну-ну», – усмехнулся Марк, невольно оценивая его фигуру. Было заметно, что Султан редко тренировался. Но плечи его были хорошо развиты, равно как и его длинные, как у гориллы, ручищи.

Он не бросился в атаку – хотя Марк не исключал и такого развития событий. Он потянулся – совсем как Брюс Ли, хрустя суставами, наклонился, доставая ладонями до земли, вгоняя Марковцева свой пластичностью в легкий ступор.

Но вот Марк дождался того, что называл неожиданностью. Султан, тряхнув руками, резко сблизился с ним. На расстоянии пары шагов от него он продемонстрировал свое мастерство: рассек воздух руками, как громадным миксером. А затем, раскрутив свое тело в прыжке, выбросил ногу в эффектном ура маваши. По сути дела, он сломал дистанцию, не давая Сергею возможности ответить каким-нибудь маховым ударом.

И он не успел спросить, закончил ли Султан презентацию и не пора ли приступать к делу. Пора. Марк не успел опомниться, как Султан, усыпивший его «кусочком ката», перешел на кураш; ему недоставало только ватного стеганного халата с мягким поясом. Он уже тянул Марка, отступая и прогибаясь, намереваясь швырнуть его на землю. Марк моментально присел, захватил его ногу и оторвал ее от земли. Потом подставил свою ногу и, толкая Султана за шею вниз под себя, сам бросил его на землю. Вернее – хотел бросить. Кураш для Султана был не только забавой. Он продолжал давить, и Марк, ставя свою ногу сзади его ноги, под его напором же отклонился назад. И оба они упали на землю.

Султан оказался на четвереньках, а Сергей – сбоку. И просто не мог не захватить его ближнюю руку из-под плеча. А дальше – дело техники. Он подсунул под него ногу, ложась на бок. Перекинув ногу через его спину и голову, уперся голенью в его шею и опрокинул на спину. Зажав захваченную руку бедрами и прижимая к груди и прогибаясь, Марк медленно выпрямил руку Султана...

Медленно. На хорошей скорости этот прием не делается. Его всегда делают медленно, давая противнику почувствовать, что значит клещами вытягивать жилы и выкручивать суставы.

Султан терпел сколько мог. Он и задыхался – потому что его шею Марк по-прежнему держал, как в тисках, подколенным сгибом. Он буквально рвал его. И он сделал то, чем всегда заканчивается этот прием: правой рукой, которой не мог дотянуться до лица Марковцева, постучал по земле.

Прежде чем отпустить хватку, Марк поднял голову. На него с расстояния сорока метров смотрела дочь Султана. Амина словно пришпорила лошадь, когда Марк отпустил руку ее отца, а он тут же начал потирать ее, болезненно морщась. Пара мгновений, и девушка растворилась среди пирамид.

Султан встал, подал Сергею руку и помог подняться с земли – как победитель поверженному. Какое-то время не отпускал его руку. Отпустил ровно в тот момент, когда Сергей открыл рот, чтобы спросить, не гомик ли он.

Султан нагнулся за своей майкой и бросил ее Марку со словами:

– Вытри спину.

– Себе?

– Мне.

– Мы не в бане, и твоя майка – не мочалка.

Одеваясь на ходу, он первым покинул это священное место. Султану Узбеку досталась роль капитана, проигравшего сражение.

Сергей шел по следам узбечки и в буквальном смысле слова заметал их, чтобы Султан не узнал о ее присутствии здесь. Она стала свидетелем его поражения, а это, был уверен Марк, для Султана что-то значило.

Нет, объектом ее интереса был не Сергей Марковцев, а отец. Она впервые видела его таким по-настоящему раскованным. Даже людей вокруг него поубавилось. Марк заменил собой пять, а то и десять человек.

Амина не была чистокровной узбечкой. Рожденная от первого брака с русской, она просила называть себя креолкой. Амина была чертовски красива и знала об этом. По десятибалльной шкале она тянула на девять с половиной.

Глава 12

Москва

Валерий Кознов некоторое время наблюдал за Шарипом Мохсеновым и пришел к выводу, что бывший телохранитель Мухаммеда Узбека даже своей одеждой подчеркивал память о покойном хозяине. В чем это выражалось? Шарип был одет во все белое, включая бежевый пуховик и костюм; лишь его голубой галстук слегка контрастировал с одеждой. Он-то точно знал предпочтения в одежде Султана – только черного цвета. И в этом читался вызов, «наброшенный» Шарипом Султану.

Он был улыбчив и походил на преуспевшего адвоката, вся жизнь которого и прошла под девизом защиты, теперь он делал людям добро даром или брал за услуги небольшую, чисто символическую плату. У Кознова сложилось именно такое впечатление о благообразном Шарипе.

Еще он подумал о том, что если на Мохсенова одеть в традиционную узбекскую одежду, она не приблизит его к образу седовласого аксакала.

Приехал на неприметном трехдверном джипе и, едва встретившись взглядом с Козновым, подошел к нему и протянул руку:

– Здравствуйте, – прозвучал его красивый баритон. – Это вы хотели со мной поговорить?

– Да, – Кознов ответил на рукопожатие, не называя своего имени. – Поговорим на моей или на вашей территории? Выбор за вами.

– Погорим на нейтральной.

Шарип Мохсенов по-русски говорил без малейшего акцента. Выходца из восточной республики в нем выдавала желтоватая кожа и резко очерченные скулы.

Он указал рукой на свою машину. Его жест был широким, он как бы предлагал провести беседу и на ходу, и на месте.

Это был обычный неприметный внедорожник «Вранглер» серого цвета. Эта машина вызывала реальные картины бездорожья, рвы и канавы, преодолеть которые для этого джипа – раз плюнуть.

Мохсенов открыл дверцу, сел за руль. Вставив ключ в замок зажигания, заводить машину не спешил. Он смотрел в окно, как если бы ехал в это время вдоль леса и, прищурившись, любовался природой.

– По телефону вы сказали, что речь пойдет о будущем Султана Узбека, так? – акцентировал он, по-прежнему глядя в боковое окно. Он явно скопировал этот упор с Кознова в телефонном разговоре. – Меня интересует все, что касается будущего Султана. Он – сын человека, которому я служил верой и правдой... восемнадцать лет, – с небольшой задержкой сказал он. – Да, восемнадцать лет. Мне было сорок один, когда хозяина убили. Его часы остановились ровно в пятьдесят. Ну, без каких-то минут, – Шарип улыбнулся Кознову, как старому знакомому.

У него странный прикус, отметил Кознов. Как будто у него не было зубов на нижней челюсти. Он только что по-старчески не причмокивал. Ему шестьдесят шесть, подсчитал Кознов.

Шарип задал вопрос и ждал ответа на него, и неважно, что после он сделал небольшое отступление.

– Будущее Султана находится в моих руках. Я убью его – с вашей помощью или без нее.

Мохсенов, похоже, не удивился. Его собеседником был не молодой, а достаточно зрелый человек, а люди в таком возрасте редко разбрасываются словами и пустыми обещаниями.

– Вижу, вы знаете то, о чем узкий круг лиц предпочитает умалчивать. – Шарип выдержал довольно длительную паузу, во время которой закурил папиросу и выпустил дым через опущенное окно. – Я был Мухаммеду больше опекуном, нежели телохранителем. Я всегда держался в стороне от криминальных разборок и перипетий. Я недолюбливал Султана. Когда он был маленьким, смотрел на всех волчонком. Выбрал себе друга со стороны. Батыр не был членом семьи. Обыкновенный босяк. Я всегда ощущал исходящую от Султана угрозу, как от шипящей гадюки или черной тучи над головой.

– В конце концов он ужалил отца.

– Ну да, – подтвердил Шарип таким тоном, как будто речь шла о болезненном, но безопасном для жизни укусе – пчелы, например.

– Помните, что предшествовало этому убийству?

– Султан провалил простое, в общем-то, задание, которое ему поручил отец, – ответил Шарип. – Ему предстояло убрать одного офицера по фамилии Кознов. Валерий Кознов, да. Но тот ускользнул из рук Султана и Батыра. Эти два друга придумали ход, который рано или поздно лишил бы одного из них головы. Мухаммед не тронул бы сына, но Батыр, принимая предложение своего друга, был обречен. Они убили русского рабочего, изуродовали его лицо и представили его как Кознова. Точнее – только решили представить. Нервы у Батыра не выдержали и он, опередив Султана, обо всем рассказал Мухаммеду. Вот тут-то Султан и совершил роковую ошибку. Он плохо знал своего отца, иначе не поднял бы на него руку. И здесь не обошлось без игры. Когда я прибежал на шум, Султан лежал на полу, а Батыр – на нем. Я выстрелил в Батыра автоматически. Но позже понял, что Батыр не мог душить Султана, это Султан держал его на вытянутых руках. И общее впечатление было таково, что Батыр, убив Мухаммеда, хочет убить и его сына. Прошли секунды, и я понял все. Как будто мне обо всем рассказал хозяин, от мертвых глаз которого я не мог отвести взгляда. Он словно отдал мне приказ.

Шарип немного помолчал и продолжил:

– Это я сохранил клан Узбеков. Король умер, но трон не мог оставаться без короля. Если бы я обвинил Султана и свидетельствовал против него, кланом бы правил его дядя. А так Султан был коронован уже через несколько часов после смерти Мухаммеда. Он читал все, что было у меня в душе, по моим глазам. Но когда я склонил голову, в знак подчинения ему, ненависть в них пропала. Он оценил этот момент.

– Действительно? Это он вам сказал об этом?

– Я еще жив. Других доказательств мне не требуется.

– Но вы не простили его?

– Как я могу его простить? Вы бы простили? Как вас зовут?

– Валерий. Валерий Кознов.

* * *

В полном молчании прошла минута, другая. Так же, не говоря ни слова, Шарип Мохсенов завел машину и тронул с места.

– Куда мы едем? – спросил Кознов.

– Ко мне домой.

– Вы живете один?

– Я в таком возрасте, который позволяет жить одному. Еще несколько лет, и я не смогу встать без посторонней помощи. Однажды я проснусь с ощущениями лошади, которой пора на бойню. Возраст, которого я достиг, – один из лучших, поверьте мне.

«Подходящая речь для твоих похорон», – заметил Валерий.

А Шарип вдруг заговорил о «милости Султана».

– Я проработал на него шесть лет – не телохранителем, нет, – он боялся меня.

– Но почему он в таком случае от вас не избавился?

– Почему не избавился? Я был единственным человеком, который стоял между ним и его отцом. Я был хранителем тайны, и он боялся ее потерять. У него свои понятия о вере, и это лучше, чем жить без веры. И это легко понять. Когда он появился в Фергане, куда я перебрался вскоре после похорон Мухаммеда, я, можно сказать, влачил жалкое существование. На мне были две мои сестры, оставшиеся без мужей, и их дети. Я построил сараи, отремонтировал дома, начал свыкаться с этой жизнью. Не заметил, как пролетели годы. Султан дал мне поручение – не Бог весть какое. Этим он дал понять, что не забыл меня. Он запачкал свои черные туфли в козьем помете, но даже не поморщился. Он заплатил мне хорошие деньги. «Не хочешь вернуться?» – спросил он меня. Я покачал головой: «Нет». Да и некуда было возвращаться. Я не был предан Мухаммеду настолько, чтобы умереть, как собака, на его могиле. Он был сильной личностью. Я любил его... как брата.

Мохсенов продолжил тему уже дома. Налив выпить, он устроился в кресле.

Глаза у него загорелись, подметил Валерий. Шарип ждал этого дня каждый день. И вот он настал.

Он мог увидеть в Кознове виновника всех бед. Но благоразумия у него было не занимать.

– Ты сказал, что хочешь убить Султана. Что движет тобой, месть? Неудовлетворенность? – перечислил он.

Кознов покачал головой:

– Нет. Все гораздо прозаичнее. Султана заказали.

– Тебе?

– Да.

– Тебе заплатили большие деньги?

– Это не имеет к делу никакого отношения. Помните, я сказал, что убью его с вашей помощью или без нее? Дни, – сделал очередной упор Кознов, – дни Султана сочтены.

– Что именно тебя интересует, спрашивай.

Валерий Кознов поставил бокал с вином на стол и подался вперед. Он рассчитывал на помощь этого старика и был уверен, что тот не откажется. В этом плане Валерий хорошо поработал головой. С памятью у него было все в порядке. Он не раз и не два возвращался в мыслях к этому старику, который представлялся ему старой беззубой коброй, доживающей свой век перед кроличьей норой. Не в силах ужалить жертву, он поджидал такого же, как и он прежде, ядовитого товарища.

Кознов не успел ответить. Шарип сам предложил план, от которого сам бы и открестился, поостыв немного.

– Я могу вызвать Султана сюда, в Москву, назначить ему встречу, и тогда ты убьешь его.

«Да, действительно, он здорово машет на беззубую кобру, – еще раз сравнил Кознов. – И я немолодой. Но у меня есть зубы и полный мешок яда. Я смогу отрыгнуть ему кусок переваренного кролика, и он уползет под камень, наконец-то сытым, счастливым и довольным».

Кознов в ответ на скоропалительное предложение Шарипа отказался, плавно переходя на «ты»:

– Ты хочешь вызвать Султана... Это может насторожить его. Но ты прав: мне нужно знать, когда Султан будет в Москве.

– Тебя интересует день и час?

Кознов в знак согласия наклонил голову.

– Попробую сделать это через младшую дочь Султана.

– Ее зовут Аида?

– Да, – подтвердил Шарип. – Одно время я опекал ее в Москве.

– Как долго?

– Достаточно для того, чтобы она в ответ на мою просьбу не сказала «нет», а потом просто бы промолчала.

– Меня этот вариант устраивает.

Шарип встал.

– Я приготовлю поесть. Теперь ты мой желанный гость.

Кознов рассмеялся: «Пусть будет так».

На кухне Шарип в первую очередь вынул из холодильника кусок баранины и вооружился острым ножом с тяжелым обухом...

– Ты был за границей? – спросил он.

– Да, – ответил Кознов.

– Мне понравился городок в Южной Италии. Маленький, красивый, непраздный, со своей историей. Я прохаживался мимо невысоких зданий и по-детски недоумевал: они наступают на море, или море наступает на них?.. А потом... Потом как наваждение. Мне показалось, что я в бегах, а Султан достал меня в Сорренто. Я на коленях, как и положено перед королем, и лицо мое наливается кровью. Это Алимджан душит меня.

– Ты просто устал.

– Да, устал от собственных мыслей... Порой я даже оправдывал Султана. Я спрашивал себя – чем отличался Султан от Мухаммеда Бердибек хана, двенадцатого хана Золотой Орды? Тот пришел к власти, организовав заговор, приведший к убийству своего отца. Сразу же после обряда вступления в должность он приказал убить всех, кто мог быть его реальными конкурентами. Всего были убиты двенадцать его родственников. А своего восьмимесячного брата Бердибек убил, ударив о землю.

– Да, Султан по сравнению с ханом – сам младенец. Убил только отца, но не тронул родственников.